Страница:
На четвертый день Морган почти окончательно пришел в себя и, решив, что длительное пребывание в постели скажется на его рассудке, сел и свесил ноги с кровати. Фейт подбоченилась и грозно сверкнула глазами. Одарив ее бесшабашной улыбкой, Морган с трудом поднялся на ноги, и Фейт напряглась, готовая подхватить его, когда он начнет падать. Он сделал шаг и слегка покачнулся, ухватившись за ее хрупкое плечо.
— Дай-ка стул, малышка, А если найдешь мне толстую палку, я перестану быть для тебя обузой.
— Не пытайтесь умаслить меня, Джеймс Морган де Лейси. Ваша нога нуждается в покое. Только попробуйте встать со стула, и получите этой самой палкой по своей упрямой голове.
Морган бросил изумленный взгляд на маленькую служанку и хмыкнул, увидев грозное выражение ее лица.
— Вот, значит, как? Ты готова бить лежачего? Только не забывай, что я скоро встану на ноги и смогу отомстить.
Он усмехнулся, и Фейт присела в чересчур почтительном реверансе.
— Слушаюсь, ваша милость, — отозвалась она с притворным смирением. Возможность говорить, что думаешь, была настолько непривычной, что Фейт казалась себе восхитительно дерзкой, когда позволяла своим мыслям вырываться наружу. И не переставала удивляться, что Морган не обижается, не говоря уже о большем. — Я сварила овощной суп. Хотите попробовать?
— Полагаю, без мяса, — скривился он, вытянув перед собой больную ногу.
— Вы даже не заметите этого. — Фейт налила суп в щербатую миску и поставила ее на стол, положив рядом буханки хлеба. Она сгорала от любопытства, желая услышать, как он был ранен, и вместе с тем не хотела ничего знать. А что, если она подает еду убийце? Пожалуй, лучше оставаться в неведении относительно того, что происходит за стенами дома. Не за горами весна, когда она сможет уйти отсюда! Вряд ли он станет ее удерживать.
Напомнив себе, что ее христианский долг — наставить Моргана на праведный путь, Фейт примостилась на бочке напротив него, вместо того чтобы, как обычно, заняться мытьем посуды. Она с удовольствием наблюдала, с каким аппетитом он ест приготовленный ею суп. Если бы не суровое выражение лица и ледяной блеск в глазах, Морган был бы на редкость красивым мужчиной. Неужели он не мог избрать себе поприще, более достойное, чем преступная жизнь?
— Вы никогда не думали о том, чтобы найти себе менее опасное занятие?
Морган поперхнулся супом, уставившись на дерзкую девушку, которая с самым серьезным видом взирала на него через стол, уткнувшись остреньким подбородком в сложенные ладони. Все эти месяцы они тщательно избегали всяких упоминаний о его занятии. Должно быть, она здорово осмелела за последнее время. Вот к чему приводит чрезмерная снисходительность. Она должна знать свое место.
— Меня устраивает мое занятие, — заявил он тоном, не терпящим возражений.
— Настолько устраивает, что вы едва не лишились жизни или, по меньшей мере, ноги? — осведомилась Фейт, стараясь не обращать внимания на гневные искорки, вспыхнувшие в его глазах. Отец не побоялся разъяренной толпы, так неужели ее испугает один искалеченный мужчина.
— А вот это не твое дело. Я скорее умру с оружием в руках, чем подохну с голоду.
— Голод вам не грозит, — решительно произнесла Фейт. — Заведите корову, цыплят, огород, и у вас будет все, что только пожелаете.
— И, по-твоему, это все, что мне нужно? — Глубоко возмущенный, Морган перехватил инициативу и перешел в наступление: — По-твоему, я должен довольствоваться клочком земли и жалкой коровенкой? А ты сама хотела бы всю жизнь собирать яйца и помешивать горшки?
Мысли о шелках и кружевах пронеслись в мозгу Фейт, но она прогнала их. Не в богатстве счастье, однако нарисованное им будущее представлялось довольно унылым.
— Это лучше, чем болтаться на виселице. Разве у вас нет никакой профессии? Можно продать эту землю и перебраться в город, если вам не нравится сельская жизнь.
— О, сельская жизнь мне очень даже нравится. — Он насмешливо улыбнулся. — Я совсем не прочь скакать по своим угодьям, разводить лошадей и заботиться о благополучии сотен арендаторов. Однако католик недостаточно хорош для всего этого. Ваш распрекрасный парламент не оставил мне никакого другого поприща, кроме разбойничьего. Даже этот клочок земли принадлежит мне лишь потому, что какому-то англичанину не повезло в игре. Но мне недолго владеть им, если станет известно, что я католик, — заметь, католик, а не разбойник с большой дороги. Наступит день, когда у меня будет все, чего я пожелаю, и заплатят за это проклятые англичане, лишившие меня всего, на что я имел законное право.
Фейт нечего было возразить. Последователи Уэсли подвергались глумлению и даже насилию по всей стране, но их никогда не преследовали так, как католиков. Она не разбиралась в законах, но не могла поверить, что можно лишить человека права на достойную жизнь. Вздохнув, она встала и принялась убирать посуду.
— Боюсь, если вы продолжите в том же духе, то лишитесь самого ценного, чем владеете, — медленно сказала она.
— Я не дорожу жизнью. — Преодолевая боль в ноге, Морган поднялся и направился к двери.
Глупо было надеяться, что она сможет изменить его, но и он поступает неразумно, не желая меняться. Если бы только он мог понять… Но он слеп, и причиной тому ненависть и упрямство. Вспомнив, что Морган приютил ее, когда никому не было до нее дела, Фейт поклялась еще раз попытаться переубедить его. Душа у него добрая, и он, в конце концов, поймет, что она права.
Морган вернулся с освежеванным кроликом и толстой веткой, на которую он опирался при ходьбе. Фейт покачала головой, досадуя на его глупое упрямство, но придержала язык. Судя по его осунувшемуся лицу, гордость и так обошлась ему недешево. Она налила ему кофе, нашла бочонок, чтобы он мог положить на него больную ногу, и продолжила чистить картошку для ужина.
— Когда нога заживет, я поеду в Лондон, поищу твоих родственников. Расскажи мне о них. — Морган глотнул кофе, глядя на худенькую спину Фейт. Насколько он мог судить по ее напряженной позе, она все еще сердилась. Никто никогда не интересовался его судьбой, и Морган не привык к этому. Но уступать не собирался. Через несколько недель она уйдет, и все пойдет по-прежнему. Об этом позаботились англичане, будь прокляты их черные сердца.
— Особенно нечего рассказывать, — отозвалась Фейт. — Родственники отреклись от моих родителей, когда те приняли учение Уэсли. Я никого из них не знаю. Отца звали Джордж Генри Монтегю, а мать — Петиция Карлайл Монтегю. Мне известно только то, что они родом из благородных семейств и получили хорошее образование.
Если Монтегю и вправду принадлежат к знати, найти их не составит труда. А вот вернуть вновь обретенное дитя в лоно семьи — совсем другое дело. Маловероятно, что Фейт легко откажется от веры своего отца, не тот у нее характер. В этом Морган имел возможность убедиться.
— Что ж, будет с чего начать поиски, — бодро заметил Морган, в надежде успокоить ее. Если они снова начнут копаться в его преступном прошлом, то непременно поссорятся. А ему совсем не хочется восстанавливать ее против себя.
— Лучше бы вы нашли мне работу, — заявила Фейт вызывающим тоном. — У меня нет ни малейшего желания быть чьей-то бедной родственницей. Я в состоянии заработать себе на жизнь.
— Никогда не слышал подобной чуши! — раздраженно воскликнул Морган, забыв о своих благих намерениях. — Жить с родными намного лучше, чем работать на чужих людей. Ты ничего не знаешь об окружающем мире.
Фейт швырнула нож, которым чистила картошку, и сердито сверкнула глазами.
— Я знаю достаточно, чтобы никому не доверять. И вы окажете мне большую услугу, если впредь будете заниматься своими делами.
Она гордо прошествовала к двери и выскочила из дома. Она не знала почему, но ей было больно думать о том, что придется покинуть эту уединенную хижину. Все дело в том, что у нее нет дома, сказала себе Фейт, пойдя в теплый амбар. Но когда вдохнула благоухающий сеном воздух, сердце ее болезненно сжалось. Никогда больше она не увидит этого рыжего кота, никогда не будет ухаживать за чалой кобылкой и кормить огромного жеребца, если уедет в Лондон. Сама мысль об этом была невыносима.
Они поужинали в отчужденном молчании и легли спать без обычного обмена дневными впечатлениями. Фейт забралась на чердак, сделав вид, что не слышит, как Морган потянулся за бутылкой, стоявшей на буфете. Пусть топит в выпивке свое скверное настроение. Ей нет до этого никакого дела.
Фейт разбудили тихие звуки, казалось, кто-то бродит внизу. Осторожные шаркающие шаги действовали ей на нервы. Морган никогда не крался и не шаркал ногами. Даже испытывая боль, он держался прямо и твердо ступал по земле.
Происходило что-то непонятное. Судя по холоду, царившему в комнате, час был более поздним, чем ей казалось, и огонь в очаге давно погас.
Рука ее скользнула под подушку, где лежал пистолет, который она не трогала с момента возвращения Моргана. Ненавистный металл обжег ладонь, и Фейт чуть не выронила оружие, но приглушенный звук, донесшийся снизу, заставил ее пальцы сомкнуться вокруг рукоятки.
Бесшумно подкравшись к отверстию в полу чердака, Фейт посмотрела вниз. Вначале она ничего не видела, но, когда глаза привыкли к темноте, едва не вскрикнула.
Посередине комнаты темнел массивный силуэт, который никак не мог быть Морганом. Фейт видела, как Морган вскинулся на кровати, потянувшись к сабле, висевшей на вбитом в стену гвозде, но раненая нога подогнулась, и он рухнул на постель.
Этого оказалось достаточно, чтобы чужак замахнулся на него дубинкой, и пальцы Фейт крепче сжали пистолет.
Глава 7
Глава 8
— Дай-ка стул, малышка, А если найдешь мне толстую палку, я перестану быть для тебя обузой.
— Не пытайтесь умаслить меня, Джеймс Морган де Лейси. Ваша нога нуждается в покое. Только попробуйте встать со стула, и получите этой самой палкой по своей упрямой голове.
Морган бросил изумленный взгляд на маленькую служанку и хмыкнул, увидев грозное выражение ее лица.
— Вот, значит, как? Ты готова бить лежачего? Только не забывай, что я скоро встану на ноги и смогу отомстить.
Он усмехнулся, и Фейт присела в чересчур почтительном реверансе.
— Слушаюсь, ваша милость, — отозвалась она с притворным смирением. Возможность говорить, что думаешь, была настолько непривычной, что Фейт казалась себе восхитительно дерзкой, когда позволяла своим мыслям вырываться наружу. И не переставала удивляться, что Морган не обижается, не говоря уже о большем. — Я сварила овощной суп. Хотите попробовать?
— Полагаю, без мяса, — скривился он, вытянув перед собой больную ногу.
— Вы даже не заметите этого. — Фейт налила суп в щербатую миску и поставила ее на стол, положив рядом буханки хлеба. Она сгорала от любопытства, желая услышать, как он был ранен, и вместе с тем не хотела ничего знать. А что, если она подает еду убийце? Пожалуй, лучше оставаться в неведении относительно того, что происходит за стенами дома. Не за горами весна, когда она сможет уйти отсюда! Вряд ли он станет ее удерживать.
Напомнив себе, что ее христианский долг — наставить Моргана на праведный путь, Фейт примостилась на бочке напротив него, вместо того чтобы, как обычно, заняться мытьем посуды. Она с удовольствием наблюдала, с каким аппетитом он ест приготовленный ею суп. Если бы не суровое выражение лица и ледяной блеск в глазах, Морган был бы на редкость красивым мужчиной. Неужели он не мог избрать себе поприще, более достойное, чем преступная жизнь?
— Вы никогда не думали о том, чтобы найти себе менее опасное занятие?
Морган поперхнулся супом, уставившись на дерзкую девушку, которая с самым серьезным видом взирала на него через стол, уткнувшись остреньким подбородком в сложенные ладони. Все эти месяцы они тщательно избегали всяких упоминаний о его занятии. Должно быть, она здорово осмелела за последнее время. Вот к чему приводит чрезмерная снисходительность. Она должна знать свое место.
— Меня устраивает мое занятие, — заявил он тоном, не терпящим возражений.
— Настолько устраивает, что вы едва не лишились жизни или, по меньшей мере, ноги? — осведомилась Фейт, стараясь не обращать внимания на гневные искорки, вспыхнувшие в его глазах. Отец не побоялся разъяренной толпы, так неужели ее испугает один искалеченный мужчина.
— А вот это не твое дело. Я скорее умру с оружием в руках, чем подохну с голоду.
— Голод вам не грозит, — решительно произнесла Фейт. — Заведите корову, цыплят, огород, и у вас будет все, что только пожелаете.
— И, по-твоему, это все, что мне нужно? — Глубоко возмущенный, Морган перехватил инициативу и перешел в наступление: — По-твоему, я должен довольствоваться клочком земли и жалкой коровенкой? А ты сама хотела бы всю жизнь собирать яйца и помешивать горшки?
Мысли о шелках и кружевах пронеслись в мозгу Фейт, но она прогнала их. Не в богатстве счастье, однако нарисованное им будущее представлялось довольно унылым.
— Это лучше, чем болтаться на виселице. Разве у вас нет никакой профессии? Можно продать эту землю и перебраться в город, если вам не нравится сельская жизнь.
— О, сельская жизнь мне очень даже нравится. — Он насмешливо улыбнулся. — Я совсем не прочь скакать по своим угодьям, разводить лошадей и заботиться о благополучии сотен арендаторов. Однако католик недостаточно хорош для всего этого. Ваш распрекрасный парламент не оставил мне никакого другого поприща, кроме разбойничьего. Даже этот клочок земли принадлежит мне лишь потому, что какому-то англичанину не повезло в игре. Но мне недолго владеть им, если станет известно, что я католик, — заметь, католик, а не разбойник с большой дороги. Наступит день, когда у меня будет все, чего я пожелаю, и заплатят за это проклятые англичане, лишившие меня всего, на что я имел законное право.
Фейт нечего было возразить. Последователи Уэсли подвергались глумлению и даже насилию по всей стране, но их никогда не преследовали так, как католиков. Она не разбиралась в законах, но не могла поверить, что можно лишить человека права на достойную жизнь. Вздохнув, она встала и принялась убирать посуду.
— Боюсь, если вы продолжите в том же духе, то лишитесь самого ценного, чем владеете, — медленно сказала она.
— Я не дорожу жизнью. — Преодолевая боль в ноге, Морган поднялся и направился к двери.
Глупо было надеяться, что она сможет изменить его, но и он поступает неразумно, не желая меняться. Если бы только он мог понять… Но он слеп, и причиной тому ненависть и упрямство. Вспомнив, что Морган приютил ее, когда никому не было до нее дела, Фейт поклялась еще раз попытаться переубедить его. Душа у него добрая, и он, в конце концов, поймет, что она права.
Морган вернулся с освежеванным кроликом и толстой веткой, на которую он опирался при ходьбе. Фейт покачала головой, досадуя на его глупое упрямство, но придержала язык. Судя по его осунувшемуся лицу, гордость и так обошлась ему недешево. Она налила ему кофе, нашла бочонок, чтобы он мог положить на него больную ногу, и продолжила чистить картошку для ужина.
— Когда нога заживет, я поеду в Лондон, поищу твоих родственников. Расскажи мне о них. — Морган глотнул кофе, глядя на худенькую спину Фейт. Насколько он мог судить по ее напряженной позе, она все еще сердилась. Никто никогда не интересовался его судьбой, и Морган не привык к этому. Но уступать не собирался. Через несколько недель она уйдет, и все пойдет по-прежнему. Об этом позаботились англичане, будь прокляты их черные сердца.
— Особенно нечего рассказывать, — отозвалась Фейт. — Родственники отреклись от моих родителей, когда те приняли учение Уэсли. Я никого из них не знаю. Отца звали Джордж Генри Монтегю, а мать — Петиция Карлайл Монтегю. Мне известно только то, что они родом из благородных семейств и получили хорошее образование.
Если Монтегю и вправду принадлежат к знати, найти их не составит труда. А вот вернуть вновь обретенное дитя в лоно семьи — совсем другое дело. Маловероятно, что Фейт легко откажется от веры своего отца, не тот у нее характер. В этом Морган имел возможность убедиться.
— Что ж, будет с чего начать поиски, — бодро заметил Морган, в надежде успокоить ее. Если они снова начнут копаться в его преступном прошлом, то непременно поссорятся. А ему совсем не хочется восстанавливать ее против себя.
— Лучше бы вы нашли мне работу, — заявила Фейт вызывающим тоном. — У меня нет ни малейшего желания быть чьей-то бедной родственницей. Я в состоянии заработать себе на жизнь.
— Никогда не слышал подобной чуши! — раздраженно воскликнул Морган, забыв о своих благих намерениях. — Жить с родными намного лучше, чем работать на чужих людей. Ты ничего не знаешь об окружающем мире.
Фейт швырнула нож, которым чистила картошку, и сердито сверкнула глазами.
— Я знаю достаточно, чтобы никому не доверять. И вы окажете мне большую услугу, если впредь будете заниматься своими делами.
Она гордо прошествовала к двери и выскочила из дома. Она не знала почему, но ей было больно думать о том, что придется покинуть эту уединенную хижину. Все дело в том, что у нее нет дома, сказала себе Фейт, пойдя в теплый амбар. Но когда вдохнула благоухающий сеном воздух, сердце ее болезненно сжалось. Никогда больше она не увидит этого рыжего кота, никогда не будет ухаживать за чалой кобылкой и кормить огромного жеребца, если уедет в Лондон. Сама мысль об этом была невыносима.
Они поужинали в отчужденном молчании и легли спать без обычного обмена дневными впечатлениями. Фейт забралась на чердак, сделав вид, что не слышит, как Морган потянулся за бутылкой, стоявшей на буфете. Пусть топит в выпивке свое скверное настроение. Ей нет до этого никакого дела.
Фейт разбудили тихие звуки, казалось, кто-то бродит внизу. Осторожные шаркающие шаги действовали ей на нервы. Морган никогда не крался и не шаркал ногами. Даже испытывая боль, он держался прямо и твердо ступал по земле.
Происходило что-то непонятное. Судя по холоду, царившему в комнате, час был более поздним, чем ей казалось, и огонь в очаге давно погас.
Рука ее скользнула под подушку, где лежал пистолет, который она не трогала с момента возвращения Моргана. Ненавистный металл обжег ладонь, и Фейт чуть не выронила оружие, но приглушенный звук, донесшийся снизу, заставил ее пальцы сомкнуться вокруг рукоятки.
Бесшумно подкравшись к отверстию в полу чердака, Фейт посмотрела вниз. Вначале она ничего не видела, но, когда глаза привыкли к темноте, едва не вскрикнула.
Посередине комнаты темнел массивный силуэт, который никак не мог быть Морганом. Фейт видела, как Морган вскинулся на кровати, потянувшись к сабле, висевшей на вбитом в стену гвозде, но раненая нога подогнулась, и он рухнул на постель.
Этого оказалось достаточно, чтобы чужак замахнулся на него дубинкой, и пальцы Фейт крепче сжали пистолет.
Глава 7
Фейт не помнила, как нажала на курок. Она даже не помнила, как целилась. В ее памяти не сохранилось ничего, кроме ужаса и ярости, охвативших ее, когда смертельное оружие нависло над головой Моргана, и она поняла, что он не успеет отразить удар. Прогремевший выстрел явился для нее такой же неожиданностью, как и для остальных участников драмы. Впрочем, Морган тут же схватился за саблю, а чужак рухнул на колени и боком повалился на пол.
Картинка, похожая на кукольный спектакль, внезапно обрела ужасающую реальность, и Фейт, словно обжегшись, выронила пистолет.
При виде бледного лица, смутно белевшего в чердачном люке, Морган кинулся к лестнице, не обращая внимания на лежавшее на полу тело. Мерзавец никуда не денется, а вот бедный ребенок, похоже, нуждается в помощи. Морган даже забыл о боли в ноге, когда схватил Фейт и прижал к груди. Он с трудом спустился вниз, благодаря небеса, что не свалился с лестницы. Фейт била нервная дрожь, и она теснее прижалась к его теплому телу, уткнувшись лицом в плечо. Морган баюкал ее в своих объятиях, испытывая несвойственную ему нежность. Он уложил Фейт в свою постель, укрыл одеялом и оставил под защитой массивного алькова.
Хватило одного мгновения, чтобы убедиться в том, о чем он уже догадался. Моргану приходилось убивать, и ему был знаком тошнотворный ужас при виде жизни, исчезающей вместе с дымком, вырвавшимся из дула. Он привык к смерти и не испытывал сочувствия к наемнику, который не задумываясь лишил бы его жизни. Судя по габаритам, это был Такер. Видимо, известие о ранении Моргана придало ему смелости, и он пришел грабить и убивать, что делал уже не раз. Каковы бы ни были его намерения, негодяй умер легче, чем заслуживал.
От сознания, что это-дело рук невинного ребенка, оказавшегося под его опекой, сердце Моргана болезненно сжалось. Знать, что на твоих руках кровь, — тяжкое бремя даже для бывалого мужчины, что же говорить о юной, неокрепшей душе? Нужно срочно убрать Такера. А затем он постарается представить все случившееся ночным кошмаром, о котором следует забыть. Впрочем, это было так же невозможно, как достать луну с неба.
Избавиться от трупа было проще простого, но мешала раненая нога. Морган с отвращением тащил тело по полу, а зловещее молчание в алькове не предвещало ничего хорошего.
Он не осмелился взглянуть на Фейт, когда ненадолго вернулся в хижину, чтобы надеть рубашку и сапоги. Вначале нужно спрятать тело. Как ни печально, Фейт теперь убийца, как и многие из тех, кто скрывается в этих лесах. Конечно, предстань она перед законом, ее действия можно было бы оправдать самозащитой, но едва ли ей удастся дотянуть до суда. Слабой женщине в тюрьме не выжить. И не важно, что Фейт еще ребенок. Дети составляют половину обитателей Ньюгейта. Неудивительно, что практически всех подсудимых отправляют на виселицу. До суда доживают лишь закоренелые преступники. В сущности, это немногим отличается от «охоты на ведьм» в прошлом столетии: если несчастная жертва утонула, значит, невиновна.
Предаваясь горьким размышлениям о британском правосудии, Морган, кряхтя, взвалил тело Такера на спину кобылы и повел ее в лес. Никто не станет скорбеть по этому мерзавцу. Если даже у покойного есть где-то жена и дети, они будут только благодарны, что избавились от жестокого тирана, который рано или поздно оказался бы на виселице. Впрочем, едва ли эти доводы успокоят девочку.
Когда Морган вернулся, Фейт по-прежнему сидела, завернувшись в одеяло. В ее огромных глазах был ужас. Поврежденное бедро чудовищно ныло, и Морган присел на краешек постели, вытянув ногу, чтобы не тревожить рану.
Что он мог сказать? Он заключил Фейт в объятия и откинулся на подушки, увлекая ее за собой. Его ноги оставались на полу. Намерения были самыми чистыми. Никто не узнает, как они провели эту ночь. Пристроив ее худенькое тело у себя под боком, Морган погладил ее по волосам и обратился с молитвой к Богу, чего давно не делал.
Уже рассвело, когда она, наконец, прошептала:
— Я убила его, да?
Морган помедлил с ответом. Фейт сейчас в таком состоянии, что поверит всему, что он скажет, особенно если это принесет ей облегчение. Но что-то, возможно, его очерствевшее сердце, заставило его сказать правду, хотя он и постарался облечь ее в самую мягкую форму.
— Это был Такер, малышка. Он собирался убить меня в постели. Страшно подумать, что стало бы с тобой, если бы ему это удалось. Ты сделала единственно возможную вещь.
— Я не хотела, — тихо отозвалась она. — Я совсем не хотела стрелять. Просто так получилось.
Морган прижал ее голову к своему плечу и поцеловал в макушку.
— Не знаю, малышка, но я рад, что получилось именно так. Такер размозжил бы мне голову и вырезал сердце. Я был настолько уверен в своей безопасности, что даже не держал пистолет под рукой. Больше это не повторится.
Голос Моргана, густой и тягучий, как теплый мед, подействовал на Фейт успокаивающе. Если не открывать глаз и не покидать этого уютного местечка, можно притвориться, будто ничего не случилось. Ей хотелось вечно оставаться в его объятиях. И чтобы он поцеловал ее снова.
Эта мысль так поразила Фейт, что она открыла глаза. Первые лучи рассвета высветили резкий профиль Моргана и мягкий изгиб его губ. Она никогда не знала, чего от него ждать. Зато знала, что ей хорошо в его объятиях. Но оставаться в них вечно она не может. Холод проник в сердце Фейт, и она слегка отодвинулась. Морган не препятствовал ей, но в устремленном на нее взгляде зеленых глаз, обрамленных темными ресницами, появилось вопросительное выражение.
— Мне нельзя здесь больше оставаться, — заявила она она деловитым тоном. — Если меня схватят, имя моего отца будет опозорено. Я не могу этого допустить. Выразительные губы Моргана раздвинулись в иронической улыбке.
— Ты слишком высокого мнения о британском правосудии, малышка. Даже если Такера хватятся, что маловероятно, неужели ты думаешь, кому-нибудь придет в голову, будто Фейт Монтегю причастна к его исчезновению? Нет, малышка, лучше тебе пока остаться со мной. А когда уедешь отсюда, как внучка лорда Монтегю, никто не посмеет обвинить тебя в большем преступлении, чем легкомыслие.
— Легкомыслие! — Фейт сердито уставилась на него. В чем, по-вашему, состоит мое легкомыслие?
— В том, что ты доверилась ирландцу, католику и вообще темной личности. Хотя скорее, это наивность. Как отличить невинному ребенку отпетого мошенника от благородного рыцаря? В любом случае, я могу назначить за тебя выкуп или держать у себя в кухарках, сколько пожелаю. Или пока меня не вздернут, смотря что случится раньше. Как ты думаешь, не пора ли нам перекусить?
Никогда в жизни Фейт не испытывала такой слепящей, пугающей ярости. Умер человек — от ее руки, между прочим, — а он шутит! Говорит о повешении и просит есть! Он что, сумасшедший? Неужели она нашла убежище в доме безумца?
Она ударила его по руке, хотя и знала, что рискует отшибить пальцы о его железные мускулы.
— Там, снаружи, покойник, у которого осталась семья, и, возможно, они обречены на голод. Меня могут повесить за то, что я защитила вашу никчемную жизнь. Нам следует молиться за наши бессмертные души. А вы думаете только о своем желудке! Как вы можете?
Она вырвалась из его теплых объятий и бросилась к двери. К сожалению, Морган не мог последовать за ней с такой же легкостью. Измученная ночными похождениями нога нестерпимо ныла. Он выругался, проклиная себя, Такера и маленькую чертовку, заставлявшую его чувствовать себя самым большим олухом на свете. Десять лет наперекор совести, вопреки убеждениям он ведет образ жизни, который позволит ему вернуть то, что у него подло отняли, а эта девчонка взывает к чувствам, о которых он даже слышать не желает. Такер — безжалостный убийца и заслужил смерть. Морган отказывался скорбеть о нем. Труднее было отмахнуться от Фейт. Он не знал, как избавить ее от страха и заставить забыть случившееся. Такое под силу только времени. Он нашел свою палку и, припадая на больную ногу, направился к очагу, чтобы развести огонь.
К тому времени, когда Фейт, наконец, разобралась в своих чувствах, вспомнила о его ране и вернулась в коттедж, в очаге пылало пламя, пахло подгоревшей ветчиной и кофе. Морган с довольным видом поджаривал тосты.
Он поднял глаза, но ничего не сказал при виде окоченевшей Фейт в заляпанной грязью рубашке. Коса Фейт наполовину расплелась, и спутанные пряди падали на чересчур свободный лиф. На лодыжках и босых ступнях виднелись царапины, следы поспешного бегства. Невольно отметив длину и изящество ее ног, когда она полезла на чердак, Морган деликатно отвел глаза, уставившись на огонь.
Сколько же ей все-таки лет? Фейт куталась в одеяния, достаточно просторные, так что определить ее возраст на глаз не представлялось возможным. Но утренний свет позволил разглядеть вполне сформировавшуюся фигуру. Возможно, формам Фейт недоставало пышности, но это не значило, что под поношенной сорочкой отсутствуют женственные изгибы. Морган задумался, вспоминая детей, шумных и непоседливых, чьи тела, казалось, состояли из одних коленей и локтей. Только сейчас он понял, насколько был слеп. Когда Фейт спустилась вниз, на ней было надето ее старое коричневое платье, надежно скрывавшее все, кроме обнаженных до локтей рук. В их кремовой округлости не было ничего угловатого, и Морган снова отвел взгляд. Проклятие, это может оказаться чрезвычайно неудобным. Одно дело бездомная девочка, которую он приютил на зимнее время с твердым намерением отослать прочь, когда потеплеет. Но юная девушка требует к себе совсем другого отношения. Он перевернул ножом тост.
— Как насчет того, чтобы поесть?
Фейт не была голодна, а запах горелого и вовсе отбил у нее аппетит, но она вежливо села за стол.
— Только тост, если не возражаете.
Морган выловил из расплавленного жира тост и плюхнул ей на тарелку. Он снова превратился в неразговорчивого незнакомца, и Фейт ощутила легкий трепет внутри. Нет, ей нельзя здесь оставаться.
Судорожно сглотнув, она заговорила:
— Погода улучшилась. Если нога не слишком вас беспокоит, мне лучше уйти. К тому времени, когда вы поправитесь настолько, что сможете путешествовать, будет достаточно тепло, чтобы выпустить лошадей на пастбище, и вам больше не понадобится моя помощь.
Медленно жуя безвкусную мешанину, служившую ему пищей долгие годы, Морган размышлял над предложением Фейт, В ее словах есть логика, но Фейт пока не может уйти, и он — ее отпустить. Он не желает снова питаться бурдой и возвращаться в пустую хижину. А она недостаточно сильна, чтобы выжить одной в этом суровом мире. Конечно, рано или поздно им придется расстаться, но не сейчас. Он покачал головой и глотнул густого кофе, поморщившись от горького вкуса.
— Никуда ты не уйдешь, пока я не съезжу в Лондон и не разыщу твою семью. В одиночку ты не сможешь даже выбраться из леса целой и невредимой.
Зная, что эти места кишат всяким сбродом, Фейт не могла не признать его правоту. Тем не менее, она не сводила с Моргана настороженных глаз. Он старался не встречаться с ней взглядом. Неужели он намерен удерживать ее ради выкупа? Как глупо с его стороны. В этом случае она застрянет здесь на всю жизнь.
— Мне не хотелось бы обременять вас. Я самостоятельно пересекла пол-Англии. Вряд ли Лондон находится дальше.
Морган грозно нахмурился, сдвинув черные брови.
— Ты останешься, и хватит препираться. Лошади напоены?
Фейт кивнула, чувствуя, как отпускает напряжение, сжимавшее грудь. Она, конечно, ужасная дурочка, но ей не хочется уходить. В порыве благодарности она предложила:
— Может, поджарить яичницу? Вы могли бы заняться своей ногой, пока я буду готовить. Вода, должно быть, уже согрелась.
Морган сухо кивнул. Наверное, он совсем потерял рассудок, если не желает, чтобы она ушла прямо сейчас. Еще успеет, когда станет тепло.
— Бесследно исчезла? Как прикажете это понимать? Слава Богу, мы живем в цивилизованной стране, где человек не может вот так запросто исчезнуть. Мы что, приютили у себя племя диких индейцев, которые похитили ее и увезли в свой лагерь? Или цыгане вдруг провозгласили ее своей королевой и умчали к себе на родину? Не морочьте мне голову, Уотсон! Либо вы узнаете, где она находится, либо распрощаетесь со своей карьерой.
Приземистый толстяк с жидкими прядями волос, топорщившимися вокруг блестящий лысины, нервно оттянул от шеи непривычный галстук, не сводя глаз с высокого господина, который беспокойно расхаживал по комнате, «Надо было надеть парик», — подумал он, завидуя небрежному изяществу своего собеседника. Парик придал бы ему более достойный вид, и его сиятельство не стал бы разговаривать с ним таким тоном. Никогда не повредит изучить манеры тех, кто выше тебя по положению, если хочешь чего-то добиться в жизни.
Маркиз Монтджой круто повернулся и свирепо уставился на безмолвного сыщика.
— Ну, что вы молчите? Нечего сказать в свое оправдание?
Уотсон втянул живот и постарался придать своим словам весомость:
— В таком путешествии юную девушку подстерегает множество опасностей, милорд. Зима была суровой. Возможно, ее останки покоятся где-нибудь в кустах, на обочине дороги. Если желаете, мы продолжим поиски.
Монтджой побагровел и жестом указал на дверь:
— Убирайтесь! Прочь с моих глаз, пока я не вышвырнул вас вон, вы, жалкое подобие мужчины. Я надеру вам уши, если вы хоть на секунду задержитесь! Я доложу Филдингу о вашей наглости и позабочусь о том, чтобы вас вздернули и четвертовали, если вы посмеете еще раз ко мне явиться.
Бледный Уотсон, распрощавшись с надеждами на повышение, повернулся и выскочил из комнаты. Он был слишком напуган, чтобы упомянуть о том факте, что девушку, подходившую под описание, видели в придорожной гостинице в обществе одного из самых известных в округе преступников. Это сообщение уж точно стоило бы головы. Пусть кто-нибудь другой рассказывает этому надменному аристократу, что его внучка оказалась на самом дне, среди воров и проституток.
Оставшись один, маркиз снова принялся расхаживать по переливавшемуся яркими красками персидскому ковру. Он проклинал всех некомпетентных дураков на свете, ругал последними словами Уэсли и его последователей, негодовал, вспоминая Летицию с ее слезными мольбами. Затем позвонил в колокольчик и велел слуге пригласить его старшего — и, увы, единственного — сына.
Если не предпринять срочных мер, его титул умрет вместе с этим пустоголовым «модником», как он называл своего наследника, или перейдет к его беспринципному племяннику, чтоб ему пусто было. Монтджой бросил свирепый взгляд на висевший над камином портрет и погрозил кулаком пухлой физиономии наследника славного имени Монтегю. Пожалуй, следует обратиться к адвокатам. Должен же быть какой-то способ передать этот проклятый титул в достойные руки. Внучка, прости Господи! Этот болван, Джордж, даже не сумел подарить ему внука. Оба его сына оказались ни на что не годными. Как всегда, придется взять все на себя. Слуга, с бесстрастным видом выслушав указания хозяина, поклонился и вышел из комнаты. Он не собирался докладывать маркизу, что его наследник еще не вернулся из своих ночных похождений. Во всяком случае, не сейчас, когда его сиятельство пребывает в ярости. Пусть немного поостынет.
Картинка, похожая на кукольный спектакль, внезапно обрела ужасающую реальность, и Фейт, словно обжегшись, выронила пистолет.
При виде бледного лица, смутно белевшего в чердачном люке, Морган кинулся к лестнице, не обращая внимания на лежавшее на полу тело. Мерзавец никуда не денется, а вот бедный ребенок, похоже, нуждается в помощи. Морган даже забыл о боли в ноге, когда схватил Фейт и прижал к груди. Он с трудом спустился вниз, благодаря небеса, что не свалился с лестницы. Фейт била нервная дрожь, и она теснее прижалась к его теплому телу, уткнувшись лицом в плечо. Морган баюкал ее в своих объятиях, испытывая несвойственную ему нежность. Он уложил Фейт в свою постель, укрыл одеялом и оставил под защитой массивного алькова.
Хватило одного мгновения, чтобы убедиться в том, о чем он уже догадался. Моргану приходилось убивать, и ему был знаком тошнотворный ужас при виде жизни, исчезающей вместе с дымком, вырвавшимся из дула. Он привык к смерти и не испытывал сочувствия к наемнику, который не задумываясь лишил бы его жизни. Судя по габаритам, это был Такер. Видимо, известие о ранении Моргана придало ему смелости, и он пришел грабить и убивать, что делал уже не раз. Каковы бы ни были его намерения, негодяй умер легче, чем заслуживал.
От сознания, что это-дело рук невинного ребенка, оказавшегося под его опекой, сердце Моргана болезненно сжалось. Знать, что на твоих руках кровь, — тяжкое бремя даже для бывалого мужчины, что же говорить о юной, неокрепшей душе? Нужно срочно убрать Такера. А затем он постарается представить все случившееся ночным кошмаром, о котором следует забыть. Впрочем, это было так же невозможно, как достать луну с неба.
Избавиться от трупа было проще простого, но мешала раненая нога. Морган с отвращением тащил тело по полу, а зловещее молчание в алькове не предвещало ничего хорошего.
Он не осмелился взглянуть на Фейт, когда ненадолго вернулся в хижину, чтобы надеть рубашку и сапоги. Вначале нужно спрятать тело. Как ни печально, Фейт теперь убийца, как и многие из тех, кто скрывается в этих лесах. Конечно, предстань она перед законом, ее действия можно было бы оправдать самозащитой, но едва ли ей удастся дотянуть до суда. Слабой женщине в тюрьме не выжить. И не важно, что Фейт еще ребенок. Дети составляют половину обитателей Ньюгейта. Неудивительно, что практически всех подсудимых отправляют на виселицу. До суда доживают лишь закоренелые преступники. В сущности, это немногим отличается от «охоты на ведьм» в прошлом столетии: если несчастная жертва утонула, значит, невиновна.
Предаваясь горьким размышлениям о британском правосудии, Морган, кряхтя, взвалил тело Такера на спину кобылы и повел ее в лес. Никто не станет скорбеть по этому мерзавцу. Если даже у покойного есть где-то жена и дети, они будут только благодарны, что избавились от жестокого тирана, который рано или поздно оказался бы на виселице. Впрочем, едва ли эти доводы успокоят девочку.
Когда Морган вернулся, Фейт по-прежнему сидела, завернувшись в одеяло. В ее огромных глазах был ужас. Поврежденное бедро чудовищно ныло, и Морган присел на краешек постели, вытянув ногу, чтобы не тревожить рану.
Что он мог сказать? Он заключил Фейт в объятия и откинулся на подушки, увлекая ее за собой. Его ноги оставались на полу. Намерения были самыми чистыми. Никто не узнает, как они провели эту ночь. Пристроив ее худенькое тело у себя под боком, Морган погладил ее по волосам и обратился с молитвой к Богу, чего давно не делал.
Уже рассвело, когда она, наконец, прошептала:
— Я убила его, да?
Морган помедлил с ответом. Фейт сейчас в таком состоянии, что поверит всему, что он скажет, особенно если это принесет ей облегчение. Но что-то, возможно, его очерствевшее сердце, заставило его сказать правду, хотя он и постарался облечь ее в самую мягкую форму.
— Это был Такер, малышка. Он собирался убить меня в постели. Страшно подумать, что стало бы с тобой, если бы ему это удалось. Ты сделала единственно возможную вещь.
— Я не хотела, — тихо отозвалась она. — Я совсем не хотела стрелять. Просто так получилось.
Морган прижал ее голову к своему плечу и поцеловал в макушку.
— Не знаю, малышка, но я рад, что получилось именно так. Такер размозжил бы мне голову и вырезал сердце. Я был настолько уверен в своей безопасности, что даже не держал пистолет под рукой. Больше это не повторится.
Голос Моргана, густой и тягучий, как теплый мед, подействовал на Фейт успокаивающе. Если не открывать глаз и не покидать этого уютного местечка, можно притвориться, будто ничего не случилось. Ей хотелось вечно оставаться в его объятиях. И чтобы он поцеловал ее снова.
Эта мысль так поразила Фейт, что она открыла глаза. Первые лучи рассвета высветили резкий профиль Моргана и мягкий изгиб его губ. Она никогда не знала, чего от него ждать. Зато знала, что ей хорошо в его объятиях. Но оставаться в них вечно она не может. Холод проник в сердце Фейт, и она слегка отодвинулась. Морган не препятствовал ей, но в устремленном на нее взгляде зеленых глаз, обрамленных темными ресницами, появилось вопросительное выражение.
— Мне нельзя здесь больше оставаться, — заявила она она деловитым тоном. — Если меня схватят, имя моего отца будет опозорено. Я не могу этого допустить. Выразительные губы Моргана раздвинулись в иронической улыбке.
— Ты слишком высокого мнения о британском правосудии, малышка. Даже если Такера хватятся, что маловероятно, неужели ты думаешь, кому-нибудь придет в голову, будто Фейт Монтегю причастна к его исчезновению? Нет, малышка, лучше тебе пока остаться со мной. А когда уедешь отсюда, как внучка лорда Монтегю, никто не посмеет обвинить тебя в большем преступлении, чем легкомыслие.
— Легкомыслие! — Фейт сердито уставилась на него. В чем, по-вашему, состоит мое легкомыслие?
— В том, что ты доверилась ирландцу, католику и вообще темной личности. Хотя скорее, это наивность. Как отличить невинному ребенку отпетого мошенника от благородного рыцаря? В любом случае, я могу назначить за тебя выкуп или держать у себя в кухарках, сколько пожелаю. Или пока меня не вздернут, смотря что случится раньше. Как ты думаешь, не пора ли нам перекусить?
Никогда в жизни Фейт не испытывала такой слепящей, пугающей ярости. Умер человек — от ее руки, между прочим, — а он шутит! Говорит о повешении и просит есть! Он что, сумасшедший? Неужели она нашла убежище в доме безумца?
Она ударила его по руке, хотя и знала, что рискует отшибить пальцы о его железные мускулы.
— Там, снаружи, покойник, у которого осталась семья, и, возможно, они обречены на голод. Меня могут повесить за то, что я защитила вашу никчемную жизнь. Нам следует молиться за наши бессмертные души. А вы думаете только о своем желудке! Как вы можете?
Она вырвалась из его теплых объятий и бросилась к двери. К сожалению, Морган не мог последовать за ней с такой же легкостью. Измученная ночными похождениями нога нестерпимо ныла. Он выругался, проклиная себя, Такера и маленькую чертовку, заставлявшую его чувствовать себя самым большим олухом на свете. Десять лет наперекор совести, вопреки убеждениям он ведет образ жизни, который позволит ему вернуть то, что у него подло отняли, а эта девчонка взывает к чувствам, о которых он даже слышать не желает. Такер — безжалостный убийца и заслужил смерть. Морган отказывался скорбеть о нем. Труднее было отмахнуться от Фейт. Он не знал, как избавить ее от страха и заставить забыть случившееся. Такое под силу только времени. Он нашел свою палку и, припадая на больную ногу, направился к очагу, чтобы развести огонь.
К тому времени, когда Фейт, наконец, разобралась в своих чувствах, вспомнила о его ране и вернулась в коттедж, в очаге пылало пламя, пахло подгоревшей ветчиной и кофе. Морган с довольным видом поджаривал тосты.
Он поднял глаза, но ничего не сказал при виде окоченевшей Фейт в заляпанной грязью рубашке. Коса Фейт наполовину расплелась, и спутанные пряди падали на чересчур свободный лиф. На лодыжках и босых ступнях виднелись царапины, следы поспешного бегства. Невольно отметив длину и изящество ее ног, когда она полезла на чердак, Морган деликатно отвел глаза, уставившись на огонь.
Сколько же ей все-таки лет? Фейт куталась в одеяния, достаточно просторные, так что определить ее возраст на глаз не представлялось возможным. Но утренний свет позволил разглядеть вполне сформировавшуюся фигуру. Возможно, формам Фейт недоставало пышности, но это не значило, что под поношенной сорочкой отсутствуют женственные изгибы. Морган задумался, вспоминая детей, шумных и непоседливых, чьи тела, казалось, состояли из одних коленей и локтей. Только сейчас он понял, насколько был слеп. Когда Фейт спустилась вниз, на ней было надето ее старое коричневое платье, надежно скрывавшее все, кроме обнаженных до локтей рук. В их кремовой округлости не было ничего угловатого, и Морган снова отвел взгляд. Проклятие, это может оказаться чрезвычайно неудобным. Одно дело бездомная девочка, которую он приютил на зимнее время с твердым намерением отослать прочь, когда потеплеет. Но юная девушка требует к себе совсем другого отношения. Он перевернул ножом тост.
— Как насчет того, чтобы поесть?
Фейт не была голодна, а запах горелого и вовсе отбил у нее аппетит, но она вежливо села за стол.
— Только тост, если не возражаете.
Морган выловил из расплавленного жира тост и плюхнул ей на тарелку. Он снова превратился в неразговорчивого незнакомца, и Фейт ощутила легкий трепет внутри. Нет, ей нельзя здесь оставаться.
Судорожно сглотнув, она заговорила:
— Погода улучшилась. Если нога не слишком вас беспокоит, мне лучше уйти. К тому времени, когда вы поправитесь настолько, что сможете путешествовать, будет достаточно тепло, чтобы выпустить лошадей на пастбище, и вам больше не понадобится моя помощь.
Медленно жуя безвкусную мешанину, служившую ему пищей долгие годы, Морган размышлял над предложением Фейт, В ее словах есть логика, но Фейт пока не может уйти, и он — ее отпустить. Он не желает снова питаться бурдой и возвращаться в пустую хижину. А она недостаточно сильна, чтобы выжить одной в этом суровом мире. Конечно, рано или поздно им придется расстаться, но не сейчас. Он покачал головой и глотнул густого кофе, поморщившись от горького вкуса.
— Никуда ты не уйдешь, пока я не съезжу в Лондон и не разыщу твою семью. В одиночку ты не сможешь даже выбраться из леса целой и невредимой.
Зная, что эти места кишат всяким сбродом, Фейт не могла не признать его правоту. Тем не менее, она не сводила с Моргана настороженных глаз. Он старался не встречаться с ней взглядом. Неужели он намерен удерживать ее ради выкупа? Как глупо с его стороны. В этом случае она застрянет здесь на всю жизнь.
— Мне не хотелось бы обременять вас. Я самостоятельно пересекла пол-Англии. Вряд ли Лондон находится дальше.
Морган грозно нахмурился, сдвинув черные брови.
— Ты останешься, и хватит препираться. Лошади напоены?
Фейт кивнула, чувствуя, как отпускает напряжение, сжимавшее грудь. Она, конечно, ужасная дурочка, но ей не хочется уходить. В порыве благодарности она предложила:
— Может, поджарить яичницу? Вы могли бы заняться своей ногой, пока я буду готовить. Вода, должно быть, уже согрелась.
Морган сухо кивнул. Наверное, он совсем потерял рассудок, если не желает, чтобы она ушла прямо сейчас. Еще успеет, когда станет тепло.
— Бесследно исчезла? Как прикажете это понимать? Слава Богу, мы живем в цивилизованной стране, где человек не может вот так запросто исчезнуть. Мы что, приютили у себя племя диких индейцев, которые похитили ее и увезли в свой лагерь? Или цыгане вдруг провозгласили ее своей королевой и умчали к себе на родину? Не морочьте мне голову, Уотсон! Либо вы узнаете, где она находится, либо распрощаетесь со своей карьерой.
Приземистый толстяк с жидкими прядями волос, топорщившимися вокруг блестящий лысины, нервно оттянул от шеи непривычный галстук, не сводя глаз с высокого господина, который беспокойно расхаживал по комнате, «Надо было надеть парик», — подумал он, завидуя небрежному изяществу своего собеседника. Парик придал бы ему более достойный вид, и его сиятельство не стал бы разговаривать с ним таким тоном. Никогда не повредит изучить манеры тех, кто выше тебя по положению, если хочешь чего-то добиться в жизни.
Маркиз Монтджой круто повернулся и свирепо уставился на безмолвного сыщика.
— Ну, что вы молчите? Нечего сказать в свое оправдание?
Уотсон втянул живот и постарался придать своим словам весомость:
— В таком путешествии юную девушку подстерегает множество опасностей, милорд. Зима была суровой. Возможно, ее останки покоятся где-нибудь в кустах, на обочине дороги. Если желаете, мы продолжим поиски.
Монтджой побагровел и жестом указал на дверь:
— Убирайтесь! Прочь с моих глаз, пока я не вышвырнул вас вон, вы, жалкое подобие мужчины. Я надеру вам уши, если вы хоть на секунду задержитесь! Я доложу Филдингу о вашей наглости и позабочусь о том, чтобы вас вздернули и четвертовали, если вы посмеете еще раз ко мне явиться.
Бледный Уотсон, распрощавшись с надеждами на повышение, повернулся и выскочил из комнаты. Он был слишком напуган, чтобы упомянуть о том факте, что девушку, подходившую под описание, видели в придорожной гостинице в обществе одного из самых известных в округе преступников. Это сообщение уж точно стоило бы головы. Пусть кто-нибудь другой рассказывает этому надменному аристократу, что его внучка оказалась на самом дне, среди воров и проституток.
Оставшись один, маркиз снова принялся расхаживать по переливавшемуся яркими красками персидскому ковру. Он проклинал всех некомпетентных дураков на свете, ругал последними словами Уэсли и его последователей, негодовал, вспоминая Летицию с ее слезными мольбами. Затем позвонил в колокольчик и велел слуге пригласить его старшего — и, увы, единственного — сына.
Если не предпринять срочных мер, его титул умрет вместе с этим пустоголовым «модником», как он называл своего наследника, или перейдет к его беспринципному племяннику, чтоб ему пусто было. Монтджой бросил свирепый взгляд на висевший над камином портрет и погрозил кулаком пухлой физиономии наследника славного имени Монтегю. Пожалуй, следует обратиться к адвокатам. Должен же быть какой-то способ передать этот проклятый титул в достойные руки. Внучка, прости Господи! Этот болван, Джордж, даже не сумел подарить ему внука. Оба его сына оказались ни на что не годными. Как всегда, придется взять все на себя. Слуга, с бесстрастным видом выслушав указания хозяина, поклонился и вышел из комнаты. Он не собирался докладывать маркизу, что его наследник еще не вернулся из своих ночных похождений. Во всяком случае, не сейчас, когда его сиятельство пребывает в ярости. Пусть немного поостынет.
Глава 8
Фейт недоверчиво наблюдала, как Морган водрузил на голову треуголку, пристегнул к поясу саблю, откинув назад полу черного плаща, и направился к двери, заметно прихрамывая.