Ответил всхлипывающий голос. Он произнес пароль и дождался отзыва.
   Моклир сказал:
   – Нынче у меня намечается довольно грязная работенка и, эй, некоторая опасность. Поэтому я сверну свою шкуру и положу ее в наше место. Если надеешься снова увидеть твою самку и щенков, не станешь проявлять неуважение к имени Мак-и-Ллейрра!
   Снова слезы и рыдания, но вскоре он заставил дублера согласиться. После дополнительных уговоров, всхлипываний и обоюдных угроз двое договорились относительно знаков и паролей для следующей беседы.
   – И заруби себе на носу, шавка подхалимская, – предупредил Моклир, – шкурку мою как следует расчесать и почистить, когда перестанешь носить мое милое личико! Чтоб больше никаких дурацких колтунов и сигаретных ожогов на моей замечательной шубке! Р-р-р! Без фокусов! Если снова выставишь меня на посмешище, клянусь Сетебом, ты горько пожалеешь об этом дне!
   После последнего звонка трубочный дым отдавал горечью у него во рту. Бывали случаи, когда Моклир плевать хотел на обычаи своего народа.

ГЛАВА 14
ЭЛЬФИЙСКИЙ ФОНАРЬ

I
 
   Двое мужчин разговаривали в круге света, отбрасываемом масляной лампой, которую доктор поставил на пол слева от двери, у подножия не заржавленного доспеха.
   – Если у вас в руке что-то есть, нет причин прятать это от меня, – сказал Дю Лак. – В конце концов, вы у меня в гостях.
   – Если вы и вправду врач, – пророкотал в ответ Ворон, – думается мне, нет причин скрывать, кто вы на самом деле. Понимаете, я же не знаю, как вы попали в дом. Может, вы вводите старику наркотики, нет?
   – А вы, сэр, возможно…
   Но его перебили. В открытую дверь собеседники увидели появившуюся в отдалении точку серебряного света. По коридору, словно окруженная сияющим ореолом вечерняя звезда, видимая сквозь прозрачные туманы, приближался свет. По мере его приближения слух уловил звук легких быстрых шагов.
   Глаза Ворона не отрывались от коридора, но он взял и стиснул руку врача.
   – Что такое мы видим? – спросил он приглушенным шепотом.
   – Сверхъестественное явление, – хрипло отозвался доктор. – Не понимаю, что оно значит. Я ничего не знаю об этом проклятом доме и его тайнах. Те, кто меня послал, не посвятили в свои секреты…
   Свет двигался вперед, и это оказалась улыбающаяся Венди, бегущая по коридору – черные волосы развеваются вокруг лица, юбки хлопают, как крылья. На ладони она несла миниатюрный фонарик, не больше женского мизинчика, с крохотными квадратными стеклянными створками и кольцом, слишком маленьким, чтобы просунуть в него палец. Внутри помещалась хрустальная призма, сияющая ослепительным огнем, словно отраженным от какого-то невидимого источника.
   – Привет! – окликнула Венди. – Вы что, меня не узнаете? Это же я, Венди!
   – Юная леди, – спросил доктор, – где вы взяли эту лампу?
   Но Венди уже тараторила Ворону:
   – .. . великаны, и тюлени, и мертвые кони, и всё! Они бьются в стены! Надо что-то делать! – Затем повернулась к доктору и скороговоркой ответила: – Я была в библиотеке. Думаю, лучше держать ее здесь, чтобы не повредить книгам. Видите? Огня нет. – Она гордо подняла фонарик.
   – Это волшебная лампа, – сказал доктор. – Из Альфхейма. Она не станет гореть в смертных руках.
   – Но ведь снаружи ничего нет! – возразил Ворон. – Только штормовой ветер да бурное море. Как нам бороться с морскими волнами?
   – Найти магию! – нетерпеливо ответила ему супруга, топая ножкой. И, обернувшись к доктору, крикнула: – На! Лови! – И кинула ему лампу.
   Результат оказался поразительным. Быстрее, чем нападающая змея, слишком быстро для человеческого глаза, врач протянул руку к поясу доспеха, стоящего у двери, выхватил меч и отбил летящую лампу в воздухе. Та рикошетом отлетела на пол и зазвенела, словно тонкий хрусталь, пылая подобно падающей звезде.
   На одно леденящее мгновение доктор невесомо застыл: полы сюртука развевались, пенсне зависло в воздухе на кончике цепочки, в одной руке сияющий меч, другая элегантным жестом отведена за плечо, глаза спокойные и беспощадные. Лицо его на миг предстало безмятежным, красивым, полным жизни.
   Звон металла о металл прозвучал в комнате, как куранты, – долгий чистый звук.
   В следующее мгновение доктор стоял смущенный, открыв от удивления рот, оглушенный, словно проявленная им в обращении с мечом безупречная грация была рефлексом, ошибкой. Крохотный фонарик подкатился к его ногам и остановился.
   Все еще рассеянно доктор наклонился подобрать серебряный огонек.
   Тот погас при его прикосновении. Когда Дю Лак выпрямился, прежнее сардоническое выражение вернулось к нему, и в свете масляной лампы (по контрасту слабом и неясном) Венди увидела, как маленькие морщинки горечи вновь проступают вокруг его рта и носа.
   – Ну и ну! – воскликнула она. – Такого я не ожидала!
 
II
 
   – Я тоже, милая, – сухо ответил доктор и передал ей маленькую лампу.
   – Значит, вы человек, – кивнула она. Пятнышко света, поначалу еле заметное, снова появилось в глубине фонарика.
   – Возможно, даже слишком, – сухо отозвался он. – Здешняя магия не станет служить мне. Она распознает во мне предателя и клятвопреступника.
   Ворон спросил:
   – Кто послал вас? Кто вы?
   – Я врач. И бухгалтер, и адвокат, и моряк, и водопроводчик. А до того я побывал священником и, ох, еще кем только не был. Бремя множества жизней, потраченных на приобретение бесполезных навыков, лежит на моих плечах. Но теперь я должен вернуться к своим обязанностям. – Он повернулся к ним спиной и шагнул в сторону коридора.
   – Погодите! – Ворон было двинулся за ним.
   – Вы должны присматривать за пациентом, сударь! – напомнил доктор.
   – Только если вы останетесь и ответите на вопросы! – возразил бородач.
   – Нет времени! – Доктор взмахнул мечом, указывая на восточные окна. – Отродья Нидхёгга надвигаются на нас.
   Венди сказала:
   – Тогда три вопроса.
   – Пардон?
   – Три вопроса, и мы поможем вам надеть доспехи. Они же ваши, не так ли? Для севера и юга по одному комплекту, но для запада два, и тот, другой, ржавый, а не новехонький, как этот.
   Доктор поклонился с куртуазным изяществом.
   – Спрашивайте, миледи. – И, откинув плащ, указал на кольчугу.
   – Кто послал вас? – повторил свой вопрос Ворон и начал натягивать кольчугу на плечи доктору.
   Набирающий силу шторм бился в окна. Донесся раскат грома.
   – Я призван вновь из башни Осенних Звезд, где спит мой повелитель, советом добрых волшебниц, охраняющих Англию от вторжений. Ох! Поаккуратнее, пожалуйста. Нет, это для руки. Члены совета слишком стары и слабы, чтобы явиться самолично. Одна служит архивариусом в маленьком музее… Соедините застежки… Другая ведет неприметную жизнь среди комнатных растений в компании сотни кошек… Левое плечо, левое… Последняя пребывает в женском монастыре Святой Анны в Оксфорде. Они дали мне эту одежду, самую современную, какая у них нашлась.
   Венди улыбнулась и спросила:
   – Почему они послали за вами?
   – Я непобедим в бою. Но… – Тут он поднял глаза к потолку, глубоко вздохнул и сморгнул. Когда он снова опустил голову, губы его были сжаты в мрачную линию. – Я предал лучшего друга, который был и моим королем. И не каким-нибудь королем – большинство из тех, кто носит корону, негодяи и трусы, лжецы и мошенники, какими становятся все люди, облеченные властью, – но самым справедливым и беспристрастным человеком… Ладно. Довольно об этом. В наказание мне не дано сразиться в последней битве. В это время мой меч, храбрый Дюрандаль, будет ржаветь в бездействии, пока другие мужи завоевывают славу. Они спят сном праведников и улыбаются во сне. А я должен бодрствовать все эти медленные века, бдеть и охранять. Как маленький мальчик, оставленный стеречь рождественскую елку, совершенно один в Сочельник, – но его отошлют прочь, едва колокола прозвонят к заутрене. Его удел – охранять подарки, которые откроют другие маленькие мальчики. Довольно! Моих ответов хватит уже на дюжину вопросов!
   Он выдернул из рук Венди шлем с плюмажем и отвернулся.
   – Погодите! – остановила его Венди. – Давайте, я застегну вам пояс.
   Он медленно повернулся обратно.
   – Моя госпожа, я… Женщина не делает таких вещей, кроме как для мужчины, который… То есть…
   Венди опустилась на колени, обхватила его руками за талию и начала оборачивать длинный пояс вокруг него.
   – Ой, помолчите! Я сделаю это, если захочу. У вас лицо протрется по швам, если не перестанете хмуриться! А ну улыбнитесь, а то платок не дам!
   – У вас есть платок?
   – Ну, в косметичке найдется пачка «клинекса». Думаю, сойдет.
   И он улыбался, стоя с разведенными в стороны руками, пока она оборачивала пояс в третий раз.
   Венди застегнула тяжелую пряжку боевого пояса.
   – Ну вот. Третий вопрос! Что это за дом? Доктор глубоко вздохнул.
   – Это последний дом, где обитает магия. Он един и в явном мире, и в царстве снов. Здесь два мира соприкасаются. По этой причине дом также является вратами, через которые твари, населяющие людские кошмары, должны пройти, если собираются завоевать Землю. Если этот дом меняется даже в мельчайшей детали – например, зажигается электрический фонарик, – он отходит от своего двойника в другом мире. Но он охраняет и врата, через которые прилетают добрые сны. Если он падет, все сновидения погибнут.
   – Если дом так важен, почему здесь больше нет людей? Армии? – удивился Ворон.
   – Кто в наши дни станет заботиться о сохранности сновидений?
   – А вы? – возразила Венди.
   – Миледи, теперь, когда я снова одет как обитатель волшебной страны, я снова должен выйти в двери сна. Вы не увидите меня после восхода солнца; но я не пущу их сюда. Ужас перед моим мечом заставит их отпрянуть, если будет на то воля Божья, пока рыцарь красного креста и королева войны присматривают за мной.
   – Пригодится, а? – Ворон протянул ему щит, украшенный тремя лилиями на лазурном поле.
   Венди вынула бумажный платочек и заткнула его за крагу латной рукавицы, затем поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
   Теперь он улыбнулся по-настоящему, и некоторые из горьких морщинок вокруг рта разгладились, чтобы уже не вернуться. И в этот миг лицо его излучало юность, смелость и достоинство.
   Он опустился на одно колено и взял меч за лезвие рукоятью вверх, чтобы тень от крестовины легла между ними.
   – Да проследят святой Георгий и Красная Мален, а с ними ангелы-воины Траяновых небес, чтобы все, кто поднимает оружие за правое дело, вышли из битвы невредимыми или упокоились в сладостном отдохновении на небесах!
   Он встал, перевернул меч и вскинул клинок в резком салюте, затем лихо развернулся на каблуках и зашагал прочь, звеня шпорами – в одной руке обнаженный меч, в другой сияющий щит. Он уходил все дальше по коридору и наконец исчез. Звенящее эхо его шагов потускнело и стихло.
 
III
 
   К северу от хозяйской спальни имелась маленькая комнатка. Окна ее выходили на восток. Одна стена состояла из раздвижных панелей. Сдвинув их, Венди и Ворон смогли усесться за маленький столик и по-прежнему видеть дедушкину кровать и слышать его негромкое безмятежное похрапывание.
   Посередине стола сияла странными серебряными лучами крохотная лампа. Серебристое сияние играло на их лицах и руках, волосы и одежда казались по контрасту темными и далекими. Остальная часть комнаты по-прежнему пребывала в тени. Ворон, чтобы защититься от холода, нацепил оставленный доктором плащ с капюшоном и застегнул его на шее. (Венди сочла, что этот наряд очень идет к его темным волосам и бороде и подчеркивает серый цвет глаз.) Тень Ворона на стене у него за спиной лежала темной громадой; тень Венди, более стройная, ни секунды не оставалась в неподвижности, но скакала, танцуя, со стены на потолок и обратно. Барельеф на сдвинутых панелях то появлялся, то пропадал в такт колебаниям ее тени: тут однорукий человек связывает волка нитью паутины, там слепой лучник выпускает сделанную из омелы стрелу в сторону солнца.
   – Знаешь, что? – Венди наклонилась вперед, глаза ее сияли от восторга. – Угадай, кого я встретила?
   – Нет, птичка моя, сначала я. Я знаю, где хранятся магические талисманы. Дедушка сказал мне во сне. Смотри.
   И Ворон вытащил свою карточку.
   – Ты выяснил! Вот здорово!
   – Не так уж и здорово. Дедушка пребывает в кошмарном месте.
   Теперь он смотрел на карточку при свете лампы, но буквы плыли и путались у него перед глазами. Однако когда он вынул из кармана фонарик и включил его, то легко смог прочитать написанное, хотя тускнеющая желтая лампочка горела слабее серебряного светильника.
   Ворон читал пугающее послание (опуская упоминания о пытках и расчленении), а Венди смотрела на него округлившимися глазами.
   Когда он закончил, она воскликнула:
   – Это ужасно! Какая подлость! Может, мы сможем разбудить дедушку? Бедняга! В одной из прочитанных мной сказок говорилось что-то насчет исцеления подобных случаев с помощью лавровых листьев.
   Но Ворон пристально смотрел на крохотную лампу. Она погасла, когда луч фонарика коснулся ее, и зажглась снова, стоило его потушить. Бородач принялся мигать лучом, быстро шевеля пальцем, заставляя лампу пульсировать, как стробоскоп. Тени бешено метались.
   Венди положила свою маленькую белую ручку на большую мускулистую ладонь мужа.
   – Прекрати!
   – Извини. У тебя от этого голова болит, да? – Он потер глаза. – Знаешь, я так устал.
   – Мой друг говорит, что не выйдет, пока фонарик так мигает.
   Ворон вздернул голову.
   – Друг?
   – Я нашла его в спальне внизу, рядом с мистером и миссис Рыцарь. Там спал высокий темноволосый мужчина, а этот мальчик стоял на столбике кровати. – Теперь она гладила супруга по волосам, пряча шкодливую улыбку, а глаза ее, отведенные в сторону, сияли озорным весельем. – Выходи, малыш! Давай! Он тебя не тронет.
   Ворону почудилось движение у жены в волосах, словно на плече у нее, прячась за челкой, как за занавеской, пристроилось нечто размером с белку.
   Тоненький голосок прочирикал:
   – А ведь клялась спрятать меня! Не хватай меня так, ты, девчонка, или я поквитаюсь с тобой своим верным клинком!
   В волосах у Венди что-то завозилось, она потянулась вверх обеими руками, но вдруг сморщила нос и вскрикнула, словно ее оцарапала кошка.
   Ворон в смятении вскочил на ноги, моргая и вращая глазами.
   Его жена опустила руки и с глухим стуком уронила в центр стола маленького человечка. Он резво вскочил на свои крошечные ножки.
   Существо девяти дюймов ростом было одето во все зеленое, его головку украшала маленькая красная шапочка с пером. Он носил камзол без рукавов и штаны в обтяжку, а завершали наряд остроконечные туфли с загнутыми носами. В одной руке малыш сжимал крохотный меч и отчаянно размахивал им в направлении Венди.
   Венди сунула порезанный палец в рот.
   – Оставь меня, вероломная девчонка! Ты поклялась страшной клятвой, что меня никто не увидит! Клянусь глазом Балора, этот день принесет тебе истинное горе! Настоящее горе! Ты еще пожалеешь!
   – Но это же Ворон, – оправдывалась Венди. – Он не считается.
   Ее муж, прищурившись, нагнулся над столом, протянул ладонь и щелчком выбил меч из руки человечка. Клинок, кувыркаясь, пролетел через всю комнату и звякнул о дальнюю стену, словно булавка упала.
   Сын гор положил свои большие мускулистые руки на стол по обе стороны от человечка и наклонился к нему.
   – Извинись. Обещай мне, что ни словом, ни делом не повредишь моей жене. Обещай. Или я раздавлю тебя как жука.
   Маленький человечек закатил глаза и надул щеки, хлопая правой рукой по бедру, словно там засела заноза. Затем он сорвал шапочку и поклонился Венди столь очаровательным образом, что та хихикнула. Человечек произнес:
   – Извини, красавица, вспылил я. Ничто из того, что я говорю или делаю, никоим образом тебе не повредит.
   – Кто ты? – спросил Ворон, уставясь вниз. Лицо его побелело от усилий справиться с изумлением.
   Человечек снова сорвал шапочку и поклонился: одна рука уперта в бедро, опорная нога подогнута, другая прямо выставлена вперед, перо на шапочке кончиком подметает столешницу.
   – Зовите меня Том О'Лампкин, если угодно вашему лордству. Придворный сапожник его величества финна Финбарры, Короля-Под-Горой, к вашим услугам. Я делаю только левые туфли.
   Сверкая глазами, Венди наклонилась вперед и произнесла громким театральным шепотом:
   – По-моему, это эльф!
 
IV
 
   Ворон спросил:
   – Человечек, ты не знаешь, где здесь гостиная? Или как выглядит человек, который был основателем этого места, где его портрет, а?
   Том О'Лампкин стянул шапочку и почесал в затылке, вращая глазами и надувая щеки. Он произвел такую демонстрацию озадаченности и глубоких размышлений, что Венди снова хихикнула.
   – Только не бедный Том, сэр, – у меня ни тени мысли в голове. Никогда раньше не был в Высоком доме, нет, ибо я вежлив (как и надлежит маленькому народцу, поскольку для грубости нам не хватает роста, если вы понимаете, о чем я), и мы никогда не ходим туда, куда нас не приглашали, нет, сэр.
   Ветер снаружи, перераставший в шторм, теперь уменьшался. Раздался последний раскат грома, затем тишина. Грохот волн о дамбу сделался тише.
   Венди захлопала в ладоши:
   – Сэр Ланселот прогнал бурю и великанов!
   – Или только дал им передышку, пока они набирают силу, – заметил Том.
   – А теперь давайте найдем талисманы! – прощебетала Венди.
   – Где их искать? – спросил ее муж. – Которая из комнат гостиная?
   Юная женщина вскочила на ноги.
   – Я поищу! А ты оставайся здесь и сторожи дедушку!
   Ворон мрачно взглянул на спящую фигуру в соседней комнате. Плечи у него поникли, глаза покраснели от усталости. Он, в конце концов, на ногах с раннего утра предыдущего дня. А уже скоро рассвет.
   Бородач плюхнулся на стул возле кровати спящего.
   – Почему я несу эту вахту? Может, не стоило отпускать жену одну… Но, с другой стороны, какой от этого вред? Здесь нет ничего, кроме плохих снов. Они не могут нам повредить. Ба! Я даже не верю в это! Магия и все такое. Глупости!
   Том О'Лампкин вскарабкался на подставку для ног.
   – Что правда, то правда! Магия вообще грязное дело, и человеку не следует туда впутываться. Но слушай! Я помогу тебе не заснуть! Играешь ли ты в шахматы и есть ли у тебя доска?

ГЛАВА 15
СЛУХИ О ВОЙНЕ

I
 
   – Эой, друг! Эой! Есть новости с поля боя!
   – Хой, соплеменник! Вылезай на берег вместе со мной, покинем волну и морской прибой. Неизвестно, кто слышит твои слова, когда слишком близко морская вода.
   – Хуу, ха! Славное место, красивый вид! За тем пригорком мы спрячемся от тех двоих. Эй! Давай теперь шепотом, мы ж не хотим, чтобы они услышали, о чем мы говорим!
   – Они вскоре тоже услышат достаточно. Капитаны всех экипажей обязаны докладывать великому маршалу; такой слух дошел до меня.
   – Слух?
   – Приказ. Я слышал приказ.
   – А. Ага. Ха! Ха! Ты прекрасно выглядишь! Ничуть не изменился с нашей последней встречи, старый друг!
   – И когда именно это было? Может, у тебя что-то выскользнуло из памяти?
   – Ты велел мне не говорить тебе, друг. Помнишь? Никаких тайных паролей, сказал ты. Так тайной полиции слишком трудно поймать осведомителей.
   – Ага. Ха! Ха-ха! Но это все было в шутку! Кроме того, тайной полиции не существует! Их шеф как-то сказал мне об этом.
   – Или кто-то, кто выглядел, как он, если я правильно тебя понял?
   – Хо-хо! Очень смешно! Уж вы-то всегда были не прочь пошутить, сэр. Я хорошо вас помню.
   – Я никогда не шучу.
   – Это я тоже помню. Ну, так в чем заключается ваш доклад, мой друг?
   – Мне? Докладывать тебе? С каких это пор капитаны отчитываются перед членами экипажа?
   – Никогда, ха! Ха! Вот почему я жду вашего доклада, приятель.
   – Э, нет. Я знаю из надежного источника (надежного, слышишь!), что капитаном здесь назначен я.
   – О.
   – У вас подавленный вид. Что стряслось, коллега?
   – Я сам был назначен – Мананнаном, между прочим, – прежде чем мы подняли паруса.
   – Вы имеете в виду, назначен в присутствии свидетелей? Независимых свидетелей?
   – Трудно сказать, трудно сказать. Один изо всех сил старался выглядеть соответственно, так что, возможно, он не из Мананнановых жуликов, готовых притвориться кем угодно, а настоящий честный свидетель. То ли по ошибке, то ли он только делал вид… Если вы понимаете, к чему я веду.
   – И меня назначил капитаном лично Мананнан.
   – Сам Мананнан? Или кто-то на него похожий?
   – Ар! Арргх! Ох уж этот Мананнан с его фокусами! Он сполна поплатится, когда мы выясним, кто настоящий тюлений царь! Он не может прятаться вечно! Лично я убежден, что это казначей. У казначея был такой хитрый вид, когда я последний раз заплывал в Хизер-Блезер.
   – Хранитель тайной мошны. Как еще он может обеспечить повиновение своим приказам?
   – Нар! Гар! Если он настоящий тюлений царь, мы его никогда не найдем. Все настоящие тюленьи цари, которых мы находили раньше, совсем не похожи на него.
   – Лично я думаю, что это мог быть Мананнан.
   – Выглядящий как тюлений царь: с золотой короной на голове, с усами, с окровавленными зубами и все такое? Слишком хитроумно. Чересчур.
   – Ладно. Пока тюлений царь не найдется, один из нас капитан и должен выслушать рапорт и передать великому маршалу.
   – Хм-ф. Ха! Аха-ха! Здесь никого нет. Если спросят меня, я скажу, что доложил тебе; если спросят тебя, ты скажешь, что доложил мне. Если никто не знает, кто на самом деле капитан, то никто не виноват и никакой ответственности!
   – Охо! Охо! Говорить такое явно противозаконно. Ты, верно, просто пытаешься подставить меня, беднягу. Я за это на тебя тайную полицию спущу.
   – Я лейтенант тайной полиции! Не пытайся меня сдать!
   – Да, капитан! Это приказ, сэр? Ха!
   – Охо! Аха! Ха-ха! Не пытайся спихнуть вину на меня! Ты бы не толкал меня в капитаны, если бы сам не запутался! Каковы новости с фронта?
   – Ты собирался мне рассказать!
   – Не собирался.
   – Ты сам сказал!
   – Не говорил.
   – Сказал! Ха!
   – Я только спрашивал. Есть новости с фронта? Так я сказал. Вроде того. Это был вопрос.
   – Стало быть, новости плохие.
   – Что-то жуткое. Э… Или так я слышал.
   – Арггх! Ха-ха! Знаешь, наш народ мог бы захватить Ахерон и править ими всеми – всей тамошней шантрапой, сумей мы когда-нибудь разобраться между собой, организовать все четко и ясно, как следует.
   – Ага. А если бы луна была сыром, мы могли бы съесть ее на обед.
 
II
 
   Они оба некоторое время сидели в хмуром молчании, наблюдая, как волны моря снов омывают берег. Глубокие сумерки в небе над ними отражались в черных водах.
   – Ар! Люблю море.
   – Ага. Если вошло в кровь, уже не отпустит. Вдалеке над волнами они услышали звук, напоминающий гром и лязг оружия и вопли боли.
 
III
 
   – А. Вот я что подумал, приятель! Там, за холмом, ребята из кэлпи, должно быть, тоже получают рапорт. Давай-ка подползем на брюхе и навострим уши. Услышим, что они говорят. Это и будет доклад. Кто ни спросит, я скажу, что получил его от тебя.
   – Я закусаю тебя до крови, если ты так сделаешь!
   – Хо-хо-ха. И как ты меня завтра узнаешь? Я только притворяюсь, что это я. Когда настоящий я обнаружит, что у него в гардеробе не хватает этой шкурки, он будет уверен, что ее взял ты!
   – Он даже не знает, кто я.
   – Вы же лучшие друзья! Сам сказал!
   – Не говорил! Я только спрашивал. Это был как бы вопрос.
   – Ладно, я ползу наверх. Оставайся здесь. Я тебе расскажу, что они говорили, когда вернусь.
   – И я должен буду поверить лживому подонку вроде тебя, приятель? Дай дорогу! Лежать! Тихо! Я тоже иду!
   – Пест!
   – Чего?
   – Правда ли, что похититель ключа и убийца Белого Оленя Азраил де Грэй – правда ли, что теперь он один из нас? Я слышал, он убил и сожрал Ньёрда из Скуле Скерри. Потом чародей взял его шкуру и стал одним из нас!
   – А! Не следует верить всему, что слышишь.
   – Значит, это неправда?
   – Нет, это правда, наверняка. Но не следует верить всему, что слышишь. Чародей сейчас в доме, или ему это снится, и он может заполучить внутрь одного из наших людей. Я видел, как он махал из окна и сигналил капитану Эгею из Атлантиды.
   – Эгей мертв. Это тритон из Кантрифф Гвилодд, но в его шкуре.
   – Нет-нет, коллега. Я из надежного источника знаю, что Эгей стянул костюм из гардероба у Мананнана и теперь служит на корабле переодетый. Ха! Из очень надежного источника. Теперь тихо! Давай послушаем, что там говорят ребята-кэлпи внизу.
 
IV
 
   Из моря появился высокий, прямой и красивый рыцарь в серебряных латах верхом на еле живом скакуне. Коня рвало, он был изранен, изъязвлен и ковылял вперед на подгибающихся ногах. На сюркоте[2] у рыцаря красовалось геральдическое изображение покрытого нарывами и язвами лица.
   На траве над урезом воды стоял другой серебряный рыцарь. На украшенном короной шлеме колыхался высокий командирский плюмаж, а прокаженный конь, чья сухая кожа отслаивалась длинными полосами, стоял рядом, нюхая траву, слишком измученный, чтобы есть. На сюркоте у рыцаря и на доспехах его коня повторялось изображение изуродованного проказой лица.
   Вышедший из моря рыцарь спешился, поднял забрало и преклонил колена. Лицо его было суровым и прекрасным, хотя несколько бледным, но взгляд выражал тревогу и неуверенность.