Страница:
– Ну, честно говоря, сэр, гм… не думаю, что хоть один человек знает, кто вы такой. – Стоило этим словам слететь с языка, как Гален зажмурился. «Дурак, дурак! Не то говоришь». – Кроме меня и дедушки, конечно, – вяло продолжил он.
Снова повисло долгое молчание, пока юноша, неловко балансируя на цепи, сгорал от стыда под темным, величавым, бесстрастным взором старейшего Уэйлока. Лицо древнего существа казалось бесформенным сгущением теней. Гален мало что различал, кроме широких скул под грозовой тучей волос, двух озер еще более глубокой тьмы под черными бровями и ниже – ломаных линий, горьких и суровых, образующих какой-то намек на усмешку.
Гален в удивлении и тревоге подумал про себя: «Какие великие деяния? Я думал, этот парень – предатель, имевший дела с врагом».
Из клетки донеслись слова:
– Именно я первым вынес серебряный ключ из Моммура, несмотря на то, что Оберон и все его эльфийские рыцари поднялись в серебряном свете, чтоб помешать мне. Гордец Утренняя Звезда и все его дьявольское воинство гнались за мной по пятам до последних врат дня, предпочитая проклятие отступлению. Кровь бессмертных была пролита, чтобы завоевать ключ для этого мира. Благодаря ему врата в ад и чуждые царства снов были заперты накрепко – ценой неизмеримого терпения, мужества и боли. Моя жертва не ценится, говоришь? Забыта? Всеми? Неужели никто не помнит, где теперь спрятан ключ?
Ключ? Какой ключ?..
Нотка легкого удивления:
– Серебряный ключ Эвернесса, разумеется, – Клаваргент. Он запирает и отпирает врата. Ты его охраняешь. Ключ, делающий воинов сна осязаемыми и отбрасывающими тень под ясным солнцем. Ключ, с помощью которого можно сделать так, что все нормальные и осязаемые вещи растают, как туманный сон. Ключ, являющийся источником всей силы Эвернесса и единственной надеждой на победу человечества. Неужели ты никогда о нем не слышал?
Гален неохотно покачал головой.
Фигура слегка обмякла. Плечи поникли. Юноша различал шрамы и пятна крови там, где железные шипы порезали руки и плечи.
– Тогда ты не страж. – Голос стал горьким от тяжести поражения.
– Н-нет. Страж – мой дедушка Лемюэль. Но ваша птица прилетела ко мне. Я слышал послание. Я пришел. Он не придет.
Негромкий смешок.
– Как мило. Мальчик, не имеющий ни силы, ни власти, выслушает мое предостережение – и окажется слишком слабым, глупым и юным, чтобы последовать ему. Услышит мой план – и будет не в силах выполнить. Какой невероятной милостью является твое внимание! Без тебя я поделился бы своим знанием с морскими птицами или ползущим льдом. С тем же успехом я мог бы говорить с ними!
Гален ощутил ярость, словно желчь в горле.
– Я здесь. Я могу что-то сделать.
– Правда? А страж не говорил тебе, почему он не придет? Нет? Ты знаешь, какая сила приказала ему не отвечать мне? И тебе никогда не рассказывали, где спрятан серебряный ключ, да?
Юноша попытался ответить с достоинством, но почувствовал, как горит лицо.
– Он… не много мне рассказывал…
– Твоя гордость уязвлена, не так ли, дитя?
Голос из темноты клетки сделался ласковее. В нем послышалась нотка доброты. Однако окровавленная рука по-прежнему сжимала цепь.
– Как будто он не доверяет мне или вроде того.
– Тебе еще нет двадцати четырех лет, и ты еще не совершеннолетний.
– Я взрослый!
– Достаточно взрослый, чтобы держать серебряный ключ, который может, если его неразумно применить, необратимо уничтожить Землю?
Гален молчал. Снизу налетел холодный ветерок, заставивший его поежиться. Он плотнее завернулся в серый меховой плащ, гадая, из каких мест прилетел ветер и что за странный запах он принес.
Он недоумевал, что это за серебряный ключ и где он спрятан.
Азраил произнес:
– Может, тебе и удастся уговорить своего деда, мой потомок, открыть тебе тайное знание Эвернесса, если ты выкажешь себя благородным, мудрым и достойным. Какое-нибудь серьезное деяние в защиту дома может вызвать его доверие.
Это было так близко к невысказанной тайной надежде Галена, что он не смел проронить ни слова. Только кивнул, удивляясь: неужели его помыслы настолько очевидны?
Юноша вздрогнул от ветра и, почти чувствуя вину, потянул завязки плаща. Он скатал теплую ткань и осторожно протянул сверток в сторону клетки.
– Вот, – произнес он. – Вы, должно быть, замерзли. Фигура в клетке не шелохнулась.
– Ну же! Возьмите! – Гален помахал свернутым плащом в сторону клетки.
– Просунь свой плащ сквозь эти жестокие прутья ко мне, и я отблагодарю тебя сторицей.
Гален колебался.
– Или ты боишься приблизиться на расстояние вытянутой руки?
– Вы и сами могли бы дотянуться, – громко ответил юноша. – В чем дело? Боитесь отпустить цепь? Вы готовы сбросить меня в бездну, но не желаете принять подарок?
Молчание.
– Прекрасно! – воскликнул Гален. – Просто замечательно! Я собирался заключить с вами сделку, чтобы вам пришлось рассказать мне и про послание, и про ваш план, и про то, кто намерен вторгнуться к нам и как его остановить, прежде чем я отдам вам плащ. Но вместо этого я буду хорошим парнем и отдам его просто так. Если же вы не хотите дать шанс своей плоти и крови… Ладно! Ладно, мне и так хорошо!
И он швырнул разматывающийся сверток в клетку.
Плащ соскользнул и упал на окровавленную руку, а концы его хлопали на ветру, повиснув по обе стороны цепи.
– Неудивительно, что никто не пришел облегчить ваши «бесконечные страдания», если вы так себя ведете… – пробурчал Гален.
Почерневшие и испещренные шрамами пальцы медленно разжались, отпуская цепь, и осторожно втянули плащ сквозь прутья внутрь. Азраил останавливался, чтобы высвободить каждый кусочек, когда ткань прокалывала игла или цеплял крюк.
– Спасибо тебе. Я не стал бы продавать мудрость за плащ, какие бы муки холода ни испытывал. Я не изменил себе и за королевство, так чего стоит одежда? Но я искренне благодарю тебя. Я раскрою тебе свои тайны, юноша.
Азраил говорил, и его слова плыли в холодной бескрайней ветреной тьме вокруг. Ночное небо было сверху над ними, ночное небо внизу.
– Ты помнишь, чему тебя учили? Оберон и дети Света не могли поддерживать сторожевой пост в запятнанном и грешном земном мире. Однако они не хотели, чтобы Утренняя Звезда легко завладел всем, дождавшись кончины своих смертных врагов. Но и смертным нельзя было полностью доверить оборону против врага. Некоторые люди, великие воины и рыцари, были опутаны сетями зачарованного сна, их доблесть и чистота сохранялись неизменными, чтобы проходящее время не дало бы преимущества вечному врагу мира. Другие – те, кто хранил серебряный ключ, не имели иного выбора, кроме как стоять на страже против наступления тьмы. Ибо только они могли пробудить Спящих.
– Я знаю. Нам полагается протрубить в рог и разбудить Спящих.
– Ага. Но знаешь ли, какой ценой? Спящие почивают не в этом мире, но в Келебрадоне. Когда Эвернесс разбудит Спящего короля и всех его рыцарей, Келебрадон победоносно спустится из круга Осенних Звезд. Ангелы и светлые альвы на его бастионах будут поднимать бледные знамена и петь хвалы Оберону. Оружие, хранившееся для последней битвы, выкованное в оружейнях небес, выйдет из укрытия и уничтожит слуг тьмы.
Битва грянет столь яростно, что запылают и содрогнутся небо и земля, а после победы Оберон заново создаст мир, основанный на самых прекрасных мечтах человечества – а может быть, на представлениях самого Оберона, – чтобы им правили верные ему люди. Гален кивнул.
– Да. Я слыхал об этом. Нам обещали место в этом новом мире.
– Со слугами Света обращаются лучше, чем со слугами Тьмы. Низшие рабы, которые служат черной башне Ахерона, боятся и ненавидят перспективу победы тьмы так же отчаянно, как и мы. Последняя война означает приговор для тех, кто процветал до нее, – для шпионов, лазутчиков и предателей.
– Вы имеете в виду похитителей облика.
– Я имею в виду похитителей облика. Сэлки. Они коварный народ, и они боятся и ненавидят своего хозяина Утреннюю Звезду не меньше, а то и больше, чем ты. Властитель черного Ахерона перестанет нуждаться в шпионах и сэлки, если тьма победит, а если падет, сэлки будут сожжены светом. Среди народа сэлки один знает об этом, и он обещал нам помочь.
Перебежчик говорил со мной и рассказал, что Ахерон обязательно пошлет в битву на земле своих низших рабов, прежде чем призвать внешних богов или злого серафима, ибо Утренняя Звезда не может знать, где и когда проснутся Спящие в Келебрадоне. Шпион служит в авангарде, брошенном в горнило войны, и обещал сделать так, что передовой отряд падет, если те, кто сторожит в Эвернессе, смогут хотя бы показать, что располагают оружием иного мира. Один вид этого оружия отгонит наиболее слабых рабов Ахерона. Если это получится, предатель клянется ложью и обманом преувеличить все победы Света, отравить своими речами советников Ахерона, лишить их мужества, подготовить отступление и если не победу, то мир.
– Что это за оружие?
– Девять талисманов. Ты что, совсем ничего не знаешь, мальчик?
Гален умолк, стыдясь своего невежества. Он уговаривал себя, что у него нет причин для этого, но все равно сгорал от стыда.
Азраил помолчал минуту и мягко продолжил:
– Чтобы победить девять великих зол, порожденных затонувшим Ахероном, в Каэр Леон из иного мира были принесены семь великих талисманов. Три хранились в Каэр Леоне у его величества Пендрагона; два были посланы его святейшеству Папе в Рим; один отправили императору в неприступный Константинополь, дом цезарей. Все они были могущественны, шесть талисманов памяти, но седьмой и самый могущественный из них был Клаваргент, серебряный ключ. Ни королю, ни священнику, ни императору не доверили серебряный ключ. Он был вручен Эвернессу, там скрыт и позабыт в доме памяти.
Азраил умолк. Гален ждал, не последует ли продолжение.
Затем Гален произнес:
– Ну, короля у нас больше нет… Папа по-прежнему в Риме. Мы не католики, но, наверное, он все равно поможет. И я даже не знаю, что за император имеется в виду. А Константинополь переименовали в Стамбул.
– Мрачные вести. Значит, талисманы рассеяны. Рассеяны, ибо уничтожить их нельзя. И только трем королевам ведомо, где они лежат теперь.
Основатель помолчал. Неуклюжими, медленными движениями он завернулся в плащ Галена.
– Нет императора? Да, мрачные вести.
Снова долгое молчание.
– Ну, а мне-то что делать? – спросил Гален. – Что мне сделать, чтобы найти эти талисманы?
Старший Уэйлок на некоторое время погрузился в глубокое раздумье, словно припоминая давний урок. Затем сказал:
– Смертным не положено ими пользоваться, ибо каждый из них проклят. Вот почему я говорил, что они должны быть показаны, но не применены. Каждый борется с одним из девяти зол, чье нашествие предсказывает морской колокол Виндьямара. Слушай, слушай внимательно и в здании твоей памяти помести каждую из этих вещей в центральный неф, на колонну, постамент или окно, чтобы вспомнить их, когда проснешься. Учти, я не могу повторять дважды.
Азраил говорил:
Азраил умолк. Во тьме под ногами завывал ветер, и цепь слегка покачивалась. Гален, старательно сохраняя равновесие и внимательно ловя каждое слово, ждал продолжения, но молчание затягивалось.
Теперь юношу терзало двойное смущение. В конце концов, он и раньше слышал об этих талисманах; он всю жизнь про них знал, но называл их иначе. Семь знаков Виндьямара (как его учили) были начертаны на стенах башни под названием Два Дракона – старейшей части Эвернесского поместья, которую называли сердцем дома. Барельефы в замысловатом готическом стиле изображали нескольких чудищ, людей-тюленей и великанов, каждый из них держал знак, предвещающий их приход: молот, кольцо, жезл, лук, меч. А еще два знака Азраил пока не упомянул: чашу и, разумеется, рог.
Гален и не подозревал, что эти знаки являлись изображением настоящего оружия. Его учили, что они служат иной цели. Он пытался придумать, как бы непринужденно упомянуть, что он знал, о каких талисманах идет речь, дабы показать Азраилу, что он не настолько невежествен. Но это следовало поднести так, чтобы не показаться пустым хвастуном.
– Ну? Это лишь шесть ударов колокола, – заметил юноша. – Пять талисманов. А как насчет чаши? И рога?
– Ни один талисман не может встретить то, что поднимается из моря при семи ударах, кроме самого Титана. А если колокол прозвонит восьмой или последний раз, явится такое, что тебе не по силам. Ты не совладал бы с предназначенными для этого талисманами. Ответь мне, страж, сколько раз прозвонил колокол?
– Он звонил, не переставая.
– Дошло ли до сорока пяти? Это сумма всех зол, о которых предостерегает морской колокол. Это значит, что сам Ахерон, цитадель Утренней Звезды, готовится подняться из неизмеримых глубин.
– Я… Я не знаю. Может быть…
– Или стражи Эвернесса позабыли искусство счета? Это не так сложно, если есть пальцы на руках – для чисел меньше десяти и пальцы на ногах – для ровного счета. Не важно. Какой знак послал страж Виндьямара?
– Я видел черную чайку, держащую светильник эльфов.
– Это моя птица, мною пойманная и прирученная, и этот фонарь могло создать лишь мое искусство – в знак того, что она прилетела именно от меня. Разве ты не видишь, что мой знак пришел не из Виндьямара? Страж Виндьямара прислал бы тебе сон-предостережение, и Нимуэ подняла бы из чрева волн знак, какой талисман готовить: меч или кольцо, жезл или чашу, в соответствии с тем, какую форму примет нападение – войны или ветра, обмана или смерти. Какой знак показали тебе? Или ты не страж Эвернесса? Или ты не смотрел?
Младший Уэйлок едва не умирал от стыда. Больше всего в жизни ему хотелось, чтобы из всех людей на свете хорошо думал о нем именно Азраил де Грэй, основатель его рода, дома и ордена.
Дедушка говорил ему, что должен быть знак из Виндьямара, где в хрустальной гавани хранится морской колокол. А он решил, будто черная чайка и есть знак, и приперся сюда, чтобы услышать от самого основателя, что дедушка был прав.
Но затем смущение превратилось в ужас.
– Знак? Знака не было.
– А-а. Значит, Виндьямар захвачен врагом. – Очень холодный тон, которым это было произнесено, и блеск в глазах Азраила Галену не понравились. – Есть чему ужаснуться. Стражи Виндьямара не могли не послать знак, от которого столько зависит. Только предательство могло помешать им. Только у врага достаточно сил, чтобы побороть их стойкость. Значит, трех королев схватили и увезли. В Настронд, в ужасный Настроил, к берегам, сложенным из костей убийц…
Холодный голос угас в молчании…
– И… и… что мне делать? Азраил склонил свою гордую голову.
– Нечего делать. Дело проиграно. Возвращайся домой и готовься погибнуть достойно. Самоубийство благороднее, чем пыточные ямы Ахерона.
– Должно быть что-то, что мы еще можем сделать!
– Лишь талисманы могут напугать авангард тьмы. Если передовой отряд победит, останется только разбудить Спящих и призвать на землю конец времен. Ты знаешь, где хранятся талисманы иного мира?
– Н-нет.
– И я не знаю.
– А кто знает?
– Три королевы Виндьямара. Но раз они не послали знак, призывающий тебя к войне, их можно считать захваченными или убитыми.
Гален долго стоял на цепи, глядя вниз между своих ступней. Головокружительная бескрайняя пустота, темнее полуночи, бесконечно проваливалась под его взглядом.
Но она не казалась темнее или глубже, чем бездна у него внутри. Слова основателя эхом отдавались у него в мозгу: «захвачены или убиты»…
Вдруг младший Уэйлок поднял глаза.
– Если их схватили, куда их увезли? – Он выпрямился, голос его был чист и резок. – Если они в плену, кто их охраняет? Где?
Азраил негромко произнес:
– Ага. Теперь я слышу речь не мальчика, но мужа.
Азраил заговорил негромко и мрачно, и Галену пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать его:
– Немногие знают, где лежит Настронд, что служит гаванью и местом встречи ужасного народа сэлки, но мне ведомо это скрытое место. Они могут унести трех пленных королев в затонувший и лишенный солнца Ахерон, или на замерзшие северные шхеры в Хизер-Блезер, или в башни без окон на унылых плоскогорьях Ухнумана на дальней стороне Луны – но сначала тюлениды волокут всех без исключения пленников на берег Настронда. Ибо так они проходят тайными путями в миры по ту сторону лунной сферы, в запретную верхнюю ночь, куда люди не могут попасть даже во сне. И ради этого сэлки обязаны угождать кровожадным нечеловеческим богам, охраняющим края, в которые никто в здравом уме соваться не смеет. Они подкупают богов, дабы те закрывали глаза на незаконные перемещения. Каждый пленник подготовлен – опутан песней, словно гусеница шелком, и эта песня сэлки, пусть и исполненная ужаса, своими звуками заглушает пение того, что обитает по ту сторону стоячих звезд. Говорят, что из тех, кто слышал нечеловеческую музыку потусторонних краев, лишь сновидец Куран сумел очнуться от сна, сохранив рассудок. И даже ему не позволили возвратиться в свое тело на земле, и его тело умерло. Но ему была дарована в королевское владение вневременная и несокрушимая цитадель Келефес в облаках над внутренним морем – одновременно и в утешение, и в награду за беспримерную храбрость и стойкость его души и разума.
И мне не доставляет удовольствия рассказывать, откуда я это знаю, поскольку дело я имел с существом не вполне человеческим и заключал с ним страшные сделки. А пришло оно ко мне, потому что я увидел в темноте одну вещь.
Я видел то, что неведомо больше никому, будь то люди бодрствующие, окутанные сновидениями или перешедшие в великие сновидения истинной смерти. Ибо злоба тюремщиков Тириона подвесила мою маленькую клетку на гораздо более длинную цепь, чем у остальных, и на рассвете я гораздо ближе к пылающему дыханию солнца, когда оно поднимается снизу, а в сумерки гораздо дальше отодвинут от его тепла и гораздо глубже погружен в холодную бездну под нами.
Благодаря этому заливы за краем мира открываются мне шире, чем другим. Я вижу дальше, чем мои собратья-заключенные, и дальше, сдается мне, чем астрономы, робко выглядывающие со своими телескопами и зеркалами из-за кромки над нами. Они слишком близко к солнцу, чтобы как следует видеть во мраке. В темном одиночестве взрастает темная мудрость. Ибо я видел, откуда приходят черные корабли.
Надо ли мне рассказывать вам о черных кораблях, молодой человек? В разное время они посетили каждый порт в стране сновидений: верные Моммуру хрустально-облачные гавани, управляемые эльфами, рядом с океанами света; порты из кирпича и дерева, населенные теми, кого мы признали бы за людей; и громадные укрепленные железные мысы Нидвеллира над океанами кипящего камня – на протяжении всех циклов и эонов записанного времени они страшились черных кораблей и никогда не знали, с какой стороны света или с какого уровня сновидений они пожалуют. Но я знаю. Они приходят не с Земли, а из-за ее пределов.
Раз, и два, и три видел я их: чудовищно огромные, идут они под парусами вверх из бездны, невесомые, как грозовые облака. Обросшую льдом громаду парусов надувают безымянные ветра дальних глубин. Когда они поднимаются, фонари на них горят блуждающими огоньками болотного газа или тем сиянием, которое носят на хвосте светляки. Через заливы ночного воздуха я иногда слышал одинокие воющие голоса, распевающие гимны тьме и боли – пеаны радости, какую находят в страданиях другого. И это доносящееся с кораблей пение перемежалось зловещим лающим смехом, резкими командами, щелканьем бичей и воплями муки. И ни в одном из этих голосов не было ничего человеческого.
Когда бы ни поднялся корабль, на определенном расстоянии от кромки мира все огни на нем мгновенно гаснут, а все певцы умолкают. Бесшумнее мотылька плывет судно по тщательно выверенному курсу, проложенному так, чтобы спускаться только по самой темной части ночного неба, вдали от созвездий, дабы громада корабля не заслонила ни одну звезду, предупредив тем самым гарнизон Тириона о своем появлении.
Однажды, осмелев от безнадежности и отчаяния, при виде поднимающегося черного корабля я принялся распевать услышанные ранее грубые гимны. Я не умолк, когда корабль погасил все огни, но орал еще громче, выкрикивая богохульства вверх, в сторону моих почивающих тюремщиков.
Черный корабль убрал паруса и лег в дрейф, не зажигая огней, от южной оконечности Ориона, мимо Ригеля, который тогда стоял вровень с горизонтом. Спустили лоцманский бот, и темные горбатые фигуры склонились над заглушёнными веслами и погнали лодку через сумрачный воздух ко мне.
Лоцманский ботик подплыл туда, где в пустоте висела моя клетка, и я увидел на корме человеческую фигуру без лица. Между кружевным шейным платком и треуголкой виднелись нос и усы, как у кошки, и большие темные и влажные глаза – веселые глаза зверя, полные жестокости и смеха. Шкура у него была черная и лоснящаяся. И когда он заговорил, обнажились острые клыки, белые и чистые, как у лисицы. Его теплое дыхание пахло сырой рыбой.
Он поднял руку в приветствии, и из кружевного рукава его роскошного морского камзола высунулась когтистая лапа, покрытая шерстью с тыльной стороны. Ладонь была бледная, с черными перепонками между фалангами пальцев.
Фыркая от смеха, наблюдал он жестокую пытку моего заключения и даже потрогал зазубренные крючья, украшающие эти прутья.
«Видать, народ наверху рыбачит, – заметил он. – Они оставили тебя висеть тут приманкой для левиафанов, что ворочаются в безымянных океанах, куда впадают эти ледяные воды. Но, по-моему, ты слишком маленький кусочек, чтобы заставить их проглотить столько крючков. Ха! Или ты по дружбе обещал тамошним рыбарям пищать и верещать, пока мы готовим свой милый сюрприз, обходя их незамысловатую оборону? Ты должен быть осторожен, мой тощий кусочек мяса, а то добрые люди, которые поместили тебя сюда, лишатся возможности ловить на живую приманку».
Я насмешливо посоветовал ему не рисковать и не бросаться угрозами. Он расхохотался и принялся описывать, каким пыткам он подверг бы меня, и наклонился к прутьям со своей саблей. Оружие оказалось в пределах моей досягаемости.
Следующая лодка с корабля принесла офицера рангом повыше и сохраняла почтительное расстояние, пока они со мной торговались. Не стану утомлять тебя рассказом о том, какие клятвы были принесены в ту ночь и к каким ужасным силам они обращались. Но я признаюсь, что получил очень много тайной информации, которая может принести огромную пользу моему делу, имей я возможность открыть все своему племени. Морской народ оставил мне саблю и тюленью шкуру моего первого собеседника, да и не посмели они подойти достаточно близко, чтобы снять его тело с прутьев клетки. Я неплохо питался почти месяц.
Гален слушал и разглядывал теперь кровавые пятна на прутьях клетки с новым ужасом.
А затем Азраил негромко велел ему:
– Подойди ближе.
Гален понимал, что мог в тот же миг повернуться, уйти и оказаться далеко от заключенного в клетке человека, вернуться к дедушке и больше не иметь ничего общего с этими темными делами. Но если он даже не попытается вызволить трех королев Виндьямара, если ничего не сделает, как сможет он стать достойным стражем?
Юноша наклонился ближе. Окровавленная рука Азраила протянулась и вцепилась ему в плечо. Гален поразился, какие это холодные и сильные пальцы. Ледяная длань протащила его вниз, пока лицо мальчика едва не коснулось шипов на прутьях. Юный маг в ужасе уставился на шипы и крючья в нескольких дюймах от своих глаз.
Азраил прошептал:
– Предатель – сам тюлений царь. Его тайное имя Мананнан. Его эмиссар и посредник Дилан Ньёрдинг, ты узнаешь его по приметам, которые я тебе опишу. Они не посмеют причинить вред королевам древнего Виндьямара. Тюлений царь отдаст тебе трех королев. У них ты узнаешь местонахождение талисманов. Ты прикинешься сэлки с помощью темного искусства, которому я научился. Вот тебе шкура, натяни ее на себя: теперь ты станешь сэлки…
Снова повисло долгое молчание, пока юноша, неловко балансируя на цепи, сгорал от стыда под темным, величавым, бесстрастным взором старейшего Уэйлока. Лицо древнего существа казалось бесформенным сгущением теней. Гален мало что различал, кроме широких скул под грозовой тучей волос, двух озер еще более глубокой тьмы под черными бровями и ниже – ломаных линий, горьких и суровых, образующих какой-то намек на усмешку.
Гален в удивлении и тревоге подумал про себя: «Какие великие деяния? Я думал, этот парень – предатель, имевший дела с врагом».
Из клетки донеслись слова:
– Именно я первым вынес серебряный ключ из Моммура, несмотря на то, что Оберон и все его эльфийские рыцари поднялись в серебряном свете, чтоб помешать мне. Гордец Утренняя Звезда и все его дьявольское воинство гнались за мной по пятам до последних врат дня, предпочитая проклятие отступлению. Кровь бессмертных была пролита, чтобы завоевать ключ для этого мира. Благодаря ему врата в ад и чуждые царства снов были заперты накрепко – ценой неизмеримого терпения, мужества и боли. Моя жертва не ценится, говоришь? Забыта? Всеми? Неужели никто не помнит, где теперь спрятан ключ?
Ключ? Какой ключ?..
Нотка легкого удивления:
– Серебряный ключ Эвернесса, разумеется, – Клаваргент. Он запирает и отпирает врата. Ты его охраняешь. Ключ, делающий воинов сна осязаемыми и отбрасывающими тень под ясным солнцем. Ключ, с помощью которого можно сделать так, что все нормальные и осязаемые вещи растают, как туманный сон. Ключ, являющийся источником всей силы Эвернесса и единственной надеждой на победу человечества. Неужели ты никогда о нем не слышал?
Гален неохотно покачал головой.
Фигура слегка обмякла. Плечи поникли. Юноша различал шрамы и пятна крови там, где железные шипы порезали руки и плечи.
– Тогда ты не страж. – Голос стал горьким от тяжести поражения.
– Н-нет. Страж – мой дедушка Лемюэль. Но ваша птица прилетела ко мне. Я слышал послание. Я пришел. Он не придет.
Негромкий смешок.
– Как мило. Мальчик, не имеющий ни силы, ни власти, выслушает мое предостережение – и окажется слишком слабым, глупым и юным, чтобы последовать ему. Услышит мой план – и будет не в силах выполнить. Какой невероятной милостью является твое внимание! Без тебя я поделился бы своим знанием с морскими птицами или ползущим льдом. С тем же успехом я мог бы говорить с ними!
Гален ощутил ярость, словно желчь в горле.
– Я здесь. Я могу что-то сделать.
– Правда? А страж не говорил тебе, почему он не придет? Нет? Ты знаешь, какая сила приказала ему не отвечать мне? И тебе никогда не рассказывали, где спрятан серебряный ключ, да?
Юноша попытался ответить с достоинством, но почувствовал, как горит лицо.
– Он… не много мне рассказывал…
– Твоя гордость уязвлена, не так ли, дитя?
Голос из темноты клетки сделался ласковее. В нем послышалась нотка доброты. Однако окровавленная рука по-прежнему сжимала цепь.
– Как будто он не доверяет мне или вроде того.
– Тебе еще нет двадцати четырех лет, и ты еще не совершеннолетний.
– Я взрослый!
– Достаточно взрослый, чтобы держать серебряный ключ, который может, если его неразумно применить, необратимо уничтожить Землю?
Гален молчал. Снизу налетел холодный ветерок, заставивший его поежиться. Он плотнее завернулся в серый меховой плащ, гадая, из каких мест прилетел ветер и что за странный запах он принес.
Он недоумевал, что это за серебряный ключ и где он спрятан.
Азраил произнес:
– Может, тебе и удастся уговорить своего деда, мой потомок, открыть тебе тайное знание Эвернесса, если ты выкажешь себя благородным, мудрым и достойным. Какое-нибудь серьезное деяние в защиту дома может вызвать его доверие.
Это было так близко к невысказанной тайной надежде Галена, что он не смел проронить ни слова. Только кивнул, удивляясь: неужели его помыслы настолько очевидны?
Юноша вздрогнул от ветра и, почти чувствуя вину, потянул завязки плаща. Он скатал теплую ткань и осторожно протянул сверток в сторону клетки.
– Вот, – произнес он. – Вы, должно быть, замерзли. Фигура в клетке не шелохнулась.
– Ну же! Возьмите! – Гален помахал свернутым плащом в сторону клетки.
– Просунь свой плащ сквозь эти жестокие прутья ко мне, и я отблагодарю тебя сторицей.
Гален колебался.
– Или ты боишься приблизиться на расстояние вытянутой руки?
– Вы и сами могли бы дотянуться, – громко ответил юноша. – В чем дело? Боитесь отпустить цепь? Вы готовы сбросить меня в бездну, но не желаете принять подарок?
Молчание.
– Прекрасно! – воскликнул Гален. – Просто замечательно! Я собирался заключить с вами сделку, чтобы вам пришлось рассказать мне и про послание, и про ваш план, и про то, кто намерен вторгнуться к нам и как его остановить, прежде чем я отдам вам плащ. Но вместо этого я буду хорошим парнем и отдам его просто так. Если же вы не хотите дать шанс своей плоти и крови… Ладно! Ладно, мне и так хорошо!
И он швырнул разматывающийся сверток в клетку.
Плащ соскользнул и упал на окровавленную руку, а концы его хлопали на ветру, повиснув по обе стороны цепи.
– Неудивительно, что никто не пришел облегчить ваши «бесконечные страдания», если вы так себя ведете… – пробурчал Гален.
Почерневшие и испещренные шрамами пальцы медленно разжались, отпуская цепь, и осторожно втянули плащ сквозь прутья внутрь. Азраил останавливался, чтобы высвободить каждый кусочек, когда ткань прокалывала игла или цеплял крюк.
– Спасибо тебе. Я не стал бы продавать мудрость за плащ, какие бы муки холода ни испытывал. Я не изменил себе и за королевство, так чего стоит одежда? Но я искренне благодарю тебя. Я раскрою тебе свои тайны, юноша.
V
Азраил говорил, и его слова плыли в холодной бескрайней ветреной тьме вокруг. Ночное небо было сверху над ними, ночное небо внизу.
– Ты помнишь, чему тебя учили? Оберон и дети Света не могли поддерживать сторожевой пост в запятнанном и грешном земном мире. Однако они не хотели, чтобы Утренняя Звезда легко завладел всем, дождавшись кончины своих смертных врагов. Но и смертным нельзя было полностью доверить оборону против врага. Некоторые люди, великие воины и рыцари, были опутаны сетями зачарованного сна, их доблесть и чистота сохранялись неизменными, чтобы проходящее время не дало бы преимущества вечному врагу мира. Другие – те, кто хранил серебряный ключ, не имели иного выбора, кроме как стоять на страже против наступления тьмы. Ибо только они могли пробудить Спящих.
– Я знаю. Нам полагается протрубить в рог и разбудить Спящих.
– Ага. Но знаешь ли, какой ценой? Спящие почивают не в этом мире, но в Келебрадоне. Когда Эвернесс разбудит Спящего короля и всех его рыцарей, Келебрадон победоносно спустится из круга Осенних Звезд. Ангелы и светлые альвы на его бастионах будут поднимать бледные знамена и петь хвалы Оберону. Оружие, хранившееся для последней битвы, выкованное в оружейнях небес, выйдет из укрытия и уничтожит слуг тьмы.
Битва грянет столь яростно, что запылают и содрогнутся небо и земля, а после победы Оберон заново создаст мир, основанный на самых прекрасных мечтах человечества – а может быть, на представлениях самого Оберона, – чтобы им правили верные ему люди. Гален кивнул.
– Да. Я слыхал об этом. Нам обещали место в этом новом мире.
– Со слугами Света обращаются лучше, чем со слугами Тьмы. Низшие рабы, которые служат черной башне Ахерона, боятся и ненавидят перспективу победы тьмы так же отчаянно, как и мы. Последняя война означает приговор для тех, кто процветал до нее, – для шпионов, лазутчиков и предателей.
– Вы имеете в виду похитителей облика.
– Я имею в виду похитителей облика. Сэлки. Они коварный народ, и они боятся и ненавидят своего хозяина Утреннюю Звезду не меньше, а то и больше, чем ты. Властитель черного Ахерона перестанет нуждаться в шпионах и сэлки, если тьма победит, а если падет, сэлки будут сожжены светом. Среди народа сэлки один знает об этом, и он обещал нам помочь.
Перебежчик говорил со мной и рассказал, что Ахерон обязательно пошлет в битву на земле своих низших рабов, прежде чем призвать внешних богов или злого серафима, ибо Утренняя Звезда не может знать, где и когда проснутся Спящие в Келебрадоне. Шпион служит в авангарде, брошенном в горнило войны, и обещал сделать так, что передовой отряд падет, если те, кто сторожит в Эвернессе, смогут хотя бы показать, что располагают оружием иного мира. Один вид этого оружия отгонит наиболее слабых рабов Ахерона. Если это получится, предатель клянется ложью и обманом преувеличить все победы Света, отравить своими речами советников Ахерона, лишить их мужества, подготовить отступление и если не победу, то мир.
– Что это за оружие?
– Девять талисманов. Ты что, совсем ничего не знаешь, мальчик?
Гален умолк, стыдясь своего невежества. Он уговаривал себя, что у него нет причин для этого, но все равно сгорал от стыда.
Азраил помолчал минуту и мягко продолжил:
– Чтобы победить девять великих зол, порожденных затонувшим Ахероном, в Каэр Леон из иного мира были принесены семь великих талисманов. Три хранились в Каэр Леоне у его величества Пендрагона; два были посланы его святейшеству Папе в Рим; один отправили императору в неприступный Константинополь, дом цезарей. Все они были могущественны, шесть талисманов памяти, но седьмой и самый могущественный из них был Клаваргент, серебряный ключ. Ни королю, ни священнику, ни императору не доверили серебряный ключ. Он был вручен Эвернессу, там скрыт и позабыт в доме памяти.
Азраил умолк. Гален ждал, не последует ли продолжение.
Затем Гален произнес:
– Ну, короля у нас больше нет… Папа по-прежнему в Риме. Мы не католики, но, наверное, он все равно поможет. И я даже не знаю, что за император имеется в виду. А Константинополь переименовали в Стамбул.
– Мрачные вести. Значит, талисманы рассеяны. Рассеяны, ибо уничтожить их нельзя. И только трем королевам ведомо, где они лежат теперь.
Основатель помолчал. Неуклюжими, медленными движениями он завернулся в плащ Галена.
– Нет императора? Да, мрачные вести.
Снова долгое молчание.
– Ну, а мне-то что делать? – спросил Гален. – Что мне сделать, чтобы найти эти талисманы?
Старший Уэйлок на некоторое время погрузился в глубокое раздумье, словно припоминая давний урок. Затем сказал:
– Смертным не положено ими пользоваться, ибо каждый из них проклят. Вот почему я говорил, что они должны быть показаны, но не применены. Каждый борется с одним из девяти зол, чье нашествие предсказывает морской колокол Виндьямара. Слушай, слушай внимательно и в здании твоей памяти помести каждую из этих вещей в центральный неф, на колонну, постамент или окно, чтобы вспомнить их, когда проснешься. Учти, я не могу повторять дважды.
VI
Азраил говорил:
– Первый – искусный в ворожбе
Могучий некромант.
Ни зверь, ни человек, себе
Он сердце вырвал сам.
Чтоб отогнать сию напасть,
Не нужен талисман:
Лишь тот, кто меч ему подаст,
Во власть его отдан.
Второе зло – гиганты тьмы,
Их плоть огонь и лед,
И жезл молнии один Погибель им несет.
Но возвращается назад Суровый Торов дар.
Лишь тот, кому неведом страх,
Сей выдержит удар.
И третье зло – князья штормов
В мятежной буре крыл.
Из них бечевкой и ключом
Один стреножен был.
Маг Франклин молнию хранить
Людской заставил кров,
Но гром и ветер грозовых
Седлают скакунов.
Кольцо нибелунгов без хлопот,
Их бешенство смирит.
Сумеет взять его лишь тот,
Кто от любви бежит.
И зло четвертое – лгуны
Смеющиеся – сэлки.
Крадут у смертных плоть они,
Жестоки их проделки.
Лицо их истинное вмиг Откроет жезл Моли,
Но правда смертному сулит Пучину слез и боли.
Терять всего больнее то,
Во что всем сердцем верил,
Но для невинного ничто Бесплотные потери.
Пятое – кэлпи табуны,
Сочатся гноем раны.
Грехом питаются они,
Им страшен лук Бельфана.
Ни гордый дух, ни сила рук
Ни долгое упорство —
Сгибает этот мощный лук Смиренных непокорство.
Шестое зло – могучий зверь
По имени война.
Богами в множество цепей
Закована она.
Но люди зверя из оков
Впускают сами в мир,
Победе, дочери его,
Готовя сладкий пир.
Лишь светозарный Калибурн,
Меч праведных, уймет
Чудовище, коль вещих рун
Достойного найдет.
Меч похоронен глубоко
И крепко спит, доколь,
Восстав во славе ото сна,
Не явится король.
VII
Азраил умолк. Во тьме под ногами завывал ветер, и цепь слегка покачивалась. Гален, старательно сохраняя равновесие и внимательно ловя каждое слово, ждал продолжения, но молчание затягивалось.
Теперь юношу терзало двойное смущение. В конце концов, он и раньше слышал об этих талисманах; он всю жизнь про них знал, но называл их иначе. Семь знаков Виндьямара (как его учили) были начертаны на стенах башни под названием Два Дракона – старейшей части Эвернесского поместья, которую называли сердцем дома. Барельефы в замысловатом готическом стиле изображали нескольких чудищ, людей-тюленей и великанов, каждый из них держал знак, предвещающий их приход: молот, кольцо, жезл, лук, меч. А еще два знака Азраил пока не упомянул: чашу и, разумеется, рог.
Гален и не подозревал, что эти знаки являлись изображением настоящего оружия. Его учили, что они служат иной цели. Он пытался придумать, как бы непринужденно упомянуть, что он знал, о каких талисманах идет речь, дабы показать Азраилу, что он не настолько невежествен. Но это следовало поднести так, чтобы не показаться пустым хвастуном.
– Ну? Это лишь шесть ударов колокола, – заметил юноша. – Пять талисманов. А как насчет чаши? И рога?
– Ни один талисман не может встретить то, что поднимается из моря при семи ударах, кроме самого Титана. А если колокол прозвонит восьмой или последний раз, явится такое, что тебе не по силам. Ты не совладал бы с предназначенными для этого талисманами. Ответь мне, страж, сколько раз прозвонил колокол?
– Он звонил, не переставая.
– Дошло ли до сорока пяти? Это сумма всех зол, о которых предостерегает морской колокол. Это значит, что сам Ахерон, цитадель Утренней Звезды, готовится подняться из неизмеримых глубин.
– Я… Я не знаю. Может быть…
– Или стражи Эвернесса позабыли искусство счета? Это не так сложно, если есть пальцы на руках – для чисел меньше десяти и пальцы на ногах – для ровного счета. Не важно. Какой знак послал страж Виндьямара?
– Я видел черную чайку, держащую светильник эльфов.
– Это моя птица, мною пойманная и прирученная, и этот фонарь могло создать лишь мое искусство – в знак того, что она прилетела именно от меня. Разве ты не видишь, что мой знак пришел не из Виндьямара? Страж Виндьямара прислал бы тебе сон-предостережение, и Нимуэ подняла бы из чрева волн знак, какой талисман готовить: меч или кольцо, жезл или чашу, в соответствии с тем, какую форму примет нападение – войны или ветра, обмана или смерти. Какой знак показали тебе? Или ты не страж Эвернесса? Или ты не смотрел?
Младший Уэйлок едва не умирал от стыда. Больше всего в жизни ему хотелось, чтобы из всех людей на свете хорошо думал о нем именно Азраил де Грэй, основатель его рода, дома и ордена.
Дедушка говорил ему, что должен быть знак из Виндьямара, где в хрустальной гавани хранится морской колокол. А он решил, будто черная чайка и есть знак, и приперся сюда, чтобы услышать от самого основателя, что дедушка был прав.
Но затем смущение превратилось в ужас.
– Знак? Знака не было.
– А-а. Значит, Виндьямар захвачен врагом. – Очень холодный тон, которым это было произнесено, и блеск в глазах Азраила Галену не понравились. – Есть чему ужаснуться. Стражи Виндьямара не могли не послать знак, от которого столько зависит. Только предательство могло помешать им. Только у врага достаточно сил, чтобы побороть их стойкость. Значит, трех королев схватили и увезли. В Настронд, в ужасный Настроил, к берегам, сложенным из костей убийц…
Холодный голос угас в молчании…
– И… и… что мне делать? Азраил склонил свою гордую голову.
– Нечего делать. Дело проиграно. Возвращайся домой и готовься погибнуть достойно. Самоубийство благороднее, чем пыточные ямы Ахерона.
– Должно быть что-то, что мы еще можем сделать!
– Лишь талисманы могут напугать авангард тьмы. Если передовой отряд победит, останется только разбудить Спящих и призвать на землю конец времен. Ты знаешь, где хранятся талисманы иного мира?
– Н-нет.
– И я не знаю.
– А кто знает?
– Три королевы Виндьямара. Но раз они не послали знак, призывающий тебя к войне, их можно считать захваченными или убитыми.
Гален долго стоял на цепи, глядя вниз между своих ступней. Головокружительная бескрайняя пустота, темнее полуночи, бесконечно проваливалась под его взглядом.
Но она не казалась темнее или глубже, чем бездна у него внутри. Слова основателя эхом отдавались у него в мозгу: «захвачены или убиты»…
Вдруг младший Уэйлок поднял глаза.
– Если их схватили, куда их увезли? – Он выпрямился, голос его был чист и резок. – Если они в плену, кто их охраняет? Где?
Азраил негромко произнес:
– Ага. Теперь я слышу речь не мальчика, но мужа.
VIII
Азраил заговорил негромко и мрачно, и Галену пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать его:
– Немногие знают, где лежит Настронд, что служит гаванью и местом встречи ужасного народа сэлки, но мне ведомо это скрытое место. Они могут унести трех пленных королев в затонувший и лишенный солнца Ахерон, или на замерзшие северные шхеры в Хизер-Блезер, или в башни без окон на унылых плоскогорьях Ухнумана на дальней стороне Луны – но сначала тюлениды волокут всех без исключения пленников на берег Настронда. Ибо так они проходят тайными путями в миры по ту сторону лунной сферы, в запретную верхнюю ночь, куда люди не могут попасть даже во сне. И ради этого сэлки обязаны угождать кровожадным нечеловеческим богам, охраняющим края, в которые никто в здравом уме соваться не смеет. Они подкупают богов, дабы те закрывали глаза на незаконные перемещения. Каждый пленник подготовлен – опутан песней, словно гусеница шелком, и эта песня сэлки, пусть и исполненная ужаса, своими звуками заглушает пение того, что обитает по ту сторону стоячих звезд. Говорят, что из тех, кто слышал нечеловеческую музыку потусторонних краев, лишь сновидец Куран сумел очнуться от сна, сохранив рассудок. И даже ему не позволили возвратиться в свое тело на земле, и его тело умерло. Но ему была дарована в королевское владение вневременная и несокрушимая цитадель Келефес в облаках над внутренним морем – одновременно и в утешение, и в награду за беспримерную храбрость и стойкость его души и разума.
И мне не доставляет удовольствия рассказывать, откуда я это знаю, поскольку дело я имел с существом не вполне человеческим и заключал с ним страшные сделки. А пришло оно ко мне, потому что я увидел в темноте одну вещь.
Я видел то, что неведомо больше никому, будь то люди бодрствующие, окутанные сновидениями или перешедшие в великие сновидения истинной смерти. Ибо злоба тюремщиков Тириона подвесила мою маленькую клетку на гораздо более длинную цепь, чем у остальных, и на рассвете я гораздо ближе к пылающему дыханию солнца, когда оно поднимается снизу, а в сумерки гораздо дальше отодвинут от его тепла и гораздо глубже погружен в холодную бездну под нами.
Благодаря этому заливы за краем мира открываются мне шире, чем другим. Я вижу дальше, чем мои собратья-заключенные, и дальше, сдается мне, чем астрономы, робко выглядывающие со своими телескопами и зеркалами из-за кромки над нами. Они слишком близко к солнцу, чтобы как следует видеть во мраке. В темном одиночестве взрастает темная мудрость. Ибо я видел, откуда приходят черные корабли.
Надо ли мне рассказывать вам о черных кораблях, молодой человек? В разное время они посетили каждый порт в стране сновидений: верные Моммуру хрустально-облачные гавани, управляемые эльфами, рядом с океанами света; порты из кирпича и дерева, населенные теми, кого мы признали бы за людей; и громадные укрепленные железные мысы Нидвеллира над океанами кипящего камня – на протяжении всех циклов и эонов записанного времени они страшились черных кораблей и никогда не знали, с какой стороны света или с какого уровня сновидений они пожалуют. Но я знаю. Они приходят не с Земли, а из-за ее пределов.
Раз, и два, и три видел я их: чудовищно огромные, идут они под парусами вверх из бездны, невесомые, как грозовые облака. Обросшую льдом громаду парусов надувают безымянные ветра дальних глубин. Когда они поднимаются, фонари на них горят блуждающими огоньками болотного газа или тем сиянием, которое носят на хвосте светляки. Через заливы ночного воздуха я иногда слышал одинокие воющие голоса, распевающие гимны тьме и боли – пеаны радости, какую находят в страданиях другого. И это доносящееся с кораблей пение перемежалось зловещим лающим смехом, резкими командами, щелканьем бичей и воплями муки. И ни в одном из этих голосов не было ничего человеческого.
Когда бы ни поднялся корабль, на определенном расстоянии от кромки мира все огни на нем мгновенно гаснут, а все певцы умолкают. Бесшумнее мотылька плывет судно по тщательно выверенному курсу, проложенному так, чтобы спускаться только по самой темной части ночного неба, вдали от созвездий, дабы громада корабля не заслонила ни одну звезду, предупредив тем самым гарнизон Тириона о своем появлении.
Однажды, осмелев от безнадежности и отчаяния, при виде поднимающегося черного корабля я принялся распевать услышанные ранее грубые гимны. Я не умолк, когда корабль погасил все огни, но орал еще громче, выкрикивая богохульства вверх, в сторону моих почивающих тюремщиков.
Черный корабль убрал паруса и лег в дрейф, не зажигая огней, от южной оконечности Ориона, мимо Ригеля, который тогда стоял вровень с горизонтом. Спустили лоцманский бот, и темные горбатые фигуры склонились над заглушёнными веслами и погнали лодку через сумрачный воздух ко мне.
Лоцманский ботик подплыл туда, где в пустоте висела моя клетка, и я увидел на корме человеческую фигуру без лица. Между кружевным шейным платком и треуголкой виднелись нос и усы, как у кошки, и большие темные и влажные глаза – веселые глаза зверя, полные жестокости и смеха. Шкура у него была черная и лоснящаяся. И когда он заговорил, обнажились острые клыки, белые и чистые, как у лисицы. Его теплое дыхание пахло сырой рыбой.
Он поднял руку в приветствии, и из кружевного рукава его роскошного морского камзола высунулась когтистая лапа, покрытая шерстью с тыльной стороны. Ладонь была бледная, с черными перепонками между фалангами пальцев.
Фыркая от смеха, наблюдал он жестокую пытку моего заключения и даже потрогал зазубренные крючья, украшающие эти прутья.
«Видать, народ наверху рыбачит, – заметил он. – Они оставили тебя висеть тут приманкой для левиафанов, что ворочаются в безымянных океанах, куда впадают эти ледяные воды. Но, по-моему, ты слишком маленький кусочек, чтобы заставить их проглотить столько крючков. Ха! Или ты по дружбе обещал тамошним рыбарям пищать и верещать, пока мы готовим свой милый сюрприз, обходя их незамысловатую оборону? Ты должен быть осторожен, мой тощий кусочек мяса, а то добрые люди, которые поместили тебя сюда, лишатся возможности ловить на живую приманку».
Я насмешливо посоветовал ему не рисковать и не бросаться угрозами. Он расхохотался и принялся описывать, каким пыткам он подверг бы меня, и наклонился к прутьям со своей саблей. Оружие оказалось в пределах моей досягаемости.
Следующая лодка с корабля принесла офицера рангом повыше и сохраняла почтительное расстояние, пока они со мной торговались. Не стану утомлять тебя рассказом о том, какие клятвы были принесены в ту ночь и к каким ужасным силам они обращались. Но я признаюсь, что получил очень много тайной информации, которая может принести огромную пользу моему делу, имей я возможность открыть все своему племени. Морской народ оставил мне саблю и тюленью шкуру моего первого собеседника, да и не посмели они подойти достаточно близко, чтобы снять его тело с прутьев клетки. Я неплохо питался почти месяц.
Гален слушал и разглядывал теперь кровавые пятна на прутьях клетки с новым ужасом.
А затем Азраил негромко велел ему:
– Подойди ближе.
IX
Гален понимал, что мог в тот же миг повернуться, уйти и оказаться далеко от заключенного в клетке человека, вернуться к дедушке и больше не иметь ничего общего с этими темными делами. Но если он даже не попытается вызволить трех королев Виндьямара, если ничего не сделает, как сможет он стать достойным стражем?
Юноша наклонился ближе. Окровавленная рука Азраила протянулась и вцепилась ему в плечо. Гален поразился, какие это холодные и сильные пальцы. Ледяная длань протащила его вниз, пока лицо мальчика едва не коснулось шипов на прутьях. Юный маг в ужасе уставился на шипы и крючья в нескольких дюймах от своих глаз.
Азраил прошептал:
– Предатель – сам тюлений царь. Его тайное имя Мананнан. Его эмиссар и посредник Дилан Ньёрдинг, ты узнаешь его по приметам, которые я тебе опишу. Они не посмеют причинить вред королевам древнего Виндьямара. Тюлений царь отдаст тебе трех королев. У них ты узнаешь местонахождение талисманов. Ты прикинешься сэлки с помощью темного искусства, которому я научился. Вот тебе шкура, натяни ее на себя: теперь ты станешь сэлки…