Райт Джордж. Охота за островом

   – Выходит, все они погибли?
   – Во всяком случае, попали в руки туземцев. Но дикари обычно жестоко расправляются с пленными. Впрочем, мы еще не осматривали помещения; но не думаю, что там есть что-нибудь, опровергающее мою версию.
   – Вы думаете, идти туда не опасно?
   – Вряд ли там окажутся живые коррингартцы или засада аборигенов. Судя по всему, со времени сражения прошло несколько дней – земных дней, я имею в виду.
   – А чего вы испугались, когда осматривали дыру?
   – Видите ли, я неожиданно заметил, что вон те лучеметы направлены прямо на нас. Я не сразу понял, что они уже давно застыли в таком положении.
   «Вот будет здорово, если они сейчас шевельнутся», – мелькнула у Роберта шальная мысль. Но лучеметы, естественно, остались неподвижны, и пилот решительно направился к входу в ближайшее здание.
   У самой двери он остановился, показывая Эмили на валявшиеся на бетонных плитах грубо отесанные колы. Концы двух из них были расщеплены, один сломан пополам.
   – У местных жителей не только сильные животные, но и сильные мозги, – сказал Роберт с уважением. – Видите, с помощью чего они открывали люки? Наше знакомое каменное дерево... Они уже знают, что такое клин и рычаг.
   Эмили, не разделявшая его восторгов, с беспокойством поправила ремень бластера.

47

   Дальнейшие исследования базы значительно уменьшили уважение Роберта к туземцам, ибо те, проникнув в здания с помощью простейших механизмов, подвергли самому варварскому разрушению все более сложные устройства. Даже в тех помещениях, где, по-видимому, никто не оказал им сопротивления – ибо в стенах не было прожженных бластерами дыр, а на полу – пятен крови – все носило следы жестокого разгрома. Окна были выбиты, мебель искорежена, приборы разбиты; осколки стекла усеивали пол, из стен торчали оборванные жгуты проводов. Роберт с проклятьями ковырялся в недрах изувеченных пультов, отыскивая еще функционирующие блоки. Эмили с тоской смотрела на его возню с инструментами. Она устала, ей надоело шляться по погибшей базе. Однако, когда она заикнулась об отдыхе, Уайт посмотрел на нее непонимающе:
   – Вам что, так понравилась эта планета? Неужели не ясно, что чем скорее я закончу, тем скорее мы улетим? Между прочим, коррингартцы не получают сообщений с этой базы уже несколько дней; не думайте, что они это так оставят. В самое ближайшее время сюда прибудут имперские разведчики, и нам нет смысла здесь задерживаться. Впрочем, – добавил пилот через несколько секунд, – никто не заставляет вас за мной таскаться. Можете остаться в любом из обследованных помещений, только не уходите оттуда.
   Но такая перспектива еще меньше нравилась Эмили: мертвая база внушала ей страх, и ей не хотелось оставаться здесь одной даже при условии непрерывной радиосвязи.
   – О! – воскликнул пилот, входя в следующую комнату. – Между прочим, помещение транссвязи. Интересно, успели они отправить сообщение? Скорее всего, нет: сначала ситуация казалась несерьезной – животные, дикари – потом, когда вышел из строя энергоблок, было уже поздно. Транспередача требует больших затрат энергии... Ну конечно, и здесь все крушили с упорством, достойным лучшего применения. Ящерицы дегенеративные...
   – Кстати, почему вы сказали, что не сможете починить нашу панель транссвязи? Если бы здесь все было исправно...
   – Если бы здесь все было исправно, трансграмму можно было бы послать и отсюда. Но даже если бы здесь были исправны только те модули, которые нужно заменить на корабле, не думайте, что это так просто сделать. Коррингартская техника все же отличается от земной, уметь ей пользоваться – это одно, а уметь ее чинить – совсем другое. Я еще не имел дела с их транссвязью. Вероятно, за несколько дней мне удалось бы разобраться, что к чему, но мы быстрее долетим до Среднего космоса.
   – Ой, мне уже просто не верится, что мы когда-нибудь туда доберемся!
   – С точки зрения принципа наихудшего сценария именно так вам и следует думать, – невозмутимо посоветовал Уайт, выдвигая из-под покореженной панели какой-то металлический ящик. – Ага, любопытно. Я, кажется, нашел распечатку последней полученной здесь трансграммы, – он развернул листок и принялся читать, мобилизуя все свои познания в коррингартском. Через несколько минут он с раздражением воскликнул: – Старый скряга!
   – Кто? – удивилась Эмили.
   – Ваш папаша, кто же еще! Представьте себе, за вас назначено вознаграждение всего в каких-то 50 миллионов! На вашем месте я бы возмутился!
   – Вы прекрасно делаете это на своем месте, – отрезала Эмили.
   – Ну еще бы, вам-то не о чем беспокоится! Я уже не говорю обо всех накладных расходах...
   – Когда-то и 50 миллионов были для вас недостижимой мечтой.
   – Когда-то! – насмешливо протянул пилот. – Когда-то и миллион был огромным состоянием, и миллионеров можно было пересчитать по пальцам. Правда, доллар тогда стоил не то, что теперь, а люди не умели летать в космос и редко доживали до семидесяти. А еще более когда-то, мисс Клайренс, ваш прямой предок был крепостным крестьянином где-то в Европе и ломал шапку перед невежественным феодалом, который свободно пользовался его женой и дочерьми, не имея и тысячной доли нынешнего состояния Реджинальда Мармадьюка Клайренса!
   – Судя по вашей наглости, вы полагаете, что ваш предок был тем самым феодалом.
   – Что ж, в таком случае вы должны признать, что я еще очень гуманно с вами обращаюсь, – заметил Роберт уже спокойным тоном. Он перевернул листок, но на обратной стороне, как и следовало ожидать, ничего не было. – А все-таки интересно, почему имперское командование проявляет такой интерес к вашей персоне.
   – Очевидно, охотятся за выкупом, так же как и вы.
   – Ну, я-то охочусь не за выкупом, а за законным вознаграждением... И все же внимание к вам имперских военных властей кажется мне несколько гипертрофированным.
   «Чего никак не скажешь о вашем внимании, мистер Уайт», – подумала Эмили, а вслух спросила: – Вы можете определить, когда отправлена депеша?
   – Здесь указано. Девятого дня четвертой дюжины второго сезона. Насколько я помню показания часов-календаря на корабле, сегодня второй день пятой дюжины. Значит, прошло пять коррингартских дней, или четыре земных. Все сходится – нападение на станцию произошло прошлой местной ночью. Интересно, как скоро в коррингартском штабе хватились этой базы? Транссвязь – дорогое удовольствие, и в отсутствие чрезвычайных обстоятельств трансграммы посылают не каждый час и, вероятно, даже не каждый день. Может быть, срок отправки очередного донесения отсюда истек лишь несколько часов назад. Впрочем, гадать бессмысленно. Будем исходить из того, что имперские корабли уже летят сюда.
   – Помнится, Сэндерс говорил о возможных сроках прибытия кораблей на планету с разгромленной базой. Или тогда он тоже врал?
   – Да нет, названные им сроки вполне правдоподобны. Трое-четверо суток для разведчиков с пограничных баз и две-три недели для отряда больших кораблей из тыла. Конечно, для коррингартских кораблей эти цифры надо увеличить раза в полтора – точнее, увеличить надо продолжительность самого полета, времени на организацию у них уйдет как раз меньше, чем у землян. Тоталитарные режимы всегда имеют в этом преимущество перед демократией... как почти во всем, что касается войны и вообще экстремальных обстоятельств.
   – Оно и заметно – на примере участи этой базы.
   – Вы зря иронизируете. Просто здесь им противостояло еще более тоталитарное общество. Как бы мало ни было демократии в средневековой империи, в первобытном племени ее еще меньше.
   – Такое впечатление, Уайт, что вам не слишком-то нравится демократия.
   – Ну что вы, я воздаю ей должное, но я не склонен ее превозносить. В отличие от большинства, я трезво смотрю на вещи. Один умный человек еще несколько столетий назад сказал, что демократия – это право не избирать и не быть избранным. Ни тоталитаризм, ни демократия не дают подлинной свободы; и та, и другая система принуждает человека поступать вопреки его воле, но при демократии его не заставляют это одобрять. Это и есть главное завоевание демократии – право сказать «нет». Я говорю без тени иронии, это действительно великое право, но оно все равно не позволяет ничего изменить. При тоталитаризме несогласных убивают; при демократии их игнорируют. Демократия – меньшее из двух зол, но от этого она не перестает быть злом. Любая социальная система – зло, потому что в основе ее – социум, общество, по самой своей природе подавляющее личность. Вот поэтому-то я и хочу уединиться на острове, ибо в обществе невозможно обрести свободу и покой.

48

   Наконец обследование базы было закончено. Роберт буквально забил свой ранец демонтированными блоками и платами, заверив Эмили, что «хоть что-то из всего этого хлама должно подойти». Лишь в одном пилота постигла серьезная неудача: он надеялся, что тяжелые ворота ангара защитили транспортные средства базы от ярости туземцев, и земляне будут избавлены от необходимости возвращаться на корабль пешком; но оказалось, что аборигены побывали и здесь. Должно быть, они покинули базу лишь тогда, когда не осталось ни одного не разгромленного помещения; судя по всему, они взламывали двери ангара много часов и, конечно, вознаградили себя за долгий труд – если мебель и приборы в других зданиях крушили лишь топорами и дубинами, то над катером и двумя вездеходами, очевидно, поработали слонобыки. Нечего было и думать о ремонте.
   Роберт, поглядев с сокрушенным видом на измятые корпуса, отражавшиеся в лужах масла и горючего, выпотрошенные двигатели, разорванные гусеницы и раскатившиеся по всему ангару подшипники, тяжело вздохнул и повернулся к выходу. Но, когда Эмили поняла, что пилот собирается немедленно возвращаться на звездолет, она решительно взбунтовалась.
   – Это идиотское солнце окончательно лишило вас рассудка! Посмотрите на свои хваленые часы и убедитесь, что по-настоящему сейчас поздний вечер! В конце концов, я чертовски устала, таскаясь тут за вами без всякой пользы, и хочу ночью спать, как все нормальные люди!
   – Во-первых, не кричите, а то я выключу приемник в своем шлеме. Во-вторых, вы, кажется, забыли о коррингартцах, которые могут самым бесцеремонным образом разбудить вас среди ночи, если мы останемся на базе.
   – Вы же сами говорили: трое-четверо суток, умножить на полтора... Даже по наихудшему сценарию они прилетят еще не так скоро.
   – Вы не умеете считать, по наихудшему сценарию они уже были бы здесь.
   – Ну раз их до сих пор нет, значит, они и не торопятся, – с чисто женской логикой заявила Эмили.
   «А в самом деле, почему они должны торопиться? – подумал Роберт, которому тоже совсем не хотелось после трудного дня тащиться опять десять километров по пересеченной местности. – Они ведь не думают, что здесь произошло что-то особенное. К счастью, когда сюда пришла трансграмма Сэндерса, ее было уже некому принять – и некому послать другие трансграммы...»
   – К тому же, – продолжала атаку Эмили, – они ведь не вынырнут из транспространства прямо на посадочной площадке базы?
   – Транспереход внутри и вблизи массивных тел типа планеты вообще невозможен, – машинально согласился Роберт.
   – Ну да, их гравитационное поле как бы затыкает выход для всякого тела с ненулевой массой, это мне в колледже объясняли. Значит, мы услышим, как они будут садиться, и успеем убежать в степь.
   – Даже если так – мне не хотелось бы, чтобы в момент нашего старта на планете были другие корабли, способные пуститься в погоню.
   – Так ведь это будут такие же корабли, как наш! Если они и сообразят, что нас надо преследовать, мы к этому времени будем уже далеко. Знаете что, Уайт, половина вашей армии намерена дезертировать. Я остаюсь ночевать здесь. Вы можете, конечно, тащить меня силой, но не забывайте, что дорога вас ждет отнюдь не ровная, а сила тяжести здесь выше земной.
   «Что верно, то верно», – подумал Роберт и проворчал:
   – До сих пор, стоило мне вас послушать, как добром это не кончалось. Что ваша идея лезть в имперский корабль в поисках транспередатчика, что освобождение Сэндерса...
   – Если бы мы тогда не улетели, попались бы имперскому десанту, который подобрал Сэндерса; что же до его освобождения, тут действительно вышла накладка, но не забывайте, что лететь на Элджерон на «Крейсере» – это была ваша идея.
   – Ладно, черт с вами! Я действительно заслужил отдых. Пошли в тот жилой корпус – оттуда ближе всего бежать в степь.
   Со второго этажа жилого корпуса открывался вид на бетонированную посадочную площадку, находившуюся в километре от базы. Так как, благодаря выбитым окнам, всякая звукоизоляция отсутствовала, Роберт окончательно успокоился, придя к выводу, что в случае чего он заблаговременно услышит садящиеся корабли.
   Эмили неожиданно обеспокоилась вопросом, прилично ли ей спать в одном помещении с пилотом. Подобная проблема не волновала ее в лесу или в каюте, куда их запер Сэндерс, но там не было другого выхода, тогда как второй этаж жилого корпуса делился на четыре казармы. Правда, до сих пор поведение Уайта в этом отношении было безупречным – даже слишком безупречным, однако... Меж тем объект этих размышлений уже отыскал себе наименее пострадавшую койку, растянулся на ней прямо в скафандре и закрыл глаза – так же, как поступил бы он, будь он один на всей планете или, напротив, в обществе десяти дочерей миллиардеров. Эмили еще немного постояла в нерешительности и тихо вышла.
   Через некоторое время Роберт открыл глаза. Несмотря на усталость, сон не шел к нему – лежать в скафандре было ужасно неудобно. В лесу, на планете с половинной силой тяжести, это не чувствовалось так остро, как здесь. Конечно, скафандр предохраняет от возможной инопланетной инфекции, к тому же его слишком долго надевать, если придется бежать... «Но если нет ни свободы, ни покоя, нужен хоть какой-то комфорт», – подумал Роберт, вылезая из своего космического костюма и расстегивая комбинезон. Едва он снова собрался смежить веки, на пороге, словно привидение, возникла Эмили – также в одном комбинезоне.
   – Что случилось? – спросил пилот не слишком приветливым голосом.
   Эмили, которая полагала, что Уайт уже спит, рассердилась и смутилась одновременно, почувствовав себя в идиотском положении. «Сейчас он черт знает что вообразит», – подумала она, а вслух сказала: – Я решила, что нам безопаснее не разбредаться по разным углам здания.
   (Это была почти правда: на самом деле разгромленная база все еще действовала на нее угнетающе, и она боялась заснуть одна в комнате, где всего несколько дней назад одни разумные существа жестоко убивали других.)
   – Впрочем, если я вам мешаю... – продолжила Эмили заранее раздраженным тоном.
   – Вовсе нет, это очень разумное решение. Скафандр вы, конечно, зря сняли – у меня больше нет аптечки, а коррингартские лекарства для людей не годятся.
   – Можно подумать, что к вам это не относится.
   – Мои проблемы – это только мои проблемы, – резонно заметил пилот, – а ваши проблемы – еще и мои. Впрочем, поступайте, как знаете, что я буду с вами нянчиться за какие-то 50 миллионов...

49

   Роберт слышал, как Эмили ворочалась на погнутой койке – очевидно, тоже не могла заснуть.
   – Как здесь душно, – прошептала она наконец. – И жарко.
   – А что вы хотели, – проворчал пилот. – Кондиционеры-то не работают. А тут, между прочим... – он поднял с пола шлем и скосил глаза на индикатор внутри, – 308 градусов по Кельвину.
   – Сколько это по Фаренгейту?
   – Понятия не имею! – огрызнулся Роберт. – Весь цивилизованный мир давным-давно пользуется СИ. И только американцы в своем тупом великодержавном консерватизме цепляются за архаичные мили, фунты и фаренгейты. Могу вам только сказать, что снаружи еще жарче. И будет еще хуже, потому что до заката еще часов сорок, а на небе ни облачка.
   – Что за мерзкая планета, – возмутилась Эмили. – И как здесь только можно жить?
   – Что касается приятных и неприятных условий для жизни, – усмехнулся пилот, – то на эту тему есть весьма поучительная история.
   – Вы, кажется, хотите рассказать мне на ночь сказку?
   – Сейчас не ночь, и это не сказка. На Границе эту историю рассказывают как вполне достоверную. Впрочем, если это и легенда, она все равно поучительна. Вы когда-нибудь слышали о планете Эдем?
   – Нет... Эдем – это, кажется, значит «рай»?
   – Да, рай... Эта планета была открыта дважды. Первый раз – три столетия назад, на заре межзвездных полетов. Теория транспространства тогда не была еще толком проработана, и первые экспедиции были сопряжены с огромным риском. Однако для участия в них все равно находились добровольцы – на Земле и тогда хватало желающих быть первыми – причем не только мужчины, но и женщины. Поскольку о транспространстве тогда еще знали мало, оно нередко выкидывало любопытные шутки с кораблями. Подобный неприятный сюрприз ждал одну из этих экспедиций – во время трансперехода у них истратилась вся энергия. В результате они оказались гораздо дальше, чем рассчитывали – но, разумеется, без топлива на обратный путь. Транссвязи в те годы не было, да и ни один корабль не мог забраться так далеко, не разделив их участи, так что экспедиция была обречена на гибель, тем более что они вынырнули возле двойной звезды. В ту эпоху, да и долгое время после, считалось, что у двойных звезд вовсе не бывает планет, а если они и есть, то из-за слишком причудливых и нестабильных орбит абсолютно непригодны для жизни. Но тем астронавтам сказочно повезло. Они не просто нашли планету – они нашли планету, о которой можно было только мечтать. Благодаря взаимной компенсации многих факторов, ее орбита оказалась устойчивой, а климат – удивительно ровным. На ней даже не было смены времен года, поскольку ее ось практически перпендикулярна к плоскости орбиты. Почти всю поверхность занимал океан, водоросли которого в изобилии снабжали атмосферу кислородом; лишь в районе экватора располагался единственный континент – скорее даже большой остров, размерами чуть меньше Австралии. Там-то и высадились астронавты. Первые же исследования показали, что планета во всех отношениях пригодна для жизни. Там не было вредных микроорганизмов, не было и опасных животных: поскольку основная жизнь сосредоточилась в океане, на суше вовсе отсутствовала фауна, за исключением некоторых безвредных насекомых. Зато богатая флора круглый год приносила разнообразные вкусные и питательные плоды. Ни ядовитых стеблей, ни колючек – что неудивительно, если учесть отсутствие взаимодействия растений с животным миром. Только чудесные цветы для привлечения насекомых, среди которых, естественно, ни одного кровососущего – им не у кого было бы сосать кровь. Астронавты, ставшие колонистами, назвали планету Эдемом, и вполне справедливо – мы до сих пор еще не нашли другого мира, более напоминающего древние легенды о рае. Вскоре это сходство еще более увеличилось... Поначалу колонисты вели весьма деятельный образ жизни, занимались исследованиями, готовы были к любым неожиданностям, и командир корабля ежедневно делал подробные записи в бортжурнале. Однако вскоре выяснилось, что никакими неожиданностями планета не грозит, и для поддержания жизни не нужно прилагать никакого труда – съедобные плоды можно круглый год рвать с низко растущих веток и подбирать прямо с земли. Что же до научных исследований, то скоро колонисты начали ощущать их бессмысленность – ведь связь с Землей навсегда утрачена, а райскими удовольствиями куда приятнее наслаждаться, чем препарировать их. К тому же среди членов экспедиции стало распространяться новое настроение – с головой окунуться в эдемские прелести, чтобы как можно скорее забыть о родной планете и не страдать от тоски по ней. Записи в бортжурнале становились все более короткими и нерегулярными; ученые забросили исследования, колонисты по многу дней не возвращались на корабль и, наконец, вовсе оставили его. Прекрасный климат позволял им обходиться не только без скафандров, но и без одежды. Условности цивилизации, конечно, сохранялись еще некоторое время, но это не могло продолжаться долго. Последние импровизированные купальные костюмы были сброшены. Все колонисты, естественно, были молоды и здоровы, как и положено астронавтам-первопроходцам. Возможно, если бы среди них было одинаковое число мужчин и женщин, образовались бы достаточно устойчивые семьи; но мужчин было значительно больше, и – вероятно, после некоторых конфликтов, вызванных последними отголосками цивилизации – среди колонистов установилась полная сексуальная свобода. Понятно, что в такой ситуации воспитанием детей никто всерьез не занимался, да дети и не требовали заботы, благодаря райским условиям. Вероятно, первое поколение коренных эдемцев все же получило какие-то обрывки знаний, но на долю следующих поколений не осталось уже ничего. Потомки колонистов росли, предоставленные сами себе, и размножались с невероятной быстротой – так, как это способны делать люди, целиком отдавшиеся во власть инстинктов и к тому же не умеющие предохраняться. Постепенно они распространились по всему острову, а брошенный в джунглях корабль так густо обвила растительность, что никто не распознал бы в нем нечто искусственное и чужеродное для этой планеты...
   Второй раз Эдем был открыт совсем недавно. На него случайно наткнулся большой военный корабль, кажется, линкор...
   – Подождите, – перебила Эмили, – тут что-то не так. Эти старинные корабли летали лишь на очень небольшие расстояния. Даже удвоенная дальность их полета – это все равно Средний космос. Этот Эдем должны были обнаружить гораздо раньше.
   – Ого, а вы, оказывается, что-то знаете. Но, во-первых, я уже говорил вам о скептицизме в отношении двойных звезд. А во-вторых, современная физика утверждает, что в транспространстве время от времени возникают неустойчивые спонтанные образования – их называют лучевыми вихрями или вихревыми туннелями, но, разумеется, любые аналогии с обычным пространством здесь условны. Эта штука не может отклонить корабль от курса, но, если он движется вдоль вихревого туннеля, затраты энергии значительно падают. Что-то вроде попутного ветра, дующего в обе стороны. Это весьма редкое явление, мы не умеем его предсказывать и тем более получать искусственно. Для современного корабля вихревой туннель – благо, способ сэкономить топливо; но звездолет трехсотлетней давности такое явление вполне могло зашвырнуть неведомо куда.
   Так вот, экипаж линкора сперва принял эдемцев за представителей местной фауны – настолько эти обросшие волосами существа, лишенные каких-либо признаков разума, мало походили на людей. И лишь полное отсутствие других сколь-нибудь высокоразвитых сухопутных животных натолкнуло астронавтов на мысль о более глубоких исследованиях. Картина прояснилась лишь после того, как в джунглях был найден обросший лианами звездолет. Но даже после этого многие офицеры линкора отказывались верить, что страшная деградация туземцев вызвана не неизвестной болезнью и не вспышкой звезды, повлекшей радиационные мутации, а только исключительно благоприятными условиями планеты. Тем не менее исследования показали, что это именно так. Всего лишь через триста лет потомки во всех отношениях полноценных астронавтов, в большинстве своем имевших докторские степени, полностью утратили членораздельную речь и в значительной степени – прямохождение. Их интеллектуальный уровень оказался значительно ниже, чем у средней обезьяны, фактически они были бы дебилами на фоне любых млекопитающих Земли, ибо неспособны были решить даже простейшие задачи, связанные с выживанием. У них не было никаких форм организации, вроде стада или стаи, но не были они и одиночками, ведущими самостоятельный образ жизни – они просто скитались по лесу, игнорируя представителей собственного пола и спариваясь с существами противоположного. Иногда, впрочем, помимо потребности есть и размножаться у них просыпался и другой фундаментальный инстинкт – тяга к насилию, и тогда они неумело и бессмысленно мучили и убивали друг друга, но плотность их расселения по острову была невелика, и подобное случалось редко.