Страница:
В период арабского Средневековья о Дербенте много писали не только как о крупной военной крепости, но и как о великом городе-порте.
В VIII–X веках резко возросла роль традиционных караванных трасс Древнего мира. На Каспий сместились многие важные морские пути международной торговли. Дербент стал главным узловым центром нового Прикаспийского торгового пути, который в те времена был не менее знаменит, чем Великий шелковый путь.
От года к году рос и богател морской торговый город на Каспии, ни на один день не уменьшался поток заморских товаров, прибывавших с севера, востока и юга. Здесь торговали собольими и лисьими шкурами из Волжской Булгарии, кожаными седлами и ремнями из Хазарии, дербентскими полотняными тканями – масхури, цветастыми паласами и расписными чашами из Багдада, фаянсовыми и фарфоровыми тарелками из Китая.
Известный арабский географ ал-Истахри, объехавший всю Персию, Среднюю, Южную и Западную Азию и видевший много разных «ворот» (ал-вабов) Великого арабского халифата, называл Дербент главными «воротами ворот» (Баб ал-абваб). Недаром именно отсюда, из этого далекого пограничного города, его правители нередко отправлялись прямо на халифский престол. В своей «Книге путей и царств» (930 г.) аль-Истархи писал: «Баб ал-абваб – приморский город. В середине его находится якорная стоянка для судов. Между этой стоянкой и морем, по обе стороны моря, построены две стены, так что вход для судов узок и труден… И в устье порта протянута цепь, так что не может судно ни войти, ни выйти иначе как с разрешения».
Поразил своим величием и богатством Дербент и другого арабского писателя и ученого того времени, ал-Табари. В своей «Истории пророков и царей» он написал, что «…в Дербент прибывали купцы из Джурджана, Табаристана, Дейлема, и он служил своего рода складом для товаров из Хазарии, Серира, Зарихгена, Амика, Хайзана, Руклана и других мест».
Автор еще одной «Книги путей и царств», ибн-Хаукал, описывая дербентский порт, подтвердил сообщение ал-Истахри, что ворота в гавань были перекрыты цепью, которая запиралась на специальный замок, а ключ от него находился у того, кто наблюдал за морем, и «судно входило в порт только с разрешения эмира Дербента».
Итак, почти все путешественники, прибывавшие с моря в этот большой прикаспийский город, в первую очередь обращали внимание на его богатый торговый порт. И поскольку своего природного залива здесь побережье не имело, то естественно было предположить, что выдвинутые в море каменные стены были построены специально, чтобы создать удобную внутреннюю гавань для судов, где они были бы защищены не только от штормовых волн, но и от злых врагов. Вот почему высказывания арабских географов могут быть признаны субъективными.
Что же касается их рассказов о подробностях сооружения крепостных стен прямо в воде, то тут следует учитывать, что этих арабских путешественников отделяет от нас огромное расстояние – целое тысячелетие. Может быть, именно потому нам они кажутся чуть ли не современниками сасанидской эпохи. На самом же деле они так же далеки от времени Хосрова Ануширвана, как мы от XVI века, когда, например, в Москве строилась Китайгородская стена. Не можем же мы всерьез считать себя осведомленными в тонкостях технологии ее возведения? Возможно, для летописцев арабского Средневековья дербентские сказания о Нарын-калинской крепости носили характер такой же легенды, как для русских предание о Китай-городе.
Истины ради следует заметить, что легенды о сооружении дербентской заградительной стены в море продолжали появляться и в более поздние времена. Так, занимавшийся многие годы сбором сведений о колебаниях уровня Каспийского моря советский ученый Б. Аполлов пересказал историю, якобы происшедшую в 1587 г. Как-то поздно вечером «к большим» воротам Дербента подошел караван, следовавший с севера в закавказский Азербайджан. Путники опоздали; привратники только что закрыли ворота на ночь, и пройти через город на юг уже было нельзя. Пришлось разбить палаточный лагерь прямо у крепостных стен и заночевать.
Утром ворота открылись, сборщики налогов вышли получить плату, полагающуюся за проход через город. Но каково же было их удивление, когда у ворот они никого не застали. Присмотревшись, они увидели на песке следы каравана, ведущие к морю, и все поняли: верблюды обошли стену по воде. Разгневался тогда грозный властитель Персии шах Аббас I, владевший в те времена Дербентом, и приказал срочно построить в море, «там, где глубины достаточны, чтобы их не могли пройти верблюды, большую башню и соединить ее с берегом стеной».
Как видим, в более мирное, чем раньше, время молва объясняла причину перекрытия морской части Дербентского прохода не необходимостью обороны от нападающего неприятеля, а целью защиты шахской казны от неплательщиков таможенного налога.
ОТКРЫТИЕ Л. ГУМИЛЕВА
СЕНСАЦИЯ ХХ ВЕКА
В VIII–X веках резко возросла роль традиционных караванных трасс Древнего мира. На Каспий сместились многие важные морские пути международной торговли. Дербент стал главным узловым центром нового Прикаспийского торгового пути, который в те времена был не менее знаменит, чем Великий шелковый путь.
От года к году рос и богател морской торговый город на Каспии, ни на один день не уменьшался поток заморских товаров, прибывавших с севера, востока и юга. Здесь торговали собольими и лисьими шкурами из Волжской Булгарии, кожаными седлами и ремнями из Хазарии, дербентскими полотняными тканями – масхури, цветастыми паласами и расписными чашами из Багдада, фаянсовыми и фарфоровыми тарелками из Китая.
Известный арабский географ ал-Истахри, объехавший всю Персию, Среднюю, Южную и Западную Азию и видевший много разных «ворот» (ал-вабов) Великого арабского халифата, называл Дербент главными «воротами ворот» (Баб ал-абваб). Недаром именно отсюда, из этого далекого пограничного города, его правители нередко отправлялись прямо на халифский престол. В своей «Книге путей и царств» (930 г.) аль-Истархи писал: «Баб ал-абваб – приморский город. В середине его находится якорная стоянка для судов. Между этой стоянкой и морем, по обе стороны моря, построены две стены, так что вход для судов узок и труден… И в устье порта протянута цепь, так что не может судно ни войти, ни выйти иначе как с разрешения».
Поразил своим величием и богатством Дербент и другого арабского писателя и ученого того времени, ал-Табари. В своей «Истории пророков и царей» он написал, что «…в Дербент прибывали купцы из Джурджана, Табаристана, Дейлема, и он служил своего рода складом для товаров из Хазарии, Серира, Зарихгена, Амика, Хайзана, Руклана и других мест».
Автор еще одной «Книги путей и царств», ибн-Хаукал, описывая дербентский порт, подтвердил сообщение ал-Истахри, что ворота в гавань были перекрыты цепью, которая запиралась на специальный замок, а ключ от него находился у того, кто наблюдал за морем, и «судно входило в порт только с разрешения эмира Дербента».
Итак, почти все путешественники, прибывавшие с моря в этот большой прикаспийский город, в первую очередь обращали внимание на его богатый торговый порт. И поскольку своего природного залива здесь побережье не имело, то естественно было предположить, что выдвинутые в море каменные стены были построены специально, чтобы создать удобную внутреннюю гавань для судов, где они были бы защищены не только от штормовых волн, но и от злых врагов. Вот почему высказывания арабских географов могут быть признаны субъективными.
Что же касается их рассказов о подробностях сооружения крепостных стен прямо в воде, то тут следует учитывать, что этих арабских путешественников отделяет от нас огромное расстояние – целое тысячелетие. Может быть, именно потому нам они кажутся чуть ли не современниками сасанидской эпохи. На самом же деле они так же далеки от времени Хосрова Ануширвана, как мы от XVI века, когда, например, в Москве строилась Китайгородская стена. Не можем же мы всерьез считать себя осведомленными в тонкостях технологии ее возведения? Возможно, для летописцев арабского Средневековья дербентские сказания о Нарын-калинской крепости носили характер такой же легенды, как для русских предание о Китай-городе.
Истины ради следует заметить, что легенды о сооружении дербентской заградительной стены в море продолжали появляться и в более поздние времена. Так, занимавшийся многие годы сбором сведений о колебаниях уровня Каспийского моря советский ученый Б. Аполлов пересказал историю, якобы происшедшую в 1587 г. Как-то поздно вечером «к большим» воротам Дербента подошел караван, следовавший с севера в закавказский Азербайджан. Путники опоздали; привратники только что закрыли ворота на ночь, и пройти через город на юг уже было нельзя. Пришлось разбить палаточный лагерь прямо у крепостных стен и заночевать.
Утром ворота открылись, сборщики налогов вышли получить плату, полагающуюся за проход через город. Но каково же было их удивление, когда у ворот они никого не застали. Присмотревшись, они увидели на песке следы каравана, ведущие к морю, и все поняли: верблюды обошли стену по воде. Разгневался тогда грозный властитель Персии шах Аббас I, владевший в те времена Дербентом, и приказал срочно построить в море, «там, где глубины достаточны, чтобы их не могли пройти верблюды, большую башню и соединить ее с берегом стеной».
Как видим, в более мирное, чем раньше, время молва объясняла причину перекрытия морской части Дербентского прохода не необходимостью обороны от нападающего неприятеля, а целью защиты шахской казны от неплательщиков таможенного налога.
ОТКРЫТИЕ Л. ГУМИЛЕВА
Легенды всегда остаются легендами, красивыми сказками, отражающими дух своего времени и выдающими желаемое за действительное.
Л.-Гумилев (1912—1992) доказал, что в X веке Каспий затопил треть территории Хазарии
Первый, кто высказал сомнение в достоверности сообщений о строительстве дербентских крепостных стен в море, был известный ленинградский ученый, историк и археолог, профессор Л.Гумилев (сын А.Ахматовой и Н.Гумилева). Полемизируя со сторонниками морской гипотезы происхождения восточной части дербентской крепости, он писал: «Вид стены, омываемой морем, неизбежно вызывал у пытливых арабских географов повышенный интерес к тому, каким образом построена столь мощная стена на такой большой глубине, и, опросив местных жителей, они создали гипотезы, не вполне соответствовавшие действительности, но отражавшие уровень знаний их времени».
Л.Гумилев не ограничился теоретическими умозаключениями. Летом 1961 года он организовал полевую экспедицию, профинансированную ленинградским Эрмитажем, и со своими сотрудниками провел серию подводных археологических исследований на рейде дербентского морского порта.
В течение девяти ветреных августовских дней в непростых условиях постоянно волнующегося в этих местах моря ученые сделали поистине решающие открытия, проливающие свет на многие до того неясные вопросы.
С первых же заплывов в зеленоватой морской воде на скалистом дне аквалангисты Л.Гумилева обнаружили лежащие на боку огромные каменные плиты сасанидского времени. Расстояние до берега было 200 м, глубина 3,5 м. В последующие дни перед исследователями открылось и дальнейшее продолжение подводной стены, ее развалы шириной до 70 м то тут то там лежали на ровной гранитной площадке, чуть прикрытой тонким слоем донного песка. Дальше на восток глубина моря сначала плавно, а потом резко увеличивалась, и на расстоянии около 300 м от берега якорный лот показал 5 м. Перед глазами взволнованных исследователей неожиданно предстала та самая легендарная сторожевая башня, которая когда-то стояла у входа в порт и с которой свисала тяжелая железная цепь с замком, запиравшая ворота гавани.
Таким образом была открыта еще одна загадочная циклопическая постройка прошлого, которая по праву может привлекать всеобщее внимание не меньше, чем грандиозные мегалиты Англии, огромные каменные изваяния острова Пасхи или гигантские пирамиды Египта и Мексики. Так же как они, дербентская башня хранит в себе тайну явного несоответствия ее размеров и веса с технологическими возможностями древнего общества.
Действительно, трудно объяснить, как это в VI веке без подъемных кранов и водолазных скафандров можно было на глубине 5 м выполнить кладку хорошо подогнанных друг к другу тяжелых каменных блоков, да еще скрепить их железными стержнями.
Недаром, как мы уже знаем, увидевшие впервые морскую стену Дербента арабские путешественники не могли обойти молчанием этот вопрос. Однако представляется по меньшей мере домыслом рассказ ал-Масуди о применении при строительстве понтонов-бурдюков для укладки плит на морское дно – ведь в таком случае их нужно было бы под водой на большой глубине выравнивать, устанавливать, скреплять. Можно с уверенностью утверждать, что и сегодня это далеко не простая задача.
Скорее следовало бы поверить ал-Баладзори, описавшему традиционный, кстати, применяемый и ныне, способ возведения морских волноломов и причалов путем первоначальной отсыпки каменных банкетов. На таких дамбах, возвышающихся над водой, несложно построить насухо самую высокую и толстую стену.
Другое дело – зачем? Для любого волнолома и причала достаточно небольшого превышения над уровнем моря, и вовсе не нужна многометровая стена, на которую даже с наших морских суперлайнеров взбираться неудобно. Тем более с низкорослых средневековых судов.
Так что же, остается все-таки согласиться с той версией, которая утверждает, что дербентские стены перегораживали море, для того чтобы враги не могли войти в город? По этому поводу справедливо высказался Л. Гумилев: «Для целей обороны было достаточно, если вокруг нее (сторожевой башни. – Г.Р.) была глубина 1–1,2 м. Ведь на башне были стрелки, которые не позволили бы противнику пробраться под самыми стенами башни. Затем тюркский всадник на неподкованном коне был бы сразу же сбит с ног прибоем и имел больше шансов утонуть… Поэтому понятно, почему в 627 году тюрко-хазарское войско предпочло штурм дербентских стен обходу Дербента с моря».
А теперь главный аргумент. Если сасанидские строители могли возвести морскую стену путем отсыпки дамбы, то они именно это бы и сделали. Однако подводные исследования со всей определенностью показывают: никаких даже небольших следов бывшего каменного банкета на дне моря нет, древние плиты лежат прямо на морском дне – следовательно, никаких подводных работ здесь не велось.
Таким образом, не остается никаких причин верить ни Масуди, ни Балдазори.
И все же, несмотря на очевидность приведенных соображений, все они – только размышления, догадки. А как в любом споре, нужны вещественные доказательства, факты, предметы. И они тоже есть.
Четвертый день полевых работ экспедиции Л. Гумилева в Дербенте был ненастным, ветреным. С утра по морю бежали стада белых барашков, а к полудню разыгрался настоящий шторм. О том, чтобы выйти в море на лодке и вести подводные работы, не могло быть и речи. Поэтому археологи решили провести «сухопутную» часть исследований и направились осматривать наземные строения северной крепостной стены. Они несколько раз прошли мимо нее, обращая внимание на каждую деталь неровной вертикальной поверхности. И вдруг заметили зарытые в грунт большие глиняные амфоры явно древнего происхождения. Правда, многие из них были разбиты, но на их месте остались ямы и черепки. Что это?
Известно, что в грузинских и азербайджанских деревнях жители закапывают в своих садах объемистые глиняные бочки для многолетнего хранения вина. Обычно их закладывают в день рождения ребенка или свадьбы. Неужели и здесь, под оборонительными стенами, защитники города держали вино и опохмелялись перед боем? Конечно нет. Это были сосуды для воды. В жару, под палящим солнцем осажденные войска долго не продержались бы без надежного водоснабжения, которое и обеспечивали зарытые в землю глиняные амфоры. На протяжении многих недель вода в них могла сохраняться свежей и прохладной. Это была интересная и не совсем обычная находка, но только через несколько дней стала понятна ее особая важность.
После того как море наконец-то успокоилось, аквалангисты из экспедиции Л. Гумилева продолжили свои ныряния. И вот однажды, когда яркое дневное солнце глубоко просветило темноватую от ила воду, была сделана еще одна находка, имевшая решающее значение. В развалах камней на глубине 4 м от поверхности моря был обнаружен заросший ракушками и водорослями черепок амфоры, которого более тысячи лет не касалась рука человека. Сомнений не было: это осколок одного из таких же водохранилищных сосудов, которые были найдены на берегу вкопанными у оборонительных стен.
Итак, было найдено еще одно доказательство того, что «дно моря в момент постройки дербентской крепости было сушей. Иначе зачем бы строителям закладывать сосуды для пресной питьевой воды прямо в море. Казалось бы, все ясно, и все-таки…
А что, если этот черепок не от той амфоры, зарытой у крепостной стены, а от той, которая упала с одной из вошедших в дербентский порт фелюги или каторги? Может быть, какой-нибудь подвыпивший моряк, опорожнив посуду с вином, выбросил ее за борт, наподобие того, как в наши дни выкидывают использованную бутылку. Такой вариант тоже возможен. Тогда все предыдущие построения теряли смысл. Сомнения, сомнения…
Вот для того чтобы попытаться их рассеять, и оказались мы на краю цитадели Нарын-кале и, как многие до нас, пораженные, всматривались в необычную панораму старинного города.
Огражденные с двух сторон прерывистыми каменными лентами древних стен, неровными рядами ползли в гору плоскокрышие глинобитные домики-черепашки. Им навстречу сбегали вниз длинные узкие улицы, мощенные булыжником и брусчаткой. Но что это? У моря они наталкивались на пунктир еще одной полуразрушенной преграды. Поперечная стена?
Мы спустились к ней, подошли поближе. Те же массивные каменные плиты, ровно стесанные с наружной стороны, та же плотная забутовка из рваного камня и гальки. Ну конечно же, это был еще один аргумент в пользу береговой версии строительства морской части дербентской крепости. В самом деле, к чему было городить в море сложное и дорогое фортификационное сооружение? Ведь враг, даже и обошедший по мелководью боковую защитную стену, все равно не мог попасть на берег – на его пути непреодолимой преградой стояла мощная поперечная стена.
Мы прошли дальше по пляжному откосу и наткнулись на окунувшийся в море конец северной оборонительной стены. Здесь уходили в воду развалы толстых сасанидских плит. Тяжелые тугие волны гулко, наотмашь били по их шершавым каменным бокам и лениво откатывались назад, оставляя на песке шипящую полоску белой пены.
Некоторые из плит были необычны: длиннее и толще других, вдоль их поверхности пролегала глубокая полукруглая выемка. Совсем недавно мы где-то видели точно такие же каменные блоки. Но где?
Это было вчера, когда мы осматривали Нарын-калинскую цитадель и проходили вдоль северной защитной стены. День стоял пасмурный, небо затягивали низкие серые облака, в горах сгущались и плотнели сизые грозовые тучи. Неожиданно кто-то обратил внимание на странные выдолбленные посредине удлиненные каменные блоки, которые с разных сторон подходили к круглым отверстиям в земле. Что это? Мы заглянули в один из них – там, как в колодце, блеснула вода. Откуда здесь, в скалистой возвышенной местности могла быть грунтовая вода? Промерив веревкой с грузом найденные нами «колодцы», мы вдруг обнаружили, что это зарытые в землю глиняные амфоры для воды. Вскоре, когда тучи сползли с гор и из них хлынул короткий, но обильный южный дождь, все стало понятно.
По продольным углублениям длинных плит побежала дождевая вода, сначала тоненькими струйками, а потом большими потоками, устремившимися с разных сторон к бочкам-амфорам. Вот оно в чем дело: длинные плиты с углублениями – это каменные лотки для сбора дождевой воды. Стекая к зарытым в землю сосудам, вода накапливалась в них и долго хранилась. Поэтому прав был Л. Гумилев: поднятый его ныряльщиками со дна моря черепок амфоры – не случайная находка, а остаток водозаборной системы, в которую входили и обнаруженные нами в море каменные лотки и которая уже в VI веке снабжала защитников города пресной водой. Кстати, такой способ водоснабжения широко развит во многих странах мира с засушливым климатом, где мало рек и подземных вод и где поэтому ценится и бережно хранится каждый литр падающей с неба дождевой воды.
Таким образом, в тот дождливый летний день замкнулась длинная цепь доказательств наземного происхождения подводной части дербентской стены. Она строилась в VI веке не на морском дне, а на берегу и только через 300 лет оказалась затопленной морем.
Заканчивая обсуждение истории возведения дербентских стен, нельзя не упомянуть, что, в отличие от арабских географов, другие наблюдатели того времени, по-видимому, слушали и рассказы о наступлении моря на сушу. Например, московский купец Федор Котов так писал об этом: «А Дербень город каменный, белый, бывал крепок, только не люден. А стоит концом в горы, а другим концом в море. А длиной в горы более трех верст. И сказывают, что того города море взяло башен с тридцать. А теперь башня в воде велика и крепка».
Свидетелей былого низкого уровня Каспия обнаруживают по всему побережью, особенно по самому обжитому – западному.
Если с Девичьей башни в Баку смотреть на море, то в акватории бухты недалеко от берега можно увидеть небольшой плоский, как блюдце, островок с низкими песчаными берегами. На самом деле в совсем недалеком прошлом это был не остров, а холм. И он им оставался до тех пор, пока подъем уровня Каспийского моря не привел к его затоплению и не превратил сначала в полуостров, а затем в остров.
На этом небольшом остатке суши, расположенном в бакинской бухте рядом с мысом Баилов, еще в начале XVIII века были обнаружены развалины какого-то загадочного сооружения. Русский гидрограф того времени Ф. Соймонов писал: «В означенном заливе Бакинском, южнее города Баки, в 2 верстах, на глубине 4 сажен – каменное строение, стена-башня, и хотя оная башня уже и развалилась, однако в некоторых местах и выше воды знаки есть, и по известиям слышно, якобы в древние времена построение было на сухом пути и был то гостиный двор».
Другие исследователи не соглашались с этим и считали, как, например, А. Вознесенский в 20-х годах позапрошлого столетия, что на дне бухты находились бывшие сторожевые городские сооружения. Среди же бакинских старожилов бытовало мнение, что в бакинской бухте под водой покоится бывший караван-сарай.
Уже в советское время (в 1939–1940 и в послевоенные годы) азербайджанский ученый И. Джафар-заде провел археологические исследования, показавшие, что здание на дне бакинской бухты – это средневековый храм огнепоклонников. Кстати, аналогичные культовые сооружения найдены и на самом Апшеронском полуострове. На каменных же плитах, облицовывавших затонувший храм, были найдены и расшифрованы надписи, гласившие, что строитель Зейн-Ад-динбен-Абу-Рашид из Ширвана возвел здание в 1224–1235 годы.
Таким образом было окончательно доказано, что древний храм стоял на холме и к нему подходила дорога, проложенная по насыпи. Теперь эта насыпь вместе с холмом затоплена и выглядит как подводный перешеек, идущий от берега к островку в бакинской бухте. Проведенные другим русским исследователем, Б. Аполловым, геодезические исследования показали, что уровень моря с 1235 года до наших дней поднялся здесь почти на 8 м.
В те же предвоенные годы в Апшеронском проливе при строительстве Артемовской дамбы на глубине 1,5 м от уровня моря было найдено скифское кладбище. Из илистого песка со дна моря было извлечено девять каменных гробниц длиной по 2,4 м со скелетами скифских воинов. «Из этого следует, – пишет известный исследователь Каспия профессор К. Гюль, что Апшеронский полуостров был естественным путем соединения с островом Артема, и в этом случае скифы своих воинов могли хоронить на холме или же вообще на суше. Подтверждением того, что в прошлом Апшеронский полуостров был соединен с островом Артема, служит и существующее среди местных жителей предание, что на острове Артема (до революции называвшегося Святым Пир-Аллахи, что означает „божий храм“) был храм огнепоклонников (газовые выходы), на поклонение которым шли жители селений Гюргян, Тупкян и Зыря, в прошлом огнепоклонники».
Большой интерес представляют также подводные открытия, сделанные на участке морского дна, расположенного в 20 км севернее устья реки Куры. Там, недалеко от поселка Норд-Ост-Култук, аквалангисты спортивного клуба «Наяда» в 50 м от берега нашли на дне моря остатки фундаментных и стеновых плит, керамику, украшения, монеты. Все они принадлежали жителям затонувшего средневекового поселения XI века Бяндован, береговая часть сооружений которого была давно уже обнаружена и исследована археологами.
В результате работы ежегодных экспедиций начиная с 1970 г., здесь, на участке шириной более 7 км с севера на юг, разведаны три зоны развалов сооружений древнего поселения.
Вот что писал об одном из эпизодов этих подводных исследований организатор и участник экспедиций научный сотрудник Музея истории Азербайжана В. Квачидзе: «Лодка подошла к участку подводных поисков. Здесь еще раньше были обнаружены остатки фундамента. Подводные стены шли перпендикулярно к берегу в море. Они были сложены еще древними мастерами… Со дна моря подняты остатки простой и глазурованной посуды, в частности, днища чаш с изображением птиц, оленей, рыб, звездообразных орнаментов, квадратные обожженные кирпичи, части каменных жерновов». Кроме того, было найдено много серебряных и бронзовых монет, сердоликовых бус, браслетов. В разрушенных гончарных мастерских встречались керамические предметы с клеймами древних ремесленников. Специалистам удалось расшифровать некоторые надписи: «Изготовил чашечник Юсиф», «Жизнь мира – любовь!», «Пока с тобой труд и наука…» и др.».
Аналогичные подводные находки были сделаны в 1973 году в районе мыса Амбуранского (Кегня – Бильгях) вблизи северного побережья Апшеронского полуострова. На глубине 10 м были обнаружены остатки сооружений, очевидно, порта, который, по сообщению средневековых путешественников, существовал с XI по XVI век.
Здесь между двумя выдающимися в море мысами под водой была найдена ровно сложенная каменная гряда, бывшая, вероятно, древним молом. Возле нее исследователи обнаружили три больших кованых железных якоря, а также несколько наборных каменных якорей, похожих на античные, которые обычно встречаются в Средиземном море. Со дна были также подняты черепки фаянсовой посуды, расписанной кобальтом, глазурованное блюдо, селадоновая чаша и другие древние предметы домашнего обихода.
Все эти свидетельства показывают, что, по-видимому, в конце XIII – начале XIV века произошло еще одно быстрое повышение уровня Каспийского моря. В течение нескольких десятилетий целые города и отдельные сооружения оказались под водой. Море поднялось более чем на 10 м.
Об этом, кстати, имеются сообщения и в древних письменных источниках. Например, персидский писатель Даджати в 1304 году сообщил, что древний порт Абескун, располагавшийся на восточном берегу Каспия вблизи нынешнего Серебряного бугра (Гюмуш-тепе), погрузился под воду с катастрофической быстротой. Азербайджанский ученый и писатель Бакуви в 1400 году писал, что часть башен и стен древней бакинской крепости затоплена морем. Это подтверждает также рукописная лоция для морской географии, составленная в 1804 году русским гидрографом Лариным. На ней отмечено, что вода доходит до стен и ворот бакинской крепости.
На более древней италийской карте Марино-Сануто, выпущенной в 1320 году, возле западной границы Каспийского моря сделана надпись: «Море каждый год прибывает на одну ладонь, и уже многие хорошие города затоплены».
В азербайджанском фольклоре распространены устные и рукописные легенды о крепостях, дворцах и храмах, погрузившихся на дно моря. Так, столетиями ходило в народе сказание о подводном городе Юннан-шахаре (в переводе – «греческий город»), который якобы «был построен Аристуном» (Аристотелем). Это был, по преданию, крупный античный город с крепостью, храмом и портом.
По инициативе известного азербайджанского деятеля культуры XVIII–XIX веков А. Бакиханова этот город в свое время искала крупная морская экспедиция. К сожалению, поиски оказались безуспешными, как и все последующие.
Впрочем, кому, кроме, быть может, детей, нужны все эти сказки? Зачем копаться в каких-то старых развалинах Средневековья? Какая разница, где был когда-то берег Каспийского моря, зачем столько усилий затрачивать на прошлое, когда так много проблем создает настоящее?
Сегодня – это миг между прошлым и будущим. Без прошлого не может быть ни сегодняшнего, ни завтрашнего дня. Только зная прошлое, можно хотя бы в общих чертах представить себе будущее. Вот почему так важно для нас знать историю, особенно природы, и в частности морей. Эти знания нужны, чтобы жить нам самим достойно в настоящем и дать счастливое будущее детям и внукам.
Первый, кто высказал сомнение в достоверности сообщений о строительстве дербентских крепостных стен в море, был известный ленинградский ученый, историк и археолог, профессор Л.Гумилев (сын А.Ахматовой и Н.Гумилева). Полемизируя со сторонниками морской гипотезы происхождения восточной части дербентской крепости, он писал: «Вид стены, омываемой морем, неизбежно вызывал у пытливых арабских географов повышенный интерес к тому, каким образом построена столь мощная стена на такой большой глубине, и, опросив местных жителей, они создали гипотезы, не вполне соответствовавшие действительности, но отражавшие уровень знаний их времени».
Л.Гумилев не ограничился теоретическими умозаключениями. Летом 1961 года он организовал полевую экспедицию, профинансированную ленинградским Эрмитажем, и со своими сотрудниками провел серию подводных археологических исследований на рейде дербентского морского порта.
В течение девяти ветреных августовских дней в непростых условиях постоянно волнующегося в этих местах моря ученые сделали поистине решающие открытия, проливающие свет на многие до того неясные вопросы.
С первых же заплывов в зеленоватой морской воде на скалистом дне аквалангисты Л.Гумилева обнаружили лежащие на боку огромные каменные плиты сасанидского времени. Расстояние до берега было 200 м, глубина 3,5 м. В последующие дни перед исследователями открылось и дальнейшее продолжение подводной стены, ее развалы шириной до 70 м то тут то там лежали на ровной гранитной площадке, чуть прикрытой тонким слоем донного песка. Дальше на восток глубина моря сначала плавно, а потом резко увеличивалась, и на расстоянии около 300 м от берега якорный лот показал 5 м. Перед глазами взволнованных исследователей неожиданно предстала та самая легендарная сторожевая башня, которая когда-то стояла у входа в порт и с которой свисала тяжелая железная цепь с замком, запиравшая ворота гавани.
Таким образом была открыта еще одна загадочная циклопическая постройка прошлого, которая по праву может привлекать всеобщее внимание не меньше, чем грандиозные мегалиты Англии, огромные каменные изваяния острова Пасхи или гигантские пирамиды Египта и Мексики. Так же как они, дербентская башня хранит в себе тайну явного несоответствия ее размеров и веса с технологическими возможностями древнего общества.
Действительно, трудно объяснить, как это в VI веке без подъемных кранов и водолазных скафандров можно было на глубине 5 м выполнить кладку хорошо подогнанных друг к другу тяжелых каменных блоков, да еще скрепить их железными стержнями.
Недаром, как мы уже знаем, увидевшие впервые морскую стену Дербента арабские путешественники не могли обойти молчанием этот вопрос. Однако представляется по меньшей мере домыслом рассказ ал-Масуди о применении при строительстве понтонов-бурдюков для укладки плит на морское дно – ведь в таком случае их нужно было бы под водой на большой глубине выравнивать, устанавливать, скреплять. Можно с уверенностью утверждать, что и сегодня это далеко не простая задача.
Скорее следовало бы поверить ал-Баладзори, описавшему традиционный, кстати, применяемый и ныне, способ возведения морских волноломов и причалов путем первоначальной отсыпки каменных банкетов. На таких дамбах, возвышающихся над водой, несложно построить насухо самую высокую и толстую стену.
Другое дело – зачем? Для любого волнолома и причала достаточно небольшого превышения над уровнем моря, и вовсе не нужна многометровая стена, на которую даже с наших морских суперлайнеров взбираться неудобно. Тем более с низкорослых средневековых судов.
Так что же, остается все-таки согласиться с той версией, которая утверждает, что дербентские стены перегораживали море, для того чтобы враги не могли войти в город? По этому поводу справедливо высказался Л. Гумилев: «Для целей обороны было достаточно, если вокруг нее (сторожевой башни. – Г.Р.) была глубина 1–1,2 м. Ведь на башне были стрелки, которые не позволили бы противнику пробраться под самыми стенами башни. Затем тюркский всадник на неподкованном коне был бы сразу же сбит с ног прибоем и имел больше шансов утонуть… Поэтому понятно, почему в 627 году тюрко-хазарское войско предпочло штурм дербентских стен обходу Дербента с моря».
А теперь главный аргумент. Если сасанидские строители могли возвести морскую стену путем отсыпки дамбы, то они именно это бы и сделали. Однако подводные исследования со всей определенностью показывают: никаких даже небольших следов бывшего каменного банкета на дне моря нет, древние плиты лежат прямо на морском дне – следовательно, никаких подводных работ здесь не велось.
Таким образом, не остается никаких причин верить ни Масуди, ни Балдазори.
И все же, несмотря на очевидность приведенных соображений, все они – только размышления, догадки. А как в любом споре, нужны вещественные доказательства, факты, предметы. И они тоже есть.
Четвертый день полевых работ экспедиции Л. Гумилева в Дербенте был ненастным, ветреным. С утра по морю бежали стада белых барашков, а к полудню разыгрался настоящий шторм. О том, чтобы выйти в море на лодке и вести подводные работы, не могло быть и речи. Поэтому археологи решили провести «сухопутную» часть исследований и направились осматривать наземные строения северной крепостной стены. Они несколько раз прошли мимо нее, обращая внимание на каждую деталь неровной вертикальной поверхности. И вдруг заметили зарытые в грунт большие глиняные амфоры явно древнего происхождения. Правда, многие из них были разбиты, но на их месте остались ямы и черепки. Что это?
Известно, что в грузинских и азербайджанских деревнях жители закапывают в своих садах объемистые глиняные бочки для многолетнего хранения вина. Обычно их закладывают в день рождения ребенка или свадьбы. Неужели и здесь, под оборонительными стенами, защитники города держали вино и опохмелялись перед боем? Конечно нет. Это были сосуды для воды. В жару, под палящим солнцем осажденные войска долго не продержались бы без надежного водоснабжения, которое и обеспечивали зарытые в землю глиняные амфоры. На протяжении многих недель вода в них могла сохраняться свежей и прохладной. Это была интересная и не совсем обычная находка, но только через несколько дней стала понятна ее особая важность.
После того как море наконец-то успокоилось, аквалангисты из экспедиции Л. Гумилева продолжили свои ныряния. И вот однажды, когда яркое дневное солнце глубоко просветило темноватую от ила воду, была сделана еще одна находка, имевшая решающее значение. В развалах камней на глубине 4 м от поверхности моря был обнаружен заросший ракушками и водорослями черепок амфоры, которого более тысячи лет не касалась рука человека. Сомнений не было: это осколок одного из таких же водохранилищных сосудов, которые были найдены на берегу вкопанными у оборонительных стен.
Итак, было найдено еще одно доказательство того, что «дно моря в момент постройки дербентской крепости было сушей. Иначе зачем бы строителям закладывать сосуды для пресной питьевой воды прямо в море. Казалось бы, все ясно, и все-таки…
А что, если этот черепок не от той амфоры, зарытой у крепостной стены, а от той, которая упала с одной из вошедших в дербентский порт фелюги или каторги? Может быть, какой-нибудь подвыпивший моряк, опорожнив посуду с вином, выбросил ее за борт, наподобие того, как в наши дни выкидывают использованную бутылку. Такой вариант тоже возможен. Тогда все предыдущие построения теряли смысл. Сомнения, сомнения…
Вот для того чтобы попытаться их рассеять, и оказались мы на краю цитадели Нарын-кале и, как многие до нас, пораженные, всматривались в необычную панораму старинного города.
Огражденные с двух сторон прерывистыми каменными лентами древних стен, неровными рядами ползли в гору плоскокрышие глинобитные домики-черепашки. Им навстречу сбегали вниз длинные узкие улицы, мощенные булыжником и брусчаткой. Но что это? У моря они наталкивались на пунктир еще одной полуразрушенной преграды. Поперечная стена?
Мы спустились к ней, подошли поближе. Те же массивные каменные плиты, ровно стесанные с наружной стороны, та же плотная забутовка из рваного камня и гальки. Ну конечно же, это был еще один аргумент в пользу береговой версии строительства морской части дербентской крепости. В самом деле, к чему было городить в море сложное и дорогое фортификационное сооружение? Ведь враг, даже и обошедший по мелководью боковую защитную стену, все равно не мог попасть на берег – на его пути непреодолимой преградой стояла мощная поперечная стена.
Мы прошли дальше по пляжному откосу и наткнулись на окунувшийся в море конец северной оборонительной стены. Здесь уходили в воду развалы толстых сасанидских плит. Тяжелые тугие волны гулко, наотмашь били по их шершавым каменным бокам и лениво откатывались назад, оставляя на песке шипящую полоску белой пены.
Некоторые из плит были необычны: длиннее и толще других, вдоль их поверхности пролегала глубокая полукруглая выемка. Совсем недавно мы где-то видели точно такие же каменные блоки. Но где?
Это было вчера, когда мы осматривали Нарын-калинскую цитадель и проходили вдоль северной защитной стены. День стоял пасмурный, небо затягивали низкие серые облака, в горах сгущались и плотнели сизые грозовые тучи. Неожиданно кто-то обратил внимание на странные выдолбленные посредине удлиненные каменные блоки, которые с разных сторон подходили к круглым отверстиям в земле. Что это? Мы заглянули в один из них – там, как в колодце, блеснула вода. Откуда здесь, в скалистой возвышенной местности могла быть грунтовая вода? Промерив веревкой с грузом найденные нами «колодцы», мы вдруг обнаружили, что это зарытые в землю глиняные амфоры для воды. Вскоре, когда тучи сползли с гор и из них хлынул короткий, но обильный южный дождь, все стало понятно.
По продольным углублениям длинных плит побежала дождевая вода, сначала тоненькими струйками, а потом большими потоками, устремившимися с разных сторон к бочкам-амфорам. Вот оно в чем дело: длинные плиты с углублениями – это каменные лотки для сбора дождевой воды. Стекая к зарытым в землю сосудам, вода накапливалась в них и долго хранилась. Поэтому прав был Л. Гумилев: поднятый его ныряльщиками со дна моря черепок амфоры – не случайная находка, а остаток водозаборной системы, в которую входили и обнаруженные нами в море каменные лотки и которая уже в VI веке снабжала защитников города пресной водой. Кстати, такой способ водоснабжения широко развит во многих странах мира с засушливым климатом, где мало рек и подземных вод и где поэтому ценится и бережно хранится каждый литр падающей с неба дождевой воды.
Таким образом, в тот дождливый летний день замкнулась длинная цепь доказательств наземного происхождения подводной части дербентской стены. Она строилась в VI веке не на морском дне, а на берегу и только через 300 лет оказалась затопленной морем.
Заканчивая обсуждение истории возведения дербентских стен, нельзя не упомянуть, что, в отличие от арабских географов, другие наблюдатели того времени, по-видимому, слушали и рассказы о наступлении моря на сушу. Например, московский купец Федор Котов так писал об этом: «А Дербень город каменный, белый, бывал крепок, только не люден. А стоит концом в горы, а другим концом в море. А длиной в горы более трех верст. И сказывают, что того города море взяло башен с тридцать. А теперь башня в воде велика и крепка».
Свидетелей былого низкого уровня Каспия обнаруживают по всему побережью, особенно по самому обжитому – западному.
Если с Девичьей башни в Баку смотреть на море, то в акватории бухты недалеко от берега можно увидеть небольшой плоский, как блюдце, островок с низкими песчаными берегами. На самом деле в совсем недалеком прошлом это был не остров, а холм. И он им оставался до тех пор, пока подъем уровня Каспийского моря не привел к его затоплению и не превратил сначала в полуостров, а затем в остров.
На этом небольшом остатке суши, расположенном в бакинской бухте рядом с мысом Баилов, еще в начале XVIII века были обнаружены развалины какого-то загадочного сооружения. Русский гидрограф того времени Ф. Соймонов писал: «В означенном заливе Бакинском, южнее города Баки, в 2 верстах, на глубине 4 сажен – каменное строение, стена-башня, и хотя оная башня уже и развалилась, однако в некоторых местах и выше воды знаки есть, и по известиям слышно, якобы в древние времена построение было на сухом пути и был то гостиный двор».
Другие исследователи не соглашались с этим и считали, как, например, А. Вознесенский в 20-х годах позапрошлого столетия, что на дне бухты находились бывшие сторожевые городские сооружения. Среди же бакинских старожилов бытовало мнение, что в бакинской бухте под водой покоится бывший караван-сарай.
Уже в советское время (в 1939–1940 и в послевоенные годы) азербайджанский ученый И. Джафар-заде провел археологические исследования, показавшие, что здание на дне бакинской бухты – это средневековый храм огнепоклонников. Кстати, аналогичные культовые сооружения найдены и на самом Апшеронском полуострове. На каменных же плитах, облицовывавших затонувший храм, были найдены и расшифрованы надписи, гласившие, что строитель Зейн-Ад-динбен-Абу-Рашид из Ширвана возвел здание в 1224–1235 годы.
Таким образом было окончательно доказано, что древний храм стоял на холме и к нему подходила дорога, проложенная по насыпи. Теперь эта насыпь вместе с холмом затоплена и выглядит как подводный перешеек, идущий от берега к островку в бакинской бухте. Проведенные другим русским исследователем, Б. Аполловым, геодезические исследования показали, что уровень моря с 1235 года до наших дней поднялся здесь почти на 8 м.
В те же предвоенные годы в Апшеронском проливе при строительстве Артемовской дамбы на глубине 1,5 м от уровня моря было найдено скифское кладбище. Из илистого песка со дна моря было извлечено девять каменных гробниц длиной по 2,4 м со скелетами скифских воинов. «Из этого следует, – пишет известный исследователь Каспия профессор К. Гюль, что Апшеронский полуостров был естественным путем соединения с островом Артема, и в этом случае скифы своих воинов могли хоронить на холме или же вообще на суше. Подтверждением того, что в прошлом Апшеронский полуостров был соединен с островом Артема, служит и существующее среди местных жителей предание, что на острове Артема (до революции называвшегося Святым Пир-Аллахи, что означает „божий храм“) был храм огнепоклонников (газовые выходы), на поклонение которым шли жители селений Гюргян, Тупкян и Зыря, в прошлом огнепоклонники».
Большой интерес представляют также подводные открытия, сделанные на участке морского дна, расположенного в 20 км севернее устья реки Куры. Там, недалеко от поселка Норд-Ост-Култук, аквалангисты спортивного клуба «Наяда» в 50 м от берега нашли на дне моря остатки фундаментных и стеновых плит, керамику, украшения, монеты. Все они принадлежали жителям затонувшего средневекового поселения XI века Бяндован, береговая часть сооружений которого была давно уже обнаружена и исследована археологами.
В результате работы ежегодных экспедиций начиная с 1970 г., здесь, на участке шириной более 7 км с севера на юг, разведаны три зоны развалов сооружений древнего поселения.
Вот что писал об одном из эпизодов этих подводных исследований организатор и участник экспедиций научный сотрудник Музея истории Азербайжана В. Квачидзе: «Лодка подошла к участку подводных поисков. Здесь еще раньше были обнаружены остатки фундамента. Подводные стены шли перпендикулярно к берегу в море. Они были сложены еще древними мастерами… Со дна моря подняты остатки простой и глазурованной посуды, в частности, днища чаш с изображением птиц, оленей, рыб, звездообразных орнаментов, квадратные обожженные кирпичи, части каменных жерновов». Кроме того, было найдено много серебряных и бронзовых монет, сердоликовых бус, браслетов. В разрушенных гончарных мастерских встречались керамические предметы с клеймами древних ремесленников. Специалистам удалось расшифровать некоторые надписи: «Изготовил чашечник Юсиф», «Жизнь мира – любовь!», «Пока с тобой труд и наука…» и др.».
Аналогичные подводные находки были сделаны в 1973 году в районе мыса Амбуранского (Кегня – Бильгях) вблизи северного побережья Апшеронского полуострова. На глубине 10 м были обнаружены остатки сооружений, очевидно, порта, который, по сообщению средневековых путешественников, существовал с XI по XVI век.
Здесь между двумя выдающимися в море мысами под водой была найдена ровно сложенная каменная гряда, бывшая, вероятно, древним молом. Возле нее исследователи обнаружили три больших кованых железных якоря, а также несколько наборных каменных якорей, похожих на античные, которые обычно встречаются в Средиземном море. Со дна были также подняты черепки фаянсовой посуды, расписанной кобальтом, глазурованное блюдо, селадоновая чаша и другие древние предметы домашнего обихода.
Все эти свидетельства показывают, что, по-видимому, в конце XIII – начале XIV века произошло еще одно быстрое повышение уровня Каспийского моря. В течение нескольких десятилетий целые города и отдельные сооружения оказались под водой. Море поднялось более чем на 10 м.
Об этом, кстати, имеются сообщения и в древних письменных источниках. Например, персидский писатель Даджати в 1304 году сообщил, что древний порт Абескун, располагавшийся на восточном берегу Каспия вблизи нынешнего Серебряного бугра (Гюмуш-тепе), погрузился под воду с катастрофической быстротой. Азербайджанский ученый и писатель Бакуви в 1400 году писал, что часть башен и стен древней бакинской крепости затоплена морем. Это подтверждает также рукописная лоция для морской географии, составленная в 1804 году русским гидрографом Лариным. На ней отмечено, что вода доходит до стен и ворот бакинской крепости.
На более древней италийской карте Марино-Сануто, выпущенной в 1320 году, возле западной границы Каспийского моря сделана надпись: «Море каждый год прибывает на одну ладонь, и уже многие хорошие города затоплены».
В азербайджанском фольклоре распространены устные и рукописные легенды о крепостях, дворцах и храмах, погрузившихся на дно моря. Так, столетиями ходило в народе сказание о подводном городе Юннан-шахаре (в переводе – «греческий город»), который якобы «был построен Аристуном» (Аристотелем). Это был, по преданию, крупный античный город с крепостью, храмом и портом.
По инициативе известного азербайджанского деятеля культуры XVIII–XIX веков А. Бакиханова этот город в свое время искала крупная морская экспедиция. К сожалению, поиски оказались безуспешными, как и все последующие.
Впрочем, кому, кроме, быть может, детей, нужны все эти сказки? Зачем копаться в каких-то старых развалинах Средневековья? Какая разница, где был когда-то берег Каспийского моря, зачем столько усилий затрачивать на прошлое, когда так много проблем создает настоящее?
Сегодня – это миг между прошлым и будущим. Без прошлого не может быть ни сегодняшнего, ни завтрашнего дня. Только зная прошлое, можно хотя бы в общих чертах представить себе будущее. Вот почему так важно для нас знать историю, особенно природы, и в частности морей. Эти знания нужны, чтобы жить нам самим достойно в настоящем и дать счастливое будущее детям и внукам.
СЕНСАЦИЯ ХХ ВЕКА
Одно из наиболее сенсационных природных событий конца прошлого века – внезапный, никем не предвиденный ранее подъем Каспийского моря. В течение многих десятилетий, особенно второй половины ХХ века, уровень Каспия неуклонно падал и достиг, казалось, катастрофически низкой отметки – 28 м ниже поверхности Мирового океана. Это вызывало большое беспокойство у транспортников, ведь обмелели морские пути, затруднился подход к ряду портов.