Разумовский Федор. Прокаженный

   Щелкнул выключателем, и под потолком вспыхнули люстры, высветив красные, потные рожи мужчин и развратные лица их дам. Титов вышел на середину и негромко произнес:
   - Стоять.
   Повисла тишина, все замерли.
   По команде музыканты затянули надрывное: "Постой, паровоз, не стучите колеса", и общество разделилось - мужчины отошли налево, дамы встали напротив. Было видно, что находятся они в каком-то подобии сна - глаза их стремительно наполнялись ужасом, но противиться чужой воле было выше их сил.
   "Вот дает жизнь!" - раздался за спиной Титова восхищенный голос Архилина, забывшего про свой автомат. Аспирант вдруг почувствовал, что руки его стали подобны когтистым лапам оборотня Тала...
   Когда красная пелена спала с его глаз, он застегнул штаны, вытер мокрые по локоть руки и вдруг услышал какие-то судорожные звуки. Обернулся и увидел несгибаемого вора-законника Дато Сукалашвили - того неудержимо рвало прямо под весело играющую огнями новогоднюю елку. Год начинался как-то невесело.
   1 Грязный, опустившийся человек. В уголовной среде - страшное ругательство.
   И когда приходили мы к Синей реке, стремительной, как время, а время не вечно для нас, и там видели своих прашуров и матерей, которые пашут в Сварге, и там стада свои пасут, и снопы свивают, и жизнь имеют, как наша, только нет там ни гуннов, ни эллинов и княжит там Правь.
   Велесова книга
   На следующий день поутру Сарычев подался на авторынок. Была суббота, народу набилось тьма, все с головой погрязли в мелкобуржуазной трясине. Рыночная стихия бушевала всепобеждающе и очень жизнеутверждающе... Неподалеку от ворот работали наперсточники, кидалы подыскивали очередного лоха, а местные менты, как пить дать работающие с ними в доле, глубокомысленно смотрели в сторону и делали вид, что ничего не происходит.
   Между рядами машин степенно прохаживались крепкие молодые люди, торгуя талонами на парковку. Если кто не желал платить, появлялись другие молодые люди и шоферской монтажкой, завернутой в газетку, элегантно били по лобовому стеклу. А ежели кто подымал хай, то могли и кулачищем в морду. Перестройка...
   Майор осмотрелся и положил глаз на полуторагодовалую "девяносто третью". Просили за нее по максимуму, однако, памятуя о ведре, полном денег, майор решил не мелочиться. Внимательно посмотрел - не битая ли, снял крышку с корпуса воздушного фильтра, убедился, что масло отсутствует, уговорил хозяина заехать на эстакаду и с помощью фонарика внимательно исследовал весь низ. Машина была в идеальном состоянии.
   - Годится. - Майор улыбнулся.
   - Подождать бы немного надо, - хозяин, пожилой, интеллигентного вида еврей, от волнения даже вспотел. - Я сейчас сыну позвоню, он с друзьями приедет, а то как бы... - И выразительно глянул на мощные плечи Александра Степановича.
   Майор прекрасно его понимал - времена нынче были суровые.
   - Предлагаю поехать к нотариусу, там вы выпишете мне "генералку", а на баксы обменяете ее уже у себя дома. Если что-то не понравится, порвете доверенность, и всего делов, тем паче что оформление за мой счет.
   С этими словами Сарычев достал свой паспорт, вложил в него деньги и протянул еврею. Тот, убедившись, что на фото действительно запечатлен майор, кивнул и полез в салон.
   Нотариус их долго не задержал. Шустрая мадам, с тонким пониманием жизни в глазах и неслабыми брюликами в ушах, поставила чекуху на заполненный машинисткой бланк, и Соломон Абрамович Кац повез майора домой. По пути разговорились. Выяснилось, что Соломон Абрамович собрался уезжать. Старший сын его отбыл уже давно, заматерел и постоянно звал к себе, а вот уговорил родителя только после событий в Чечне...
   - Страшно, наверное, уезжать, - немного помолчав, заметил Сарычев, большой запас энтузиазма нужен.
   - Э, молодой человек. - Кац на мгновение даже забыл о дороге и, повернув к майору несколько одутловатое, с крупным носом лицо, с горечью произнес: Конечно, страшно, да только еще страшнее оставаться. Посмотрите как-нибудь, какие у людей на улице стали глаза - как льдинки. Впрочем, там, за бугром, тоже не сахар. - Он вздохнул, шмыгнул носом и резко, так, что машину повело, встал на красный. - Кому мы там нужны? Куда ни кинь, всюду клин. Я вот докторскую защищал касаемо параллельных пространств. Ну там теория Джозефсена, Эйнштейно-Розеновские туннели, концепция "синтроподов"(1)... Эх, хорошо бы махнуть в какой-нибудь параллельный мир. С концами. Так ведь никак, слишком много энергии надо. Впрочем, говорят, в древности ходили. Если, конечно, сказки не врут...
   1 Брайен Джозефсен - нобелевский лауреат, создатель теории о множественности миров. Эйнштейно-Розеновские туннели - гипотетические пути сообщения между параллельными пространствами. Синтроподы - структуры высших по отношению к нашему миру измерений. Существует теория о том, что каждое пространство является проекцией, то есть синтроподом, пространств с более высокой размерностью.
   Наконец подъехали к пятнистой хрущобе. Весь подъезд, вплоть до пятого этажа, был расписан матерным граффити, пахло кошками, фекалиями и нищетой. В квартире тоже радости не ощущалось - вся мебель была сдвинута в одну из двух комнат, а семейство в составе супруги и сына с друзьями без энтузиазма вкушало чаи на обшарпанной пустой кухне.
   - Добрый день, - поздоровался Сарычев и, отсчитав нужную сумму, протянул доллары Соломону Абрамовичу: - Вот, как договаривались.
   Кацев наследник достал индикатор подлинности валют, его черняво-кучерявый друган вытащил свой, и они вдвоем принялись елозить агрегатами по недоумевающей физиономии папы Франклина, проверяя, "в пиджаке" ли он, не нарушен ли цветовой баланс и выковыриваются ли из купюр платиновые нитки. Наконец они синхронно вытерли вспотевшие рожи и заявили:
   - Все путем. Годится.
   Ни секунды не мешкая, доктор наук протянул майору доверенность с техпаспортом и извиняющимся тоном сказал:
   - Не обижайтесь, нас уже столько раз обманывали - обжегшись на молоке, дуем теперь на воду. - Внезапно, что-то вспомнив, он встрепенулся: - Сема, ты звонил в агентство? - и не дожидаясь ответа, пожаловался Сарычеву: - Так не хочется пускать чужих, столько аферистов развелось нынче.
   Выяснилось, что врожденная еврейская осторожность не позволяет Соломону Абрамовичу уезжать с концами, и, не желая продавать квартиру, он в то же время всем сердцем хочет ее сдать. Но непременно до хорошей цене, а главное, хорошим людям... Майор подождал, пока доктор наук закончит монолог, глянул по сторонам и, узнав, что семейство отбывает послезавтра, отсчитал пачку зелени:
   - Если не возражаете, мне квартира подходит. Здесь за год.
   - Вас, молодой человек, мне сам Бог послал! - Кац просиял, растрогался и, тщательно пересчитав, убрал денежки подальше. - Давайте, что ли, пить чай...
   От волнения на носу у него выступили крупные капли пота, на щеках красные пятна.
   Пить чай с мацой, приправленной маргарином, Сарычев не стал, договорился, что за ключами заедет завтра и, откланявшись, пошел к машине. С ходу проинспектировал уровень масла, справился насчет тосола, "Росинки"(1) и "Невы"(2) и, под завязку залившись на близлежащей заправке, направился домой. Машина бежала резво, обзорность после "семерки" была великолепной, так что, всего пару раз перепутав переднюю передачу с задним ходом, майор легко приспособился к переднему приводу.
   1 Жидкость, заливаемая в бачок омывателя.
   2 Тормозная жидкость.
   Дома его ждали, не киллер, слава Богу, а звери. Обнаружилось, что оба они - коты, что занавеска на кухне обзавелась бахромой, а там, где и положено, обильно нагажено. "Молодцом!" -Сарычев любовно смочил питомцам носы витамином, насыпал свежего корма и, стоя под душем, долго размышлял, как хищников окрестить. В голову лезло одно непотребство: Чук и Гек, Василий Иваныч и Петька, Карл и Фридрих. В конце концов, не мудрствуя лукаво, Александр Степанович решил назвать одного Лумумбой, а другого, для контраста, Снежком и направился в кухню. Там, в большом эмалированном ведре, еще с утра томилась в маринаде из белого вина будущая свиная бастур. ма. Отметив, что мясо уже побелело и пахнет весьма аппетитно, майор проглотил слюну. Пора было собираться - Маша сегодня отмечала день рожденья.
   Он побрился, надел свадебный костюм и, захватив ведро с мясом, спустился к машине. Завелась она с пол-оборота, и Сарычев, изменяя "семерке", похлопал "девяносто третью" по рулю, ласково погладил по "торпеде", с нежностью сказал:
   - Молодец, хорошая девочка, послушная.
   Потом глянул на часы, чертыхнувшись, врубил скорость и мощно, так что девочка заревела, надавил на педаль газа...
   Заехав на цветочный рынок, он, не торгуясь, выбрал тридцать пять свежайших роз сорта "Соня", бережно уложил их на заднее сиденье и прямиком двинул в фирменный лабаз узкоглазой компании "Сони". Народу было много, но граждане большей частью просто глазели и щелкали зубами. Эх, такую мать, устроить бы по новой Халкингол! Майор, однако, ничем щелкать не стал. Вскоре он вышел из магазина нагруженный Машиной голубой мечтой - роскошным моноблоком с приличной диагональю. Если женщина просит...
   Запихав цветастую коробку в машину, он без приключений добрался до именинницы и затащил добро наверх в два приема - сначала мечту, чтоб не сперли, а затем, под восторженный визг виновницы торжества, розы и ведро с мясом. Причем было неясно, чему она радовалась больше - цветам или свинине.
   Гостей было не много - две Машины подружки с кавалерами, лысый родственник при супруге и галстуке, соседи по квартире и, пожалуй, все. С работы, видимо и впрямь жутко секретной, не было никого. Зато винища и жратвы хватало, народ собрался компанейский - только наливай, и торжество плавно катилось по своим хмельным рельсам. Сарычев жарил бастурму, дамы вспоминали "школьные годы чудесные", плясали, пили и пели, и только под конец приключилось нечто неожиданное. Когда все уже разошлись и майор тоже собрался прощаться, Маша вдруг обняла его за шею и крепко прижалась. Была она в тот вечер особенно хороша - щеки разрумянились, глаза горели. Ощутив близко ее маленькую упругую грудь, Сарычев почувствовал, что в штанах становится тесно. Минуту он боролся со сладкой истомой, потом разорвал кольцо Машиных рук и, показав зачем-то на оттопырившуюся полу пиджака, горько произнес:
   - Ты, наверное, забыла, у меня же СПИД.
   - А у меня кое-что, проверенное электроникой, - улыбнулась Маша и помахала перед его носом маленьким бумажным пакетиком, на котором роскошная голая мулатка прямо-таки извивалась от неутоленной страсти...
   Наничье
   Капа была сплошь розовая, а когда Саня Панкратов по кличке Шустрик набрал водички и сплюнул, во рту совершенно явственно почувствовался вкус крови.
   - Левой больше работай снизу, в печень, - донесся до него голос Семеныча, и, глянув на покрасневшую от волнения физиономию тренера, он понял, что дела идут хреново. Да, впрочем, можно было и не смотреть...
   Вообще, не надо было ему, рукопашнику, влезать в этот боксерский чемпионат - на руках чертовы неудобные перчатки, ни захват произвести, ни ногой ударить! Но пять тысяч баксов - деньги... И еще какие... Так что, услышав звук гонга, Саня сделал принудительный выдох, собрался и двинулся на центр ринга.
   Противник попался ему что надо - мастер международного класса, мускулистый, не то казах, не
   то узбек, с сильным, отлично поставленным ударом. Глядя на его стойку, в которой пах был открыт, а передняя нога - как на блюдечке с голубой каемочкой, Шустрик подумал: "Эх, попался ты бы мне в чистом поле".
   Между тем узкоглазый сделал финт и тут же, сократив дистанцию, провел сильный апперкот по рукам Панкратова и, когда те непроизвольно опустились, мощно включил левый спрямленный боковой. Ой-ей-ей... Мама мия... Несмотря на то что Саня прикрыл челюсть плечом и удар пришелся чуть выше, в голове у него загудело. Будто от души жахнули из-за угла пыльным мешком... А противник уже вошел в ближний бой, и его кулаки заработали со скоростью пулемета. Уйдя в глухую защиту, Саня попытался разорвать дистанцию, но не получилось. Прижатый в угол, он вошел в клинч и, обхватив узкоглазого, несколько секунд отдыхал, судорожно хватая воздух разбитыми в кровь губами. Судья рявкнул: "Брейк", а когда боксеры разошлись, оценивающе на Шустрика посмотрел, но, ничего не сказав, снова разрешил драться. Бывший наизготове азиат одним прыжком сократил дистанцию и без всяких церемоний провел мощную тройку в голову Панкратова и тут же, резко сблизившись, принялся работать по корпусу.
   От сильного удара в печень Саня согнулся, а получив апперкот в лицо, растянулся на полу и подняться смог только при счете "семь". Все оставшееся время до конца раунда он шугался по рингу, практически не боксируя, и на перерыв ушел под дружный свист и улюлюканье зала.
   - Может, полотенце? - донесся откуда-то издалека взволнованный голос Семеныча, видимо, со стороны зрелище было действительно захватывающим. - Ты как?
   Саня отреагировал вяло:
   - Нормально.
   Глаза его вдруг застлало чем-то непроницаемо-черным, в голове застучало, будто молотом по наковальне, и затошнило так, что он еле сдержался, чтобы не блевануть. Секунду спустя это прошло, и он ощутил неудержимую ненависть ко всем присутствующим в зале - к почтеннейшей публике, к судьям, к противнику своему, даже Семеныч стал ему вдруг отвратителен.
   Словно подкинутый мощной пружиной, Шустрик вскочил на ноги и с первым же ударом гонга устремился к узкоглазому. Тот, видно, уже считал себя победителем, а потому смотрел на Панкратова снисходительно, с издевательской усмешечкой. И очень даже зря...
   - Сука! - Саня, дико вскрикнув, с ходу засадил ногой сильный поддевающий азиату в пах, подождал, пока руки у того опустятся, и мощнейшим свингом вынес ему челюсть. Попал качественно - с предельной концентрацией...
   На мгновение в зале повисла тишина - ошалевшая публика изумленно замерла, не зная, как реагировать. Один лишь рефери что-то возмущенно крикнул, но, получив сразу же лоу-кик под колено, упал и, схватившись за сломанную ногу, дико заорал. Секунду Саня вслушивался, по его лицу расползалась довольная улыбка, потом провел боковой ребром ступни в широко раскрытый рот судьи и, когда тот стих, двумя жуткими ударами в лицо вырубил выскочившего на ринг Семеныча. В голове его бешено стучало: "Убей, убей, убей!"
   Не дожидаясь, пока тело тренера упадет на пол, Шустрик пнул его ногой в пах и, содрав зубами лейкопластырь с перчаток, с яростью принялся от них избавляться. На трибунах поднялся шум. Не обращая внимания на крики, Панкратов подскочил к судейскому столу и теперь, когда ему уже ничто не мешало, показал себя достойным бойцом-рукопашником. В мгновение ока он раздробил кому-то нос, кому-то вынес челюсть, кому-то вмял трахею, а дернувшийся было недоумок-боксер быстренько залег с расплющенным мужским достоинством.
   - Учись, сынок. - Саня криво улыбнулся. Тут его внимание привлекла почтеннейшая публика.
   - Падлы, козлы! - дико вскрикнув, он устремился к ближайшей трибуне и сильным ударом колена в лицо вырубил орущего от страха очкастого дядьку. Затем, не опуская ноги, провел круговой хлест в ухо его сразу обмякшего соседа. Публика дрогнула, послышался женский визг.
   В этот миг Шустрик увидел в проходе милицейские фуражки. Он захрипел от ярости и начал стремительно приближаться к стражам порядка - настало время указать ментам поганым на их место у параши. Засветив с ходу одному основанием стопы в нос, другого Саня подсек и уже добивал коленом, как вдруг услышал пронзительную команду: "Стой, стрелять буду!", сопровождаемую клацаньем затвора. С бешеным рычанием он попытался сблизиться с командиром, одновременно уходя с линии атаки, однако что-то с силой подбросило его вверх. От страшной боли Саню скрючило, затем она ушла, и не осталось ничего, кроме непроглядной, стремительно сгущающейся пелены мрака. Потом исчезла и она...
   Ленинград. Развитой социализм. Осень
   Вначале было ощутимо легкое движение воздуха, будто по лабораторному боксу пролетел слабый ветерок, потом зазвенели плафоны светильников, где-то далеко как будто лопнула тонкая стальная струна, и на поверхности воды побежала рябь. Ухоженные женские руки придвинулись чуть ближе. В стакане появились пузырьки, они стали подниматься кверху, и вскоре вода забурлила, словно в кипящем чайнике.
   - Спасибо, Мадина Тотразовна, отдыхайте, - повелительно произнес мужской голос.
   Высокая худенькая дигорка медленно открыла глаза.
   - Хорошо. - Она кивнула, поднялась и закрыла за собой прозрачную дверь бокса.
   Зазвенел телефон внутренней связи. Протянув руку, смуглость кожи которой подчеркивал белоснежный рукав халата, плотный лощеный мужчина приложил ухо к трубке:
   - Майор Кантария.
   На его лобастой голове просвечивала плешь, губы прикрывали рыжеватые усы. Сразу чувствовалось, что он не грузин, а мегрел.
   - Есть, товарищ полковник. - Дослушав до конца, он отключился и посмотрел на сидевшую перед экраном монитора, не старую еще женщину: - Зоя Павловна, я к шефу. - Он ухмыльнулся и быстро снял халат. - Продолжайте без меня, пощупайте еще разок этого циркача, как он работает на уровне эфирного поля. Будет филонить, оставим его без сладкого...
   "Для меня нет тебя прекрасней, но ловлю я твой взгляд напрасно..." Кантария вышел из бокса и двинулся вдоль длинного, ярко освещенного коридора. Пройдя через просматриваемый телекамерами тамбур, он уперся в массивную стальную дверь, надавил кнопки кода и, очутившись в кабине лифта, вставил личный ключ в прорезь замка. Когда зажегся зеленый огонек, он выбрал нужный этаж и, зная, что за ним сейчас наблюдают из Центральной, с непроницаемым выражением лица двинулся наверх. Скоро лифт остановился, створки рокочуще раздались в стороны, и Кантария подошел к турникету, рядом с которым скучали двое комитетских прапорщиков. Предъявив пропуск, он миновал зимний сад с фонтаном и вскоре очутился в уютном предбаннике, где размещалась за компьютером неприступная дива.
   - Здравствуйте, Зиночка.
   - Здравствуйте, Тенгиз. - Она чуть скривила в Улыбке пухлогубый рот и нажала кнопку селектора. - Валерий Анатольевич, к вам майор Кантария.
   Щелкнул блокиратор бронированной двери, и Кантария очутился внутри.
   - Разрешите, товарищ полковник?
   - Располагайтесь, Тенгиз Русланович. - Хозяин кабинета кивнул и властно указал на место за столом, где уже собрались начальники всех прочих институтских отделов. - И больше не опаздывайте.
   Тут же был и зам по науке. Неизвестно, как у других, а у майора он вызывал стойкое чувство отвращения. Возможно, из-за своей вечной небритости и коротких волосатых пальцев, все время елозящих по краю стола. Однако нельзя было не признать, что главный подручный шефа явно не дурак, к тому же с отлично подвешенным языком...
   Речь шла о давно уже разрабатываемом объекте "Ш" - аспиранте Юрии Федоровиче Титове. За свои неполные двадцать девять лет он успел немало: получил вышку по статье 102 УК, сбежал, ухлопав конвойных, из зала суда, а теперь реально контролировал все криминальные структуры города. Палец зама нажал на кнопку пульта, и на экране появилось изображение стройного сухощавого человека с приятным, несколько узкоглазым лицом. Он не спеша вышел из ресторанных дверей, затем на секунду замер, будто к чему-то прислушиваясь, и тут же жутким по силе ударом снес полчерепа стоявшему неподалеку плотному мужчине с цепким, пронизывающим взглядом.
   Спутник погибшего с похвальной быстротой выхватил из подмышечной кобуры ствол и, крикнув, судя по движению губ: "Стоять, руки на затылок!" - вдруг медленно упер дуло себе в лоб и надавил на спуск. Камера крупным планом показала лицо Титова, всматривающегося тяжелым взглядом в глаза самоубийце. В следующее мгновение он улыбнулся, причем настолько зловеще, что всем невольно стало не по себе...
   Экран потемнел, однако ненадолго. Вскоре на нем опять появился Титов, он стоял на коленях с поднятыми руками на лестничной клетке. Двое крепких мужчин держали его на мушке, третий готовился уложить аспиранта лицом вниз и надеть наручники. Внезапно лица обоих стрелков перекосила гримаса, и они синхронно выстрелили друг другу в голову. В ту же секунду рука Титова с чудовищной силой вонзилась третьему в живот, на экране появились смазанные красные капли, кадр перекосился, мелькнуло оскаленное лицо аспиранта, и изображение пропало.
   - Оператору он вырвал горло, - раздался голос зама по науке. - Совершенно очевидно наличие у объекта "Ш" исключительно сильной способности к внушению и определенного телепатического дара, а также возможности управлять своей энергетикой на уровне эфирного поля. - Он замолчал, кашлянул и пригладил пушистость на лысом черепе. - Вот информация в общих чертах.
   - Спасибо, Григорий Павлович, вполне исчерпывающе. - Очкастый полковник сдержанно кивнул, выдержал паузу и продолжил: - Принято решение поставить способности объекта "Ш" на службу родине. Формально он вне закона, тут, как говорится, все средства хороши, то есть я хотел сказать, что цель в данном случае оправдывает средства. Главное, чтобы был реальный практический результат. Я понятно выразился?
   Лица присутствующих были, как обычно, бесстрастны, и начальство подвело итог:
   - Все соображения прошу в рабочем порядке не позднее послезавтра обсудить с Григорием Павловичем. - Полковник закурил и особым образом посмотрел на зама по науке. - Все, спасибо.
   Уже в коридоре майор Кантария услышал мерзкий голос, от которого его передернуло:
   - Тенгиз Русланович, подождите. - Зам по науке приблизился к нему и заглянул в глаза. - Мне показалось, что у вас уже имеются какие-то конкретные соображения, я не ошибаюсь? Думаю, нам есть о чем поговорить.
   Стараясь скрыть изумление, Кантария двинулся за начальником - он знал, что тот "видит", но не подозревал, что до такой степени. Вот сволочь! Они вошли в кабину лифта, спустились на пару этажей и попали в уютное, но удивительно грязное лежбище зама по науке. Секретарши у него не было, на стене вместо календаря был приколот портрет Нострадамуса, в клетке весело заливалась пара канареек, а из красного угла по-доброму щурился запечатленный в чугуне Ильич.
   Они сели. Один - раскованно, по-хозяйски, другой - не сгибая спины, на краешек стула.
   - Ну-с, я весь внимание. - Волосатая лапа зама подперла плохо выбритую щеку, и на майора уставились немигающие, слегка косящие глаза. - Излагайте, излагайте.
   В гляделки с начальством Кантария играть не стал, осторожно поерзав на стуле, он коротко вздохнул:
   - Понимаете, этот аспирант существует не сам по себе, а в связи с определенным энергетическим центром, эгрегором то есть. Тот подпитывает его, дает определенные возможности, Титов же в свою очередь осуществляет обратную связь - заряжает эгрегор своей активностью на всех планах...
   - Мне вообще-то известно, что такое эгрегор, молодой человек, нетерпеливо прервал его заместитель. - Давайте по существу, время дорого. По крайней мере, мое.
   Кантария с ненавистью глянул на профессорско-полковничью лысину, но остался в рамках.
   - Так вот, если максимально ослабить влияние родного эгрегора, ну хотя бы путем энергетического вихря, и сразу же подключить сознание Титова к информационному полю нашего "черного отдела", то особо строптивиться он не будет. Ну, может быть, крыша у него слегка поедет, так ведь он все равно вне закона. - Майор замолчал и облизнул пересохшие губы. - Количество операторов, медитационный режим, все рабочие моменты можно уточнить. Это уже вопрос технический.
   - Ладно, - зам неожиданно встал из-за стола, - диктум фактум, то есть, как говорили латиняне, сказано - сделано. Завтра утром жду от вас конкретику. Завтра утром...
   И совершенно неожиданно для Кантарии похлопал его по плечу своей короткопалой лапой.
   Утром Маша нежно поцеловала майора в губы.
   - И все-то вы врете, больной, умирающие так не трахаются!
   Сарычев улыбнулся. Ночью они действительно спали мало - как только тахта выдержала! И было им по-настоящему хорошо, как это бывает, когда женщина хочет, а мужчина может...
   Часам к двенадцати пополудни Александр Степанович все же выбрался из койки и направился к себе, чтобы накормить хищников. Открыв дверь, он обнаружил, что держатся они молодцом - Лумумба задумчиво раскачивался на занавеске, а его "белый" брат сусликом стоял на задних лапах и пытался ухватить товарища розовой пастью за хвост. Накормив зверей, майор их вычесал, обласкал и принялся готовиться к переезду. Были сборы недолги - засунуть в машину боксерский мешок, положить чемодан с барахлишком и - можно двигать к арендодателю Капу за обещанными ключами от квартиры, где Царила сейчас неземная скорбь: лишь слезы и звучали прощальные, несколько занудные речи. Расстались на щемящей ноте, лучшими друзьями.
   Выходные майор провел неплохо, очень даже, в Машиной обществе, а когда утром в понедельник она Ушла на службу, он достал куцый телефонный справочник с грозной надписью на обложке "Для служебного пользования" и для начала позвонил в Калининское ГАИ.
   - Капитана Сысоева, - спросил он. Сарычеву ответили, что капитан Сысоев, которого он, честно говоря, и в глаза-то ни разу не видел, на выезде, и майор тут же набрал другой номер.
   - Помощник дежурного старшина Кротов слушает, - лениво отозвались в трубке.
   - Это капитан Сысоев, пашу на выезде. - Голос Сарычева был полон нахальства. - Подскажи, куда едем-то?