Наставив ствол на уже неподвижные тела, она давила на спуск до тех пор, пока боек сухо не щелкнул. Тогда, захохотав в последний раз в жизни, Трясогузка вскочила на подоконник и смело шагнула туда, где через мгновение ее приняли мрак и покой...
   Ночью Сарычеву приснился странного вида старец. Он был сед, однако проворен и крепок. Возраст его был неуловим, как быстро текущая вода.
   - Мы ведь с тобой офени. - Он подмигнул, но лицо его было серьезно. Ковров, Шуя, Холуй, Вязни-ки, здесь сплошь офени были. Ходоки, ходебщики, коробейники. Эх, полным-полна моя коробушка, ты понял? Только мы с тобой не простые офени, мы мазыки(1). Скороходы, игрецы, потешники. Знаешь, умный дурак лучше дурного умника. Еще нас кличут забавниками, а забавать - значит заклинать, заколдовывать. Чуешь, откуда ветер дует? Емеля на печи хоть и дурак, а ведь творит-то чудеса. И вот тебе ис-тория-быличка, хочешь слушай, хочешь нет.
   1 Так офени называл сам себя.
   Сказывают люди бывалые, будто бы посередке Уральского кряжа стоит Чекан-гора. Не высока, не мала, дремучие леса вокруг. Так вот под ней есть лаз, что ведет в пещеру, где Хозяйка горы Медной хранит цветок каменный. Толком-то его не видел никто, одно говорят, когда расцветает он, льется белый свет в мир и наступают хорошие времена. Жизнь течет, как молочная река в берегах кисельных. Только те времена давно прошли. Нынче-то цветок каменный лепестки сложил. Тьма покрыла жизнь, безвременье.
   А теперь слушай главное. - Старец приблизил к Сарычеву худое, морщинистое лицо и дал заглянуть в белесые, выцветшие от времени глаза. - Говорят, если на Маслену, когда приходит бог Ярило, отвести чары Мора-Мороза(1), зайти в ту пещеру с молодицей и любиться страстно, то открывается лаз в страну, где этих каменных цветков как на куртине. Только надо, чтобы молодицу ту звали не Прихотью и не Похотью. Имя ей должно быть - Хоть, суженая, единственная, даденная судьбой... Потому как деньги да обман правят миром, страх правит в душах людских, и лишь любовь способна чудеса творить.
   1 Речь идет о весеннем равноденствии.
   Старец улыбнулся неожиданно белозубо и пошел по лугу, оставляя на росах дымчатый след. Спина его была изломана на дыбе.
   Проснулся Сарычев поздно. Рыбу он все-таки пожарил, как и хотелось, с картошечкой и лучком. Выспавшийся и сытый, он нахально напросился в гости к Маше, решив по пути купить ей и медвежатнице торт, а котам по баночке рыбной "Пурины". Потом, сообразно нынешнему своему статусу, нацепил кобуру с именным стволом, захватил содержимое овечьей шкуры и пошел к машине.
   На улице заметно потеплело, на голых ветках уже вовсю чирикали воробьи. Пахло весной. Щурясь от солнечных лучей, Сарычев нагрел двигатель и, кинув на заднее сиденье шапку, в которой стало жарко, начал выруливать со двора. Колеса "девятки" расшвыривали во все стороны размокшее снежное месиво, а с огромных сосулек, нависших над головами прохожих, громко капало - видно, скоро "шиповку" снимать придется.
   А где-то через час, ощущая на ладони щекочущие прикосновения шершавых язычков, он уже кормил с руки котов и смотрел, как Маша перед тем, как поставить в воду, разбивает молотком стебли принесенных им роз. Отчего все прекрасное в этом мире неразрывно связано со страданиями? Однако никого вокруг высокие материи не занимали - Лумумба со Снежком, наевшись, залегли на отдых, Райка, сделав стойку, одобряла торт, а в комнате звенела посудой Маша, и вскоре майора позвали пить чай.
   По телевизору шло "Очевидное-невероятное". Рассказывали про драконов. Оказывается, что-то с этими тварями не совсем чисто. Изображения их появились где-то в мезалите и неолите(1) сразу у всех народов: и у египтян, и у шумеров, и у китайцев, и у индусов. А русское слово "драка", а известная французская сказочка о пастушке, которая была ослеплена за то, что стала видеть мир драконов?
   1 Период от 3000 до 10000 лет до нашей эры.
   - Какие ужасы. - Маша фыркнула и переключила программу. - Тоска.
   Однако веселее не стало. Пока майор раскладывал по блюдцам торт, она, не отрываясь, смотрела на экран, и бледное лицо ее вытягивалось от ужаса. Шел "Петербургский криминальный вестник". Показали взорванную квартиру майора, обгоревшие трупы и чудом уцелевшую фотографию хозяина - молодого и красивого, с высоко задранной в ударе ногой. Не проронив ни слова, Маша съела торт, заперла дверь и нежно обняла Александра Степановича. Время для них остановилось...
   Когда Сарычев проснулся, был уже поздний вечер. Потянувшись, он осторожно, чтобы не разбудить Машу, поднялся, пошел в ванную и долго стоял под холодными струями душа. Когда кожа занемела, он растер ее, как следует, полотенцем и, чувствуя, что тело становится свободным и легким, принялся одеваться.
   Потоки транспорта на улицах заметно поредели, снежную кашу отгребли к тротуарам, и до "Института болезней мозга" майор доехал быстро. Запарковав машину подальше от любопытных глаз, он повернул лицо к востоку и, зашептав веками потаенное, услышал далекий голос: "Луна на ущербе, Яромудр, будь осторожен!"
   Внимая древним, Сарычев отхлебнул лишь половину питья Троянова из аспидного сосуда, снова произнес слова заклинания и медленно вылил остатки себе на голову. Минут десять он сидел совершенно расслабленно, чувствуя, как все тело его начинает вибрировать в унисон с неизмеримо могучими, неведомыми силами, затем дыхание его сделалось частым и прерывистым, сердце бешено заколотилось, и последнее, что майор увидел, был хоровод сверкающих огней перед глазами.
   Когда он очнулся, сознание было кристально-ясным, органы чувств работали за всеми мыслимыми пределами обостренности, и все происходившее вокруг казалось неподвижным - настолько ускорилось его внутреннее время. Где-то далеко майор услышал звук возвращающегося "мерседеса". Когда горящие фары показались в начале аллеи, он вышел из "девятки", прерывисто вздохнул и, сделав кудесь(1), ощутил себя водителем иномарки. Мгновенно раздался звук тормозов, свет погас, и, прижавшись вправо, машина остановилась. Засунув клинок под мышку, майор начертал Знак Силы и, удерживая его, распахнул; заднюю дверцу машины.
   Мир тесен - в салоне неподвижно застыли уже! хорошо знакомые Сарычеву бандитствующие элементы, которым он не так давно устраивал массовый заплыв в "Незабудке".
   1 Кудесь - в широком смысле совершение чуда. Это и материализация предметов и желаний, и управление погодой и людьми, и, по большому счету, собственной судьбой.
   - Повинуемся, господин! - отозвались они хором. Кроме них в машине была дама - без сознания, с руками, закованными в наручники, и майор сразу определил, что жизнь ее неумолимо подходит к концу.
   - Где Шаман? - задал он вопрос, стараясь выговаривать звуки как можно медленнее, чтобы сидящие в салоне понимали его.
   - Нам не дано этого знать, господин. Черные не допускают нас дальше Внешнего круга, господин.
   - Поехали, - приказал майор и сел в машину.
   - Повинуюсь, господин. - Водитель запустил двигатель и, нажав на акселератор, тронулся с места - "мерседес" был с автоматической коробкой передач.
   Когда докатили до ворот и бибикнули, створка медленно отползла в сторону. Зарулив внутрь, машина оказалась в тамбуре. Здесь ее с минуту разглядывали, затем проход открылся, и "мерседес" выехал на залитое светом огороженное пространство. Свернув направо, он замер перед массивными металлическими воротами во второй стене. Сарычев ослабил чары, и в ту же секунду экипаж вздрогнул. Как бы проснувшись, бандиты увидели ворота и с быстротой молнии выскочили из машины. Майор остался наедине с дамой, но ненадолго - из калитки в стене неторопливо вышел человек, одетый в черную накидку с капюшоном, и Александр Степанович заметил, что щупальце, внедрившееся в его живот, по цвету полностью гармонирует с одеждой.
   Очертив рукой круг-охранитель, Сарычев повторил Слово Могущества, и служитель в балахоне, не замечая его, нажатием на камень перстня открыл ворота. "Да у них здесь покруче, чем на зоне", - удивился майор, а между тем машина уже вкатилась за второй периметр и оказалась в небольшом бетонном боксе, расположенном в глубине массивного гранитного фундамента.
   Производственный процесс, как видно, был отлажен четко - к "мерседесу" тут же подскочили двое в капюшонах. Пока один из них размыкал наручники, в руках другого сверкнула сталь, и, сунув дату(1) пассажирке за воротник, он одним движением рассек ее одежды. Из машины ее выволокли практически нагой - в сапогах и спущенных до колен чулках. Сейчас же в руку ей вонзился шприц, и глаза пленницы широко раскрылись, преисполняясь ужасом, животной мукой и сознанием своей беспомощности. А уже через минуту сильными ударами плетей люди в капюшонах погнали жертву по проходу в глубь здания.
   1 Род кинжала.
   Все это Сарычеву страшно не понравилось. Он уже было совсем собрался браться за меч, как Свалидор сказал:
   - Не руби сплеча. Еще не время. Осмотрись. Сгоряча и бабу не спасешь, и сам голову сломишь. Думай, думай, думай...
   Майор совету внял - вжался в камень, вслушался, всмотрелся. Где-то глубоко внизу работали дизель-генераторы, мощно гудел отопительный котел, по стенам коридора шли провода, силовые кабели, водяные магистрали, трубы газоснабжения. Во множестве. И это было хорошо. Просто отлично. Теперь можно было действовать.
   Не мешкая, майор выхватил клинок, бросился на крики женщины и увидел, что ее пригнали к массивной каменной двери. Медленно та стала подаваться в сторону, изнутри полился ржавый свет, и густо потянуло бойней - смрадом, смертью, внутренностями, кровью. Снова люди в капюшонах подняли было плети, но тут же мягко, не издав ни звука, повалились наземь - это Сарычев взмахнул мечом, коротко, играючи. Мельком глянув внутрь на огромный зал с белым, заляпанным кровью алтарем, он легко разрубил газопровод, подхватил под локоть спутницу и повлек ее по коридору прочь. По пути, правда, делал остановки - выпускал в атмосферу голубое топливо из тесных оков. А уже на выходе рубанул по кабелям свет сразу же погас, зато уж заискрило-то, заискрило. Если верить законам физики, то ненадолго. Это с учетом того, что по коридору удушливой волной, с шипением надвигалась бутановая завеса... Ждать ее майор не стал, поддерживая чуть живую стонущую спутницу, осторожно выбрался в бокс Внешнего круга. Очень даже вовремя - там стоял "мерс" с очередной жертвой, которую окапюшоненные уже успели раздеть и накачать наркотой. Увидев Сарычева, они выхватили даги и стали делать ими резкие движения, однако свистнул с быстротой молнии меч, и оба черных растянулись на земле, кровь у них, кстати, была радикально красного цвета... Затем майор отсек у одного из них палец с перстнем, погрузил в машину женщин, уселся сам и, открыв дистанционно проход, с оглядкой, малой скоростью выехал во Внешний круг. Там долго разбираться не стали - загудел электродвигатель, створки разошлись, показались печальные, будто обугленные стволы деревьев. Только любоваться зимними пейзажами майор не стал, так дал по газам, что только снег столбом. Путь его был недолог - на набережную, до ближайшего бутика, бампером в витрину. Так, чтобы через три минуты как и положено, заявилась ГЗ(1). Вот удивятся-то менты, увидев "мерс", а в нем двух голых, явно вма-завшихся девиц. Одна так очень ничего - стройная, голубоглазая, с озорной челкой до бровей. А впрочем, нет, не удивятся. Мало ли сейчас "мерседесов", в которых голые вмазавшиеся девицы...
   1 Группа захвата вневедомственной охраны.
   Так думал Сарычев, стремительно, на пределе сил возвращаясь в свою "девятку". Срок действия питья Троянова подходил к концу, сердце билось бешено в груди, словно птица в клетке. Хрипя, задыхаясь, он забрался наконец в машину, сил не хватило даже, чтобы запустить двигатель. Глаза его закрылись, и он вдруг ощутил тяжесть бронзового топора в своих негнущихся от холода пальцах.
   Середина Мира(1). Эра Овна. Двадцать веков до Р. X.
   Зима подкралась незаметно. По ночам из-за Ри-фейских гор стал налетать ледяной ветер, принося на своих крыльях низкие снеговые тучи, и боевой топор в руках Сарычева мерзлую почву не копал, а колол.
   1 Т. е. Урал.
   - Благословен будь, царь Хайратский Висташпа, только на пятнадцатом году правления твоего прогневался бог, лучезарный Ахура-Мазда, и прилетела Черная Язва. - Губы майора дрогнули, и, опустив в могилу умершую последней жену, он принялся бросать руками на крышку выдолбленного из цельной кедровой колоды гроба смерзшуюся комьями землю.
   Где-то недалеко зацокала белка, и мысль о том, что, кроме него, еще кто-то живой остался в округе, заставила Сарычева горько усмехнуться. Всего лишь месяц прошел, как он вернулся с победой после битвы на большом соленом озере Воурукарте, и за время это от черной язвы погибли все, кто жил здесь ранее и кто в надежде на спасение покинул Города Кольца. Смертельная болезнь не пощадила никого.
   Сначала на человека нападала огневица, три дня лежал он без памяти, в бреду, затем пупок его чернел, и это означало, что смерть уже у изголовья. Днем следующим на месте язвы лопались покровы, гной изливался в брюшную полость, и обреченный в страшных муках погибал.
   Сильный ветер зашумел в вершинах столетних кедров, закрутил в белом хороводе выпавший еще с утра снег, и, поведя широкими плечами, майор накинул на коротко остриженную голову капюшон грубого солдатского плаща.
   Когда погибли его дети, он стал повсюду искать смерть, но она находила лишь тех, кто цеплялся за жизнь. Вскоре он остался один, сердцем осознав, что не сбывается то, чего желаешь слишком сильно. Горестно глянул он на затянутое синевой небо.
   - О Ахура-Мазда, почему не пошлешь ты мне быструю смерть, в чем теперь смысл жизни моей? - Рука его непроизвольно потянулась к висящему на широком кожаном поясе острому мечу из твердой зеленовато-желтой бронзы.
   Стоит только вонзить его между ключиц, прямо в яремную впадину, чуть-чуть повернув острие вниз налево, и сердце бессильно замрет, и свет навсегда погаснет перед глазами. Но это страшный грех, нельзя разрушать тобой не созданное. Застонав, майор подхватил пригоршню снега и прижал ее к разгоряченному лицу.
   Могильный холмик замело поземкой. Представив, каково лежать в непроницаемой холодной темноте, Сарычев склонил голову и крепко, так, что побелели костяшки пальцев, сжал прикрытые до локтей боевыми браслетами руки в кулаки.
   Раньше мертвых хоронили по-другому - тела их помещали на дакмы - башни скорби, а чтобы земля не осквернялась, ей предавали только кости, оставшиеся после пиршества священных птиц Ахуры-Мазды - воронов.
   Нынче былое благочестие забыто. Демон-разрушитель Ангра-Майнью уже давно простер над миром свои крылья и, затмевая свет мудрости божественной в сердцах людских, повсюду уподобляет человека зверю.
   Прерывая мрачные мысли майора, где-то неподалеку хрустнула ветка, и, повернувшись на звук, он увидел выходящего из чащобы человека. Идущий был высокого роста, широкоплечий, и когда расстояние, их разделявшее, сократилось, Сарычев заметил, что на лице его, обрамленном белокурыми волосами, светятся глаза, подобные голубому небу в яркий солнечный день. Он был безоружен, грубую матерчатую хламиду его подпоясывала веревка.
   - Мир тебе, воин. - Приблизившись, незнакомец приветственно простер руку.
   - Мир и тебе, идущий. Уходи, здесь повсюду смерть.
   Путник, будто не услышав, смахнул рукою набившийся в волосы снег и усмехнулся.
   - Смерть и есть начало жизни. - На майора в упор смотрели бездонные голубые глаза, а негромкий голос раздавался, казалось, прямо в его голове. Боязнь конца быстро приближает его, а презирающий свою погибель идет ей навстречу долго. Ты сам, Гидаспа, сердцем знаешь это. - Он улыбнулся в ответ на изумленный взгляд Сарычева. - Хоть ты и воин, но обладаешь хварной жреческой, и жизнь твоя сохранена Ахурой-Маздой, чтобы исполнилось твое предназначенье.
   Майор замер, не в силах произнести ни слова, и наконец прижал ладони к сердцу:
   - Скажи, несущий мудрость, если ты читаешь в душах, если судеб людских дано тебе узреть пред-начертанье, ответь мне, за что? - Он медленно окинул взглядом поляну, усеянную могильными холмами, и махнул рукой в сторону давно уже мертвых Городов Кольца. - Зачем рожать детей, чтоб хоронить их? К чему все эти смерти, муки, боль? Смотри, весь мир погряз во зле, а где великий и могучий Ахура-Мазда?
   Майор вдруг с быстротою молнии выхватил меч и вонзил в его в землю возле ног путника:
   - Ответь мне, несущий мудрость, или убей!
   В небе темно-свинцовые тучи разошлись, выглянул красный диск холодного солнца, и Сарычев увидел, что глаза незнакомца светятся мудростью и печалью. Ни слова не говоря, он вытащил меч из земли и, вернув его хозяину, уселся на ствол поваленного бурей кедра.
   - Ахура-Мазда вначале создал наш мир в идеальном виде, и было это в эпоху Артезишн, позднее нареченной Временем творенья. Понятно, что все сознания, реально существуя в невоплощенной форме, вначале не имели никакого права выбора, и, следовательно, не было возможности для появления зла. Оно явилось позже, в эпоху Гумезишн, когда мир идеальный стал проявляться на материальном плане и вследствие неправильного осознания добра и зла в нем появился разрушитель Ангра-Майнью. Он вынудил людей забыть, что они боги, разъединил их, осквернил их души и смешал языки.
   Путник умолк и внимательно глянул на сидящего у его ног прямо на земле Сарычева.
   - Зло проявляется на каждом плане мироздания по-своему. В духовной сфере выступает сам Ангра-Майнью, как верховный принцип разрушения, присваивая роль творца и первопричины. На уровне души зло совершается царицей лжи и искушенья, коварной демоницей Друдж, а в материальном мире сеет хаос и разрушение ее хозяйка Аза. Вначале Ангра-Майнью оскверняет дух, и человек, осознавая враждебность мира, отвергает совесть, прощает себе грехи и ставит дьявола на место бога. Затем души его касается владычица обмана Друдж, и он становится ее рабом, умело прикрывая свои неблаговидные поступки лживыми словами. И наконец, когда физическое тело человека поражает Аза, он начинает ненавидеть все окружающее и, опьяненный страхом, без колебания идет дорогой зла.
   Красные лучи солнца коснулись верхушек кедров и исчезли за надвинувшимся покрывалом туч. Рассказчик вновь глянул на сидевшего неподвижно Сарычева.
   - А теперь, Гидаспа, слушай главное. Все зло в реальном мире возникло неслучайно, оно явилось результатом наших нечестивых мыслей, слов и поступков, накопленных с момента воплощения и порожденных недостойными людьми. Оно, подобно тяжкой хвори, объяло вселенную, и вся вина лежит на том, кто волен был в свободе выбора - на человеке. И нынче каждый получает в полной мере то, чего достоин, и разорвать оковы зла возможно лишь одним путем - глубокой, несокрушимой верой. Осознающий свое единство с миром, заполненным гармонией и светом, с его творцом Ахурой-Маздой, неподвластен темным силам и движется дорогой истины. Не забывай, Гидаспа, что грань между добром и злом проходит в сердце каждого.
   Так говорил на закате холодного дня Заратуштра.
   В салоне "девятки" было дуборно, как в морозильнике. Дрожащими от холода руками Сарычев долго и безуспешно пытался запустить мотор, потом догадался вытащить подсос, а когда машина завелась, поехал в гараж.
   Было раннее морозное утро. В небе все еще висела молочно-белая луна, окруженная блестящими осколками звезд, под колесами хрустели покрытые льдом лужи. Без остановок пролетая перекрестки по мигающему желтому, Сарычев доехал на удивление быстро.
   Однако заезжать не стал, остановил машину метрах в ста от прикрытых ввиду ночного времени ворот, вылез из нее и пошел пешком. И совершенно правильно сделал. На парковочной площадке стоял джип с еще теплым двигателем. Когда Сарычев протиснулся в щель между створками, из будки высунулся сторож:
   - Че не спишь, мать твою за ногу? Вначале трое приперлись, теперь этот лезет. Ваше счастье, что собак кормить нечем.
   "Значит, говоришь, трое?"-Приблизившись к гаражу, майор услышал доносившийся изнутри грохот и, глянув на мощный ригельный замок на воротах, который был открыт, а не взломан, сразу понял, что взялись за него качественно. Как пить дать, профи. Сарычев замерз и хотел есть, а потому от решительных действий воздержался.
   - Всем спать до вечера.
   Сейчас же бандиты уткнулись в залитый тосолом пол.
   - Ну вот так-то лучше.
   Майор наклонился к помойному, проигнорированному грабителями ведру и принялся распихивать деньги по карманам и за пазуху. Затем с горечью оглядел разбитый верстак, обрушенные со стен полки и, отчетливо понимая, что, проснувшись, бандиты сожгут гараж дотла, горестно вздохнул - стоило крышу перекрывать финским, восхитительно-зеленым рубероидом... Затем выудил у одного из визитеров ключи с техпаспортом от джипа, посмотрел по сторонам и двинулся прочь. Нет, все же какой-то паскудный этот мир, голимо паскудный...
   А вот джип был сногсшибательным, из последних американских, - с бортовым компьютером, кондиционером и проигрывателем ДВД, а когда майор заметил, что показания всех приборов выведены на лобовое стекло, как в сверхзвуковом истребителе, то почему-то ни к селу ни к городу вспомнил своего старого отделовского "жигуленка". Да, похоже, все игры в любимом отечестве идут, увы, в одни ворота...
   Остановившись возле "девятки", он вытащил из салона меч, вставил ключ в замок зажигания и, ласково похлопав по защищенному локером крылу, забрался в джип. Судя по тому, насколько быстро был "пробит" его гараж, к делу подключились профессионалы, а систему победить невозможно. Так что валить следовало без промедления. Куда? Сарычев и минуты не раздумывал - в ушах его ясно слышался голос старого офени, повествующий о пещере в Чекан-горе, о каменном цветке, о тайном лазе, ведущем в край, где царствует Правь и текут молочные реки в кисельных берегах. Как говорится, сказка - ложь...
   Без приключений добравшись до первого же ночника, майор стал обладателем, как было написано на упаковке, галантерейного набора для настоящих мужчин. В ворохе презервативов он отыскал все необходимое и в туалете на Балтийском вокзале почистил зубы, умылся и, горестно вздыхая, лишился своей мужской гордости - усов. "М-да, хорош". - Изумленно глянув на свою помолодевшую лет на десять физиономию, Александр Степанович быстро отвернулся и, утешая себя народной мудростью, что нечего на зеркало пенять, если по жизни рожа кривая, отправился завтракать. Не ахти чем - сосисками с рисом, салатом и круто посоленным, из томат-пасты, соком. Наевшись, Сарычев купил пачку "Вискаса", отсыпал половину содержимого уличным котам и, зарядив коробку до упора долларами, неспешно отправился на почту.
   - Подарок больной киске, - пояснил он приемщице, однако адрес на бандероли написал все же Машин и, отыскав на улице исправный таксофон, напомнил о себе с утра пораньше. Как пить дать разбудил.
   - Меня не будет где-то с неделю, - неуклюже соврал майор в трубку. Придет бандеролька, не ленись, забери.
   - Увы, благодетель, увы... Что-то мы с вами, сэр, одинаково небрежны, веселым, каким-то безразличным даже голосом отозвалась Маша, - представь себе, я тоже отбываю. В командировку. Дневным рейсом...
   - Далеко? - не вспоминая даже о пропавших баксах, спросил Сарычев и почему-то совсем не поверил в расставание. - Надолго?
   - А это, сэр, есть военная тайна. - Маша засмеялась, но неожиданно сделалась серьезной. - Знаешь, Саша, как бы там ни было, не переживай. Мы еще встретимся, и очень скоро. Это мне сердце подсказывает, а оно у меня вещее...
   - А я, Машенька, особо и не переживаю, - бодро произнес майор, вздохнул и неожиданно для себя жизнеутверждающе добавил: - Тем паче что у меня аналогичное предчувствие. Еще увидимся.
   И откуда такая уверенность?
   Больше пока что Сарычеву было делать нечего. Чтобы убить время, он купил "Рекламу-шанс", забрался в джип и принялся общаться с прессой. Он уже успел добраться до звериных страниц и с удовольствием читал про опытного трехлетнего кота-производителя Кешу, за которого ходатайствовала, и, конечно же, не просто так, его хозяйка Валя, как вдруг заметил, что из притормозивших "Жигулей" вальяжно вылез упитанный гибэдэдэшник и, крутанув полосатой палкой, начал ею выманивать Сарычева из машины.
   Все еще находясь под впечатлением от прочитанного, Александр Степанович подумал: "Когда кобелю делать нечего...", - однако вслух ничего не сказал и, опустив стекло, улыбнулся. В следующее мгновение в животе у сержанта сильно забурчало, и, сразу же забыв про долг и честь ментовского мундира, борец с преступностью метнулся рысью на вокзал справлять нужду. По-крупному.
   Проводив взглядом его мощную фигуру, затянутую в гибэдэдэшную косуху из черного дермантина, майор посмотрел на свои "командирские", хотел было тронуть усы, сплюнул и порулил на Московский. Напротив указателя, обещающего фото на документы в течение часа, он притормозил и повернул по стрелке.
   Та не обманула - в глубоком бетонном каземате, при советской власти бывшем, вероятно, объектом ГО, майора ослепили вспышкой и заверили, что "портрет иметь будет качество кошерное", однако не раньше чем минут через сто двадцать, поскольку лаборант Абрам Израилевич болеет нынче инфлюэнцей, а процесс от этого проходит медленно и печально.
   От нечего делать Сарычев пошел в кино. Давали отечественный боевик из жизни новых русских. Скромный, честный до глупости капитан искал убийцу своего напарника. А убийца искал золото партии, главная же героиня, бывшая валютная проститутка, а ныне активистка женского движения, искала любовь и находила лишь приключения на свою татуированную попу. Конец был счастливый: победили демократия и гласность. "Ну и мура!" - Отмучившись, майор забрал фотографии и поехал на Загородный. Путь его лежал в модный ювелирный салон, хозяином которого был известный в прошлом спекулянт Сергей Владимирович Бобков, по прозвищу Бобочка. Года два назад его непутевая дочка попала в историю и непременно оказалась бы на нарах, если бы Сарычев не показал себя человеком и не спустил в общем-то плевое дело на тормозах. Бобочка тогда намекнул, что долг платежом красен, и вот, похоже, настало время ему об этом напомнить.