Страница:
Съемки фильма начались в неудачное время – в августе 1991 года, когда в Москве грянул путч. Проект, едва начавшись, оказался на грани закрытия, поскольку вся иностранная часть группы перепугалась и готова была уехать из страны. В итоге место съемок покинули только американцы, а итальянцев Бондарчуку удалось уговорить остаться. Но в декабре грянул уже развал Союза. Вот здесь уже сам Бондарчук по-настоящему испугался за судьбу картины. И, как оказалось, не зря.
Развал СССР и приход к власти Ельцина был встречен за рубежом с ликованием, поскольку новая власть в своих действиях взяла откровенно прозападный курс. Слово «патриотизм» в России тогда перешло в разряд ругательных. Естественно, при таком раскладе ни о какой поддержке экранизации Шолохова речи и быть не могло. Бондарчук понял, что на родине его картину в ближайшее время вряд ли увидят. Однако это был не единственный удар по режиссеру: он вдруг ясно осознал, что и на Западе она тоже имеет мало шансов быть показанной. Слишком внушительные силы стояли за ее противниками. Но режиссер продолжал биться за свой проект до конца.
Последние месяцы съемок шли с огромным напряжением. Достаточно сказать, что трижды иностранные сотрудники группы объявляли забастовки по разным поводам. В последний раз это случилось примерно за месяц до конца работы, когда было прекращено финансирование проекта. Западные партнеры хотели уже покинуть место съемок, но затем передумали. Вполне вероятно, что на них подействовал пример их русских коллег, которые согласились работать бесплатно. В конце концов с грехом пополам съемки были закончены. Они уместились в 12 серий, а это – более 160 тысяч полезных метров пленки. Весь материал Бондарчук монтировал в Риме. Но чего это ему стоило!
Когда представители компании «И-чи-чи» отсмотрели черновой вариант фильма, они с ним категорически не согласились. Их не устроил сам подход Бондарчука к этому произведению. Им хотелось, чтобы это была мелодрама с элементами боевика, а не народная трагедия. Поэтому они решили монтировать фильм своими силами, а Бондарчука держали… на подхвате. В итоге картину сводил итальянский монтажер, который допускал Бондарчука в монтажную только для просмотра уже готового материала. С выдающимся режиссером подобное происходило впервые в жизни: он-то привык каждую монтажную склейку делать сам. В итоге уже тогда из сериала стали выпадать целые куски, которые не устраивали итальянскую сторону. Таких кусков набралось… аж на две серии (более 30 тысяч полезных метров пленки!). А ведь Бондарчук умудрился уместить в сериал почти весь роман, в том числе и многие сцены, которые не смогли попасть в герасимовскую версию.
Когда режиссер увидел готовый вариант фильма, настала уже его очередь возмущаться. Он тут же обратился к помощи адвоката. Два месяца ушло на то, чтобы восстановить хотя бы часть выброшенного. Но другая часть так и осталась невостребованной. Поэтому Бондарчук прекрасно видел, что по многим критериям его версия уступает версии его учителя (в том числе и по актерскому составу), но он был уверен, что и этот вариант найдет своего зрителя. Подчеркиваю, главным для него было – чтобы гениальный роман вновь взволновал сердца людей. Но он и в страшном сне не мог предполагать, какие еще более страшные мытарства ждут его впереди.
В апреле 1993 года начался активный «промоушен» картины – в Риме состоялось роскошное шоу, в котором участвовали все основные актеры, занятые в фильме. Казалось, что все идет к благополучному финалу и выходу картины на широкий экран. Однако это оказалось не так. Уехав в Москву, Бондарчук стал чуть ли не еженедельно интересоваться, когда будут проведены последняя озвучка фильма и запись музыки. Но в ответ была тишина. Наконец в ноябре ему ответил сам продюсер картины Энцо Рисполи. Бондарчук вновь приехал в Рим, окончательно домонтировал 10-серийную телеверсию и получил обещание, что в скором времени фильм выйдет на широкий экран. Но его опять обманули.
Судя по всему, Рисполи уже тогда знал, что западному истеблишменту фильм по Шолохову не нужен, и решил его упрятать подальше. Он зарегистрировал новую компанию и увез копию фильма в Лондон. Бондарчук обратился в российский МИД помочь ему отыскать картину, и там ему пошли навстречу. Но дальше чистых формальностей дело не пошло, поскольку российские власти не жаловали ни Бондарчука, ни Шолохова (в 1995 году, когда писателю исполнилось 90 лет, ни один телеканал не соизволил откликнуться на эту дату, а в прессе вновь началась антишолоховская кампания). В итоге фильм хотя и нашли, однако ничего предпринимать для его возвращения на родину не стали.
Все эти передряги сильно сказались на здоровье режиссера. По словам его супруги Ирины Скобцевой, «Сергей Федорович каждое утро просыпался с тяжелым вздохом: «Ну что же мне делать с этими бандитами?»…» Трагизм ситуации был в том, что режиссер угодил в страшный капкан, где бандиты окружили его со всех сторон: и свои, и западные. Когда Бондарчук это осознал окончательно, он слег. В результате всего пережитого у него начался рак легких. 20 октября 1994 года великого режиссера не стало.
Увидеть премьеру своей последней картины Бондарчуку так и не удалось. Зато это удалось нам. Но мы увидели только семь серий вместо двенадцати. То есть мелодраму, сдобренную сценами, где в основном зверствовали большевики. Зверства белых из фильма вылетели, хотя Бондарчук их снимал. Например, в фильме была сцена, где белоказаки под руководством атамана Белясова рубят шашками одного за другим беззащитных музыкантов, но нам показали эту сцену только до момента, когда обреченные музыканты начинают играть «Интернационал». Сцена, где восставшие казаки казнят коммуниста Подтелкова и его товарищей, тоже из фильма вылетела, зато оставлен эпизод расстрела красноармейцами Петра Мелехова и казаков его сотни. Были сняты Бондарчуком и сцены, где Григорий Мелехов воюет на стороне красных – в Первой конной армии Буденного. Но мы их тоже не увидели.
Приезд большевика Штокмана в станицу в 12-серийной версии был датирован 2-й серией (с драки казаков на мельнице, как у Герасимова), и вообще его деятельность была отражена, как в романе: то есть Бондарчук подробно снимал то, как Штокман занимается большевистской агитацией среди казаков. Но эти эпизоды вылетели, и можно догадаться почему – не ко двору оказались большевики. Поэтому в новой версии фильма нам начали показывать Штокмана с 3-й серии, и мы никак не можем понять, откуда он знает всех станичников.
Короче, перечислять все эпизоды, которые снял Бондарчук и которые не вошли в семисерийный вариант, займет много места (это более 40 тысяч полезных метров пленки!). Зададимся лучше вопросом: как это произошло? То ли виноваты итальянцы, которые передали не авторский экземпляр, а только рабочие варианты, состоящие из мелодраматических и антибольшевистских эпизодов, либо это самодеятельность уже российской стороны. Увы, но тайна сия покрыта мраком. Во всяком случае, пока. Но сами актеры говорят об этом в открытую. Например, В. Гостюхин (играл Петра Мелехова) заявил: «В картину попал далеко не весь материал, я же вижу. Еще когда участвовал в озвучании, понял, что кое-что пропало. Такое ощущение, что некоторые сцены смонтированы из эпизодов. Набирали картину из лоскутов…»
Обвинять в сложившейся ситуации Сергея Бондарчука будет несправедливо: он от текста шолоховского романа не отходил, у него и в мыслях такого не могло быть. Он даже снял сцену, которая самим Шолоховым была включена в поздние издания романа: сцену изнасилования Аксиньи отцом. Но этот эпизод в семисерийный вариант тоже не вошел. Поэтому возьму на себя смелость заявить, что, если бы Сергей Федорович дожил до наших дней, он никогда бы не вышел к зрителю с такой лоскутной версией сериала: просто совесть бы не позволила. Ведь в купированной версии зверства совершают исключительно большевики, хотя роман отражает жестокость обеих сторон и потому и назван народной трагедией. И не стоит забывать, что авторами романа и фильма были не белоэмигранты, а коммунисты: Шолохов вступил в большевистскую партию в 1932 году, а Бондарчук – в 1970-м.
Когда в начале 90-х ельцинская власть обрушилась с нападками на Компартию и многие коммунисты-перерожденцы бросились отрекаться от своего прошлого (кое-кто из деятелей искусства даже публично, перед телекамерами, сжигал свои партбилеты), Бондарчук в одном из своих последних интервью заявил следующее:
«Лично я не собираюсь менять ни своего отношения к жизни, ни к искусству, ни к людям. Я читал и буду читать те книги, которые любил, буду делать те фильмы, которые, я считаю, нужны людям. Почему я должен отрекаться от того, что делал?..»
Закончить свои заметки хочу следующим выводом. Когда Бондарчук брался за экранизацию «Тихого Дона», им двигали благородные чувства. Эти чувства вдохновляли его все долгие годы его жизни в искусстве: любовь к родине, любовь к своему народу. Он был патриотом своей страны до мозга костей, и весьма символично, что начал он свой путь в режиссуре с экранизации шолоховской прозы («Судьба человека»), ею он и закончил. И не его вина, что его многострадальное детище дошло до нас в столь сокращенном виде. Будем благодарны Сергею Федоровичу хотя бы за то, что после того, что сотворили нынешние власти с творческим наследием М. Шолохова (его произведения исключены даже из школьной программы, а либеральные СМИ до сих пор называют его плагиатором), именно он вновь вернул интерес к нему миллионов россиян.
Цунами насилия, или Два мира – две преступности
Застой как благо
Апологеты беззакония
Развал СССР и приход к власти Ельцина был встречен за рубежом с ликованием, поскольку новая власть в своих действиях взяла откровенно прозападный курс. Слово «патриотизм» в России тогда перешло в разряд ругательных. Естественно, при таком раскладе ни о какой поддержке экранизации Шолохова речи и быть не могло. Бондарчук понял, что на родине его картину в ближайшее время вряд ли увидят. Однако это был не единственный удар по режиссеру: он вдруг ясно осознал, что и на Западе она тоже имеет мало шансов быть показанной. Слишком внушительные силы стояли за ее противниками. Но режиссер продолжал биться за свой проект до конца.
Последние месяцы съемок шли с огромным напряжением. Достаточно сказать, что трижды иностранные сотрудники группы объявляли забастовки по разным поводам. В последний раз это случилось примерно за месяц до конца работы, когда было прекращено финансирование проекта. Западные партнеры хотели уже покинуть место съемок, но затем передумали. Вполне вероятно, что на них подействовал пример их русских коллег, которые согласились работать бесплатно. В конце концов с грехом пополам съемки были закончены. Они уместились в 12 серий, а это – более 160 тысяч полезных метров пленки. Весь материал Бондарчук монтировал в Риме. Но чего это ему стоило!
Когда представители компании «И-чи-чи» отсмотрели черновой вариант фильма, они с ним категорически не согласились. Их не устроил сам подход Бондарчука к этому произведению. Им хотелось, чтобы это была мелодрама с элементами боевика, а не народная трагедия. Поэтому они решили монтировать фильм своими силами, а Бондарчука держали… на подхвате. В итоге картину сводил итальянский монтажер, который допускал Бондарчука в монтажную только для просмотра уже готового материала. С выдающимся режиссером подобное происходило впервые в жизни: он-то привык каждую монтажную склейку делать сам. В итоге уже тогда из сериала стали выпадать целые куски, которые не устраивали итальянскую сторону. Таких кусков набралось… аж на две серии (более 30 тысяч полезных метров пленки!). А ведь Бондарчук умудрился уместить в сериал почти весь роман, в том числе и многие сцены, которые не смогли попасть в герасимовскую версию.
Когда режиссер увидел готовый вариант фильма, настала уже его очередь возмущаться. Он тут же обратился к помощи адвоката. Два месяца ушло на то, чтобы восстановить хотя бы часть выброшенного. Но другая часть так и осталась невостребованной. Поэтому Бондарчук прекрасно видел, что по многим критериям его версия уступает версии его учителя (в том числе и по актерскому составу), но он был уверен, что и этот вариант найдет своего зрителя. Подчеркиваю, главным для него было – чтобы гениальный роман вновь взволновал сердца людей. Но он и в страшном сне не мог предполагать, какие еще более страшные мытарства ждут его впереди.
В апреле 1993 года начался активный «промоушен» картины – в Риме состоялось роскошное шоу, в котором участвовали все основные актеры, занятые в фильме. Казалось, что все идет к благополучному финалу и выходу картины на широкий экран. Однако это оказалось не так. Уехав в Москву, Бондарчук стал чуть ли не еженедельно интересоваться, когда будут проведены последняя озвучка фильма и запись музыки. Но в ответ была тишина. Наконец в ноябре ему ответил сам продюсер картины Энцо Рисполи. Бондарчук вновь приехал в Рим, окончательно домонтировал 10-серийную телеверсию и получил обещание, что в скором времени фильм выйдет на широкий экран. Но его опять обманули.
Судя по всему, Рисполи уже тогда знал, что западному истеблишменту фильм по Шолохову не нужен, и решил его упрятать подальше. Он зарегистрировал новую компанию и увез копию фильма в Лондон. Бондарчук обратился в российский МИД помочь ему отыскать картину, и там ему пошли навстречу. Но дальше чистых формальностей дело не пошло, поскольку российские власти не жаловали ни Бондарчука, ни Шолохова (в 1995 году, когда писателю исполнилось 90 лет, ни один телеканал не соизволил откликнуться на эту дату, а в прессе вновь началась антишолоховская кампания). В итоге фильм хотя и нашли, однако ничего предпринимать для его возвращения на родину не стали.
Все эти передряги сильно сказались на здоровье режиссера. По словам его супруги Ирины Скобцевой, «Сергей Федорович каждое утро просыпался с тяжелым вздохом: «Ну что же мне делать с этими бандитами?»…» Трагизм ситуации был в том, что режиссер угодил в страшный капкан, где бандиты окружили его со всех сторон: и свои, и западные. Когда Бондарчук это осознал окончательно, он слег. В результате всего пережитого у него начался рак легких. 20 октября 1994 года великого режиссера не стало.
Увидеть премьеру своей последней картины Бондарчуку так и не удалось. Зато это удалось нам. Но мы увидели только семь серий вместо двенадцати. То есть мелодраму, сдобренную сценами, где в основном зверствовали большевики. Зверства белых из фильма вылетели, хотя Бондарчук их снимал. Например, в фильме была сцена, где белоказаки под руководством атамана Белясова рубят шашками одного за другим беззащитных музыкантов, но нам показали эту сцену только до момента, когда обреченные музыканты начинают играть «Интернационал». Сцена, где восставшие казаки казнят коммуниста Подтелкова и его товарищей, тоже из фильма вылетела, зато оставлен эпизод расстрела красноармейцами Петра Мелехова и казаков его сотни. Были сняты Бондарчуком и сцены, где Григорий Мелехов воюет на стороне красных – в Первой конной армии Буденного. Но мы их тоже не увидели.
Приезд большевика Штокмана в станицу в 12-серийной версии был датирован 2-й серией (с драки казаков на мельнице, как у Герасимова), и вообще его деятельность была отражена, как в романе: то есть Бондарчук подробно снимал то, как Штокман занимается большевистской агитацией среди казаков. Но эти эпизоды вылетели, и можно догадаться почему – не ко двору оказались большевики. Поэтому в новой версии фильма нам начали показывать Штокмана с 3-й серии, и мы никак не можем понять, откуда он знает всех станичников.
Короче, перечислять все эпизоды, которые снял Бондарчук и которые не вошли в семисерийный вариант, займет много места (это более 40 тысяч полезных метров пленки!). Зададимся лучше вопросом: как это произошло? То ли виноваты итальянцы, которые передали не авторский экземпляр, а только рабочие варианты, состоящие из мелодраматических и антибольшевистских эпизодов, либо это самодеятельность уже российской стороны. Увы, но тайна сия покрыта мраком. Во всяком случае, пока. Но сами актеры говорят об этом в открытую. Например, В. Гостюхин (играл Петра Мелехова) заявил: «В картину попал далеко не весь материал, я же вижу. Еще когда участвовал в озвучании, понял, что кое-что пропало. Такое ощущение, что некоторые сцены смонтированы из эпизодов. Набирали картину из лоскутов…»
Обвинять в сложившейся ситуации Сергея Бондарчука будет несправедливо: он от текста шолоховского романа не отходил, у него и в мыслях такого не могло быть. Он даже снял сцену, которая самим Шолоховым была включена в поздние издания романа: сцену изнасилования Аксиньи отцом. Но этот эпизод в семисерийный вариант тоже не вошел. Поэтому возьму на себя смелость заявить, что, если бы Сергей Федорович дожил до наших дней, он никогда бы не вышел к зрителю с такой лоскутной версией сериала: просто совесть бы не позволила. Ведь в купированной версии зверства совершают исключительно большевики, хотя роман отражает жестокость обеих сторон и потому и назван народной трагедией. И не стоит забывать, что авторами романа и фильма были не белоэмигранты, а коммунисты: Шолохов вступил в большевистскую партию в 1932 году, а Бондарчук – в 1970-м.
Когда в начале 90-х ельцинская власть обрушилась с нападками на Компартию и многие коммунисты-перерожденцы бросились отрекаться от своего прошлого (кое-кто из деятелей искусства даже публично, перед телекамерами, сжигал свои партбилеты), Бондарчук в одном из своих последних интервью заявил следующее:
«Лично я не собираюсь менять ни своего отношения к жизни, ни к искусству, ни к людям. Я читал и буду читать те книги, которые любил, буду делать те фильмы, которые, я считаю, нужны людям. Почему я должен отрекаться от того, что делал?..»
Закончить свои заметки хочу следующим выводом. Когда Бондарчук брался за экранизацию «Тихого Дона», им двигали благородные чувства. Эти чувства вдохновляли его все долгие годы его жизни в искусстве: любовь к родине, любовь к своему народу. Он был патриотом своей страны до мозга костей, и весьма символично, что начал он свой путь в режиссуре с экранизации шолоховской прозы («Судьба человека»), ею он и закончил. И не его вина, что его многострадальное детище дошло до нас в столь сокращенном виде. Будем благодарны Сергею Федоровичу хотя бы за то, что после того, что сотворили нынешние власти с творческим наследием М. Шолохова (его произведения исключены даже из школьной программы, а либеральные СМИ до сих пор называют его плагиатором), именно он вновь вернул интерес к нему миллионов россиян.
(«Советская Россия», приложение «Отечественные записки» от 23 ноября 2006 года)
Цунами насилия, или Два мира – две преступности
Каждый год статистики публикуют итоговые цифры, из которых явствует, что дела в России по большинству показателей обстоят далеко не лучшим образом. Особенно наглядно это видно по цифрам уровня преступности – они буквально зашкаливают. И просвета в этом деле не видно. Достаточно сказать, что если в последний год существования СССР (1991) в стране, насчитывающей 15 союзных республик (289 миллионов человек), было зафиксировано 25 437 убийств, то в сегодняшней России (а ее численность на 140 миллионов меньше) эта отметка перевалила за 30 800 убийств (статистика 2005 года). Если к этим страшным цифрам добавить еще 140–150 тысяч смертей, подпадающих под понятие криминальных, и 50 тысяч самоубийств, то цифры эти по-настоящему ужасают – они сравнимы с потерями во время боевых действий в локальной войне вроде чеченской.
Между тем в России даже детская смерть уже почти ничего не значит для некоторых россиян. Только за пять лет (2001–2005) здесь было убито более тысячи детей! При этом 1086 преступлений совершены родителями. В итоге в 2005 году Россия стала одним из мировых лидеров по числу особо тяжких преступлений: у нас приходится 21 убийство на 100 тысяч человек. И хотя до безусловного лидера, Колумбии, нам еще далеко (там совершается 63 убийства на 100 тысяч граждан), однако если дело так и дальше пойдет, то мы с нею быстро сравняемся. Ведь сумели же мы обогнать американцев, у которых теперь фиксируется всего 6 убийств на 100 тысяч человек. Между тем каких-нибудь 30 лет назад именно американцы были во главе этого скорбного списка, а мы почти в самом его конце. Правда, тогда страна у нас была другая – Советский Союз.
Между тем в России даже детская смерть уже почти ничего не значит для некоторых россиян. Только за пять лет (2001–2005) здесь было убито более тысячи детей! При этом 1086 преступлений совершены родителями. В итоге в 2005 году Россия стала одним из мировых лидеров по числу особо тяжких преступлений: у нас приходится 21 убийство на 100 тысяч человек. И хотя до безусловного лидера, Колумбии, нам еще далеко (там совершается 63 убийства на 100 тысяч граждан), однако если дело так и дальше пойдет, то мы с нею быстро сравняемся. Ведь сумели же мы обогнать американцев, у которых теперь фиксируется всего 6 убийств на 100 тысяч человек. Между тем каких-нибудь 30 лет назад именно американцы были во главе этого скорбного списка, а мы почти в самом его конце. Правда, тогда страна у нас была другая – Советский Союз.
Застой как благо
Одним из важных достижений СССР была его преступность, вернее, ее уровень. Несмотря на то что искоренить ее на корню, как мечталось не только большевикам в начале 20-х, но и Хрущеву в конце 50-х, так и не удалось, однако обуздать очень даже получилось. В то время как те же США еще в конце 50-х стали «миллионерами» – число зарегистрированных преступлений там достигло миллиона, в СССР счет шел на сотни тысяч. Например, в 1958 году у нас было зарегистрировано 880 322 преступления, а уже в следующем году, когда партия объявила беспощадную войну нарушителям закона, преступность снизилась до 614 552 случаев. И эти показатели держались два года. С 1961 года начался рост преступности, однако «миллионерами» мы стали только в 1970 году – тогда было зарегистрировано 1 046 336 преступлений.
Однако, даже несмотря на это, в сравнении с западной преступностью советская продолжала выглядеть на уровне младенца с игрушечным пугачом в руках. В СССР не было ни организованных преступных банд, деливших города на зоны влияния, ни крупных наркокортелей, ни разветвленных сетей публичных домов, ни сутенеров, ни киллеров, ни банд автоугонщиков, ни многочисленных серийных убийц, ни террористов и т. д. и т. п. – короче, того, что мы с лихвой имеем сегодня в капиталистической России.
Несмотря на то что СССР считался мировой сверхдержавой с населением почти 290 миллионов человек, преступность в нем долгие годы сохранялась такая, что это позволяло причислять страну победившего социализма к сонму самых безопасных стран мира. Поэтому, если в других областях деятельности мы шагали впереди планеты всей (в космонавтике, спорте, искусстве и т. д.), то в проблемах преступности значительно отставали от развитых стран. Но это было благое отставание, которое мы, советские люди, увы, не ценили. Это был тот счастливый застой без кавычек, который позволял нам безбоязненно ходить вечерами по улицам и оставлять двери своих квартир (кстати, деревянных, а не металлических, как сегодня) открытыми (при этом домофонов в подъездах тогда не было).
Конечно, преступность в СССР была, и с каждым годом по мере повышения благосостояния в стране она росла. Однако этот рост в сравнении с ростом преступности на «цивилизованном» Западе напоминал собой черепашью ходьбу. Ведь господа капиталисты еще в 60-е столкнулись с такой рекордной преступностью, которая не снилась им даже в кошмарном сне. Запад буквально захлебывался в крови, терзаемый серийными убийцами, террористами и гангстерами, в то время как граждане СССР страдали в основном от карточных шулеров да торговых махинаторов. А если и появлялся у нас какой-нибудь маньяк вроде «Мосгаза», так это было только раз (!) в пятилетие, причем ловили таких преступников всем миром и в течение двух-трех месяцев. На Западе все было иначе.
Взять, к примеру, США, где с конца 60-х преступность стала побивать все мыслимые и немыслимые рекорды. Только в 1968 году от огнестрельного оружия там было убито более 1000 человек, а всего в тот год в Америке было совершено 4,5 миллиона преступлений. В Советском Союзе цифры были значительно ниже: в том году у нас было зарегистрировано 941 078 преступлений, а счет погибших от огнестрельного оружия шел не на тысячи, а всего лишь на десятки человек, поскольку продажа огнестрельного оружия у нас была запрещена и весь его арсенал находился под строгим контролем государства.
Особенно беспредельной стала преступность в США в 1972 году. Тогда в стране, которая на всех углах пропагандировала себя как оплот демократии, было зафиксировано более 6 миллионов только тяжких преступлений, что являлось АБСОЛЮТНЫМ РЕКОРДОМ за всю предшествующую историю США и одновременно МИРОВЫМ РЕКОРДОМ, тоже абсолютным. Убийцы за год практически истребили целый небольшой город, их жертвами стали более 18 тысяч человек. Каждые 48 секунд совершалось изнасилование, а ограбление – каждую 80-ю секунду!
Не менее кровавым выдался в США и следующий год. Уже за первые 6 недель в небольшом городе Санта-Крусе было совершено сразу 13 убийств. В другом городе – Детройте за год было совершено более 190 убийств, что было на 27 % больше, чем в 1972 году. Рекорд по убийствам был поставлен в Хьюстоне: там арестовали банду из трех человек, которые в течение трех лет отправили на тот свет 40 подростков (прежний рекорд США был поставлен в Калифорнии, где некто Хуан Корона убил 25 человек). Для сравнения сообщу, что в Москве начала 70-х в год совершалось порядка 300 убийств (на 8-миллионный город), в то время как сегодня, всего-то 30 лет спустя, эта цифра достигла 1200.
В конце 72-го в американском журнале «Ньюсуик» была опубликована статья под весьма характерным названием «Рядом с преступностью», где со всей наглядностью была описана та атмосфера страха, которая царила среди рядовых граждан США. Главным героем статьи стала пожилая американка, которая… умерла у себя дома в полном одиночестве от страха перед уличными преступниками.
В Советском Союзе подавляющая часть советских людей никакого страха не испытывала: ни перед настоящим, ни перед будущим. В США было иначе, и тогдашняя ситуация была зеркально похожа на то, что будет твориться в ельцинской России начала 90-х. Сошлюсь на тот же «Ньюсуик»:
«Широкое распространение преступности в Америке стало повсеместным явлением. Для американских граждан обычными сделались четыре замка на входной двери (против одного в СССР. – Ф.Р.), обычным стало отказываться от вечерней партии в бридж, в лучшем случае в него играют до захода солнца, в такси и автобусах уже не разменивают денег, обычной стала и вооруженная охрана в высших учебных заведениях – и почти у всех людей постоянное чувство неуверенности.
То, что американцы живут рядом с преступностью, свидетельствует о непостижимой способности людей применяться к самым невыносимым условиям жизни. Для безопасного передвижения по улицам современных американских городов уже недостаточно одних правил дорожного движения; необходимо соблюдать еще целый ряд специальных мер предосторожности: держаться подальше от темных подворотен, не ходить по краю тротуара, носить с собой второй кошелек примерно с пятью долларами «для грабителей», держать наготове ключ при подходе к входной двери своего дома…
Поговорка «Мой дом – моя крепость» понимается многими дословно. В Вашингтоне, на Тайбер-Айленд, строится фешенебельный небоскреб на 820 квартир, круглосуточно охраняемый вооруженной охраной. У каждого жителя будет два специальных пропуска: один – для входа в гараж, другой – для пользования лифтом. Кроме того, входные двери на всех этажах будут оборудованы специальными замками… Кальвин Тилден и его жена Мэри, проживающие в аристократическом районе Пресайдью-Хайтс, где недавно взломщики ограбили целый дом, увезя в крытых фургонах всю обстановку, установили в своем доме толстую железную дверь, дополнительные замки и внешнее переговорное устройство… Тилден сконструировал хитроумную систему фоновизуального опознания любого посетителя.
А что же полиция? На нее в этом деле не следует уповать, несмотря на беспрецедентную по размаху и затратам государственную кампанию по борьбе с преступностью в городах Америки. Полиция получает ежегодные правительственные субсидии в размере 850 миллионов долларов, растет численно, оснащается совершеннейшей техникой: вертолетами, компьютерами, радио– и телевизионной аппаратурой и другой техникой для патрулирования. Но бизнесмены и домовладельцы считают эти меры властей недостаточными. Именно они способствуют расцвету новой отрасли индустрии в виде создания армии частных охранников и хитроумной системы сигнализации. Рядовые граждане создают в своих кварталах отряды самозащиты и по очереди патрулируют районы, в которых проживают. Правда, результаты подобных рейдов малоэффективны».
Для советского читателя, имей он возможность доступа к журналу «Ньюсуик», все эти факты казались бы настоящей фантастикой. Какие такие «системы фоновизуального опознания», что за грабители, ограбившие целый (!) дом в аристократическом (!) районе, что за мелкие деньги «для грабителей» и «отряды самозащиты»?! Однако в наши дни все эти факты фантастикой уже не кажутся – это повседневная российская действительность. Мы все-таки сумели догнать и перегнать американцев: по количеству гангстеров, проституток, грабителей и маньяков. И, как государство с ними ни борется, их меньше не становится. А ведь на обеспечение безопасности и правоохранительную деятельность в России выделяется почти 13 % федерального бюджета (для сравнения: на образование тратится 4,7 %, на здравоохранение и спорт – 2,7 %). Но все впустую, поскольку корень проблемы в самом режиме с его апологетикой явного и латентного криминала. Вот почему со стороны все это напоминает пресловутую кампанию под названием «пчелы против меда».
Однако, даже несмотря на это, в сравнении с западной преступностью советская продолжала выглядеть на уровне младенца с игрушечным пугачом в руках. В СССР не было ни организованных преступных банд, деливших города на зоны влияния, ни крупных наркокортелей, ни разветвленных сетей публичных домов, ни сутенеров, ни киллеров, ни банд автоугонщиков, ни многочисленных серийных убийц, ни террористов и т. д. и т. п. – короче, того, что мы с лихвой имеем сегодня в капиталистической России.
Несмотря на то что СССР считался мировой сверхдержавой с населением почти 290 миллионов человек, преступность в нем долгие годы сохранялась такая, что это позволяло причислять страну победившего социализма к сонму самых безопасных стран мира. Поэтому, если в других областях деятельности мы шагали впереди планеты всей (в космонавтике, спорте, искусстве и т. д.), то в проблемах преступности значительно отставали от развитых стран. Но это было благое отставание, которое мы, советские люди, увы, не ценили. Это был тот счастливый застой без кавычек, который позволял нам безбоязненно ходить вечерами по улицам и оставлять двери своих квартир (кстати, деревянных, а не металлических, как сегодня) открытыми (при этом домофонов в подъездах тогда не было).
Конечно, преступность в СССР была, и с каждым годом по мере повышения благосостояния в стране она росла. Однако этот рост в сравнении с ростом преступности на «цивилизованном» Западе напоминал собой черепашью ходьбу. Ведь господа капиталисты еще в 60-е столкнулись с такой рекордной преступностью, которая не снилась им даже в кошмарном сне. Запад буквально захлебывался в крови, терзаемый серийными убийцами, террористами и гангстерами, в то время как граждане СССР страдали в основном от карточных шулеров да торговых махинаторов. А если и появлялся у нас какой-нибудь маньяк вроде «Мосгаза», так это было только раз (!) в пятилетие, причем ловили таких преступников всем миром и в течение двух-трех месяцев. На Западе все было иначе.
Взять, к примеру, США, где с конца 60-х преступность стала побивать все мыслимые и немыслимые рекорды. Только в 1968 году от огнестрельного оружия там было убито более 1000 человек, а всего в тот год в Америке было совершено 4,5 миллиона преступлений. В Советском Союзе цифры были значительно ниже: в том году у нас было зарегистрировано 941 078 преступлений, а счет погибших от огнестрельного оружия шел не на тысячи, а всего лишь на десятки человек, поскольку продажа огнестрельного оружия у нас была запрещена и весь его арсенал находился под строгим контролем государства.
Особенно беспредельной стала преступность в США в 1972 году. Тогда в стране, которая на всех углах пропагандировала себя как оплот демократии, было зафиксировано более 6 миллионов только тяжких преступлений, что являлось АБСОЛЮТНЫМ РЕКОРДОМ за всю предшествующую историю США и одновременно МИРОВЫМ РЕКОРДОМ, тоже абсолютным. Убийцы за год практически истребили целый небольшой город, их жертвами стали более 18 тысяч человек. Каждые 48 секунд совершалось изнасилование, а ограбление – каждую 80-ю секунду!
Не менее кровавым выдался в США и следующий год. Уже за первые 6 недель в небольшом городе Санта-Крусе было совершено сразу 13 убийств. В другом городе – Детройте за год было совершено более 190 убийств, что было на 27 % больше, чем в 1972 году. Рекорд по убийствам был поставлен в Хьюстоне: там арестовали банду из трех человек, которые в течение трех лет отправили на тот свет 40 подростков (прежний рекорд США был поставлен в Калифорнии, где некто Хуан Корона убил 25 человек). Для сравнения сообщу, что в Москве начала 70-х в год совершалось порядка 300 убийств (на 8-миллионный город), в то время как сегодня, всего-то 30 лет спустя, эта цифра достигла 1200.
В конце 72-го в американском журнале «Ньюсуик» была опубликована статья под весьма характерным названием «Рядом с преступностью», где со всей наглядностью была описана та атмосфера страха, которая царила среди рядовых граждан США. Главным героем статьи стала пожилая американка, которая… умерла у себя дома в полном одиночестве от страха перед уличными преступниками.
В Советском Союзе подавляющая часть советских людей никакого страха не испытывала: ни перед настоящим, ни перед будущим. В США было иначе, и тогдашняя ситуация была зеркально похожа на то, что будет твориться в ельцинской России начала 90-х. Сошлюсь на тот же «Ньюсуик»:
«Широкое распространение преступности в Америке стало повсеместным явлением. Для американских граждан обычными сделались четыре замка на входной двери (против одного в СССР. – Ф.Р.), обычным стало отказываться от вечерней партии в бридж, в лучшем случае в него играют до захода солнца, в такси и автобусах уже не разменивают денег, обычной стала и вооруженная охрана в высших учебных заведениях – и почти у всех людей постоянное чувство неуверенности.
То, что американцы живут рядом с преступностью, свидетельствует о непостижимой способности людей применяться к самым невыносимым условиям жизни. Для безопасного передвижения по улицам современных американских городов уже недостаточно одних правил дорожного движения; необходимо соблюдать еще целый ряд специальных мер предосторожности: держаться подальше от темных подворотен, не ходить по краю тротуара, носить с собой второй кошелек примерно с пятью долларами «для грабителей», держать наготове ключ при подходе к входной двери своего дома…
Поговорка «Мой дом – моя крепость» понимается многими дословно. В Вашингтоне, на Тайбер-Айленд, строится фешенебельный небоскреб на 820 квартир, круглосуточно охраняемый вооруженной охраной. У каждого жителя будет два специальных пропуска: один – для входа в гараж, другой – для пользования лифтом. Кроме того, входные двери на всех этажах будут оборудованы специальными замками… Кальвин Тилден и его жена Мэри, проживающие в аристократическом районе Пресайдью-Хайтс, где недавно взломщики ограбили целый дом, увезя в крытых фургонах всю обстановку, установили в своем доме толстую железную дверь, дополнительные замки и внешнее переговорное устройство… Тилден сконструировал хитроумную систему фоновизуального опознания любого посетителя.
А что же полиция? На нее в этом деле не следует уповать, несмотря на беспрецедентную по размаху и затратам государственную кампанию по борьбе с преступностью в городах Америки. Полиция получает ежегодные правительственные субсидии в размере 850 миллионов долларов, растет численно, оснащается совершеннейшей техникой: вертолетами, компьютерами, радио– и телевизионной аппаратурой и другой техникой для патрулирования. Но бизнесмены и домовладельцы считают эти меры властей недостаточными. Именно они способствуют расцвету новой отрасли индустрии в виде создания армии частных охранников и хитроумной системы сигнализации. Рядовые граждане создают в своих кварталах отряды самозащиты и по очереди патрулируют районы, в которых проживают. Правда, результаты подобных рейдов малоэффективны».
Для советского читателя, имей он возможность доступа к журналу «Ньюсуик», все эти факты казались бы настоящей фантастикой. Какие такие «системы фоновизуального опознания», что за грабители, ограбившие целый (!) дом в аристократическом (!) районе, что за мелкие деньги «для грабителей» и «отряды самозащиты»?! Однако в наши дни все эти факты фантастикой уже не кажутся – это повседневная российская действительность. Мы все-таки сумели догнать и перегнать американцев: по количеству гангстеров, проституток, грабителей и маньяков. И, как государство с ними ни борется, их меньше не становится. А ведь на обеспечение безопасности и правоохранительную деятельность в России выделяется почти 13 % федерального бюджета (для сравнения: на образование тратится 4,7 %, на здравоохранение и спорт – 2,7 %). Но все впустую, поскольку корень проблемы в самом режиме с его апологетикой явного и латентного криминала. Вот почему со стороны все это напоминает пресловутую кампанию под названием «пчелы против меда».
Апологеты беззакония
Причины разгула преступности в современной России лежат на поверхности. Сегодня у нас снова появились те самые коренные причины преступности, которые с таким трудом были изжиты большевиками в далекие 20-е годы прошлого столетия: голод, нищета, эксплуатация человека человеком. Не замечать этого могут только идиоты или откровенные апологеты дикого кипитализма по-российски вроде таких доморощенных нуворишей, как певец Андрей Макаревич или кинорежиссер Егор Кончаловский. Первый в одном из последних своих предновогодних интервью одной либеральной российской газете заявил, что сегодняшнее время совершенно не хуже советского. «Хотя бы потому, что я сейчас сижу с представителем одной из центральных газет, мы имеем возможность это свободно обсуждать, и я уверен, что через несколько дней это появится на ее страницах…» – заявил певец.
Спору нет, Макаревич и в самом деле дожил до появления своего интервью. Но как быть с теми 1086 детьми, которых убили в России их же родители, или почти 150 тысячами других россиян, которые гибнут в других криминальных разборках? Или это, может быть, плата за ту самую «демократию», которая позволяет Макаревичу беспрепятственно колесить по миру и раздавать умиротворенные интервью всем российским СМИ о своем барском житье-бытье? Получается, что эти многочисленные жертвы Макаревичу «до лампочки», поскольку сам он живет в относительной безопасности: за высоким каменным забором на своей роскошной даче в Подмосковье, а также за границей, куда он ездит регулярно, дабы записать очередной музыкальный альбом или заняться любимым дайвингом (подводным плаванием).
Еще дальше в своих заявлениях пошел другой представитель российской буржуазии – кинорежиссер Егор Кончаловский. Тот вообще прямым текстом заявил, что во времена советской власти, когда снималось и активно навязывалось зрителю огромное количество удивительно доброго и светлого коммунистического барахла, насилия в стране было в разы больше, чем сейчас».
К сожалению, отпрыск знаменитого рода не уточнил, о каком именно времени из жизни СССР идет речь. Однако в любом случае он морочит людям голову. Если речь идет о сталинских годах, то именно в те годы (в 30—40-е) уголовную преступность в стране удалось обуздать и взять под строгий контроль государства, из-за чего она даже не приближалась к сегодняшней, беспредельной. И подавляющему числу советских людей было абсолютно не важно, каким именно образом государство этого добилось: с помощью суровых законов или посредством пропаганды законопослушного образа жизни, в том числе и с помощью кино и литературы (того самого «доброго и светлого коммунистического барахла», по Кончаловскому). И пускай в этом деле были свои издержки (например, в сталинские годы в кино и литературе напрочь отсутствовал такой жанр, как детектив, поскольку власть не хотела даже в таком виде пропагандировать представителей криминального мира), но польза от этого была куда большая: эти самые представители тогда считались изгоями общества. Но Кончаловскому это вряд ли дано понять, поскольку он свой путь в кино именно с этого и начал – снял два фильма «Антикиллер», где бандитизм подается именно в романтическом ореоле. Говоря современным языком, сотворил кино из разряда «злого и мрачного капиталистического барахла».
Кончаловский – человек уже не молодой (родился в середине 60-х), поэтому наверняка должен помнить, что и в 70-е годы, в пору его взросления, преступность в СССР мало походила на сегодняшнюю. То есть с момента смерти Сталина прошло больше 20 лет, но в стране по-прежнему не было ни профессионального бандитизма, ни широкомасштабной проституции, ни массового терроризма и еще много того, с чем мы имеем «счастье» сталкиваться сегодня. Достаточно сказать, что с 1970 года преступность в СССР росла на 1 миллион преступлений за 10 лет, но в современной России она начала давать такой же прирост уже за 3 (!) года (эти цифры озвучил советник председателя Конституционного суда РФ В. Овчинский). А вот слова другого авторитетного человека – депутата Госдумы РФ А. Гурова: «Если взять скрытую (латентную) преступность, сейчас ежегодно в России совершается около 25 миллионов преступлений» (против 6–7 тысяч латентных преступлений в СССР образца 1991 года! – Ф.Р.).
Отсюда лично я делаю однозначный вывод о том, что чем больше в нашей жизни становилось «злого и мрачного капиталистического барахла», творимого мастерами искусств типа того же Е. Кончаловского, тем криминальнее становилась наша жизнь.
Все эти антисоветские пассажи в многочисленных интервью разного рода макаревичей и кончаловских, которые и в советские годы жили достаточно безбедно, объясняются только одним: нынешний режим, ограбивший миллионы простых россиян, лично их вознес на такой гребень материального успеха, о котором в советские годы они могли только мечтать. Взять, например, Макаревича. Всю свою славу он приобрел именно в «жуткие» советские годы, когда строил из себя (или из него строили) бунтаря с гитарой. В постсоветские годы Макаревич написал не один десяток песен, но львиная их доля бесследно канула в вечность, не востребованная практически никем. Но поскольку Макаревич был в первых рядах деятелей искусства, кто рьяно поддерживал Ельцина и его камарилью, то новая власть простила ему все, в том числе и нынешнюю творческую импотенцию. Вот он и старается ради этой власти, тем более что она низвела искусство до такого состояния, когда любую творческую немощь можно выдавать за выдающееся произведение искусства – будь то бездарная песня или фильм из разряда капиталистического барахла. Кстати, те российские нувориши, которые теперь зовут Макаревича попеть на свои корпоративные вечеринки, прекрасно все понимают, поэтому и просят чаще всего, чтобы он пел в основном те песни, которые были сочинены им в советские («совковые», как любит выражаться Макаревич) годы.
Спору нет, Макаревич и в самом деле дожил до появления своего интервью. Но как быть с теми 1086 детьми, которых убили в России их же родители, или почти 150 тысячами других россиян, которые гибнут в других криминальных разборках? Или это, может быть, плата за ту самую «демократию», которая позволяет Макаревичу беспрепятственно колесить по миру и раздавать умиротворенные интервью всем российским СМИ о своем барском житье-бытье? Получается, что эти многочисленные жертвы Макаревичу «до лампочки», поскольку сам он живет в относительной безопасности: за высоким каменным забором на своей роскошной даче в Подмосковье, а также за границей, куда он ездит регулярно, дабы записать очередной музыкальный альбом или заняться любимым дайвингом (подводным плаванием).
Еще дальше в своих заявлениях пошел другой представитель российской буржуазии – кинорежиссер Егор Кончаловский. Тот вообще прямым текстом заявил, что во времена советской власти, когда снималось и активно навязывалось зрителю огромное количество удивительно доброго и светлого коммунистического барахла, насилия в стране было в разы больше, чем сейчас».
К сожалению, отпрыск знаменитого рода не уточнил, о каком именно времени из жизни СССР идет речь. Однако в любом случае он морочит людям голову. Если речь идет о сталинских годах, то именно в те годы (в 30—40-е) уголовную преступность в стране удалось обуздать и взять под строгий контроль государства, из-за чего она даже не приближалась к сегодняшней, беспредельной. И подавляющему числу советских людей было абсолютно не важно, каким именно образом государство этого добилось: с помощью суровых законов или посредством пропаганды законопослушного образа жизни, в том числе и с помощью кино и литературы (того самого «доброго и светлого коммунистического барахла», по Кончаловскому). И пускай в этом деле были свои издержки (например, в сталинские годы в кино и литературе напрочь отсутствовал такой жанр, как детектив, поскольку власть не хотела даже в таком виде пропагандировать представителей криминального мира), но польза от этого была куда большая: эти самые представители тогда считались изгоями общества. Но Кончаловскому это вряд ли дано понять, поскольку он свой путь в кино именно с этого и начал – снял два фильма «Антикиллер», где бандитизм подается именно в романтическом ореоле. Говоря современным языком, сотворил кино из разряда «злого и мрачного капиталистического барахла».
Кончаловский – человек уже не молодой (родился в середине 60-х), поэтому наверняка должен помнить, что и в 70-е годы, в пору его взросления, преступность в СССР мало походила на сегодняшнюю. То есть с момента смерти Сталина прошло больше 20 лет, но в стране по-прежнему не было ни профессионального бандитизма, ни широкомасштабной проституции, ни массового терроризма и еще много того, с чем мы имеем «счастье» сталкиваться сегодня. Достаточно сказать, что с 1970 года преступность в СССР росла на 1 миллион преступлений за 10 лет, но в современной России она начала давать такой же прирост уже за 3 (!) года (эти цифры озвучил советник председателя Конституционного суда РФ В. Овчинский). А вот слова другого авторитетного человека – депутата Госдумы РФ А. Гурова: «Если взять скрытую (латентную) преступность, сейчас ежегодно в России совершается около 25 миллионов преступлений» (против 6–7 тысяч латентных преступлений в СССР образца 1991 года! – Ф.Р.).
Отсюда лично я делаю однозначный вывод о том, что чем больше в нашей жизни становилось «злого и мрачного капиталистического барахла», творимого мастерами искусств типа того же Е. Кончаловского, тем криминальнее становилась наша жизнь.
Все эти антисоветские пассажи в многочисленных интервью разного рода макаревичей и кончаловских, которые и в советские годы жили достаточно безбедно, объясняются только одним: нынешний режим, ограбивший миллионы простых россиян, лично их вознес на такой гребень материального успеха, о котором в советские годы они могли только мечтать. Взять, например, Макаревича. Всю свою славу он приобрел именно в «жуткие» советские годы, когда строил из себя (или из него строили) бунтаря с гитарой. В постсоветские годы Макаревич написал не один десяток песен, но львиная их доля бесследно канула в вечность, не востребованная практически никем. Но поскольку Макаревич был в первых рядах деятелей искусства, кто рьяно поддерживал Ельцина и его камарилью, то новая власть простила ему все, в том числе и нынешнюю творческую импотенцию. Вот он и старается ради этой власти, тем более что она низвела искусство до такого состояния, когда любую творческую немощь можно выдавать за выдающееся произведение искусства – будь то бездарная песня или фильм из разряда капиталистического барахла. Кстати, те российские нувориши, которые теперь зовут Макаревича попеть на свои корпоративные вечеринки, прекрасно все понимают, поэтому и просят чаще всего, чтобы он пел в основном те песни, которые были сочинены им в советские («совковые», как любит выражаться Макаревич) годы.