Страница:
Как многие, я сначала был опьянен свежим ветром перемен. Но все познается в сравнении. Нового ничего не построили, зато за несколько лет мы умудрились разрушить все, чем заслуженно гордились. Нам говорят – сейчас свобода. Какая, к черту, свобода – в разнузданности, в оглуплении, в осквернении нравственных устоев?..»
Людей, думающих так же, как и Георгий Жженов, в среде нашей интеллигенции хватает. Другое дело, что либеральные СМИ не пускают их на свои страницы, тащат своих – «чикагских мальчиков», российских евроамериканцев (по меткому выражению Георгия Степановича), вроде Познера, Ерофеева или Аксенова (Гинзбурга).
Всем известна популярная киноактриса Наталья Фатеева. В советские годы ее имя знала вся страна: фильмы с ее участием постоянно шли в кинотеатрах, показывались по телевидению, а открытки с ее изображением никогда не залеживались в киосках «Союзпечати», поскольку Фатеева считалась одной из самых красивых актрис советского кино. Кроме этого, о Фатеевой писались книжки (одна вышла в 1966-м, другая – в 1984 году), которые тоже на прилавках не залеживались. О подобной славе нынешние российские кинозвезды могут только мечтать. Однако, как выясняется из сегодняшних интервью Фатеевой, ее жизнь в советские годы тоже была не сахар. Цитирую: «Я много перенесла, много видела. Я часто ездила за рубеж, много где побывала, много чего повидала. «Оттуда» мне и стала видна лживость нашей системы. Из-за системы не смогла прожить так, как хотела. Разве что только в лагерях не сидела… С тех пор и ненавижу вранье, манипулирование людьми…»
Скажем прямо, была у представителей советской интеллигенции такая черта: односторонность взгляда. То есть они видели только недостатки своей собственной страны, а недостатки чужой, пусть они были даже самыми кричащими, в упор не видели. То есть, по ним, выходило: СССР – тюрьма народов, Запад – сплошь цивилизованный рай. Все как у А. Пушкина:
То, что в советском кинематографе актрисам иной раз приходилось за определенные блага идти на интимную близость с сильными мира сего, факт общеизвестный. Но это не отличительная особенность советской власти – так происходит везде. Почитайте хотя бы мемуары тех же голливудских звезд. Но нет, все валится в одну кучу: это советская власть такая аморальная. Тогда какого, спрашивается, рожна вы были в первых рядах прославителей этой власти? Почему не плюнули этой власти в лицо, когда в 80-м она присвоила вам звание народной артистки РСФСР? Или лестно было получить его в 45 лет (а это не каждой актрисе удавалось)?!
Представляю себе следующую картину: днем Фатеева в торжественной обстановке получает диплом народной артистки, а вечером включает приемник и, настроившись на волну «Голоса Америки», с трепетом слушает сочащиеся ядом комментарии «забугорных» советологов. Причем слушает не одна, а со своим… сыном. Вот как сам Владимир Басов-младший вспоминает об этом: «Я фантастическим антисоветчиком был всегда. Меня в школу вызывали к директору, я хамил, лез на рожон. Чуть ли не плевал в Мавзолей. И научила меня всему этому мама. Она же мне подсовывала Солженицына и рассказывала, какая это страшная страна. Мы с ней слушали Би-би-си и «Голос Америки». Она меня так настраивала…»
Между тем факт остается фактом: именно советская власть позволила скромной харьковской девчонке получить бесплатное образование, да не где-нибудь, а в самой Москве, во ВГИКе. Именно советская власть раскрутила ее славу до небывалых высот, хотя могла бы с таким же успехом и не раскручивать, а просто отказаться от ее услуг – благо талантливых и красивых девушек в СССР всегда было в избытке. Но Фатеева, видимо, не считает быть чем-то обязанной советской власти: мол, это я ее осчастливила своим существованием, а не она меня. Отсюда нет даже полслова доброго в ее нынешних интервью, когда речь заходит о советском периоде. Более того, она долгие годы нигде не снималась, но в 2006 году наконец согласилась вернуться в профессию, поскольку ей предложили роль откровенно… антисоветскую. В фильме Юрия Кары «Королев» она играет мать главного конструктора космических ракет, которая направо и налево сыплет антисоветскими репликами. По словам актрисы, «я не играла, я жила этой ролью. Мне не надо было учиться не любить тогдашнюю власть. Это и так сидит во мне…»
Бедная актриса, 15 лет нет советской власти, а ненависть ее к ней так и не прошла. До сих пор придает ей силы и утоляет жажду творчества. Однако, на мой взгляд, все антисоветские выпады Фатеевой продиктованы только одним: сделать из себя этакую героиню сопротивления. Хотя никакого героизма ею проявлено не было, а было сплошное мимикрирование и приспособленчество. То есть комариные укусы выдаются за фронтовые раны. Например, замуж актриса всегда стремилась выйти выгодно (то за известного режиссера Владимира Басова, то за космонавта Героя Советского Союза Бориса Егорова), жила за их спинами безбедно и вполне припеваючи. Никаких репрессий против нее никто не устраивал, из профессии не выгонял, лишая куска хлеба. Просто выгодно сегодня быть антисоветчиком, вот и стараются бывшие советские интеллигенты приспособиться к ситуации – благо они это делать умеют. Глядишь, и приголубят нынешние сильные мира сего. И ведь голубят: например, ту же Фатееву очень уважают в некогда правящей партии СПС, типично прозападной партии, сторонники и члены которой и ввергли нынешнюю Россию в пучину бед и страданий. Но Фатеева, судя по всему, именно за это партию сию и любит – ей любой западник ближе и дороже самого прорусского коммуниста.
В этом же ряду почитателей (и членов) СПС находится еще один бывший советский кумир – актер Олег Басилашвили. Он тоже из тех, кто приобрел славу и почет в советские годы, правда, в отличие от той же Фатеевой положительных ролей в его творческой биографии было не много – в основном он играл отъявленных негодяев и мерзавцев. Однако это не помешало ему стать народным артистом России еще раньше, чем Фатеева, – в 43 года (в 1977 году), а спустя еще семь лет дослужиться и до звания народного артиста СССР. А ведь среди советского брата артиста не каждый мог похвастаться такой скороспелостью: например, тот же Георгий Жженов стал народным артистом СССР в 65 лет (1980), а Георгий Вицин получил звание народного артиста РСФСР в 60 лет (1977), а «союзным» стал только… в 72 года! Это как же надо было Басилашвили выслуживаться перед советской властью, чтобы она его так облагодетельствовала?! Но напрасны потуги нынешних журналистов добиться от актера добрых слов о тех временах: Басилашвили буквально выворачивает наизнанку от злости, едва речь заходит о СССР. В одном из своих последних интервью он заявил следующее: «Я горжусь, что наш народ нашел в себе силы отказаться от того пути, по которому шел целых 75 советских лет, признав этот путь гибельным. Этот поступок вызывает во мне огромное уважение».
Не спешите с выводами, господин Басилашвили! По последним опросам ВЦИОМ, более 60 % россиян считает, что за последние 10–15 лет морально-нравственный климат в нашей стране изменился в худшую сторону. А на Всемирном русском народном Соборе в марте этого же года митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в своем выступлении заявил, что «Россия вышла из справедливого общества» (значит, раньше, в том же СССР, оно было). После чего добрым словом помянул «Моральный кодекс строителя коммунизма», считая, что его постулаты сродни Христовым заповедям. А в недрах самой власти даже партия такая появилась – «Справедливая Россия», которая устами своих начальников заявляет, что в России надо снова строить… социализм.
Учитывая все это, можно сделать вывод, что, несмотря на все 15-летние потуги господ либералов, рыночный капитализм по-российски так и не смог лечь на душу ни большинству простых россиян, ни даже отдельным сановным вельможам. Прав оказался философ Бердяев, который когда-то написал: «Душа России – не буржуазная душа». А посему выходит, как бы господам познерам-смирновым-ерофеевым-аксеновым-фатее– вым-басилашвили и иже с ними не пришлось снова перекрашиваться и каяться в своих заблуждениях. Только вот найдутся ли теперь люди, которые поверят перевертышам?
Как восходило «Белое солнце пустыни»
Людей, думающих так же, как и Георгий Жженов, в среде нашей интеллигенции хватает. Другое дело, что либеральные СМИ не пускают их на свои страницы, тащат своих – «чикагских мальчиков», российских евроамериканцев (по меткому выражению Георгия Степановича), вроде Познера, Ерофеева или Аксенова (Гинзбурга).
Всем известна популярная киноактриса Наталья Фатеева. В советские годы ее имя знала вся страна: фильмы с ее участием постоянно шли в кинотеатрах, показывались по телевидению, а открытки с ее изображением никогда не залеживались в киосках «Союзпечати», поскольку Фатеева считалась одной из самых красивых актрис советского кино. Кроме этого, о Фатеевой писались книжки (одна вышла в 1966-м, другая – в 1984 году), которые тоже на прилавках не залеживались. О подобной славе нынешние российские кинозвезды могут только мечтать. Однако, как выясняется из сегодняшних интервью Фатеевой, ее жизнь в советские годы тоже была не сахар. Цитирую: «Я много перенесла, много видела. Я часто ездила за рубеж, много где побывала, много чего повидала. «Оттуда» мне и стала видна лживость нашей системы. Из-за системы не смогла прожить так, как хотела. Разве что только в лагерях не сидела… С тех пор и ненавижу вранье, манипулирование людьми…»
Скажем прямо, была у представителей советской интеллигенции такая черта: односторонность взгляда. То есть они видели только недостатки своей собственной страны, а недостатки чужой, пусть они были даже самыми кричащими, в упор не видели. То есть, по ним, выходило: СССР – тюрьма народов, Запад – сплошь цивилизованный рай. Все как у А. Пушкина:
Не станем спорить с утверждением Фатеевой, что она так и не сумела реализовать все свои актерские возможности. Видимо, актриса мечтала о ролях типа леди Макбет, а ей приходилось играть сплошь одних комсомолок, разведчиц и сексапильных женщин-вамп. Однако именно эти роли и принесли Фатеевой ту славу, о которой речь уже шла выше. Именно они прославили ее как первую красавицу советского кинематографа и позволили, что называется, не вылезать из-за границы, поскольку редкий фестиваль советского кино за рубежом обходился без ее участия. А все потому, что советская власть посылала туда именно Фатееву в качестве «лица советской кинематографии». Представляю, как тяжко было актрисе пребывание за границей: ведь в душе она видела лживость советской системы, но на деле вынуждена была слыть «лицом» этого лживого режима. И так долгие годы! А тут еще похотливые чиновники проходу не дают. По словам актрисы, «бывало, на фестивале танцуешь с замминистра, и он шепчет в ухо: «Я тебе все-все сделаю, все куплю, ни в чем нуждаться не будешь…» А я притворяюсь глухой…»
…И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел…
То, что в советском кинематографе актрисам иной раз приходилось за определенные блага идти на интимную близость с сильными мира сего, факт общеизвестный. Но это не отличительная особенность советской власти – так происходит везде. Почитайте хотя бы мемуары тех же голливудских звезд. Но нет, все валится в одну кучу: это советская власть такая аморальная. Тогда какого, спрашивается, рожна вы были в первых рядах прославителей этой власти? Почему не плюнули этой власти в лицо, когда в 80-м она присвоила вам звание народной артистки РСФСР? Или лестно было получить его в 45 лет (а это не каждой актрисе удавалось)?!
Представляю себе следующую картину: днем Фатеева в торжественной обстановке получает диплом народной артистки, а вечером включает приемник и, настроившись на волну «Голоса Америки», с трепетом слушает сочащиеся ядом комментарии «забугорных» советологов. Причем слушает не одна, а со своим… сыном. Вот как сам Владимир Басов-младший вспоминает об этом: «Я фантастическим антисоветчиком был всегда. Меня в школу вызывали к директору, я хамил, лез на рожон. Чуть ли не плевал в Мавзолей. И научила меня всему этому мама. Она же мне подсовывала Солженицына и рассказывала, какая это страшная страна. Мы с ней слушали Би-би-си и «Голос Америки». Она меня так настраивала…»
Между тем факт остается фактом: именно советская власть позволила скромной харьковской девчонке получить бесплатное образование, да не где-нибудь, а в самой Москве, во ВГИКе. Именно советская власть раскрутила ее славу до небывалых высот, хотя могла бы с таким же успехом и не раскручивать, а просто отказаться от ее услуг – благо талантливых и красивых девушек в СССР всегда было в избытке. Но Фатеева, видимо, не считает быть чем-то обязанной советской власти: мол, это я ее осчастливила своим существованием, а не она меня. Отсюда нет даже полслова доброго в ее нынешних интервью, когда речь заходит о советском периоде. Более того, она долгие годы нигде не снималась, но в 2006 году наконец согласилась вернуться в профессию, поскольку ей предложили роль откровенно… антисоветскую. В фильме Юрия Кары «Королев» она играет мать главного конструктора космических ракет, которая направо и налево сыплет антисоветскими репликами. По словам актрисы, «я не играла, я жила этой ролью. Мне не надо было учиться не любить тогдашнюю власть. Это и так сидит во мне…»
Бедная актриса, 15 лет нет советской власти, а ненависть ее к ней так и не прошла. До сих пор придает ей силы и утоляет жажду творчества. Однако, на мой взгляд, все антисоветские выпады Фатеевой продиктованы только одним: сделать из себя этакую героиню сопротивления. Хотя никакого героизма ею проявлено не было, а было сплошное мимикрирование и приспособленчество. То есть комариные укусы выдаются за фронтовые раны. Например, замуж актриса всегда стремилась выйти выгодно (то за известного режиссера Владимира Басова, то за космонавта Героя Советского Союза Бориса Егорова), жила за их спинами безбедно и вполне припеваючи. Никаких репрессий против нее никто не устраивал, из профессии не выгонял, лишая куска хлеба. Просто выгодно сегодня быть антисоветчиком, вот и стараются бывшие советские интеллигенты приспособиться к ситуации – благо они это делать умеют. Глядишь, и приголубят нынешние сильные мира сего. И ведь голубят: например, ту же Фатееву очень уважают в некогда правящей партии СПС, типично прозападной партии, сторонники и члены которой и ввергли нынешнюю Россию в пучину бед и страданий. Но Фатеева, судя по всему, именно за это партию сию и любит – ей любой западник ближе и дороже самого прорусского коммуниста.
В этом же ряду почитателей (и членов) СПС находится еще один бывший советский кумир – актер Олег Басилашвили. Он тоже из тех, кто приобрел славу и почет в советские годы, правда, в отличие от той же Фатеевой положительных ролей в его творческой биографии было не много – в основном он играл отъявленных негодяев и мерзавцев. Однако это не помешало ему стать народным артистом России еще раньше, чем Фатеева, – в 43 года (в 1977 году), а спустя еще семь лет дослужиться и до звания народного артиста СССР. А ведь среди советского брата артиста не каждый мог похвастаться такой скороспелостью: например, тот же Георгий Жженов стал народным артистом СССР в 65 лет (1980), а Георгий Вицин получил звание народного артиста РСФСР в 60 лет (1977), а «союзным» стал только… в 72 года! Это как же надо было Басилашвили выслуживаться перед советской властью, чтобы она его так облагодетельствовала?! Но напрасны потуги нынешних журналистов добиться от актера добрых слов о тех временах: Басилашвили буквально выворачивает наизнанку от злости, едва речь заходит о СССР. В одном из своих последних интервью он заявил следующее: «Я горжусь, что наш народ нашел в себе силы отказаться от того пути, по которому шел целых 75 советских лет, признав этот путь гибельным. Этот поступок вызывает во мне огромное уважение».
Не спешите с выводами, господин Басилашвили! По последним опросам ВЦИОМ, более 60 % россиян считает, что за последние 10–15 лет морально-нравственный климат в нашей стране изменился в худшую сторону. А на Всемирном русском народном Соборе в марте этого же года митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в своем выступлении заявил, что «Россия вышла из справедливого общества» (значит, раньше, в том же СССР, оно было). После чего добрым словом помянул «Моральный кодекс строителя коммунизма», считая, что его постулаты сродни Христовым заповедям. А в недрах самой власти даже партия такая появилась – «Справедливая Россия», которая устами своих начальников заявляет, что в России надо снова строить… социализм.
Учитывая все это, можно сделать вывод, что, несмотря на все 15-летние потуги господ либералов, рыночный капитализм по-российски так и не смог лечь на душу ни большинству простых россиян, ни даже отдельным сановным вельможам. Прав оказался философ Бердяев, который когда-то написал: «Душа России – не буржуазная душа». А посему выходит, как бы господам познерам-смирновым-ерофеевым-аксеновым-фатее– вым-басилашвили и иже с ними не пришлось снова перекрашиваться и каяться в своих заблуждениях. Только вот найдутся ли теперь люди, которые поверят перевертышам?
Как восходило «Белое солнце пустыни»
В конце июня 2007 года исполнилось 80 лет со дня рождения замечательного кинорежиссера Владимира Мотыля. Присоединяясь к поздравлениям, которые прозвучали в эти дни по адресу юбиляра, хотелось бы, однако, заметить, что даже это событие Российское телевидение использовало для того, чтобы бросить очередной камень в сторону советской власти. Отличился (в который раз!) телеканал «Россия», который показал документальный фильм о создании лучшей киноленты В. Мотыля «Белое солнце пустыни».
По версии авторов картины (а также некоторых ее участников, дававших в ней интервью), этот безусловный шедевр отечественной кинематографии появился на свет не благодаря, а вопреки советской власти, которая во время всего съемочного процесса, оказывается, вставляла палки в колеса съемочной группе, а потом даже собиралась и вовсе упрятать фильм подальше от глаз широкой общественности. Короче, в очередной раз на свет вытаскивается миф о «тоталитарной советской власти» (к сожалению, и сам В. Мотыль в кадре роняет фразу о «коммунистической диктатуре»), которая только и делала, что гнобила все неординарное и талантливое. Невольно хочется задать авторам фильма вопрос: хорошо ли они знают историю создания фильма, о котором ведут рассказ, да и вообще отечественную историю?
Начнем с того, что именно благодаря советской идеологии на свет появился сам жанр «вестерна по-советски», который и родил на свет шедевр Владимира Мотыля. А началось все в 1962 году, когда высшее советское руководство сняло с проката американский вестерн «Великолепная семерка», обвинив его в пропаганде культа насилия по-американски, и дало команду Госкино начать создавать свои собственные вестерны. Как результат этой политики уже спустя несколько лет на свет появились такие шедевры советского кинематографа, как фильмы Эдмонда Кеосаяна про «неуловимых мстителей», а также «Белое солнце пустыни».
Фильм Мотыля создавался в непростое время: его съемки совпали с обострением международной обстановки, следствием чего явился ввод войск Варшавского договора в Чехословакию в августе 68-го. В либеральной среде этот ввод до сих пор принято считать преступлением, хотя с точки зрения государственной преступлением было бы обратное. Не введи брежневское руководство войска в ЧССР, система американских ПРО нацелилась бы на нашу страну не сегодня, а еще тогда, в конце 60-х.
Уже в первые же дни после ввода войск в советском кинематографе начались «зачистки». Что было вполне закономерно, учитывая то, с чего началась «бархатная революция» в ЧССР – с ослабления цензуры в литературе и искусстве. На все киностудии страны из Москвы полетели директивы, где приказывалось приостановить запуск сценариев и производство фильмов, в которых имеются какие-либо идеологические изъяны. Особенно усердно чиновники Госкино «шерстили» головные киностудии – «Мосфильм» и «Ленфильм», что вполне объяснимо, поскольку оба города считались законодателями моды в советском искусстве.
Однако, несмотря на строгость директив, исходящих из Центра, ни один советский фильм того периода, уже запущенный в производство, закрыт не был. Так, в мосфильмовской картине «Гори, гори, моя звезда» Александра Митты был всего лишь заменен ведущий исполнитель актер Ролан Быков, который рисунком роли напомнил чиновникам своего недавнего героя – еврея-жестянщика Магазанника в фильме «Комиссар» Александра Аскольдова (этот фильм был отправлен на «полку» до пражских событий). В итоге режиссеру пришлось взять на эту роль актера с русской внешностью – Олега Табакова.
«Наезду» была подвергнута даже эпопея Юрия Озерова «Освобождение», которая снималась как госзаказ. В самом начале октября 1968 года чиновники Госкино затребовали отснятый материал к себе и, отсмотрев его, потребовали от режиссера внести в него купюры. В итоге Озерову пришлось выбросить в корзину эпизоды общей продолжительностью около получаса.
Определенные цензурные трудности в те дни пришлось пережить и другим режиссерам: Леониду Гайдаю (он снимал «Бриллиантовую руку»), тому же Владимиру Мотылю и ряду других постановщиков. Однако, повторюсь, ни один из запущенных в производство фильмов не был тогда закрыт или положен на «полку».
Кстати, и Гайдай, и Мотыль снимали свои фильмы для Экспериментальной творческой киностудии (ЭТК) при «Мосфильме». Сразу после августа-68 студию переименовали в Экспериментальное творческое объединение (ЭТО) и лишили былой самостоятельности, однако сохранили некоторые привилегии по части поощрений работников в зависимости от показателей проката. Видимо, эта реорганизация напугала руководство ЭТО, и они сами превратились в крутых цензоров – круче, чем их коллеги из Госкино. И в итоге едва не закрыли фильм «Белое солнце пустыни», поскольку не смогли разглядеть в фильме будущий шедевр отечественного кинематографа.
В фильме, показанном на канале «Россия», вся сложная ситуация с нападками на эту картину была представлена как установка, спущенная верховной властью. Безусловно, установка такая могла существовать (именно для этого, видимо, в ЭТО и появился новый главный редактор – Марианна Качалова), однако ситуацию также нагнетало само руководство объединения. И побудительным мотивом для этого были не только пражские события, но и обстановка внутри самой студии. Но расскажем обо всем по порядку.
Трудности в работе над картиной начались практически с самого ее старта. Начались они еще со времен режиссерской разработки, когда срок окончания работы над режиссерским сценарием продлевался дважды. Как следствие – запоздалый выезд на съемку натуры к морю, последовавший уже на исходе лета, в начале августа. Режиссерская группа подобралась слабая. Вначале было два вторых режиссера – Дакиев с «Ленфильма» и Курбатов, имевший за плечами всего лишь режиссерские курсы. Курбатов показал свою полную беспомощность, договор с ним был расторгнут еще до начала съемок. Затем дошла очередь и до Дакиева, а потом и до ассистента режиссера Ясана. В итоге на съемочной площадке из режиссерского состава работали только Мотыль и помощник режиссера Курсеитова.
Съемки фильма начались в мае 1968 года, однако минуло четыре месяца, а конца работы видно не было. В начале октября Мотыль отправил в адрес руководства ЭТО телеграмму, где сообщал, что экспедиция по плану должна была быть закончена 20 сентября, но из-за большого брака пленки (2335 м) и плохой работы режиссерского состава в отведенный срок уложиться не удалось. С 22 по 30 сентября снято всего 99 полезных метров, простой из-за непогоды 4 дня, один выходной. Группа испытывает трудности с актерами, сложности со съемками на воде, с животными (имелись в виду лошади). Большая разбросанность объектов (группе приходится курсировать между Каспийском и Сулаком). Мотыль открытым текстом пишет, что положение катастрофическое, что было правдой: только затраты по фильму к тому времени достигли уже 311 тысяч рублей из 450 тысяч, отведенных на весь съемочный процесс.
Когда в конце октября съемочная группа вернулась на родину, руководство ЭТО собрало художественный совет, чтобы посмотреть отснятое и вынести решение: стоит ли продолжать работу, поскольку полной уверенности в том, что из фильма получится что-то стоящее, у него не было. Руководству легче было списать потраченные деньги, чем продолжать субсидировать произведение, которое не вызывало у них ни творческого, ни, главное, коммерческого энтузиазма (напомню, что за ЭТО осталась привилегия забирать себе проценты от проката своих картин).
Худсовет состоялся 11 ноября. Мнения от увиденного у присутствующих оказались разными. Так, Л. Белова заявила: «Опасений за картину нет. Вестерн получится, зрители ходить на него будут…» Ее поддержали В. Ежов и Л. Гуревич. Первый заявил: «Это азиатская, где-то суровая, где-то условная картина. Она будет оригинальна, необычна. Весь круг материала сложился иначе, но очень интересно. Жанрово это по-новому…» Второй добавил: «Картина делается не по канонам. Пошла интересно. Не вестерн, но интересная картина. Я был на первом просмотре материала. По сравнению с тем этот материал лучше. Лучше, гибче становится Кузнецов, появляется юмор…»
А вот мнения противников увиденного. В. Дьяченко заявил: «Материал оказался неожиданным. Это не вестерн. Гармонии вещи я еще не ощущаю. Ритм замедленный. Сухов неприятен, неприятна небритая физиономия…»
Следом слово взяла редактор фильма Л. Шмуглякова: «В Сухове нет юмора и обаяния. Сейчас он играет лучше, чем в начале съемок, но этого недостаточно. Кузнецов играет часто очень реалистически, не в жанре, в нем нет суперменной игры, изящества. Это очень вредит картине. Плохо изобразительно. Тускло, невыразительно, неэмоционально. Плохо, статично сняты куски драки…»
В упомянутом фильме, показанном на телеканале «Россия», его авторы добрым словом вспоминают художественного руководителя ЭТО Г. Чухрая: мол, это ему принадлежит идея снимать в своем объединении этот шедевр. Но это всего лишь полуправда. Чухрай и в самом деле был одним из инициаторов запуска картины, но он же потом превратился и в главного ее критика. Так, на следующий день после заседания худсовета он пишет на имя Мотыля письмо, в котором выражает свое крайнее беспокойство в связи с ситуацией, которая складывается вокруг картины. Цитирую:
«Очень огорчает то, что в материале, который мы просмотрели, Сухов абсолютно бесхарактерен. В нем отсутствуют качества, которые могли бы сделать Вашу картину оригинальной, отличной от известных западных образцов, чувство мужицкого юмора, мужицкая смекалка, простота и полное отсутствие позы, а главное, действенность, человечность, красота и другие качества, присущие данному герою.
Зритель в первую очередь должен любить Сухова. А за что его любить? В Вашем материале, к сожалению, нет даже намека на это. И это вызывает у меня самое большое опасение. Тем более и в других героях очень мало необходимой в данном жанре характерности».
Поскольку голоса членов худсовета разделились примерно поровну, был найден компромисс: съемки фильма продолжить, но Мотылю следовало внести в него некоторые правки. В частности, переснять финал (перенести разборку Сухова и Абдуллы с моря на сушу); убрать эпизод с сумасшествием жены Верещагина после его гибели; не поджигать бак, в котором заперлись Сухов и гарем. Кроме этого, сократили драку Верещагина на баркасе и две «обнаженки»: с Катериной Матвеевной, переходящей с задранной юбкой через ручей, и женами Абдуллы, которые разделись во время своего заточения в баке.
Как видим, никакой идеологической крамолы в эпизодах, вызвавших неудовольствие критиков, не содержалось. Все они не понравились коллегам Мотыля в силу своих художественных, эстетических установок.
После внесения этих поправок работа над фильмом была продолжена (на календаре была уже середина ноября). Однако после двух месяцев работы (в середине января 1969 года) съемки были прерваны по вине все того же руководства ЭТО. Все тот же Чухрай и исполняющий обязанности директора объединения Ю. Шахпаронов отправили Мотылю письмо, в котором говорилось следующее:
«Обращаем Ваше внимание на то, что по Вашей вине по фильму «Белое солнце пустыни» идет большой перерасход сметных ассигнований. В результате Вашей непрофессиональной работы во время трехмесячной экспедиции к морю снят не весь сценарный материал, связанный с морем, и в то же время отснято огромное количество несценарного материала, что, естественно, привело к перерасходу. Вы поставили студию в тяжелое финансовое положение и не считаетесь с тем, что студия – организация, не имеющая возможности и источников для дополнительных средств и покрытия непроизводительных расходов по Вашей картине.
Израсходовано на 1 января 1969 года более 350 тысяч рублей. Затраты на монтажно-тонировочный период составляют 60–70 тысяч рублей. Каким образом на оставшиеся 30–40 тысяч рублей планируется осуществить две далекие и сложные экспедиции?..
Группе следует тщательно продумать создавшиеся условия и предложить не фантастический план работ, а исходить из реальных возможностей, утвержденной сметы и оставшихся средств. В противном случае мы закончить картину не сможем…
Просим к 27 января представить сложенный материал, календарный план на окончание работ по фильму и соображения по затратам».
К указанной дате Мотыль предоставил руководству ЭТО свои соображения, после чего его отправили монтировать отснятый материал и дорабатывать сценарий. 4 февраля в сценарно-редакционной коллегии ЭТО состоялось обсуждение отснятого материала. На этот раз критиков фильма было куда больше, чем в первый раз. Практически все выступающие считали своим долгом обязательно покритиковать увиденное. Цитирую:
Л. Гуревич: «Впечатление от материала несколько сумбурное… Сейчас воспринимать материал тяжело, много пальбы, много взаимоисключающих сцен, много непонятного. Перебор в сцене на баркасе. Получается, что Луспекаев воюет только за казну…»
В. Дьяченко: «В материале ощущение чего-то недосказанного, недоигранного. Бой на баркасе вызывает неудовольствие. Похож на пародийный фильм о пиратах. Хорош Луспекаев, Сухов им подавлен…»
М. Качалова: «В материале есть явные удачи и явные неудачи. Очень хорош Луспекаев. Хорош Абдулла. Великолепно снято. Хороши жены. Приятен Петруха, фактурно приятен. А вот Кузнецов плох. Не тот герой, неприятен, необаятелен.
Сцены побоища сняты фальшиво, они водевильны. От баркаса нужно оставить треть. География побоища непонятна. Нужно оставить минимум боев. И сократить не кусочками, а большими кусками. Режиссер силен в лирических, теплых сценах, их нужно оставить и снимать еще. В сценах боев и режиссер, и оператор слабы…»
Около двух часов длилось это заседание, после чего на свет родилось заключение, подписанное членом сценарно-редакционной коллегии Л. Шмугляковой. Цитирую:
«Материал при целом ряде удачных сцен в первой половине вызвал серьезную тревогу и в творческом плане, и в производственном отношении.
Если сценарий был написан в определенном жанре, условно называемом «вестерном», то представленный материал наводит на размышление, что режиссер видит фильм в ином жанре… Усложнение характеристик действующих лиц, ненужные психологические подробности и мотивировки привели к затянутым сценам, действие потеряло четкость и ясность.
Целый ряд сцен во второй половине материала требует серьезного авторского и редакторского осмысления. Если первые сцены с Верещагиным производят приятное впечатление, то во второй половине материала следует подумать, нужен ли разговор Верещагина с Суховым через стенку бака, нужно ли такое количество драки Верещагина на баркасе, когда драка выглядит весьма пародийно, опереточно, а беспокойства, напряжения от предполагаемого взрыва баркаса нет, так как он плохо подготовлен. Также не подготовлена опасность взрыва гарема подпоручиком.
В фильме должно быть поменьше крови.
Фильм выиграет, если в сценах Сухова и гарема, которые еще будут сниматься, появится лирика (это относится особенно к финальному прощанию) и юмор. Учитывая, что актер Кузнецов не получился в фильме «суперменом», нужно подумать над тем, не убрать ли «суперменские» характеристики Сухова…»
Решением руководства ЭТО срок сдачи фильма продлили до 29 мая. Однако дальнейшие события стали развиваться таким образом, что доделывать и окончательно сдавать картину едва не пришлось другому режиссеру, поскольку с Мотылем внезапно договор решили расторгнуть. Почему? Сам режиссер уверен, что это были происки М. Качаловой и ее сторонников в Госкино, которые продолжали ему не доверять и боялись, что в новой экспедиции он опять снимет что-то не так. Отсюда якобы и желание перестраховщиков пригласить в картину более благонадежного режиссера. Им должен был стать Владимир Басов, который только что закончил работу над патриотическим фильмом про чекистов «Щит и меч». Но Басов от этого предложения наотрез отказался, причем… в знак солидарности с Мотылем. (Позвонив ему домой, Басов возмущался: «Что я им, шакал, что ли?»)
По версии авторов картины (а также некоторых ее участников, дававших в ней интервью), этот безусловный шедевр отечественной кинематографии появился на свет не благодаря, а вопреки советской власти, которая во время всего съемочного процесса, оказывается, вставляла палки в колеса съемочной группе, а потом даже собиралась и вовсе упрятать фильм подальше от глаз широкой общественности. Короче, в очередной раз на свет вытаскивается миф о «тоталитарной советской власти» (к сожалению, и сам В. Мотыль в кадре роняет фразу о «коммунистической диктатуре»), которая только и делала, что гнобила все неординарное и талантливое. Невольно хочется задать авторам фильма вопрос: хорошо ли они знают историю создания фильма, о котором ведут рассказ, да и вообще отечественную историю?
Начнем с того, что именно благодаря советской идеологии на свет появился сам жанр «вестерна по-советски», который и родил на свет шедевр Владимира Мотыля. А началось все в 1962 году, когда высшее советское руководство сняло с проката американский вестерн «Великолепная семерка», обвинив его в пропаганде культа насилия по-американски, и дало команду Госкино начать создавать свои собственные вестерны. Как результат этой политики уже спустя несколько лет на свет появились такие шедевры советского кинематографа, как фильмы Эдмонда Кеосаяна про «неуловимых мстителей», а также «Белое солнце пустыни».
Фильм Мотыля создавался в непростое время: его съемки совпали с обострением международной обстановки, следствием чего явился ввод войск Варшавского договора в Чехословакию в августе 68-го. В либеральной среде этот ввод до сих пор принято считать преступлением, хотя с точки зрения государственной преступлением было бы обратное. Не введи брежневское руководство войска в ЧССР, система американских ПРО нацелилась бы на нашу страну не сегодня, а еще тогда, в конце 60-х.
Уже в первые же дни после ввода войск в советском кинематографе начались «зачистки». Что было вполне закономерно, учитывая то, с чего началась «бархатная революция» в ЧССР – с ослабления цензуры в литературе и искусстве. На все киностудии страны из Москвы полетели директивы, где приказывалось приостановить запуск сценариев и производство фильмов, в которых имеются какие-либо идеологические изъяны. Особенно усердно чиновники Госкино «шерстили» головные киностудии – «Мосфильм» и «Ленфильм», что вполне объяснимо, поскольку оба города считались законодателями моды в советском искусстве.
Однако, несмотря на строгость директив, исходящих из Центра, ни один советский фильм того периода, уже запущенный в производство, закрыт не был. Так, в мосфильмовской картине «Гори, гори, моя звезда» Александра Митты был всего лишь заменен ведущий исполнитель актер Ролан Быков, который рисунком роли напомнил чиновникам своего недавнего героя – еврея-жестянщика Магазанника в фильме «Комиссар» Александра Аскольдова (этот фильм был отправлен на «полку» до пражских событий). В итоге режиссеру пришлось взять на эту роль актера с русской внешностью – Олега Табакова.
«Наезду» была подвергнута даже эпопея Юрия Озерова «Освобождение», которая снималась как госзаказ. В самом начале октября 1968 года чиновники Госкино затребовали отснятый материал к себе и, отсмотрев его, потребовали от режиссера внести в него купюры. В итоге Озерову пришлось выбросить в корзину эпизоды общей продолжительностью около получаса.
Определенные цензурные трудности в те дни пришлось пережить и другим режиссерам: Леониду Гайдаю (он снимал «Бриллиантовую руку»), тому же Владимиру Мотылю и ряду других постановщиков. Однако, повторюсь, ни один из запущенных в производство фильмов не был тогда закрыт или положен на «полку».
Кстати, и Гайдай, и Мотыль снимали свои фильмы для Экспериментальной творческой киностудии (ЭТК) при «Мосфильме». Сразу после августа-68 студию переименовали в Экспериментальное творческое объединение (ЭТО) и лишили былой самостоятельности, однако сохранили некоторые привилегии по части поощрений работников в зависимости от показателей проката. Видимо, эта реорганизация напугала руководство ЭТО, и они сами превратились в крутых цензоров – круче, чем их коллеги из Госкино. И в итоге едва не закрыли фильм «Белое солнце пустыни», поскольку не смогли разглядеть в фильме будущий шедевр отечественного кинематографа.
В фильме, показанном на канале «Россия», вся сложная ситуация с нападками на эту картину была представлена как установка, спущенная верховной властью. Безусловно, установка такая могла существовать (именно для этого, видимо, в ЭТО и появился новый главный редактор – Марианна Качалова), однако ситуацию также нагнетало само руководство объединения. И побудительным мотивом для этого были не только пражские события, но и обстановка внутри самой студии. Но расскажем обо всем по порядку.
Трудности в работе над картиной начались практически с самого ее старта. Начались они еще со времен режиссерской разработки, когда срок окончания работы над режиссерским сценарием продлевался дважды. Как следствие – запоздалый выезд на съемку натуры к морю, последовавший уже на исходе лета, в начале августа. Режиссерская группа подобралась слабая. Вначале было два вторых режиссера – Дакиев с «Ленфильма» и Курбатов, имевший за плечами всего лишь режиссерские курсы. Курбатов показал свою полную беспомощность, договор с ним был расторгнут еще до начала съемок. Затем дошла очередь и до Дакиева, а потом и до ассистента режиссера Ясана. В итоге на съемочной площадке из режиссерского состава работали только Мотыль и помощник режиссера Курсеитова.
Съемки фильма начались в мае 1968 года, однако минуло четыре месяца, а конца работы видно не было. В начале октября Мотыль отправил в адрес руководства ЭТО телеграмму, где сообщал, что экспедиция по плану должна была быть закончена 20 сентября, но из-за большого брака пленки (2335 м) и плохой работы режиссерского состава в отведенный срок уложиться не удалось. С 22 по 30 сентября снято всего 99 полезных метров, простой из-за непогоды 4 дня, один выходной. Группа испытывает трудности с актерами, сложности со съемками на воде, с животными (имелись в виду лошади). Большая разбросанность объектов (группе приходится курсировать между Каспийском и Сулаком). Мотыль открытым текстом пишет, что положение катастрофическое, что было правдой: только затраты по фильму к тому времени достигли уже 311 тысяч рублей из 450 тысяч, отведенных на весь съемочный процесс.
Когда в конце октября съемочная группа вернулась на родину, руководство ЭТО собрало художественный совет, чтобы посмотреть отснятое и вынести решение: стоит ли продолжать работу, поскольку полной уверенности в том, что из фильма получится что-то стоящее, у него не было. Руководству легче было списать потраченные деньги, чем продолжать субсидировать произведение, которое не вызывало у них ни творческого, ни, главное, коммерческого энтузиазма (напомню, что за ЭТО осталась привилегия забирать себе проценты от проката своих картин).
Худсовет состоялся 11 ноября. Мнения от увиденного у присутствующих оказались разными. Так, Л. Белова заявила: «Опасений за картину нет. Вестерн получится, зрители ходить на него будут…» Ее поддержали В. Ежов и Л. Гуревич. Первый заявил: «Это азиатская, где-то суровая, где-то условная картина. Она будет оригинальна, необычна. Весь круг материала сложился иначе, но очень интересно. Жанрово это по-новому…» Второй добавил: «Картина делается не по канонам. Пошла интересно. Не вестерн, но интересная картина. Я был на первом просмотре материала. По сравнению с тем этот материал лучше. Лучше, гибче становится Кузнецов, появляется юмор…»
А вот мнения противников увиденного. В. Дьяченко заявил: «Материал оказался неожиданным. Это не вестерн. Гармонии вещи я еще не ощущаю. Ритм замедленный. Сухов неприятен, неприятна небритая физиономия…»
Следом слово взяла редактор фильма Л. Шмуглякова: «В Сухове нет юмора и обаяния. Сейчас он играет лучше, чем в начале съемок, но этого недостаточно. Кузнецов играет часто очень реалистически, не в жанре, в нем нет суперменной игры, изящества. Это очень вредит картине. Плохо изобразительно. Тускло, невыразительно, неэмоционально. Плохо, статично сняты куски драки…»
В упомянутом фильме, показанном на телеканале «Россия», его авторы добрым словом вспоминают художественного руководителя ЭТО Г. Чухрая: мол, это ему принадлежит идея снимать в своем объединении этот шедевр. Но это всего лишь полуправда. Чухрай и в самом деле был одним из инициаторов запуска картины, но он же потом превратился и в главного ее критика. Так, на следующий день после заседания худсовета он пишет на имя Мотыля письмо, в котором выражает свое крайнее беспокойство в связи с ситуацией, которая складывается вокруг картины. Цитирую:
«Очень огорчает то, что в материале, который мы просмотрели, Сухов абсолютно бесхарактерен. В нем отсутствуют качества, которые могли бы сделать Вашу картину оригинальной, отличной от известных западных образцов, чувство мужицкого юмора, мужицкая смекалка, простота и полное отсутствие позы, а главное, действенность, человечность, красота и другие качества, присущие данному герою.
Зритель в первую очередь должен любить Сухова. А за что его любить? В Вашем материале, к сожалению, нет даже намека на это. И это вызывает у меня самое большое опасение. Тем более и в других героях очень мало необходимой в данном жанре характерности».
Поскольку голоса членов худсовета разделились примерно поровну, был найден компромисс: съемки фильма продолжить, но Мотылю следовало внести в него некоторые правки. В частности, переснять финал (перенести разборку Сухова и Абдуллы с моря на сушу); убрать эпизод с сумасшествием жены Верещагина после его гибели; не поджигать бак, в котором заперлись Сухов и гарем. Кроме этого, сократили драку Верещагина на баркасе и две «обнаженки»: с Катериной Матвеевной, переходящей с задранной юбкой через ручей, и женами Абдуллы, которые разделись во время своего заточения в баке.
Как видим, никакой идеологической крамолы в эпизодах, вызвавших неудовольствие критиков, не содержалось. Все они не понравились коллегам Мотыля в силу своих художественных, эстетических установок.
После внесения этих поправок работа над фильмом была продолжена (на календаре была уже середина ноября). Однако после двух месяцев работы (в середине января 1969 года) съемки были прерваны по вине все того же руководства ЭТО. Все тот же Чухрай и исполняющий обязанности директора объединения Ю. Шахпаронов отправили Мотылю письмо, в котором говорилось следующее:
«Обращаем Ваше внимание на то, что по Вашей вине по фильму «Белое солнце пустыни» идет большой перерасход сметных ассигнований. В результате Вашей непрофессиональной работы во время трехмесячной экспедиции к морю снят не весь сценарный материал, связанный с морем, и в то же время отснято огромное количество несценарного материала, что, естественно, привело к перерасходу. Вы поставили студию в тяжелое финансовое положение и не считаетесь с тем, что студия – организация, не имеющая возможности и источников для дополнительных средств и покрытия непроизводительных расходов по Вашей картине.
Израсходовано на 1 января 1969 года более 350 тысяч рублей. Затраты на монтажно-тонировочный период составляют 60–70 тысяч рублей. Каким образом на оставшиеся 30–40 тысяч рублей планируется осуществить две далекие и сложные экспедиции?..
Группе следует тщательно продумать создавшиеся условия и предложить не фантастический план работ, а исходить из реальных возможностей, утвержденной сметы и оставшихся средств. В противном случае мы закончить картину не сможем…
Просим к 27 января представить сложенный материал, календарный план на окончание работ по фильму и соображения по затратам».
К указанной дате Мотыль предоставил руководству ЭТО свои соображения, после чего его отправили монтировать отснятый материал и дорабатывать сценарий. 4 февраля в сценарно-редакционной коллегии ЭТО состоялось обсуждение отснятого материала. На этот раз критиков фильма было куда больше, чем в первый раз. Практически все выступающие считали своим долгом обязательно покритиковать увиденное. Цитирую:
Л. Гуревич: «Впечатление от материала несколько сумбурное… Сейчас воспринимать материал тяжело, много пальбы, много взаимоисключающих сцен, много непонятного. Перебор в сцене на баркасе. Получается, что Луспекаев воюет только за казну…»
В. Дьяченко: «В материале ощущение чего-то недосказанного, недоигранного. Бой на баркасе вызывает неудовольствие. Похож на пародийный фильм о пиратах. Хорош Луспекаев, Сухов им подавлен…»
М. Качалова: «В материале есть явные удачи и явные неудачи. Очень хорош Луспекаев. Хорош Абдулла. Великолепно снято. Хороши жены. Приятен Петруха, фактурно приятен. А вот Кузнецов плох. Не тот герой, неприятен, необаятелен.
Сцены побоища сняты фальшиво, они водевильны. От баркаса нужно оставить треть. География побоища непонятна. Нужно оставить минимум боев. И сократить не кусочками, а большими кусками. Режиссер силен в лирических, теплых сценах, их нужно оставить и снимать еще. В сценах боев и режиссер, и оператор слабы…»
Около двух часов длилось это заседание, после чего на свет родилось заключение, подписанное членом сценарно-редакционной коллегии Л. Шмугляковой. Цитирую:
«Материал при целом ряде удачных сцен в первой половине вызвал серьезную тревогу и в творческом плане, и в производственном отношении.
Если сценарий был написан в определенном жанре, условно называемом «вестерном», то представленный материал наводит на размышление, что режиссер видит фильм в ином жанре… Усложнение характеристик действующих лиц, ненужные психологические подробности и мотивировки привели к затянутым сценам, действие потеряло четкость и ясность.
Целый ряд сцен во второй половине материала требует серьезного авторского и редакторского осмысления. Если первые сцены с Верещагиным производят приятное впечатление, то во второй половине материала следует подумать, нужен ли разговор Верещагина с Суховым через стенку бака, нужно ли такое количество драки Верещагина на баркасе, когда драка выглядит весьма пародийно, опереточно, а беспокойства, напряжения от предполагаемого взрыва баркаса нет, так как он плохо подготовлен. Также не подготовлена опасность взрыва гарема подпоручиком.
В фильме должно быть поменьше крови.
Фильм выиграет, если в сценах Сухова и гарема, которые еще будут сниматься, появится лирика (это относится особенно к финальному прощанию) и юмор. Учитывая, что актер Кузнецов не получился в фильме «суперменом», нужно подумать над тем, не убрать ли «суперменские» характеристики Сухова…»
Решением руководства ЭТО срок сдачи фильма продлили до 29 мая. Однако дальнейшие события стали развиваться таким образом, что доделывать и окончательно сдавать картину едва не пришлось другому режиссеру, поскольку с Мотылем внезапно договор решили расторгнуть. Почему? Сам режиссер уверен, что это были происки М. Качаловой и ее сторонников в Госкино, которые продолжали ему не доверять и боялись, что в новой экспедиции он опять снимет что-то не так. Отсюда якобы и желание перестраховщиков пригласить в картину более благонадежного режиссера. Им должен был стать Владимир Басов, который только что закончил работу над патриотическим фильмом про чекистов «Щит и меч». Но Басов от этого предложения наотрез отказался, причем… в знак солидарности с Мотылем. (Позвонив ему домой, Басов возмущался: «Что я им, шакал, что ли?»)