Рен Персиваль. Похороны викинга

   – С другой стороны, – сказал я, – может, Болдини ничего не знает о заговоре, а Гунтайо до сих пор не решил, помогать ли мятежу или предупредить своего старого приятеля Болдини.
   – Правильно, – согласился Майкл, – имея дело с такими стопроцентными и чистокровными вралями, как Гунтайо, трудно представить себе истинное положение вещей. Мы ничего не можем знать и можем только предполагать… Следует, однако, помнить, что эта скотина пробовала уговорить тебя присоединиться к Шварцу. По-видимому, это с какой-то стороны его устраивает.
   – Что же нам делать Майк? – спросил я.
   – Надо организовать группу нормальных людей, не собирающихся кончать жизнь самоубийством и прямо сказать Шварцу, что мы предупредим Лежона, будем повиноваться ему, когда он прикажет нам стрелять по мятежникам.
   – Правильно, – сказал я. – Я так и сказал Гунтайо… Во всяком случае с нами будет еще Сент-Андре.
   – Даже если, кроме нас и Сент-Андре, никого не будет, мы с ними справимся, – сказал Майкл.
   – Будем предупреждать Шварца? – спросил я.
   – Конечно, предупредим, – ответил Майкл. – Если мы соберем приличную партию, то они, может быть, откажутся от своего идиотского мятежа… Все будет зависеть от того, много ли мы сможем собрать сторонников.
   Минуты две мы сидела молча, обдумывая создавшееся положение.
   – Вот что, – внезапно сказал Майкл. – Соберем митинг! Старая английская система. Завтра в шесть вечера на той стороне оазиса. Мы пригласим Сент-Андре, Бланка, Кордье, Мариньи и всех других французов, которые пойдут за Сент-Андре. Из иностранцев – Мари, Доброва, Глока и Рамона… Жаль, что нет Дигби, Хэнка и Бедди.
   – Да, – сказал я. – Тогда все было бы значительно проще.
   В это время к нам подошел Сент-Андре.
   – Я говорил с Мари, – сказал он. – Он на нашей стороне душой и телом. Говорил еще с Мариньи, но он «не хочет быть предателем» и не допускает мысли, чтобы стоило спасать Лежона… Боюсь, что он недостаточно развит и сознателен для того, чтобы понимать…
   – Трудно рассматривать Шварца как товарища, – сказал Майкл. – Я не могу считать его товарищем, доверившим мне свою тайну, я просто считаю его убийцей, имевшим дерзость сообщить мне, что он собирается кого-то убить. Поэтому я собираюсь поступать с ним не как с товарищем, а как с убийцей… Да и все это дело невероятно глупо…
   – Совершенно верно, – согласился Сент-Андре. – Я говорил еще с Бланком, но, к сожалению, он держится той же точки зрения, что Мариньи. Он отнюдь не хочет участвовать в убийстве, но не допускает возможности предать своих товарищей… Пока я больше ни с кем не говорил.
   – Ладно, сказал Майкл. – Поговорим завтра. Встретимся в шесть часов вечера за оазисом. Приведите туда всех порядочных французов, а мы позаботимся о том, чтобы привести Мари, Рамона, Доброва, Глока и, может быть, еще кого-нибудь. Они придут. Придут, потому что для каждого из нас это дело жизни и смерти. Надо сделать так, чтобы шайка Шварца не знала о нашем митинге. По крайней мере не знала бы ничего, пока он не кончится. Впрочем, если они узнают, тоже не беда.
   – Хорошая мысль, – согласился Сент-Андре. – Я приду и приведу всех, кого смогу. Итак, завтра в шесть часов.
   В шесть часов следующего вечера мы собрались в пальмовой роще по другую сторону оазиса. Всего нас было пятнадцать или шестнадцать человек с точки зрения Майкла, совершенно достаточно для того, чтобы обеспечить за собой руководство гарнизоном, если окажется возможным создать из этих шестнадцати человек объединенную партию. Но это оказалось невозможным. Понятия чести, предательства, справедливости и товарищества были слишком различны у этих людей. Майкл открыл митинг.
   – Все вы великолепно знаете, – сказал он, – что существует заговор с целью убить Лежона и унтер-офицеров, а потом дезертировать в пустыню. Шварц является вожаком этого заговора и заявляет, что все, кто к нему не примкнет, будут рассматриваться как враги заговорщиков, а потому будут убиты. Лично я не собираюсь делать что-либо только на том основании, что мне приказывает это сделать Шварц. Кроме того, мне не нравится, когда людей убивают спящими. Но даже если бы я согласился на предложение Шварца, то все же мне не хотелось бы идти в пустыню под его руководством, чтобы там погибнуть от жажды. Поэтому я противник этого заговора. Я предлагаю вам присоединиться ко мне и сообщить об этом Шварцу. Мы скажем ему прямо, что если он не откажется от своего безумного плана, то мы предупредим Лежона…
   Здесь речь Майкла была прервана неодобрительными возгласами Мариньи и Бланка.
   – Я клянусь, что предупрежу Лежона, – вставил Сент-Андре. – Но сперва я переговорю со Шварцем. Если он согласится отказаться от убийства Лежона и просто дезертировать, так я ему мешать не буду. Всякий дурак может дезертировать, если ему хочется…
   – Предательство! – закричал Мариньи, типичный старый солдат, седой и морщинистый, честный и безмозглый парень, восхищавшийся Шварцем и ненавидевший Лежона.
   – Не кричи, как осел, – сказал Майкл, повернувшись к нему. – Не пробуй быть большим дураком, чем ты есть на самом деле. При чем здесь предательство? Ведь мы собираемся честно сказать Шварцу: спасибо, но мы не хотим быть в твоей шайке убийц и, кроме того, не допустим убийства, и поэтому брось заниматься глупостями.
   – Как не предательство? – закричал Мариньи. – Предупреждать такого сукина сына, как Лежон, что наши товарищи собираются его убить!.. Подлость!
   – Что же ты собираешься делать, Мариньи, когда тебе придется выбирать между Шварцем и его врагами? – спросил Мари.
   – Пойду за Шварцем, – быстро ответил Мариньи.
   – Ну и ступай к нему, – заорал Майкл. – Убирайся к черту! Проваливай! Нам не нужно трусов, которые боятся Шварца!
   Мариньи покраснел, сжал кулаки и, видимо, хотел прыгнуть на моего брата, но взглянув на его приготовленный правый кулак, передумал.
   – Предатели! Подлецы! – сказал он, встал и ушел.
   – Есть согласные с ним? – спросил Майкл.
   – Не могу согласиться на то, чтобы предать старика Шварца, – сказал Бланк, веселый и храбрый моряк из Марселя.
   – Что ж, – сказал Майкл, – ты тоже собираешься примкнуть к убийцам Шварца?
   – Скорее пойду к нему, чем к поклонникам Лежона, – ответил Бланк и, ворча ушел.
   – Боюсь, что я должен примкнуть к моим соотечественникам, – сказал Глок.
   – Боишься! – насмешливо сказал Майкл. – В том-то и дело, что боишься. Видимо, тебя Шварц напугал.
   – Не могу предать моих земляков, – сказал Глок.
   – Хорошо, тогда пойди к ним и скажи: я не хочу убийства, и я уверен, что вся эта история кончится гибелью всех нас. Откажитесь от ваших замыслов, иначе мои друзья заставят вас отказаться… Можешь это сделать? – спросил Майкл.
   Синеглазый великан Глок почесал затылок и неуклюже переступил с ноги на ногу.
   – Они меня убьют, – сказал он.
   – Несомненно убьют тебя, если ты позволишь им увести себя в пустыню. Убьют солнцем, жаждой и песком, – ответил Майкл.
   – Видимо, так или иначе всем нам придется подыхать, – сказал Глок.
   – Дурак, этого я и хочу избежать, – продолжал Майкл, – если все порядочные люди в гарнизоне объединятся и заставят Шварца отказаться от своего идиотства, то никому не будет надобности подыхать.
   – За исключением тех, кого убьет Лежон, – сказал Кордье, умный и воспитанный француз, бывший доктор, с успехом лечивший теперь своих товарищей. – Если этого пса можно было бы застрелить без вреда для всех прочих, я застрелил бы его сегодня же ночью и тем самым поставил бы свое имя наряду с именами благодетелей человечества.
   – Вот как! – сказал Майкл. – Еще один сторонник Шварца.
   – Нет, я с вам и с Сент-Андре, – ответил Кордье. – Хотя, откровенно говоря, я вполне симпатизирую Шварцу.
   Один за другим уходили все остальные. Некоторые – извинясь и с сожалением, другие – заявляя, что считают дело Шварца честным, а иные – не скрывая своей боязни перед Шварцем и его друзьями. Наконец нас осталось пять человек, и Майкл сказал:
   – Боюсь, что нас недостаточно, чтобы заставить Шварца отказаться от своего проекта.
   – Да, – сказал Кордье, – выглядит, будто мы только дадим ему немного больше работы.
   – Никакой работы ему не будет, если Лежон не проспит, – сказал Сент-Андре.
   – Правильно, – согласился Мари. – Я почти готов предупредить Лежона, ничего не говоря Шварцу… Впрочем…
   – Нет, этого нельзя делать, – сказал Кордье. – Мы должны честно поговорить со стариком Шварцем. Пусть вычеркнет убийство из своей программы, и мы не будем протестовать. Иначе пойдем к Лежону.
   – Примет ли нас Лежон? – спросил я. – Поверит ли он нашему рассказу?
   – Одному из нас он бы не поверил, – ответил Сент-Андре, – но, может быть, он обратит внимание на делегацию из пяти человек.
   – Делегация из пяти человек, выбранная пятью человеками, – улыбнулся Кордье.
   – В конце концов, это не так существенно, – сказал Мари. – Пусть он верит или не верит, как ему угодно. Если он не обратит на нас внимания, – ему же будет хуже.
   – Совершенно верно, – согласился Майкл. – К сожалению, нам тоже будет хуже. Мне совершенно не хочется, чтобы меня застрелили в кровати только потому, что Лежон недоверчиво настроен… Если он не примет никаких мер, то послезавтра все солдаты, не состоящие в шайке Шварца, разделят его судьбу.
   – Значит, убьют нас пятерых, Болдини, Дюпрэ и Лежона, – сказал Кордье.
   – Если только Болдини не состоит в заговоре, что весьма вероятно, – вставил Сент-Андре.
   – Считая без Болдини, нас семеро, – сказал Майкл. – Если Лежон нам поверит, то у нас хватит силы ликвидировать этот дурацкий мятеж. Для этого достаточно будет выступить на одну ночь раньше, чем соберется выступать Шварц.
   – Хорошее дело! – рассмеялся Кордье. – Драться во имя спасения милейшего Лежона.
   – Мы будем драться из чувства самосохранения, – сказал Сент-Андре. – Лежон здесь ни при чем…
   – Кто скажет об этом Шварцу, – прервал его Кордье.
   – Я, – ответил Майкл.
   – Нет, мы все пойдем к нему, – сказал я. – Все впятером. Кроме того, мы намекнем ему, что говорим не только от своего имени.
   – Правильно! – согласился Сент-Андре. – Мы скажем Шварцу, что мы являемся делегацией. То же самое мы скажем и Лежону, если придется с ним разговаривать.
 
   По пути из оазиса в форт мы встретили Болидара, шедшего с ведрами за водой. Это был тот самый португалец Болидар, который в Сиди-Бель-Аббесе был распят товарищами за попытку ограбить Майкла. Он всегда утверждал, что забрел в нашу казарму по ошибке, но, предупрежденные Хэнком и Бедди, мы считали его агентом Болдини.
   Проходя мимо Майкла, он наклонился, подмигнул, остановился, будто хотел заговорить, но, видимо, передумал и пошел дальше. Проходя, я оглянулся и увидел, что он смотрит нам вслед. Заметив, что я на него взглянул, он знаком подозвал меня к себе.
   – Я хочу поговорить с тобой и с твоим братом, – прошептал он. – Поговорить по секрету. Нельзя, чтобы нас увидели…
   По-видимому, он был страшно напуган, дрожал и все время бормотал.
   – Ступай в оазис и подожди, – сказал я. – Скоро приду вместе с Майклом.
   – Я должен спрятаться… Я должен спрятаться, – бормотал он.
   – Хорошо, – согласился я, – спрячься. Когда я приду, я буду свистеть марш легиона.
   – Лежон перервет мне горло, если узнает… Шварц меня убьет, Болдини убьет.
   – Пустяки, – успокоил я его. – Мы за тобой будем присматривать. Держись.
   – Только больше никого не приводи и никому не говори… ради Бога, – умолял он.
   Я его успокоил и пошел за Майклом. По-видимому, любезный Болидар имел что рассказать и был перепуган до последней степени. Майкл согласился со мной, предупредил Сент-Андре, Мари и Кордье, чтобы они ничего не предпринимали до нашего возвращения, и пошел со мной в оазис. Там, у колодца, нас встретил дрожащий от страха и лихорадки, истощенный и насмерть запуганный Болидар. Мы прошли подальше и, спрятавшись за песчаные дюны, сели.
   Сперва Болидар от страха заикался и говорил совершенно непонятные вещи, потом постепенно взял себя в руки и заговорил толком.
   – Друзья мои, – лепетал он. – Я должен сделать вам признание, и вы должны меня спасти. Я больше не могу. Моя совесть… мое чувство благодарности… любовь к правде…
   Майкл мне подмигнул. Мы не очень доверяли совести и любви к правде Болидара, но чувствовали – он так напуган, что не способен врать.
   – В эту страшную ночь, когда со мной так несправедливо поступили, вы пробовали меня спасти… Да, пробовали меня спасти, несмотря на то, что считали меня виновным… Конечно, это абсурдная мысль… – И он истерически рассмеялся.
   – Конечно, абсурдная, – согласился Майкл. – Что же вы хотите нам сказать?
   – Ваш бриллиант, ваш бриллиант, – прошептал Болидар и схватил Майкла за руку.
   – Мой бриллиант? Что же с ним случилось? – спросил Майкл.
   – Лежон, Лежон хочет его захватить… Он меня убьет… Он меня убьет. А если он не убьет, так Шварц или Болдини. Что мне делать? Что мне делать? – закричал он.
   – Ну-ну, не надо. – Майкл похлопал беднягу по плечу. – Никто тебя не убьет. Ты лучше расскажи все, что знаешь, и мы посмотрим, что можно сделать… И потом присоединяйся к нашей партии.
   – Какой партии? – спросил Болидар. – Что за партия? Что вы хотите делать?
   – Видишь ли, мы собрали лучших солдат гарнизона и решили предупредить Шварца, чтобы он не делал глупостей, – ответил Майкл. – Если он нас не послушается, мы все расскажем Лежону.
   – Что? – спросил Болидар – с широко раскрытыми глазами и ртом. – Что вы сделаете?
   – Все расскажем Лежону, – повторил Майкл.
   Болидар взмахнул руками и затрясся от дикого смеха.
   – Но ведь он знает… Но ведь он все знает… Знает, кто участвует в этом заговоре, знает, когда они собираются выступать, знает каждое слово, которое говорилось на их заседаниях!
   Майкл и я были совершенно ошеломлены.
   – Кто же ему донес? – спросил Майкл.
   – Я, – гордо ответил Болидар. А потом задрожал и захныкал. – Когда он достанет ваш бриллиант, он меня убьет.
   Я ничего не понимал. Если Лежону все известно, то как мы можем угрожать Шварцу? И вообще, что нам делать?
   – Почему же Лежон ничего не делает? – спросил Майкл.
   – Не беспокойтесь, – сказал Болидар, – он сделает все, что надо, в ночь накануне мятежа.
   – Чего же он ждет? – спросили мы оба.
   – Он хочет узнать, что вы собираетесь делать. Если вы присоединяетесь к Шварцу, он убьет вас вместе с ним, и я должен буду добыть ваш бриллиант. Если вы не присоединитесь к Шварцу, то вас убьют во время нападения на мятежников.
   – Кто же нас убьет? – спросил Майкл.
   – Я, – ответил Болидар. – Видите ли, если вы присоединитесь к Шварцу, то я останусь верным Лежону, ночью мы войдем в казарму, направим винтовки на спящих и будем их, разоружать. Моя винтовка случайно выстрелит, и вы будете убиты… Если вы не присоединитесь к Шварцу, то я буду мятежником, и, когда вы войдете в казарму с Лежоном и прочими его товарищами накануне мятежа, я вас пристрелю со своей кровати… Так или иначе, вас убьют… Меня тоже убьют… Пресвятая Дева! Великий Боже! Силы небесные! – бормотал он.
   – А что если мы откажемся дать Шварцу какой-либо ответ и останемся нейтральными? – спросил Майкл.
   – Тогда я должен буду возбудить против вас мятежников, чтобы они вас убили. Вас и всех, кто не хочет с ними действовать против Лежона. Я предложу им свои услуги в качестве вашего палача, а убив вас, добуду бриллиант и отдам его Лежону… И тогда он меня убьет… наверное убьет… – И, охватив руками голову, Болидар начал качаться и стонать.
   – Совсем как баба, у которой подохла корова, – сказал Майкл по-английски. – Не хватает передника, чтобы накрыть голову.
   – Да, – согласился я. – Давай сперва узнаем все, что можно, от этого прохвоста, а потом подумаем.
   – Участвует ли в этом деле Болдини? – спросил Майкл Болидара.
   – Болдини известно все, что известно Лежону, – ответил он. – Они собираются использовать вас, Дюпрэ, Сент-Андре, Кордье и Мари для того, чтобы арестовать мятежников за сутки до мятежа. Они не думают, чтобы вы тоже взбунтовались… Но, кажется, Болдини в Лежон не слишком доверяют друг другу. Гунтайо говорит, что Болдини хочет сам захватить ваш бриллиант и что Лежон об этом догадывается. По крайней мере так утверждает Гунтайо, но я не слишком ему верю.
   – В самом деле? – спросил Майкл.
   – Да, я не считаю его честным человеком, – сказал Болидар, подумав.
   – Вот скотина этот Гунтайо, – возмутился Майкл.
   – Он делал мне предложения, которые я с негодованием отклонил… гнусные и нелепые предложения, – сказал Болидар. – Почем я знаю, что получил бы свою долю? Плохо, когда приходится верить Лежону, но с какой стати мне доверять такому прохвосту, как Гунтайо?
   – Что, Болдини тоже делал тебе всякие предложения, которые ты… с негодованием отклонил? – спросил Майкл.
   – Делал. Но я ему сказал на это, что Лежон сержант-мажор, а он только капрал… А он ответил, что живой капрал лучше мертвого сержанта.
   – Какая милая публика! – заметил я по-английски, и Майкл кивнул головой.
   – Итак, – сказал он, обращаясь к Болидару, – ты агент Лежона и предупредил его о заговоре Шварца. Каждую подробность заговора ты ему сообщил, и он поручил тебе убить меня одним из трех способов, о которых ты нам рассказал. Все это делается для того, чтобы получить мой бриллиант?
   Болидар молча кивнул головой.
   – По-видимому, Болдини имеет собственный план. Он, вероятно, собирается поддерживать Лежона до тех пор, пока тот добудет мой бриллиант, а потом попытается с ним расправиться и забрать камень себе?
   – Так говорит Гунтайо, – сказал Болидар. – Он предлагал мне после подавления мятежа объединиться с Болдини, Колонной, Готто и с ними убить Лежона и тех, кто будет помогать Лежону, а потом поджечь форт и бежать в Марокко. Гибель форта была бы приписана туарегам.
   – Почему же ты не согласился с этим планом? – спросил Майкл.
   – Разве можно теперь верить таким подлецам, как Болдини или Гунтайо? Ведь они же нечестные люди! Если Болдини добудет бриллиант, то всякий, кто сообща с ним будет владеть этим бриллиантом, тем самым будет осужден на смерть… Как можно работать совместно с такими прохвостами? – голос Болидара дрожал от справедливого негодования.
   – Что же еще предлагал Гунтайо? – поинтересовался Майкл.
   – Он думает, что я дурак, – ответил Болидар. – Он предлагал мне ограбить вас и бежать с ним в Марокко до начала мятежа. Я почти согласился, но ведь вдвоем не пройти пешком больше тысячи миль по пустыне. И потом, ведь он, наверное убил бы меня, если бы мы добрались до Марокко.
   – Если только тебе не удалось бы убить его раньше, – сказал Майкл.
   – Да, – согласился Болидар. – Но можно опоздать… Нет, это не годится. Я решил иметь дело с честными людьми. Потому-то я и обратился к вам. Ведь вы подумайте, если я достану камень, Лежон меня убьет за то, что я знаю, что камень у него. Если я его не достану, то он меня убьет за то, что я его не достал… Я обратился к вам… я говорю вам правду, потому что вы честные люди. Вы меня спасете и дадите мне долю в вашем бриллианте.
   – Что же ты нам посоветуешь? – спросил Майкл.
   – Бежать, бежать в пустыню до мятежа… Бежим все вместе!
   – Так, но ведь ты сам говорил, что два или три человека не могут уйти в пустыню и надеяться остаться в живых, – ответил Майкл.
   – Можно взять с собой Сент-Андре, Мари, Кордье и еще кого-нибудь, – посоветовал Болидар.
   – Они не дезертиры, – заметил Майкл.
   – Нет, но если они будут знать, что их убьют мятежники за то, что они откажутся от мятежа, или Лежон, когда они согласятся, то они убегут… Скажите им правду. Скажите, что Лежон хочет, чтобы никто не выжил… чтобы все погибли в этом мятеже. Он сам хочет заставить легионеров взбунтоваться. Он это нарочно делает. Разве вы не понимаете? Он всех убьет, станет офицером и богатым человеком. Он всех убьет. Всех! Всех! – кричал он, дрожа и захлебываясь.
   – Кто рассказал Лежону про этот знаменитый бриллиант? – спросил Майкл.
   – Болдини, – ответил Болидар. – Как только вы прибыли, он рассказал ему, что вы знаменитая шайка лондонских воров и бежали от английской полиции в легион. Они сговорились вместе с Гунтайо и Готто добыть этот камень…
   – И послали тебя украсть его в Сиди-Бель-Аббесе? Так? – спросил Майкл, но Болидар яростно опроверг это недостойное предположение.
   – Мы уклоняемся от дела, – вновь прервал его Майкл. – Что же нам, собственно, делать? Дезертировать, конечно, нет смысла. Может быть, нам удалось бы убедить милейшего Лежона, что никаких бриллиантов в Зиндернефе нет?
   – Сделать вид, что вы спрятали его в Сиди-Бель-Аббесе? – сказал Болидар. – Это мысль.
   Майкл рассмеялся.
   – Вы в самом деле оставили его в Сиди? – спросил Болидар
   – Во всяком случае, здесь у меня никаких бриллиантов нет, – ответил Майкл.
   – Вы готовы поклясться Богом, любовью к Пресвятой Деве, верой в небесное провидение?
   – Не собираюсь клясться, – ответил Майкл, – я просто даю слово, что бриллиантов у меня нет.
   – Боже мой, – зашептал Болидар, – ведь, может быть, он поверит… Я скажу ему, что вы оставили камень в Сиди.
   – Говори что хочешь, – сказал Майкл, и Болидар задумался.
   – Ладно, – произнес он вставая. – Боюсь только, что он попробует удостовериться, что никакого камня у вас нет. Во всяком случае я попробую… Я вам сообщу, что он мне скажет.
   – Так, сынок, веселенькое положение… – улыбнулся Майкл, когда мы остались одни.
   – Что же нам делать? – спросил я растерянно.
   – Ничего, – весело ответил Майкл. – Будем ждать, как развернутся события. Я совсем не собираюсь удирать и вовсе не хочу участвовать в каком-то идиотском заговоре. Я просто хочу «взять на скорость» Болидара, когда он попробует в меня выстрелить. Знаешь, как берут на скорость? Помнишь Бедди и рассказы о револьверной стрельбе в Техасе?
   – Другими словами, ты хочешь пристрелить Болидара раньше, чем он тебя пристрелит?
   – Ты угадал, сынок. Если он такая сволочь, что соглашается убивать людей по приказу Лежона, так пусть отвечает за последствия.
   – Если это случится, то есть если я увижу, что ты застрелил его, пока он в тебя целился, то я прикончу Лежона, – сказал я. – Он не менее Болидара замешан в этом грязном деле.
   – Ты собираешься застрелить Лежона? – спросил Майкл.
   – Да, – ответил я. – В том случае, если Болидар будет в тебя целиться.
   – Ладно, мы так и скажем Болидару и попросим его рассказать все это Лежону, – сказал Майкл.
   – Здорово! – заметил я. – Воображаю, как это понравится нашему общему другу Болидару!
   – Да, – улыбнулся Майкл. – Бедный Болидар, он будет знать, что если Лежон, Болдини и Шварц его не убьют, то его убью я…
   – А что с нами будет? – спросил я.
   – Черт его знает, – ответил Майкл. – Во всяком случае Лежон не поверит, что этот знаменитый бриллиант, о котором столько говорилось, остался в Сиди, и будет продолжать свою общеполезную деятельность.
   – Я совершенно ошалел, – простонал я. – Давай попробуем еще раз систематизировать события: во-первых, мы скажем Шварцу, что не вступим в его шайку и что Лежону известно все о его заговоре. Во-вторых, Лежон нападет на Шварца раньше, чем Шварц соберет свои силы. Ночью накануне мятежа он со своими людьми войдет в казарму. Мы либо будем лежать в кроватях в качестве мятежников, либо будем состоять в карауле Лежона. В-третьих, в том или ином случае Болидар будет пытаться тебя застрелить и ты сам немедленно его пристрелишь. Значит, тебе придется лечь спать с винтовкой, если Лежон зачислит тебя в мятежники. В-четвертых, если я увижу, что Болидар собирается тебя пристрелить, я буду стрелять по Лежону. Значит, мне тоже нужно будет лечь спать с винтовкой. В-пятых, если…
   – В-пятых, к этому времени поднимется совершенный бедлам, – прервал Майкл. – Дело будет сделано. Если ты убьешь Лежона, то нам придется бежать в пустыню. Ты будешь самым преступным из всех преступных мятежников, и наше дорогое французское командование не остановится ни перед чем, чтобы тебя поймать.
   Он замолчал, и несколько времени мы молча думали.
   – Кроме того, – продолжал Майкл, – тебе этого не сделать. Другое дело, если бы Лежон целился в тебя, как будет целиться в меня Болидар, когда я его пристрелю. Ты не сможешь хладнокровно прострелить голову Лежону, если он сам на тебя не нападет… Это как раз то, что собирается сделать Шварц и что нам не нравится.
   Он был совершенно прав. С таким же успехом я мог бы пойти к Шварцу и попросить его записать меня в доблестную дружину мясников.