Ренделл Рут. Птичка тари

   — А вы были в сторожке, ты и твоя мама?
   — Где же нам было быть еще? Мы никогда никуда не уезжали.
   Лиза проспала бы все это, хотя вокруг стоял жуткий грохот. В одиннадцать лет дети спят так крепко, что она проспала бы и бомбардировку. Ив разбудила ее. Ив, которая ничего не боялась, была напугана. Она разбудила Лизу за компанию, чтобы рядом была живая душа, чтобы не чувствовать себя одинокой, когда вокруг мир распадается на части.
   Ураган налетел в начале пятого утра, когда было совсем темно и ветер ревел в долине, как невидимый поезд, поезд-привидение. Настоящий поезд, который когда-то проезжал по долине, не производил такого страшного шума, как этот. У них еще горело электричество, когда Лиза спустилась вниз, протирая глаза, оглядываясь вокруг, но свет погас, когда она вошла в гостиную. Где-то там ветер повалил линию электропередачи.
   — Что это? Что случилось?
   Ив сказала, что не знает, она никогда не слышала, чтобы ветер завывал с такой силой.
   — Не в этой стране. У нас не было ураганов.
   — Может, это не ураган, — сказала Лиза. — Может, это конец света. Апокалипсис. Или атомная бомба. Кто-то сбросил атомную бомбу.
   Ив, расставлявшая свечи в банках из-под джема, спросила, откуда Лиза знает о таких вещах. Как она узнала об Апокалипсисе? Кто рассказал ей об атомных бомбах? «Телевизор», — подумала Лиза. Она не ответила.
   — Конечно, это не бомба, — успокоила ее Ив.
   Пламя свечи опадало, когда дрожали окна. Порывы ветра проникали даже сюда. Занавески надувались и хлопали по стеклам. Ив попыталась включить радио, но потом вспомнила, что оно тоже работает от электричества. По той же причине она не могла приготовить чай. Ближайшая бензоколонка находилась в пяти милях. Лиза подумала, в каком уединении они жили, ближайшее жилье в той деревне, где Бруно чуть не купил дом, находилось на расстоянии двух миль. Как будто их высадили на необитаемый остров посреди бушующего моря.
   Прижавшись лицом к дрожащему стеклу, Лиза посмотрела в окно. По-прежнему было еще слишком темно, и за завитками плюща, овивающего сторожку, пока с него не облетели листья, ничего не было видно. Плети вьющегося растения струились по ветру, как развевающиеся волосы, задергивая окно черным занавесом. Страшный грохот, раздавшийся неподалеку, отбросил ее на середину комнаты.
   — Отойди, — сказала Ив.
   Черепицы с крыши отлетали одна за другой, три черепицы упали на землю, и каждая с резким треском разбилась о камни. Ветер был порывистый, но постоянный. Он все время дул с неутихающей силой, но временами проносился шквал, подобный раскату грома, он набрасывался на деревья и покрытые листвой ветви, прокладывая себе дорогу между стволами деревьев, среди кустов. Каждый порыв сопровождался воем и заканчивался оглушительным грохотом. Земля дрожала, и почва вздымалась.
   — Деревья, — произнесла Ив и повторила: — Деревья.
   Ее лицо побелело. Она зажала уши руками, потом уронила руки и сжимала, ломая их. В смятении Лиза наблюдала, как Ив мечется по комнате. Ведь все это происходило в Шроуве, в Шроуве, который значил для нее больше всего на свете. Это были деревья Шроува, и при каждом близком или отдаленном треске Ив вздрагивала. Однажды она прижала руку ко рту, как бы для того, чтобы остановить рвущийся из груди крик.
   Около шести начало светать. Заря возникла в виде желтой полоски по восточному краю горизонта. Лиза пробралась в кухню, чтобы посмотреть на нее, так как Ив не позволяла ей подняться наверх.
   Ветер нисколько не утратил своей разрушительной силы с распространением бледного света, но, казалось, свет подпитал его новой энергией, он ревел, раскачивал ветви и кружил с пронзительным свистом. Покрытая листьями ветвь пронеслась по воздуху и с грохотом свалилась на землю. Стены сторожки дрожали. Окна дребезжали. Лиза наблюдала, как отступала с неба темнота, синевато-серая полоска обесцветилась, серый цвет побелел и открылась масса высоких, кучерявых, стремительно летящих облаков.
   Вишневое дерево лежало поперек сада, его ветви и плотная листва распростерлись по лужайке, клумбам с цветами, огороду Ив, его корни торчали вверх темно-коричневыми нитевидными пальцами. Пока она наблюдала за этим, свистящий ветер, невидимый паровоз, налетел на ясень, который рос в конце аллеи, и гигантское дерево закачалось. Казалось, оно держится в подвешенном состоянии, потом оно согнулось и свалилось, исчезнув из поля зрения Лизы и внезапно оставив пустое пространство там, где всю ее жизнь стояла эта могучая, прочная, покрытая листвой преграда. Лиза охнула, прижав руку к губам.
   — Отойди, — приказала Ив. — Не смотри.
   Только в полдень буря улеглась. Ив попыталась выйти еще раньше, но ветер загнал ее обратно. Сломанные ветви и сучья, сухие листья покрывали сад перед домом и лужайку. Створка ворот Шроува была сорвана с петель и не открывалась, усики паслена застряли между ее причудливыми железными завитушками.
   Лиза никогда не видела свою мать в таком трагическом состоянии. Даже весть о браке Джонатана Тобайаса она перенесла легче. Она была не просто несчастна, она утратила душевное равновесие. Вид поваленного вишневого дерева заставил ее разрыдаться, и она непрерывно кричала, что это неправда, это не может быть правдой.
   — Не верю, не верю! Что происходит? Что случилось с нашим климатом? Это безумие.
   Из окон сторожки они многого не видели. Бальзамник устоял, хотя утратил одну из своих ветвей, но упавшие деревья загораживали их обзор со всех сторон. Похоже было, будто сторожка окружена баррикадами из стволов деревьев и поломанных ветвей, как будто ветер преднамеренно и со злым умыслом построил эти баррикады, чтобы взять их в плен. Они находились внутри крепости из бурелома. Лиза понимала, что им не удастся перелезть через стволы и пробраться сквозь покрытые листьями сучья, чтобы войти в парк через главные ворота. В конце концов в три часа дня они перелезли через громадный сук бальзамника, который преграждал им дорогу.
   Лиза чувствовала себя очень маленькой и одинокой, но ей приходилось держаться как взрослой и не цепляться за руку Ив, пока мать сама не сжала ее ладошку. Держась за руки, они пробрались к воротам Шроува. В парке опустошение ощущалось повсюду, поваленные деревья и кустарники громоздились кучами там, где упали, опустошение, словно от рук человека, прошептала Ив, как поле после битвы, изображенное на картине. Обломки деревьев стояли с расщепленными стволами, устремленными в небо. Птичье гнездо, громадное сооружение из толстых сучьев, переплетенных тростником, было сорвано с когда-то высокой верхушки дерева и преграждало им путь.
   — Рай уничтожен, — сказала Ив.
   Два громадных кедра исчезли. Липы попадали, как и большая часть старых деревьев, остались только стройные гибкие березы и маленькие пирамидальные грабы. Парку был нанесен значительный ущерб, но ветер пощадил дом, который стоял, спокойно глядя на них своими стеклянными глазами, полностью уцелевшими, его крыша осталась нетронутой. Не выдержала напора только каменная ваза, которая свалилась с колонны у подножия лестницы.
   Бледное солнце, слабое и водянистое, хотя дождя не было, сверкало, как серебряная лужица, посреди спокойно скользящих облаков. За садом, за заливными лугами виднелось множество поваленных ив и расщепленных тополей, за сверкающей рябью реки, на высоких холмах, покрытых лесами, зияли пустоты, как будто ножницы выстригли дыры в ткани.
   Воздух пах сорванной зеленью и солью, принесенной с далекого моря. Вокруг царила тишина, не слышно было птичьего гомона, только ржанка издавала свой таинственный вопль, кружа над ними.
   — Ив была в ужасном состоянии, — объяснила Лиза Шону. — Она будто потеряла близкого человека. Что ж, как мне кажется, любой на ее месте чувствовал бы себя так же. Понимаешь, ты читал в книгах о людях, которые рвут на себе волосы? Она делала почти то же самое. Я нашла ее в нашей гостиной с зажатыми в руках прядями собственных волос. Она стонала, плакала и металась, как будто испытывала непереносимую боль. Я не знала, что делать. Я никогда не видела ее в таком состоянии.
   Интересно, переживала бы она хоть вполовину, если бы погибли не деревья, а я? Вот тогда я впервые почувствовала, что Шроув значил для нее гораздо больше, чем я. Это испугало меня, и я не знала, что делать.
   Понимаешь, не было ни одного человека, к кому я могла бы обратиться. Никого. Ну, приехал молочник, но от него не было пользы. Поезда теперь больше не ходили, и он говорил только о погоде, а я пресытилась разговорами о погоде на всю жизнь. Мистер Фрост приехал, чтобы посмотреть, что можно сделать. Я сказала, чтобы он привез к ней доктора, и, по-моему, он решил, что я сумасшедшая.
   — А что с ней такое? — спросил он, и я не смогла ответить ему, я понимала, что он думает, что одна из нас — то ли Ив, то ли я — сошла с ума.
   — Ни один телефон не работает, — сказал он, — и, вероятно, пройдет не меньше недели, пока восстановят электричество.
   Я осталась наедине с матерью и чувствовала свою беспомощность. Мне было только одиннадцать лет.
   На следующий день Ив немного успокоилась. Она лежала на диване. Сварить мы ничего не могли, но у нас были хлеб, сыр и фрукты. Я пошла в Шроув и нашла сверток с дюжиной свечей. Я нашла горелку, работавшую на сжиженном бутане, и нам удалось вскипятить на ней чайник и сварить яйцо, хотя на это ушел не один час. Днем Ив заснула, и я вышла в лес, в ту его часть, которую мы называли своим лесом.
   Ей-богу, не знаю, почему я пошла туда. Я не была расстроена так сильно, как Ив, но я видела так много упавших деревьев и разрушения, что мне хватило на всю жизнь. Но я все же пошла в тот лес. Возможно, я подумала, что если ветер не произвел там больших разрушений, если лес по какой-то причине избежал этого, тогда будет что рассказать Ив и развеселить ее.
   Потом я пожалела, что пошла. Лучше бы я осталась с ней дома. Это доставило мне столько переживаний.
   — Что ты имеешь в виду? — спросил Шон.
   — Поймешь. Все дело в том, чтб я нашла там, — сказала Лиза.
   Как только Лиза подошла ближе к лесу, к тому, что недавно было лесом, она поняла, что ее надежда напрасна. Издалека не было видно того, что лежит за передними деревьями, поэтому накануне они с Ив ничего и не заметили, так как дубы и орешник, росшие на опушке, уцелели. Подобно смерчу, ураган прорвал внешнее кольцо деревьев и, оказавшись внутри, повел себя как взбесившееся животное, кружа и разрушая все, что можно было разрушить в пределах досягаемости.
   Не совсем все, как увидела Лиза, осторожно пройдя между уцелевшими дубами. Несколько молодых деревьев все еще стояли. То здесь, то там гигант оказал сопротивление стремительной атаке; одно-два больших дерева были наполовину вырваны из земли, их окончательное падение отсрочилось. Однако между ними все подверглось опустошению.
   Листья на упавших стволах и ветвях сохранили свою свежесть. Они все еще как бы росли на веточках, отходивших от крупных ветвей, которые являлись частью живого укорененного ствола. Море листьев лежало перед ней. Ветер утих, ощущалось только слабое дуновение, шутка природы, играющей с разрушением, отчего трепетали все листья, зубчатые листья дуба и остроконечные листья вишни, пятипалые орешника и овальные листья бука. Море листьев простиралось вокруг темной дрожащей пучиной, из которой здесь и там высовывался поднятый вверх корень, как плавник или оторванный хобот, как труба потерпевшего кораблекрушение парохода. Это напомнило Лизе море после шторма на картине в библиотеке Шроува, так как настоящего моря она никогда не видела.
   Она немного постояла там, просто наблюдая. Потом побрела по морю зелени. Как только она ступила в него, придуманный ею образ исчез, сравнение оказалось неудачным. Это нисколько не было похоже на шаганье в воде, Лизе приходилось пробираться через завалы. Где когда-то были тропинки и полянки, сейчас валялись поломанные деревья и плети ежевики, Лиза то и дело спотыкалась о скрытые листвой пни, и расщепленные стволы преграждали ей путь.
   Еще накануне Лиза не поверила бы, если бы ей сказали, что она не сможет найти дорогу в лесу. Но так оно и было. Все стало другим. Ветер нанес лесу непоправимый ущерб и создал почти непроходимые завалы там, где за день до этого возвышались ряды деревьев, в таинственную чащу вели тенистые зеленые тропинки. Теперь все было разорено, хоть все, как ни странно, оставалось тем же самым. Не здесь ли, например, стоял тот большой одинокий бук, такой раскидистый, что огромные ветви его образовывали вокруг глубокую тень с радиусом в пятьдесят ярдов, и там не росли ни трава, ни кусты? И не здесь ли стояли те лиственницы, хвойные деревья, сбрасывающие листья зимой, но зеленеющие новыми иголочками весной? Лиза не могла бы ответить на эти вопросы, но когда она нашла бук, поваленный и лежавший на земле, увидела его громадный ствол, серый, как влажная шкура тюленя, увидела его вывернутые корни в комьях земли и присыпанные камнями, когда она увидела это, ей захотелось заплакать, как плакала Ив.
   Продираясь вперед, карабкаясь через поваленные стволы и раздвигая плотную, густую листву, Лиза бесцельно прокладывала себе дорогу, сама не понимая, чего ищет. Неужели нигде не осталось того, что было прежде? Куска леса, чудесным образом не затронутого ураганом?
   Одно такое место она нашла. Оно уцелело только потому, что там, на полянке, на которую она вышла, не росли деревья. Лиза знала, где она сейчас находится: в самой глубине уничтоженного леса, в его центре, где когда-то кольцо вишневых деревьев и диких груш окружало поросшую травой лужайку. На пне, стоявшем в центре, она иногда раскладывала завтрак.
   Лиза направилась туда сейчас и села на широкий, плоский, гладкий пень. Она оглянулась вокруг, осознав в первый раз окружавшую ее тишину. Не раздавалось пения птиц. В лесу всегда были птицы, но когда налетел ураган, они исчезли.
   Большинство грушевых и вишневых деревьев валялись на земле, самая большая и старая вишня угрожающе накренилась. Лиза задумалась над тем, можно ли будет спасти эти полуповаленные деревья, нет ли какого-то способа предотвратить их падение и поддержать их? Кому до этого дело? Поднявшись, она пробралась к накренившейся вишне, положила руки на ее ствол. Он держался крепко, так же устойчиво, как вертикально растущее дерево.
   Сейчас ничего нельзя было сделать, оставалось только вернуться, попытаться найти дорогу обратно через хаотическое нагромождение сломанных ветвей. Лиза нырнула под нависшую ветвь груши, посмотрела вниз и отпрянула, отпрыгнула назад, ударившись головой о сук. Она почти не ощутила боли. У нее перехватило дыхание, она прижала руку ко рту, хотя не собиралась кричать.
   Почти у самых ее ног, у самых ног, пока она не отступила на шаг или два назад, лежал длинный сверток, завернутый в мешковину. Лиза видела, что это был мешок, в котором, по словам Ив, обычно держат картошку, куча таких мешков валялась в конюшне Шроува, но этот мешок был покрыт слоем земли и гравия. И это был не просто мешок, это был сверток, внутри которого что-то лежало. Его горловина была завязана веревкой, уже почерневшей, а другая веревка перетягивала нижнюю часть свертка.
   Нет, не горловину и нижнюю часть, как выразилась Лиза, но голову и ноги. Она подошла поближе, не испуганная, но изумленная. Поначалу эта находка заставила ее отступить и отпрыгнуть; но сейчас верх взяло любопытство. Что бы ни было внутри свертка, буря вырыла это из-под земли, приподняв корень дерева и вытащив мешок на поверхность из места захоронения.
   Захоронение… Лиза почувствовала теперь запах. Это был запах, который она вдыхала впервые. Как ни странно, она поняла, что это был запах гнили, чего-то разложившегося, напоминающего ей… да, она знала, что это было… очень давно, когда приезжали Хайди и Руди. Одна из собак закопала мясную косточку, и через несколько недель Ив, работавшая в саду, вырыла эту косточку, прогнившую, червивую, зеленую, как нефрит…
   Лиза опустилась на колени. Она задержала дыхание, почему-то зная, что надо задержать дыхание. В мешке у горловины свертка, как раз над бечевкой, образовалась дыра. Лиза поковыряла вокруг, расширяя дыру. Материя внезапно поддалась ее усилиям, и волна мягких шелковистых темных волос выплеснулась наружу. Они выплеснулись ей на руки, густые и скользкие. Волосы рассыпались по ее рукам, и она держала их. Лиза отшатнулась, и ее вырвало на сломанные ветви.

16

   — Это был Бруно? — спросил Шон.
   Лиза кивнула.
   — Бедняжка! Такие переживания не для ребенка.
   Лиза предпочла бы, чтобы слово «переживание» Шон произносил правильно, но поправлять его было бессмысленно.
   — Что ж, у меня они были. Я пережила это. Трудно даже представить себе такое. Знаешь, странное дело, но рвоту удержать нельзя. Это не подвластно твоему разуму, этим управляет тело. Я была полна любопытства, я хотела удостовериться, наверное, правильно будет сказать, заинтересовалась. Я знала, что это были волосы Бруно, я знала, что там лежит мертвый Бруно, а я не любила Бруно, я его ненавидела. Я была рада, что он мертв, но меня все равно вырвало. Странно, правда?
   Шон не понял.
   — Наверное, ты была ошарашена. И не знала, что делаешь.
   Бесполезно упорствовать. Она прекратила попытки.
   — Я не знала, что делать дальше. И ничего не могла сделать, кроме как вернуться домой и оставить этот сверток лежать там, пока на него кто-нибудь не наткнется.
   — Давай расставим все по своим местам, — прервал ее Шон. — Она убила его, верно? Она настоящая злодейка, твоя мать, разве не так? Она убила его, как и того мужчину, на которого набросились собаки?
   — О да, она убила его. Я не знаю как. Я ничего не сказала ей об этом. Мне было только одиннадцать, но я понимала, что она убила его… наверное, тут и говорить не о чем, если ты понимаешь, что я имею в виду.
   Он не понимал. Лиза была в этом уверена.
   — Но Ив, так или иначе, находилась в тяжелом состоянии. Она была подавлена, ее охватила глубочайшая депрессия, и так продолжалось довольно долго. Я не собиралась заводить с ней разговор на эту тему, что могло бы взволновать ее.
   — Но кому-то ты должна была рассказать. Вроде Тобайаса или того старика… его, кажется, звали Фрост? Трудно было бы ожидать, что ты обратишься в полицию, в твоем-то возрасте, но, надо думать, они сделали бы это за тебя. Тебе не пришло это в голову?
   В автоприцепе было темно. Лиза вгляделась в него в темноте и различила озадаченное выражение его лица.
   — Она моя мать, — тихо сказала Лиза. Шон не ответил, и когда она продолжила рассказ о том, как все уладилось, как тело опять было спрятано, он воспринял это хладнокровно. — Ив убила его, потому что он угрожал всей нашей жизни, — объяснила Лиза. — Бруно хотел разлучить нас и заставить нас уехать из Шроува.
   — Ладно. Не надо волноваться. — Шон помедлил. — Как она сделала это?
   — Не знаю. Я не слышала никаких выстрелов в тот день, когда он исчез, но услышать было и невозможно, так далеко я находилась. Ты помнишь ту кровь на тряпках в маленьком замке? Мне кажется, что она воспользовалась ножом.
   Шон слегка побледнел.
   — Тебе не страшно было находиться с ней рядом? Я хочу сказать, что она могла бы наброситься и на тебя.
   — О нет. — Лиза рассмеялась. — Я была как та птичка, которая живет в пасти крокодила, я находилась в безопасности там, где не выжил бы никто другой.
   — Напрасно ты рассказала мне это, о мешке и волосах. Я не смогу заснуть.
   — А я засну, — ответила Лиза и заснула очень быстро, обняв его за талию и прижавшись лбом к впадине между его лопатками. Если Шон и лежал без сна, преследуемый видениями, которые она пробудила, Лиза об этом ничего не знала.
   Осторожность заставила ее на следующее утро вести себя тихо. Лиза вскипятила воду для чая и молча кое-как умылась над тазиком. Наверное, неразумно было сообщать Шону слишком много подробностей. Накануне она рассказала ему чересчур много, но впредь она будет умнее. Лизе не понравилось его замечание относительно полиции. Ив была арестована, несомненно, уже предстала перед судом, сейчас она находилась под стражей, но все еще оставалось, должно быть, много такого, о чем они не знали и что им не следовало знать.
   В тот день Лиза не работала у миссис Спер-делл, тем не менее она сказала:
   — Я поеду с тобой в город. — Это были практически первые слова, произнесенные ею за утро. Она прихватила с собой запасные ключи от машины.
   Впервые она проехала с ним до автостоянки у супермаркета, заметив, где он поставил машину. Шон отправился на работу, а Лиза, купив в магазине «Макс и Спенсер» парочку банных полотенец, направилась как ни в чем не бывало в «Голову герцога», где не встретила никого ни в вестибюле, ни на лестнице.
   В ванной комнате не было мыла. Ей следовало бы подумать об этом, но откуда она могла знать? Лиза все же приняла ванну, радуясь возможности понежиться в горячей воде, не боясь, что внезапно вернется миссис Сперделл, и вытерлась обоими толстыми пушистыми полотенцами. У выхода мужчина в костюме и галстуке спросил ее, не нужно ли ей помочь. Лиза ответила, что ищет миссис Купер. Она знала мало фамилий, поскольку круг ее знакомых был ограничен, и ей приходилось заимствовать их из художественной литературы или, как в этом случае, воспользоваться фамилией, придуманной Ив для уборщицы.
   — Она остановилась в отеле?
   Лиза ответила, что она приезжает сегодня или завтра. Мужчина просмотрел записи в своем журнале и сказал, что она ошибается, но пакет от «Макса и Спенсера», в котором лежали мокрые полотенца, подозрений у него не вызвал. Похоже, он совсем не рассердился и не жаждал отделаться от нее. Судя по тому, как он говорил о придуманной миссис Купер, рассуждал о том, где эта женщина могла бы остановиться, или что один из его служащих мог ошибиться, судя по тому, как он смотрел на нее и как разговаривал с ней, Лиза поняла, что она его очаровала. Как сказал бы Шон, у него крыша поехала.
   Один только Шон выказывал ей такое восхищение, и она принимала это, не задумываясь над тем, что другие могут разделять его чувства. Теперь Лиза начала понимать, что его страсть к ней не была присуща ему одному, но возникла, вероятно, вполне естественно. Она почувствовала свою силу.
   — Не стесняйтесь, заходите, если что-нибудь понадобится, — сказал ей вслед мужчина.
   На автостоянке за супермаркетом она села в машину и включила зажигание. Лиза проехала по городу, осваивая то, чему Шон не мог научить ее на аэродроме. Как въезжать на холм, например, и как быстро останавливаться. Он, конечно, рассердился бы, потому что у нее не было водительских прав и страховки, но это не имело значения, потому что она не собиралась рассказывать ему.
   Ей пришлось почти час ждать автобуса, чтобы вернуться обратно, и потом целую милю идти под дождем пешком от автобусной остановки.
 
   Дни, последовавшие после обнаружения тела Бруно, навсегда запечатлелись в ее памяти. Это были темные дни, электричества не было, и они разжигали камин, чтобы согреться. Поскольку Ив почти ничего не делала, сидела, уставившись в стену, или пряталась в постель, Лиза постаралась, насколько это было в ее силах, расчистить сад перед домом, убрав все, кроме самых больших и тяжелых ветвей. Каждый день Лиза одна отправлялась в Шроув и приносила оттуда полезные вещи; зажигалки и фонари, керамические бутылки для горячей воды, консервы, кофе и сахар. Это было воровством, как догадалась она сейчас, хотя в то время ей это не приходило в голову.
   Однажды днем она поднялась наверх, чтобы посмотреть телевизор. Лиза не связывала работу телевизора с электророзеткой, но поняла это, когда включила телевизор, а экран не засветился. Ее заинтересовало, работает ли телефон, хотя она ни разу не пользовалась телефоном, но он тоже оказался мертвым и не издавал ни звука, сколько бы кнопок она ни нажимала.
   Они с Ив не имели представления о том, что происходит во внешнем мире. Вот об этом, как поняла теперь Лиза, Ив всегда и мечтала: оказаться в изоляции, быть отрезанной от всего, что лежит за пределами Шроува. Но едва ли она имела в виду изоляцию столь полную. Лиза подумала вдруг о радио в машине Бруно. Оно работало не от основной электрической сети, а, похоже, от самой машины, возможно, каким-то способом от мотора.
   Радио Бруно рассказало бы им, что наделал ураган, а что, если весь мир подвергся разрушению, если навсегда исчезло электричество, если были уничтожены все телефоны? Но бесполезно было думать об этом. Лиза не знала, как завести мотор или включить радио, и даже если бы ей удалось выяснить это, машина была заперта в каретном сарае, а ключ где-то спрятан.
   На следующий день этот вопрос утратил свое значение, так как приехали электрики, чтобы починить линию. Их фургон проехал мимо сторожки, подпрыгивая на отломанных сучьях и опавших листьях. Позднее, когда Лиза вышла погулять, она наткнулась на них, они залезли наверх, на высокие столбы, натягивали провода, и один из них, решив, вероятно, что она пришла из самого Шроува, крикнул Лизе, что телевизионная антенна сломана. Буря сорвала ее с крыши, и она висела над одной из труб.
   Лиза не поняла, что он имеет в виду. Она никогда не слышала о телевизионной антенне. Для нее сложное устройство, обеспечивающее вещание и похожее на решетку в их духовке, было просто непонятным предметом на крыше, возможно, чем-то вроде флюгера. После того как электрики уехали, а свет и обогреватель снова заработали, Лиза отправилась в Шроув, чтобы посмотреть телевизор.