Страница:
Когда он успел так поглупеть?
– Ты хорошо выглядишь, – сказал он. – Лучше, чем раньше.
– Я еще слаба, – отозвалась Джиллиана и покачала готовой, словно укоряя себя за это.
– Это естественно. Ты же чуть не умерла.
– Скажи, ты купал меня? В тот день, когда это случилось? Купал?
Грант еще никогда не видел, как она краснеет, и внезапно ему стало интересно, ведет ли она себя в его присутствии иначе, чем обычно. Да, когда он рядом, она далеко не так спокойна, как в компании с другими.
– В некотором роде, – ответил он. – Удивительно, что ты это помнишь. Я окунал тебя в неглубокий бассейн. Вода была холодной, я пытался привести тебя в чувство.
Она кивнула, словно он разрешил загадку.
– Я не могу оставаться здесь, Грант.
Похоже, она уже все решила. Но и он не менее упрям.
– Я думал, мы обсудили этот вопрос. Я не намерен позволить тебе уйти отсюда, пока не буду уверен, что ты в безопасности.
– Интересно, кого мне следует опасаться – того, кто хочет отравить меня, или тебя?
Грант хмыкнул.
– Хочешь знать, желаю ли я тебя? Конечно, да. Но ты еще недостаточно поправилась, чтобы быть моей любовницей.
– Я и не буду.
– Значит, разговор окончен.
Джиллиана сложила руки на груди и хмуро воззрилась на него.
– Ты позволишь мне вернуться в Роузмур?
– Ни в коем случае.
– Это говорит граф.
– Или любовник. Думаю, скорее все же любовник, чем граф. Но, как бы ты ни пожелала истолковать это, суть не меняется. Ты остаешься во дворце. Спорить бессмысленно, уговаривать меня бесполезно, даже чары твои на меня не подействуют. Ты отсюда никуда не уйдешь.
– Ты в самом деле невыносим, – вздохнула она.
– Известно ли тебе, что за последний месяц ты оскорбляла меня чаще, чем все другие за последние пять лет?
– Неужели?
– Тебе обязательно выглядеть такой невероятно довольной этим?
– Я убеждена, что время от времени тебя нужно поддразнивать. Бывают моменты, когда ты слишком граф.
Грант вглядывался в нее, пытаясь угадать, говорит ли она серьезно или все еще подтрунивает над ним.
– Мой титул достался мне по праву рождения, а не за какие-то личные заслуги. Если, конечно, не принимать в качестве достижения то, что я жив. Хотя, учитывая судьбу двух моих братьев, и этого нельзя полностью сбрасывать со счетов. Мой титул также существует, чтобы взвалить всю ответственность за Роузмур и остальное поместье на меня, одного человека. Я не титулованный глава семьи, а лицо, на котором в конечном итоге лежит вся ответственность.
– Я рассердила тебя? Извини меня. Я не хотела.
– Ты действительно считаешь меня дилетантом?
Джиллиана взглянула на него:
– Нет. Но то, что ты сказал, кое-что объясняет.
– И что же именно?
Она улыбнулась:
– Ты работаешь с электричеством, чтобы в чем-то оставить свое имя. Ты хочешь, чтобы люди помнили тебя не только как графа Стрейтерна.
Грант не сводил с нее глаз, недоумевая, как ей удалось так хорошо понять его. Он улыбнулся:
– Когда ты почувствуешь себя лучше, то сама увидишь опыты с намагничиванием, которые я проделал сегодня. Мне очень хочется показать их тебе.
– Ты пытаешься заговорить мне зубы.
– Ну разумеется, – с готовностью согласился он.
Джиллиана не ответила. Грант продолжал улыбаться.
– Ну же, признайся, что тебе тоже ужасно интересно. Ты думаешь про себя: что же такого он хочет мне показать? Чем он занимался целый день?
– Ни о чем таком я не думаю, – возразила Джиллиана.
– По-моему, я уже упоминал о твоем упрямстве? Это очень ценное качество, особенно в ученом.
– Я не ученый, – напомнила она.
– У тебя любопытство ученого. При этом твой интеллект достаточно глубок, чтобы охватить любой предмет, который ты выберешь.
– Откуда ты знаешь?
Джиллиана опустила руки и сцепила их за спиной. Пожалуй, вполне доступная поза, но Грант понимал, что подходить ближе не стоит.
– Это следует из того, что ты читаешь. – Он кивнул на стул, куда положил все книги, которые нашел в ее комнате в Роузмуре.
Джиллиана проследила взглядом за его жестом, затем вновь посмотрела на него, и лицо ее залил нежный румянец.
– Так это был ты, – сказала она. – Это ты собрал мои вещи.
– Есть такие дела, которые я не могу доверить слугам, Джиллиана. Мне не хотелось посылать Майкла упаковывать твои вещи.
– Поэтому ты сделал это сам.
Грант кивнул:
– Я был просто поражен, увидев, какие серьезные книги ты читаешь.
– Я и романы читаю, – заметила она. – Не думай, что меня интересуют только высокие материи. Я обожаю романы. Мрачные готические истории.
– Героини, попавшие в беду?
– Ну да.
– И что бы делала одна из этих героинь, оказавшихся в подобных обстоятельствах?
– Кричала бы.
– Пожалей Майкла, – усмехнулся Грант. – Он очень много работает и рано ложится.
– Я же не говорила, что это я собираюсь кричать.
– Значит, ты не воображаешь себя героиней?
– Иногда, – ответила Джиллиана, чуть вздернув подбородок. – Тогда, когда моя настоящая жизнь кажется мне либо слишком скучной, либо слишком тягостной. Мне нравится время от времени представлять себя кем-то другим. А тебе?
Когда Грант не ответил, она улыбнулась.
– Ну конечно же, нет. Ты же граф Стрейтерн. Кто бы захотел променять такую жизнь на жизнь какого-то вымышленного персонажа? Кто бы не захотел быть тобой?
– Не уверен, что это так, – сказал Грант. – Особенно в свете событий последнего года.
Джиллиана резко побледнела и виновато посмотрела на него.
– Прости. Какая я глупая.
– Ты не глупая, Джиллиана. В сущности, ты самая умная из всех, кого я знаю.
– Прекрати заговаривать мне зубы, Грант. Прекрати пытаться опутать меня словами.
Он сделал несколько шагов к ней. Она замерла на месте.
– Значит, вот что я делаю? Опутываю тебя словами?
– Вот именно, и это очень нехорошо с твоей стороны. Твой голос становится низким, глаза мерцают, и я забываю обо всем, кроме того, какой ты красивый.
– Обо всем?
Он сделал еще несколько шагов к ней. Джиллиана нахмурилась.
– Перестань.
– Перестану, – мягко пообещал Грант. – Вместо того чтобы опутывать тебя словами, я буду пожирать тебя глазами.
– Нет, я имела в виду, перестань приближаться ко мне. Не подходи ко мне ближе.
– Я бы хотел купить тебе духи, – неожиданно сказал он, заставив ее в замешательстве взглянуть на него. Очень хорошо. Не все же ей ставить его в тупик. – Что-нибудь с ароматом леса и цветов, я думаю. А может, что-нибудь восточное. Такое пряное, с намеком на страсть.
– Я не приму твоего подарка, – сказала Джиллиана. – Это будет самым разумным.
– Ты более стойкая, чем я. Не представляю, чтобы я смог отвергнуть подарок, который бы ты мне подарила.
– Но понимаешь, в этом-то и заключается разница между нами. Ты можешь себе позволить не обращать внимания то, что скажет о тебе общество. А я не могу.
– Что, если я поделюсь с тобой этой возможностью? У меня хватит всяких возможностей на нас обоих. Я сумею дать понять, что никто не смеет отзываться о тебе дурно. Что тебе предоставлены все права и привилегии… – Грант запнулся.
– Любовницы? Подруги? Постоянной спутницы? Любимой самозванки? Кем я буду для всего остального мира, Грант?
– А это так важно – быть кем-то для остального мира?
– Это говорит граф.
– Нет, совершенно определенно любовник.
Грант был уже достаточно близко, чтобы протянуть руку, и его пальцы погладили волосы на ее виске. Джиллиана не отстранилась, не умоляла прекратить. Напротив, она прислонилась к его руке и на секунду закрыла глаза, словно наслаждалась этом мгновением, стараясь навсегда сохранить его в своей памяти.
– Не покидай меня, – сказал он.
Она открыла глаза. Их взгляды встретились.
– Не покидай меня, Джиллиана. Я не привык умолять. Не помню, чтобы когда-либо делал это. Но сейчас близок к этому, как никогда. Я готов выдвинуть аргументы, найти разумные слова, деньги, если это необходимо. Я предоставлю тебе оправдания, банальности или даже заведомую ложь. Я готов сделать все, чтобы только удержать тебя здесь.
– Пожалуйста, Грант.
– Дай мне день. Два дня. Неделю.
– Чтобы найти убийцу? – спросила она.
– Это был бы самый разумный ответ, не так ли? Я должен бы пообещать тебе, что именно этим буду заниматься и что именно для этого мне нужно время. Но это не будет правдой. А я понял, что хочу говорить тебе правду.
– Почему? – тихо спросила она.
– Чтобы выбросить тебя из своих мыслей. Чтобы больше не мечтать о тебе.
На ее щеках вновь проступил румянец.
– Я снова очаровываю тебя?
– Ты же знаешь, что да.
Джиллиана поднесла руку к его лицу и нежно коснулась щеки.
– Ты просто не имеешь права быть таким красивым. Несправедливо, что природа даровала тебе и положение, и богатство, и мужскую красоту.
Лицу Гранта стало жарко от этих слов, и он почувствовал себя юношей во власти своей первой любви, неуверенным и отчаянно нетерпеливым.
– А ты можешь обезоружить меня одной своей улыбкой, – мягко сказал он. – Природа одарила тебя красотой, характером, умом, силой духа. Так кто из нас более одарен?
– Боюсь, ты никогда ни от кого не услышишь о положительных свойствах моей натуры.
– Теперь я прошу тебя перестать, – твердо проговорил он. Схватив ее руку, он прижался губами к ладони, затем сложил пальцы, словно хотел сохранить поцелуй внутри, и задержал ее руку в своей ладони. – Я не позволю тебе так говорить о себе. Не позволю произносить такие вещи. С тобой случилось несчастье. Возможно, это вызвало скандал, а для тебя наверняка было трагедией. Но не делай эту историю краеугольным камнем своей жизни, Джиллиана, не оценивай свой характер по этому.
– Тогда по чему оценивается человек?
– По его отношению к другим, – не задумываясь, ответил Грант. – По тому, о ком человек думает в первую очередь – о себе или о других. По тому, как он сопереживает тем, кто даже не знает значения этого слова.
Джиллиана накрыла его руку своей, и несколько мгновений они стояли, соединенные этим соприкосновением. Голова его была опущена, и Грант не мог видеть выражения ее лица.
– Останься со мной, – попросил он снова.
– Это мне следовало бы умолять тебя, – тихо произнесла она. – Умолять не предлагать мне никаких заверений, обещаний или будущего. – Она ненадолго замолчала, а когда подняла голову, Грант был потрясен, увидев у нее на глазах слезы.
Но прежде чем он заговорил или заключил ее в объятия, она отступила назад, высвободив свои руки.
– Пожалуйста, Грант.
– Ты останешься?
Джиллиана вздохнула, не отвечая, но секунду спустя кивнула.
Пока ему было достаточно и этого.
Из окон спальни графини Стрейтерн открывался вид на западную лужайку Роузмура, простирающуюся вдаль и спускающуюся к роще, за которой располагалось болото, куда Грант любил ходить. Покои состояли из трех комнат: гостиной, спальни и гардеробной. Графине не хотелось оставлять их, но она всегда знала, что придет время, когда придется сделать это.
Какая, однако, поразительная ирония в том, что она должна уступить свой дом Арабелле Фентон.
Но вначале ей необходимо убедиться, что она права. Первое потрясение прошло, и теперь она найдет в себе силы взглянуть в лицо правде. Она никогда не была трусихой, хоть все и считают, что она прячется от мира.
Одна из служанок сказала ей, где она может найти девушку. Не в библиотеке, как предполагала Доротея, не у себя в комнате, уткнувшейся в одну из своих неизменных книг. Нет, как ни удивительно, Арабелла Фентон сидела на веранде Роузмура, с которой открывался вид на извивающуюся дорогу, ведущую к дворцу и дальше, на Эдинбург.
Доротея вздохнула и, открыв французские двери, ступила на каменный пол террасы. Оформление террасы было итальянским, это была так называемая лоджия. Цель ее – заполучить побольше тепла погожего дня. Перила, вырезанные из камня, высотой всего около трех футов, окаймляли пространство в форме мальтийского креста. Несколько ящиков и горшков с цветами добавляли цвета, а пара статуй – всегда чуть прикрытые женщины – прибавляли то, что, как полагала графиня, придавало лоджии классический оттенок.
День был ярким, тепло полуденного солнца – приветливым и желанным. Доротея подошла к скамье, на которой сидела Арабелла. На коленях у нее лежала книга, открытая на каком-то отвратительном рисунке, но взгляд был устремлен на дворец.
В этот момент Доротея с удовольствием придушила бы своего сына. Грант должен был бы находиться здесь, дабы разобраться с ситуацией, но ее сын, к несчастью, отсутствует. Он позволяет себе прятаться с женщиной, которую, очевидно, сделал своей любовницей.
– Порой поведение мужчин достойно презрения, – сказала она Арабелле. – Но говорят, что из худших повес выходят лучшие мужья.
Арабелла не произнесла никакого приветствия, только повернула голову и посмотрела на Доротею взглядом, который был едва ли не презрительным. Пораженная выражением лица девушки, графиня передумала садиться рядом с ней на скамью. Она прошла немного вперед и прислонилась к балюстраде.
– Вы находите, что это верно, ваше сиятельство? – спросила Арабелла. В ее голосе были резкие, неприятные нотки.
Доротея отвела взгляд от дворца и снова устремила его на Арабеллу, и несколько долгих мгновений две женщины молча мерили друг друга взглядами.
– Грант говорит, что кто-то пытается отравить его, мисс Фентон, – сказала графиня. – Поэтому он остается во дворце.
– Я уже слышала эту версию, ваше сиятельство. Однако мне не было позволено осмотреть Джиллиану.
– Я не спрашивала его об их отношениях с Джиллианой, мисс Фентон. Да он бы мне и не ответил. Но мисс Камерон осталась с моим сыном по собственной воле. В этом я не сомневаюсь. Я расспросила Майкла, и он заверил меня, что это так.
– Мне нет дела до того, как поступает Грант, – сказала Арабелла. Теперь ее голос был бесстрастным и совершенно лишенным каких бы то ни было эмоций. – Я боюсь, однако, что он обманывает Джиллиану. Она слишком эмоциональна и верит в любовь.
– А вы нет, мисс Фентон?
– Конечно, нет. – Она закрыла книгу и встала. – Я еще в раннем детстве узнала, ваше сиятельство, что любовь – это слово, которое большинство людей используют для оправдания всякого рода ужасного поведения.
– Мой сын всегда старался поступать достойно, мисс Фентон. Зная, как опозорил семью его отец, он всю жизнь пытается исправить это.
– Бесчестье никоим образом не должно затронуть семью Роберсонов, – проговорила Арабелла с улыбкой. – Какая жалость, что это не так.
Между ними было слишком много недосказанного, но Доротея внезапно поняла, что ни за что на свете они с этой девушкой не доверятся друг другу.
Она должна набраться храбрости и попросить доктора Фентона рассказать ей правду.
Глава 23
– Ты хорошо выглядишь, – сказал он. – Лучше, чем раньше.
– Я еще слаба, – отозвалась Джиллиана и покачала готовой, словно укоряя себя за это.
– Это естественно. Ты же чуть не умерла.
– Скажи, ты купал меня? В тот день, когда это случилось? Купал?
Грант еще никогда не видел, как она краснеет, и внезапно ему стало интересно, ведет ли она себя в его присутствии иначе, чем обычно. Да, когда он рядом, она далеко не так спокойна, как в компании с другими.
– В некотором роде, – ответил он. – Удивительно, что ты это помнишь. Я окунал тебя в неглубокий бассейн. Вода была холодной, я пытался привести тебя в чувство.
Она кивнула, словно он разрешил загадку.
– Я не могу оставаться здесь, Грант.
Похоже, она уже все решила. Но и он не менее упрям.
– Я думал, мы обсудили этот вопрос. Я не намерен позволить тебе уйти отсюда, пока не буду уверен, что ты в безопасности.
– Интересно, кого мне следует опасаться – того, кто хочет отравить меня, или тебя?
Грант хмыкнул.
– Хочешь знать, желаю ли я тебя? Конечно, да. Но ты еще недостаточно поправилась, чтобы быть моей любовницей.
– Я и не буду.
– Значит, разговор окончен.
Джиллиана сложила руки на груди и хмуро воззрилась на него.
– Ты позволишь мне вернуться в Роузмур?
– Ни в коем случае.
– Это говорит граф.
– Или любовник. Думаю, скорее все же любовник, чем граф. Но, как бы ты ни пожелала истолковать это, суть не меняется. Ты остаешься во дворце. Спорить бессмысленно, уговаривать меня бесполезно, даже чары твои на меня не подействуют. Ты отсюда никуда не уйдешь.
– Ты в самом деле невыносим, – вздохнула она.
– Известно ли тебе, что за последний месяц ты оскорбляла меня чаще, чем все другие за последние пять лет?
– Неужели?
– Тебе обязательно выглядеть такой невероятно довольной этим?
– Я убеждена, что время от времени тебя нужно поддразнивать. Бывают моменты, когда ты слишком граф.
Грант вглядывался в нее, пытаясь угадать, говорит ли она серьезно или все еще подтрунивает над ним.
– Мой титул достался мне по праву рождения, а не за какие-то личные заслуги. Если, конечно, не принимать в качестве достижения то, что я жив. Хотя, учитывая судьбу двух моих братьев, и этого нельзя полностью сбрасывать со счетов. Мой титул также существует, чтобы взвалить всю ответственность за Роузмур и остальное поместье на меня, одного человека. Я не титулованный глава семьи, а лицо, на котором в конечном итоге лежит вся ответственность.
– Я рассердила тебя? Извини меня. Я не хотела.
– Ты действительно считаешь меня дилетантом?
Джиллиана взглянула на него:
– Нет. Но то, что ты сказал, кое-что объясняет.
– И что же именно?
Она улыбнулась:
– Ты работаешь с электричеством, чтобы в чем-то оставить свое имя. Ты хочешь, чтобы люди помнили тебя не только как графа Стрейтерна.
Грант не сводил с нее глаз, недоумевая, как ей удалось так хорошо понять его. Он улыбнулся:
– Когда ты почувствуешь себя лучше, то сама увидишь опыты с намагничиванием, которые я проделал сегодня. Мне очень хочется показать их тебе.
– Ты пытаешься заговорить мне зубы.
– Ну разумеется, – с готовностью согласился он.
Джиллиана не ответила. Грант продолжал улыбаться.
– Ну же, признайся, что тебе тоже ужасно интересно. Ты думаешь про себя: что же такого он хочет мне показать? Чем он занимался целый день?
– Ни о чем таком я не думаю, – возразила Джиллиана.
– По-моему, я уже упоминал о твоем упрямстве? Это очень ценное качество, особенно в ученом.
– Я не ученый, – напомнила она.
– У тебя любопытство ученого. При этом твой интеллект достаточно глубок, чтобы охватить любой предмет, который ты выберешь.
– Откуда ты знаешь?
Джиллиана опустила руки и сцепила их за спиной. Пожалуй, вполне доступная поза, но Грант понимал, что подходить ближе не стоит.
– Это следует из того, что ты читаешь. – Он кивнул на стул, куда положил все книги, которые нашел в ее комнате в Роузмуре.
Джиллиана проследила взглядом за его жестом, затем вновь посмотрела на него, и лицо ее залил нежный румянец.
– Так это был ты, – сказала она. – Это ты собрал мои вещи.
– Есть такие дела, которые я не могу доверить слугам, Джиллиана. Мне не хотелось посылать Майкла упаковывать твои вещи.
– Поэтому ты сделал это сам.
Грант кивнул:
– Я был просто поражен, увидев, какие серьезные книги ты читаешь.
– Я и романы читаю, – заметила она. – Не думай, что меня интересуют только высокие материи. Я обожаю романы. Мрачные готические истории.
– Героини, попавшие в беду?
– Ну да.
– И что бы делала одна из этих героинь, оказавшихся в подобных обстоятельствах?
– Кричала бы.
– Пожалей Майкла, – усмехнулся Грант. – Он очень много работает и рано ложится.
– Я же не говорила, что это я собираюсь кричать.
– Значит, ты не воображаешь себя героиней?
– Иногда, – ответила Джиллиана, чуть вздернув подбородок. – Тогда, когда моя настоящая жизнь кажется мне либо слишком скучной, либо слишком тягостной. Мне нравится время от времени представлять себя кем-то другим. А тебе?
Когда Грант не ответил, она улыбнулась.
– Ну конечно же, нет. Ты же граф Стрейтерн. Кто бы захотел променять такую жизнь на жизнь какого-то вымышленного персонажа? Кто бы не захотел быть тобой?
– Не уверен, что это так, – сказал Грант. – Особенно в свете событий последнего года.
Джиллиана резко побледнела и виновато посмотрела на него.
– Прости. Какая я глупая.
– Ты не глупая, Джиллиана. В сущности, ты самая умная из всех, кого я знаю.
– Прекрати заговаривать мне зубы, Грант. Прекрати пытаться опутать меня словами.
Он сделал несколько шагов к ней. Она замерла на месте.
– Значит, вот что я делаю? Опутываю тебя словами?
– Вот именно, и это очень нехорошо с твоей стороны. Твой голос становится низким, глаза мерцают, и я забываю обо всем, кроме того, какой ты красивый.
– Обо всем?
Он сделал еще несколько шагов к ней. Джиллиана нахмурилась.
– Перестань.
– Перестану, – мягко пообещал Грант. – Вместо того чтобы опутывать тебя словами, я буду пожирать тебя глазами.
– Нет, я имела в виду, перестань приближаться ко мне. Не подходи ко мне ближе.
– Я бы хотел купить тебе духи, – неожиданно сказал он, заставив ее в замешательстве взглянуть на него. Очень хорошо. Не все же ей ставить его в тупик. – Что-нибудь с ароматом леса и цветов, я думаю. А может, что-нибудь восточное. Такое пряное, с намеком на страсть.
– Я не приму твоего подарка, – сказала Джиллиана. – Это будет самым разумным.
– Ты более стойкая, чем я. Не представляю, чтобы я смог отвергнуть подарок, который бы ты мне подарила.
– Но понимаешь, в этом-то и заключается разница между нами. Ты можешь себе позволить не обращать внимания то, что скажет о тебе общество. А я не могу.
– Что, если я поделюсь с тобой этой возможностью? У меня хватит всяких возможностей на нас обоих. Я сумею дать понять, что никто не смеет отзываться о тебе дурно. Что тебе предоставлены все права и привилегии… – Грант запнулся.
– Любовницы? Подруги? Постоянной спутницы? Любимой самозванки? Кем я буду для всего остального мира, Грант?
– А это так важно – быть кем-то для остального мира?
– Это говорит граф.
– Нет, совершенно определенно любовник.
Грант был уже достаточно близко, чтобы протянуть руку, и его пальцы погладили волосы на ее виске. Джиллиана не отстранилась, не умоляла прекратить. Напротив, она прислонилась к его руке и на секунду закрыла глаза, словно наслаждалась этом мгновением, стараясь навсегда сохранить его в своей памяти.
– Не покидай меня, – сказал он.
Она открыла глаза. Их взгляды встретились.
– Не покидай меня, Джиллиана. Я не привык умолять. Не помню, чтобы когда-либо делал это. Но сейчас близок к этому, как никогда. Я готов выдвинуть аргументы, найти разумные слова, деньги, если это необходимо. Я предоставлю тебе оправдания, банальности или даже заведомую ложь. Я готов сделать все, чтобы только удержать тебя здесь.
– Пожалуйста, Грант.
– Дай мне день. Два дня. Неделю.
– Чтобы найти убийцу? – спросила она.
– Это был бы самый разумный ответ, не так ли? Я должен бы пообещать тебе, что именно этим буду заниматься и что именно для этого мне нужно время. Но это не будет правдой. А я понял, что хочу говорить тебе правду.
– Почему? – тихо спросила она.
– Чтобы выбросить тебя из своих мыслей. Чтобы больше не мечтать о тебе.
На ее щеках вновь проступил румянец.
– Я снова очаровываю тебя?
– Ты же знаешь, что да.
Джиллиана поднесла руку к его лицу и нежно коснулась щеки.
– Ты просто не имеешь права быть таким красивым. Несправедливо, что природа даровала тебе и положение, и богатство, и мужскую красоту.
Лицу Гранта стало жарко от этих слов, и он почувствовал себя юношей во власти своей первой любви, неуверенным и отчаянно нетерпеливым.
– А ты можешь обезоружить меня одной своей улыбкой, – мягко сказал он. – Природа одарила тебя красотой, характером, умом, силой духа. Так кто из нас более одарен?
– Боюсь, ты никогда ни от кого не услышишь о положительных свойствах моей натуры.
– Теперь я прошу тебя перестать, – твердо проговорил он. Схватив ее руку, он прижался губами к ладони, затем сложил пальцы, словно хотел сохранить поцелуй внутри, и задержал ее руку в своей ладони. – Я не позволю тебе так говорить о себе. Не позволю произносить такие вещи. С тобой случилось несчастье. Возможно, это вызвало скандал, а для тебя наверняка было трагедией. Но не делай эту историю краеугольным камнем своей жизни, Джиллиана, не оценивай свой характер по этому.
– Тогда по чему оценивается человек?
– По его отношению к другим, – не задумываясь, ответил Грант. – По тому, о ком человек думает в первую очередь – о себе или о других. По тому, как он сопереживает тем, кто даже не знает значения этого слова.
Джиллиана накрыла его руку своей, и несколько мгновений они стояли, соединенные этим соприкосновением. Голова его была опущена, и Грант не мог видеть выражения ее лица.
– Останься со мной, – попросил он снова.
– Это мне следовало бы умолять тебя, – тихо произнесла она. – Умолять не предлагать мне никаких заверений, обещаний или будущего. – Она ненадолго замолчала, а когда подняла голову, Грант был потрясен, увидев у нее на глазах слезы.
Но прежде чем он заговорил или заключил ее в объятия, она отступила назад, высвободив свои руки.
– Пожалуйста, Грант.
– Ты останешься?
Джиллиана вздохнула, не отвечая, но секунду спустя кивнула.
Пока ему было достаточно и этого.
Из окон спальни графини Стрейтерн открывался вид на западную лужайку Роузмура, простирающуюся вдаль и спускающуюся к роще, за которой располагалось болото, куда Грант любил ходить. Покои состояли из трех комнат: гостиной, спальни и гардеробной. Графине не хотелось оставлять их, но она всегда знала, что придет время, когда придется сделать это.
Какая, однако, поразительная ирония в том, что она должна уступить свой дом Арабелле Фентон.
Но вначале ей необходимо убедиться, что она права. Первое потрясение прошло, и теперь она найдет в себе силы взглянуть в лицо правде. Она никогда не была трусихой, хоть все и считают, что она прячется от мира.
Одна из служанок сказала ей, где она может найти девушку. Не в библиотеке, как предполагала Доротея, не у себя в комнате, уткнувшейся в одну из своих неизменных книг. Нет, как ни удивительно, Арабелла Фентон сидела на веранде Роузмура, с которой открывался вид на извивающуюся дорогу, ведущую к дворцу и дальше, на Эдинбург.
Доротея вздохнула и, открыв французские двери, ступила на каменный пол террасы. Оформление террасы было итальянским, это была так называемая лоджия. Цель ее – заполучить побольше тепла погожего дня. Перила, вырезанные из камня, высотой всего около трех футов, окаймляли пространство в форме мальтийского креста. Несколько ящиков и горшков с цветами добавляли цвета, а пара статуй – всегда чуть прикрытые женщины – прибавляли то, что, как полагала графиня, придавало лоджии классический оттенок.
День был ярким, тепло полуденного солнца – приветливым и желанным. Доротея подошла к скамье, на которой сидела Арабелла. На коленях у нее лежала книга, открытая на каком-то отвратительном рисунке, но взгляд был устремлен на дворец.
В этот момент Доротея с удовольствием придушила бы своего сына. Грант должен был бы находиться здесь, дабы разобраться с ситуацией, но ее сын, к несчастью, отсутствует. Он позволяет себе прятаться с женщиной, которую, очевидно, сделал своей любовницей.
– Порой поведение мужчин достойно презрения, – сказала она Арабелле. – Но говорят, что из худших повес выходят лучшие мужья.
Арабелла не произнесла никакого приветствия, только повернула голову и посмотрела на Доротею взглядом, который был едва ли не презрительным. Пораженная выражением лица девушки, графиня передумала садиться рядом с ней на скамью. Она прошла немного вперед и прислонилась к балюстраде.
– Вы находите, что это верно, ваше сиятельство? – спросила Арабелла. В ее голосе были резкие, неприятные нотки.
Доротея отвела взгляд от дворца и снова устремила его на Арабеллу, и несколько долгих мгновений две женщины молча мерили друг друга взглядами.
– Грант говорит, что кто-то пытается отравить его, мисс Фентон, – сказала графиня. – Поэтому он остается во дворце.
– Я уже слышала эту версию, ваше сиятельство. Однако мне не было позволено осмотреть Джиллиану.
– Я не спрашивала его об их отношениях с Джиллианой, мисс Фентон. Да он бы мне и не ответил. Но мисс Камерон осталась с моим сыном по собственной воле. В этом я не сомневаюсь. Я расспросила Майкла, и он заверил меня, что это так.
– Мне нет дела до того, как поступает Грант, – сказала Арабелла. Теперь ее голос был бесстрастным и совершенно лишенным каких бы то ни было эмоций. – Я боюсь, однако, что он обманывает Джиллиану. Она слишком эмоциональна и верит в любовь.
– А вы нет, мисс Фентон?
– Конечно, нет. – Она закрыла книгу и встала. – Я еще в раннем детстве узнала, ваше сиятельство, что любовь – это слово, которое большинство людей используют для оправдания всякого рода ужасного поведения.
– Мой сын всегда старался поступать достойно, мисс Фентон. Зная, как опозорил семью его отец, он всю жизнь пытается исправить это.
– Бесчестье никоим образом не должно затронуть семью Роберсонов, – проговорила Арабелла с улыбкой. – Какая жалость, что это не так.
Между ними было слишком много недосказанного, но Доротея внезапно поняла, что ни за что на свете они с этой девушкой не доверятся друг другу.
Она должна набраться храбрости и попросить доктора Фентона рассказать ей правду.
Глава 23
Джиллиана выстроила эффективную линию обороны, чтобы не подпускать к себе Гранта, но это оказалось ни к чему, поскольку Грант избегал ее так же старательно, как и она его. Она делала это из соображений защиты. А он?
Она ожидала, что доктор Фентон придет навестить ее. Но никто не приходил во дворец, и вначале Джиллиана объясняла это тем, что ее отвергают. Только поговорив с Майклом, она узнала, что во дворец никого не пускают. Грант, очевидно, устроил для них крепость – место, куда никто не допускается и откуда ей не разрешено уйти. Даже Лоренцо редко показывался, а когда приходил, то лишь слегка кланялся ей и бросал хмурые взгляды на Гранта.
Последняя надежда, что ей удастся избежать последствий этой недели, исчезла, когда Джиллиана получила краткую записку от Арабеллы. Состоящая всего из одного предложения, записка умудрилась передать презрение, раздражение и превосходство.
«Не будь так глупа, чтобы забыть о том, что случилось раньше, Джиллиана».
Ирония заключалась в том, что Джиллиана всю неделю не видела Гранта. Первые несколько дней она все больше спала. У нее не было сил, но то ли это от яда, то ли от лечения, трудно сказать.
В последние несколько дней она почувствовала себя лучше, настолько лучше, что начала искать, чем бы заняться. Джиллиана не привыкла к бездействию, и ее нервировало, что у нее нет никакого дела.
Она часами гуляла вокруг дворца. Позади здания находился парк, за которым давно перестали ухаживать, и Джиллиана развлекала себя тем, что пыталась представить себе, каким был первоначальный план декоративных живых изгородей. Иногда по утрам она занималась уборкой опавших листьев. Когда это занятие надоедало, садилась на скамейку в центре лабиринта и просто любовалась окружающей природой.
Сегодня день обещал быть прекрасным. Рассвет уже давно наступил, но воздух был все еще прохладным, а на траве блестели капельки росы. Всюду, куда ни кинь взгляд, можно было увидеть признаки того, что природа полна гордости и веселья. Птицы не просто сидели на ветках, они бочком перебегали с одного конца ветки на другой, словно для того, чтобы поболтать с соседями. Белки, которых здесь было бесчисленное множество, громко стрекотали между собой. Делились ли они секретами, где лучше запасать орехи? Или просто сплетничали о своих сородичах? Бабочки порхали с цветка на цветок, и даже пчелы, казалось, летали группками, словно сад позади дворца – чудесное место для общения.
Но не было никого, за кого Джиллиана была бы ответственна, не было никакой обязанности, которую она должна была выполнять. Никто не отмечал ее отсутствия и не требовал ее присутствия. Впервые в жизни она была полностью предоставлена себе самой.
Всегда ей хотелось, чтобы отец гордился ею, она старалась не опозорить семью. Однако все закончилось тем, что ее изгнали из общества и она теперь больше не связана его одобрением. Невольно оттолкнула она от себя и доктора Фентона с Арабеллой. И вот теперь она осталась одна, во власти прихотей единственного человека, Гранта Роберсона, графа Стрейтерна.
Он один связывает ее с цивилизацией, является для нее источником информации, поверенным тайн, единственным другом. Но даже и Гранта в последнее время она редко видит.
Как, однако, странно, что, несмотря на все это, впервые за очень долгое время она чувствует себя счастливой и спокойной. Не это ли было необходимо ей? Период исцеления, возможность побыть в мире с собой, место, где никто ничего не потребует от нее, где она может быть просто Джиллианой.
Еще недавно ей казалось, что она никогда не сможет выбраться из своего горя, но сейчас Джиллиана была так же далека от печали, как беспечное дитя.
Когда на сад спустилась тишина, она окончательно осознала, что мир может быть абсолютно прекрасен, а она способна испытывать ничем не замутненную радость.
Молитва была скорее мыслью, чем мольбой: «Спасибо за все прекрасные воспоминания. За всю радость, какой бы недолговечной она ни была, спасибо. За способность видеть красоту спасибо. За то, что могу сидеть здесь и любоваться этим маленьким, совершенным кусочком мира, спасибо. Но более всего за способность испытывать другие чувства, а не только отчаяние, Господи, спасибо».
Возможно, это именно то, чему приезд в Роузмур должен был научить ее. Научить начать жить заново.
Что принесет ей жизнь? Этого Джиллиана пока не знала. Выбор? Наверняка. Возможности? Может быть.
Но она не должна бояться. Пора начать жить. Джиллиана встала и решительно зашагала к дворцу.
– Тебе кажется, что ты такой сдержанный и спокойный, мой друг, – сказал Лоренцо, – но это не так. Возможно, годы, проведенные в Италии, наложили отпечаток на твое холодное шотландское сердце.
Грант нахмурился, но выражение его лица вызвало у Лоренцо лишь улыбку.
– Теперь дыши глубже, – приказал он. Грант так и сделал, не сводя глаз с лица друга.
– Думаю, ты не любишь, когда тебе приказывают. – Лоренцо сдвинул в сторону складки рубашки Гранта, чтобы лучше послушать его грудь. Грант промолчал. – В тебе есть страсть, Грант, и огонь.
– Ты узнал это, слушая мое сердце? – спросил Грат, застегивая рубашку.
Лоренцо оставил его сарказм без внимания.
– Я думаю, это маленькая компаньонка так повлияла на тебя. Ты как Везувий – спокойный снаружи, но готовый вот-вот взорваться.
– Как вулкан? Едва ли.
– Покашляй.
Грант покашлял, в то время как Лоренцо с силой прижимал ладонь к его груди.
Наконец, Лоренцо убрал руку и отступил назад, серьезно глядя на Гранта.
– Если ты и умираешь, то тогда ты самый здоровый умирающий человек, которого я когда-либо видел. Всем бы моим пациентам быть такими, как ты.
– Но уж конечно, не из-за отсутствия чьих-то стараний.
– Что ты предпринимаешь в связи с этим?
– Просто не знаю, что еще предпринять, – признался Грант. – Я умею вырабатывать электричество. Могу быть богом в своей лаборатории и воспроизводить молнию. Так почему я не могу защитить тех, кто вверен моим заботам?
– Мне кажется, мой друг, ты слишком многого требуешь от себя.
– Напротив, Лоренцо, – возразил Грант. – Думаю, что требую недостаточно. Если бы я был порядочным человеком, то разом покончил бы со всем этим и женился на Арабелле Фентон. В конце концов, это было мое предложение, по моему желанию она приехала сюда. И я бы удалил Джиллиану из дворца как можно скорее. Но разве я это делаю?
– Мне думается, ты достиг своего предела порядочности, Грант, – заметил Лоренцо с улыбкой. – Ты был чрезмерно порядочным все то время, что я знаю тебя Пора уже тебе получить немного удовольствия от жизни.
– Тебя послушать, так я прямо педант какой-то.
– Вовсе нет, – отозвался Лоренцо. Он взял со стола темно-коричневую бутылку, прочитал этикетку, нахмурился и снова поставил бутылку, отодвинув ее от себя кончиком пальца. – Тебе просто нужно немного любви. Не думаю, однако, что справедливо подвергать мисс Камерон сплетням Роузмура.
– А что говорят?
– Не в моих правилах повторять слова других, Грант.
– Ненавижу это, – пробормотал Грант, проведя рукой по волосам. – Ненавижу всю эту проклятую неразбериху.
– Тогда отошли мисс Камерон.
– Не могу. – Грант посмотрел на друга. – Я не хочу, чтобы она уезжала, но и оставаться ей опасно. Я говорю себе, что защищаю ее, но кто защитит ее от меня?
– Поэтому ты всю неделю сторонишься меня?
Грант повернул голову и увидел Джиллиану, внезапно появившуюся в дверях. Щеки ее порозовели от солнца, волосы слегка растрепал ветер. В одной руке у нее был полевой цветок, а в другой шляпа. Взгляд ее был прямым, не допускающим никакой неискренности.
Лоренцо тактично удалился неслышной походкой.
– Люди будут думать, что мы любовники, независимо от того, что ты скажешь им. Они все равно будут болтать, и не имеет значения, говорят они правду или нет.
Грант смотрел на нее.
– Ты хочешь вернуться в Роузмур?
Джиллиана подошла ближе, но остановилась по другую сторону стола.
– Мне сказать правду? Или хотя бы раз быть разумной?
– Я бы посоветовал тебе быть разумной, но мне слишком хочется узнать правду.
– Мне следовало бы уйти. Вернуться в Роузмур.
– Но ты не уйдешь.
– Нет, не уйду.
– Мои предостережения все-таки подействовали на тебя?
Джиллиана покачала головой:
– Не думаю. Полагаю, это был сад.
– Сад? – Грант улыбнулся. – При чем здесь сад?
– Сегодня чудесный день, Грант. Многообещающий день, я думаю. Но завтра может пойти дождь.
– Может, – согласился он.
– Почему бы нам просто не принять день таким, какой он есть сегодня, сейчас, и не насладиться им в полной мере?
– Я часто думал, что мои итальянские соседи поступают именно так.
– Создадим свою собственную Италию?
Грант не знал, что сказать. Сразу несколько ответов пришли ему в голову, но он их тут же отбросил. Не дождавшись ответа Гранта, Джиллиана протянула к нему руку:
– Я шокировала тебя?
– Скорее привела в восторг.
Она улыбнулась.
Грант мягко привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, просто сплела руки у него на шее, улыбаясь ему в лицо.
Это мгновение нужно остановить. Ему хотелось навечно запомнить этот момент. Джиллиана с дразнящей улыбкой, с лукавыми искорками в глазах и чем-то еще, чего он не мог передать словами.
Грант обхватил ее обеими руками за талию, приподнял и усадил на край деревянного стола.
Потом наклонился и поцеловал ее, на несколько долгих мгновений затерявшись в ощущениях. Услышав ее вздох, он довольно улыбнулся.
Ему хотелось доставить ей удовольствие. Хотелось оставить такой след в ее памяти, чтобы она никогда не смогла забыть его.
– Ты чувствуешь себя смелой? – спросил он, чуть отстраняясь. Его рука легла ей на грудь, большой палец поглаживал затвердевший сосок. Удовольствие растеклось по нему при звуке ее тихого стона.
Джиллиана открыла глаза, медленно улыбнувшись ему.
– А что?
– Мне всегда хотелось провести один эксперимент, – сказал он. – Будешь моей ассистенткой?
Она слегка склонила голову и молча посмотрела на него:
– Сейчас? Я бы предпочла, чтобы ты отнес меня в свою постель.
– А если я пообещаю, что это будет приятно?
– Очень приятно?
– Да.
– Ну хорошо, – согласилась Джиллиана.
Грант очистил стол слева от нее и придвинул аппарат Вольта поближе.
Она ни о чем не спрашивала и не протестовала, но глаза ее чуть расширились, когда он стал медленно расстегивать застежки платья на спине.
Она ожидала, что доктор Фентон придет навестить ее. Но никто не приходил во дворец, и вначале Джиллиана объясняла это тем, что ее отвергают. Только поговорив с Майклом, она узнала, что во дворец никого не пускают. Грант, очевидно, устроил для них крепость – место, куда никто не допускается и откуда ей не разрешено уйти. Даже Лоренцо редко показывался, а когда приходил, то лишь слегка кланялся ей и бросал хмурые взгляды на Гранта.
Последняя надежда, что ей удастся избежать последствий этой недели, исчезла, когда Джиллиана получила краткую записку от Арабеллы. Состоящая всего из одного предложения, записка умудрилась передать презрение, раздражение и превосходство.
«Не будь так глупа, чтобы забыть о том, что случилось раньше, Джиллиана».
Ирония заключалась в том, что Джиллиана всю неделю не видела Гранта. Первые несколько дней она все больше спала. У нее не было сил, но то ли это от яда, то ли от лечения, трудно сказать.
В последние несколько дней она почувствовала себя лучше, настолько лучше, что начала искать, чем бы заняться. Джиллиана не привыкла к бездействию, и ее нервировало, что у нее нет никакого дела.
Она часами гуляла вокруг дворца. Позади здания находился парк, за которым давно перестали ухаживать, и Джиллиана развлекала себя тем, что пыталась представить себе, каким был первоначальный план декоративных живых изгородей. Иногда по утрам она занималась уборкой опавших листьев. Когда это занятие надоедало, садилась на скамейку в центре лабиринта и просто любовалась окружающей природой.
Сегодня день обещал быть прекрасным. Рассвет уже давно наступил, но воздух был все еще прохладным, а на траве блестели капельки росы. Всюду, куда ни кинь взгляд, можно было увидеть признаки того, что природа полна гордости и веселья. Птицы не просто сидели на ветках, они бочком перебегали с одного конца ветки на другой, словно для того, чтобы поболтать с соседями. Белки, которых здесь было бесчисленное множество, громко стрекотали между собой. Делились ли они секретами, где лучше запасать орехи? Или просто сплетничали о своих сородичах? Бабочки порхали с цветка на цветок, и даже пчелы, казалось, летали группками, словно сад позади дворца – чудесное место для общения.
Но не было никого, за кого Джиллиана была бы ответственна, не было никакой обязанности, которую она должна была выполнять. Никто не отмечал ее отсутствия и не требовал ее присутствия. Впервые в жизни она была полностью предоставлена себе самой.
Всегда ей хотелось, чтобы отец гордился ею, она старалась не опозорить семью. Однако все закончилось тем, что ее изгнали из общества и она теперь больше не связана его одобрением. Невольно оттолкнула она от себя и доктора Фентона с Арабеллой. И вот теперь она осталась одна, во власти прихотей единственного человека, Гранта Роберсона, графа Стрейтерна.
Он один связывает ее с цивилизацией, является для нее источником информации, поверенным тайн, единственным другом. Но даже и Гранта в последнее время она редко видит.
Как, однако, странно, что, несмотря на все это, впервые за очень долгое время она чувствует себя счастливой и спокойной. Не это ли было необходимо ей? Период исцеления, возможность побыть в мире с собой, место, где никто ничего не потребует от нее, где она может быть просто Джиллианой.
Еще недавно ей казалось, что она никогда не сможет выбраться из своего горя, но сейчас Джиллиана была так же далека от печали, как беспечное дитя.
Когда на сад спустилась тишина, она окончательно осознала, что мир может быть абсолютно прекрасен, а она способна испытывать ничем не замутненную радость.
Молитва была скорее мыслью, чем мольбой: «Спасибо за все прекрасные воспоминания. За всю радость, какой бы недолговечной она ни была, спасибо. За способность видеть красоту спасибо. За то, что могу сидеть здесь и любоваться этим маленьким, совершенным кусочком мира, спасибо. Но более всего за способность испытывать другие чувства, а не только отчаяние, Господи, спасибо».
Возможно, это именно то, чему приезд в Роузмур должен был научить ее. Научить начать жить заново.
Что принесет ей жизнь? Этого Джиллиана пока не знала. Выбор? Наверняка. Возможности? Может быть.
Но она не должна бояться. Пора начать жить. Джиллиана встала и решительно зашагала к дворцу.
– Тебе кажется, что ты такой сдержанный и спокойный, мой друг, – сказал Лоренцо, – но это не так. Возможно, годы, проведенные в Италии, наложили отпечаток на твое холодное шотландское сердце.
Грант нахмурился, но выражение его лица вызвало у Лоренцо лишь улыбку.
– Теперь дыши глубже, – приказал он. Грант так и сделал, не сводя глаз с лица друга.
– Думаю, ты не любишь, когда тебе приказывают. – Лоренцо сдвинул в сторону складки рубашки Гранта, чтобы лучше послушать его грудь. Грант промолчал. – В тебе есть страсть, Грант, и огонь.
– Ты узнал это, слушая мое сердце? – спросил Грат, застегивая рубашку.
Лоренцо оставил его сарказм без внимания.
– Я думаю, это маленькая компаньонка так повлияла на тебя. Ты как Везувий – спокойный снаружи, но готовый вот-вот взорваться.
– Как вулкан? Едва ли.
– Покашляй.
Грант покашлял, в то время как Лоренцо с силой прижимал ладонь к его груди.
Наконец, Лоренцо убрал руку и отступил назад, серьезно глядя на Гранта.
– Если ты и умираешь, то тогда ты самый здоровый умирающий человек, которого я когда-либо видел. Всем бы моим пациентам быть такими, как ты.
– Но уж конечно, не из-за отсутствия чьих-то стараний.
– Что ты предпринимаешь в связи с этим?
– Просто не знаю, что еще предпринять, – признался Грант. – Я умею вырабатывать электричество. Могу быть богом в своей лаборатории и воспроизводить молнию. Так почему я не могу защитить тех, кто вверен моим заботам?
– Мне кажется, мой друг, ты слишком многого требуешь от себя.
– Напротив, Лоренцо, – возразил Грант. – Думаю, что требую недостаточно. Если бы я был порядочным человеком, то разом покончил бы со всем этим и женился на Арабелле Фентон. В конце концов, это было мое предложение, по моему желанию она приехала сюда. И я бы удалил Джиллиану из дворца как можно скорее. Но разве я это делаю?
– Мне думается, ты достиг своего предела порядочности, Грант, – заметил Лоренцо с улыбкой. – Ты был чрезмерно порядочным все то время, что я знаю тебя Пора уже тебе получить немного удовольствия от жизни.
– Тебя послушать, так я прямо педант какой-то.
– Вовсе нет, – отозвался Лоренцо. Он взял со стола темно-коричневую бутылку, прочитал этикетку, нахмурился и снова поставил бутылку, отодвинув ее от себя кончиком пальца. – Тебе просто нужно немного любви. Не думаю, однако, что справедливо подвергать мисс Камерон сплетням Роузмура.
– А что говорят?
– Не в моих правилах повторять слова других, Грант.
– Ненавижу это, – пробормотал Грант, проведя рукой по волосам. – Ненавижу всю эту проклятую неразбериху.
– Тогда отошли мисс Камерон.
– Не могу. – Грант посмотрел на друга. – Я не хочу, чтобы она уезжала, но и оставаться ей опасно. Я говорю себе, что защищаю ее, но кто защитит ее от меня?
– Поэтому ты всю неделю сторонишься меня?
Грант повернул голову и увидел Джиллиану, внезапно появившуюся в дверях. Щеки ее порозовели от солнца, волосы слегка растрепал ветер. В одной руке у нее был полевой цветок, а в другой шляпа. Взгляд ее был прямым, не допускающим никакой неискренности.
Лоренцо тактично удалился неслышной походкой.
– Люди будут думать, что мы любовники, независимо от того, что ты скажешь им. Они все равно будут болтать, и не имеет значения, говорят они правду или нет.
Грант смотрел на нее.
– Ты хочешь вернуться в Роузмур?
Джиллиана подошла ближе, но остановилась по другую сторону стола.
– Мне сказать правду? Или хотя бы раз быть разумной?
– Я бы посоветовал тебе быть разумной, но мне слишком хочется узнать правду.
– Мне следовало бы уйти. Вернуться в Роузмур.
– Но ты не уйдешь.
– Нет, не уйду.
– Мои предостережения все-таки подействовали на тебя?
Джиллиана покачала головой:
– Не думаю. Полагаю, это был сад.
– Сад? – Грант улыбнулся. – При чем здесь сад?
– Сегодня чудесный день, Грант. Многообещающий день, я думаю. Но завтра может пойти дождь.
– Может, – согласился он.
– Почему бы нам просто не принять день таким, какой он есть сегодня, сейчас, и не насладиться им в полной мере?
– Я часто думал, что мои итальянские соседи поступают именно так.
– Создадим свою собственную Италию?
Грант не знал, что сказать. Сразу несколько ответов пришли ему в голову, но он их тут же отбросил. Не дождавшись ответа Гранта, Джиллиана протянула к нему руку:
– Я шокировала тебя?
– Скорее привела в восторг.
Она улыбнулась.
Грант мягко привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, просто сплела руки у него на шее, улыбаясь ему в лицо.
Это мгновение нужно остановить. Ему хотелось навечно запомнить этот момент. Джиллиана с дразнящей улыбкой, с лукавыми искорками в глазах и чем-то еще, чего он не мог передать словами.
Грант обхватил ее обеими руками за талию, приподнял и усадил на край деревянного стола.
Потом наклонился и поцеловал ее, на несколько долгих мгновений затерявшись в ощущениях. Услышав ее вздох, он довольно улыбнулся.
Ему хотелось доставить ей удовольствие. Хотелось оставить такой след в ее памяти, чтобы она никогда не смогла забыть его.
– Ты чувствуешь себя смелой? – спросил он, чуть отстраняясь. Его рука легла ей на грудь, большой палец поглаживал затвердевший сосок. Удовольствие растеклось по нему при звуке ее тихого стона.
Джиллиана открыла глаза, медленно улыбнувшись ему.
– А что?
– Мне всегда хотелось провести один эксперимент, – сказал он. – Будешь моей ассистенткой?
Она слегка склонила голову и молча посмотрела на него:
– Сейчас? Я бы предпочла, чтобы ты отнес меня в свою постель.
– А если я пообещаю, что это будет приятно?
– Очень приятно?
– Да.
– Ну хорошо, – согласилась Джиллиана.
Грант очистил стол слева от нее и придвинул аппарат Вольта поближе.
Она ни о чем не спрашивала и не протестовала, но глаза ее чуть расширились, когда он стал медленно расстегивать застежки платья на спине.