Страница:
Он посмотрел на нее, но ничего не сказал и начал спускаться по ступенькам. Когда она не шевельнулась и не пошла за ним, он остановился и, обернувшись, сказал:
– Прошу тебя, Изабел. Никакой опасности нет. Хотя ступени и крутые, все, что надо, – это смотреть под ноги. Проход очень узкий, и ты можешь держаться за стены.
Он думал, что она боится. Надо было сказать ему о боли, подумала она. Но ей уже достаточно на сегодня унижений. Так что лучше оставить свою боль при себе.
Она медленно шла за ним, правой рукой опираясь о стену, а левую крепко прижимая к боку. Было так темно, что не имело значения, идет ли она с открытыми или закрытыми глазами.
– Не торопись, Изабел. Ступени стали скользкими от дождя.
На данный момент, подумала она, лучше было бы выйти замуж за старого, беззубого, рябого и лысого старика.
Он по крайней мере не потащил бы ее под проливным дождем из Фернли в Гилмур, не заставил бы спускаться мо этой скользкой лестнице и не намеревался бы увезти в Англию.
А может быть, ей все это только снится, и она лежит в постели, оправляясь от своих ран? А гром – это голос ее отца, мокрая одежда – от высокой температуры и лихорадки. А этот спуск в темноту – воплощение ее тайной боязни угодить в ад за то, что она не уважает своего отца. Но громкий и властный голос Макрея вернул ее к действительности. Значит, все-таки это не было кошмарным сном.
Лестница кончилась, и Изабел увидела вход в пещеру, возле которого стояли двое мужчин.
– Остальные на корабле? – спросил Макрей.
– Да, капитан.
Он обернулся к ней.
– Изабел, – только и сказал он. Всего одно слово, но оно прозвучало, как приказ.
Нагнув голову, она прошла вслед за мужчинами через полукруглый вход в пещеру. За ней была окруженная скалами закрытая бухта, которую Драммонд обнаружил много лет назад, и сквозь дымку дождя Изабелл увидела силуэт корабля.
– Это «Стойкий», – с гордостью сказал Макрей.
Глава 6
Глава 7
– Прошу тебя, Изабел. Никакой опасности нет. Хотя ступени и крутые, все, что надо, – это смотреть под ноги. Проход очень узкий, и ты можешь держаться за стены.
Он думал, что она боится. Надо было сказать ему о боли, подумала она. Но ей уже достаточно на сегодня унижений. Так что лучше оставить свою боль при себе.
Она медленно шла за ним, правой рукой опираясь о стену, а левую крепко прижимая к боку. Было так темно, что не имело значения, идет ли она с открытыми или закрытыми глазами.
– Не торопись, Изабел. Ступени стали скользкими от дождя.
На данный момент, подумала она, лучше было бы выйти замуж за старого, беззубого, рябого и лысого старика.
Он по крайней мере не потащил бы ее под проливным дождем из Фернли в Гилмур, не заставил бы спускаться мо этой скользкой лестнице и не намеревался бы увезти в Англию.
А может быть, ей все это только снится, и она лежит в постели, оправляясь от своих ран? А гром – это голос ее отца, мокрая одежда – от высокой температуры и лихорадки. А этот спуск в темноту – воплощение ее тайной боязни угодить в ад за то, что она не уважает своего отца. Но громкий и властный голос Макрея вернул ее к действительности. Значит, все-таки это не было кошмарным сном.
Лестница кончилась, и Изабел увидела вход в пещеру, возле которого стояли двое мужчин.
– Остальные на корабле? – спросил Макрей.
– Да, капитан.
Он обернулся к ней.
– Изабел, – только и сказал он. Всего одно слово, но оно прозвучало, как приказ.
Нагнув голову, она прошла вслед за мужчинами через полукруглый вход в пещеру. За ней была окруженная скалами закрытая бухта, которую Драммонд обнаружил много лет назад, и сквозь дымку дождя Изабелл увидела силуэт корабля.
– Это «Стойкий», – с гордостью сказал Макрей.
Глава 6
В отличие от других торговых судов, которые Изабел видела в Инвернессе, у корабля Макрея нос и корма высоко поднимались над водой. По длине корабля были расположены четыре высокие мачты, толстые деревянные перекладины которых поддерживали огромные гирлянды парусов.
Название корабля на гэльском языке было начертано по борту большими красными буквами. Изабел не знала этого языка, поскольку уже в течение нескольких десятилетий гэльский был запрещен. Странно, подумала она, Макрей в каком-то смысле больше шотландец, чем она. Он носит шотландскую одежду, демонстрирует язык своих предков и наверняка хорошо им владеет.
Макрей направился к одинокой лодке, привязанной у берега. Не предупреждая, он без всяких усилий поднял Изабел на руки и перенес в лодку. Она пришла в себя, лишь когда ее ноги коснулись днища. Подавив стон, Изабел опустилась на скамью и украдкой прижала руку к больному боку.
Макрей устроился рядом, один матрос сел за их спинами, а другой – на весла. Изабел искоса взглянула на Макрея. Его губы были сжаты, выражение лица суровое. Неужели у него такой же характер, как у ее отца, которому трудно угодить и которого очень легко рассердить? Возможно, это действительно так, но сейчас у нее просто не было сил об этом беспокоиться.
Изабел сидела на грубой скамейке, сжав руки на коленях и стараясь не смотреть на Макрея.
Гроза не утихала, молнии освещали то один утес, то другой, дождь л ил как из ведра, закрывая все вокруг, словно серое одеяло. Можно ли быть более несчастной, чем она сейчас? Изабел промокла насквозь, бок болел. Даже запертая в своей комнате, она не чувствовала бы себя такой одинокой.
Макрей промок не меньше, чем она, однако не выглядел несчастным. Он сидел с отрешенным видом и держался так, словно это он управлял погодой.
Он сделал знак матросу, тот поднял весла, и течением лодку прибило к кораблю. С палубы им спустили веревочную лестницу. Матрос, сидевший на носу, быстро взобрался по ней. Изабел поняла, что теперь ее очередь. Она смерила взглядом расстояние, которое ей предстояло преодолеть, и почувствовала, что задача вряд ли ей по силам. Однако выбора не было. Ей ничего не оставалось, как поставить ногу на первую ступеньку трапа и подтянуться.
На середине она поняла, что подняться выше она не сможет. Боль в боку была такой острой, будто резали ножом. Прислонившись лбом к мокрой веревке, она глубоко вдохнула и, уцепившись за перекладину над головой, снова начала подтягиваться.
Макрей стоял внизу и что-то говорил, но шум дождя заглушал его слова. Интересно, он ее ругает или подбадривает? Впрочем, в данный момент это не имело никакого значения. Только сила воли поможет ей взойти на эту Голгофу.
Стиснув зубы и превозмогая боль, Изабел наконец уцепилась за поручни. Поднявшийся перед ней матрос помог ей взобраться на палубу, при этом ее юбка слегка задралась, но какая разница – сейчас ей было не до приличий или скромности. Важнее было поскорее попасть в тепло и избавиться от боли.
Никто из матросов, казалось, не обращал внимания на непогоду. Некоторые из Них ловко и бесстрашно взобрались на мачты, чтобы развязать канаты и распустить паруса.
Отдав какие-то распоряжения своему старшему помощнику, Макрей взял Изабел за руку и повел к центру палубы. Там, в стене из хорошо отполированного дерева, она увидела дверь. Аласдер открыл ее и пропустил Изабел вперед. Немного подтолкнул ее, и она услышала, как дверь за ними закрылась.
Она вошла и остановилась. Пол под ногами блестел, а с ее юбки ручьями лилась вода и ботинки оставляли грязные следы. Однако остановилась она не поэтому, а потому, что помещение было настолько маленьким и забитым вещами, что для нее, казалось, уже не было места.
У задней стены, во всю ее ширину, была встроенная койка, обшитая красным деревом и с пологом в красно-черно-белую клетку.
Другую стену занимали полки с книгами. Справа от Изабел был многоступенчатый комод, поднимавшийся уступами от пола до потолка. Каждая секция состояла из ящиков, в замках которых торчали небольшие ключи из желтого металла, украшенные красными кисточками.
От комода на уровне талии выступал стол, который, как поняла Изабел, был откидным и мог служить либо письменным, либо обеденным.
У левой стены стояла ее корзина. Она вся промокла и выглядела здесь совершенно не на месте. Как и она сама, подумала Изабел. Она тоже не вписывалась в жизнь этого человека.
Изабел обернулась и заставила себя посмотреть на своего мужа. Она была уверена, что еще никогда не выглядела так безобразно. Пряди мокрых волос висели по обе стороны лица, одежда насквозь промокла, ботинки чавкали при каждом шаге, краска с желтой косынки оставила разводы на шее.
Макрей достал из своего странного комода полотенце, обернул им ее волосы и завязал концы на шее. Его ладони были теплыми, и Изабел ощутила его дыхание на своей щеке, когда он наклонился.
Еще никогда в своей жизни она не стояла так близко к незнакомому мужчине.
Его присутствие вызывало у нее странные чувства, но это были не страх и не паника. Она немного задыхалась, но причиной тому могла быть боль в боку, а сердце билось неровно, потому что она устала от такой трудной дороги.
Аласдер вытащил еще одно полотенце и стал вытирать ей щеки.
– Ты выглядишь такой несчастной и уставшей, Изабел. Ты вся дрожишь.
– Я замерзла. – Ее голос прозвучал так слабо, словно она боялась говорить. Лучше было бы промолчать. Все, что угодно, только бы не разговаривать с человеком, с которым ее связал закон.
– Тебе надо переодеться.
– Да, – более твердым голосом ответила она. Наступило неловкое молчание.
Аласдер подошел к двери и открыл ее. Бушующая в проеме двери стихия показалась Изабел прекрасным фоном для его мощной фигуры. Ей пришла в голову странная мысль: он мог бы быть одним из тех древних шотландцев, обнаженных и разрисованных голубой краской, которые, согласно легендам, стояли на склонах холмов с распростертыми руками, одним своим огромным ростом отпугивая врагов.
Надо было бы поблагодарить его за доброту, спохватилась Изабел, но слова не шли.
Аласдер зажег фонарь и повесил его на крюк в стене.
– Если шторм усилится, погаси фонарь.
– А вы где будете? – сглотнув, спросила она.
– У меня еще есть дела, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. – А потом, – добавил он, улыбнувшись, – мне придется командовать кораблем. Нам надо выйти из бухты до наступления ночи.
С этими словами Аласдер вышел и закрыл за собой дверь. А она стояла и думала о том, что тот судья из Эдинбурга в пахнувшем пылью парике так не улыбнулся бы. И торговец из Инвернесса, вечно потиравший руки, никогда бы не заставил ее подумать о временах язычества. Никто из ее поклонников не стал бы нежно вытирать ей лицо, глядя в глаза, и не говорил бы с ней так по-доброму.
Только сейчас Изабел почувствовала, что пол под ее ногами покачивается. Она никогда не бывала на корабле, и сейчас ощущения были не из приятных. Корабль словно ожил, как конь, приготовившийся к галопу.
Изабел сняла мокрую юбку. Крючков на стенах не было, поэтому она расстелила ее на своей корзине. Потом расстегнула жакет и, когда пошевелила плечами, чтобы снять его, почувствовала острую боль в боку. Сколько же должно пройти времени, чтобы эта боль перестала ее беспокоить?
Не только кожаный корсет, но и нижняя сорочка промокли насквозь. Изабел решила их не снимать – не столько из скромности, сколько из боязни, что не сможет потом их надеть.
Голубая юбка и жакет, лежавшие в глубине корзины, оказались слегка влажными, однако они были все же в лучшем состоянии, чем та одежда, которую она сняла. Быстро одевшись, Изабел стала вытирать волосы.
Потом она попыталась согреться, приложив ладони к фонарю, но тепло от него было недостаточным.
Дождь барабанил по палубе корабля, ветер свистел в парусах и с жалобным стоном пробирался в каюту через щель под дверью.
Изабел села на край койки и задумалась. Но не о первой брачной ночи и не о Макрее, а о том, что так и не научилась плавать.
Медлить больше нельзя, думал Аласдер, снова спускаясь вниз по лестнице с двумя матросами, освещавшими ему дорогу фонарями. Небо было затянуто черными тучами и надо было покинуть бухту до темноты. И все же, по какой-то необъяснимой причине, он чувствовал себя обязанным выполнить просьбу Изабел.
Ей нужен был камень. Больше ничего. Возможно, это был сувенир из Гилмура или Шотландии. Он достанет ей этот камень. И не только потому, что она этого хотела. Дело в том, что по дороге из Фернли он принял решение.
Не в его характере было слепо повиноваться случаю. Аласдер верил в то, что человек сам хозяин своей судьбы. Он сумеет добиться, чтобы их брак аннулировали. Они поженились не в церкви, их не благословил священник. Не так уж трудно будет все объяснить и потребовать, чтобы его освободили от клятв, данных без благословения церкви.
Из-за того, что он отдал столько денег Драммонду, он не только не сможет расширить верфь, ему едва хватит на жизнь. Но все же у него достаточно средств, чтобы где-то поселить Изабел. Подальше от Драммонда, чтобы она могла жить так, как ей хочется. Что до него – однажды он уже разбогател, разбогатеет и в другой раз.
Аласдер достал веревочную лестницу и закрепил ее с помощью железных крючьев. Потом быстро спустился на самое дно ямы и достал из темной воды тяжелый камень. Забросить его на край ямы было легче, чем подниматься по веревочной лестнице с камнем под мышкой. Уже наверху он скатал лестницу и, подняв с земли камень, зашагал к кораблю.
Обернувшись к тем, кто помогал ему, Аласдер кивнул в знак благодарности. Только сейчас до него дошло, что вся эта операция прошла в полном молчании.
Дверь распахнулась так неожиданно, что Изабел решила, что ее открыло порывом ветра, Но на пороге стоял мальчик лет десяти, который обеими руками прижимал к груди большой кусок мрамора.
Он бросил камень на пол и так грязно выругался, что Изабел от удивления вытаращила глаза.
– Не надо было его так бросать, – пожурила она мальчика. – Мрамор может треснуть.
– Нечего меня критиковать, – обиделся мальчик, – Это я вытащил его из лодки и поднял по трапу. Не понимаю, зачем капитану понадобился этот дурацкий камень. В следующий раз вы, наверное, заставите его копаться в грязи, чтобы достать приглянувшийся вам булыжник.
– Ты всегда так разговариваешь?
Парнишка стоял, расставив ноги и сцепив за спиной руки – точно в такой же позе, которую она наблюдала у Макрея.
– Я Рори, бой капитана, – гордо заявил он.
– Ты его сын?
– Думаете, я какой-нибудь незаконнорожденный? – спросил он вызывающе. – Макреи – благородные мужчины. – Мальчик не скрывал иронии. – Я его юнга. – С этими словами он вышел, хлопнув дверью.
По каюте только что промчался ураган, подумала Изабел и, опустившись на колени, положила руки на мрамор. Слава Богу, не было ни единой трещины.
Так вот о каком деле говорил Макрей! Он ходил за камнем. Что это за человек, который преподносит своей невесте такой странный подарок? И делает это без единого слова неудовольствия или протеста.
Человек внушительных размеров, глаза которого становились холодными, когда он смотрел на ее отца. Он не из тех, кому можно бросить вызов, а ее просьбу он выполнил. И уже не в первый раз он был с ней предупредительным.
Так кем же все-таки был ее муж?
Изабел вдруг поняла, что ей страшно хочется это узнать.
Название корабля на гэльском языке было начертано по борту большими красными буквами. Изабел не знала этого языка, поскольку уже в течение нескольких десятилетий гэльский был запрещен. Странно, подумала она, Макрей в каком-то смысле больше шотландец, чем она. Он носит шотландскую одежду, демонстрирует язык своих предков и наверняка хорошо им владеет.
Макрей направился к одинокой лодке, привязанной у берега. Не предупреждая, он без всяких усилий поднял Изабел на руки и перенес в лодку. Она пришла в себя, лишь когда ее ноги коснулись днища. Подавив стон, Изабел опустилась на скамью и украдкой прижала руку к больному боку.
Макрей устроился рядом, один матрос сел за их спинами, а другой – на весла. Изабел искоса взглянула на Макрея. Его губы были сжаты, выражение лица суровое. Неужели у него такой же характер, как у ее отца, которому трудно угодить и которого очень легко рассердить? Возможно, это действительно так, но сейчас у нее просто не было сил об этом беспокоиться.
Изабел сидела на грубой скамейке, сжав руки на коленях и стараясь не смотреть на Макрея.
Гроза не утихала, молнии освещали то один утес, то другой, дождь л ил как из ведра, закрывая все вокруг, словно серое одеяло. Можно ли быть более несчастной, чем она сейчас? Изабел промокла насквозь, бок болел. Даже запертая в своей комнате, она не чувствовала бы себя такой одинокой.
Макрей промок не меньше, чем она, однако не выглядел несчастным. Он сидел с отрешенным видом и держался так, словно это он управлял погодой.
Он сделал знак матросу, тот поднял весла, и течением лодку прибило к кораблю. С палубы им спустили веревочную лестницу. Матрос, сидевший на носу, быстро взобрался по ней. Изабел поняла, что теперь ее очередь. Она смерила взглядом расстояние, которое ей предстояло преодолеть, и почувствовала, что задача вряд ли ей по силам. Однако выбора не было. Ей ничего не оставалось, как поставить ногу на первую ступеньку трапа и подтянуться.
На середине она поняла, что подняться выше она не сможет. Боль в боку была такой острой, будто резали ножом. Прислонившись лбом к мокрой веревке, она глубоко вдохнула и, уцепившись за перекладину над головой, снова начала подтягиваться.
Макрей стоял внизу и что-то говорил, но шум дождя заглушал его слова. Интересно, он ее ругает или подбадривает? Впрочем, в данный момент это не имело никакого значения. Только сила воли поможет ей взойти на эту Голгофу.
Стиснув зубы и превозмогая боль, Изабел наконец уцепилась за поручни. Поднявшийся перед ней матрос помог ей взобраться на палубу, при этом ее юбка слегка задралась, но какая разница – сейчас ей было не до приличий или скромности. Важнее было поскорее попасть в тепло и избавиться от боли.
Никто из матросов, казалось, не обращал внимания на непогоду. Некоторые из Них ловко и бесстрашно взобрались на мачты, чтобы развязать канаты и распустить паруса.
Отдав какие-то распоряжения своему старшему помощнику, Макрей взял Изабел за руку и повел к центру палубы. Там, в стене из хорошо отполированного дерева, она увидела дверь. Аласдер открыл ее и пропустил Изабел вперед. Немного подтолкнул ее, и она услышала, как дверь за ними закрылась.
Она вошла и остановилась. Пол под ногами блестел, а с ее юбки ручьями лилась вода и ботинки оставляли грязные следы. Однако остановилась она не поэтому, а потому, что помещение было настолько маленьким и забитым вещами, что для нее, казалось, уже не было места.
У задней стены, во всю ее ширину, была встроенная койка, обшитая красным деревом и с пологом в красно-черно-белую клетку.
Другую стену занимали полки с книгами. Справа от Изабел был многоступенчатый комод, поднимавшийся уступами от пола до потолка. Каждая секция состояла из ящиков, в замках которых торчали небольшие ключи из желтого металла, украшенные красными кисточками.
От комода на уровне талии выступал стол, который, как поняла Изабел, был откидным и мог служить либо письменным, либо обеденным.
У левой стены стояла ее корзина. Она вся промокла и выглядела здесь совершенно не на месте. Как и она сама, подумала Изабел. Она тоже не вписывалась в жизнь этого человека.
Изабел обернулась и заставила себя посмотреть на своего мужа. Она была уверена, что еще никогда не выглядела так безобразно. Пряди мокрых волос висели по обе стороны лица, одежда насквозь промокла, ботинки чавкали при каждом шаге, краска с желтой косынки оставила разводы на шее.
Макрей достал из своего странного комода полотенце, обернул им ее волосы и завязал концы на шее. Его ладони были теплыми, и Изабел ощутила его дыхание на своей щеке, когда он наклонился.
Еще никогда в своей жизни она не стояла так близко к незнакомому мужчине.
Его присутствие вызывало у нее странные чувства, но это были не страх и не паника. Она немного задыхалась, но причиной тому могла быть боль в боку, а сердце билось неровно, потому что она устала от такой трудной дороги.
Аласдер вытащил еще одно полотенце и стал вытирать ей щеки.
– Ты выглядишь такой несчастной и уставшей, Изабел. Ты вся дрожишь.
– Я замерзла. – Ее голос прозвучал так слабо, словно она боялась говорить. Лучше было бы промолчать. Все, что угодно, только бы не разговаривать с человеком, с которым ее связал закон.
– Тебе надо переодеться.
– Да, – более твердым голосом ответила она. Наступило неловкое молчание.
Аласдер подошел к двери и открыл ее. Бушующая в проеме двери стихия показалась Изабел прекрасным фоном для его мощной фигуры. Ей пришла в голову странная мысль: он мог бы быть одним из тех древних шотландцев, обнаженных и разрисованных голубой краской, которые, согласно легендам, стояли на склонах холмов с распростертыми руками, одним своим огромным ростом отпугивая врагов.
Надо было бы поблагодарить его за доброту, спохватилась Изабел, но слова не шли.
Аласдер зажег фонарь и повесил его на крюк в стене.
– Если шторм усилится, погаси фонарь.
– А вы где будете? – сглотнув, спросила она.
– У меня еще есть дела, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. – А потом, – добавил он, улыбнувшись, – мне придется командовать кораблем. Нам надо выйти из бухты до наступления ночи.
С этими словами Аласдер вышел и закрыл за собой дверь. А она стояла и думала о том, что тот судья из Эдинбурга в пахнувшем пылью парике так не улыбнулся бы. И торговец из Инвернесса, вечно потиравший руки, никогда бы не заставил ее подумать о временах язычества. Никто из ее поклонников не стал бы нежно вытирать ей лицо, глядя в глаза, и не говорил бы с ней так по-доброму.
Только сейчас Изабел почувствовала, что пол под ее ногами покачивается. Она никогда не бывала на корабле, и сейчас ощущения были не из приятных. Корабль словно ожил, как конь, приготовившийся к галопу.
Изабел сняла мокрую юбку. Крючков на стенах не было, поэтому она расстелила ее на своей корзине. Потом расстегнула жакет и, когда пошевелила плечами, чтобы снять его, почувствовала острую боль в боку. Сколько же должно пройти времени, чтобы эта боль перестала ее беспокоить?
Не только кожаный корсет, но и нижняя сорочка промокли насквозь. Изабел решила их не снимать – не столько из скромности, сколько из боязни, что не сможет потом их надеть.
Голубая юбка и жакет, лежавшие в глубине корзины, оказались слегка влажными, однако они были все же в лучшем состоянии, чем та одежда, которую она сняла. Быстро одевшись, Изабел стала вытирать волосы.
Потом она попыталась согреться, приложив ладони к фонарю, но тепло от него было недостаточным.
Дождь барабанил по палубе корабля, ветер свистел в парусах и с жалобным стоном пробирался в каюту через щель под дверью.
Изабел села на край койки и задумалась. Но не о первой брачной ночи и не о Макрее, а о том, что так и не научилась плавать.
Медлить больше нельзя, думал Аласдер, снова спускаясь вниз по лестнице с двумя матросами, освещавшими ему дорогу фонарями. Небо было затянуто черными тучами и надо было покинуть бухту до темноты. И все же, по какой-то необъяснимой причине, он чувствовал себя обязанным выполнить просьбу Изабел.
Ей нужен был камень. Больше ничего. Возможно, это был сувенир из Гилмура или Шотландии. Он достанет ей этот камень. И не только потому, что она этого хотела. Дело в том, что по дороге из Фернли он принял решение.
Не в его характере было слепо повиноваться случаю. Аласдер верил в то, что человек сам хозяин своей судьбы. Он сумеет добиться, чтобы их брак аннулировали. Они поженились не в церкви, их не благословил священник. Не так уж трудно будет все объяснить и потребовать, чтобы его освободили от клятв, данных без благословения церкви.
Из-за того, что он отдал столько денег Драммонду, он не только не сможет расширить верфь, ему едва хватит на жизнь. Но все же у него достаточно средств, чтобы где-то поселить Изабел. Подальше от Драммонда, чтобы она могла жить так, как ей хочется. Что до него – однажды он уже разбогател, разбогатеет и в другой раз.
Аласдер достал веревочную лестницу и закрепил ее с помощью железных крючьев. Потом быстро спустился на самое дно ямы и достал из темной воды тяжелый камень. Забросить его на край ямы было легче, чем подниматься по веревочной лестнице с камнем под мышкой. Уже наверху он скатал лестницу и, подняв с земли камень, зашагал к кораблю.
Обернувшись к тем, кто помогал ему, Аласдер кивнул в знак благодарности. Только сейчас до него дошло, что вся эта операция прошла в полном молчании.
Дверь распахнулась так неожиданно, что Изабел решила, что ее открыло порывом ветра, Но на пороге стоял мальчик лет десяти, который обеими руками прижимал к груди большой кусок мрамора.
Он бросил камень на пол и так грязно выругался, что Изабел от удивления вытаращила глаза.
– Не надо было его так бросать, – пожурила она мальчика. – Мрамор может треснуть.
– Нечего меня критиковать, – обиделся мальчик, – Это я вытащил его из лодки и поднял по трапу. Не понимаю, зачем капитану понадобился этот дурацкий камень. В следующий раз вы, наверное, заставите его копаться в грязи, чтобы достать приглянувшийся вам булыжник.
– Ты всегда так разговариваешь?
Парнишка стоял, расставив ноги и сцепив за спиной руки – точно в такой же позе, которую она наблюдала у Макрея.
– Я Рори, бой капитана, – гордо заявил он.
– Ты его сын?
– Думаете, я какой-нибудь незаконнорожденный? – спросил он вызывающе. – Макреи – благородные мужчины. – Мальчик не скрывал иронии. – Я его юнга. – С этими словами он вышел, хлопнув дверью.
По каюте только что промчался ураган, подумала Изабел и, опустившись на колени, положила руки на мрамор. Слава Богу, не было ни единой трещины.
Так вот о каком деле говорил Макрей! Он ходил за камнем. Что это за человек, который преподносит своей невесте такой странный подарок? И делает это без единого слова неудовольствия или протеста.
Человек внушительных размеров, глаза которого становились холодными, когда он смотрел на ее отца. Он не из тех, кому можно бросить вызов, а ее просьбу он выполнил. И уже не в первый раз он был с ней предупредительным.
Так кем же все-таки был ее муж?
Изабел вдруг поняла, что ей страшно хочется это узнать.
Глава 7
Переодеваться в сухое сейчас не имеет смысла, решил Аласдер. Дождь и не думает переставать, так что он все равно опять промокнет. Вот когда корабль выйдет из пролива, он сменит одежду и насладится теплом жаровни, которую принесет с камбуза. Эти мысли вызвали у него еще одну.
Где он будет спать этой ночью?
Сон под открытым небом был приятной альтернативой душной каюте, и в хорошую погоду Аласдер с удовольствием располагался на палубе. Не гнушался он спать и с командой в кубрике. Но сейчас у него были двое матросов сверх обычного экипажа, они и так уже тянули жребий, кому спать в гамаке. Он не станет занимать не принадлежащее ему место.
Ветер с шумом трепал паруса, палуба «Стойкого» ходила ходуном у него под ногами. Раскаты грома следовали один за другим, молнии то и дело ударяли в скалы, будто предупреждая, что не стоит покидать бухту. Да, Шотландия не так-то просто с ним расстается, размышлял Аласдер, глядя на разбушевавшуюся стихию, но все же отдал приказ поднять якоря.
У штурвала стоял его самый опытный рулевой.
– Генриетта была права, – сказал подошедший Дэниел.
– Я думал, что ее предсказание касалось вчерашнего дня. – Аласдер покосился на своего первого помощника. – Или она предсказывает не по расписанию?
И почему эта кошка не предсказала ему, что из него сделают нищего и мужа, с горечью подумал Аласдер.
– Кок просил узнать, готовить ли ему горячий ужин, капитан. – Дэниел проигнорировал шутку Аласдера в адрес кошки. Когда он считал себя правым, то обычно только хитро улыбался.
– Передай коку, чтобы не разжигал плиту до тех пор, пока не кончится шторм.
Дэниел ушел, а Аласдер увидел, что надо приспустить паруса, потому что корабль слишком сильно раскачивался под порывами ветра. Он отдал приказание матросам, которые тут же стали взбираться по мачтам и исчезали в тумане, окутывавшем верхушки мачт.
Сильный порыв ветра чуть было не сбил Аласдера с ног. Неужели шторм будет преследовать их до самого устья реки Кониг-Финт? Макреи опять покидали Шотландию, и гроза, казалось, гнала их, как будто в наказание.
Аласдер слышал рассказы о первом исходе шотландцев, когда его родители поженились на борту корабля под звуки волынки, на которой играл его двоюродный дед Хэмиш. Звуки волынки и сейчас слышались Аласдеру в шуме и свисте ветра.
В следующие мгновения шторм словно бы даже еще усилился. Подводное течение озера Лох-Улисс то поднимало вверх, то опускало вниз нос «Стойкого», гром гремел над самыми верхушками мачт, а молнии освещали долины по обеим сторонам озера.
Аласдер вдруг заметил, что они идут слишком близко к берегу.
– Пусть люди спускаются с мачт, – отдал он приказ Дэниелу. Во время шторма канаты были для человека опаснее всего. Матросов могло сбросить в море не только силой ветра: в мачты могла ударить молния.
– Боюсь, что шторм продлится всю ночь, – прокричал в ответ Дэниел. – Неужели мы пойдем в пролив при такой грозе?
– Мы остановимся и переждем шторм.
Выбора не было. Они были слишком близко к берегу и в темноте могли затонуть.
Они все могут погибнуть.
Изабел сидела на краю койки, вцепившись в нее потными руками. Матрас был набит какими-то травами, и в другое время их запах успокаивал бы. Но не в шторм, который и на суше был достаточно страшным, а сейчас казался чудовищем, обитавшим в озере.
Из осторожности она погасила фонарь и теперь сидела в темноте, шепча дрожащими губами молитвы. Всевышний, очевидно, был на стороне природы, потому что корабль стало швырять из стороны в сторону. Корзина скользнула по полу и ударилась о край койки. Даже тяжелый кусок мрамора и тот сдвинулся с места и со стуком ударился о стену. Другие предметы в каюте были, видимо, привинчены к полу и стенам.
Неожиданно корабль так содрогнулся, что Изабел не удержалась, упала на пол, и так сильно ударилась, что вскрикнула от боли.
Потом она осторожно перевернулась на живот и прижалась ладонями и щекой к прохладным доскам.
Она ни о чем не могла думать, только о боли, сжимавшей грудь и затруднявшей дыхание. Тошнота волнами подступала к горлу.
Изабел не знала, сколько прошло времени. Дважды она пыталась пошевелиться, но боль тут же давала о себе знать. В третий раз ей удалось встать на колени. Но тут корабль снова качнуло, и ей пришлось вцепиться в край койки, чтобы снова не упасть.
Если бы боль имела цвет, подумала Изабел, то она, наверное, была бы золотой и ярко-красной. У мужества тоже могут быть разные цвета. В ее случае это скорее всего розовый или коралловый, но никак не желтый и не зеленый.
В какой-то момент шторм, видимо, немного стих, качка стала не такой сильной, и Изабел положила голову на матрас. Но для того, чтобы лечь, ей пришлось бы сначала встать, а на это у нее уже не было сил.
Дверь неожиданно распахнулась, и полная темнота окрасилась водянистым серым цветом. В дверях маячила какая-то фигура. Краем глаза Изабел увидела, что это не юнга, который отнесся к ней столь неодобрительно, а сам Макрей.
Он вошел – и в каюте стало еще меньше места, – зажег фонарь и посмотрел на Изабел. Сцена казалась какой-то ирреальной. Они могли бы быть незнакомыми людьми, пути которых неожиданно пересеклись, и каждый хотел укрыться здесь от бури.
– Ты не заболела, Изабел? – Аласдер убрал экран иллюминатора, и в каюте стало значительно светлее. Шторм уже пошел на убыль и скоро кончится, – сказал он таким тоном, будто успокаивал испуганного ребенка. – Ты скоро привыкнешь к качке, и тошнота пройдет.
Он приблизился к ней, а она закрыла глаза, не в силах справиться одновременно и с присутствием Макрея, и с болью. Сейчас все ее внимание занимал ушибленный бок.
Изабел покачала головой. Если он до нее дотронется, то она зарыдает. И ее с таким трудом завоеванное мужество выльется вместе со слезами.
– Ты ушиблась?
Она опять покачала головой, но это не успокоило Аласдера. Прежде чем Изабел успела понять, что он делает, он поднял ее на руки. Страшная, всепроникающая боль пронзила ее. Она больше не могла ни думать, ни говорить, и только в отчаянии цеплялась пальцами за его мокрую рубашку.
Аласдер наклонил голову, и Изабел прошептала одно-единственное слово мольбы:
– Пожалуйста.
Он осторожно опустил ее на койку и встал на колени.
– Что случилось, Изабел? Ты ушиблась, когда упала в яму?
Удивившись, что он это помнит, она открыла глаза и и» фетилась с его внимательным взглядом. Его лицо было мокрым от дождя, брови сдвинуты, губы сжаты.
– Все еще болит? – Аласдер протянул руку, собирали, расстегнуть жакет.
Изабел чувствовала прикосновение его рук, но не мог™ и ному воспрепятствовать. Она только нашла его пальцы и сжала их, чтобы как-то остановить его.
– Изабел, – нежно прошептал он.
Когда его пальцы двинулись вверх, она посмотрела ему в глаза. Неужели он думает уложить ее в постель прямо сейчас?
– Ты не можешь мне это запретить, Изабел.
Он осторожно расстегнул жакет, а затем и кожаный корсет; когда показалась ее нижняя сорочка, Изабел залилась краской смущения.
– Тебе придется встать, – сказал Аласдер, поднимаясь.
Неужели она должна принять позу овцы? Но этот вопрос был моментально вытеснен острой болью, когда Аласдер, просунув руку под шею Изабел, попытался ее поднять. Изабел вскрикнула.
Он сразу же положил ее обратно. Достав из сапога нож, разрезал сорочку.
– Боже милостивый! Изабел! Что ты с собой сделала?
Она опустила глаза. Там, где накануне была лишь легкая краснота, сегодня от самой подмышки до талии все было багрово-красным.
– Тебя не лечили, что ли?
Поскольку его голос был участливым, а глаза светились добротой, она заставила себя сказать, превозмогая боль:
– Нет.
Не говоря больше ни слова, он снял с нее жакет. Изабел закрыла глаза, сосредоточив внимание не на Макрее, а на трюке, который она изобрела уже давно. Если думать только о боли, с ней можно справиться. Иначе она прорвет защитную реакцию организма и завладеет им полностью.
Просунув руку ей под спину, Аласдер осторожно вытащил корсет и бросил его на пол. То же самое он проделал с сорочкой – нетерпеливо, но очень ловко.
Изабел положила правую руку на левое плечо, прикрыв таким образом грудь. Это была жалкая попытка, но жест был инстинктивным.
Макрей между тем отодвинул ногой ее корзину и вытащил из ящика комода таз и кувшин. Поставив их на крышку корзины, он достал из другого ящика кусок ткани и два небольших пузырька.
Присев на край постели, Аласдер положил руку на обнаженный бок Изабел. Ей захотелось, чтобы боль отступила, дав ей возможность насладиться странным ощущением от прикосновения другого человека. А он, едва касаясь, провел пальцем по одному ребру, потом по другому.
– Где больше всего болит?
Везде, сразу же подумала она, но поняла, что это было не так, когда он дотронулся до места, которое вызвало резкую боль.
– Здесь, – выдохнула она.
– Ты либо здорово ушиблась, либо у тебя сломано ребро. Почему ты мне ничего не сказала?
А что она могла сказать?
– Ты могла бы дать мне понять, что тебе больно. – И взяв ее за подбородок, он повернул к себе ее лицо и дождался, чтобы она открыла глаза. – Например, когда мы возвращались в Гилмур.
– Значит, вы подождете? – спросила она. – Мы пока поляжем?.. – добавила она на случай, если он не понял.
– У меня нет желания укладывать тебя в постель, Изабел. Я лишь хочу полечить твои ушибы.
Аласдер поднялся. Изабел смотрела на него во все глаза. Она вовсе не имела в виду, что намерена избежать исполнения своего супружеского долга. Но Макрей, кажется, почувствовал облегчение.
Он достал из комода небольшой кувшинчик, заткнутый пробкой, вылил из него немного жидкости в чашку, добавил воды и размешал пальцем получившуюся смесь.
– Выпей это как можно быстрее, чтобы не почувствовать горечи, – сказал он, протягивая ей чашку. – Это немного облегчит боль.
– А что это?
– Маковый сок.
Она никогда о таком не слышала и посмотрела на Аласдера с недоверием.
– Не бойся. Я не причиню тебе зла, Изабел.
Она кивнула и быстро проглотила снадобье.
– Вода, должно быть, холодная. – Аласдер наполнил таз водой из стоявшего рядом кувшина. – Огонь на камбузе во время шторма не разжигали, – пояснил он.
– Ничего страшного.
Какие они оба вежливые, усмехнулась про себя Изабел. С его одежды течет вода, а он разыгрывает из себя няньку. А она лежит на постели вся в синяках и ссадинах, с обнаженной грудью...
Очень странная первая брачная ночь.
Макрей намочил тряпку в воде и, слегка отжав, приложил ее к больному боку. Изабел стиснула зубы, чтобы не застонать.
Пока он осторожно обмывал ее, она смотрела в потолок и разглядывала детали деревянной обшивки, чтобы отвлечься от болезненных ощущений, вызванных прикосновениями холодной тряпки.
– Боюсь, что это еще не самое страшное, – сказал Аласдер, словно угадав ее мысли.
Изабел кивнула. Говорить она не могла. Она была так смущена, что слова застревали у нее в горле. При этом она странным образом чувствовала себя легко, и ей даже показалось, что боль понемногу утихает.
Отложив мокрую тряпку, Аласдер взял один из пузырьков, выполненный в форме дракона, спина которого Пыла покрыта острыми шипами, а в раскрытой пасти виднелись страшные зубы. Изабел показалось, что дракон извивается и обхватывает руку Макрея. Но тот сжал пузырек и, превратив его в обычный флакон, вылил себе на ладонь немного густой желтоватой жидкости.
– А это что? – спросила Изабел. От едкого запаха трав и гнилого мяса у нее на глазах выступили слезы.
– Думаю, что тебе лучше этого не знать, – улыбнулся Макрей. – Это приготовлено по старинному рецепту человеком, знакомым с искусством китайской медицины.
Он начал втирать жидкость кругообразными движениями. Ощущение было не из приятных, но приходилось терпеть.
Закончив эту процедуру, Аласдер открыл второй пузырек, имевший уже форму кролика. Запах был еще более отвратительным.
Где он будет спать этой ночью?
Сон под открытым небом был приятной альтернативой душной каюте, и в хорошую погоду Аласдер с удовольствием располагался на палубе. Не гнушался он спать и с командой в кубрике. Но сейчас у него были двое матросов сверх обычного экипажа, они и так уже тянули жребий, кому спать в гамаке. Он не станет занимать не принадлежащее ему место.
Ветер с шумом трепал паруса, палуба «Стойкого» ходила ходуном у него под ногами. Раскаты грома следовали один за другим, молнии то и дело ударяли в скалы, будто предупреждая, что не стоит покидать бухту. Да, Шотландия не так-то просто с ним расстается, размышлял Аласдер, глядя на разбушевавшуюся стихию, но все же отдал приказ поднять якоря.
У штурвала стоял его самый опытный рулевой.
– Генриетта была права, – сказал подошедший Дэниел.
– Я думал, что ее предсказание касалось вчерашнего дня. – Аласдер покосился на своего первого помощника. – Или она предсказывает не по расписанию?
И почему эта кошка не предсказала ему, что из него сделают нищего и мужа, с горечью подумал Аласдер.
– Кок просил узнать, готовить ли ему горячий ужин, капитан. – Дэниел проигнорировал шутку Аласдера в адрес кошки. Когда он считал себя правым, то обычно только хитро улыбался.
– Передай коку, чтобы не разжигал плиту до тех пор, пока не кончится шторм.
Дэниел ушел, а Аласдер увидел, что надо приспустить паруса, потому что корабль слишком сильно раскачивался под порывами ветра. Он отдал приказание матросам, которые тут же стали взбираться по мачтам и исчезали в тумане, окутывавшем верхушки мачт.
Сильный порыв ветра чуть было не сбил Аласдера с ног. Неужели шторм будет преследовать их до самого устья реки Кониг-Финт? Макреи опять покидали Шотландию, и гроза, казалось, гнала их, как будто в наказание.
Аласдер слышал рассказы о первом исходе шотландцев, когда его родители поженились на борту корабля под звуки волынки, на которой играл его двоюродный дед Хэмиш. Звуки волынки и сейчас слышались Аласдеру в шуме и свисте ветра.
В следующие мгновения шторм словно бы даже еще усилился. Подводное течение озера Лох-Улисс то поднимало вверх, то опускало вниз нос «Стойкого», гром гремел над самыми верхушками мачт, а молнии освещали долины по обеим сторонам озера.
Аласдер вдруг заметил, что они идут слишком близко к берегу.
– Пусть люди спускаются с мачт, – отдал он приказ Дэниелу. Во время шторма канаты были для человека опаснее всего. Матросов могло сбросить в море не только силой ветра: в мачты могла ударить молния.
– Боюсь, что шторм продлится всю ночь, – прокричал в ответ Дэниел. – Неужели мы пойдем в пролив при такой грозе?
– Мы остановимся и переждем шторм.
Выбора не было. Они были слишком близко к берегу и в темноте могли затонуть.
Они все могут погибнуть.
Изабел сидела на краю койки, вцепившись в нее потными руками. Матрас был набит какими-то травами, и в другое время их запах успокаивал бы. Но не в шторм, который и на суше был достаточно страшным, а сейчас казался чудовищем, обитавшим в озере.
Из осторожности она погасила фонарь и теперь сидела в темноте, шепча дрожащими губами молитвы. Всевышний, очевидно, был на стороне природы, потому что корабль стало швырять из стороны в сторону. Корзина скользнула по полу и ударилась о край койки. Даже тяжелый кусок мрамора и тот сдвинулся с места и со стуком ударился о стену. Другие предметы в каюте были, видимо, привинчены к полу и стенам.
Неожиданно корабль так содрогнулся, что Изабел не удержалась, упала на пол, и так сильно ударилась, что вскрикнула от боли.
Потом она осторожно перевернулась на живот и прижалась ладонями и щекой к прохладным доскам.
Она ни о чем не могла думать, только о боли, сжимавшей грудь и затруднявшей дыхание. Тошнота волнами подступала к горлу.
Изабел не знала, сколько прошло времени. Дважды она пыталась пошевелиться, но боль тут же давала о себе знать. В третий раз ей удалось встать на колени. Но тут корабль снова качнуло, и ей пришлось вцепиться в край койки, чтобы снова не упасть.
Если бы боль имела цвет, подумала Изабел, то она, наверное, была бы золотой и ярко-красной. У мужества тоже могут быть разные цвета. В ее случае это скорее всего розовый или коралловый, но никак не желтый и не зеленый.
В какой-то момент шторм, видимо, немного стих, качка стала не такой сильной, и Изабел положила голову на матрас. Но для того, чтобы лечь, ей пришлось бы сначала встать, а на это у нее уже не было сил.
Дверь неожиданно распахнулась, и полная темнота окрасилась водянистым серым цветом. В дверях маячила какая-то фигура. Краем глаза Изабел увидела, что это не юнга, который отнесся к ней столь неодобрительно, а сам Макрей.
Он вошел – и в каюте стало еще меньше места, – зажег фонарь и посмотрел на Изабел. Сцена казалась какой-то ирреальной. Они могли бы быть незнакомыми людьми, пути которых неожиданно пересеклись, и каждый хотел укрыться здесь от бури.
– Ты не заболела, Изабел? – Аласдер убрал экран иллюминатора, и в каюте стало значительно светлее. Шторм уже пошел на убыль и скоро кончится, – сказал он таким тоном, будто успокаивал испуганного ребенка. – Ты скоро привыкнешь к качке, и тошнота пройдет.
Он приблизился к ней, а она закрыла глаза, не в силах справиться одновременно и с присутствием Макрея, и с болью. Сейчас все ее внимание занимал ушибленный бок.
Изабел покачала головой. Если он до нее дотронется, то она зарыдает. И ее с таким трудом завоеванное мужество выльется вместе со слезами.
– Ты ушиблась?
Она опять покачала головой, но это не успокоило Аласдера. Прежде чем Изабел успела понять, что он делает, он поднял ее на руки. Страшная, всепроникающая боль пронзила ее. Она больше не могла ни думать, ни говорить, и только в отчаянии цеплялась пальцами за его мокрую рубашку.
Аласдер наклонил голову, и Изабел прошептала одно-единственное слово мольбы:
– Пожалуйста.
Он осторожно опустил ее на койку и встал на колени.
– Что случилось, Изабел? Ты ушиблась, когда упала в яму?
Удивившись, что он это помнит, она открыла глаза и и» фетилась с его внимательным взглядом. Его лицо было мокрым от дождя, брови сдвинуты, губы сжаты.
– Все еще болит? – Аласдер протянул руку, собирали, расстегнуть жакет.
Изабел чувствовала прикосновение его рук, но не мог™ и ному воспрепятствовать. Она только нашла его пальцы и сжала их, чтобы как-то остановить его.
– Изабел, – нежно прошептал он.
Когда его пальцы двинулись вверх, она посмотрела ему в глаза. Неужели он думает уложить ее в постель прямо сейчас?
– Ты не можешь мне это запретить, Изабел.
Он осторожно расстегнул жакет, а затем и кожаный корсет; когда показалась ее нижняя сорочка, Изабел залилась краской смущения.
– Тебе придется встать, – сказал Аласдер, поднимаясь.
Неужели она должна принять позу овцы? Но этот вопрос был моментально вытеснен острой болью, когда Аласдер, просунув руку под шею Изабел, попытался ее поднять. Изабел вскрикнула.
Он сразу же положил ее обратно. Достав из сапога нож, разрезал сорочку.
– Боже милостивый! Изабел! Что ты с собой сделала?
Она опустила глаза. Там, где накануне была лишь легкая краснота, сегодня от самой подмышки до талии все было багрово-красным.
– Тебя не лечили, что ли?
Поскольку его голос был участливым, а глаза светились добротой, она заставила себя сказать, превозмогая боль:
– Нет.
Не говоря больше ни слова, он снял с нее жакет. Изабел закрыла глаза, сосредоточив внимание не на Макрее, а на трюке, который она изобрела уже давно. Если думать только о боли, с ней можно справиться. Иначе она прорвет защитную реакцию организма и завладеет им полностью.
Просунув руку ей под спину, Аласдер осторожно вытащил корсет и бросил его на пол. То же самое он проделал с сорочкой – нетерпеливо, но очень ловко.
Изабел положила правую руку на левое плечо, прикрыв таким образом грудь. Это была жалкая попытка, но жест был инстинктивным.
Макрей между тем отодвинул ногой ее корзину и вытащил из ящика комода таз и кувшин. Поставив их на крышку корзины, он достал из другого ящика кусок ткани и два небольших пузырька.
Присев на край постели, Аласдер положил руку на обнаженный бок Изабел. Ей захотелось, чтобы боль отступила, дав ей возможность насладиться странным ощущением от прикосновения другого человека. А он, едва касаясь, провел пальцем по одному ребру, потом по другому.
– Где больше всего болит?
Везде, сразу же подумала она, но поняла, что это было не так, когда он дотронулся до места, которое вызвало резкую боль.
– Здесь, – выдохнула она.
– Ты либо здорово ушиблась, либо у тебя сломано ребро. Почему ты мне ничего не сказала?
А что она могла сказать?
– Ты могла бы дать мне понять, что тебе больно. – И взяв ее за подбородок, он повернул к себе ее лицо и дождался, чтобы она открыла глаза. – Например, когда мы возвращались в Гилмур.
– Значит, вы подождете? – спросила она. – Мы пока поляжем?.. – добавила она на случай, если он не понял.
– У меня нет желания укладывать тебя в постель, Изабел. Я лишь хочу полечить твои ушибы.
Аласдер поднялся. Изабел смотрела на него во все глаза. Она вовсе не имела в виду, что намерена избежать исполнения своего супружеского долга. Но Макрей, кажется, почувствовал облегчение.
Он достал из комода небольшой кувшинчик, заткнутый пробкой, вылил из него немного жидкости в чашку, добавил воды и размешал пальцем получившуюся смесь.
– Выпей это как можно быстрее, чтобы не почувствовать горечи, – сказал он, протягивая ей чашку. – Это немного облегчит боль.
– А что это?
– Маковый сок.
Она никогда о таком не слышала и посмотрела на Аласдера с недоверием.
– Не бойся. Я не причиню тебе зла, Изабел.
Она кивнула и быстро проглотила снадобье.
– Вода, должно быть, холодная. – Аласдер наполнил таз водой из стоявшего рядом кувшина. – Огонь на камбузе во время шторма не разжигали, – пояснил он.
– Ничего страшного.
Какие они оба вежливые, усмехнулась про себя Изабел. С его одежды течет вода, а он разыгрывает из себя няньку. А она лежит на постели вся в синяках и ссадинах, с обнаженной грудью...
Очень странная первая брачная ночь.
Макрей намочил тряпку в воде и, слегка отжав, приложил ее к больному боку. Изабел стиснула зубы, чтобы не застонать.
Пока он осторожно обмывал ее, она смотрела в потолок и разглядывала детали деревянной обшивки, чтобы отвлечься от болезненных ощущений, вызванных прикосновениями холодной тряпки.
– Боюсь, что это еще не самое страшное, – сказал Аласдер, словно угадав ее мысли.
Изабел кивнула. Говорить она не могла. Она была так смущена, что слова застревали у нее в горле. При этом она странным образом чувствовала себя легко, и ей даже показалось, что боль понемногу утихает.
Отложив мокрую тряпку, Аласдер взял один из пузырьков, выполненный в форме дракона, спина которого Пыла покрыта острыми шипами, а в раскрытой пасти виднелись страшные зубы. Изабел показалось, что дракон извивается и обхватывает руку Макрея. Но тот сжал пузырек и, превратив его в обычный флакон, вылил себе на ладонь немного густой желтоватой жидкости.
– А это что? – спросила Изабел. От едкого запаха трав и гнилого мяса у нее на глазах выступили слезы.
– Думаю, что тебе лучше этого не знать, – улыбнулся Макрей. – Это приготовлено по старинному рецепту человеком, знакомым с искусством китайской медицины.
Он начал втирать жидкость кругообразными движениями. Ощущение было не из приятных, но приходилось терпеть.
Закончив эту процедуру, Аласдер открыл второй пузырек, имевший уже форму кролика. Запах был еще более отвратительным.