— Прошу прощения… у нас есть капитан колониальных войск!
— Но, сэр! — воскликнула девушка и всплеснула руками. — Вы все еще не видите того, что единственный человек в этой «армии», которого хоть немного можно считать солдатом, это вы?!
— Ведь есть еще маршал, капитан…
— И вы до сих пор не подумали о том, что, возможно, рядом с вами находятся обыкновенные мошенники?
Граф в замешательстве часто заморгал глазами. Затем сказал:
— Нечто подобное несколько раз приходило мне в голову. — Граф не заметил, что непроизвольно глотнул чая из чашки, которую налила ему девушка. — Почему вы не сказали этого мне вовремя? Когда еще не поздно было повернуть назад?
— Что? — быстро спросила Анна фальшивым тоном. Так спрашивают не для того, чтобы снова услышать вопрос, а чтобы выиграть время и успеть придумать какую-нибудь небылицу.
— Почему вы не сказали этого раньше?
— Как это раньше?.. О!.. Да зачем мне было это говорить? Вы вели себя так, что было ясно: вы не поверите ни одному моему слову. Но сейчас я предупреждаю: вернитесь в Аин-Шефра и наймите проводника, потому что…
— Благодарю, мисс Эльсворт-Лорье. Возможно, вы и правы, и все это пустая затея. Но граф Оливер Йолланд не повернет назад даже в том случае, если ему набрали вместо солдат банду проходимцев.
— И вы не чувствуете брезгливости от того, что общаетесь с мошенниками?
— Я начинаю верить в то, что приличному человеку иногда может не хватать общества мошенника.
К ним подошел мистер Вильке.
— Сэр, ваши офицеры не могут решить, в каком направлении двигаться дальше.
— Это абсолютно все равно, дорогой Вильке. Важно лишь одно: идти вперед!
Анна-Анетта посмотрела на графа долгим изучающим взглядом. Так смотрят на человека, который сделал что-то неожиданное и оказался не тем, кем казался до этого.
Когда отряд вновь отправился в путь, солдаты с удивлением увидели, что в коляске рядом с графом сидит бедуин и красит губы.
4
Глава двенадцатая
1
2
— Но, сэр! — воскликнула девушка и всплеснула руками. — Вы все еще не видите того, что единственный человек в этой «армии», которого хоть немного можно считать солдатом, это вы?!
— Ведь есть еще маршал, капитан…
— И вы до сих пор не подумали о том, что, возможно, рядом с вами находятся обыкновенные мошенники?
Граф в замешательстве часто заморгал глазами. Затем сказал:
— Нечто подобное несколько раз приходило мне в голову. — Граф не заметил, что непроизвольно глотнул чая из чашки, которую налила ему девушка. — Почему вы не сказали этого мне вовремя? Когда еще не поздно было повернуть назад?
— Что? — быстро спросила Анна фальшивым тоном. Так спрашивают не для того, чтобы снова услышать вопрос, а чтобы выиграть время и успеть придумать какую-нибудь небылицу.
— Почему вы не сказали этого раньше?
— Как это раньше?.. О!.. Да зачем мне было это говорить? Вы вели себя так, что было ясно: вы не поверите ни одному моему слову. Но сейчас я предупреждаю: вернитесь в Аин-Шефра и наймите проводника, потому что…
— Благодарю, мисс Эльсворт-Лорье. Возможно, вы и правы, и все это пустая затея. Но граф Оливер Йолланд не повернет назад даже в том случае, если ему набрали вместо солдат банду проходимцев.
— И вы не чувствуете брезгливости от того, что общаетесь с мошенниками?
— Я начинаю верить в то, что приличному человеку иногда может не хватать общества мошенника.
К ним подошел мистер Вильке.
— Сэр, ваши офицеры не могут решить, в каком направлении двигаться дальше.
— Это абсолютно все равно, дорогой Вильке. Важно лишь одно: идти вперед!
Анна-Анетта посмотрела на графа долгим изучающим взглядом. Так смотрят на человека, который сделал что-то неожиданное и оказался не тем, кем казался до этого.
Когда отряд вновь отправился в путь, солдаты с удивлением увидели, что в коляске рядом с графом сидит бедуин и красит губы.
4
Когда легион и на рассвете не добрался до оазиса, стало ясно, что все-таки идти надо было по другой дороге. Но и здесь было много придорожных столбов, следовательно, они указывали какое-то направление. Может, оазис должен был быть немного дальше.
Но и дальше не было ничего.
И был полдень. В Сахаре, где слова «температура воздуха в тени» не имеют смысла из-за отсутствия последней.
— Послушайте, — сказала ефрейтор Изабелла очкарику Кратохвилю (обойщику, который писал роман), — не нравится мне все это.
— Командиры чего-то недоговаривают.
— Они ни черта не смыслят в командовании.
— И напрасно пытаются это скрыть, все всё и так знают. В моем романе есть один герой, который, будучи шофером, выдает себя за пилота и только на высоте птичьего полета убеждается, что между современным истребителем и старым такси существует громадная разница.
Изабелла поправила на плече ружье и тупо, непонимающе уставилась на писателя.
— Кратохвиль, со мной в такую жару шутить нельзя. Нам надо знать, куда мы идем!
— От этого станет прохладней?
— Одно верно, — размышлял вслух Тоутон, — подозрительно все это. Есть здесь какая-то неясность. Нечисто дело! Уж кому как не мне знать, коли не все в порядке.
— Они могли бы сказать, чего им надо! — закричала Изабелла. — Мы все будем просто идиотами, если и дальше позволим водить себя за нос в Сахаре! Я хочу знать — куда мы идем! В конце-то концов, я же мать… — Изабелла запнулась и быстро продолжала: — Я же материально заинтересован! Ведь не из идейных же соображений я иду здесь, а за деньги, и имею право знать, куда нас ведут!
— Верно, ребятки, — сказал Джордан (тот, что был контрабасистом, но неплохо играл и на гармошке). — Но ведь мы идем вдоль столбов, сие означает, что дорога есть и куда-то мы все равно придем.
— Но когда? — вскричала ефрейтор Изабелла. — Ведь в этой чертовой жаре все время хочется пить, а из придорожных столбов воду не выжмешь!
Порядка как ни бывало. Мистер Вильке без сознания лежал в санитарной повозке. Полковой врач Джереми Облат прикладывал к сердцу управляющего смоченный в холодной воде платок. Эскулап хотел было еще протереть виски разбавленным нашатырем, но к телеге с лекарствами оказалось не подобраться: все было завалено оружием и вещмешками. Солдаты кое-как побросали шинели и штыки и без конца пили воду.
Маршал устало слез с лошади. Рядом растерянно стояли Дюрье и Рено. Польхон, похожий на бульдога с рыжей бородой, сосредоточенно попыхивал трубкой, зажатой редкими желтыми зубами.
Гогхур, проводник-араб, подошел к графу. Сэр Йолланд как раз расплачивался за проезд и помогал мисс Анне выйти из коляски.
— Господин, — сказал Гогхур, — мне надо поговорить с тобой.
— Говори, уважаемый бедуин, — ответил граф. Его манеры и стиль общения не зависели от того, с кем он говорил — будь это биржевой секретарь или бедуин в лохмотьях.
— Господин! Мы находимся под крылом смерти. Какой дорогой ни пойди из Бильмбо, через 24 часа караван обязательно дойдет до следующего оазиса.
— В таком случае, куда ведут придорожные столбы?
— Столбы, господин, — ответил араб, — очень часто показывают дорогу к смерти. Есть, мой господин, коварные люди. Они вытаскивают столбы с правильной дороги и вкапывают их в неверном направлении. Так негодяи будут двигаться на расстоянии двух-трех миль впереди каравана, а когда через несколько дней закончится вода, продукты, силы, они нападут на измученных…
Все это звучало очень правдоподобно. Граф молча достал портсигар и выбрал сигару.
— Пришлите сюда того высокого костлявого унтер-офицера со смуглым лицом, — сказал сэр Йолланд Гогхуру. После этого граф повернулся к девушке: — Не хотите ли чашку чаю?
Анна-Анетта вновь посмотрела на графа так, будто представляла его себе совсем иным.
— И вы сейчас можете думать о чае? Но… Слышали, что мы в смертельной опасности! Что вы собираетесь делать?
— Ну… мы придумаем что-нибудь.
Вдали в темноте беспокойный свет фар расколол ночь и снова исчез на повороте за холмом.
Перед ними ехала машина…
К графу подошел костлявый смуглый унтер-офицер — ефрейтор Изабелла.
— Хм… так вот. Я часто наблюдал за вами. Вы умный, энергичный солдат. Как вас зовут?
— Кавелотти, — сказала свой «псевдоним» миссис Росванг, заботливая мать Воздушного Дьявола.
— Да? Так вы итальянец? Ну так вот, ефрейтор, мне кажется, мы немного заблудились.
— Я так и думал!
— Да? Какой вы сообразительный. Словом, человеку свойственно заблуждаться. Но все же было бы неплохо, если бы люди экономили воду. Довожу это до вашего сведения.
— Но не я разбазариваю воду! — возмутилась ефрейтор Изабелла.
— Я знаю. Поэтому и прошу вас… ведь я здесь только… хм… наблюдаю за людьми. Вы… мистер сержант, выглядите решительным, умным и верным солдатом. Вы меня поняли? До сегодняшнего дня дисциплина была не так важна, но теперь нужно быть осторожными. Мы в беде. Я верю в вас. Можете идти!
Сэр Йолланд не знал, что разговаривает с женщиной. Но даже если бы граф владел тайной миссис Росванг, то не мог бы вести себя хитрее: после такого разговора ефрейтор Изабелла была готова пойти за сэра Йолланда в огонь и воду.
В это время группы солдат собрались у цистерны с водой. Они громко ругали командиров и постоянно дергали растерянного сержанта Байонне.
— Говорите четко, — кричал Тоутон, — скажите командирам, что мы хотим пить чистую воду!
— Нельзя людей просто так таскать по Сахаре! — потрясал кулаком машинист Вольфрам, а остальные поддерживали его угрожающим гулом. — Наши командиры — обманщики!
— Тот, кто называет себя офицером, должен хоть немного ориентироваться в пустыне! — гремел обычно тихий Кинг Росванг.
— Ты-то хоть помолчи! — раздался решительный голос, и Кинг Росванг сразу стал тише воды и ниже травы. Это была ефрейтор Изабелла. Она как раз подошла к солдатам.
— Я сказала — хватит! — энергично вмешалась в разговор миссис Росванг и по привычке ударила себя кулаком в грудь. — Если и случилась беда, то по вашей же вине. Да это же просто стадо свиней! Вы злоупотребляете добротой господина графа!
Все онемели от внезапной перемены.
— Мы хотим знать, куда нас ведут! — нарушил тишину Флер де Бак.
— Ты хочешь знать? — прошипела ефрейтор. — Так установи по расположению звезд, ты же легионер! Или пусть это сделает твой приятель — жаль, что ему снесли только полморды! Если вы настоящие легионеры, так скажите, где мы находимся! Ну, чего молчите! Давайте! Эй, легионеры!.. Так чего же вы тогда привязываетесь к командирам?
Все притихли. Дюк Росванг, Воздушный Дьявол, заметил:
— И все равно это свинство!
— А ты, щенок, вообще молчи, а то сейчас получишь у меня! — применила Изабелла испытанный ораторский прием и воинственно огляделась. — Я не защищаю этих якобы офицеров, — продолжала она. — Вот что скажу: солдаты и офицеры друг друга стоят. Так что мы квиты. Кому мои слова не нравятся, пусть делом докажет, что он настоящий легионер! Капрал Билотти, если ты не негодяй, то веди нас по пустыне. А вы, Кратохвиль, взгляните на небо и определите путь. Ведь вы старый ветеран, всю жизнь прослужили в Сахаре. Ну? Ведь направление написано на звездах.
— Прошу прощения, но не я его сам писал! — начал оправдываться обойщик.
— Но… все же…— промямлил Кинг Росванг, — надо что-то делать…
— Ну да, как раз тебя-то и не хватает там, где надо что-то делать, а не только дрыхнуть да пузо набивать! — сказала ефрейтор. Затем она перешла от презрительных упреков к конкретным указаниям: — Слушайте все! Я говорю, что граф — хороший человек и хочет нам только добра. Нам же надо экономить воду, стараться идти быстро и соблюдать дисциплину. Тот, кто затесался сюда глотку драть да кулаками махать, пусть выйдет вперед. Он будет иметь дело со мной!
Изабелла закончила свою речь, ударив себя в грудь, и выжидающе огляделась. Никто вперед не вышел.
Но и дальше не было ничего.
И был полдень. В Сахаре, где слова «температура воздуха в тени» не имеют смысла из-за отсутствия последней.
— Послушайте, — сказала ефрейтор Изабелла очкарику Кратохвилю (обойщику, который писал роман), — не нравится мне все это.
— Командиры чего-то недоговаривают.
— Они ни черта не смыслят в командовании.
— И напрасно пытаются это скрыть, все всё и так знают. В моем романе есть один герой, который, будучи шофером, выдает себя за пилота и только на высоте птичьего полета убеждается, что между современным истребителем и старым такси существует громадная разница.
Изабелла поправила на плече ружье и тупо, непонимающе уставилась на писателя.
— Кратохвиль, со мной в такую жару шутить нельзя. Нам надо знать, куда мы идем!
— От этого станет прохладней?
— Одно верно, — размышлял вслух Тоутон, — подозрительно все это. Есть здесь какая-то неясность. Нечисто дело! Уж кому как не мне знать, коли не все в порядке.
— Они могли бы сказать, чего им надо! — закричала Изабелла. — Мы все будем просто идиотами, если и дальше позволим водить себя за нос в Сахаре! Я хочу знать — куда мы идем! В конце-то концов, я же мать… — Изабелла запнулась и быстро продолжала: — Я же материально заинтересован! Ведь не из идейных же соображений я иду здесь, а за деньги, и имею право знать, куда нас ведут!
— Верно, ребятки, — сказал Джордан (тот, что был контрабасистом, но неплохо играл и на гармошке). — Но ведь мы идем вдоль столбов, сие означает, что дорога есть и куда-то мы все равно придем.
— Но когда? — вскричала ефрейтор Изабелла. — Ведь в этой чертовой жаре все время хочется пить, а из придорожных столбов воду не выжмешь!
Порядка как ни бывало. Мистер Вильке без сознания лежал в санитарной повозке. Полковой врач Джереми Облат прикладывал к сердцу управляющего смоченный в холодной воде платок. Эскулап хотел было еще протереть виски разбавленным нашатырем, но к телеге с лекарствами оказалось не подобраться: все было завалено оружием и вещмешками. Солдаты кое-как побросали шинели и штыки и без конца пили воду.
Маршал устало слез с лошади. Рядом растерянно стояли Дюрье и Рено. Польхон, похожий на бульдога с рыжей бородой, сосредоточенно попыхивал трубкой, зажатой редкими желтыми зубами.
Гогхур, проводник-араб, подошел к графу. Сэр Йолланд как раз расплачивался за проезд и помогал мисс Анне выйти из коляски.
— Господин, — сказал Гогхур, — мне надо поговорить с тобой.
— Говори, уважаемый бедуин, — ответил граф. Его манеры и стиль общения не зависели от того, с кем он говорил — будь это биржевой секретарь или бедуин в лохмотьях.
— Господин! Мы находимся под крылом смерти. Какой дорогой ни пойди из Бильмбо, через 24 часа караван обязательно дойдет до следующего оазиса.
— В таком случае, куда ведут придорожные столбы?
— Столбы, господин, — ответил араб, — очень часто показывают дорогу к смерти. Есть, мой господин, коварные люди. Они вытаскивают столбы с правильной дороги и вкапывают их в неверном направлении. Так негодяи будут двигаться на расстоянии двух-трех миль впереди каравана, а когда через несколько дней закончится вода, продукты, силы, они нападут на измученных…
Все это звучало очень правдоподобно. Граф молча достал портсигар и выбрал сигару.
— Пришлите сюда того высокого костлявого унтер-офицера со смуглым лицом, — сказал сэр Йолланд Гогхуру. После этого граф повернулся к девушке: — Не хотите ли чашку чаю?
Анна-Анетта вновь посмотрела на графа так, будто представляла его себе совсем иным.
— И вы сейчас можете думать о чае? Но… Слышали, что мы в смертельной опасности! Что вы собираетесь делать?
— Ну… мы придумаем что-нибудь.
Вдали в темноте беспокойный свет фар расколол ночь и снова исчез на повороте за холмом.
Перед ними ехала машина…
К графу подошел костлявый смуглый унтер-офицер — ефрейтор Изабелла.
— Хм… так вот. Я часто наблюдал за вами. Вы умный, энергичный солдат. Как вас зовут?
— Кавелотти, — сказала свой «псевдоним» миссис Росванг, заботливая мать Воздушного Дьявола.
— Да? Так вы итальянец? Ну так вот, ефрейтор, мне кажется, мы немного заблудились.
— Я так и думал!
— Да? Какой вы сообразительный. Словом, человеку свойственно заблуждаться. Но все же было бы неплохо, если бы люди экономили воду. Довожу это до вашего сведения.
— Но не я разбазариваю воду! — возмутилась ефрейтор Изабелла.
— Я знаю. Поэтому и прошу вас… ведь я здесь только… хм… наблюдаю за людьми. Вы… мистер сержант, выглядите решительным, умным и верным солдатом. Вы меня поняли? До сегодняшнего дня дисциплина была не так важна, но теперь нужно быть осторожными. Мы в беде. Я верю в вас. Можете идти!
Сэр Йолланд не знал, что разговаривает с женщиной. Но даже если бы граф владел тайной миссис Росванг, то не мог бы вести себя хитрее: после такого разговора ефрейтор Изабелла была готова пойти за сэра Йолланда в огонь и воду.
В это время группы солдат собрались у цистерны с водой. Они громко ругали командиров и постоянно дергали растерянного сержанта Байонне.
— Говорите четко, — кричал Тоутон, — скажите командирам, что мы хотим пить чистую воду!
— Нельзя людей просто так таскать по Сахаре! — потрясал кулаком машинист Вольфрам, а остальные поддерживали его угрожающим гулом. — Наши командиры — обманщики!
— Тот, кто называет себя офицером, должен хоть немного ориентироваться в пустыне! — гремел обычно тихий Кинг Росванг.
— Ты-то хоть помолчи! — раздался решительный голос, и Кинг Росванг сразу стал тише воды и ниже травы. Это была ефрейтор Изабелла. Она как раз подошла к солдатам.
— Я сказала — хватит! — энергично вмешалась в разговор миссис Росванг и по привычке ударила себя кулаком в грудь. — Если и случилась беда, то по вашей же вине. Да это же просто стадо свиней! Вы злоупотребляете добротой господина графа!
Все онемели от внезапной перемены.
— Мы хотим знать, куда нас ведут! — нарушил тишину Флер де Бак.
— Ты хочешь знать? — прошипела ефрейтор. — Так установи по расположению звезд, ты же легионер! Или пусть это сделает твой приятель — жаль, что ему снесли только полморды! Если вы настоящие легионеры, так скажите, где мы находимся! Ну, чего молчите! Давайте! Эй, легионеры!.. Так чего же вы тогда привязываетесь к командирам?
Все притихли. Дюк Росванг, Воздушный Дьявол, заметил:
— И все равно это свинство!
— А ты, щенок, вообще молчи, а то сейчас получишь у меня! — применила Изабелла испытанный ораторский прием и воинственно огляделась. — Я не защищаю этих якобы офицеров, — продолжала она. — Вот что скажу: солдаты и офицеры друг друга стоят. Так что мы квиты. Кому мои слова не нравятся, пусть делом докажет, что он настоящий легионер! Капрал Билотти, если ты не негодяй, то веди нас по пустыне. А вы, Кратохвиль, взгляните на небо и определите путь. Ведь вы старый ветеран, всю жизнь прослужили в Сахаре. Ну? Ведь направление написано на звездах.
— Прошу прощения, но не я его сам писал! — начал оправдываться обойщик.
— Но… все же…— промямлил Кинг Росванг, — надо что-то делать…
— Ну да, как раз тебя-то и не хватает там, где надо что-то делать, а не только дрыхнуть да пузо набивать! — сказала ефрейтор. Затем она перешла от презрительных упреков к конкретным указаниям: — Слушайте все! Я говорю, что граф — хороший человек и хочет нам только добра. Нам же надо экономить воду, стараться идти быстро и соблюдать дисциплину. Тот, кто затесался сюда глотку драть да кулаками махать, пусть выйдет вперед. Он будет иметь дело со мной!
Изабелла закончила свою речь, ударив себя в грудь, и выжидающе огляделась. Никто вперед не вышел.
Глава двенадцатая
1
Тем временем в палатке маршала разыгрывались печальные события. Мистер Вильке почувствовал себя лучше и появился в обществе. Сначала все в гробовой тишине пили кофе. Офицеры тупо смотрели в расстеленную на полу карту. Она казалась им загадочным сфинксом, который стережет великую тайну и мог бы выдать ее одним движением глаз, да не делает этого.
— Как мы дошли сюда, — сказал Дюрье и ткнул пальцем в карту, — надо было идти вниз.
— Куда? — переспросил Польхон.
— Сюда, — показал капитан.
Польхон одним движением руки развернул карту на сто восемьдесят градусов. Теперь озеро Чад оказалось на месте Туниса, а Марокко переместилось туда, где раньше плескалось Красное море.
— А теперь?
Дюрье побледнел. «Вниз» вдруг превратилось в свою противоположность и стало «вверх».
— Господа! — сказал мистер Вильке. — Хватит ломать комедию. Пора открыть карты.
Надолго наступила тишина.
Первым заговорил маршал. Голова его была низко опущена, борода немного дрожала, и весь он выглядел каким-то потухшим.
— Я появился на свет в 1879 году таким же способом, как и все прочие младенцы. Мир совсем не изменился с тех пор, как впервые узрел меня в маленьком укромном Скутари. Когда отца выпустили из тюрьмы, он решил начать новую жизнь, и мы переехали в Америку. Америка — родина денег, на ее знамени сияют звезды. Впрочем, это еще небольшая беда. Но маме приходилось работать прачкой, вышивать скатерти на продажу, и все же мы были бедны, более того, приходилось ютиться в сыром подвале. Там я научился вырезать скрипки. Отец после тюрьмы решил начать новую жизнь. И мы переехали в Гватемалу. Я давно знал эту страну по почтовым маркам. Маленькое государство в Центральной Америке, но там зарождаются смерчи, которые потом проносятся по всему континенту. Так что климат Гватемалы имеет большое значение для всего материка. Мама снова стирала белье и вышивала скатерти, а я тем временем играл на скрипке собственного изготовления в привокзальном ресторанчике. Так я достиг шестнадцатилетнего возраста — зари своей молодости. Между тем отец вышел из тюрьмы и решил начать новую жизнь. Мы переехали в Гондурас. Жители всех возрастов в этой стране занимаются земледелием или животноводством. Там я попал в армию. В то время вооруженные силы Гондураса нуждались в срочной реорганизации, у государства все еще не было регулярной армии. Я получил направление в важный род войск, о котором в то время в Гондурасе и слыхом не слыхивали.
— Что же это за род войск? — спросил мистер Вильке.
— Военный оркестр, — опустив голову, прошептал маршал. — Я, собственно говоря, тамбурмажор… — Драматическая пауза сопровождалась громким вздохом. — Так оно все и было, господа. После того как отец освободился, он не стал продолжать старую жизнь. Но и новой не начал. Его душа и тело обрели вечный покой. Тут разразилась революция, но она ни на волосок не изменила мою жизнь. Революцию подавили. Меня делегировали в президентский дворец от имени голодающего оркестра. Как раз в это время заканчивался срок правления господина президента, а по традициям этой страны никто не может занимать президентское кресло два срока подряд без перерыва. Поэтому искали человека, который бы чисто формально на короткое время занял этот пост, чтобы затем прежний президент мог снова взять власть в свои руки. Так и случилось: я захватил власть, объявил диктатуру, стал маршалом и ввел обязательное начальное образование.
— И как долго ваше превосходительство были президентом?
— Ровно семь минут, господа…
Установилась тишина.
— После этого, — продолжал маршал упавшим голосом, — мне начали вставлять палки в колеса враги президента, а когда новая революция триумфально победила, даже хотели убить меня. Пришлось среди ночи вскакивать с постели и с одним только клавиром бежать из страны. Зато народ до сих пор с благодарностью вспоминает мое короткое правление. Путеводители упоминают мой дом среди других достопримечательностей Гондураса, его посещают туристы. Что мне еще сказать? Два года назад один скульптор собирался изваять мою конную статую, но, к сожалению, несчастья в этой стране приняли такие угрожающие размеры, что осуществление замысла пришлось отложить. Судите сами, господа: перед вами подлинная история моей жизни… Дальше меня ожидала судьба изгнанного президента. Я стал директором железнодорожной станции в Египте, затем переписчиком нот в Тунисе и, наконец, получил работу в Марокко, в казино. Я руководил игрой в рулетку.
— Крупье?! — изумился мистер Вильке.
— Вы угадали, — кивнул головой маршал. — Но какое это имеет значение, если человек в изгнании. Я жил в «Мамунии», а когда казино разорилось, меня выгнали оттуда. Таким образом, негде было даже голову приклонить. Коридорный разрешил мне временно поселиться в багажной комнате, в большом удобном чемодане. — Толстый организатор часто закивал головой, и маршал Подвинец продолжал: — Там видел я горькие сны своего изгнания. Если какой-нибудь постоялец уезжал на несколько дней, но оставлял за собой номер, мне разрешалось спать в нем на узком диване. Я мог даже бриться, когда меня вынуждала к этому не в меру разросшаяся борода. Так я попал в комнату капитана Дюрье, где вы и нашли меня, высокоуважаемый мистер Вильке. Остальное расскажет господин капитан…
— Прежде всего, наверное, надо признаться в том, что никакой я не капитан, — начал Дюрье, — и, если вас это интересует, даже не Дюрье.
— Однако кем вы были до того, как поступили сюда, в легион?
Дюрье долго молчал. Затем низко опустил голову и застенчиво сказал:
— Дамским парикмахером… В Сахаре…
— Настоящее имя господина Дюрье — Феликс Броммель, — вмешался маршал, — в молодые годы он служил в одном английском аристократическом семействе. Брил старого лорда. Так еще почти ребенком Феликс попал в Марокко. Но его лишили квалификации из-за применения краски для волос собственного изобретения.
— «Люкс-колор», — пробормотал Феликс.
— Средство требовало еще некоторого совершенствования, — продолжал маршал, — но нетерпеливый изобретатель применил его раньше времени. Случилась беда. Одна светловолосая дама решила выкраситься в каштановый цвет, но стала темно-зеленой. Я ее видел… Это было ужасно! Я поддерживал Броммеля, когда он стал знахарем. Ему приходилось брить и завивать тайком, по ночам, по сниженным ценам. Ведь его лишили квалификации. Затем я устроил Феликса подсадным игроком в казино. За двадцать франков он должен был каждый вечер приходить в дорогом костюме в заведение и выигрывать невероятные суммы, чтобы повысить интерес к игре у клиентов. Броммелю надо было с зашитыми карманами прокутить сотни тысяч за ночь. Когда вы, уважаемый мистер Вильке, нашли меня в комнате капитана Дюрье, которого я, к сожалению, никогда не видел, но с удовольствием использовал именно его номер, так как этот господин курит превосходные сигары… Знаете, такие… м-м-м… конусообразной формы, очень крепкие, называются «Эрна». Мне кажется, он заказывает их в Сербии… Так вот, господин Вильке, оказав мне честь своим превосходным предложением, поставил непременное условие: привлечь к делу капитана Дюрье, которого я не знал. Что было делать? Я не мог упустить такой шанс. Пришлось обратиться к Феликсу. После моих долгих уговоров он согласился сыграть роль капитана Дюрье.
Снова наступила тишина.
Мистер Вильке вопросительно посмотрел на Польхона. «Лейтенант» тыльной стороной ладони то и дело поглаживал свою рыжую бороду и курил трубку.
— Я не такой ученый, как те господа, что говорили до меня. Поэтому опущу всякую дребедень. Я был матросом, и все тут. Служил на китобое. Шабаш. Один раз так отколотил мачтой боцмана, что тот до сих пор трясется и заикается. Амба! Меня вычеркнули из бортового журнала. Что было делать? Поступил сюда клоуном. А сейчас пусть первый бросит в меня камень тот, кто не боится, что я ему тут же пасть порву!
Едкий табачный дым удушливо клубился в тесной палатке. Все смотрели на Рено. Тихий, миловидный офицер в замешательстве теребил большую медаль. Как оказалось позже, она давала право бесплатного повторного посещения цирка на Пикадилли…
— А вы, господин старший лейтенант, — повернулся к Рено мистер Вильке, — кем вы были на гражданке?
— Невестой, — ответил тот и густо покраснел. На маршале звякнули все ордена, а Польхон выронил трубку изо рта. Рено был женщиной.
— Я назвалась офицером только для того, чтобы иметь отдельную палатку.
— Но зачем вы это сделали? — удивился мистер Вильке.
— Я не могу сообщить подробности… — ответила девушка и разрыдалась. Был подходящий момент. О, сколько раз до этого ей хотелось поплакать, но было нельзя. Как плохо быть мужчиной! Ведь он никогда не должен плакать. Особенно офицер пехоты в Сахаре!
— Я поссорилась со своим женихом. Он взялся за опасное дело. Сейчас я понимаю, что жених был прав, но я все-таки женщина, и для меня его жизнь дороже чувства долга. Мне казалось, что, если я пригрожу разрывом, он откажется от своей затеи. Я вернула кольцо… Боже, какая я несчастная! Поэтому я пришла в легион. Мне удалось купить свидетельство… я тоже хотела страдать, как и он, я тоже умру в этой пустыне…
— Что же делать, — сказал мистер Вильке, — после всего, что мы услышали?
— Мне кажется, — подумав, сказал Феликс Дюрье, — барышне следует помириться со своим женихом.
— Здесь нужен не совет, — сказал Польхон, — а помощь со стороны.
Как ответ на его слова послышался далекий автомобильный гудок.
— Как мы дошли сюда, — сказал Дюрье и ткнул пальцем в карту, — надо было идти вниз.
— Куда? — переспросил Польхон.
— Сюда, — показал капитан.
Польхон одним движением руки развернул карту на сто восемьдесят градусов. Теперь озеро Чад оказалось на месте Туниса, а Марокко переместилось туда, где раньше плескалось Красное море.
— А теперь?
Дюрье побледнел. «Вниз» вдруг превратилось в свою противоположность и стало «вверх».
— Господа! — сказал мистер Вильке. — Хватит ломать комедию. Пора открыть карты.
Надолго наступила тишина.
Первым заговорил маршал. Голова его была низко опущена, борода немного дрожала, и весь он выглядел каким-то потухшим.
— Я появился на свет в 1879 году таким же способом, как и все прочие младенцы. Мир совсем не изменился с тех пор, как впервые узрел меня в маленьком укромном Скутари. Когда отца выпустили из тюрьмы, он решил начать новую жизнь, и мы переехали в Америку. Америка — родина денег, на ее знамени сияют звезды. Впрочем, это еще небольшая беда. Но маме приходилось работать прачкой, вышивать скатерти на продажу, и все же мы были бедны, более того, приходилось ютиться в сыром подвале. Там я научился вырезать скрипки. Отец после тюрьмы решил начать новую жизнь. И мы переехали в Гватемалу. Я давно знал эту страну по почтовым маркам. Маленькое государство в Центральной Америке, но там зарождаются смерчи, которые потом проносятся по всему континенту. Так что климат Гватемалы имеет большое значение для всего материка. Мама снова стирала белье и вышивала скатерти, а я тем временем играл на скрипке собственного изготовления в привокзальном ресторанчике. Так я достиг шестнадцатилетнего возраста — зари своей молодости. Между тем отец вышел из тюрьмы и решил начать новую жизнь. Мы переехали в Гондурас. Жители всех возрастов в этой стране занимаются земледелием или животноводством. Там я попал в армию. В то время вооруженные силы Гондураса нуждались в срочной реорганизации, у государства все еще не было регулярной армии. Я получил направление в важный род войск, о котором в то время в Гондурасе и слыхом не слыхивали.
— Что же это за род войск? — спросил мистер Вильке.
— Военный оркестр, — опустив голову, прошептал маршал. — Я, собственно говоря, тамбурмажор… — Драматическая пауза сопровождалась громким вздохом. — Так оно все и было, господа. После того как отец освободился, он не стал продолжать старую жизнь. Но и новой не начал. Его душа и тело обрели вечный покой. Тут разразилась революция, но она ни на волосок не изменила мою жизнь. Революцию подавили. Меня делегировали в президентский дворец от имени голодающего оркестра. Как раз в это время заканчивался срок правления господина президента, а по традициям этой страны никто не может занимать президентское кресло два срока подряд без перерыва. Поэтому искали человека, который бы чисто формально на короткое время занял этот пост, чтобы затем прежний президент мог снова взять власть в свои руки. Так и случилось: я захватил власть, объявил диктатуру, стал маршалом и ввел обязательное начальное образование.
— И как долго ваше превосходительство были президентом?
— Ровно семь минут, господа…
Установилась тишина.
— После этого, — продолжал маршал упавшим голосом, — мне начали вставлять палки в колеса враги президента, а когда новая революция триумфально победила, даже хотели убить меня. Пришлось среди ночи вскакивать с постели и с одним только клавиром бежать из страны. Зато народ до сих пор с благодарностью вспоминает мое короткое правление. Путеводители упоминают мой дом среди других достопримечательностей Гондураса, его посещают туристы. Что мне еще сказать? Два года назад один скульптор собирался изваять мою конную статую, но, к сожалению, несчастья в этой стране приняли такие угрожающие размеры, что осуществление замысла пришлось отложить. Судите сами, господа: перед вами подлинная история моей жизни… Дальше меня ожидала судьба изгнанного президента. Я стал директором железнодорожной станции в Египте, затем переписчиком нот в Тунисе и, наконец, получил работу в Марокко, в казино. Я руководил игрой в рулетку.
— Крупье?! — изумился мистер Вильке.
— Вы угадали, — кивнул головой маршал. — Но какое это имеет значение, если человек в изгнании. Я жил в «Мамунии», а когда казино разорилось, меня выгнали оттуда. Таким образом, негде было даже голову приклонить. Коридорный разрешил мне временно поселиться в багажной комнате, в большом удобном чемодане. — Толстый организатор часто закивал головой, и маршал Подвинец продолжал: — Там видел я горькие сны своего изгнания. Если какой-нибудь постоялец уезжал на несколько дней, но оставлял за собой номер, мне разрешалось спать в нем на узком диване. Я мог даже бриться, когда меня вынуждала к этому не в меру разросшаяся борода. Так я попал в комнату капитана Дюрье, где вы и нашли меня, высокоуважаемый мистер Вильке. Остальное расскажет господин капитан…
— Прежде всего, наверное, надо признаться в том, что никакой я не капитан, — начал Дюрье, — и, если вас это интересует, даже не Дюрье.
— Однако кем вы были до того, как поступили сюда, в легион?
Дюрье долго молчал. Затем низко опустил голову и застенчиво сказал:
— Дамским парикмахером… В Сахаре…
— Настоящее имя господина Дюрье — Феликс Броммель, — вмешался маршал, — в молодые годы он служил в одном английском аристократическом семействе. Брил старого лорда. Так еще почти ребенком Феликс попал в Марокко. Но его лишили квалификации из-за применения краски для волос собственного изобретения.
— «Люкс-колор», — пробормотал Феликс.
— Средство требовало еще некоторого совершенствования, — продолжал маршал, — но нетерпеливый изобретатель применил его раньше времени. Случилась беда. Одна светловолосая дама решила выкраситься в каштановый цвет, но стала темно-зеленой. Я ее видел… Это было ужасно! Я поддерживал Броммеля, когда он стал знахарем. Ему приходилось брить и завивать тайком, по ночам, по сниженным ценам. Ведь его лишили квалификации. Затем я устроил Феликса подсадным игроком в казино. За двадцать франков он должен был каждый вечер приходить в дорогом костюме в заведение и выигрывать невероятные суммы, чтобы повысить интерес к игре у клиентов. Броммелю надо было с зашитыми карманами прокутить сотни тысяч за ночь. Когда вы, уважаемый мистер Вильке, нашли меня в комнате капитана Дюрье, которого я, к сожалению, никогда не видел, но с удовольствием использовал именно его номер, так как этот господин курит превосходные сигары… Знаете, такие… м-м-м… конусообразной формы, очень крепкие, называются «Эрна». Мне кажется, он заказывает их в Сербии… Так вот, господин Вильке, оказав мне честь своим превосходным предложением, поставил непременное условие: привлечь к делу капитана Дюрье, которого я не знал. Что было делать? Я не мог упустить такой шанс. Пришлось обратиться к Феликсу. После моих долгих уговоров он согласился сыграть роль капитана Дюрье.
Снова наступила тишина.
Мистер Вильке вопросительно посмотрел на Польхона. «Лейтенант» тыльной стороной ладони то и дело поглаживал свою рыжую бороду и курил трубку.
— Я не такой ученый, как те господа, что говорили до меня. Поэтому опущу всякую дребедень. Я был матросом, и все тут. Служил на китобое. Шабаш. Один раз так отколотил мачтой боцмана, что тот до сих пор трясется и заикается. Амба! Меня вычеркнули из бортового журнала. Что было делать? Поступил сюда клоуном. А сейчас пусть первый бросит в меня камень тот, кто не боится, что я ему тут же пасть порву!
Едкий табачный дым удушливо клубился в тесной палатке. Все смотрели на Рено. Тихий, миловидный офицер в замешательстве теребил большую медаль. Как оказалось позже, она давала право бесплатного повторного посещения цирка на Пикадилли…
— А вы, господин старший лейтенант, — повернулся к Рено мистер Вильке, — кем вы были на гражданке?
— Невестой, — ответил тот и густо покраснел. На маршале звякнули все ордена, а Польхон выронил трубку изо рта. Рено был женщиной.
— Я назвалась офицером только для того, чтобы иметь отдельную палатку.
— Но зачем вы это сделали? — удивился мистер Вильке.
— Я не могу сообщить подробности… — ответила девушка и разрыдалась. Был подходящий момент. О, сколько раз до этого ей хотелось поплакать, но было нельзя. Как плохо быть мужчиной! Ведь он никогда не должен плакать. Особенно офицер пехоты в Сахаре!
— Я поссорилась со своим женихом. Он взялся за опасное дело. Сейчас я понимаю, что жених был прав, но я все-таки женщина, и для меня его жизнь дороже чувства долга. Мне казалось, что, если я пригрожу разрывом, он откажется от своей затеи. Я вернула кольцо… Боже, какая я несчастная! Поэтому я пришла в легион. Мне удалось купить свидетельство… я тоже хотела страдать, как и он, я тоже умру в этой пустыне…
— Что же делать, — сказал мистер Вильке, — после всего, что мы услышали?
— Мне кажется, — подумав, сказал Феликс Дюрье, — барышне следует помириться со своим женихом.
— Здесь нужен не совет, — сказал Польхон, — а помощь со стороны.
Как ответ на его слова послышался далекий автомобильный гудок.
2
Герр Штрудль набросил на Динделя покрывало, пробормотал что-то на своем непонятном венском наречии, затем привязал торбу с овсом и зажег фонарики на коляске. Все это он проделал уверенно и неторопливо, и Сахара на несколько минут показалась стоянкой такси.
— Мы в беде, господин Штрудль, — подошел к извозчику сэр Йолланд.
— Это я вижу… Да… Не делай ставок — не заработаешь мигрень.
— Ваша правда. Вы мудрый человек. Я еще раньше это подметил. Поэтому и спрашиваю вас, как умного человека, каково ваше мнение?
— Тогда я скажу, раз герр граф оказывает мне такую честь. Это не первый случай в моей жизни. Барон Радель, когда ехал в Бург на скачки, всегда спрашивал моего мнения. Если выигрывал, давал пятьдесят крейцеров (это были тогда большие деньги!), хлопал меня по плечу и говорил: «О, вы умный человек, герр Штрудль!» — Извозчик вздохнул. — Да, где те золотые денечки… Мое мнение… хм… Это нетрудно. Тот господин с бородой, что едет впереди всех, напоминает мне о детстве. Маленьким мальчиком я любил смотреть, как по Випплентьерштрассе маршируют солдаты на учения в Ваграм. За ними всегда следовал оркестр и играл марш. Так вот, перед оркестром шел тамбурмажор с великолепной царской бородой и подымал палку с золотыми кистями. Наш маршал скорее тамбурмажор, чем настоящий солдат.
Герр Штрудль даже не подозревал, насколько его слова близки к истине.
— Да, но… что бы вы делали, дорогой… дорогой… господин Штрудль… м-м-м… на моем месте?
— Я бы не курил эти дорогие сигары в пустыне. Если они закончатся, купить еще вы здесь не сможете, а сразу бросить курить будет трудно.
— В ваших словах есть доля истины. Но я имел в виду другое. Что бы вы сделали сейчас, когда, узнали, что мы заблудились?
— То же, что и в Вене, если я не знаю какой-то улицы. Я спросил бы водителя, который хорошо знает район. Мне кажется, тот человек, что едет впереди нас, наверное, неплохо ориентируется в пустыне.
— Возможно. Но это негодяй: ему заплатили, чтобы он… работал против меня.
— Так предложите ему, герр граф, куш побольше, и он станет работать на вас. Завидя на стоянке хорошего конюха, я предлагаю ему на двадцать крейцеров больше, чем он получает сейчас, и парень переходит ко мне. Извозчики называют это «зацапать конюха». Тпру, Диндель, стой спокойно!.. Что за упрямая скотина!
Герр Штрудль быстро распутал поводья и пошел пешком рядом с коляской: Динделю, Бог его знает почему, захотелось немного погулять во время кормежки.
Граф с удивлением смотрел на извозчика. Хм… Умный малый этот Штрудль. В самом деле, гениальная мысль. И такая простая.
— А где сейчас может быть этот автомобилист?
— Он стоит там, — показал герр Штрудль кнутом, — не далеко отсюда. Машину трудно разглядеть: фары не горят. Вот бы ему попало, если бы мимо шел констебль! Диндель, тпру!.. Хей, стой, я тебе сказал! Вот тварь!
— Так этот русский стоит там?
— Да… Он всегда делает остановку на ночь тогда же, когда и мы. А рано утром, до зари, едет дальше. Вполне возможно, что этот человек замышляет что-то нехорошее.
— Вы бы не могли позвать его сюда?
— Warum denn nicht? Мне кажется, что парень только этого и ждет изо дня в день… Только вы, герр граф, посидите пока в коляске. Меня могут оштрафовать, если я оставлю ее без присмотра.
Толстый красный герр Штрудль гордой походкой отправился в пустыню. Кнут он взял с собой. «Его легче всего украсть», — так говаривал старый извозчик.
Не прошло и пяти минут, как вдали зажглись два луча и стали приближаться к лагерю. Автомобиль двигался медленно и осторожно, чтобы не наехать на валяющихся в беспорядке спящих солдат.
— Что ему надо? — вдруг спросила как из-под земли возникшая Анна.
— Я буду вести переговоры с этим господином. Нам не остается ничего другого. Если это грабитель, надо дать ему побольше денег. Мы заблудились, Анетта.
— Переговоры с… с… грабителем?!
— Нам нужен проводник.
Мистер Гуливер приближался. В своем неизменном комбинезоне, размахивая на ходу рукой с автомобильным шлемом. Около темного пятна головы тлела сигара. Внезапно в ее свете возник твердый, улыбающийся рот и два ряда здоровых белоснежных зубов.
— Добрый вечер, господин граф. Мое почтение, мисс Лорье.
Несколько секунд они молча стояли друг против друга. Герр Штрудль уселся на подножку, достал пенсне и стал читать газету в свете фонаря, висящего на коляске.
— Сэр, — начал граф Йолланд, — мне необходим проводник. Мне кажется, мы заблудились.
— Судя по придорожным столбам, это, безусловно, так.
На своей машине я проехал несколько километров вперед. Дальше вообще никаких столбов.
— Я не буду ходить вокруг да около, — заявил граф. — Скажу прямо, чего я хочу: назовите сумму, которую вам заплатили или должны заплатить из добычи за то, чтобы вы работали против меня. Я обещаю заплатить больше, если вы присоединитесь к нам.
Молодой человек задумался.
— Что вам обещали за ту красную папку с документами, которую граф всегда носит с собой? Вон она валяется рядом с ним на сиденьи! — агрессивно спросила девушка.
— Так мы все собрались здесь, чтобы интересоваться моими личными делами? Речь идет о том, что вы ищете проводника для вашего совместного каравана.
— Вы прекрасно знаете, что никакой он не совместный! Вы же сами привезли мои вещи после аварии! Не надейтесь очернить меня в глазах графа! Смешно! — фыркнула Анна и повернулась спиной. Молодой человек улыбнулся.
— Мне хотелось бы знать только одно, — заговорил граф Йолланд. — Вы все время следуете за мной и… хм… являетесь… м-м-м…
— Являетесь русским гангстером Соколовым, правой рукой разбойника Бискры! Ну, отвечайте же! — воскликнула девушка.
— Мы в беде, господин Штрудль, — подошел к извозчику сэр Йолланд.
— Это я вижу… Да… Не делай ставок — не заработаешь мигрень.
— Ваша правда. Вы мудрый человек. Я еще раньше это подметил. Поэтому и спрашиваю вас, как умного человека, каково ваше мнение?
— Тогда я скажу, раз герр граф оказывает мне такую честь. Это не первый случай в моей жизни. Барон Радель, когда ехал в Бург на скачки, всегда спрашивал моего мнения. Если выигрывал, давал пятьдесят крейцеров (это были тогда большие деньги!), хлопал меня по плечу и говорил: «О, вы умный человек, герр Штрудль!» — Извозчик вздохнул. — Да, где те золотые денечки… Мое мнение… хм… Это нетрудно. Тот господин с бородой, что едет впереди всех, напоминает мне о детстве. Маленьким мальчиком я любил смотреть, как по Випплентьерштрассе маршируют солдаты на учения в Ваграм. За ними всегда следовал оркестр и играл марш. Так вот, перед оркестром шел тамбурмажор с великолепной царской бородой и подымал палку с золотыми кистями. Наш маршал скорее тамбурмажор, чем настоящий солдат.
Герр Штрудль даже не подозревал, насколько его слова близки к истине.
— Да, но… что бы вы делали, дорогой… дорогой… господин Штрудль… м-м-м… на моем месте?
— Я бы не курил эти дорогие сигары в пустыне. Если они закончатся, купить еще вы здесь не сможете, а сразу бросить курить будет трудно.
— В ваших словах есть доля истины. Но я имел в виду другое. Что бы вы сделали сейчас, когда, узнали, что мы заблудились?
— То же, что и в Вене, если я не знаю какой-то улицы. Я спросил бы водителя, который хорошо знает район. Мне кажется, тот человек, что едет впереди нас, наверное, неплохо ориентируется в пустыне.
— Возможно. Но это негодяй: ему заплатили, чтобы он… работал против меня.
— Так предложите ему, герр граф, куш побольше, и он станет работать на вас. Завидя на стоянке хорошего конюха, я предлагаю ему на двадцать крейцеров больше, чем он получает сейчас, и парень переходит ко мне. Извозчики называют это «зацапать конюха». Тпру, Диндель, стой спокойно!.. Что за упрямая скотина!
Герр Штрудль быстро распутал поводья и пошел пешком рядом с коляской: Динделю, Бог его знает почему, захотелось немного погулять во время кормежки.
Граф с удивлением смотрел на извозчика. Хм… Умный малый этот Штрудль. В самом деле, гениальная мысль. И такая простая.
— А где сейчас может быть этот автомобилист?
— Он стоит там, — показал герр Штрудль кнутом, — не далеко отсюда. Машину трудно разглядеть: фары не горят. Вот бы ему попало, если бы мимо шел констебль! Диндель, тпру!.. Хей, стой, я тебе сказал! Вот тварь!
— Так этот русский стоит там?
— Да… Он всегда делает остановку на ночь тогда же, когда и мы. А рано утром, до зари, едет дальше. Вполне возможно, что этот человек замышляет что-то нехорошее.
— Вы бы не могли позвать его сюда?
— Warum denn nicht? Мне кажется, что парень только этого и ждет изо дня в день… Только вы, герр граф, посидите пока в коляске. Меня могут оштрафовать, если я оставлю ее без присмотра.
Толстый красный герр Штрудль гордой походкой отправился в пустыню. Кнут он взял с собой. «Его легче всего украсть», — так говаривал старый извозчик.
Не прошло и пяти минут, как вдали зажглись два луча и стали приближаться к лагерю. Автомобиль двигался медленно и осторожно, чтобы не наехать на валяющихся в беспорядке спящих солдат.
— Что ему надо? — вдруг спросила как из-под земли возникшая Анна.
— Я буду вести переговоры с этим господином. Нам не остается ничего другого. Если это грабитель, надо дать ему побольше денег. Мы заблудились, Анетта.
— Переговоры с… с… грабителем?!
— Нам нужен проводник.
Мистер Гуливер приближался. В своем неизменном комбинезоне, размахивая на ходу рукой с автомобильным шлемом. Около темного пятна головы тлела сигара. Внезапно в ее свете возник твердый, улыбающийся рот и два ряда здоровых белоснежных зубов.
— Добрый вечер, господин граф. Мое почтение, мисс Лорье.
Несколько секунд они молча стояли друг против друга. Герр Штрудль уселся на подножку, достал пенсне и стал читать газету в свете фонаря, висящего на коляске.
— Сэр, — начал граф Йолланд, — мне необходим проводник. Мне кажется, мы заблудились.
— Судя по придорожным столбам, это, безусловно, так.
На своей машине я проехал несколько километров вперед. Дальше вообще никаких столбов.
— Я не буду ходить вокруг да около, — заявил граф. — Скажу прямо, чего я хочу: назовите сумму, которую вам заплатили или должны заплатить из добычи за то, чтобы вы работали против меня. Я обещаю заплатить больше, если вы присоединитесь к нам.
Молодой человек задумался.
— Что вам обещали за ту красную папку с документами, которую граф всегда носит с собой? Вон она валяется рядом с ним на сиденьи! — агрессивно спросила девушка.
— Так мы все собрались здесь, чтобы интересоваться моими личными делами? Речь идет о том, что вы ищете проводника для вашего совместного каравана.
— Вы прекрасно знаете, что никакой он не совместный! Вы же сами привезли мои вещи после аварии! Не надейтесь очернить меня в глазах графа! Смешно! — фыркнула Анна и повернулась спиной. Молодой человек улыбнулся.
— Мне хотелось бы знать только одно, — заговорил граф Йолланд. — Вы все время следуете за мной и… хм… являетесь… м-м-м…
— Являетесь русским гангстером Соколовым, правой рукой разбойника Бискры! Ну, отвечайте же! — воскликнула девушка.