Герр Штрудль немного поблек за время пути. Все путешествие он проделал в светло-серых панталонах и цилиндре. Покуривая сигареты «Вирджиния». Как только коляска останавливалась и герр Штрудль протирал носовым платком лоб, неизвестно откуда тут же появлялась «Вирджиния» с длинной соломинкой и начиналось сосредоточенное сопение. Извозчик усаживался на подножку, курил вечную сигарету и читал все ту же старую газету. Повидимому, она служила неисчерпаемым источником информации для невозмутимого австрийца. Иногда герр Штрудль что-то неразборчиво ворчал себе под нос, поглаживая седые пышные бакенбарды, обрамлявшие его красное лицо, и приветствовал графа следующей фразой:
— Ist das aber warm….
Польхон разыскал маршала.
— Послушай, мне надо сказать тебе пару слов…
Маршал перепугался насмерть.
—Пожалуйста, я…
— Заткнись! Взгляни-ка лучше сюда. — И в свете горевшей на коляске лампы раскрыл ладонь.
— Узнаешь?
Маршал в конце концов осмелился взглянуть, затем побледнел и испуганно пролепетал:
— Но это же…
— Заткнись, старый шут! Ни слова! Скажу только, что это было у автомобилиста.
— О Боже мой!
3
4
5
Глава пятнадцатая
1
2
— Ist das aber warm….
Польхон разыскал маршала.
— Послушай, мне надо сказать тебе пару слов…
Маршал перепугался насмерть.
—Пожалуйста, я…
— Заткнись! Взгляни-ка лучше сюда. — И в свете горевшей на коляске лампы раскрыл ладонь.
— Узнаешь?
Маршал в конце концов осмелился взглянуть, затем побледнел и испуганно пролепетал:
— Но это же…
— Заткнись, старый шут! Ни слова! Скажу только, что это было у автомобилиста.
— О Боже мой!
3
Граф выглядел совсем обессиленным. Плечо воспалилось. Щеки запали, на них пылал лихорадочный румянец. Глаза были обведены темными кругами.
Автомобилист и все офицеры собрались в палатке.
— Сэр, — сказал маршал, — вы зря рискуете своей жизнью. Не знаю, почему бы вам не отдохнуть в Иделесе.
— А я знаю, — сказал автомобилист. — Нам надо достичь земли Урунги до начала сезона дождей, иначе мы не сможем войти в древние леса. Если вы, разумеется, не хотите сложить там головы.
— Вот именно, — сказал граф, — таково и мое мнение. Перед палаткой послышался шум и лязг оружия, а затем вошли восемь суровых воинов: Кинг Росванг, ефрейтор Изабелла, Флер де Бак, Кратохвиль, Байонне, Хаубен и Вольфрам. Был среди них и Тоутон (тот, у которого не было пол-лица).
Возглавляла их Анна!
— Что это? — удивленно спросил граф.
— Бунт! — ответила девушка.
Автомобилист и все офицеры собрались в палатке.
— Сэр, — сказал маршал, — вы зря рискуете своей жизнью. Не знаю, почему бы вам не отдохнуть в Иделесе.
— А я знаю, — сказал автомобилист. — Нам надо достичь земли Урунги до начала сезона дождей, иначе мы не сможем войти в древние леса. Если вы, разумеется, не хотите сложить там головы.
— Вот именно, — сказал граф, — таково и мое мнение. Перед палаткой послышался шум и лязг оружия, а затем вошли восемь суровых воинов: Кинг Росванг, ефрейтор Изабелла, Флер де Бак, Кратохвиль, Байонне, Хаубен и Вольфрам. Был среди них и Тоутон (тот, у которого не было пол-лица).
Возглавляла их Анна!
— Что это? — удивленно спросил граф.
— Бунт! — ответила девушка.
4
Первым обрел дар речи человек в комбинезоне.
— Вы стоите во главе восставших?
— Угадали. Мои люди готовы на все. Они не знают пощады, если кто-то стоит на их пути!
Кратохвиль решительно закивал.
— Все так, как вы слышали.
— Именно так, — подтвердил и Хаубен; горн он держал наперевес, как ружье.
Человек в комбинезоне отогнул полог палатки и с удивлением обнаружил, что они окружены собственной армией в полной боевой готовности.
— Восставшие требуют… — начала Анна, но граф перебил ее.
— С бунтовщиками я не разговариваю!
— Но даму вы не можете не выслушать! Я взбунтовала людей, объяснила им, что мистер Гуливер получит свои деньги, даже если вы умрете. Ведь по договору он должен только довести людей до земли Урунги, не важно, с вами или без вас. Поэтому-то сей господин так спешит. Но солдаты могут рассчитывать на жалованье, только если вы будете живы. Поэтому люди восстали. Требуют, чтобы вы минимум неделю отдохнули в Иделесе. Войско желает, сэр, чтобы вы берегли свое здоровье. Если надо, мы заставим вас это сделать!
Черты лица у сэра Йолланда смягчились. Надо же, вот маленькая нахальная ведьмочка! Взбунтовала всех, лишь бы он не ехал дальше больным.
— Хорошо, — сказал граф. — Я не привык прибегать к насилию. В том, что я слышал, есть доля истины. Солдатами управляли отнюдь не дурные намерения, когда они отказались от повиновения.
— Простите, — сказал автомобилист, — я тоже признаю правоту нашей очаровательной мадемуазель Робеспьер.
— Не смейте со мной шутить! — воскликнула девушка. — Достаточно одного моего слова — и на рассвете вас расстреляют!
— Ладно. Хотя я предупреждал вас — лучше не переходить мне дорогу, мисс Милдстоун…
Граф удивился. Что это? Новое имя?! Или у него жар, и все происходящее — лишь болезненная галлюцинация?
— Да! — возбужденно закричала девушка. — Это мое имя! Мисс Анна Милдстоун! Ну и что же? Говорите уж все!
— Остановитесь! — воскликнул автомобилист. — Я не хочу вас разоблачать…
— Прошу вас… Прежде чем вы продолжите, — сказал сэр Йолланд и еле заметно махнул рукой. — Я решил с несколькими людьми на неделю остановиться в оазисе Иделес. Солдаты останутся здесь. Может, так они привлекут к себе меньше внимания. А сейчас прошу оставить меня одного. Выйдите все… — И посмотрел на девушку. — Все.
Мистер Гуливер и Анна обменялись волчьими взглядами.
— Со мной вы разделались, — прошипела девушка, — Но теперь делайте что хотите: граф будет отдыхать!
Человек в комбинезоне не ответил. Он подошел к одному из грузовиков осмотреть шины. Как только мистер Гуливер наклонился к колесу, что-то со свистом пронеслось рядом с его шеей.
Тр-р-р… Ш-ш-ш…
Брошенный неизвестной рукой нож вонзился в шину. Автомобилист мгновенно развернулся с револьвером в руке.
Несколько солдат уже спешило к месту происшествия…
— Что это? Что случилось? Что-нибудь сломалось?
Человек в комбинезоне в одной руке держал пистолет, а другой вытирал пот со лба.
— Тихо! — крикнул он. Все сразу замолчали. — Мне кажется, кто-то бросил в меня нож. Сейчас посмотрим. Ефрейтор! Дать сигнал построиться!
Горн страшно фальшивил, так как у Хаубена дрожали руки, и от нервного потрясения он заиграл вальс из «Фауста»: «Вместо меня цветочек…» Но горн есть горн: люди все равно построились.
Человек в комбинезоне в одной руке держал вещественное доказательство, а в другой — фонарь.
— Чей это нож? Узнает ли его кто-нибудь?
Из шеренги шаг вперед сделал Польхон.
— Моя финка… — И выхватил нож из рук автомобилиста.
Поднялся шум. Послышались выкрики: «Сволочь! Убийца!». Машинист Вольфрам тут же двинул матросу по шее, Кратохвиль выхватил из ножен саблю, а Флер де Бак навалился на Польхона со спины. Казалось, еще минута — и несчастного разорвут на части. Но тут взвыл автомобилист таким голосом, какого солдаты до сих пор не слышали от своих офицеров.
— Ренонс!
Все вытянулись по стойке «смирно».
В одну секунду мистеру Гуливеру удалось вызволить Польхона из смертельно опасного положения.
— Нечего здесь устраивать самосуд! Понятно? Если этот человек бросил нож, его расстреляют, как собаку, убийца ничего другого не заслуживает. Но необходимо провести следствие! В армии недопустим суд Линча. Запомните это!
Польхон сплюнул кровь. Кто-то так сильно ударил его в челюсть.
На крики вышел граф и вопросительно посмотрел на извозчика, уже готового в путь. Герр Штрудль выглядел очень взволнованным и что-то растерянно бормотал себе под нос.
Сэр Йолланд, вздохнув, забрался в коляску. Оттуда было хорошо видно все происходящее.
Человек в комбинезоне стоял перед Польхоном.
— Это вы бросили нож?
— Какого черта мне это было делать?
— Вы утверждаете, что кто-то другой кинул ваш нож в меня?
— Да…
— Где вы были, когда произошло покушение?
— Сидел на телеге. Один. Если вы в самом деле хотите знать, что я невиновен, могу доказать это одним словом.
На расстоянии нескольких десятков метров горели желтые глаза крадущихся гиен.
— Так скажите это слово.
— Только с глазу на глаз. Или, лучше, напишу.
Польхон быстро оторвал клочок бумаги, что-то нацарапал на нем и протянул автомобилисту. Тот бросил один взгляд на записку и тут же разорвал ее на мелкие клочки.
— Все в порядке, — и повернулся к остальным: — Ребята, Польхон невиновен. Его ножом совершено покушение. Он не делал этого. Чтоб никто не смел пальцем его тронуть! — И протянул Польхону руку…
— Вы стоите во главе восставших?
— Угадали. Мои люди готовы на все. Они не знают пощады, если кто-то стоит на их пути!
Кратохвиль решительно закивал.
— Все так, как вы слышали.
— Именно так, — подтвердил и Хаубен; горн он держал наперевес, как ружье.
Человек в комбинезоне отогнул полог палатки и с удивлением обнаружил, что они окружены собственной армией в полной боевой готовности.
— Восставшие требуют… — начала Анна, но граф перебил ее.
— С бунтовщиками я не разговариваю!
— Но даму вы не можете не выслушать! Я взбунтовала людей, объяснила им, что мистер Гуливер получит свои деньги, даже если вы умрете. Ведь по договору он должен только довести людей до земли Урунги, не важно, с вами или без вас. Поэтому-то сей господин так спешит. Но солдаты могут рассчитывать на жалованье, только если вы будете живы. Поэтому люди восстали. Требуют, чтобы вы минимум неделю отдохнули в Иделесе. Войско желает, сэр, чтобы вы берегли свое здоровье. Если надо, мы заставим вас это сделать!
Черты лица у сэра Йолланда смягчились. Надо же, вот маленькая нахальная ведьмочка! Взбунтовала всех, лишь бы он не ехал дальше больным.
— Хорошо, — сказал граф. — Я не привык прибегать к насилию. В том, что я слышал, есть доля истины. Солдатами управляли отнюдь не дурные намерения, когда они отказались от повиновения.
— Простите, — сказал автомобилист, — я тоже признаю правоту нашей очаровательной мадемуазель Робеспьер.
— Не смейте со мной шутить! — воскликнула девушка. — Достаточно одного моего слова — и на рассвете вас расстреляют!
— Ладно. Хотя я предупреждал вас — лучше не переходить мне дорогу, мисс Милдстоун…
Граф удивился. Что это? Новое имя?! Или у него жар, и все происходящее — лишь болезненная галлюцинация?
— Да! — возбужденно закричала девушка. — Это мое имя! Мисс Анна Милдстоун! Ну и что же? Говорите уж все!
— Остановитесь! — воскликнул автомобилист. — Я не хочу вас разоблачать…
— Прошу вас… Прежде чем вы продолжите, — сказал сэр Йолланд и еле заметно махнул рукой. — Я решил с несколькими людьми на неделю остановиться в оазисе Иделес. Солдаты останутся здесь. Может, так они привлекут к себе меньше внимания. А сейчас прошу оставить меня одного. Выйдите все… — И посмотрел на девушку. — Все.
Мистер Гуливер и Анна обменялись волчьими взглядами.
— Со мной вы разделались, — прошипела девушка, — Но теперь делайте что хотите: граф будет отдыхать!
Человек в комбинезоне не ответил. Он подошел к одному из грузовиков осмотреть шины. Как только мистер Гуливер наклонился к колесу, что-то со свистом пронеслось рядом с его шеей.
Тр-р-р… Ш-ш-ш…
Брошенный неизвестной рукой нож вонзился в шину. Автомобилист мгновенно развернулся с револьвером в руке.
Несколько солдат уже спешило к месту происшествия…
— Что это? Что случилось? Что-нибудь сломалось?
Человек в комбинезоне в одной руке держал пистолет, а другой вытирал пот со лба.
— Тихо! — крикнул он. Все сразу замолчали. — Мне кажется, кто-то бросил в меня нож. Сейчас посмотрим. Ефрейтор! Дать сигнал построиться!
Горн страшно фальшивил, так как у Хаубена дрожали руки, и от нервного потрясения он заиграл вальс из «Фауста»: «Вместо меня цветочек…» Но горн есть горн: люди все равно построились.
Человек в комбинезоне в одной руке держал вещественное доказательство, а в другой — фонарь.
— Чей это нож? Узнает ли его кто-нибудь?
Из шеренги шаг вперед сделал Польхон.
— Моя финка… — И выхватил нож из рук автомобилиста.
Поднялся шум. Послышались выкрики: «Сволочь! Убийца!». Машинист Вольфрам тут же двинул матросу по шее, Кратохвиль выхватил из ножен саблю, а Флер де Бак навалился на Польхона со спины. Казалось, еще минута — и несчастного разорвут на части. Но тут взвыл автомобилист таким голосом, какого солдаты до сих пор не слышали от своих офицеров.
— Ренонс!
Все вытянулись по стойке «смирно».
В одну секунду мистеру Гуливеру удалось вызволить Польхона из смертельно опасного положения.
— Нечего здесь устраивать самосуд! Понятно? Если этот человек бросил нож, его расстреляют, как собаку, убийца ничего другого не заслуживает. Но необходимо провести следствие! В армии недопустим суд Линча. Запомните это!
Польхон сплюнул кровь. Кто-то так сильно ударил его в челюсть.
На крики вышел граф и вопросительно посмотрел на извозчика, уже готового в путь. Герр Штрудль выглядел очень взволнованным и что-то растерянно бормотал себе под нос.
Сэр Йолланд, вздохнув, забрался в коляску. Оттуда было хорошо видно все происходящее.
Человек в комбинезоне стоял перед Польхоном.
— Это вы бросили нож?
— Какого черта мне это было делать?
— Вы утверждаете, что кто-то другой кинул ваш нож в меня?
— Да…
— Где вы были, когда произошло покушение?
— Сидел на телеге. Один. Если вы в самом деле хотите знать, что я невиновен, могу доказать это одним словом.
На расстоянии нескольких десятков метров горели желтые глаза крадущихся гиен.
— Так скажите это слово.
— Только с глазу на глаз. Или, лучше, напишу.
Польхон быстро оторвал клочок бумаги, что-то нацарапал на нем и протянул автомобилисту. Тот бросил один взгляд на записку и тут же разорвал ее на мелкие клочки.
— Все в порядке, — и повернулся к остальным: — Ребята, Польхон невиновен. Его ножом совершено покушение. Он не делал этого. Чтоб никто не смел пальцем его тронуть! — И протянул Польхону руку…
5
Волнения на этом не закончились. У основания одного из холмов наткнулись на Дюка Росванга. Он был без сознания. Изо рта тоненькой струйкой стекала кровь. По мнению Джереми Облата, у Дюка была трещина в челюсти, что требовало срочной операции. На это сообщение Кинг Росванг заявил, что вырвет врачу оба глаза, если тот хоть пальцем притронется к его сыну. Воздушный Дьявол получил мощный боковой удар в челюсть. Было выбито два зуба.
Граф апатично сидел в коляске и чувствовал, что жизнь бурлит где-то в стороне, там происходят непонятные события и всем распоряжаются люди, которые взяли власть в свои руки. Девушка взбунтовала солдат, войском командует автомобилист, разыгрываются таинственные события… все идет само собой… идет… а он так слаб… жарко… Граф упал.
— Сэр… О Боже мой! У вас же жар! — Рядом с графом стояла девушка. — Прошу вас, немедленно поезжайте в оазис. Вам надо лечь.
— Что… здесь происходит?
— Я сама не знаю. Этот автомобилист… Это сам черт!.. Он смог подчинить себе весь легион.
Раздались громкие крики… Что это?
Посреди лагеря появилась тяжелодышащая ефрейтор Изабелла. Она была без шапки и вся в пыли, а под мышкой тащила безжизненное тело, которое по очертаниям напоминало Гогхура. Изабелла остановилась и бросила тело на землю.
— Негодяй! — ефрейтор повернулась к собравшимся вокруг нее людям. — Что с моим сыном?! Этот мерзавец убил его!
— Успокойся, мое сокровище. С мальчиком все в порядке, — сказал Кинг Росванг и повернулся к остальным. — Ефрейтор Кавелотти — мой младший брат и отец того парня, которого избили…
— Этот человек, — Изабелла повернулась к мистеру Гуливеру и показала на Гогхура, — бросил нож. Мой сын это видел и кинулся на мерзавца, а тот убил моего мальчика!
— Дюк жив, — успокоил Росванг супругу.
— Послушай, Кинг! У тебя всю семью вырежут, а ты палец о палец не ударишь! Так вот, негодяй увидел, что я иду к нему, и бросился бежать. Но я догнала его и приволокла обратно.
— Хм… — заметил Тоутон. — Похоже, это краткое путешествие слегка утомило нашего арабского друга.
— Он еще жив? — спросил автомобилист и опустился на колени рядом с бедуином.
— Мне было не до пульса, когда я била эту мразь! — сказала ефрейтор с яростью возмущенной матери. Вдруг мистер Гуливер вскрикнул и наклонился к Гогхуру.
— Этот человек не араб!
Кое-где на месте ударов кожа была белой! Это сошла краска!
— Проверьте у него карманы! — сказала подошедшая Анна. Рядом с девушкой, немного покачиваясь от слабости, стоял граф.
Все с ужасом смотрели на лжеараба. Там, где человек в комбинезоне провел смоченной в бензине тряпкой, кожа стала белой! Затем автомобилист добрался до висящего под бурнусом мешка.
Письмо, адресованное Гогхуру. Прежде чем автомобилист смог сообразить, что там написано, граф и девушка успели прочитать:
«Соколов!
Будь осторожен! В игре участвует и Годдинс. Очень опасная женщина! Возможно, она охотится за папкой для Л. Присоединись к ним в качестве проводника. Прежде чем они дойдут до Иделеса, мы нападем на отряд. Если будут новости, сообщи в Эль-Голеа. Я там вместе с X. Бискра».
— Соколов… — изумленно прошептал граф. Девушка быстро вывернула мешок. Все сомнения отпали: на землю выпала фотография капитана колониальной гвардии. Этим капитаном был Гогхур. Белые зубы, черные волосы, но лицо ничем не походило на лицо человека в комбинезоне.
Мнимый араб пошевелился. Главный врач отряда Джереми Облат осмотрел пострадавшего.
— Может, он и грабитель, — сказал доктор, — но если я не ошибаюсь, у него сломано два ребра. Необходима срочная операция.
Польхон зло выкрикнул:
— Пусть подохнет как собака!
— Операция этому не помешает, — невозмутимо ответил Облат.
— Свяжите его, — сказал автомобилист, — утром выслушаем, что скажет этот «араб». Дюрье, приставить к нему часового и контролировать каждый час!
Граф пошел к коляске. Анна и мистер Гуливер сопровождали его.
— Согласитесь, — тихо сказал человеку в комбинезоне граф, — необходимы некоторые объяснения. Если этот человек — Соколов, что, по-моему, бесспорно, тогда вы не можете быть…
— Я — не Соколов.
Граф вздохнул.
— Вечно какие-то недоразумения с именами. Почему же вы сказали, что вы бандит Соколов?
— Мне надо было завоевать доверие. Я не вру, это действительно так. Если бы я сказал, что я не Соколов, вы сочли бы меня обманщиком. Белые зубы, черные волосы, красный автомобиль — все совпадало. Чтобы заставить вас поверить, мне пришлось признать себя Соколовым, бандитом, которого можно перекупить. Затем вы доверили мне легион, ведь перекупленный бандит стоит больше, чем никому не известный, который открыто предлагает свои услуги…
— Так, значит… вы… не бандит?
— Ну почему же? Что, в мире нет бандитов, кроме Соколова? Простите, я не хотел бы потерять доверие господина графа: не сомневайтесь, я такой же точно бандит, как и этот Соколов.
— А… — сказал граф и сел в коляску. Он чувствовал себя совсем разбитым. — А кто тогда… в письме упоминалась женщина… Годдинс?
— Это я, — прошептала Анна.
Установилась зловещая тишина. Анна Годдинс, Эльсворт, Лорье, Милдстоун села на верблюда, что-то выкрикнула, животное встало на ноги и затрусило по ночной пустыне.
— Поехали! — выдохнул наконец граф.
— Но! Диндель! Пошел!
Коляска тронулась с места. Человек в комбинезоне долго смотрел вслед удаляющимся дрожащим огням. Старый фиакр трясся по Сахаре по направлению к оазису…
Граф апатично сидел в коляске и чувствовал, что жизнь бурлит где-то в стороне, там происходят непонятные события и всем распоряжаются люди, которые взяли власть в свои руки. Девушка взбунтовала солдат, войском командует автомобилист, разыгрываются таинственные события… все идет само собой… идет… а он так слаб… жарко… Граф упал.
— Сэр… О Боже мой! У вас же жар! — Рядом с графом стояла девушка. — Прошу вас, немедленно поезжайте в оазис. Вам надо лечь.
— Что… здесь происходит?
— Я сама не знаю. Этот автомобилист… Это сам черт!.. Он смог подчинить себе весь легион.
Раздались громкие крики… Что это?
Посреди лагеря появилась тяжелодышащая ефрейтор Изабелла. Она была без шапки и вся в пыли, а под мышкой тащила безжизненное тело, которое по очертаниям напоминало Гогхура. Изабелла остановилась и бросила тело на землю.
— Негодяй! — ефрейтор повернулась к собравшимся вокруг нее людям. — Что с моим сыном?! Этот мерзавец убил его!
— Успокойся, мое сокровище. С мальчиком все в порядке, — сказал Кинг Росванг и повернулся к остальным. — Ефрейтор Кавелотти — мой младший брат и отец того парня, которого избили…
— Этот человек, — Изабелла повернулась к мистеру Гуливеру и показала на Гогхура, — бросил нож. Мой сын это видел и кинулся на мерзавца, а тот убил моего мальчика!
— Дюк жив, — успокоил Росванг супругу.
— Послушай, Кинг! У тебя всю семью вырежут, а ты палец о палец не ударишь! Так вот, негодяй увидел, что я иду к нему, и бросился бежать. Но я догнала его и приволокла обратно.
— Хм… — заметил Тоутон. — Похоже, это краткое путешествие слегка утомило нашего арабского друга.
— Он еще жив? — спросил автомобилист и опустился на колени рядом с бедуином.
— Мне было не до пульса, когда я била эту мразь! — сказала ефрейтор с яростью возмущенной матери. Вдруг мистер Гуливер вскрикнул и наклонился к Гогхуру.
— Этот человек не араб!
Кое-где на месте ударов кожа была белой! Это сошла краска!
— Проверьте у него карманы! — сказала подошедшая Анна. Рядом с девушкой, немного покачиваясь от слабости, стоял граф.
Все с ужасом смотрели на лжеараба. Там, где человек в комбинезоне провел смоченной в бензине тряпкой, кожа стала белой! Затем автомобилист добрался до висящего под бурнусом мешка.
Письмо, адресованное Гогхуру. Прежде чем автомобилист смог сообразить, что там написано, граф и девушка успели прочитать:
«Соколов!
Будь осторожен! В игре участвует и Годдинс. Очень опасная женщина! Возможно, она охотится за папкой для Л. Присоединись к ним в качестве проводника. Прежде чем они дойдут до Иделеса, мы нападем на отряд. Если будут новости, сообщи в Эль-Голеа. Я там вместе с X. Бискра».
— Соколов… — изумленно прошептал граф. Девушка быстро вывернула мешок. Все сомнения отпали: на землю выпала фотография капитана колониальной гвардии. Этим капитаном был Гогхур. Белые зубы, черные волосы, но лицо ничем не походило на лицо человека в комбинезоне.
Мнимый араб пошевелился. Главный врач отряда Джереми Облат осмотрел пострадавшего.
— Может, он и грабитель, — сказал доктор, — но если я не ошибаюсь, у него сломано два ребра. Необходима срочная операция.
Польхон зло выкрикнул:
— Пусть подохнет как собака!
— Операция этому не помешает, — невозмутимо ответил Облат.
— Свяжите его, — сказал автомобилист, — утром выслушаем, что скажет этот «араб». Дюрье, приставить к нему часового и контролировать каждый час!
Граф пошел к коляске. Анна и мистер Гуливер сопровождали его.
— Согласитесь, — тихо сказал человеку в комбинезоне граф, — необходимы некоторые объяснения. Если этот человек — Соколов, что, по-моему, бесспорно, тогда вы не можете быть…
— Я — не Соколов.
Граф вздохнул.
— Вечно какие-то недоразумения с именами. Почему же вы сказали, что вы бандит Соколов?
— Мне надо было завоевать доверие. Я не вру, это действительно так. Если бы я сказал, что я не Соколов, вы сочли бы меня обманщиком. Белые зубы, черные волосы, красный автомобиль — все совпадало. Чтобы заставить вас поверить, мне пришлось признать себя Соколовым, бандитом, которого можно перекупить. Затем вы доверили мне легион, ведь перекупленный бандит стоит больше, чем никому не известный, который открыто предлагает свои услуги…
— Так, значит… вы… не бандит?
— Ну почему же? Что, в мире нет бандитов, кроме Соколова? Простите, я не хотел бы потерять доверие господина графа: не сомневайтесь, я такой же точно бандит, как и этот Соколов.
— А… — сказал граф и сел в коляску. Он чувствовал себя совсем разбитым. — А кто тогда… в письме упоминалась женщина… Годдинс?
— Это я, — прошептала Анна.
Установилась зловещая тишина. Анна Годдинс, Эльсворт, Лорье, Милдстоун села на верблюда, что-то выкрикнула, животное встало на ноги и затрусило по ночной пустыне.
— Поехали! — выдохнул наконец граф.
— Но! Диндель! Пошел!
Коляска тронулась с места. Человек в комбинезоне долго смотрел вслед удаляющимся дрожащим огням. Старый фиакр трясся по Сахаре по направлению к оазису…
Глава пятнадцатая
1
В оазисе было только одно каменное здание: сложенная из глиняных кирпичей гостиница. Когда коляска подъехала к этому заведению, хозяин как раз жарил на вертеле барашка, но так зазевался на заезжий экипаж, что пришел в себя только от запаха горелого мяса.
Граф, выйдя из коляски, автоматически посмотрел на счетчик и расплатился. Герр Штрудль повесил табличку «свободно», грузно наступил на подножку, с нее — на землю и последовал за графом. Кнут он, естественно, взял с собой.
Чахлые пальмы оазиса не давали густой тени, а только накапливали зной. Испарения растений делали воздух более вязким и прелым. Маленький ручеек, ворча, бежал по узкому скалистому руслу, тут же стояли арабские женщины с закрытыми лицами и лопотали все сразу на своем журчащем языке. Стайка ребятишек дразнила палками длинную безвредную змею. Если бедное существо пробовало уползти, его поддевали под живот и подкидывали высоко в воздух. Под одной из пальм сидел на корточках слепой араб с высохшим лицом и желтым черепом и что-то заунывно завывал на одной ноте. При этом старик плел циновку из пальмовых листьев. Над ним на дереве сидела огромная обезьяна и жевала что-то белое, но не глотала, а вытаскивала изо рта и бросала вниз, чтобы липкая жвачка упала на желтый череп. Но почтенный старец не обращал внимания на подобные мелочи, тянул свою бесконечную песнь и плел циновку.
Граф окинул взглядом безрадостную картину. Среди пальм работали два местных жителя. Перед одним из них стояла громадная ступа. В ней мололи зерно — так же точно, как и две тысячи лет назад. Ступу обнюхивал лохматый козел. Слева от хижины валялось несколько бревен и виднелась зацементированная площадка. Здесь уже что-то строили. Рядом с бетономешалкой лежал одинокий верблюд. Вылинявшее старое животное время от времени вываливало язык и медленно прищуривалось. На грустные подслеповатые глаза опускались ресницы. Затем верблюд с сипением выпускал воздух, и около его морды поднимались фонтанчики пыли.
На стене кирпичного здания висела ржавая жестяная табличка:
МИРОВАЯ МАРКА!
Граф вздохнул, вошел в гостиницу и тут же уловил запах жареного мяса. Его чуть не вырвало.
Рана на плече уже не чувствовалась. Скорее всего, это тропическая лихорадка. Жар, тошнота, озноб, глаза так широко раскрыты, будто между веками вставили спички.
Хозяин гостиницы заспешил навстречу богатому посетителю, несколько раз угодливо поклонился и между делом успел повернуть вертел, чтобы мясо окончательно не сгорело. В задней части дома была отгорожена комната — небольшая душная конура с крохотным оконцем. На земле валялось несколько циновок, а в углу было устроено ложе, очень напоминавшее тюремные нары. К нему прилагалась набитая соломой подушка и грязное одеяло. Все это хозяин продемонстрировал с таким видом, будто предлагал гостю уединенную виллу на берегу моря. При этом он улыбался и потирал руки.
Граф буквально рухнул на «постель». Он был почти без сознания. Лишь слабым голосом попросил извозчика сделать чаю. Красную папку сэр Йолланд положил под голову, хотя старый извозчик в течение нескольких недель был единственным человеком в окружении графа, которому тот без колебаний мог доверить все свое имущество. Впрочем, как знать, может, он вовсе и не Штрудль, а гангстер из Мексики. А сейчас придумал себе новую фамилию, и однажды окажется, что он ищет своих родственников, которых похитили из марокканского посольства…
О Боже… ведь каждое слово было ложью, и он знал это… Так почему же сейчас так больно? Э-эх… Завоеватель Йолланд! Ведь эта девушка была врагом… Была врагом! Против нее надо было повернуть отряд. Надо было надеть наручники и посадить в тюрьму, где она не могла бы пудриться и курить… и лгать… Схватите ее… привезите… О, как это ужасно… Все равно… легион стоит рядом с оазисом, его маленькая армия… верные люди, которые прошли с ним пустыню, огонь и воду… Он пойдет с ними дальше и… и… ничего…
— Выпейте чаю с ромом, господин граф, это хорошо прогревает изнутри…
Извозчик поил графа чаем. Затем дал ему хинин. Кнут герр Штрудль прислонил к стене возле себя.
Даже после чая граф продолжал стучать зубами. Герр Штрудль накрыл его своим серым рединготом. Почтенный австриец впервые снял на людях свое серое форменное пальто с тех пор, как началась операция в Сахаре. Графа все еще бил озноб, губы посинели.
— Пойду я принесу попону, может, потеплее станет…
Давно уже графу Денхаму ничто не приносило такого наслаждения, как старая попона, которой его накрыл герр Штрудль.
— Это вас где-то продуло, герр граф, — заметил извозчик. Он всегда считал малярию просто суеверием и ни разу в жизни не принимал хинин. Когда австриец видел, как у кого-нибудь от лихорадки стучат зубы, то считал, что данный человек просто долго стоял на сквозняке, а так как в Африке сквозняки сильнее, то и больше людей зарабатывает себе простуду. — Сейчас я найду кого-нибудь, чтоб за вами поухаживал. Какую-нибудь черную арабскую даму. Мне ведь надо еще и лошадью заняться…
Герр Штрудль вышел. Через несколько минут в комнату вошла женщина в бурнусе.. Она положила холодный компресс на лоб графу, тихо прибрала в комнате и села около окна. Все это граф видел как в полусне. Будто какая-то фея в маске, ему почудилось… бурнус и глаза…
Даже Диндель, лошадь, чувствует себя менее заброшенным здесь, потому что он… Славный извозчик занимается им не только по долгу службы… Штрудль любит старого конягу… Кто это? В комнату по-военному вошел обойщик Кратохвиль (тот, что пишет роман) и доложил:
— Имею счастье… господин граф… Я прибыл со всеми своими вещами.
— Что с-с-лучилось… — граф не мог говорить, так стучали зубы.
— Господин граф! Войско ушло!
Сэр Йолланд, дрожа всем телом, сел на кровати.
— Во-во-во…
— Автомобилист заключил ночью договор с солдатами. Делит на равные части между ними те двадцать пять тысяч фунтов, что вы ему обещали, если войско пойдет за ним. Это большие деньги! Все согласились, только меня оставили, чтобы было кому присмотреть за вами. Да и мистер Гуливер хотел, чтобы я мог закончить свой роман. Он называется «Шоферу нельзя любить»… Главный герой спотыкается, потому что сталкивается с социальной несправедливостью, и из-за этого начинает пить.
Граф откинулся на подушку. У него никого не было, только герр Штрудль, которому надо и со своей лошадью возиться, да Кратохвиль — обойщик, который писал роман. Здесь, в оазисе, лежит наследный граф Денхам, сэр Оливер Йолланд, и рядом с ним нет никого, кто бы… скажем, кто бы, хотя это и смешно… кто бы любил его. Солдаты прекрасно обо всем договорились, они получат свои деньги и в том случае, если граф не пойдет с ними, и даже если он умрет. И вот когда он болен, сломлен, вымотан, они спокойно уходят… Да, деньги — огромная сила, это правда… Все возможно… но… эх… какой скверный конец: один в далеком оазисе посреди пустыни, в грязи, брошенный, жалкий, ни войска, ни друга — ничего, только жара и головная боль…
— Если у господина графа будут распоряжения…
— Уйдите! — выкрикнул сэр Йолланд, прерывисто, горячо дыша. — Сейчас же уходите…
И откинулся назад. Кратохвиль вышел из комнаты и в каком-то далеком закутке лег спать.
Большая жужжащая муха летала по комнате. Арабская женщина сидела, зажав голову руками, и, конечно, спала. Граф чувствовал себя очень-очень разбитым, опустошенным… Это… очень больно… Может, он вынес бы и не такое, если бы эта девушка… но она была врагом… А если полководец влюбляется в своего врага, то…
— Анна… — тихо прошептал граф, — Анна…
— Я здесь, сэр, — тихо ответила арабская женщина сняла с головы бурнус.
Граф, выйдя из коляски, автоматически посмотрел на счетчик и расплатился. Герр Штрудль повесил табличку «свободно», грузно наступил на подножку, с нее — на землю и последовал за графом. Кнут он, естественно, взял с собой.
Чахлые пальмы оазиса не давали густой тени, а только накапливали зной. Испарения растений делали воздух более вязким и прелым. Маленький ручеек, ворча, бежал по узкому скалистому руслу, тут же стояли арабские женщины с закрытыми лицами и лопотали все сразу на своем журчащем языке. Стайка ребятишек дразнила палками длинную безвредную змею. Если бедное существо пробовало уползти, его поддевали под живот и подкидывали высоко в воздух. Под одной из пальм сидел на корточках слепой араб с высохшим лицом и желтым черепом и что-то заунывно завывал на одной ноте. При этом старик плел циновку из пальмовых листьев. Над ним на дереве сидела огромная обезьяна и жевала что-то белое, но не глотала, а вытаскивала изо рта и бросала вниз, чтобы липкая жвачка упала на желтый череп. Но почтенный старец не обращал внимания на подобные мелочи, тянул свою бесконечную песнь и плел циновку.
Граф окинул взглядом безрадостную картину. Среди пальм работали два местных жителя. Перед одним из них стояла громадная ступа. В ней мололи зерно — так же точно, как и две тысячи лет назад. Ступу обнюхивал лохматый козел. Слева от хижины валялось несколько бревен и виднелась зацементированная площадка. Здесь уже что-то строили. Рядом с бетономешалкой лежал одинокий верблюд. Вылинявшее старое животное время от времени вываливало язык и медленно прищуривалось. На грустные подслеповатые глаза опускались ресницы. Затем верблюд с сипением выпускал воздух, и около его морды поднимались фонтанчики пыли.
На стене кирпичного здания висела ржавая жестяная табличка:
МИРОВАЯ МАРКА!
Граф вздохнул, вошел в гостиницу и тут же уловил запах жареного мяса. Его чуть не вырвало.
Рана на плече уже не чувствовалась. Скорее всего, это тропическая лихорадка. Жар, тошнота, озноб, глаза так широко раскрыты, будто между веками вставили спички.
Хозяин гостиницы заспешил навстречу богатому посетителю, несколько раз угодливо поклонился и между делом успел повернуть вертел, чтобы мясо окончательно не сгорело. В задней части дома была отгорожена комната — небольшая душная конура с крохотным оконцем. На земле валялось несколько циновок, а в углу было устроено ложе, очень напоминавшее тюремные нары. К нему прилагалась набитая соломой подушка и грязное одеяло. Все это хозяин продемонстрировал с таким видом, будто предлагал гостю уединенную виллу на берегу моря. При этом он улыбался и потирал руки.
Граф буквально рухнул на «постель». Он был почти без сознания. Лишь слабым голосом попросил извозчика сделать чаю. Красную папку сэр Йолланд положил под голову, хотя старый извозчик в течение нескольких недель был единственным человеком в окружении графа, которому тот без колебаний мог доверить все свое имущество. Впрочем, как знать, может, он вовсе и не Штрудль, а гангстер из Мексики. А сейчас придумал себе новую фамилию, и однажды окажется, что он ищет своих родственников, которых похитили из марокканского посольства…
О Боже… ведь каждое слово было ложью, и он знал это… Так почему же сейчас так больно? Э-эх… Завоеватель Йолланд! Ведь эта девушка была врагом… Была врагом! Против нее надо было повернуть отряд. Надо было надеть наручники и посадить в тюрьму, где она не могла бы пудриться и курить… и лгать… Схватите ее… привезите… О, как это ужасно… Все равно… легион стоит рядом с оазисом, его маленькая армия… верные люди, которые прошли с ним пустыню, огонь и воду… Он пойдет с ними дальше и… и… ничего…
— Выпейте чаю с ромом, господин граф, это хорошо прогревает изнутри…
Извозчик поил графа чаем. Затем дал ему хинин. Кнут герр Штрудль прислонил к стене возле себя.
Даже после чая граф продолжал стучать зубами. Герр Штрудль накрыл его своим серым рединготом. Почтенный австриец впервые снял на людях свое серое форменное пальто с тех пор, как началась операция в Сахаре. Графа все еще бил озноб, губы посинели.
— Пойду я принесу попону, может, потеплее станет…
Давно уже графу Денхаму ничто не приносило такого наслаждения, как старая попона, которой его накрыл герр Штрудль.
— Это вас где-то продуло, герр граф, — заметил извозчик. Он всегда считал малярию просто суеверием и ни разу в жизни не принимал хинин. Когда австриец видел, как у кого-нибудь от лихорадки стучат зубы, то считал, что данный человек просто долго стоял на сквозняке, а так как в Африке сквозняки сильнее, то и больше людей зарабатывает себе простуду. — Сейчас я найду кого-нибудь, чтоб за вами поухаживал. Какую-нибудь черную арабскую даму. Мне ведь надо еще и лошадью заняться…
Герр Штрудль вышел. Через несколько минут в комнату вошла женщина в бурнусе.. Она положила холодный компресс на лоб графу, тихо прибрала в комнате и села около окна. Все это граф видел как в полусне. Будто какая-то фея в маске, ему почудилось… бурнус и глаза…
Даже Диндель, лошадь, чувствует себя менее заброшенным здесь, потому что он… Славный извозчик занимается им не только по долгу службы… Штрудль любит старого конягу… Кто это? В комнату по-военному вошел обойщик Кратохвиль (тот, что пишет роман) и доложил:
— Имею счастье… господин граф… Я прибыл со всеми своими вещами.
— Что с-с-лучилось… — граф не мог говорить, так стучали зубы.
— Господин граф! Войско ушло!
Сэр Йолланд, дрожа всем телом, сел на кровати.
— Во-во-во…
— Автомобилист заключил ночью договор с солдатами. Делит на равные части между ними те двадцать пять тысяч фунтов, что вы ему обещали, если войско пойдет за ним. Это большие деньги! Все согласились, только меня оставили, чтобы было кому присмотреть за вами. Да и мистер Гуливер хотел, чтобы я мог закончить свой роман. Он называется «Шоферу нельзя любить»… Главный герой спотыкается, потому что сталкивается с социальной несправедливостью, и из-за этого начинает пить.
Граф откинулся на подушку. У него никого не было, только герр Штрудль, которому надо и со своей лошадью возиться, да Кратохвиль — обойщик, который писал роман. Здесь, в оазисе, лежит наследный граф Денхам, сэр Оливер Йолланд, и рядом с ним нет никого, кто бы… скажем, кто бы, хотя это и смешно… кто бы любил его. Солдаты прекрасно обо всем договорились, они получат свои деньги и в том случае, если граф не пойдет с ними, и даже если он умрет. И вот когда он болен, сломлен, вымотан, они спокойно уходят… Да, деньги — огромная сила, это правда… Все возможно… но… эх… какой скверный конец: один в далеком оазисе посреди пустыни, в грязи, брошенный, жалкий, ни войска, ни друга — ничего, только жара и головная боль…
— Если у господина графа будут распоряжения…
— Уйдите! — выкрикнул сэр Йолланд, прерывисто, горячо дыша. — Сейчас же уходите…
И откинулся назад. Кратохвиль вышел из комнаты и в каком-то далеком закутке лег спать.
Большая жужжащая муха летала по комнате. Арабская женщина сидела, зажав голову руками, и, конечно, спала. Граф чувствовал себя очень-очень разбитым, опустошенным… Это… очень больно… Может, он вынес бы и не такое, если бы эта девушка… но она была врагом… А если полководец влюбляется в своего врага, то…
— Анна… — тихо прошептал граф, — Анна…
— Я здесь, сэр, — тихо ответила арабская женщина сняла с головы бурнус.
2
— Я боялась, что вы не пожелаете меня видеть, но хотела остаться рядом с вами, сэр. Поэтому я и закрыла лицо по мусульманскому обычаю. Но раз вы произнесли мое имя, то, наверное, все же чувствуете, что вам необходимо мое присутствие.
Девушка опустилась на колени и взяла графа за руку. Человек со впавшими щеками улыбнулся, сжал мягкую женскую руку, и озноб прошел. С глубоким вздохом сэр Йолланд закрыл глаза. Он еще успел почувствовать, что девушка гладит его по руке, и хотел сказать что-нибудь теплое, человечное, чего от него никто бы не ожидал, но заснул…
Проснулся граф в темноте. Свет далеких звезд проникал через окно.
— Я не зажгла лампу, потому что сетка от москитов рваная, — прошептала рядом с ним девушка. — Как вы?
— Хорошо… совсем хорошо… мне кажется, у меня больше нет температуры.
— И все же примите хинин.
Граф согласился безропотно, как ребенок. Затем взял девушку за руку.
— Спасибо, что остались со мной.
— Это вполне естественно. А вы подумали, что теперь я вас оставлю в покое? Лягте, прошу вас, вы еще не выздоровели.
— Я сильный. Не пройдет и трех дней, как я снова буду на ногах.
— Да. Я знаю; вы сильный и постоянно этим злоупотребляли. Идти по пустыне в нестерпимую жару в наглухо застегнутой форме, с раной на плече. Да еще скрывать, что у вас жар! Да вы просто глупый скверный щенок, если хотите знать мое мнение.
Удивительное дело, но этот вульгарный голос сейчас опять понравился графу. Он прилег на постель и снова заснул.
На рассвете сэр Йолланд проснулся. Девушка все еще сидела рядом с кроватью и держала его за руку.
— Послушайте… Анна… Я хотел бы кое-что продиктовать… Мне кажется, я скоро поправлюсь, но все же… я думаю…
— Глупости!
— Нет, это меня очень угнетает. Речь идет о других людях, о моем бывшем друге, с которым я не разговариваю и… словом, я не могу забрать это с собой в могилу… Я прошу вас, запишите. — Девушка достала карандаш и бумагу. Граф начал диктовать:
«Я, сэр Оливер Йолланд, наследный граф Денхам, завещаю свои земли, лежащие вокруг Калагеевского нефтяного источника, разработке которого я препятствовал, Йоханнесу Ливингстону. Вышеуказанному Йоханнесу Ливингстону прошу передать: я был сердит на него до последней минуты, так как не считал его джентльменом. Его долгом было после помолвки представиться вместе с невестой в Денхаме, сделать визит семье Йолланд, которую составляли сэр Арчибальд с супругой, а также сэр Чарльз, в то время еще бывший в живых. Я никогда не мог простить Йоханнесу такого оскорбления. Но я не сержусь на него за то, что он женился на дочери лорда Диллинга, так как Ливингстон на десять лет старше меня и, таким образом, больше подходит в супруги молодой леди, моей ровеснице. В своем завещании я упоминаю о Ливингстоне, так как несмотря на непростительный грех, не могу его ненавидеть. Во избежание трудностей, с которыми могут столкнуться мои наследники, ниже следуют мои особые указания о нижеследующих территориях…»
Девушка все записала. Затем граф расписался и облегченно вздохнул.
— Спасибо. Это меня угнетало, я боялся умереть, не отдав распоряжений. Потому что хотел досадить Йоханнесу, но разорить я его не смог бы… Странный парень этот Йоханнес… Анна… Настоящий английский джентльмен… Если бы вы поговорили с ним, никогда бы не поверили… И все же я его люблю… Но мне больно…
— Этот господин женился на девушке, которую вы любили?
— Ах, это не самое главное. В данном случае он не ошибся. Но после того, как Йоханнес попросил ее руки… он упустил из виду, что надо было представить невесту в Денхаме. Это непростительно… ужасно… В любом случае…
— Боже мой, — сказала девушка, — какая наивность! Какой же вы ребенок! Это же надо! И из-за такого пустяка он рассорился с лучшим другом. Представляю, как в сердитесь на меня, ведь я буквально на каждом шагу грешу против этикета!
Граф погладил ее по руке.
— Вы — другое дело. Вы не такая, как все, и… и… я даже не знаю…
Девушка низко склонилась над ним всем телом.
— Скажите же! Скажите, сэр, то, что вы хотите, и…
Но она прошептала эти слова так близко от графа, что их губы встретились…
Девушка опустилась на колени и взяла графа за руку. Человек со впавшими щеками улыбнулся, сжал мягкую женскую руку, и озноб прошел. С глубоким вздохом сэр Йолланд закрыл глаза. Он еще успел почувствовать, что девушка гладит его по руке, и хотел сказать что-нибудь теплое, человечное, чего от него никто бы не ожидал, но заснул…
Проснулся граф в темноте. Свет далеких звезд проникал через окно.
— Я не зажгла лампу, потому что сетка от москитов рваная, — прошептала рядом с ним девушка. — Как вы?
— Хорошо… совсем хорошо… мне кажется, у меня больше нет температуры.
— И все же примите хинин.
Граф согласился безропотно, как ребенок. Затем взял девушку за руку.
— Спасибо, что остались со мной.
— Это вполне естественно. А вы подумали, что теперь я вас оставлю в покое? Лягте, прошу вас, вы еще не выздоровели.
— Я сильный. Не пройдет и трех дней, как я снова буду на ногах.
— Да. Я знаю; вы сильный и постоянно этим злоупотребляли. Идти по пустыне в нестерпимую жару в наглухо застегнутой форме, с раной на плече. Да еще скрывать, что у вас жар! Да вы просто глупый скверный щенок, если хотите знать мое мнение.
Удивительное дело, но этот вульгарный голос сейчас опять понравился графу. Он прилег на постель и снова заснул.
На рассвете сэр Йолланд проснулся. Девушка все еще сидела рядом с кроватью и держала его за руку.
— Послушайте… Анна… Я хотел бы кое-что продиктовать… Мне кажется, я скоро поправлюсь, но все же… я думаю…
— Глупости!
— Нет, это меня очень угнетает. Речь идет о других людях, о моем бывшем друге, с которым я не разговариваю и… словом, я не могу забрать это с собой в могилу… Я прошу вас, запишите. — Девушка достала карандаш и бумагу. Граф начал диктовать:
«Я, сэр Оливер Йолланд, наследный граф Денхам, завещаю свои земли, лежащие вокруг Калагеевского нефтяного источника, разработке которого я препятствовал, Йоханнесу Ливингстону. Вышеуказанному Йоханнесу Ливингстону прошу передать: я был сердит на него до последней минуты, так как не считал его джентльменом. Его долгом было после помолвки представиться вместе с невестой в Денхаме, сделать визит семье Йолланд, которую составляли сэр Арчибальд с супругой, а также сэр Чарльз, в то время еще бывший в живых. Я никогда не мог простить Йоханнесу такого оскорбления. Но я не сержусь на него за то, что он женился на дочери лорда Диллинга, так как Ливингстон на десять лет старше меня и, таким образом, больше подходит в супруги молодой леди, моей ровеснице. В своем завещании я упоминаю о Ливингстоне, так как несмотря на непростительный грех, не могу его ненавидеть. Во избежание трудностей, с которыми могут столкнуться мои наследники, ниже следуют мои особые указания о нижеследующих территориях…»
Девушка все записала. Затем граф расписался и облегченно вздохнул.
— Спасибо. Это меня угнетало, я боялся умереть, не отдав распоряжений. Потому что хотел досадить Йоханнесу, но разорить я его не смог бы… Странный парень этот Йоханнес… Анна… Настоящий английский джентльмен… Если бы вы поговорили с ним, никогда бы не поверили… И все же я его люблю… Но мне больно…
— Этот господин женился на девушке, которую вы любили?
— Ах, это не самое главное. В данном случае он не ошибся. Но после того, как Йоханнес попросил ее руки… он упустил из виду, что надо было представить невесту в Денхаме. Это непростительно… ужасно… В любом случае…
— Боже мой, — сказала девушка, — какая наивность! Какой же вы ребенок! Это же надо! И из-за такого пустяка он рассорился с лучшим другом. Представляю, как в сердитесь на меня, ведь я буквально на каждом шагу грешу против этикета!
Граф погладил ее по руке.
— Вы — другое дело. Вы не такая, как все, и… и… я даже не знаю…
Девушка низко склонилась над ним всем телом.
— Скажите же! Скажите, сэр, то, что вы хотите, и…
Но она прошептала эти слова так близко от графа, что их губы встретились…