— Пойди погуляй. Нам надо поговорить о делах.
Мэллой, несомненно, глубоко оскорбленный, поднялся с пола и ушел.
Маркиз вновь посмотрел на Рождественского Пастыря.
— О двадцати процентах не может быть и речи. Поэтому послушай мое предложение, приятель. Ты сообщаешь мне, какие планеты хочешь ограбить. Я даю тебе людей, сколько нужно для каждой операции, обеспечиваю безопасность и предоставляю убежище на любом из контролируемых мною миров. А добычу мы делим пополам.
— Я думал, что пятьдесят процентов — это ставка для тех, кому вы обеспечиваете «крышу». Партнеру предлагать такую ставку, мягко говоря, неприлично. Я соглашусь на четверть.
Маркиз повернулся к Найтхауку.
— Ты привез сюда хорошего человека, Джефферсон Найтхаук. Мне он действительно нравится. — И вновь сосредоточил внимание на Рождественском Пастыре. — Ты так мне нравишься, что меня устроит треть.
— Я согласен нравиться меньше, если вы возьмете тридцать процентов, — улыбнулся Рождественский Пастырь.
— А почему, собственно, нет? — Маркиз обхватил своей лапищей ладонь Рождественского Пастыря. — Договорились!
— Что ж, с вами приятно иметь дело. Я думаю, нашу сделку надо отметить. Лучшим сигньянским коньяком.
— Сейчас принесу бутылку из бара. — И Маркиз неторопливо выбрался из-за столика.
Он вернулся с бутылкой и тремя бокалами, поставил все на стол, небрежно разлил коньяк.
— За дружбу, партнерство и успех!
— За дружбу, партнерство и успех, — эхом отозвался Рождественский Пастырь.
— И за смерть, — добавил Найтхаук.
— Смерть? — переспросил Маркиз.
— А как в нашем деле иначе узнать, что ты добился успеха? — вопросом на вопрос ответил Найтхаук.
— Это справедливо, — кивнул Маркиз после короткого раздумья. — За смерть.
— Пусть она сначала заглянет к нашим врагам, а нас обойдет стороной, — заключил Рождественский Пастырь.
Если все обернется, как мне того хочется, подумал Найтхаук, тост может оказаться пророческим.
Глава 15
Найтхаук сидел в баре рядом с Ящерицей Мэллоем и во все глаза смотрел, как танцует Жемчужина Маракаибо. Его стакан стоял нетронутым, тонкая сигара потухла. Святой Ролик застыл на стойке в дюйме от левой руки молодого человека.
Рождественский Пастырь вошел в казино, заметил Найтхаука и направился прямо к нему. Скучающим взглядом окинул полуголую танцовщицу с синей кожей, заказал виски, взгромоздился на высокий стул.
— Закрой рот. Джефф. Мало ли что может в него залететь.
— Помолчите; — бросил Найтхаук, не отрывая взгляда от плавающей сцены.
— Я лишь пытался оказать тебе услугу. — Рождественский Пастырь пожал плечами. Кивком поприветствовал Мэллоя, подождал, пока ему принесут стакан, пригубил, протянул руку, чтобы погладить Ролика. Тот дозволял Рождественскому Пастырю прикасаться к себе, но не выказывал ни интереса, ни удовольствия, отказываясь мурлыкать или подкатиться ближе.
Наконец выступление закончилось, и Мелисенд покинула сцену.
— Никогда не отвлекайте меня, когда я смотрю, как она танцует. — Найтхаук наконец-то повернулся к Рождественскому Пастырю.
— Она не исчезнет, если ты выкроишь несколько секунд, чтобы поздороваться с другом. — Рождественский Пастырь поднялся. — Пройдем в кабинку. Сидеть там гораздо удобнее, а я — старик с полным букетом стариковских болячек.
Найтхаук и Мэллой взяли со стойки стаканы и последовали за ним. Ролик дважды пискнул, подпрыгнул, скатился на пол и быстро догнал их. Когда мужчины уселись в кабинке, он устроился на носке сапога Найтхаука.
— Ты проводишь слишком много времени, не отрывая от нее глаз, — заметил Рождественский Пастырь.
— Вам-то что до этого?
— Он влюблен, — с ухмылкой ввернул Мэллой.
— Может, кто-то скажет мне что-нибудь умное или хотя бы полезное? — раздраженно бросил Найтхаук.
— Я скажу, — кивнул Рождественский Пастырь. — Знаешь, по моему разумению, ты бы так и остался мальчишкой, даже если бы года, на которые ты выглядишь, соответствовали твоему истинному возрасту, а я-то знаю, что на самом деле ты гораздо моложе.
— Ближе к делу.
— Дело в том, мой юный друг, что ты страдаешь от первой любви. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но можешь мне поверить: ты это переживешь.
— Я не хочу это пережить.
Мэллой улыбнулся.
— Никто не хочет.
— Я знаю, что ты мне опять не веришь, — продолжил Рождественский Пастырь, — но такие девушки, как она, идут по десятку за полкредитки. В любом Трейдтауне таких сотни.
— Таких, как она, больше нет! — рявкнул Найтхаук.
— От шлюх, парень, можно ждать только неприятностей.
— Поосторожнее с выражениями, — зловеще процедил Найтхаук. — Вы, конечно, мне друг, но такого я не позволю говорить о ней даже другу.
— Тебе бы лучше прислушаться к нему, — подлил масла в огонь Мэллой. Ему явно нравилось, что Найтхаука загнали в угол. — Ты действительно этого еще не знаешь, но многие женщины выглядят куда лучше.
— И среди них найдутся лишь немногие, кто перещеголяет ее по части предательства.
— Что значит «перещеголяет по части предательства»?
— Мне такие встречались, — ответил Рождественский Пастырь. — Их всегда тянет к сильному мужчине, точно так же, как тебя — к красотке.
— Значит, я докажу, что сильнее, чем он.
— Ты не понимаешь. Я говорю не о физической силе. От Маркиза она может уйти только к другому миллиардеру, или политику, или к кому-то еще, обладающему реальной властью. Но не к таким голодранцам, как ты или я.
— Вы ошибаетесь, — стоял на своем Найтхаук. — Я заставлю ее проникнуться ко мне самыми теплыми чувствами.
— Как? Убив ее защитника?
— Да уж, ей это понравится, — фыркнул Мэллой.
— Если ей нужен защитник, я смогу защищать ее куда лучше, чем он.
— От преступников — да. А вот от экономических неурядиц — сомневаюсь. — Рождественский Пастырь помолчал. — Отстань от нее, Джефферсон. Ничего хорошего из этого не получится. Поверь мне, я лицо незаинтересованное, — Вы ничего не понимаете, — голос Найтхаука переполняла душевная боль. — Я ее люблю.
— Ты прожил на свете четыре месяца и уже нашел единственную женщину, которую можешь полюбить? — со смешком спросил Мэллой.
— По-моему, ты выдаешь желаемое за действительное, — добавил Рождественский Пастырь. — Даже в твоем возрасте пора начать разбираться в собственных чувствах.
— Я хочу только ее.
— Я знаю. И советую обратить внимание на то, что она-то хочет не тебя.
— Да что вы понимаете? Выродок с кожей, как у ящерицы, и морщинистый старик! Вы сами хоть когда-нибудь влюблялись?
— Ты думаешь, что седые волосы и морщины мешают влюбляться? — хохотнул Рождественский Пастырь. — Допустим, я не вызываю эмоций у двадцатилетних женщин, но сие не означает, что они не вызывают эмоций у меня. — Он помолчал. — А если с возрастом у человека прибавляется ума, он понимает, что хотеть женщин и любить их — две большие разницы, и к последнему надо подходить с предельной осмотрительностью и тактом. Особенно если у него столько же врагов, сколько у меня или будет у тебя, если ты доживешь до моих лет.
— Вы пришли сюда из отеля только для того, чтобы прочитать мне лекцию о женщинах?
— Нет, хотя такая лекция тебе крайне необходима. — Рождественский Пастырь искоса глянул на Мэллоя. — Я думаю, нам пора поговорить о том, что делать дальше.
Найтхаук повернулся к Ящерице — Иди к стойке. Выпивка за мой счет.
— Черт! — не выдержал Мэллой. — Ну почему все только и делают, что гоняют меня!
— Мне надо поговорить с Рождественским Пастырем по делу.
— Ты думаешь, в этом зале нет «жучков» и скрытых видеокамер? — хмыкнул Мэллой. — Все, что вы скажете или сделаете, будет зафиксировано, а потом просмотрено и прослушано Маркизом.
— Уходи.
— Хороший мне попался дружок! — пробормотал Мэллой.
Найтхаук окинул его ледяным взглядом.
— Все, ты не под моей защитой. С этого момента мы в расчете — Какое счастье! Он дает мне мою гребаную жизнь! Слава тебе, Господи. — Глаза Мэллоя горели огнем. — Так вот, мне она не нужна! Пока она принадлежала тебе, люди оставляли меня в покое. Как только им станет известно, что мы в расчете, меня прибьют максимум через три часа.
— Тогда просто уходи. От твоих проклятых доводов у меня раскалывается голова.
— Но я остаюсь под твоей защитой? — не унимался Мэллой.
— Остаешься, если тебя это устраивает.
— Еще как устраивает!
— Отлично. А теперь проваливай.
— Но раз ничего не изменилось, у тебя не должно быть от меня секретов.
Найтхаук выхватил пистолет и нацелил его на чешуйчатый нос Мэллоя.
— Видишь? — В голосе Ящерицы слышались обвинительные нотки. — Видишь? Я знаю, что ты променял меня на Ролика!
— Ролик всегда держит рот на замке и не дает мне непрошеных советов, — ответил Найтхаук. — А вот про некоторых картежников я такого сказать не могу.
— Ладно, ладно, ухожу! — с горечью воскликнул Мэллой. — Но когда-нибудь ты пожалеешь, что так грубо обходился со мной.
— Я спас тебе жизнь, — усмехнулся Найтхаук. — Разве этого мало? — Тогда и разберемся, — пробурчал Мэллой, двинувшись к стойке.
— Между прочим, он прав, — заметил Рождественский Пастырь.
— Вы советовали мне забыть про Мелисенд, — вырвалось у Найтхаука. — А теперь советуете быть помягче с Мэллоем?
— Я про другое. Здесь действительно фиксируется каждое слово и движение.
— Вы предлагаете поговорить на улице?
Рождественский Пастырь задумался, покачал головой.
— Нет. Я думаю, ни один из нас не скажет ничего такого, что нельзя будет повторить в присутствии Маркиза.
— Хорошо, — кивнул Найтхаук. — Выкладывайте.
— Нам надо обсудить планы на будущее, Джефферсон.
— Вроде бы мы их обсуждали, возвращаясь с Аладдина.
— Тогда обсуждали одно, сейчас надо обсудить другое.
— А что изменилось?
— У меня дурное предчувствие, — ответил Рождественский Пастырь. — Маркиз очень уж стремится простить тебя за невыполненное задание.
— Я же привез вас сюда. Это даже лучше.
— Я знаю, что впереди у тебя целая жизнь, но поверь мне: преступники живут сегодняшним днем. В принципе он не против заключить со мной сделку, но это не значит, что он оставит попытки прибрать к рукам мое золото и картины Мориты. Короли преступного мира иначе вести себя не умеют. Мне-то есть смысл заключить с ним сделку. А вот ему такая сделка не столь выгодна.
— Но вы же заминировали трюм.
— Еще один неприятный момент. Он не сможет долго продержаться у власти, если позволит людям таким вот способом ставить под вопрос его могущество. Черт, да этим он просто предлагает своим головорезам сначала минировать награбленное, а потом вести с ним переговоры на предмет раздела. Я бы подобной наглости не допустил, не допустит и он.
— Но он допустил.
— Это меня и тревожит.
— А что его побудило?
— Ума не приложу. Однако ясно одно: ко мне это не имеет никакого отношения.
— Почему нет?
— Потому что мои планы формировались до того, как я встретился с Маркизом, и я ни на йоту от них не отошел.
— Если его мотивы никак не связаны с вами, тогда с…
— Разумеется, с тобой, — последовал ответ. — Ты не подчинился его приказу. Пусть ты и не убил его шпиона, но не ударил пальцем о палец, чтобы спасти его. Вот я и задаюсь вопросом: а почему ты до сих пор жив? Он ничего не боится и может в любой момент раздавить тебя. Он не альтруист, потому что альтруизм и Маркиз несовместимы. Он не забыл твоего прегрешения, просто предпочел его игнорировать. Почему? И почему четырехмесячный клон внезапно стал его заместителем?
Найтхаук обдумал услышанное.
— Я не знаю, — наконец признался он.
— Вот и я не знаю, — вздохнул Рождественский Пастырь. — Но должна быть какая-то причина. — Он пристально всмотрелся в Найтхаука. — Зачем ты здесь?
— Я вам говорил.
— Хорошо, тебя послали. Кто?
— Марк Диннисен, адвокат Вдоводела с Делуроса VIII.
— Он послал тебя на Тундру?
— Нет. Он послал меня в Пограничье. А сюда я прибыл по приказу Эрнандеса, начальника службы безопасности Солио II.
— Что вас связывает?
— Меня создали благодаря его стараниям.
— Интересно.
— Правда?
— Правда. Но мы чего-то не знаем. А если знаем, то не можем сложить одно с другим.
— Дурное предчувствие у вас, — напомнил Найтхаук. — Я не понимаю, чего вы так заволновались.
— Что-то здесь происходит, причем ниточки тянутся на Солио II, а может, и на Делурос VIII. Я думаю, нам очень даже неплохо рвануть отсюда, пока есть такая возможность. Слишком многое мне тут не нравится.
Найтхаук обернулся, и его взгляд остановился на Мэллое, сидящем у стойки бара, ему вспомнились предупреждения чешуйчатокожего.
— Надо ли продолжать этот разговор в казино? Маркиз может нас подслушать.
— И что? — усмехнулся Рождественский Пастырь. — Если ты согласишься лететь со мной, он не успеет нас перехватить. Если останешься, он увидит, что мои аргументы оказались недостаточно убедительными, чтобы ты его покинул.
— Допустим, я останусь, а вы улетите? — спросил Найтхаук. — Маркиз постарается помешать вам?
— Скорее всего. Так что обойдемся без этого.
— Что-то я вас не понимаю.
— Мэллой, между прочим, не дурак, — продолжил свою мысль Рождественский Пастырь. — Догадывается, что только ты можешь сохранить ему жизнь. Поэтому я тоже намереваюсь пойти под твою защиту.
— Никогда не слышал подобной глупости. Да зачем вам это нужно?
— Выгода тут взаимная. Ты — единственный человек, способный не подпустить Маркиза ко мне и моей добыче. Я же — единственный, кто честен с тобой, кто старается удержать тебя от глупостей и остается рядом, даже когда ты их совершаешь. Ты одинок. Я намерен стать тебе другом, ты получишь от меня все, что можно требовать от друзей, но цена моей дружбы высока — моя жизнь. Охранять ее придется тебе. — Он протянул руку. — Договорились?
— Вы слишком многого просите. — Найтхаук смотрел на протянутую руку.
— Если у тебя есть лучшее предложение, принимай его.
Молодой человек помедлил, потом пожал руку Рождественского Пастыря.
— Хорошо! Так что мы делаем, остаемся или улетаем?
— Я никуда не полечу, — ответил Найтхаук. — Если не полетит Мелисенд.
— Так, может, возьмем ее с собой?
— Похитим ее? Маркиз пошлет за нами две сотни людей, прежде чем мы покинем звездную систему.
— Ты переоцениваешь глубину его чувств. Такие, как он, могут любить только себя. И уж, конечно, не испытывают ничего, кроме плотских желаний, к танцовщице, которая подворачивается под руку. — Рождественский Пастырь задумался. — Однако похищением мы унизим его, поэтому нам это с рук не сойдет. Нет, если уж лететь, так всем вместе.
— Всем?
— Включая Маркиза.
— Как же вы заманите его на корабль? Что посулите?
— Что-то очень большое.
— Делурос VIII?
Рождественский Пастырь кивнул.
— Столицу человеческой цивилизации.
— Но до нее полгалактики.
— Там множество церквей… и Вдоводел.
— Но как убедить их лететь с нами?
— Придется подумать, что ему предложить. Что-то такое, от чего он не сможет отказаться.
— Например?
— Есть идея. Но надо еще подумать.
— Он узнает о наших планах.
— И что? Если причина покажется ему убедительной, он полетит.
— А если нет?
— Тогда, — насупился Рождественский Пастырь, — готовься к тому, чтобы на деле доказывать свою дружбу.
Глава 16
Рождественский Пастырь вошел в казино, заприметил Найтхаука, в одиночестве сидевшего за столиком, направился к нему, предложил надеть скафандр.
— Зачем?
— Тебе нужно поразмяться. Лучшего способа, чем пешая прогулка, не найти.
— Мне и здесь хорошо.
— Тем не менее надень скафандр.
Найтхаук еще несколько мгновений недоуменно смотрел на Рождественского Пастыря, потом пожал плечами, направился к воздушному шлюзу, надел скафандр. И последовал за своим другом на заснеженную улицу. Несколько роботов чистили мостовую. Редкие прохожие торопливо перебегали от дома к дому. Праздношатающихся не наблюдалось.
«Какая частота?» — беззвучно, одними губами спросил Найтхаук.
«4748» — показал на пальцах Рождественский Пастырь.
— Хорошо. — Найтхаук подрегулировал радиопередатчик. — Вы меня слышите?
— Да. И надеюсь, больше никто.
— А вот это мы сейчас проверим. В моем радио вмонтирован специальный блок. Скажите что-нибудь, не имеющее отношения к делу.
— Прекрасное утро. Напоминает зиму из детства на моей родной планете.
— Достаточно. — Найтхаук взглянул на полоску дисплея радиопередатчика. — Нас никто не прослушивает.
— Я, кстати, вырос на прекрасной сельскохозяйственной планете с бескрайними пшеничными полями. А снег я ненавижу.
— Если вы привели меня сюда, чтобы сообщить об этом, я лучше вернусь в казино.
— Да нет, поговорить я хотел о полковнике Джеймсе Эрнандесе.
— Эрнандесе? — переспросил Найтхаук. — А к чему тогда такая секретность? Три дня тому назад подслушивание не вызывало у вас никаких опасений.
— Нельзя дважды войти в одну реку.
— Так что, Эрнандес имеет ко всему этому какое-то отношение?
— Имеет, и еще какое. Почему он послал вас сюда?
— Чтобы найти убийцу губернатора Трилейна и воздать ему по справедливости.
— Глупости.
— Да? А почему вы так решили?
— Он знает, кто убил Трилейна, — уверенно заявил Рождественский Пастырь, шагая по расчищенному роботами тротуару.
— Понятно. И кто его убил?
— Естественно, Маркиз.
— Это, догадка.
— Я не из тех, кто гадает на кофейной гуще, парень. Говорю тебе, ты прибыл сюда, чтобы убить Маркиза.
Найтхаук повернулся к Рождественскому Пастырю.
— Прежде чем мы двинемся дальше, расскажите мне, что навело вас на эту мысль?
— Я ограничился лишь теми манипуляциями, которые, несомненно, проделал бы и ты, будь у тебя побольше опыта. Два дня тому назад я заплатил кругленькую сумму, чтобы подключить мой персональный компьютер к Главному компьютеру на Делуросе VIII.
— И попросил выяснить все, что возможно, о Маркизе Куинзберри. На это ушло много времени, потому что я не мог представить ни голографического изображения, ни ретинаграммы, и до последнего вечера мы рассматривали лишь вероятные кандидатуры. А потом мне удалось увести пивной стакан с отпечатками пальцев Маркиза.
— Так что сообщил вам Главный компьютер?
— Его настоящее имя Альберто да Силва. Потом он сменил еще пару имен, пока наконец не стал Маркизом.
— Хорошо, у него было много имен. Что из этого?
— Он также менял работу. Последняя заключалась в том, что он трудился по индивидуальному контракту на полковника Джеймса Эрнандеса.
— Индивидуальному контракту?
— Убивал врагов Эрнандеса, а тот, в свою очередь, не мешал ему обделывать свои делишки на Солио II.
Найтхаук нахмурился.
— Странно все это. Если Эрнандес нанял Маркиза, чтобы убить Трилейна, зачем ему понадобился я?
— А вот теперь мы переходим от фактов к гипотезам, — ответил Рождественский Пастырь. — Но ты все-таки меня выслушай. Думаю, моя версия имеет право на существование.
— Говорите, — кивнул Найтхаук.
Рождественский Пастырь пристально посмотрел на него, прежде чем начать.
— Допустим, кто-то видел, как Маркиз нажимал на спусковой крючок. Кто-то, принадлежащий к правящей верхушке Солио II. Вспомни, Трилейна убили около оперного театра, куда он приехал, чтобы примирить две фракции своей партии. Разумеется, этот господин незамедлительно принял все необходимые меры предосторожности. Возможно, нанял телохранителей и наказал компьютеру передать имя истинного убийцы во все средства массовой информации, если с ним что-то случится.
— Разумно. Что дальше?
— А обезопасив себя, этот господин заявляется к Эрнандесу и говорит, к примеру, следующее: «Слушай, Трилейна убил твой человек. Я думаю, ты готовишься захватить власть на Солио II». Эрнандес, разумеется, все отрицает. Ничего другого ему просто не остается.
— Пока все складывается. Продолжайте.
— На это наш господин заявляет: «Докажи мне свою невиновность. Приведи сюда Маркиза, и я поверю, что ты сказал правду. Иначе вы оба на крючке». Скорее всего он дает полковнику срок: шесть месяцев, может, год. Теперь Эрнандес не может просто позвать Маркиза и застрелить его. Репутация Маркиза известна всем. Если он прибежит, как собачка, по первому окрику, полковник все равно останется под подозрением. Поэтому он и нанимает охотника за головами. Не просто охотника, но самого лучшего из всех когда-либо живущих.
— В Пограничье таких мастеров достаточно. Почему именно я? — спросил Найтхаук.
— Потому что он рассчитывал, что ты убьешь Маркиза, а не привезешь его на Солио II.
— Но…
— Вспомни свой разговор с Эрнандесом. Готов поспорить, он советовал тебе не рисковать и при первой же встрече убить Маркиза.
— Что-то такое было, — насупился Найтхаук.
— Теперь ты догадываешься, что к чему? Он остановил свой выбор на тебе, потому что, в отличие от своего тезки, у тебя нет никакого опыта. Ты не чувствуешь нюансов. Тонкости тебе недоступны. Сам ты бы никогда ничего не понял. Ты умеешь только одно — убивать, именно этого и ждал от тебя Эрнандес.
— Но рано или поздно я бы сообразил, что к чему, и стал бы не менее опасен для Эрнандеса, чем теперь Маркиз.
— Он уверен, что, выполнив задание, ты не сможешь покинуть планету, люди Маркиза расправятся с тобой на месте. И он наверняка превратил свою штаб-квартиру в смертельную западню на случай, что ты все-таки сможешь вернуться на Солио II. Если и здесь… Рождественский Пастырь замолчал.
— Если и здесь не выгорит, он полагает, что от меня избавятся на Делуросе VIII, — закончил за него Найтхаук.
— Ты — идеальная машина-убийца, парень. По выполнению договора с Эрнандесом ты становишься свободным от каких-либо обязательств. И оставлять тебя в живых опасно.
Найтхаук стоял, глубоко задумавшись, взвешивая сказанное Рождественским Пастырем.
— В логике вам не откажешь, — холодный, бесстрастный голос.
— Это всего лишь умозаключения. Может, Делурос усыплет твой путь розами и отправит на новое задание. Может, Маркиз не нажимал на спусковой крючок. Может, я не прав от начала и до конца. — Он потер живот. — Но я нюхом чую, что все так и есть.
Найтхаук подавил волну ярости, поднявшуюся от мысли о том, что его использовали. Никаких эмоций не отразилось на его лице, оно напоминало маску, которую, должно быть, сто лет назад видели триста молодых мужчин, прежде чем умереть.
— Все так и есть, — наконец выдавил он из себя.
— Отсюда возникает следующий вопрос: что же мы будем делать дальше?
— Думать — это по вашей части, — ответил Найтхаук. — Что вы предлагаете?
— То же, что и прежде: мы отправимся на Делурос VIII. Я ограблю несколько церквей, ты убьешь настоящего Вдоводела, а Маркиз… с этим я еще не решил.
— У меня возникла идея.
— Я с радостью ее выслушаю.
— Предположим, что в руководстве Службы без опасности Олигархии есть человек, который знает, кто убийца, единственный человек, которому доверился Эрнандес. Вроде бы Маркизу есть прямой смысл убрать того, кто может ткнуть в него пальцем.
— Сначала Маркиза придется убедить в том, что этот человек еще никому ничего не сказал, — ответил Рождественский Пастырь. — Потому что даже Маркиз не возьмется вырезать всю Службу безопасности. — Он помолчал. — А с другой стороны, почему он должен нам поверить?
— Потому что такой сладкоголосый старикан, как вы, может убедить кого угодно в чем угодно. К примеру, в день моего прибытия на Тундру я подрался с Маркизом. И он знает: рано или поздно я окажусь сильнее. Почему бы вам не убедить его, что я забуду и про него, и про Эрнандеса, как только настоящий Вдоводел умрет и я стану свободным как ветер? Одновременно на Делуросе можно разделаться с человеком, вы назовете ему имя, не важно, настоящее или вымышленное, через которого только и можно связать его с Эрнандесом.
Рождественский Пастырь опустил голову и долго молчал, прежде чем вновь посмотреть на Найтхаука.
— Между прочим, может и получиться. Ты станешь чертовски опасен, если тебе позволят прожить еще лет двадцать. — Он хмыкнул. — Неудивительно, что Вдоводела все еще помнят.
— Я не хочу о нем слышать, — раздраженно бросил Найтхаук. — Он — глубокий старик, замороженный в гробу, из которого ему уже никогда не подняться.
— Он — это ты, а ты — он, нравится тебе это или нет.
— Отнюдь, и вы пожалеете, если еще раз произнесете эти слова.
— Для четырехмесячного у тебя слишком много комплексов, — пробормотал Рождественский Пастырь.
— Лучше запомните то, что я сказал.
— Я запомню. Но иной раз очень нелегко быть твоим другом — Все же лучше, чем быть моим врагом.
— Будем на это надеяться. — Рождественский Пастырь повернул к казино. — Вернемся, или ты хочешь сказать что-нибудь еще, не предназначенное для ушей Маркиза?
— Да нет, вроде бы все обговорили. — Внезапно Найтхаук остановился как вкопанный. — Одно упустили.
— Неужели?
Найтхаук кивнул.
— Мне понятно, как мы получим разрешение Маркиза на полет к Делуросу, как уговорим его лететь с нами. Но…
Мэллой, несомненно, глубоко оскорбленный, поднялся с пола и ушел.
Маркиз вновь посмотрел на Рождественского Пастыря.
— О двадцати процентах не может быть и речи. Поэтому послушай мое предложение, приятель. Ты сообщаешь мне, какие планеты хочешь ограбить. Я даю тебе людей, сколько нужно для каждой операции, обеспечиваю безопасность и предоставляю убежище на любом из контролируемых мною миров. А добычу мы делим пополам.
— Я думал, что пятьдесят процентов — это ставка для тех, кому вы обеспечиваете «крышу». Партнеру предлагать такую ставку, мягко говоря, неприлично. Я соглашусь на четверть.
Маркиз повернулся к Найтхауку.
— Ты привез сюда хорошего человека, Джефферсон Найтхаук. Мне он действительно нравится. — И вновь сосредоточил внимание на Рождественском Пастыре. — Ты так мне нравишься, что меня устроит треть.
— Я согласен нравиться меньше, если вы возьмете тридцать процентов, — улыбнулся Рождественский Пастырь.
— А почему, собственно, нет? — Маркиз обхватил своей лапищей ладонь Рождественского Пастыря. — Договорились!
— Что ж, с вами приятно иметь дело. Я думаю, нашу сделку надо отметить. Лучшим сигньянским коньяком.
— Сейчас принесу бутылку из бара. — И Маркиз неторопливо выбрался из-за столика.
Он вернулся с бутылкой и тремя бокалами, поставил все на стол, небрежно разлил коньяк.
— За дружбу, партнерство и успех!
— За дружбу, партнерство и успех, — эхом отозвался Рождественский Пастырь.
— И за смерть, — добавил Найтхаук.
— Смерть? — переспросил Маркиз.
— А как в нашем деле иначе узнать, что ты добился успеха? — вопросом на вопрос ответил Найтхаук.
— Это справедливо, — кивнул Маркиз после короткого раздумья. — За смерть.
— Пусть она сначала заглянет к нашим врагам, а нас обойдет стороной, — заключил Рождественский Пастырь.
Если все обернется, как мне того хочется, подумал Найтхаук, тост может оказаться пророческим.
Глава 15
Найтхаук сидел в баре рядом с Ящерицей Мэллоем и во все глаза смотрел, как танцует Жемчужина Маракаибо. Его стакан стоял нетронутым, тонкая сигара потухла. Святой Ролик застыл на стойке в дюйме от левой руки молодого человека.
Рождественский Пастырь вошел в казино, заметил Найтхаука и направился прямо к нему. Скучающим взглядом окинул полуголую танцовщицу с синей кожей, заказал виски, взгромоздился на высокий стул.
— Закрой рот. Джефф. Мало ли что может в него залететь.
— Помолчите; — бросил Найтхаук, не отрывая взгляда от плавающей сцены.
— Я лишь пытался оказать тебе услугу. — Рождественский Пастырь пожал плечами. Кивком поприветствовал Мэллоя, подождал, пока ему принесут стакан, пригубил, протянул руку, чтобы погладить Ролика. Тот дозволял Рождественскому Пастырю прикасаться к себе, но не выказывал ни интереса, ни удовольствия, отказываясь мурлыкать или подкатиться ближе.
Наконец выступление закончилось, и Мелисенд покинула сцену.
— Никогда не отвлекайте меня, когда я смотрю, как она танцует. — Найтхаук наконец-то повернулся к Рождественскому Пастырю.
— Она не исчезнет, если ты выкроишь несколько секунд, чтобы поздороваться с другом. — Рождественский Пастырь поднялся. — Пройдем в кабинку. Сидеть там гораздо удобнее, а я — старик с полным букетом стариковских болячек.
Найтхаук и Мэллой взяли со стойки стаканы и последовали за ним. Ролик дважды пискнул, подпрыгнул, скатился на пол и быстро догнал их. Когда мужчины уселись в кабинке, он устроился на носке сапога Найтхаука.
— Ты проводишь слишком много времени, не отрывая от нее глаз, — заметил Рождественский Пастырь.
— Вам-то что до этого?
— Он влюблен, — с ухмылкой ввернул Мэллой.
— Может, кто-то скажет мне что-нибудь умное или хотя бы полезное? — раздраженно бросил Найтхаук.
— Я скажу, — кивнул Рождественский Пастырь. — Знаешь, по моему разумению, ты бы так и остался мальчишкой, даже если бы года, на которые ты выглядишь, соответствовали твоему истинному возрасту, а я-то знаю, что на самом деле ты гораздо моложе.
— Ближе к делу.
— Дело в том, мой юный друг, что ты страдаешь от первой любви. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но можешь мне поверить: ты это переживешь.
— Я не хочу это пережить.
Мэллой улыбнулся.
— Никто не хочет.
— Я знаю, что ты мне опять не веришь, — продолжил Рождественский Пастырь, — но такие девушки, как она, идут по десятку за полкредитки. В любом Трейдтауне таких сотни.
— Таких, как она, больше нет! — рявкнул Найтхаук.
— От шлюх, парень, можно ждать только неприятностей.
— Поосторожнее с выражениями, — зловеще процедил Найтхаук. — Вы, конечно, мне друг, но такого я не позволю говорить о ней даже другу.
— Тебе бы лучше прислушаться к нему, — подлил масла в огонь Мэллой. Ему явно нравилось, что Найтхаука загнали в угол. — Ты действительно этого еще не знаешь, но многие женщины выглядят куда лучше.
— И среди них найдутся лишь немногие, кто перещеголяет ее по части предательства.
— Что значит «перещеголяет по части предательства»?
— Мне такие встречались, — ответил Рождественский Пастырь. — Их всегда тянет к сильному мужчине, точно так же, как тебя — к красотке.
— Значит, я докажу, что сильнее, чем он.
— Ты не понимаешь. Я говорю не о физической силе. От Маркиза она может уйти только к другому миллиардеру, или политику, или к кому-то еще, обладающему реальной властью. Но не к таким голодранцам, как ты или я.
— Вы ошибаетесь, — стоял на своем Найтхаук. — Я заставлю ее проникнуться ко мне самыми теплыми чувствами.
— Как? Убив ее защитника?
— Да уж, ей это понравится, — фыркнул Мэллой.
— Если ей нужен защитник, я смогу защищать ее куда лучше, чем он.
— От преступников — да. А вот от экономических неурядиц — сомневаюсь. — Рождественский Пастырь помолчал. — Отстань от нее, Джефферсон. Ничего хорошего из этого не получится. Поверь мне, я лицо незаинтересованное, — Вы ничего не понимаете, — голос Найтхаука переполняла душевная боль. — Я ее люблю.
— Ты прожил на свете четыре месяца и уже нашел единственную женщину, которую можешь полюбить? — со смешком спросил Мэллой.
— По-моему, ты выдаешь желаемое за действительное, — добавил Рождественский Пастырь. — Даже в твоем возрасте пора начать разбираться в собственных чувствах.
— Я хочу только ее.
— Я знаю. И советую обратить внимание на то, что она-то хочет не тебя.
— Да что вы понимаете? Выродок с кожей, как у ящерицы, и морщинистый старик! Вы сами хоть когда-нибудь влюблялись?
— Ты думаешь, что седые волосы и морщины мешают влюбляться? — хохотнул Рождественский Пастырь. — Допустим, я не вызываю эмоций у двадцатилетних женщин, но сие не означает, что они не вызывают эмоций у меня. — Он помолчал. — А если с возрастом у человека прибавляется ума, он понимает, что хотеть женщин и любить их — две большие разницы, и к последнему надо подходить с предельной осмотрительностью и тактом. Особенно если у него столько же врагов, сколько у меня или будет у тебя, если ты доживешь до моих лет.
— Вы пришли сюда из отеля только для того, чтобы прочитать мне лекцию о женщинах?
— Нет, хотя такая лекция тебе крайне необходима. — Рождественский Пастырь искоса глянул на Мэллоя. — Я думаю, нам пора поговорить о том, что делать дальше.
Найтхаук повернулся к Ящерице — Иди к стойке. Выпивка за мой счет.
— Черт! — не выдержал Мэллой. — Ну почему все только и делают, что гоняют меня!
— Мне надо поговорить с Рождественским Пастырем по делу.
— Ты думаешь, в этом зале нет «жучков» и скрытых видеокамер? — хмыкнул Мэллой. — Все, что вы скажете или сделаете, будет зафиксировано, а потом просмотрено и прослушано Маркизом.
— Уходи.
— Хороший мне попался дружок! — пробормотал Мэллой.
Найтхаук окинул его ледяным взглядом.
— Все, ты не под моей защитой. С этого момента мы в расчете — Какое счастье! Он дает мне мою гребаную жизнь! Слава тебе, Господи. — Глаза Мэллоя горели огнем. — Так вот, мне она не нужна! Пока она принадлежала тебе, люди оставляли меня в покое. Как только им станет известно, что мы в расчете, меня прибьют максимум через три часа.
— Тогда просто уходи. От твоих проклятых доводов у меня раскалывается голова.
— Но я остаюсь под твоей защитой? — не унимался Мэллой.
— Остаешься, если тебя это устраивает.
— Еще как устраивает!
— Отлично. А теперь проваливай.
— Но раз ничего не изменилось, у тебя не должно быть от меня секретов.
Найтхаук выхватил пистолет и нацелил его на чешуйчатый нос Мэллоя.
— Видишь? — В голосе Ящерицы слышались обвинительные нотки. — Видишь? Я знаю, что ты променял меня на Ролика!
— Ролик всегда держит рот на замке и не дает мне непрошеных советов, — ответил Найтхаук. — А вот про некоторых картежников я такого сказать не могу.
— Ладно, ладно, ухожу! — с горечью воскликнул Мэллой. — Но когда-нибудь ты пожалеешь, что так грубо обходился со мной.
— Я спас тебе жизнь, — усмехнулся Найтхаук. — Разве этого мало? — Тогда и разберемся, — пробурчал Мэллой, двинувшись к стойке.
— Между прочим, он прав, — заметил Рождественский Пастырь.
— Вы советовали мне забыть про Мелисенд, — вырвалось у Найтхаука. — А теперь советуете быть помягче с Мэллоем?
— Я про другое. Здесь действительно фиксируется каждое слово и движение.
— Вы предлагаете поговорить на улице?
Рождественский Пастырь задумался, покачал головой.
— Нет. Я думаю, ни один из нас не скажет ничего такого, что нельзя будет повторить в присутствии Маркиза.
— Хорошо, — кивнул Найтхаук. — Выкладывайте.
— Нам надо обсудить планы на будущее, Джефферсон.
— Вроде бы мы их обсуждали, возвращаясь с Аладдина.
— Тогда обсуждали одно, сейчас надо обсудить другое.
— А что изменилось?
— У меня дурное предчувствие, — ответил Рождественский Пастырь. — Маркиз очень уж стремится простить тебя за невыполненное задание.
— Я же привез вас сюда. Это даже лучше.
— Я знаю, что впереди у тебя целая жизнь, но поверь мне: преступники живут сегодняшним днем. В принципе он не против заключить со мной сделку, но это не значит, что он оставит попытки прибрать к рукам мое золото и картины Мориты. Короли преступного мира иначе вести себя не умеют. Мне-то есть смысл заключить с ним сделку. А вот ему такая сделка не столь выгодна.
— Но вы же заминировали трюм.
— Еще один неприятный момент. Он не сможет долго продержаться у власти, если позволит людям таким вот способом ставить под вопрос его могущество. Черт, да этим он просто предлагает своим головорезам сначала минировать награбленное, а потом вести с ним переговоры на предмет раздела. Я бы подобной наглости не допустил, не допустит и он.
— Но он допустил.
— Это меня и тревожит.
— А что его побудило?
— Ума не приложу. Однако ясно одно: ко мне это не имеет никакого отношения.
— Почему нет?
— Потому что мои планы формировались до того, как я встретился с Маркизом, и я ни на йоту от них не отошел.
— Если его мотивы никак не связаны с вами, тогда с…
— Разумеется, с тобой, — последовал ответ. — Ты не подчинился его приказу. Пусть ты и не убил его шпиона, но не ударил пальцем о палец, чтобы спасти его. Вот я и задаюсь вопросом: а почему ты до сих пор жив? Он ничего не боится и может в любой момент раздавить тебя. Он не альтруист, потому что альтруизм и Маркиз несовместимы. Он не забыл твоего прегрешения, просто предпочел его игнорировать. Почему? И почему четырехмесячный клон внезапно стал его заместителем?
Найтхаук обдумал услышанное.
— Я не знаю, — наконец признался он.
— Вот и я не знаю, — вздохнул Рождественский Пастырь. — Но должна быть какая-то причина. — Он пристально всмотрелся в Найтхаука. — Зачем ты здесь?
— Я вам говорил.
— Хорошо, тебя послали. Кто?
— Марк Диннисен, адвокат Вдоводела с Делуроса VIII.
— Он послал тебя на Тундру?
— Нет. Он послал меня в Пограничье. А сюда я прибыл по приказу Эрнандеса, начальника службы безопасности Солио II.
— Что вас связывает?
— Меня создали благодаря его стараниям.
— Интересно.
— Правда?
— Правда. Но мы чего-то не знаем. А если знаем, то не можем сложить одно с другим.
— Дурное предчувствие у вас, — напомнил Найтхаук. — Я не понимаю, чего вы так заволновались.
— Что-то здесь происходит, причем ниточки тянутся на Солио II, а может, и на Делурос VIII. Я думаю, нам очень даже неплохо рвануть отсюда, пока есть такая возможность. Слишком многое мне тут не нравится.
Найтхаук обернулся, и его взгляд остановился на Мэллое, сидящем у стойки бара, ему вспомнились предупреждения чешуйчатокожего.
— Надо ли продолжать этот разговор в казино? Маркиз может нас подслушать.
— И что? — усмехнулся Рождественский Пастырь. — Если ты согласишься лететь со мной, он не успеет нас перехватить. Если останешься, он увидит, что мои аргументы оказались недостаточно убедительными, чтобы ты его покинул.
— Допустим, я останусь, а вы улетите? — спросил Найтхаук. — Маркиз постарается помешать вам?
— Скорее всего. Так что обойдемся без этого.
— Что-то я вас не понимаю.
— Мэллой, между прочим, не дурак, — продолжил свою мысль Рождественский Пастырь. — Догадывается, что только ты можешь сохранить ему жизнь. Поэтому я тоже намереваюсь пойти под твою защиту.
— Никогда не слышал подобной глупости. Да зачем вам это нужно?
— Выгода тут взаимная. Ты — единственный человек, способный не подпустить Маркиза ко мне и моей добыче. Я же — единственный, кто честен с тобой, кто старается удержать тебя от глупостей и остается рядом, даже когда ты их совершаешь. Ты одинок. Я намерен стать тебе другом, ты получишь от меня все, что можно требовать от друзей, но цена моей дружбы высока — моя жизнь. Охранять ее придется тебе. — Он протянул руку. — Договорились?
— Вы слишком многого просите. — Найтхаук смотрел на протянутую руку.
— Если у тебя есть лучшее предложение, принимай его.
Молодой человек помедлил, потом пожал руку Рождественского Пастыря.
— Хорошо! Так что мы делаем, остаемся или улетаем?
— Я никуда не полечу, — ответил Найтхаук. — Если не полетит Мелисенд.
— Так, может, возьмем ее с собой?
— Похитим ее? Маркиз пошлет за нами две сотни людей, прежде чем мы покинем звездную систему.
— Ты переоцениваешь глубину его чувств. Такие, как он, могут любить только себя. И уж, конечно, не испытывают ничего, кроме плотских желаний, к танцовщице, которая подворачивается под руку. — Рождественский Пастырь задумался. — Однако похищением мы унизим его, поэтому нам это с рук не сойдет. Нет, если уж лететь, так всем вместе.
— Всем?
— Включая Маркиза.
— Как же вы заманите его на корабль? Что посулите?
— Что-то очень большое.
— Делурос VIII?
Рождественский Пастырь кивнул.
— Столицу человеческой цивилизации.
— Но до нее полгалактики.
— Там множество церквей… и Вдоводел.
— Но как убедить их лететь с нами?
— Придется подумать, что ему предложить. Что-то такое, от чего он не сможет отказаться.
— Например?
— Есть идея. Но надо еще подумать.
— Он узнает о наших планах.
— И что? Если причина покажется ему убедительной, он полетит.
— А если нет?
— Тогда, — насупился Рождественский Пастырь, — готовься к тому, чтобы на деле доказывать свою дружбу.
Глава 16
Рождественский Пастырь вошел в казино, заприметил Найтхаука, в одиночестве сидевшего за столиком, направился к нему, предложил надеть скафандр.
— Зачем?
— Тебе нужно поразмяться. Лучшего способа, чем пешая прогулка, не найти.
— Мне и здесь хорошо.
— Тем не менее надень скафандр.
Найтхаук еще несколько мгновений недоуменно смотрел на Рождественского Пастыря, потом пожал плечами, направился к воздушному шлюзу, надел скафандр. И последовал за своим другом на заснеженную улицу. Несколько роботов чистили мостовую. Редкие прохожие торопливо перебегали от дома к дому. Праздношатающихся не наблюдалось.
«Какая частота?» — беззвучно, одними губами спросил Найтхаук.
«4748» — показал на пальцах Рождественский Пастырь.
— Хорошо. — Найтхаук подрегулировал радиопередатчик. — Вы меня слышите?
— Да. И надеюсь, больше никто.
— А вот это мы сейчас проверим. В моем радио вмонтирован специальный блок. Скажите что-нибудь, не имеющее отношения к делу.
— Прекрасное утро. Напоминает зиму из детства на моей родной планете.
— Достаточно. — Найтхаук взглянул на полоску дисплея радиопередатчика. — Нас никто не прослушивает.
— Я, кстати, вырос на прекрасной сельскохозяйственной планете с бескрайними пшеничными полями. А снег я ненавижу.
— Если вы привели меня сюда, чтобы сообщить об этом, я лучше вернусь в казино.
— Да нет, поговорить я хотел о полковнике Джеймсе Эрнандесе.
— Эрнандесе? — переспросил Найтхаук. — А к чему тогда такая секретность? Три дня тому назад подслушивание не вызывало у вас никаких опасений.
— Нельзя дважды войти в одну реку.
— Так что, Эрнандес имеет ко всему этому какое-то отношение?
— Имеет, и еще какое. Почему он послал вас сюда?
— Чтобы найти убийцу губернатора Трилейна и воздать ему по справедливости.
— Глупости.
— Да? А почему вы так решили?
— Он знает, кто убил Трилейна, — уверенно заявил Рождественский Пастырь, шагая по расчищенному роботами тротуару.
— Понятно. И кто его убил?
— Естественно, Маркиз.
— Это, догадка.
— Я не из тех, кто гадает на кофейной гуще, парень. Говорю тебе, ты прибыл сюда, чтобы убить Маркиза.
Найтхаук повернулся к Рождественскому Пастырю.
— Прежде чем мы двинемся дальше, расскажите мне, что навело вас на эту мысль?
— Я ограничился лишь теми манипуляциями, которые, несомненно, проделал бы и ты, будь у тебя побольше опыта. Два дня тому назад я заплатил кругленькую сумму, чтобы подключить мой персональный компьютер к Главному компьютеру на Делуросе VIII.
— И попросил выяснить все, что возможно, о Маркизе Куинзберри. На это ушло много времени, потому что я не мог представить ни голографического изображения, ни ретинаграммы, и до последнего вечера мы рассматривали лишь вероятные кандидатуры. А потом мне удалось увести пивной стакан с отпечатками пальцев Маркиза.
— Так что сообщил вам Главный компьютер?
— Его настоящее имя Альберто да Силва. Потом он сменил еще пару имен, пока наконец не стал Маркизом.
— Хорошо, у него было много имен. Что из этого?
— Он также менял работу. Последняя заключалась в том, что он трудился по индивидуальному контракту на полковника Джеймса Эрнандеса.
— Индивидуальному контракту?
— Убивал врагов Эрнандеса, а тот, в свою очередь, не мешал ему обделывать свои делишки на Солио II.
Найтхаук нахмурился.
— Странно все это. Если Эрнандес нанял Маркиза, чтобы убить Трилейна, зачем ему понадобился я?
— А вот теперь мы переходим от фактов к гипотезам, — ответил Рождественский Пастырь. — Но ты все-таки меня выслушай. Думаю, моя версия имеет право на существование.
— Говорите, — кивнул Найтхаук.
Рождественский Пастырь пристально посмотрел на него, прежде чем начать.
— Допустим, кто-то видел, как Маркиз нажимал на спусковой крючок. Кто-то, принадлежащий к правящей верхушке Солио II. Вспомни, Трилейна убили около оперного театра, куда он приехал, чтобы примирить две фракции своей партии. Разумеется, этот господин незамедлительно принял все необходимые меры предосторожности. Возможно, нанял телохранителей и наказал компьютеру передать имя истинного убийцы во все средства массовой информации, если с ним что-то случится.
— Разумно. Что дальше?
— А обезопасив себя, этот господин заявляется к Эрнандесу и говорит, к примеру, следующее: «Слушай, Трилейна убил твой человек. Я думаю, ты готовишься захватить власть на Солио II». Эрнандес, разумеется, все отрицает. Ничего другого ему просто не остается.
— Пока все складывается. Продолжайте.
— На это наш господин заявляет: «Докажи мне свою невиновность. Приведи сюда Маркиза, и я поверю, что ты сказал правду. Иначе вы оба на крючке». Скорее всего он дает полковнику срок: шесть месяцев, может, год. Теперь Эрнандес не может просто позвать Маркиза и застрелить его. Репутация Маркиза известна всем. Если он прибежит, как собачка, по первому окрику, полковник все равно останется под подозрением. Поэтому он и нанимает охотника за головами. Не просто охотника, но самого лучшего из всех когда-либо живущих.
— В Пограничье таких мастеров достаточно. Почему именно я? — спросил Найтхаук.
— Потому что он рассчитывал, что ты убьешь Маркиза, а не привезешь его на Солио II.
— Но…
— Вспомни свой разговор с Эрнандесом. Готов поспорить, он советовал тебе не рисковать и при первой же встрече убить Маркиза.
— Что-то такое было, — насупился Найтхаук.
— Теперь ты догадываешься, что к чему? Он остановил свой выбор на тебе, потому что, в отличие от своего тезки, у тебя нет никакого опыта. Ты не чувствуешь нюансов. Тонкости тебе недоступны. Сам ты бы никогда ничего не понял. Ты умеешь только одно — убивать, именно этого и ждал от тебя Эрнандес.
— Но рано или поздно я бы сообразил, что к чему, и стал бы не менее опасен для Эрнандеса, чем теперь Маркиз.
— Он уверен, что, выполнив задание, ты не сможешь покинуть планету, люди Маркиза расправятся с тобой на месте. И он наверняка превратил свою штаб-квартиру в смертельную западню на случай, что ты все-таки сможешь вернуться на Солио II. Если и здесь… Рождественский Пастырь замолчал.
— Если и здесь не выгорит, он полагает, что от меня избавятся на Делуросе VIII, — закончил за него Найтхаук.
— Ты — идеальная машина-убийца, парень. По выполнению договора с Эрнандесом ты становишься свободным от каких-либо обязательств. И оставлять тебя в живых опасно.
Найтхаук стоял, глубоко задумавшись, взвешивая сказанное Рождественским Пастырем.
— В логике вам не откажешь, — холодный, бесстрастный голос.
— Это всего лишь умозаключения. Может, Делурос усыплет твой путь розами и отправит на новое задание. Может, Маркиз не нажимал на спусковой крючок. Может, я не прав от начала и до конца. — Он потер живот. — Но я нюхом чую, что все так и есть.
Найтхаук подавил волну ярости, поднявшуюся от мысли о том, что его использовали. Никаких эмоций не отразилось на его лице, оно напоминало маску, которую, должно быть, сто лет назад видели триста молодых мужчин, прежде чем умереть.
— Все так и есть, — наконец выдавил он из себя.
— Отсюда возникает следующий вопрос: что же мы будем делать дальше?
— Думать — это по вашей части, — ответил Найтхаук. — Что вы предлагаете?
— То же, что и прежде: мы отправимся на Делурос VIII. Я ограблю несколько церквей, ты убьешь настоящего Вдоводела, а Маркиз… с этим я еще не решил.
— У меня возникла идея.
— Я с радостью ее выслушаю.
— Предположим, что в руководстве Службы без опасности Олигархии есть человек, который знает, кто убийца, единственный человек, которому доверился Эрнандес. Вроде бы Маркизу есть прямой смысл убрать того, кто может ткнуть в него пальцем.
— Сначала Маркиза придется убедить в том, что этот человек еще никому ничего не сказал, — ответил Рождественский Пастырь. — Потому что даже Маркиз не возьмется вырезать всю Службу безопасности. — Он помолчал. — А с другой стороны, почему он должен нам поверить?
— Потому что такой сладкоголосый старикан, как вы, может убедить кого угодно в чем угодно. К примеру, в день моего прибытия на Тундру я подрался с Маркизом. И он знает: рано или поздно я окажусь сильнее. Почему бы вам не убедить его, что я забуду и про него, и про Эрнандеса, как только настоящий Вдоводел умрет и я стану свободным как ветер? Одновременно на Делуросе можно разделаться с человеком, вы назовете ему имя, не важно, настоящее или вымышленное, через которого только и можно связать его с Эрнандесом.
Рождественский Пастырь опустил голову и долго молчал, прежде чем вновь посмотреть на Найтхаука.
— Между прочим, может и получиться. Ты станешь чертовски опасен, если тебе позволят прожить еще лет двадцать. — Он хмыкнул. — Неудивительно, что Вдоводела все еще помнят.
— Я не хочу о нем слышать, — раздраженно бросил Найтхаук. — Он — глубокий старик, замороженный в гробу, из которого ему уже никогда не подняться.
— Он — это ты, а ты — он, нравится тебе это или нет.
— Отнюдь, и вы пожалеете, если еще раз произнесете эти слова.
— Для четырехмесячного у тебя слишком много комплексов, — пробормотал Рождественский Пастырь.
— Лучше запомните то, что я сказал.
— Я запомню. Но иной раз очень нелегко быть твоим другом — Все же лучше, чем быть моим врагом.
— Будем на это надеяться. — Рождественский Пастырь повернул к казино. — Вернемся, или ты хочешь сказать что-нибудь еще, не предназначенное для ушей Маркиза?
— Да нет, вроде бы все обговорили. — Внезапно Найтхаук остановился как вкопанный. — Одно упустили.
— Неужели?
Найтхаук кивнул.
— Мне понятно, как мы получим разрешение Маркиза на полет к Делуросу, как уговорим его лететь с нами. Но…