Майк Резник
Вдоводел
Кэрол, как всегда
А также Энн Гроель и Дженнифер Херши за поддержку и терпение.
ПРОЛОГ
В миле под сверкающей поверхностью Делуроса VIII, столицы расползающейся по галактике человеческой Олигархии, по длинному, тускло освещенному коридору движущаяся дорожка несла двоих мужчин в сером и белом одеяниях. Их голоса эхом отдавались от стен и потолка.
— Интересно, как он выглядит? — спросил мужчина в сером.
Его спутник пожал плечами.
— Старый и больной.
— Я знаю. Но я видел столько его голограмм. Тех времен, когда… вы знаете.
— Когда он по праву считался самым знаменитым убийцей галактики? — уточнил мужчина в белом.
— Он убивал с разрешения закона.
— Так гласит легенда.
— Вас послушать, в жизни все было иначе.
— Да нет, — покачал головой мужчина в белом. — Но вам известно, как создаются легенды.
Дорожка вынесла их к контрольно-пропускному пункту. Они постояли, пока робот сверил их идентификационные бляхи и ретинаграммы, потом двинулись вновь, чтобы в пятидесяти футах остановиться у следующего КПП.
— Это обязательно? — спросил мужчина в сером.
— Здесь, совершенно беспомощные, лежат самые богатые мужчины и женщины Олигархии, — последовал ответ. — Они абсолютно беззащитны, и поверьте мне, нельзя стать богатым, не нажив врагов.
— Я знаю. — Мужчина в сером указал еще на два КПП. — Их же разделяют всего пятьдесят ярдов. Неужели нас будут проверять на каждом?
— Именно так.
— Потерянное время.
— Включите в счет доставленные вам неудобства. Спустя две сотни ярдов коридор раздваивался. Они перешли на дорожку, уходящую вправо. КПП теперь попадались чаще, и наконец странная пара остановилась у двери, ничем не отличающейся от других.
— Это здесь, — объявил мужчина в белом. Они постояли перед сканером, пока тот считывал их ретинаграммы и отпечатки ладоней.
— Я нервничаю, — признался мужчина в сером, когда дверь откатилась в стену.
— Процедура достаточно простая.
— Но он же не знает, кто мы.
— И что?
— Устраивает ли его состояние, в котором он находится? А если он на нас разозлится? Если он убивает людей, которые докучают ему?
Комнату заполнил синий свет.
— Нельзя ли поярче? — спросил мужчина в сером.
— Он не открывал глаза больше ста лет, — ответил его спутник. — Комната будет ждать, пока зрачки пациента не привыкнут к такой освещенности, а потом добавит яркости. — Он зашагал мимо номеров ячеек, выбитых на специальных табличках, нашел нужную. Остановился. — Ячейка десять тысяч пятьсот сорок семь.
Из стены на восемь футов выдвинулся ящик. Под полупрозрачной крышкой просматривались контуры человеческого тела.
— Джефферсон Найтхаук, — промурлыкал мужчина в сером. — Тот самый Найтхаук. — Он помолчал. — Я ожидал увидеть совсем другое.
— Правда?
— Я думал, что он облеплен проводами и шлангами.
— Вы принимаете нас за варваров, — хмыкнул мужчина в белом. — В тело имплантированы три контролирующих блока. Этого вполне достаточно.
— А он дышит?
— Конечно.
Мужчина в сером прищурился, стараясь уловить движение груди или губ.
— Я ничего не вижу.
— Процесс дыхания настолько замедлен, что отследить его может только компьютер. Глубокий Сон замедляет процессы обмена, а не останавливает их. Иначе тут лежали бы тридцать тысяч трупов.
— Так что же нам теперь делать?
— Я уже делаю, — ответил мужчина в белом. Он приложил руку к сканирующей пластине и пробежался пальцами по выдвинувшейся из-под нее клавиатуре, набирая код.
— Сколько на это уйдет времени?
— Для нас с вами — одна минута, для тех, кто лежит здесь, — четыре или пять.
— Почему так долго?
— Если б не смертельная болезнь, эти люди сюда не попали бы. Организм у них ослаблен и очень медленно реагирует на стимуляцию. — Мужчина в белом оторвал взгляд от тела. — Многие умерли от шока в момент пробуждения.
— А Найтхаук не умрет?
— Вряд ли. Сердце у него практически в норме.
— Хорошо.
— Но я бы на вашем месте подготовился к сильному потрясению.
— В смысле? Вы же сами сказали, что он тяжело болен, и эта встреча неприятными последствиями не грозит. Так в чем проблема?
— Вам доводилось видеть человека с прогрессирующей эплазией?
— Нет, — признался мужчина в сером.
— Вид нелицеприятный. Прошу учесть.
Они замолчали, так как тело начало изменять цвет. Еще две минуты, и крышка уползла в стену, открыв исхудалого мужчину, обезображенного вирусным кожным заболеванием. На его лице просвечивали острые скулы, костяшки пальцев словно торчали наружу, а там, где кожа еще покрывала плоть, она скукожилась и пошла трещинами.
Мужчина в сером с отвращением отвернулся, но затем вновь заставил себя посмотреть на тело. Он ожидал, что его окатит запахом гниющего мяса, однако воздух остался чистым и свежим.
Наконец веки лежащего дрогнули раз, другой и медленно поползли вверх, открыв водянисто-голубые, практически, бесцветные глаза. Больной с минуту разглядывал своих гостей, потом нахмурился.
— Куда подевался Акоста? — просипел он.
— Кто такой Акоста? — спросил мужчина в сером.
— Мой врач. Он с минуту как отошел.
— Ах, вот вы о ком, — улыбнулся мужчина в белом. — Доктор Акоста уже восемьдесят лет как умер. Вы проспали сто семь лет, мистер Найтхаук.
На лице больного отразилось недоумение.
— Сто…
— …семь лет. Я — доктор Джилберт Эган.
— И какой нынче год?
— Пять тысяч сто первый галактической эры. Помочь вам сесть?
— Да.
Эган приподнял хрупкое тело, но как только он убрал руки, Найтхаук завалился набок.
— Мы попробуем еще раз, когда у вас прибавится сил, — пообещал доктор, укладывая старика в «гроб». — Вы очень долго спали. Как самочувствие?
— Голоден как волк.
— Это естественно. — Эган улыбнулся. — Все-таки вы не ели уже больше века. И хотя обмен веществ нам существенно замедлили, ваш желудок пуст уже десять лет. — Эган приставил трубку к левой руке Найтхаука. — К сожалению, есть вы не можете, но это устройство снабдит вас всем необходимым.
— Я бы предпочел поесть, — пробормотал Найтхаук, — раз уж меня излечили. — Он помолчал. — Сто семь лет. Чертовски долго, однако.
Во взгляде Эгана, брошенном на исхудалого, обезображенного болезнью мужчину, читалось сочувствие.
— К сожалению, способ излечения эплазии еще не найден.
Найтхаук внимательно посмотрел на доктора, и тут Эган порадовался, что пациент не вооружен и далек от лучшей формы.
— Я оставил достаточно четкие инструкции, запрещающие будить меня до того, как эплазию вычеркнут из списка неизлечимых заболеваний.
— Ситуация изменилась, мистер Найтхаук. — Мужчина в сером выступил вперед.
— А ты кто такой?
— Меня зовут Марк Диннисен. Я — ваш адвокат.
Найтхаук вновь нахмурился.
— Мой адвокат?
Диннисен кивнул.
— Я — старший партнер юридической фирмы «Хаббс, Уилкинсон, Рейт и Химинес».
— Рейт, — кивнул Найтхаук. — Он — мой адвокат.
— Моррис Рейт стал компаньоном фирмы «Хаббс и Уилкинсон» незадолго до своей смерти в пять тысяч двенадцатом году. Его правнук работал у нас до прошлого года, пока не вышел на пенсию.
— Понятно. Вы — мой адвокат. Почему вы решили, что меня надо будить?
— Мне, право, неловко… — замялся Диннисен.
— Выкладывайте.
— Приняв решение погрузиться в Глубокий Сон, вы передали нам в управление ваш инвестиционный портфель…
— Не портфель, — поправил его Найтхаук. — Шесть с половиной миллионов кредиток.
— Совершенно верно. С тем, чтобы мы инвестировали эти деньги и обеспечивали оплату услуг клиники, в которой вы пребываете, до открытия способа излечения вашей болезни.
— И вам потребовались сто семь лет, чтобы потерять все мои сбережения?
— Как можно! — с жаром воскликнул Диннисен. — Ваши деньги в целости и сохранности и более ста лет приносят доход в девять и тридцать две сотых процента годовых. Если желаете, я готов предоставить цифры.
Найтхаук мигнул и недоуменно уставился на адвоката.
— Если я не разорен, а моя болезнь по-прежнему неизлечима, какого черта вы разбудили меня?
— Ваш доход составляет примерно шестьсот тысяч кредиток в год. К сожалению, инфляционная спираль Делуроса VIII привела к тому, что клиника определила свои годовые расходы в один миллион кредиток. Если покрывать разницу за счет основного капитала, через десять лет от него ничего не останется. И нет никаких гарантий, что за это время врачи научатся излечивать эплазию.
— Вы пришли сказать, что меня выбрасывают отсюда? — спросил Найтхаук.
— Нет.
— Тогда зачем?
— Мне необходимо ваше решение, — ответил Диннисен, не отрывая глаз от изуродованного лица. — Если бы его мог принять кто-то еще, я бы никогда не посмел разбудить вас, пока…
— Пока я окончательно не разорюсь, — сухо заключил Найтхаук. — Ладно, продолжайте.
— Мы… то есть, ваши адвокаты… получили в высшей степени необычное предложение, которое может разрешить ваши финансовые трудности и дать вам возможность пребывать в Глубоком Сне до тех пор, пока не будет найден способ излечения вашей болезни.
— Продолжайте.
— Вы слышали о Солио II?
— Планета Внутреннего Пограничья. А что?
— Шесть дней назад там убили губернатора.
— Я-то здесь при чем?
— Все просто. Известие о том, что знаменитый Вдоводел еще жив, каким-то образом достигло Пограничья, и планетарное правительство Солио И предложило семь миллионов кредиток за голову убийцы. Половину вперед, остальное — по завершении операции.
— Это шутка? — возмутился Найтхаук. — Я не могу даже сидеть!
Диннисен повернулся к Эгану.
— Доктор, вас не затруднит объяснить?
Эган кивнул.
— Хотя мы еще не научились излечивать вашу болезнь, мистер Найтхаук, в других областях, особенно в биоинженерии, мы достигли значительных успехов. Когда к мистеру Диннисену поступило озвученное здесь предложение, он нашел решение, которое вполне устраивает правительство Солио II, при условии, что мы получим ваше согласие.
— Биоинженерия, — повторил Найтхаук. — Вы хотите меня клонировать?
— Только с вашего разрешения.
— Когда я погрузился в Глубокий Сон, мне сказали, что я проживу от силы месяц. Разве мне дождаться, пока мой клон вырастет и станет мужчиной? И почему вы думаете, что правительство Солио II будет ждать двадцать или тридцать лет?
— Вы меня не поняли, мистер Найтхаук, — покачал головой Эган. — Мы более не выращиваем клон от младенчества до зрелости. В последние двадцать лет разработана методика создания клона любого возраста, от шестидесяти минут до шестидесяти лет. Мы предполагаем создать двадцатитрехлетнего Джефферсона Найтхаука, вашу молодую версию в самом расцвете сил.
— Он будет болен?
— Если мы сегодня возьмем клетку вашего тела, то да. Но в музее на Биндере Х хранится нож, которым вас ранили в молодости. Помните этот случай?
— Я не раз получал удар ножом, — ответил Найтхаук.
— Ну разумеется, иначе и быть не могло. — Эган помялся. — Короче, мы связались с музеем и получили ответ, что нам предоставят клетки крови с лезвия. Если они и загрязнены, мы располагаем надежными методами очистки.
— Вы не ответили на мой вопрос: клон, созданный из этих клеток, будет болен?
— Вряд ли — у вас в том возрасте болезни не было. Однако он, как и вы, будет восприимчив к эплазии, и случайный контакт скорее всего приведет к возникновению болезни… точно так же, как это произошло с вами.
Найтхаук нахмурился.
— Эплазия сжирает плоть прямо с костей. Выгляжу я чудовищно. Такой болезни я не пожелаю злейшему врагу. Как же я могу заразить ею того, кто будет мне ближе сына?
— Он будет лишь вашей тенью, копией оригинала, — уточнил Диннисен. — Его единственное предназначение — сохранить вам жизнь. Иных причин для его создания просто нет.
— Взгляните на эту проблему и с другой стороны, — добавил Эган. — Если вы разрешите создать клон, возможно, вы оба доживете до того времени, когда от эплазии перестанут умирать. А без вашего разрешения один наверняка умрет, а второй даже не родится.
— С такой постановкой вопроса делать выбор куда легче, — признался Найтхаук и глубоко вдохнул. — Господи, как же я устал. Проспал, понимаешь, больше века, а сил совсем нет.
— Я это предусмотрел. — Диннисен достал карманный компьютер. — Здесь у меня копия соглашения с Солио II и разрешение на создание клона. Отпечатка вашего большого пальца вполне достаточно для того, чтобы оба документа вступили в законную силу, — адвокат улыбнулся. — А потом мы вновь отправим вас в Глубокий Сон.
— Когда будет готов мой клон? — спросил Найтхаук, пытаясь поднять руку. В конце концов Эган помог ему приложить большой палец к сканирующей пластине компьютера адвоката.
— Если мы ускорим процесс, через месяц.
— Так быстро?
— Я же говорил, в биоинженерии мы достигли впечатляющего прогресса.
Найтхаук кивнул и вновь посмотрел на доктора.
— Мне надо поесть.
— Это лишнее, — возразил Эган. — Раз юридические формальности улажены, бодрствовать вам ни к чему.
— И найдите мне кровать, — продолжил Найтхаук.
— Кажется, вы меня не слушаете, — обиделся Эган.
— Через месяц у вас будет мой здоровый двадцатитрехлетний двойник, так? — спросил Найтхаук.
— Да.
— Вы будете учить его, как убивать?
— Нет, — удивленно ответил Эган.
— Может, вы? — больной повернулся к Диннисену.
— Разумеется, нет.
— Тогда обучение мне придется взять на себя.
— Боюсь, из этого ничего не выйдет, — покачал головой Эган. — Месяц вы не протянете, а я не могу погрузить вас в Глубокий Сон и снова разбудить, когда мы изготовим клон. Процесс перехода в сон и обратно требует слишком больших затрат энергии.
— Но вы же не пошлете его на задание без соответствующей подготовки!
— Выбора у нас нет. А вы не в том состоянии, чтобы обеспечить эту подготовку.
— Да он не протянет в Пограничье и недели, — пробормотал Найтхаук. Веки его упали, язык начал заплетаться. — Вы убьете нас обоих.
Внезапно он потерял сознание.
Эган поправил простыню, посмотрел на адвоката.
— Вот какой у вас клиент. Что вы о нем думаете?
— Думаю, что предпочел бы не встречаться с ним, когда он был молод и здоров.
— Это плохо. — Повинуясь нажатию кнопки, полупрозрачная крышка наехала на «гроб», закрыв тело. — Потому что через месяц именно такая встреча вам и предстоит.
— Я встречусь с дублем, — возразил Диннисен. — У него не будет навыков Найтхаука, только врожденные способности.
— То есть потенциал, который еще надо реализовать, — уточнил Эган.
— Этого хватит. Иначе как объяснить желание Солио работать именно с моим клиентом, хотя в Пограничье хватает и убийц, и охотников за головами? — Диннисен посмотрел на ящик с телом больного. — К двадцати трем годам Джефферсон Найтхаук убил уже больше тридцати человек. Из пистолета, лазера, сонара, ножом, голыми руками. Равных ему не было. Так что рефлексы у него что надо.
— Рефлексы — это не навыки, — покачал головой Эган. — А если вы ошибаетесь?
— Мы выполнили условия контракта. Разумеется, получить семь миллионов было бы предпочтительнее, но половина лучше, чем ничего.
Эган долго смотрел на контуры тела Найтхаука.
— А вы задумывались над тем, что произойдет, если жизнь подтвердит вашу правоту?
— Простите?
— Если окажется, что клон ни в чем не уступает оригиналу?
— Мы на это и рассчитываем.
— А как вы сможете его контролировать?
— Настоящий Вдоводел подавил все свои эмоции. У клона для этого оснований нет, а верность — категория эмоциональная.
— Вы учли то, что за несколько недель он должен впитать все моральные и этические нормы поведения и одновременно овладеть сотней способов убийства?
— Учить его буду не я, — отрезал Диннисен. — Я — юрист. Мое дело — нанять специалистов не только по методике убийств, но и по поведению в обществе. Какие здесь могут возникнуть сложности?
— Готов спорить, то же самое сказала Пандора, прежде чем открыть свой злосчастный ящик, — ответствовал Эган, когда «гроб» с телом Джефферсона Найтхаука медленно уполз в стену.
— Интересно, как он выглядит? — спросил мужчина в сером.
Его спутник пожал плечами.
— Старый и больной.
— Я знаю. Но я видел столько его голограмм. Тех времен, когда… вы знаете.
— Когда он по праву считался самым знаменитым убийцей галактики? — уточнил мужчина в белом.
— Он убивал с разрешения закона.
— Так гласит легенда.
— Вас послушать, в жизни все было иначе.
— Да нет, — покачал головой мужчина в белом. — Но вам известно, как создаются легенды.
Дорожка вынесла их к контрольно-пропускному пункту. Они постояли, пока робот сверил их идентификационные бляхи и ретинаграммы, потом двинулись вновь, чтобы в пятидесяти футах остановиться у следующего КПП.
— Это обязательно? — спросил мужчина в сером.
— Здесь, совершенно беспомощные, лежат самые богатые мужчины и женщины Олигархии, — последовал ответ. — Они абсолютно беззащитны, и поверьте мне, нельзя стать богатым, не нажив врагов.
— Я знаю. — Мужчина в сером указал еще на два КПП. — Их же разделяют всего пятьдесят ярдов. Неужели нас будут проверять на каждом?
— Именно так.
— Потерянное время.
— Включите в счет доставленные вам неудобства. Спустя две сотни ярдов коридор раздваивался. Они перешли на дорожку, уходящую вправо. КПП теперь попадались чаще, и наконец странная пара остановилась у двери, ничем не отличающейся от других.
— Это здесь, — объявил мужчина в белом. Они постояли перед сканером, пока тот считывал их ретинаграммы и отпечатки ладоней.
— Я нервничаю, — признался мужчина в сером, когда дверь откатилась в стену.
— Процедура достаточно простая.
— Но он же не знает, кто мы.
— И что?
— Устраивает ли его состояние, в котором он находится? А если он на нас разозлится? Если он убивает людей, которые докучают ему?
Комнату заполнил синий свет.
— Нельзя ли поярче? — спросил мужчина в сером.
— Он не открывал глаза больше ста лет, — ответил его спутник. — Комната будет ждать, пока зрачки пациента не привыкнут к такой освещенности, а потом добавит яркости. — Он зашагал мимо номеров ячеек, выбитых на специальных табличках, нашел нужную. Остановился. — Ячейка десять тысяч пятьсот сорок семь.
Из стены на восемь футов выдвинулся ящик. Под полупрозрачной крышкой просматривались контуры человеческого тела.
— Джефферсон Найтхаук, — промурлыкал мужчина в сером. — Тот самый Найтхаук. — Он помолчал. — Я ожидал увидеть совсем другое.
— Правда?
— Я думал, что он облеплен проводами и шлангами.
— Вы принимаете нас за варваров, — хмыкнул мужчина в белом. — В тело имплантированы три контролирующих блока. Этого вполне достаточно.
— А он дышит?
— Конечно.
Мужчина в сером прищурился, стараясь уловить движение груди или губ.
— Я ничего не вижу.
— Процесс дыхания настолько замедлен, что отследить его может только компьютер. Глубокий Сон замедляет процессы обмена, а не останавливает их. Иначе тут лежали бы тридцать тысяч трупов.
— Так что же нам теперь делать?
— Я уже делаю, — ответил мужчина в белом. Он приложил руку к сканирующей пластине и пробежался пальцами по выдвинувшейся из-под нее клавиатуре, набирая код.
— Сколько на это уйдет времени?
— Для нас с вами — одна минута, для тех, кто лежит здесь, — четыре или пять.
— Почему так долго?
— Если б не смертельная болезнь, эти люди сюда не попали бы. Организм у них ослаблен и очень медленно реагирует на стимуляцию. — Мужчина в белом оторвал взгляд от тела. — Многие умерли от шока в момент пробуждения.
— А Найтхаук не умрет?
— Вряд ли. Сердце у него практически в норме.
— Хорошо.
— Но я бы на вашем месте подготовился к сильному потрясению.
— В смысле? Вы же сами сказали, что он тяжело болен, и эта встреча неприятными последствиями не грозит. Так в чем проблема?
— Вам доводилось видеть человека с прогрессирующей эплазией?
— Нет, — признался мужчина в сером.
— Вид нелицеприятный. Прошу учесть.
Они замолчали, так как тело начало изменять цвет. Еще две минуты, и крышка уползла в стену, открыв исхудалого мужчину, обезображенного вирусным кожным заболеванием. На его лице просвечивали острые скулы, костяшки пальцев словно торчали наружу, а там, где кожа еще покрывала плоть, она скукожилась и пошла трещинами.
Мужчина в сером с отвращением отвернулся, но затем вновь заставил себя посмотреть на тело. Он ожидал, что его окатит запахом гниющего мяса, однако воздух остался чистым и свежим.
Наконец веки лежащего дрогнули раз, другой и медленно поползли вверх, открыв водянисто-голубые, практически, бесцветные глаза. Больной с минуту разглядывал своих гостей, потом нахмурился.
— Куда подевался Акоста? — просипел он.
— Кто такой Акоста? — спросил мужчина в сером.
— Мой врач. Он с минуту как отошел.
— Ах, вот вы о ком, — улыбнулся мужчина в белом. — Доктор Акоста уже восемьдесят лет как умер. Вы проспали сто семь лет, мистер Найтхаук.
На лице больного отразилось недоумение.
— Сто…
— …семь лет. Я — доктор Джилберт Эган.
— И какой нынче год?
— Пять тысяч сто первый галактической эры. Помочь вам сесть?
— Да.
Эган приподнял хрупкое тело, но как только он убрал руки, Найтхаук завалился набок.
— Мы попробуем еще раз, когда у вас прибавится сил, — пообещал доктор, укладывая старика в «гроб». — Вы очень долго спали. Как самочувствие?
— Голоден как волк.
— Это естественно. — Эган улыбнулся. — Все-таки вы не ели уже больше века. И хотя обмен веществ нам существенно замедлили, ваш желудок пуст уже десять лет. — Эган приставил трубку к левой руке Найтхаука. — К сожалению, есть вы не можете, но это устройство снабдит вас всем необходимым.
— Я бы предпочел поесть, — пробормотал Найтхаук, — раз уж меня излечили. — Он помолчал. — Сто семь лет. Чертовски долго, однако.
Во взгляде Эгана, брошенном на исхудалого, обезображенного болезнью мужчину, читалось сочувствие.
— К сожалению, способ излечения эплазии еще не найден.
Найтхаук внимательно посмотрел на доктора, и тут Эган порадовался, что пациент не вооружен и далек от лучшей формы.
— Я оставил достаточно четкие инструкции, запрещающие будить меня до того, как эплазию вычеркнут из списка неизлечимых заболеваний.
— Ситуация изменилась, мистер Найтхаук. — Мужчина в сером выступил вперед.
— А ты кто такой?
— Меня зовут Марк Диннисен. Я — ваш адвокат.
Найтхаук вновь нахмурился.
— Мой адвокат?
Диннисен кивнул.
— Я — старший партнер юридической фирмы «Хаббс, Уилкинсон, Рейт и Химинес».
— Рейт, — кивнул Найтхаук. — Он — мой адвокат.
— Моррис Рейт стал компаньоном фирмы «Хаббс и Уилкинсон» незадолго до своей смерти в пять тысяч двенадцатом году. Его правнук работал у нас до прошлого года, пока не вышел на пенсию.
— Понятно. Вы — мой адвокат. Почему вы решили, что меня надо будить?
— Мне, право, неловко… — замялся Диннисен.
— Выкладывайте.
— Приняв решение погрузиться в Глубокий Сон, вы передали нам в управление ваш инвестиционный портфель…
— Не портфель, — поправил его Найтхаук. — Шесть с половиной миллионов кредиток.
— Совершенно верно. С тем, чтобы мы инвестировали эти деньги и обеспечивали оплату услуг клиники, в которой вы пребываете, до открытия способа излечения вашей болезни.
— И вам потребовались сто семь лет, чтобы потерять все мои сбережения?
— Как можно! — с жаром воскликнул Диннисен. — Ваши деньги в целости и сохранности и более ста лет приносят доход в девять и тридцать две сотых процента годовых. Если желаете, я готов предоставить цифры.
Найтхаук мигнул и недоуменно уставился на адвоката.
— Если я не разорен, а моя болезнь по-прежнему неизлечима, какого черта вы разбудили меня?
— Ваш доход составляет примерно шестьсот тысяч кредиток в год. К сожалению, инфляционная спираль Делуроса VIII привела к тому, что клиника определила свои годовые расходы в один миллион кредиток. Если покрывать разницу за счет основного капитала, через десять лет от него ничего не останется. И нет никаких гарантий, что за это время врачи научатся излечивать эплазию.
— Вы пришли сказать, что меня выбрасывают отсюда? — спросил Найтхаук.
— Нет.
— Тогда зачем?
— Мне необходимо ваше решение, — ответил Диннисен, не отрывая глаз от изуродованного лица. — Если бы его мог принять кто-то еще, я бы никогда не посмел разбудить вас, пока…
— Пока я окончательно не разорюсь, — сухо заключил Найтхаук. — Ладно, продолжайте.
— Мы… то есть, ваши адвокаты… получили в высшей степени необычное предложение, которое может разрешить ваши финансовые трудности и дать вам возможность пребывать в Глубоком Сне до тех пор, пока не будет найден способ излечения вашей болезни.
— Продолжайте.
— Вы слышали о Солио II?
— Планета Внутреннего Пограничья. А что?
— Шесть дней назад там убили губернатора.
— Я-то здесь при чем?
— Все просто. Известие о том, что знаменитый Вдоводел еще жив, каким-то образом достигло Пограничья, и планетарное правительство Солио И предложило семь миллионов кредиток за голову убийцы. Половину вперед, остальное — по завершении операции.
— Это шутка? — возмутился Найтхаук. — Я не могу даже сидеть!
Диннисен повернулся к Эгану.
— Доктор, вас не затруднит объяснить?
Эган кивнул.
— Хотя мы еще не научились излечивать вашу болезнь, мистер Найтхаук, в других областях, особенно в биоинженерии, мы достигли значительных успехов. Когда к мистеру Диннисену поступило озвученное здесь предложение, он нашел решение, которое вполне устраивает правительство Солио II, при условии, что мы получим ваше согласие.
— Биоинженерия, — повторил Найтхаук. — Вы хотите меня клонировать?
— Только с вашего разрешения.
— Когда я погрузился в Глубокий Сон, мне сказали, что я проживу от силы месяц. Разве мне дождаться, пока мой клон вырастет и станет мужчиной? И почему вы думаете, что правительство Солио II будет ждать двадцать или тридцать лет?
— Вы меня не поняли, мистер Найтхаук, — покачал головой Эган. — Мы более не выращиваем клон от младенчества до зрелости. В последние двадцать лет разработана методика создания клона любого возраста, от шестидесяти минут до шестидесяти лет. Мы предполагаем создать двадцатитрехлетнего Джефферсона Найтхаука, вашу молодую версию в самом расцвете сил.
— Он будет болен?
— Если мы сегодня возьмем клетку вашего тела, то да. Но в музее на Биндере Х хранится нож, которым вас ранили в молодости. Помните этот случай?
— Я не раз получал удар ножом, — ответил Найтхаук.
— Ну разумеется, иначе и быть не могло. — Эган помялся. — Короче, мы связались с музеем и получили ответ, что нам предоставят клетки крови с лезвия. Если они и загрязнены, мы располагаем надежными методами очистки.
— Вы не ответили на мой вопрос: клон, созданный из этих клеток, будет болен?
— Вряд ли — у вас в том возрасте болезни не было. Однако он, как и вы, будет восприимчив к эплазии, и случайный контакт скорее всего приведет к возникновению болезни… точно так же, как это произошло с вами.
Найтхаук нахмурился.
— Эплазия сжирает плоть прямо с костей. Выгляжу я чудовищно. Такой болезни я не пожелаю злейшему врагу. Как же я могу заразить ею того, кто будет мне ближе сына?
— Он будет лишь вашей тенью, копией оригинала, — уточнил Диннисен. — Его единственное предназначение — сохранить вам жизнь. Иных причин для его создания просто нет.
— Взгляните на эту проблему и с другой стороны, — добавил Эган. — Если вы разрешите создать клон, возможно, вы оба доживете до того времени, когда от эплазии перестанут умирать. А без вашего разрешения один наверняка умрет, а второй даже не родится.
— С такой постановкой вопроса делать выбор куда легче, — признался Найтхаук и глубоко вдохнул. — Господи, как же я устал. Проспал, понимаешь, больше века, а сил совсем нет.
— Я это предусмотрел. — Диннисен достал карманный компьютер. — Здесь у меня копия соглашения с Солио II и разрешение на создание клона. Отпечатка вашего большого пальца вполне достаточно для того, чтобы оба документа вступили в законную силу, — адвокат улыбнулся. — А потом мы вновь отправим вас в Глубокий Сон.
— Когда будет готов мой клон? — спросил Найтхаук, пытаясь поднять руку. В конце концов Эган помог ему приложить большой палец к сканирующей пластине компьютера адвоката.
— Если мы ускорим процесс, через месяц.
— Так быстро?
— Я же говорил, в биоинженерии мы достигли впечатляющего прогресса.
Найтхаук кивнул и вновь посмотрел на доктора.
— Мне надо поесть.
— Это лишнее, — возразил Эган. — Раз юридические формальности улажены, бодрствовать вам ни к чему.
— И найдите мне кровать, — продолжил Найтхаук.
— Кажется, вы меня не слушаете, — обиделся Эган.
— Через месяц у вас будет мой здоровый двадцатитрехлетний двойник, так? — спросил Найтхаук.
— Да.
— Вы будете учить его, как убивать?
— Нет, — удивленно ответил Эган.
— Может, вы? — больной повернулся к Диннисену.
— Разумеется, нет.
— Тогда обучение мне придется взять на себя.
— Боюсь, из этого ничего не выйдет, — покачал головой Эган. — Месяц вы не протянете, а я не могу погрузить вас в Глубокий Сон и снова разбудить, когда мы изготовим клон. Процесс перехода в сон и обратно требует слишком больших затрат энергии.
— Но вы же не пошлете его на задание без соответствующей подготовки!
— Выбора у нас нет. А вы не в том состоянии, чтобы обеспечить эту подготовку.
— Да он не протянет в Пограничье и недели, — пробормотал Найтхаук. Веки его упали, язык начал заплетаться. — Вы убьете нас обоих.
Внезапно он потерял сознание.
Эган поправил простыню, посмотрел на адвоката.
— Вот какой у вас клиент. Что вы о нем думаете?
— Думаю, что предпочел бы не встречаться с ним, когда он был молод и здоров.
— Это плохо. — Повинуясь нажатию кнопки, полупрозрачная крышка наехала на «гроб», закрыв тело. — Потому что через месяц именно такая встреча вам и предстоит.
— Я встречусь с дублем, — возразил Диннисен. — У него не будет навыков Найтхаука, только врожденные способности.
— То есть потенциал, который еще надо реализовать, — уточнил Эган.
— Этого хватит. Иначе как объяснить желание Солио работать именно с моим клиентом, хотя в Пограничье хватает и убийц, и охотников за головами? — Диннисен посмотрел на ящик с телом больного. — К двадцати трем годам Джефферсон Найтхаук убил уже больше тридцати человек. Из пистолета, лазера, сонара, ножом, голыми руками. Равных ему не было. Так что рефлексы у него что надо.
— Рефлексы — это не навыки, — покачал головой Эган. — А если вы ошибаетесь?
— Мы выполнили условия контракта. Разумеется, получить семь миллионов было бы предпочтительнее, но половина лучше, чем ничего.
Эган долго смотрел на контуры тела Найтхаука.
— А вы задумывались над тем, что произойдет, если жизнь подтвердит вашу правоту?
— Простите?
— Если окажется, что клон ни в чем не уступает оригиналу?
— Мы на это и рассчитываем.
— А как вы сможете его контролировать?
— Настоящий Вдоводел подавил все свои эмоции. У клона для этого оснований нет, а верность — категория эмоциональная.
— Вы учли то, что за несколько недель он должен впитать все моральные и этические нормы поведения и одновременно овладеть сотней способов убийства?
— Учить его буду не я, — отрезал Диннисен. — Я — юрист. Мое дело — нанять специалистов не только по методике убийств, но и по поведению в обществе. Какие здесь могут возникнуть сложности?
— Готов спорить, то же самое сказала Пандора, прежде чем открыть свой злосчастный ящик, — ответствовал Эган, когда «гроб» с телом Джефферсона Найтхаука медленно уполз в стену.
Глава 1
Поросшая джунглями планета Карамаджо — жемчужина звездного скопления Квинелла. Необузданный, примитивный мир, охотничий рай, населенный огромными рогатыми травоядными и смертельно опасными хищниками.
Олигархия, увидев, что произошло на колонизированных Пепони и Каримоне, запретила освоение Карамаджо. Планету закрыли для всех, кроме охотников, причем количество лицензий жестко контролировалось. Требовались немалые деньги и связи, чтобы просто приземлиться на Карамаджо, не говоря уже о самой охоте.
Многие, правда, утверждали, что рыбачить предпочтительнее на Хэмингуэе, что в Спиральном Рукаве, но все соглашались, что для охоты лучшего места в галактике не сыскать. Тем, кто не убоялся трудностей, планета предоставляла возможность в полной мере испытать себя. Храбрецов ждали тучи смертоносных насекомых, воздух, столь разреженный, что каждые пять дней охотникам приходилось обогащать кровь кислородом, и температура, даже ночью редко опускавшаяся ниже тридцати градусов по Цельсию. Зато по разнообразию фауны Карамаджо не знала равных.
За всю историю планеты только девятнадцать человек получили постоянные охотничьи лицензии. В том числе легендарный Фуэнтес, большинством экспертов признанный лучшим охотником всех времен и народов, Николае Лейн, чьи охотничьи трофеи украшали экспозиции многих музеев галактики, и Джефферсон Найтхаук, больше известный как Вдоводел.
Почти день ушел у Найтхаука и его спутника Киношиты, невысокого лысоватого мужчины, чтобы пройти таможенный контроль. Отпечатки пальцев совпадали. Ретинаграммы и голосовые частоты тоже. Полное совпадение показала и проверка ДНК, но настоящему Найтхауку минуло сто пятьдесят, тогда как молодому человеку, прибывшему на Карамаджо, исполнилось всего двадцать три.
В итоге власти пришли к выводу, что клон имеет право пользоваться лицензией оригинала, и Найтхаук с Киношитой на четыре дня растворились в бескрайнем буше планеты. А вынырнули оттуда с двумя тушами дьявольских котов, хищников весом под две тысячи фунтов, которые охотились на стада; гигантских травоядных.
Киношита вывел вездеход к Пондоро, роскошной крепости-курорту в глубинах буша, где усталые богатые охотники могли отдохнуть и расслабиться, вкушая все блага цивилизации. К их услугам предлагались ресторан, таверна, лазарет, магазин, торгующий картами, таксидермист с великолепно оборудованной лабораторией и сотня шале, в которых хватало места для четырехсот охотников. Таких комплексов на планете, поверхность которой вдвое превосходила земную, было лишь три. В Пондоро, Карберте и Селусе одновременно могли отдыхать и охотиться полторы тысячи охотников. И число одновременно действующих лицензий никогда не превышало этого предела.
Прибыв в Пондоро, Найтхаук и Киношита сгрузили туши дьявольских котов в лаборатории таксидермиста и разошлись по своим шале, чтобы помыться, побриться и переодеться к ужину. Пища для охотников готовилась из дичи, доставленной с других планет, потому что по какой-то непонятной причине мясо местных животных отторгалось человеческим организмом.
Приведя себя в порядок, Найтхаук и Киношита встретились в «Синем шестипале», таверне, где хозяйничал синекожий человек-мутант. Левая его рука заканчивалась бесформенной культей, зато правая — шестью длинными, многофаланговыми, извивающимися как змеи пальцами. Последние тридцать лет он был живой достопримечательностью Карамаджо и, по слухам, ни разу не покидал планету.
Сам Синий не охотился, но прекрасно знал, что нужно на Карамаджо посетителям его таверны и каковы их вкусы. Поэтому стены украшали головы дьявольских котов, огненных ящериц, боевых танков, серебряношкурых и еще десятка экзотических животных, в изобилии населяющих местный буш. В результате таверна выглядела как гостиная старинного охотничьего домика, а не бар пятьдесят второго столетия галактической эры.
На стойке в огромной клетке сидела сине-красно-золотистая говорящая сова. Посетителям разрешалось ее кормить, сие даже приветствовалось, так что под рукой всегда имелись живые ящерицы. За клеткой, на дисплее компьютера, высвечивался текущий обменный курс самых разных валют, включая талеры Марии-Терезии и фунты Дальнего Лондона.
Одну стену занимали голографические экраны, на которые вынесенные в буш мониторы передавали изображения попавших в поле зрения телекамер животных и их координаты. Несколько охотников, мужчин и женщин, имеющих однодневную лицензию, не отрывали от этих экранов глаз. Как только на одном из них появлялась интересующая их добыча, они торопливо покидали таверну. Связка белый охотник — туземный проводник осталась в далеком прошлом. Вездеходы сами выводили стрелка на цель.
Когда Найтхаук и Киношита подошли к столику, последний сразу передвинул стулья. На один сел сам, на второй указал Найтхауку.
— Вы всегда передвигаете стулья? — полюбопытствовал Найтхаук.
— Никогда не садись спиной к двери или к окну, — последовал ответ.
— Но у меня еще нет врагов.
— У тебя нет и друзей. Там, куда ты летишь, это важнее.
Инопланетянин-официант, гуманоид, говорящий на терранском с сильным акцентом, поспешил к столику, спросил, что они будут пить.
— Пару «Пыльных шлюх», — ответил Киношита. Официант, почтительно поклонившись, отбыл.
— «Пыльных шлюх»? — переспросил Найтхаук.
— Тебе понравится, — заверил его Киношита. Найтхаук пожал плечами и огляделся.
— Интересное местечко. Словно попал в охотничий домик.
Киношита кивнул.
— Такая же таверна есть на Последнем Шансе.
Найтхаук с сомнением посмотрел на него.
— Скорее, на Биндере X.
Киношита улыбнулся.
— Ты, разумеется, прав. Я ошибся. Что ж, твоя память, или память, которую тебе дали, функционирует, как должно, несчастный ты бедняга.
Инопланетянин принес полные стаканы. Найтхаук подозрительно оглядел их.
— Коктейль что надо, — покивал Киношита.
— Цвет-то зеленый.
— Поверь мне на слово, Джефф. Тебе понравится.
Найтхаук взял стакан и осторожно пригубил.
— Корица. Бориллианский ром. И что-то еще, точно сказать не могу.
— Вино из фрукта, который выращивают на Новой Кении. Не апельсин, не мандарин, но тоже из семейства цитрусовых, разумеется, инопланетных.
— Вкусно. — Найтхаук вновь отпил из стакана. — Мне нравится.
Естественно, нравится. Настоящий Вдоводел ничего другого не знал.
Найтхаук допил коктейль, посмотрел на своего спутника.
— Завтра снова на охоту?
— Вряд ли. Мы хотели посмотреть, как ты управляешься с оружием после месяца тренировок. Вот и посмотрели.
— Жаль. Это забавно.
— Нападение дьявольского кота для тебя забава?
— Не такие уж они и страшные, — пожал плечами Найтхаук. — Если, конечно, в руках ружье.
— Таксидермист, пожалуй, с тобой согласится, — усмехнулся Киношита.
— Простите?
— Когда я завез туши в его лабораторию, он отметил, что ты не просто попал в глаз, чтобы не попортить шкуру. Пуля вошла в зрачок.
— Как вы и просили перед выездом. Вы же сами сказали, что это просто! Все равно что указать пальцем.
— Я солгал.. Но для тебя такая меткость, похоже, в порядке вещей.
Искренняя юношеская улыбка осветила лицо Найтхаука.
— Я же попал. Не так ли?
Киношита кивнул.
— Попал.
— Черт! — воскликнул молодой человек. — За это надо выпить! — Он подозвал официанта-инопланетянина. — Еще две «Пыльные шлюхи». — Потом повернулся к Киношите. — Так что у нас теперь?
— Сегодня твое обучение заканчивается.
— Экзамен оказался совсем не сложным.
Экзамен еще впереди, подумал Киношита, но вслух произнес:
— Ты даже представить себе не можешь, скольких людей убили дьявольские коты. У тебя было меньше полсекунды, чтобы прицелиться и выстрелить.
— Но ведь это вы настояли, чтобы мы двинулись за ними в чащу, — Я хотел проверить тебя в максимально сложных условиях.
— Это ваша работа?
— Охота на дьявольских котов? Слава Богу, нет.
— Подготовка молодых к самостоятельной жизни?
— Ты — первый.
— А чем же вы тогда занимаетесь?
— Всем помаленьку, — уклончиво ответил Киношита.
— Вы служили в полиции, были охотником за головами? — настаивал Найтхаук.
— Случалось и такое.
— Армия?
— Давным-давно.
— А в преступниках вам числиться доводилось?
— Все зависит от того, кто ставит вопрос. Суд, во всяком случае, меня ни в чем не обвинял.
— А как получилось, что вы работаете на Марка Диннисена?
— У него много денег, которые он готов потратить. Мне нужны деньги. Так что наши интересы полностью совпали.
— И когда закончится ваша работа?
Киношита посмотрел на огненную ящерицу, которая таращилась на него пустыми глазами.
— Скоро.
Молодой человек явно огорчился.
— Как скоро?
Киношита вздохнул.
— Я мог бы полететь с тобой и Пограничье на пиру недель, пока ты там не освоишься, но после я буду только путаться под ногами. Маловероятно, чтобы человек, который тебе нужен, впрямую скажет: вот он я, подходи, бери. Работа предстоит большая, и чем быстрее ты за нее возьмешься, тем лучше. — Киношита отпил из стакана. — Пограничье — не Олигархия с ее толпами. Незамеченным проникнуть туда невозможно. Тебя заметят издалека.