Во Франции, как и прежде, силы революции также скрывались в масонских ложах, а в Германии действовал масонский «Союз Добродетели» (Tugendbund) под руководством помощников Вейсхаупта.
   Вожди революции старались слить эти национальные движения воедино и возглавить их, в качестве наследников Адама Вейсхаупта. Среди них были француз Луи Блан (Louis Blanc, читатель должен запомнить это имя, важное для будущего; одно время казалось, что Луи Блан сыграет роль Ленина ещё до рождения последнего), русский Михаил Бакунин и немецкий еврей Карл Маркс.
   Борьба разгорелась между двумя последними, т. к. Луи Блан вскоре сошёл со сцены. Бакунин и Маркс были полными противоположностями. Бакунин, «отец анархии», был, как утверждает французский социалист-революционер Бенуа Малон, учеником Вейсгаупта. Он был одним из тех ранних революционеров-идеалистов, убеждённых, что в революции они нашли орудие для уничтожения тирании. Бакунин предвидел возможность того, что государство, созданное на обломках конфискованной частной собственности, лишь восстановит тиранические свойства частного капитала в гигантских размерах; он искал, поэтому, путей к сочетанию общинной собственности на землю и капитал с наибольшим ослаблением власти государства, в конечном итоге вплоть до его полной отмены. Другими словами, он был полной противоположностью Карлу Марксу, который хотя и проповедовал общественную собственность на землю и капитал, но мыслил это лишь как средство для установления одной мощной сверхтирании вместо многих мелких тиранов.
   Побудительным мотивом Бакунина была ненависть к деспотизму; Маркс же хотел уничтожить старый правящий класс только для установления нового деспотизма, какого мир ещё не видел. Глубокое различие между взглядами этих двух людей вызывает вопрос, ответить на который невозможно: как выглядел бы мир, если бы руководство мировой революцией оказалось в руках анархистов Бакунина, вместо коммунистов Маркса? Анархизм — враг любого насилия и прежде всего — государства, как воплощения власти над обществом; коммунизм, наоборот, представляет собой обожествление всесильной государственной власти.
   В Бакунине всё искренно: его борьба, его страдания и смерть. В жизни Маркса всё фальшиво: 30 лет подстрекательства из читальни Британского Музея, удобная жизнь за счёт Энгельса, расчётливая женитьба на немецкой аристократке, богатые похороны с надгробными речами; типичный мещанин, завистливо воюющий против «буржуазии». Наибольшая фальшивка — его «Коммунистический Манифест», в котором он ставит диагноз болезни («у пролетариев нет собственности»), и в качестве лечения предлагает самоубийство («теория коммунизма может быть выражена в одной фразе: отмена частной. собственности»). Тем самым пролетариям было ясно сказано, что от коммунизма они не могли получить ничего, кроме цепей, и если, вскоре после опубликования Манифеста в январе 1848 года, по Европе прокатилась волна революционных вспышек, то трудно представить себе, чтобы причиной восстаний могла быть логика этого документа. Буквально через несколько недель после опубликования Манифеста вспыхнули мятежи во всей Германии, в Австрии, Венгрии, Италии, Франции и Дании. В этом доказательство того, что отдельные «тайные общества» в разных странах начали объединяться, что были найдены средства координировать и синхронизировать революционные потрясения и, таким образом, впервые была показана мировая революция в действии, в виде одновременных восстаний во многих странах.
   В те годы существовала только одна организация с международной сетью, которая делала возможным подобную синхронизацию и координацию: талмудистский раввинат с центром в Восточной Европе. Теоретически, обширная организация католической церкви также могла бы быть использована для аналогичной цели, однако для историков не существует сомнений, что церковь видела в революции своего смертельного врага и, поэтому, небыла к ней причастна. Историческим фактом было то, что Дизраэли знал и о чём он предупреждал за два года до разразившихся событий: «…что мощная революция, подготовляемая в настоящее время в Германии… развивается полностью под руководством евреев». Карл Маркс и его Коммунистический Манифест был внешними и видимыми признаками исторического факта первостепенной важности: мировая революция стала орудием в руках талмудистского иудаизма.
   Из трёх деятелей революции, которые в те дни боролись за первенство в ней, Луи Блан вскоре вышел из строя. После революции 1848 года он был членом временного правительства в Париже и, в качестве министра, имел, казалось бы, возможность применить свои теории на практике. Он считал индивидуализм и соревнование чем-то, вроде рака на теле общества, и, как и Маркс, преследовал цель создания всесильной деспотической государственной власти (хотя и по типу «welfare state» британских социалистов столетием позже). Он был глашатаем знаменитого «права на труд», которое в наше время превратилось в России в право государства на эксплуатацию принудительного труда. За краткое время своего нахождения у власти он предпринял попытку «гарантировать трудящимся работу для обеспечения их благосостояния», и ему было поручено созвать съезд рабочих депутатов для выработки планов «полной занятости». По своей форме эта затея была предшественницей советов рабочих депутатов в коммунистической России, и она явно была главной целью Луи Блана, что читателю следует запомнить. После подавления восстания он бежал в Англию и вернулся только через 23 года, потеряв всякое значение в революционном движении.
   Двое других претендентов на руководство были Маркс и Бакунин. После 1848 года Маркса выгнали из Пруссии и Франции, но как обычно, он комфортабельно устроился в Лондоне, прожив там 34 года до самой смерти. На баррикады революции пошёл только Бакунин, аристократ по рождению, офицер царской армии, оставивший службу после подавления польского восстания 1830 года. То, что он видел в Польше, породило в сердце молодого русского офицера ненависть к деспотизму, борьбе с которым он отдал всю свою жизнь. С Марксом он впервые встретился в 1848 году и писал после этой встречи: «Маркс считал меня сентиментальным идеалистом, и был вполне прав. Я считал его тщеславным и вероломным ловкачом, и тоже был прав».
   Бакунин участвовал в парижских баррикадных боях 1848 года, был в мае 1849 года членом революционного временного правительства в Саксонии и руководил обороной Дрездена; после победы прусских войск он пытался бежать (вместе с Рихардом Вагнером), был схвачен и приговорён к смерти, но позже помилован сперва саксонским, а затем австрийским правительствами. Год его держали в кандалах, прикованного к стене, а потом выдали русскому правительству. После шестилетнего заключения, потерявшему зубы, цинготному и преждевременно состарившемуся, ему была разрешена сравнительно свободная жизнь в Сибири. В 1861 году, после 12-ти лет неволи, он бежал из Сибири в Японию, затем в Америку и наконец в Англию. Не сломленный своими испытаниями, он немедленно возобновил пропаганду анархии и организовал в 1864 г. в Швейцарии собственный Интернационал (Alliance International Sociale Democratique). Примерно в то же время Карл Маркс организовал свой Интернационал (Международное Товарищество Рабочих) в Лондоне, и последующие годы были отмечены упорной борьбой между Бакуниным и Марксом за руководство в революции. За время длительного заключения Бакунина в саксонских, австрийских и русских тюрьмах, Маркс забрал в Лондоне революционную организацию в свои руки (посадив в нескольких странах, по наполеоновскому примеру, своих зятьёв в качестве помощников). Однако авторитет Бакунина стоял весьма высоко, и Марксу удалось добиться победы только благодаря целой серии хитрых уловок и интриг в контролируемом им Генеральном Совете Интернационала. В 1872 году Совет созвал съезд Интернационала в Гааге, куда Бакунин не был допущен голландским правительством. На съезде против Бакунина был выдвинут ряд обвинений (60 лет спустя, Сталин совершенно такими же методами отделывался от неугодных ему коммунистических вождей), и он был исключён из Интернационала ставленниками Маркса в Генеральном Совете.
   Здоровье Бакунина было подорвано, и через несколько лет он умер, по-видимому вызвав свою смерть отказом принимать пишу. С ним умерла последняя надежда (если таковая когда-либо существовала), что организованная мировая революция будет использована для свержения тиранов и освобождения угнетённых; с момента, когда она, по словам Дизраэли, перешла «полностью под руководство евреев», её целью стало порабощение под властью ещё невиданной в мире тирании. Идеалом Бакунина было организовать борьбу против угнетения, а главным угнетателем, в его глазах, было государство, о котором он писал: «Государство не есть общество, оно только его историческая форма, столь же жестокая, как и ненужная. Во всех странах оно рождалось исторически из смеси насилия, грабежей и лжи, другими словами, из войны и завоеваний… оно всегда было и останется божественным оправданием грубой силы, торжествующего неравенства. Государство — это авторитет; это — власть; это — упоительное наслаждение силой власти». Именно такое государство намерен был построить Маркс, используя интернациональное революционное движение, и притом мировое государство.
   Как и Дизраэли в 1846 и 1852 гг., Бакунин указал на евреев, как на руководителей мировой революции уже в 1869 г., когда решался исход его борьбы с Карлом Марксом, считая, что именно в этом причина извращения идеи мировой революции, как он её понимал. Его «Полемика против евреев» (Polemique contre les Juifs), — статья, написанная в 1869 году, была направлена главным образом против евреев внутри Интернационала, и, судя по всему, что нам с тех пор стало известно, можно быть уверенным, что исключение Бакунина марксистским Генеральным Советом в 1872 году было закулисно решено сразу же по опубликовании его статьи в 1869 году.
   Дизраэли умер в 1881 году после того, как в течение добрых 30-40 лет он предупреждал своих сограждан и весь мир против «тайных обществ»:
   «Луи-Филипп был свергнут с престола не парламентами, не народами, не естественными процессами, не нормальным ходом событий… Трон был атакован врасплох тайными обществами, всегда готовыми опустошить Европу… Действуя совместно с народными движениями, они способны уничтожить всё наше общество…» (1852). «В Италии существует политическая сила, редко упоминаемая в этой Палате… я имею в виду тайные общества. Невозможно скрыть, а потому и бесполезно отрицать, что значительная часть Европы покрыта сетью этих тайных Обществ, подобно тому, как поверхность земного шара покрыта сейчас сетью железных дорог… Им вовсе не нужны конституционные правительства, им не нужно улучшение наших установлений… они хотят изменить законы о земле, изгнав нынешних её владельцев, и стремятся к уничтожению всех церковных установлении…» (1856).
   Дизраэли ясно видел, что такое «либерализм», и был, видимо, первым, распознавшим его фальшивую природу и лживость его названия: «Почтенные граждане Англии, столь бережливые и религиозные, аплодируют манёврам тех, кто нападает ни собственность и Иисуса Христа, видя в этом прогресс либерализма».
   Если бы разумные предостережения были когда-либо в состоянии предотвратить исторические катастрофы, то повторные предупреждения Дизраэли, с его исключительным авторитетом, могли бы избавить мир от ужасов революции, обрушившихся на миллионы людей в последующем столетии. Однако, к сожалению, «врождённый инстинкт мешает людям видеть грозящую опасность». Пренебрежение предостережениями Дизраэли лишний раз доказало то, о чём говорил опыт прошлых столетии: что никакие добрые советы не способны ни удержать людей от опасных затей, ни пробудить их от гибельной спячки. Только горький опыт может заставить их действовать, и этого опыта человечества набралось лишь в 20-ом столетии.
   Слова Дизраэли в середине прошлого столетия пропали даром. Его трудно было оклеветать, как «охотника за ведьмами», но можно было посмеиваться над ним с видом снисходительного презрения. По словам его биографа, Хескета Пирсона, «все считали, что он был немножко не в себе, когда дело касалось тайных обществ, существование которых отрицалось, однако, сейчас мы видим в них семена того движения, которое, найдя подходящие лозунги, соединилось в гнойный нарыв коммунизма». Этот вывод, сделанный в 1951 году, неоспорим и вполне совпадает с мнением Бенуа Малона, современника и очевидца революции 1848 г.: «Коммунизм был скрытно насаждён тайными обществами 19-го столетия»
   Ко времени смерти Дизраэли завершилось то, чего он старался не допустить всю свою жизнь: «тайные общества» были спаяны в единую всемирную революционную организацию, руководимую евреями, которая готовилась нанести решительный удар основам нашего общества в двадцатом столетии. Дизраэли идеально охарактеризовал эту организацию: «Сеть, покрывающая Европу, как железные дороги покрывают поверхность земного шара». С тех пор исследователи всё чаще употребляют такие выражения, как «сеть», и говорят о «невидимой руке», управляющей правительствами. За несколько лет до революции 1848 года бывший раввин Драх, подобно Дизраэли предвидевший будущие события, обвинил в печати Талмуд, как причину этого разрушительного процесса (см. библиографию в конце книги). Описывая его преследование, еврейский писатель Морель пишет, в числе прочего: «Самые мудрые мероприятия власти во всех странах бессильны против огромного и непрерывно действующего заговора, который как громадная и мощная сеть опутал весь мир и способен в любой момент направить свою силу на достижение любой цели, нужной Израилю». Трудно не видеть последовательности в цепи рассматриваемых нами событий. В 1772 году происходит раздел Польши, и мировой еврейский центр, непрерывно действовавший в течение 2500 лет, вдруг (согласно Кастейну) «перестаёт существовать», а по мнению осведомлённых русских властей, просто уходит в подполье. В 1776 году организуется революционный Орден Иллюминатов, подготовляющий революцию во Франции и руководящий ею. В 1846 году Дизраэли констатирует, что готовящаяся новая «революция развивается полностью под еврейским руководством». В 1869 голу ученик Вейсхаупта, Михаил Бакунин, разоблачает роль евреев в революционном движении, за что его в 1872 году исключают из Интернационала, а коммунистическое движение переходит под руководство еврея Карла Маркса. В 1917 году оно устанавливает в России власть почти сплошь еврейского большевистского правительства.
   Это было отмеченным Дизраэли результатом отмены закона, ограничивавших права евреев, и лишь немногих десятилетий еврейской эмансипации. Устранение ограничений вовсе не привело к слиянию евреев с семьёй других народов; «самая грозная секта» (по словам Бакунина) получила полную свободу губить эти народы с помощью революции. Данные в начале века ответы Синедриона на вопросы Наполеона оказались к его середине лишёнными всякого значения. Евреям не было их руководством разрешено жить наравне с другими народами по законам стран поселения; наоборот, отождествление с мировой революцией отделило их теперь от всех народов больше, чем когда-либо раньше. «Столетие эмансипации» стало обманом ещё до своего окончания.
   По словам того же Кастейна, термин «антисемитизма» родился именно 19-ом столетии. Поскольку ни о каком «преследовании» евреев говорить больше было невозможно, надо было придумать новое слово, способное припугнуть христиан и запугать евреев; при этом последнее было важнее первого, отсюда и новый жупел «антисемитизма». «Абракадабра» было бы более правильным, поскольку слово «антисемитизм» представляет собой полный абсурд в применении к племени, никогда к семитам не принадлежавшему, чей «закон» предписывает истребление настоящих семитов, т. е. арабское население Палестины, изгнанное из родной земли сионистскими захватчиками в 1948 году; симпатии по отношению к арабам клеймятся с тех пор, как «антисемитизм».
   Изобретателям этого термина нужно было вывести из употребления а общественной полемике такие слова, как еврей, еврейский и анти-еврейский, и они рассчитывали запугать массы невразумительным лозунгом. Правящей секте хотелось, чтобы «антисемитизм» воспринимался, как сочетание «оскорбления величества» (т. е. преступления против достоинства суверенной власти) с ересью (оспариванием верховной религиозной доктрины); к середине нашего 20-го столетия массы, уже полностью под властью этих новых политических «правил движения»: кто раньше снимал шапку, завидя господского управляющего, и крестился, как только на него падал строгий взгляд священника, тот теперь держит язык за зубами и принимает почтительную позу при одном упоминании евреев.
   «Антисемитизм» был пущен в обращение в то время, когда «люди еврейской расы», как писали Дизраэли и Бакунин, стали руководителями мировой революции, и главной целью изобретения было заглушение всякого открытого обсуждения этого явления путём запугивания; в этой книге будет показано, что события нашего века дают этому достаточно доказательств. Недавно вышла в свет книга известного еврейского писателя Бернара Лазара (Bernard Lazare) под заглавием «Антисемитизм», в которой автор даёт новое определение этого слова. Он не имеет никакого отношения ни к пророку Симу и его племени, ни к семитской крови или языку, ни вообще к чему-либо семитскому. Бернар Лазар определяет «антисемитизм» исключительно, как любое мнение, критикующее роль евреев в революции, и пишет следующее:
   «Нужно различать между беспристрастным изложением истории и антисемитизмом. Антисемит говорит: „Еврей — подготовитель, манипулятор и главный инженер всех революций“; беспристрастный историк ограничивает себя изучением роли, которую евреи играют в революционных процессах и движениях, учитывая при этом их дух, характер, особенности их философии и их религию».
   Другими словами, по мнению Лазара недопустимо приписывать евреям более, чем «участие» в революционных процессах, а всякий кто заявляет, что евреи являются «подготовителями, манипуляторами и главными инженерами революций», виновен одновременно в оскорблении величества и ереси».
   Однако именно это утверждал Дизраэли в котором всё-таки было несколько капель семитской крови, в отличие от восточных евреев, к которым относилось сказанное им: «эта мощная революция развивается полностью под еврейским руководством»; «можно установить влияние евреев в последних вспышках принципа разрушения»; «во главе всех их (т. е. тайных обществ) стоят люди еврейской расы».
   Будучи сам евреем, Дизраэли не находил нужным особенно распространяться о том, что многие евреи, подобно ему, были решительно против «мощной революции» и «разрушительного принципа». В его время это было совершенно очевидным, и ему незачем было защищаться от демагогов, которые сегодня ополчились бы на него с криком, что он дискриминирует всех евреев, когда говорит о «руководстве евреями» и «влиянии евреев». По определению Лазара он был бы, разумеется, «антисемитом».
   Начиная с французской революции, жившие во Франции евреи постоянно предостерегали против пришельцев с востока, провоцировавших вечные беспорядки и столкновения с коренным населением в Эльзасе; евреи-сефарды противились этому злому поветрию, дувшему с востока. Уравнение в правах сняло с них многочисленные ограничения, и они рисковали потерять всё полученное, если бы «разрушительный принцип», принесённый с Востока талмудистской сектой евреев-ашкенази, остался победителем в своей войне против христианской Европы.
   Предостережения Дизраэли были обращены именно к ним, возможно в ещё большей степени, чем к христианам. Евреи-сефарды и обратили на них большее внимание, чем окружавшие их нееврейские массы. В наказание их подвергли «отлучению»; путём самой удивительной операции, когда-либо проделанной статистиками над целым народом, сефарды в течение одного столетия были объявлены фактически исчезнувшими (подобно «исчезнувшим» таким же образом много раньше «потерянным десяти коленам Израиля»). Об этом будет сказано подробнее в следующей главе.

Глава 22
Еврейское руководство

   Еврейское руководство мировой революцией стало очевидным в середине прошлого столетия, её руководителями были восточные евреи — ашкенази. Западные испанские евреи — сефарды в массе своей были против революции. Она была направлена не только против христиан, но и против них самих, поскольку, в результате эмансипации в Европе, сефарды в значительной степени ассимилировались и вышли из-под влияния старейшин иудаизма, терявших свою власть в результате слияния множества евреев с остальным человечеством. Сегрегация была жизненно необходима талмудистскому иудаизму; интеграция означала его смерть.
   В этот момент на сцену вышли «восточные евреи», появление которых в качестве особой группы еврейства совпало с началом мировой революции. До того Запад знал только один вид «евреев», и это были сефарды. По словам Кастейна, относящимся к тому времени, когда Дизраэли впервые указал на еврейское руководство революцией, «с этого момента можно говорить о восточных и западных евреях». Фактически эти столь различные группы существовали независимо друг от друга около тысячи лет; Кастейна следует понимать так, что с этого момента восточные евреи были мобилизованы раввинским руководством, как отдельная группа для борьбы с эмансипированными евреями Европы, сефардами, и против самой Европы.
   До того западные евреи знали о восточных очень мало, а христианскому Западу эти последние были вообще едва известны. Многовековая, ничем не ограниченная власть раввинов в местечковых гетто спаяла восточных евреев в единую массу, накопившую колоссальные запасы энергии; по своём появлении на Западе они превратились в самую мощную из всех сил, формировавших историю двадцатого столетия. Для достижения талмудистских целей они были идеальным материалом, представляя собой варваров азиатского происхождения, прошедших вековую талмудистскую тренировку в условиях строжайшего восточного деспотизма.
   В стратегических планах секты в 19-ом столетии их использовали для столь противоположных целей, что одновременное их достижение должно было представиться нормальному наблюдателю невозможным. В самой России еврейская масса была двинута единым фронтом против всякой эмансипации; если бы она распространилась ещё и на восточно-европейское «еврейство», то вернуть в лоно Талмуда эмансипированное и в значительной степени ассимилированное западное оказалось бы совершенно невозможным. Для внешнего мира, главным образом в глазах западной Европы, однако, их нужно было представить жертвами жестокого, «антисемитского» преследования, якобы не допускавшего еврейской эмансипации на Востоке, хотя никто не стоял там на её пути, кроме самих же восточных евреев.
   В условиях контроля средств пропаганды вполне возможно не только навязать громадному большинству совершенно ложную картину того, что происходит в других странах, но даже спровоцировать войну. Западных политиков приучили на протяжении прошлого столетия распространяться об ограничении прав евреев в России, в то время как именно эти русские и польские евреи, под нажимом своего руководства, делали всё, чтобы сделать собственную эмансипацию невозможной.
   Чтобы развеять возможные сомнения у наших читателей, приведём свидетельства еврейских источников. В числе многих других, Кастейн пишет: «Подавляющее большинство еврейства оказывало жестокое пассивное сопротивление всем попыткам улучшить его положение». Это сопротивление, однако, далеко не всегда было только пассивным, принимая иногда убийственные формы. Лучшим авторитетом для характеристики этого периода следует считать первого президента Израиля, Хаима Вейцмана, и мы намерены его часто цитировать. Запертых в местечковых гетто восточных евреев-ашкенази (как в революционных, так и в сионистских организациях) заставляли сопротивляться эмансипации всеми возможными средствами, не останавливаясь, если нужно было, и перед убийствами; в то же время, истории об их преследовании вдалбливались, с целью запугивания, в головы западных евреев, и, как призывы о помощи преследуемым, в головы христианского Запада.
   Нееврейские политики Запада преподносили эти выдумки своим народам, как чистую правду, убедившись, что евреи во всех странах могли помочь им и их партиям деньгами, печатной пропагандой и голосами избирателей; в обмен на эту помощь евреи требовали поддержать «преследуемых» евреев в России и способствовать «возвращению» в Палестину. Фактически, это означало, что политики, принимавшие еврейскую помощь, должны были подчинять свои национальные интересы двум целям, в конечном итоге разрушительным для их народов и государств: революция и захват чужой территории для расы, стремившейся к мировому господству. Именно об этом процессе Дизраэли писал в одном из своих первых романов («Lohtair», 1870): «Демократия снизила государственных деятелей до уровня простых политиканов». Так вырабатывалось массовое «общественное мнение», не принимавшее никаких опровержении, сколь очевидными они ни были, о мифическом постоянном преследовании евреев, как своего рода неизлечимой болезни нееврейского мира, в России принявшей характер эпидемии, под названием «антисемитизма». В прежние эпохи, когда считалось опасным верить, что земля — шар, массы дружно признавали её плоской; иудейские талмудисты добились своей пропагандой такого же состояния умов в 19-ом столетии; результаты этого видны в нашем веке.