Страница:
Другими словами, «давление» с явной целью нанести оскорбление Египту этим презрительным афронтом исходило с той же стороны, что и «давление» задобрить его выводом англичан из зоны Суэца. Британское правительство было намеренно поставлено в затруднительное и опасное положение: если первая «уступка» (вывод войск из Суэца), заявление Эйзенхауэра о его желании «приостановить ухудшение отношений между арабскими народами и Соединёнными Штатами» и восстановить доверие арабов» к Америке, то неожиданный поворот в вопросе финансирования жизненно важной для Египта Ассуанской плотины должен был насторожить Лондон, который имел возможность выиграть многое, не подчинившись «давлению» в этом втором вопросе.
В истории не найти примера другой, столь же расчётливой и наглой провокации по отношению к стране, с которой «Запад» якобы собирался укреплять свою дружбу. Подобное поведение Вашингтона и Лондона стало возможным только после того, как оба они стали послушными слугами сионизма. Американский отказ от уже сделанного предложения в столь важном для Египта вопросе, и главное то, в какой манере этот отказ последовал (о послушной имитации в Лондоне не приходится и говорить), явились истинным началом военного кризиса в 1956 г., однако настоящий источник его, пресловутое «давление», не были американскими. Комментируя отказ от данных Египту обещаний, «Нью-Йорк Таймс» скромно замечал, что «некоторые конгрессмены опасались недовольства в сионистских кругах» этими обещаниями. Остаётся лишь добавить, что провокация была проведена в самый подходящий момент: в год президентских выборов, когда политиканы обеих американских партий думают лишь о том, как перещеголять друг друга в «уступках» еврейству.
Реакцию взбешённого Египта нетрудно было предвидеть: в ту же неделю президент Нассер объявил о национализации Суэцкого канала, управлявшегося частной международной компанией, большая часть акций которой была скуплена Англией ещё в эпоху Дизраэли; международная политическая атмосфера вновь заполнилась разговорами о войне, как в своё время в 1952-53 гг. в период «процесса еврейских врачей» в Москве. В мировой печати немедленно появился новый «злодей» — президент Нассер, что было верным признаком готовящейся войны. Автору пришлось за свою жизнь видеть многих таких «злодеев» на страницах газет, и каждый раз он мог наблюдать, что эту пропаганду можно открывать и закрывать, как водопроводный кран, наполняя отравой сознание масс:
«Проклятый сок хранится в этой склянке, И в ухо мне влита смертельная отрава…» (Гамлет) В детские годы автора пугали «сумасшедшим муллой» (давно забытый всеми мусульманский вождь) и превращённым в «злодея» почтенным старым буром по имени Пауль Крюгер. Задним числом становится ясно, что все эти «злодеи» из политического кабинета страхов были не хуже, чем те, кто обливал их помоями. Даже ещё до того, как пропагандная подготовка войны достигла стадии «злодея», и задолго до беспрецедентной провокации 19 июля, всё ещё не вызвавшей со стороны Египта ничего, что можно было бы приравнять к «воинственным действиям», президент Нассер был уже объявлен агрессором в войне, которая ещё должна была начаться. В марте 1956 г. Бен Гурион заявил в Тель-Авиве, что одна только быстрейшая поставка оружия Израилю может предотвратить «нападение со стороны арабских государств в ближайшие несколько месяцев», добавив что агрессором будет египетский диктатор Нассер». 13 апреля Черчилль вновь появился на сцене после годичного пребывания на пенсии, заявив на весьма аристократическом собрании т. н. «Лиги Первоцвета», основанной его отцом, лордом Рандольфом Черчиллем, в память Веньямина Дизраэли, что «мудрость и честь» требуют английской защиты Израиля «если на него нападёт Египет». Сэр Уинстон достаточно ясно заранее высказал одобрение израильскому нападению на Египет, которого в то время требовали израильские «активисты»: «Если Израиль уговорят не использовать всех сил своей расы для отражения Египта сейчас, пока египтяне не научились пользоваться поставленным им русским (!) вооружением, после чего Египет начнёт нападение, то не только велением мудрости, но и делом нашей чести будет обеспечить, чтобы Израиль не был наказан за своё терпение»[59]. За этим завуалированным приглашением к агрессии последовало явно провокационное нападение Израиля на египетские войска в полосе Газа, во во время которого были убиты и ранены 150 человек, включая женщин и детей. Пропагандный гвалт о «злодее» и «египетской агрессии» на всём Западе продолжал тем временем нарастать. Два весьма символических события показали в те дни, как далеко зашло закрепощение Англии Сионом. В июне 1956 г. в Лондоне, в роскошном средневековом зале Гильдхолла т. н. «Англо-Еврейская Община» праздновала «трёхсотлетие поселения евреев на британских островах»[60]; супругу молодой королевы, герцогу Эдинбургскому, было предложено для участия в банкете надеть на голову еврейскую ермолку. В сентябре того же года «Общество Кромвеля отслужило молебен(!) у статуи цареубийцы и палача ирландских священников в Дрогхеде, чтобы отпраздновать ту же сказку о „возвращении“ евреев в Англию при Кромвеле; президент почтенного общества, некий г. Исаак Фут, „рекомендовал“, чтобы молодой принц Чарльз, если ему случится взойти на престол, принял имя „Оливера Второго“, потому что „мы не хотим иметь Карла Третьего“. От внимательных наблюдателей не ускользнёт упорство, с которым закулисные режиссёры наших дней инсценируют одну за другой „мелочи, явно имеющие символическое значение; во время коронации Елизаветы II в 1953 г. важной частью торжеств был смотр в военно-морской гавани в Спитхеде, куда прислали свои суда все страны, располагавшие флотом. Среди нескончаемого ряда кораблей, мимо которых проходило судно королевы, был один, на котором не было выстроено команды для приветствия (газеты объяснили это простой „случайностью“): это был советский крейсер «Свердлов“, названный в честь еврейского убийцы семьи русского императора, двоюродного брата короля Георга V, деда королевы Елизаветы.
После захвата Суэца президентом Нассером крики на Западе о войне поднялись до угрожающей ноты. Сама по себе, «национализация» не могла в 1956 г. никого удивить. Америка примирилась с захватом иностранной собственности — нефтяных месторождений — в Мексике, правительство которой согласилось возместить их стоимость владельцам (что сделал и Нассер); у себя дома американцы давно уже вступили на проторённую дорожку к обнищанию страны путём «национализации», отдав под управление правительственной бюрократии 100 тыс. кв. километров в долине реки Тенесси в семи штатах (одно из первых мероприятий «нового курса» Рузвельта в 1933 г., т. н. Tennessee Valley Authority, TVA), в Англии социалистическое правительство национализировало железные дороги и угольные месторождения. Трудно было поэтому найти сколько-нибудь обоснованные, законные или моральные, причины для разбушевавшейся кампании обличения и осуждения, хотя и следует признать некоторую разницу в оттенках между имевшими место прецедентами и актом президента Нассера, представлявшим собой не столько акт разумной политики, сколько протест против явной провокации и реакцию на неё.
Во всяком случае, если уж мероприятие Нассера представлялось столь нетерпимым, то единственным эффективным ответом могла бы быть лишь новая оккупация зоны Суэцкого канала, но как раз этого сделано и не было. Вместо этого, все политические и газетные оракулы, словно читая по давно заготовленной шпаргалке, принялись приклеивать Нассеру этикетку «Гитлера». Израильский премьер Бен-Гурион начал с «диктатора», скоро превратившегося в «фашистского диктатора», а французский премьер (к тому времени социалист Ги Молле) сразу же переделал это в «Гитлера». После этого кампания пошла знакомым путём, испробованным ещё против Сталина в 1952-53 гг.: диктатор, фашистский диктатор, и наконец «Гитлер». Значение всего этого не представляло сомнений: Нассера нужно было изобразить, а если надо и наказать, как врага евреев. Когда сэр Антони Иден поднялся со своего места в Палате Общин (9 августа 1956 г.), чтобы снова сцепиться с кошмаром его ночей, «ближневосточным вопросом», лидер социалистов Хью Гейтскелл возвестил: «Всё это давно уже знакомо… это совершенно то же, с чем мы встретились у Муссолини и Гитлера перед войной». Другой социалистический оратор, — некий Педжет, также утёр нос премьеру: «Эта техника (Нассера) совершенно та же, что и у Гитлера; понятны ли Вам последствия отказа отвечать на силу силой, пока ещё не стало слишком поздно?» Социалисты намеренно кололи Идена намёками на политическое прошлое, провоцируя его на применение силы (когда он её применил, на него посыпались крики «убийца»). Однако, в прошлом, он был как раз тем министром, который ушёл в отставку в знак протеста против уступок Гитлеру, и его правота была немедленно подтверждена вторжением Гитлера в Австрию. Это и было той «силой», применение которой Иден давно уже видел и в 1938 г. он был совершенно прав. В 1956 г. всё выглядело совершенно по иному и никакие сравнения не были возможны. Египет не был большой военной силой, но лишь весьма малой; никто не «умиротворял» Египет после вывода английских войск из Суэца, но, наоборот, он стал жертвой провокации и намеренного унижения; Египет вовсе не был агрессором, подвергаясь провокационным нападениям в течение многих лет, а Израиль открыто заявил, что будет воевать с Египтом. Всякие сравнения с «Гитлером» были поэтому полнейшим абсурдом, если только единственной целью этой демагогии не было подтверждение того, что сионисты считают Египет своим врагом. Тем не менее, и Антони Иден опустился до этой сказки (возможно под давлением ещё свежих воспоминаний о 1938 годе), назвав Нассера «фашистским грабителем, аппетит которого растёт при его откармливании»: словарь применявшийся им и Черчиллем за 18 лет до того против Гитлера. Автор должен добавить, что точно этих выражений ему не удалось найти в текстах выступлений Идена, но во всяком случае в этой форме они были доведены «Нью-Йорк Таймсом» до сведения «черни» (см. «Протоколы»), а только это и представляет значение, что должно быть хорошо известно премьер-министрам. В остальном нападки сэра Антони на президента Нассера основывались на доводах, что Суэцкий канал «жизненно нужен другим странам во всех частях света… вопрос жизни и смерти для всех нас… канал должен умело эксплуатироваться и оставаться открытым, как это всегда было в прошлом в качестве свободного и надёжного международного морского пути для судов всех наций». Однако, Нассер вовсе не закрыл канал, а только его национализировал, т. е. изменил права собственности, получение с него доходов и управление им. Он продолжал оставаться открытым для «судов всех наций» с одним только исключением, в котором явно и заключался секрет пропагандного шабаша: единственной страной, которой не было предоставлено полной свободы прохода через канал, был Израиль с которым — по крайней мере технически — Египет всё ещё был в состоянии войны, поскольку в своё время в 1948 г. было заключено лишь перемирие. Египет задерживал, поэтому, суда, направлявшиеся в Израиль и проверял не везут ли они оружие. Это было единственным ограничением в эксплуатации Суэцкого канала: следовательно, сэр Антони выступал только по поводу одного этого вопроса, а вовсе не британских интересов; заключительными словами сэра Антони, однако, было: «Дорогие друзья, мы не собираемся решать этот вопрос силой». В последующие недели, пока на многочисленных конференциях в Лондоне и Вашингтоне шли поиски «решения», международная печать печатала сообщения, что «египтяне» не в состоянии эксплуатировать канал и что движение в нём скоро закроется. В действительности, канал управлялся вполне нормально и судоходство продолжалось без помех, кроме одного лишь, упомянутого выше исключения. Совершенно ясно, поэтому, что нараставшие в своей резкости протесты правительства сэра Антони могли представлять интересы одного только Израиля. Это было подтверждено и с еврейской стороны. 22 авуста 1956 г. мадам Роза Гальперина, исполнявшая дела председателя Еврейского Агентства в Палестине констатировала в газете «Нью-Йорк Таймс», что единственной юридической претензией западных держав против Египта в смысле нарушения конвенции 1888 г. (о правах пользования Суэцким каналом) является запрет Египта для судов Израиля и ограничения для судов, направляющихся в Израиль». Заявление г-жи Гальпериной, с юридической точки зрения, было вполне правильно. Если бы спор о Суэце шёл в юридической плоскости, то единственными претензиями могли бы быть таковые со стороны Израиля, а рассмотрение этих претензий в правовой плоскости неизбежно привело бы к оценке законности создания государства Израиль (на чужой земле и при изгнании коренного населения в условиях неприкрытого геноцида) и продолжения состояния войны между ним и Египтом. Другими словами, любое государство, которое включилось в пропагандную кампанию против Египта, фактически действовало по поручению Израиля в одних лишь его интересах, заранее решая все правовые вопросы в пользу Израиля. В сентябре сэр Антони пошёл ещё далее по пути предвосхищения египетской агрессии. Автору остался недоступным текст его выступления, однако агентство печати Ассошиэйтед Пресс передало для печати в тысячах газет во всём мире следующую его версию: «Премьер-министр Иден предсказал сегодня, что если ему простят захват Суэцкого канала, то следующим шагом президента Нассера будет нападение на Израиль. Сэр Антони дал понять, что в случае необходимости Англия окажет Израилю вооружённую помощь» (13 сентября). Так британский премьер оказался на скользком пути. За какие-нибудь полтора месяца тема «жизненной линии» и «вопроса жизни и смерти» отошла на второй план, и весь мир оказался перед неожиданной угрозой войны, которую должен был начать президент Нассер, при условии если в мире произойдёт ещё что-то другое. С этого момента «чернь» стали усиленно пичкать сообщениями о непосредственно предстоящем нападении Египта на Израиль; от темы о «нарушении международного судоходства» пришлось отказаться за её очевидной несостоятельностью. Со временем эта демагогия достигала такой силы, что многие рядовые читатели газет должны были полагать, что Египет уже напал на Израиль. Дадим только один из множества примеров: как писало лондонское «Weekly Review» в сентябре 1956 г. за несколько недель до нападения Израиля на Египет: «Можно быть абсолютно уверенными в том, что подстрекаемые Россией арабы нападут на Израиль. В настоящее время это не представляет ни малейших сомнений и должно лечь в основу всех наших расчётов».
Приступая к написанию этой книги, автор хотел лишь дать понять читателям позднейших, как он надеется более разумных времён, некоторое представление о том, в каком удивительном состоянии находилось печатное слово в течение 1950-х годов. Им не удалось бы понять того, что происходило в эти годы, не отдавая себе отчёта в царившем тогда режиме систематической дезинформации, не знавшей никаких пределов. Цитированное выше «сообщение» было напечатано после долголетних, непрекращавшихся нападений Израиля на своих арабских соседей и его повторных осуждений со стороны ООН именно за эти акты неприкрытой агрессии. Так за первые 9 месяцев года президентских выборов в Америке была подготовлена почва для решающих событий в октябре 1956 г. Вооружение поступало непрерывным потоком с Запада в Израиль. После национализации Нассером Суэцкого канала Иден объявил, что «все поставки вооружения Египту остановлены»; в том же июле месяце Израилю были поставлены из Англии два эсминца. В течение весны и лета Франция поставляла под американским «давлением» реактивные самолёты-истребители и другое вооружение Израилю. В сентябре, по тем же настояниям, Канада также обязалась поставить Израилю реактивную авиацию; правительство в Оттаве сообщило («Нью-Йорк Таймс», 22 сентября), что «перед принятием этого решения оно консультировалось с США». В течение всего этого времени предвыборная кампания шла в Америке полным ходом, и демократы, стремясь снова овладеть Белым Домом, побивали все прежние рекорды в своих посулах по адресу «еврейских избирателей»: мэр Нью-Йорка потребовал, например, чтобы Израиль получал своё вооружение «в качестве подарка», т. е. даром; республиканские кандидаты были несколько более сдержанными, однако, когда открылись предвыборные конвенты (республиканский в Сан-Франциско, демократический в Чикаго, оба в августе), между про-еврейскими обязательствами обеих партий трудно было найти разницу, т. ч. израильская «Jerusalem Post» спокойно могла бы повторить (а возможно и действительно повторила) своё заявление 1952 года, что «для еврейского избирателя» между обоими кандидатами в президенты «нет большой разницы». В «программах внешней политики» обеих партий единственными существенными пассажами были относившиеся к Израилю; все остальные внешне-политические заявления были набором общих слов, не заслуживавших внимания. Напротив, обязательства по отношению к Израилю были предельно ясными и конкретными.
В программе республиканской партии, кандидатом которой был единогласно избран президент Эйзенхауэр, было сказано: «Мы считаем сохранение существования Израиля важным догматом американской внешней политики. Мы полны решимости поддержать целостность независимого еврейского государства. Независимость Израиля мы поддержим против всякой вооружённой агрессии». В демократической программе говорилось: «Демократическая партия будет активно действовать с целью исправления опасного неравновесия в вооружениях, созданного коммунистическими поставками вооружения Египту, путём снабжения Израиля оборонительным оружием, и предпримет все необходимые шаги, включая гарантию безопасности Израиля, для предотвращения агрессии и войны на Ближнем Востоке» («опасное неравновесие в вооружениях» отражало, разумеется, пропагандную сказку о «беззащитном» Израиле, противостоящем вооружённым до зубов арабским странам; мы уже цитировали ранее высказанное американским военным зкспертом, Хансоном Болдвином, убеждение, что военная мощь Израиля превосходила все семь арабских стран, взятых вместе). Обе политических программы отражали картину пол-мира в ярме у сионистов, полностью согласуясь с соответственными заявлениями правительства Англии. К собственно американским интересам обе программы не имели никакого отношения, отражая лишь сионистский контроль над выборной механикой Америки или же, по крайней мере, слепую веру партийных, менеджеров в наличие такого контроля. События, по всем данным, подтверждают эту веру: посулившая евреям больше Демократическая партия завоевала большинство в Конгрессе, хотя президентом и был переизбран номинальный «республиканец» Эйзенхауэр.
Единственное другое важное событие обоих конвентов имеет, казалось бы, мало отношения к теме настоящей книги, но в будущем может возыметь немалое значение: это было вторичное утверждение Ричарда Никсона «напарником» Эйзенхауэра предвыборной кампании, т. е. фактически вице-президентом. Состояние здоровья Эйзенхауэра придавало должности вице-президента значительно большую важность, чем обычно, и возможность наследования Никсоном президентского поста между 1956 и 1960 гг. явно считалась в тех кругах, что управляют нынешней Америкой, большой опасностью; были поэтому приложены все усилия, чтобы противодействовать утверждению кандидатуры Никсона. Это в нашем веке вовсе не было удивительным; чему действительно можно удивляться, это тому, что эти попытки провалились. Можно надеяться, что когда-то на западном горизонте появятся сильные люди, которым удастся сбросить ярмо, довлеющее над американской и английской политической жизнью и этот провал закулисных генгефтмахеров был возможно проблеском зари грядущего освобождения; личность Ричарда Никсона приобретает поэтому в наши дни символическое значение, даже если он сам, случись ему стать президентом, вряд ли сможет разорвать свои цепи. (Прим. перев.: Дуглас Рид вновь предвосхищает события, наступившие через много лет по написании его книги. Никсон стал президентом, одержав блестящие выборные победы в 1968 и, в особенности, в 1972 гг., но уже в 1973 г. стал жертвой беспрецедентной клеветнической газетной кампании, вошедшей в историю под именем Уотергейта. В августе 1974 г. Никсон был вынужден подать в отставку, что было неслыханным событием во всей истории США. Как и предвидел Д. Рид, сломить диктатуру лево-либерального и сионистского «эстеблишмента» не удалось и Никсону).
Причиной столь непримиримой враждебности было прежде всего то, что Никсон не был «интернационалистом». Мало того, он сыграл ведущую роль в разоблачении и осуждении Альджера Хисса, советского шпиона в правительстве Рузвельта. Именно с этого момента ему неизменно была обеспечена «плохая пресса» не только в Америке, но и во всём «западном» мире. С таким «чёрным пятном» на его репутации, Никсон внушал опасения, что достигнув высшего поста он сможет взбунтоваться против кабалы, которой почти без исключения подчинялись все американские президенты и английские премьер-министры с начала нашего столетия. Само собой разумеется, что дело не обошлось и без обычного обвинения в «антисемитизме»; знакомому раввину пришлось выступить в защиту Никсона от ни на чём не основанной клеветы. Короче говоря, в кампании с целью помешать его выдвижению в президентские «напарники» были применены все средства политической интриги с необычной до тех пор энергией. Влиятельный политик из ближайшего окружения президента был специально освобождён на несколько недель от всех прочих дел, чтобы организовать во всеамериканском масштабе кампанию «Остановите Никсона!» с комитетами, массовыми собраниями и плакатами. На широкую публику, однако, это не произвело большого впечатления и Никсон явно продолжал оставаться одним из популярнейших кандидатов. С целью свалить его, демократическая партия (столь же заинтересованная в поражении Ннксона, как и известные круги в его собственной, республиканской партии) изобрела новую тактику утверждения кандидатов в вице-президенты. Вместо того, чтобы предоставить право своему президентскому кандидату (Адлай Стивенсон) самому назначить своего «напарника», как это всегда практиковалось до тех пор, на демократическом конвенте было решено сделать вице-президентский пост также объектом выборов; из числа нескольких претендентов избранным от демократов оказался сенатор Эстес Кефовер, один из самых усердных сионистов в своей партии. Целью этого манёвра было заставить республиканскую партию также следовать этой «демократической процедуре», заменив, таким образом, простое назначение кандидата в вице-президенты его выборами из числа нескольких лиц. Республиканцы не замедлили последовать этому примеру, и Никсон, как и Эйзенхауэр, был избран единогласно. Это событие, как и умелое поведение Никсона во время болезни Эйзенхауэра, которого он успешно замещал, ещё более повысили его шансы быть в один прекрасный день лично избранным в президенты, и его популярность возросла в такой степени, какой до того не могли себе представить его противники. Его политическая карьера до сего времени (написано в 1956 г. — прим. перев.) делает его фигурой, подающей такие же надежды, как и Иден в 1938 г., и можно ожидать, что на высшем посту в своей стране он примет меры для оздоровления американской внешней и внутренней политики (см. примечание выше).
После утверждения кандидатов в президенты и вице-президенты Америка на время вздохнула с облегчением. Переизбрание Эйзенхауэра считалось обеспеченным, и печатная реклама стала изображать его как «того, кто избавил нас от войны». Это весьма походило на то, что писалось в своё время и о Вудро Вильсоне в 1916 г. и о Рузвельте в 1940 г., но к 1956 г. передышка хотя бы на три года считалась благом, и Эйзенхауэр пожинал преждевременные лавры «миротворца», сколь бы сомнительными они ни представлялись внимательным политическим наблюдателям. Автор был свидетелем выборов в 1956 г., как и предыдущих в 1952 г., и полностью отдавал себе отчёт в том, что фактически война — локализованная или всеобщая — была на носу. По его мнению, передышка могла бы быть выиграна, если бы день выборов президента (6 ноября) прошёл без взрыва на Ближнем Востоке, который вне всякого сомнения подготовлялся с сионистской стороны в течение долгого времени: из практики известно, что по окончании выборов сионистское давление на время ослабевает. Автор помнит, как он 20 октября сказал одному из своих американских друзей, что если ближайшие 17 дней пройдут без войны, то можно надеяться, что мир будет от неё избавлен на ближайшие три или четыре года. Он имел в виду то, что в американских политических кругах именуется «законом Фарлея», названного так по имени необычайно ловкого партийного воротилы, Джеймса А. Фарлея, которому приписывались ранние выборные успехи Франклина Д. Рузвельта. Суть этого «закона» сводится к тому, что к середине октября избирательного года американцы уже решают внутри себя, за кого они подадут голос, и что изменить их решение может лишь неожиданная смерть их кандидата, война или какой-либо особенно крупный скандал между серединой октября и 6 ноября. На следующий день после израильского нападения на Египет известный комментатор Джон О. Доннель писал: «Представители Госдепартамента, Пентагона (военное министерство) и главных квартир обеих политических партий не сомневаются в том, что Израиль открыл военные действия против Египта в полной уверенности, что Соединённые Штаты не рискнут в случае еврейской войны предпринимать что-либо накануне выборов своего президента… До политического руководства страны дошли сведения, что американские сионисты уведомили Тель-Авив, что для Израиля правительство демократов в Америке под Стивенсоном и Кефовером будет более выгодным, чем республиканское под Эйзенхауэром и Никсоном» («Нью-Йорк Дейли Ньюс»).
В истории не найти примера другой, столь же расчётливой и наглой провокации по отношению к стране, с которой «Запад» якобы собирался укреплять свою дружбу. Подобное поведение Вашингтона и Лондона стало возможным только после того, как оба они стали послушными слугами сионизма. Американский отказ от уже сделанного предложения в столь важном для Египта вопросе, и главное то, в какой манере этот отказ последовал (о послушной имитации в Лондоне не приходится и говорить), явились истинным началом военного кризиса в 1956 г., однако настоящий источник его, пресловутое «давление», не были американскими. Комментируя отказ от данных Египту обещаний, «Нью-Йорк Таймс» скромно замечал, что «некоторые конгрессмены опасались недовольства в сионистских кругах» этими обещаниями. Остаётся лишь добавить, что провокация была проведена в самый подходящий момент: в год президентских выборов, когда политиканы обеих американских партий думают лишь о том, как перещеголять друг друга в «уступках» еврейству.
Реакцию взбешённого Египта нетрудно было предвидеть: в ту же неделю президент Нассер объявил о национализации Суэцкого канала, управлявшегося частной международной компанией, большая часть акций которой была скуплена Англией ещё в эпоху Дизраэли; международная политическая атмосфера вновь заполнилась разговорами о войне, как в своё время в 1952-53 гг. в период «процесса еврейских врачей» в Москве. В мировой печати немедленно появился новый «злодей» — президент Нассер, что было верным признаком готовящейся войны. Автору пришлось за свою жизнь видеть многих таких «злодеев» на страницах газет, и каждый раз он мог наблюдать, что эту пропаганду можно открывать и закрывать, как водопроводный кран, наполняя отравой сознание масс:
«Проклятый сок хранится в этой склянке, И в ухо мне влита смертельная отрава…» (Гамлет) В детские годы автора пугали «сумасшедшим муллой» (давно забытый всеми мусульманский вождь) и превращённым в «злодея» почтенным старым буром по имени Пауль Крюгер. Задним числом становится ясно, что все эти «злодеи» из политического кабинета страхов были не хуже, чем те, кто обливал их помоями. Даже ещё до того, как пропагандная подготовка войны достигла стадии «злодея», и задолго до беспрецедентной провокации 19 июля, всё ещё не вызвавшей со стороны Египта ничего, что можно было бы приравнять к «воинственным действиям», президент Нассер был уже объявлен агрессором в войне, которая ещё должна была начаться. В марте 1956 г. Бен Гурион заявил в Тель-Авиве, что одна только быстрейшая поставка оружия Израилю может предотвратить «нападение со стороны арабских государств в ближайшие несколько месяцев», добавив что агрессором будет египетский диктатор Нассер». 13 апреля Черчилль вновь появился на сцене после годичного пребывания на пенсии, заявив на весьма аристократическом собрании т. н. «Лиги Первоцвета», основанной его отцом, лордом Рандольфом Черчиллем, в память Веньямина Дизраэли, что «мудрость и честь» требуют английской защиты Израиля «если на него нападёт Египет». Сэр Уинстон достаточно ясно заранее высказал одобрение израильскому нападению на Египет, которого в то время требовали израильские «активисты»: «Если Израиль уговорят не использовать всех сил своей расы для отражения Египта сейчас, пока египтяне не научились пользоваться поставленным им русским (!) вооружением, после чего Египет начнёт нападение, то не только велением мудрости, но и делом нашей чести будет обеспечить, чтобы Израиль не был наказан за своё терпение»[59]. За этим завуалированным приглашением к агрессии последовало явно провокационное нападение Израиля на египетские войска в полосе Газа, во во время которого были убиты и ранены 150 человек, включая женщин и детей. Пропагандный гвалт о «злодее» и «египетской агрессии» на всём Западе продолжал тем временем нарастать. Два весьма символических события показали в те дни, как далеко зашло закрепощение Англии Сионом. В июне 1956 г. в Лондоне, в роскошном средневековом зале Гильдхолла т. н. «Англо-Еврейская Община» праздновала «трёхсотлетие поселения евреев на британских островах»[60]; супругу молодой королевы, герцогу Эдинбургскому, было предложено для участия в банкете надеть на голову еврейскую ермолку. В сентябре того же года «Общество Кромвеля отслужило молебен(!) у статуи цареубийцы и палача ирландских священников в Дрогхеде, чтобы отпраздновать ту же сказку о „возвращении“ евреев в Англию при Кромвеле; президент почтенного общества, некий г. Исаак Фут, „рекомендовал“, чтобы молодой принц Чарльз, если ему случится взойти на престол, принял имя „Оливера Второго“, потому что „мы не хотим иметь Карла Третьего“. От внимательных наблюдателей не ускользнёт упорство, с которым закулисные режиссёры наших дней инсценируют одну за другой „мелочи, явно имеющие символическое значение; во время коронации Елизаветы II в 1953 г. важной частью торжеств был смотр в военно-морской гавани в Спитхеде, куда прислали свои суда все страны, располагавшие флотом. Среди нескончаемого ряда кораблей, мимо которых проходило судно королевы, был один, на котором не было выстроено команды для приветствия (газеты объяснили это простой „случайностью“): это был советский крейсер «Свердлов“, названный в честь еврейского убийцы семьи русского императора, двоюродного брата короля Георга V, деда королевы Елизаветы.
После захвата Суэца президентом Нассером крики на Западе о войне поднялись до угрожающей ноты. Сама по себе, «национализация» не могла в 1956 г. никого удивить. Америка примирилась с захватом иностранной собственности — нефтяных месторождений — в Мексике, правительство которой согласилось возместить их стоимость владельцам (что сделал и Нассер); у себя дома американцы давно уже вступили на проторённую дорожку к обнищанию страны путём «национализации», отдав под управление правительственной бюрократии 100 тыс. кв. километров в долине реки Тенесси в семи штатах (одно из первых мероприятий «нового курса» Рузвельта в 1933 г., т. н. Tennessee Valley Authority, TVA), в Англии социалистическое правительство национализировало железные дороги и угольные месторождения. Трудно было поэтому найти сколько-нибудь обоснованные, законные или моральные, причины для разбушевавшейся кампании обличения и осуждения, хотя и следует признать некоторую разницу в оттенках между имевшими место прецедентами и актом президента Нассера, представлявшим собой не столько акт разумной политики, сколько протест против явной провокации и реакцию на неё.
Во всяком случае, если уж мероприятие Нассера представлялось столь нетерпимым, то единственным эффективным ответом могла бы быть лишь новая оккупация зоны Суэцкого канала, но как раз этого сделано и не было. Вместо этого, все политические и газетные оракулы, словно читая по давно заготовленной шпаргалке, принялись приклеивать Нассеру этикетку «Гитлера». Израильский премьер Бен-Гурион начал с «диктатора», скоро превратившегося в «фашистского диктатора», а французский премьер (к тому времени социалист Ги Молле) сразу же переделал это в «Гитлера». После этого кампания пошла знакомым путём, испробованным ещё против Сталина в 1952-53 гг.: диктатор, фашистский диктатор, и наконец «Гитлер». Значение всего этого не представляло сомнений: Нассера нужно было изобразить, а если надо и наказать, как врага евреев. Когда сэр Антони Иден поднялся со своего места в Палате Общин (9 августа 1956 г.), чтобы снова сцепиться с кошмаром его ночей, «ближневосточным вопросом», лидер социалистов Хью Гейтскелл возвестил: «Всё это давно уже знакомо… это совершенно то же, с чем мы встретились у Муссолини и Гитлера перед войной». Другой социалистический оратор, — некий Педжет, также утёр нос премьеру: «Эта техника (Нассера) совершенно та же, что и у Гитлера; понятны ли Вам последствия отказа отвечать на силу силой, пока ещё не стало слишком поздно?» Социалисты намеренно кололи Идена намёками на политическое прошлое, провоцируя его на применение силы (когда он её применил, на него посыпались крики «убийца»). Однако, в прошлом, он был как раз тем министром, который ушёл в отставку в знак протеста против уступок Гитлеру, и его правота была немедленно подтверждена вторжением Гитлера в Австрию. Это и было той «силой», применение которой Иден давно уже видел и в 1938 г. он был совершенно прав. В 1956 г. всё выглядело совершенно по иному и никакие сравнения не были возможны. Египет не был большой военной силой, но лишь весьма малой; никто не «умиротворял» Египет после вывода английских войск из Суэца, но, наоборот, он стал жертвой провокации и намеренного унижения; Египет вовсе не был агрессором, подвергаясь провокационным нападениям в течение многих лет, а Израиль открыто заявил, что будет воевать с Египтом. Всякие сравнения с «Гитлером» были поэтому полнейшим абсурдом, если только единственной целью этой демагогии не было подтверждение того, что сионисты считают Египет своим врагом. Тем не менее, и Антони Иден опустился до этой сказки (возможно под давлением ещё свежих воспоминаний о 1938 годе), назвав Нассера «фашистским грабителем, аппетит которого растёт при его откармливании»: словарь применявшийся им и Черчиллем за 18 лет до того против Гитлера. Автор должен добавить, что точно этих выражений ему не удалось найти в текстах выступлений Идена, но во всяком случае в этой форме они были доведены «Нью-Йорк Таймсом» до сведения «черни» (см. «Протоколы»), а только это и представляет значение, что должно быть хорошо известно премьер-министрам. В остальном нападки сэра Антони на президента Нассера основывались на доводах, что Суэцкий канал «жизненно нужен другим странам во всех частях света… вопрос жизни и смерти для всех нас… канал должен умело эксплуатироваться и оставаться открытым, как это всегда было в прошлом в качестве свободного и надёжного международного морского пути для судов всех наций». Однако, Нассер вовсе не закрыл канал, а только его национализировал, т. е. изменил права собственности, получение с него доходов и управление им. Он продолжал оставаться открытым для «судов всех наций» с одним только исключением, в котором явно и заключался секрет пропагандного шабаша: единственной страной, которой не было предоставлено полной свободы прохода через канал, был Израиль с которым — по крайней мере технически — Египет всё ещё был в состоянии войны, поскольку в своё время в 1948 г. было заключено лишь перемирие. Египет задерживал, поэтому, суда, направлявшиеся в Израиль и проверял не везут ли они оружие. Это было единственным ограничением в эксплуатации Суэцкого канала: следовательно, сэр Антони выступал только по поводу одного этого вопроса, а вовсе не британских интересов; заключительными словами сэра Антони, однако, было: «Дорогие друзья, мы не собираемся решать этот вопрос силой». В последующие недели, пока на многочисленных конференциях в Лондоне и Вашингтоне шли поиски «решения», международная печать печатала сообщения, что «египтяне» не в состоянии эксплуатировать канал и что движение в нём скоро закроется. В действительности, канал управлялся вполне нормально и судоходство продолжалось без помех, кроме одного лишь, упомянутого выше исключения. Совершенно ясно, поэтому, что нараставшие в своей резкости протесты правительства сэра Антони могли представлять интересы одного только Израиля. Это было подтверждено и с еврейской стороны. 22 авуста 1956 г. мадам Роза Гальперина, исполнявшая дела председателя Еврейского Агентства в Палестине констатировала в газете «Нью-Йорк Таймс», что единственной юридической претензией западных держав против Египта в смысле нарушения конвенции 1888 г. (о правах пользования Суэцким каналом) является запрет Египта для судов Израиля и ограничения для судов, направляющихся в Израиль». Заявление г-жи Гальпериной, с юридической точки зрения, было вполне правильно. Если бы спор о Суэце шёл в юридической плоскости, то единственными претензиями могли бы быть таковые со стороны Израиля, а рассмотрение этих претензий в правовой плоскости неизбежно привело бы к оценке законности создания государства Израиль (на чужой земле и при изгнании коренного населения в условиях неприкрытого геноцида) и продолжения состояния войны между ним и Египтом. Другими словами, любое государство, которое включилось в пропагандную кампанию против Египта, фактически действовало по поручению Израиля в одних лишь его интересах, заранее решая все правовые вопросы в пользу Израиля. В сентябре сэр Антони пошёл ещё далее по пути предвосхищения египетской агрессии. Автору остался недоступным текст его выступления, однако агентство печати Ассошиэйтед Пресс передало для печати в тысячах газет во всём мире следующую его версию: «Премьер-министр Иден предсказал сегодня, что если ему простят захват Суэцкого канала, то следующим шагом президента Нассера будет нападение на Израиль. Сэр Антони дал понять, что в случае необходимости Англия окажет Израилю вооружённую помощь» (13 сентября). Так британский премьер оказался на скользком пути. За какие-нибудь полтора месяца тема «жизненной линии» и «вопроса жизни и смерти» отошла на второй план, и весь мир оказался перед неожиданной угрозой войны, которую должен был начать президент Нассер, при условии если в мире произойдёт ещё что-то другое. С этого момента «чернь» стали усиленно пичкать сообщениями о непосредственно предстоящем нападении Египта на Израиль; от темы о «нарушении международного судоходства» пришлось отказаться за её очевидной несостоятельностью. Со временем эта демагогия достигала такой силы, что многие рядовые читатели газет должны были полагать, что Египет уже напал на Израиль. Дадим только один из множества примеров: как писало лондонское «Weekly Review» в сентябре 1956 г. за несколько недель до нападения Израиля на Египет: «Можно быть абсолютно уверенными в том, что подстрекаемые Россией арабы нападут на Израиль. В настоящее время это не представляет ни малейших сомнений и должно лечь в основу всех наших расчётов».
Приступая к написанию этой книги, автор хотел лишь дать понять читателям позднейших, как он надеется более разумных времён, некоторое представление о том, в каком удивительном состоянии находилось печатное слово в течение 1950-х годов. Им не удалось бы понять того, что происходило в эти годы, не отдавая себе отчёта в царившем тогда режиме систематической дезинформации, не знавшей никаких пределов. Цитированное выше «сообщение» было напечатано после долголетних, непрекращавшихся нападений Израиля на своих арабских соседей и его повторных осуждений со стороны ООН именно за эти акты неприкрытой агрессии. Так за первые 9 месяцев года президентских выборов в Америке была подготовлена почва для решающих событий в октябре 1956 г. Вооружение поступало непрерывным потоком с Запада в Израиль. После национализации Нассером Суэцкого канала Иден объявил, что «все поставки вооружения Египту остановлены»; в том же июле месяце Израилю были поставлены из Англии два эсминца. В течение весны и лета Франция поставляла под американским «давлением» реактивные самолёты-истребители и другое вооружение Израилю. В сентябре, по тем же настояниям, Канада также обязалась поставить Израилю реактивную авиацию; правительство в Оттаве сообщило («Нью-Йорк Таймс», 22 сентября), что «перед принятием этого решения оно консультировалось с США». В течение всего этого времени предвыборная кампания шла в Америке полным ходом, и демократы, стремясь снова овладеть Белым Домом, побивали все прежние рекорды в своих посулах по адресу «еврейских избирателей»: мэр Нью-Йорка потребовал, например, чтобы Израиль получал своё вооружение «в качестве подарка», т. е. даром; республиканские кандидаты были несколько более сдержанными, однако, когда открылись предвыборные конвенты (республиканский в Сан-Франциско, демократический в Чикаго, оба в августе), между про-еврейскими обязательствами обеих партий трудно было найти разницу, т. ч. израильская «Jerusalem Post» спокойно могла бы повторить (а возможно и действительно повторила) своё заявление 1952 года, что «для еврейского избирателя» между обоими кандидатами в президенты «нет большой разницы». В «программах внешней политики» обеих партий единственными существенными пассажами были относившиеся к Израилю; все остальные внешне-политические заявления были набором общих слов, не заслуживавших внимания. Напротив, обязательства по отношению к Израилю были предельно ясными и конкретными.
В программе республиканской партии, кандидатом которой был единогласно избран президент Эйзенхауэр, было сказано: «Мы считаем сохранение существования Израиля важным догматом американской внешней политики. Мы полны решимости поддержать целостность независимого еврейского государства. Независимость Израиля мы поддержим против всякой вооружённой агрессии». В демократической программе говорилось: «Демократическая партия будет активно действовать с целью исправления опасного неравновесия в вооружениях, созданного коммунистическими поставками вооружения Египту, путём снабжения Израиля оборонительным оружием, и предпримет все необходимые шаги, включая гарантию безопасности Израиля, для предотвращения агрессии и войны на Ближнем Востоке» («опасное неравновесие в вооружениях» отражало, разумеется, пропагандную сказку о «беззащитном» Израиле, противостоящем вооружённым до зубов арабским странам; мы уже цитировали ранее высказанное американским военным зкспертом, Хансоном Болдвином, убеждение, что военная мощь Израиля превосходила все семь арабских стран, взятых вместе). Обе политических программы отражали картину пол-мира в ярме у сионистов, полностью согласуясь с соответственными заявлениями правительства Англии. К собственно американским интересам обе программы не имели никакого отношения, отражая лишь сионистский контроль над выборной механикой Америки или же, по крайней мере, слепую веру партийных, менеджеров в наличие такого контроля. События, по всем данным, подтверждают эту веру: посулившая евреям больше Демократическая партия завоевала большинство в Конгрессе, хотя президентом и был переизбран номинальный «республиканец» Эйзенхауэр.
Единственное другое важное событие обоих конвентов имеет, казалось бы, мало отношения к теме настоящей книги, но в будущем может возыметь немалое значение: это было вторичное утверждение Ричарда Никсона «напарником» Эйзенхауэра предвыборной кампании, т. е. фактически вице-президентом. Состояние здоровья Эйзенхауэра придавало должности вице-президента значительно большую важность, чем обычно, и возможность наследования Никсоном президентского поста между 1956 и 1960 гг. явно считалась в тех кругах, что управляют нынешней Америкой, большой опасностью; были поэтому приложены все усилия, чтобы противодействовать утверждению кандидатуры Никсона. Это в нашем веке вовсе не было удивительным; чему действительно можно удивляться, это тому, что эти попытки провалились. Можно надеяться, что когда-то на западном горизонте появятся сильные люди, которым удастся сбросить ярмо, довлеющее над американской и английской политической жизнью и этот провал закулисных генгефтмахеров был возможно проблеском зари грядущего освобождения; личность Ричарда Никсона приобретает поэтому в наши дни символическое значение, даже если он сам, случись ему стать президентом, вряд ли сможет разорвать свои цепи. (Прим. перев.: Дуглас Рид вновь предвосхищает события, наступившие через много лет по написании его книги. Никсон стал президентом, одержав блестящие выборные победы в 1968 и, в особенности, в 1972 гг., но уже в 1973 г. стал жертвой беспрецедентной клеветнической газетной кампании, вошедшей в историю под именем Уотергейта. В августе 1974 г. Никсон был вынужден подать в отставку, что было неслыханным событием во всей истории США. Как и предвидел Д. Рид, сломить диктатуру лево-либерального и сионистского «эстеблишмента» не удалось и Никсону).
Причиной столь непримиримой враждебности было прежде всего то, что Никсон не был «интернационалистом». Мало того, он сыграл ведущую роль в разоблачении и осуждении Альджера Хисса, советского шпиона в правительстве Рузвельта. Именно с этого момента ему неизменно была обеспечена «плохая пресса» не только в Америке, но и во всём «западном» мире. С таким «чёрным пятном» на его репутации, Никсон внушал опасения, что достигнув высшего поста он сможет взбунтоваться против кабалы, которой почти без исключения подчинялись все американские президенты и английские премьер-министры с начала нашего столетия. Само собой разумеется, что дело не обошлось и без обычного обвинения в «антисемитизме»; знакомому раввину пришлось выступить в защиту Никсона от ни на чём не основанной клеветы. Короче говоря, в кампании с целью помешать его выдвижению в президентские «напарники» были применены все средства политической интриги с необычной до тех пор энергией. Влиятельный политик из ближайшего окружения президента был специально освобождён на несколько недель от всех прочих дел, чтобы организовать во всеамериканском масштабе кампанию «Остановите Никсона!» с комитетами, массовыми собраниями и плакатами. На широкую публику, однако, это не произвело большого впечатления и Никсон явно продолжал оставаться одним из популярнейших кандидатов. С целью свалить его, демократическая партия (столь же заинтересованная в поражении Ннксона, как и известные круги в его собственной, республиканской партии) изобрела новую тактику утверждения кандидатов в вице-президенты. Вместо того, чтобы предоставить право своему президентскому кандидату (Адлай Стивенсон) самому назначить своего «напарника», как это всегда практиковалось до тех пор, на демократическом конвенте было решено сделать вице-президентский пост также объектом выборов; из числа нескольких претендентов избранным от демократов оказался сенатор Эстес Кефовер, один из самых усердных сионистов в своей партии. Целью этого манёвра было заставить республиканскую партию также следовать этой «демократической процедуре», заменив, таким образом, простое назначение кандидата в вице-президенты его выборами из числа нескольких лиц. Республиканцы не замедлили последовать этому примеру, и Никсон, как и Эйзенхауэр, был избран единогласно. Это событие, как и умелое поведение Никсона во время болезни Эйзенхауэра, которого он успешно замещал, ещё более повысили его шансы быть в один прекрасный день лично избранным в президенты, и его популярность возросла в такой степени, какой до того не могли себе представить его противники. Его политическая карьера до сего времени (написано в 1956 г. — прим. перев.) делает его фигурой, подающей такие же надежды, как и Иден в 1938 г., и можно ожидать, что на высшем посту в своей стране он примет меры для оздоровления американской внешней и внутренней политики (см. примечание выше).
После утверждения кандидатов в президенты и вице-президенты Америка на время вздохнула с облегчением. Переизбрание Эйзенхауэра считалось обеспеченным, и печатная реклама стала изображать его как «того, кто избавил нас от войны». Это весьма походило на то, что писалось в своё время и о Вудро Вильсоне в 1916 г. и о Рузвельте в 1940 г., но к 1956 г. передышка хотя бы на три года считалась благом, и Эйзенхауэр пожинал преждевременные лавры «миротворца», сколь бы сомнительными они ни представлялись внимательным политическим наблюдателям. Автор был свидетелем выборов в 1956 г., как и предыдущих в 1952 г., и полностью отдавал себе отчёт в том, что фактически война — локализованная или всеобщая — была на носу. По его мнению, передышка могла бы быть выиграна, если бы день выборов президента (6 ноября) прошёл без взрыва на Ближнем Востоке, который вне всякого сомнения подготовлялся с сионистской стороны в течение долгого времени: из практики известно, что по окончании выборов сионистское давление на время ослабевает. Автор помнит, как он 20 октября сказал одному из своих американских друзей, что если ближайшие 17 дней пройдут без войны, то можно надеяться, что мир будет от неё избавлен на ближайшие три или четыре года. Он имел в виду то, что в американских политических кругах именуется «законом Фарлея», названного так по имени необычайно ловкого партийного воротилы, Джеймса А. Фарлея, которому приписывались ранние выборные успехи Франклина Д. Рузвельта. Суть этого «закона» сводится к тому, что к середине октября избирательного года американцы уже решают внутри себя, за кого они подадут голос, и что изменить их решение может лишь неожиданная смерть их кандидата, война или какой-либо особенно крупный скандал между серединой октября и 6 ноября. На следующий день после израильского нападения на Египет известный комментатор Джон О. Доннель писал: «Представители Госдепартамента, Пентагона (военное министерство) и главных квартир обеих политических партий не сомневаются в том, что Израиль открыл военные действия против Египта в полной уверенности, что Соединённые Штаты не рискнут в случае еврейской войны предпринимать что-либо накануне выборов своего президента… До политического руководства страны дошли сведения, что американские сионисты уведомили Тель-Авив, что для Израиля правительство демократов в Америке под Стивенсоном и Кефовером будет более выгодным, чем республиканское под Эйзенхауэром и Никсоном» («Нью-Йорк Дейли Ньюс»).