Страница:
Дон Хуан всем сердцем был с ним, ибо он не меньше Карлоса был заинтересован в исходе погони и горе его было столь же велико.
С ним были два десятка пеонов, все верные тагносы, и хоть война не была их призванием и ремеслом, но сочувствие и искреннее стремление услужить хозяевам, к которым они были очень привязаны, делали их настоящими воинами.
Если только они успеют нагнать похитителей, за исход битвы бояться нечего. Судя по всему, что известно об этой шайке, она невелика и не слишком опасна. Будь иначе, воры не ушли бы из долины, ограничившись такой ничтожной добычей. Если догнать их, прежде чем они присоединятся к своему племени, все может еще кончиться хорошо — их заставят вернуть награбленное и пленницу и, может быть, дорого заплатить за все беды и страдания, которых они были виною. Итак, выиграть время — вот что было важнее всего, и преследователи решили двинуться в путь с первыми лучами рассвета.
Карлос совсем не спал в эту ночь, а дон Хуан лишь изредка на минуту забывался тревожным сном. Оба не раздевались и не ложились. Карлос сидел у постели матери, которая все еще не вполне оправилась от нанесенного ей удара и бредила во сне.
Охотник сидел молча, погруженный в раздумье. Он перебирал в уме всевозможные планы и догадки. К какому племени могла принадлежать эта шайка? Это не апачи и не команчи. И тех и других он встречал, возвращаясь домой. Они держались дружелюбно и ни словом не упоминали о каких-либо столкновениях с жителями СанИльдефонсо. И, кроме того, ни те, ни другие не стали бы действовать такой малочисленной кучкой. Карлос только жалел, что похитители не были ни команчами, ни апачами. Ведь узнай любое из этих племен, что похищенная девушка — его сестра, ему тотчас вернули бы ее, в этом он не сомневался. Но нет — ни те, ни другие не имели к этому отношения. Так кто же? Юты? Дон Хуан говорил, что все в долине уверены в этом. Если так, надежда не потеряна: Карлос торговал с одной из ветвей этого могущественного и воинственного племени. Он даже в дружбе с некоторыми вождями ютов, но сейчас их здесь нет — они пошли войной на северные поселения.
И снова его мысль возвращалась к хикариллам. Это трусливое и жестокое племя, и они ему смертельные враги. Они рады бы завладеть его скальпом. И если сестра попала к хикариллам, горька будет ее участь. При одной мысли, что ждет тогда Роситу, Карлоса пробрала дрожь, и он вскочил, судорожно сжимая руки.
Близилось утро. Пеоны были уже на ногах и при оружии. Оседланные лошади и мулы ждали во дворе, и дон Хуан объявил, что все готово. Карлос подошел к матери проститься. Она знаком попросила его ниже наклониться над постелью. Старуха была еще очень слаба, она потеряла много крови и говорила с трудом, еле слышно.
— Сын мой, — сказала она, когда Карлос нагнулся к ней, — знаешь ли ты, за какими индейцами ты пускаешься в погоню?
— Нет, матушка, — ответил Карлос, — но боюсь, что это хикариллы, наши враги.
— Скажи, они отращивают бороду? Носят они драгоценные перстни?
— Нет, матушка. Почему вы спрашиваете? Вы же знаете, у них нет бороды!.. Бедная матушка, — шепнул он дону Хуану, — после того страшного удара мысли ее путаются.
— Иди же по следу! — продолжала мать Карлоса, не слыхавшая его последних слов. — Иди по следу… Может быть, он приведет тебя к… — И она прошептала что-то ему на ухо.
Карлос вздрогнул, точно услышанное поразило его.
— Что?! — сказал он. — Вы так думаете, матушка ?
— У меня есть подозрение, только подозрение… Но ты иди по следу, он приведет тебя… Иди по следу и убедись сам!
— Не сомневайтесь, матушка, уж я проверю.
— Прежде чем уйдешь, обещай одно: не горячись, будь осторожен!
— Не бойтесь, матушка! Я буду осторожен.
— Если это правда…
— Если это правда, я скоро вернусь. Да хранит вас Бог, матушка! Кровь моя кипит… Не могу больше медлить! Да хранит вас Бог! Прощайте!
Минуту спустя вереница всадников во главе с Карлосом и доном Хуаном выехала из широких ворот и свернула на дорогу, ведущую прочь из долины.
Глава XXIX
Глава XXX
Глава XXXI
С ним были два десятка пеонов, все верные тагносы, и хоть война не была их призванием и ремеслом, но сочувствие и искреннее стремление услужить хозяевам, к которым они были очень привязаны, делали их настоящими воинами.
Если только они успеют нагнать похитителей, за исход битвы бояться нечего. Судя по всему, что известно об этой шайке, она невелика и не слишком опасна. Будь иначе, воры не ушли бы из долины, ограничившись такой ничтожной добычей. Если догнать их, прежде чем они присоединятся к своему племени, все может еще кончиться хорошо — их заставят вернуть награбленное и пленницу и, может быть, дорого заплатить за все беды и страдания, которых они были виною. Итак, выиграть время — вот что было важнее всего, и преследователи решили двинуться в путь с первыми лучами рассвета.
Карлос совсем не спал в эту ночь, а дон Хуан лишь изредка на минуту забывался тревожным сном. Оба не раздевались и не ложились. Карлос сидел у постели матери, которая все еще не вполне оправилась от нанесенного ей удара и бредила во сне.
Охотник сидел молча, погруженный в раздумье. Он перебирал в уме всевозможные планы и догадки. К какому племени могла принадлежать эта шайка? Это не апачи и не команчи. И тех и других он встречал, возвращаясь домой. Они держались дружелюбно и ни словом не упоминали о каких-либо столкновениях с жителями СанИльдефонсо. И, кроме того, ни те, ни другие не стали бы действовать такой малочисленной кучкой. Карлос только жалел, что похитители не были ни команчами, ни апачами. Ведь узнай любое из этих племен, что похищенная девушка — его сестра, ему тотчас вернули бы ее, в этом он не сомневался. Но нет — ни те, ни другие не имели к этому отношения. Так кто же? Юты? Дон Хуан говорил, что все в долине уверены в этом. Если так, надежда не потеряна: Карлос торговал с одной из ветвей этого могущественного и воинственного племени. Он даже в дружбе с некоторыми вождями ютов, но сейчас их здесь нет — они пошли войной на северные поселения.
И снова его мысль возвращалась к хикариллам. Это трусливое и жестокое племя, и они ему смертельные враги. Они рады бы завладеть его скальпом. И если сестра попала к хикариллам, горька будет ее участь. При одной мысли, что ждет тогда Роситу, Карлоса пробрала дрожь, и он вскочил, судорожно сжимая руки.
Близилось утро. Пеоны были уже на ногах и при оружии. Оседланные лошади и мулы ждали во дворе, и дон Хуан объявил, что все готово. Карлос подошел к матери проститься. Она знаком попросила его ниже наклониться над постелью. Старуха была еще очень слаба, она потеряла много крови и говорила с трудом, еле слышно.
— Сын мой, — сказала она, когда Карлос нагнулся к ней, — знаешь ли ты, за какими индейцами ты пускаешься в погоню?
— Нет, матушка, — ответил Карлос, — но боюсь, что это хикариллы, наши враги.
— Скажи, они отращивают бороду? Носят они драгоценные перстни?
— Нет, матушка. Почему вы спрашиваете? Вы же знаете, у них нет бороды!.. Бедная матушка, — шепнул он дону Хуану, — после того страшного удара мысли ее путаются.
— Иди же по следу! — продолжала мать Карлоса, не слыхавшая его последних слов. — Иди по следу… Может быть, он приведет тебя к… — И она прошептала что-то ему на ухо.
Карлос вздрогнул, точно услышанное поразило его.
— Что?! — сказал он. — Вы так думаете, матушка ?
— У меня есть подозрение, только подозрение… Но ты иди по следу, он приведет тебя… Иди по следу и убедись сам!
— Не сомневайтесь, матушка, уж я проверю.
— Прежде чем уйдешь, обещай одно: не горячись, будь осторожен!
— Не бойтесь, матушка! Я буду осторожен.
— Если это правда…
— Если это правда, я скоро вернусь. Да хранит вас Бог, матушка! Кровь моя кипит… Не могу больше медлить! Да хранит вас Бог! Прощайте!
Минуту спустя вереница всадников во главе с Карлосом и доном Хуаном выехала из широких ворот и свернула на дорогу, ведущую прочь из долины.
Глава XXIX
Еще не рассвело, когда отряд выехал в путь, но это не значит, что всадники поторопились сверх меры. Карлос знал, что они и в темноте могут следовать по дороге, по которой ехали накануне уланы; а когда они доберутся до места, где те повернули обратно, будет уже достаточно светло.
За пять миль от ранчо дона Хуана дорога разделялась на две: одна вела на юг — по ней накануне вечером приехал Карлос; другая отходила налево и, уже почти не сворачивая, вела к Пекосу, к тому месту, где реку можно было перейти вброд. Отпечатки копыт показывали, что солдаты вчера свернули налево.
Стало совсем светло. По этой наезженной, хорошо знакомой дороге можно было бы пуститься галопом. Но охотник не смотрел на дорогу, на ясные следы копыт,
— он внимательно осматривал землю по обе стороны дороги, и потому приходилось ехать медленнее.
По обочинам дороги, как показывали следы, недавно прошло стадо. Без сомнения, это было стадо, украденное у дона Хуана, голов с полсотни. Карлос сказал, что, судя по следам, стадо прогнали тут два дня назад, и это совпадало с временем, когда были украдены быки дона Хуана.
Вскоре отряд выехал из долины и оказался на равнине, по которой протекает Пекос. Они собирались направиться прямиком к реке, до которой оставалось еще две мили, как вдруг Бизон, бежавший впереди, круто свернул налево. Зоркий глаз Карлоса различил на земле след, по которому пробежала собака. След этот отделялся от тех, что оставили уланы, и шел на север.
И Карлосу и дону Хуану показалось странным, что Бизон повернул в эту сторону: тут не было ни дороги, ни тропы; казалось, собака просто бежит по следу какого-то животного. Может быть, Бизон уже однажды проходил этой дорогой?
Карлос спешился, чтобы осмотреть следы.
— Четыре лошади и мул! — сказал он дону Хуану.
— Две лошади кованы только на передние ноги, две другие и мул совсем не подкованы. На всех были всадники. Мул шел впереди… возможно, с поклажей. Нет! — прибавил он, всмотревшись еще. — Это не вьючный мул!
Чтобы разобраться во всем этом, охотнику не понадобилось и пяти минут. Почти всем его спутникам это казалось просто чудом
— быть может, даже всем, кроме Антонио. И, однако, Карлос не ошибся ни в одной мелочи. Еще несколько минут он тщательно осматривал следы.
— Время совпадает, — опять обратился он к дону Хуану. — Они прошли здесь вчера рано утром, еще роса не высохла. А от твоего дома они ускакали, когда еще не наступила полночь? Ты в этом уверен?
— Уверен, — ответил скотовод. — В полночь я уже вернулся с пожара вместе с твоей матушкой. В этом я вполне уверен.
— Еще один вопрос. Как, по-твоему, дон Хуан, сколько индейцев было тогда у твоего дома? Много? Мало?
— По-моему, немного. За деревьями мы не увидали, сколько. А когда они поднимали крик, слышны были дватри голоса зараз. И по следам похоже, что шайка была совсем маленькая. Может быть, эти самые индейцы и сожгли ваше ранчо, а потом прискакали ко мне. У них было для этого достаточно времени.
— Вот и я думаю, что это те самые, — сказал Карлос, все еще склоняясь над отпечатками копыт. — А это, наверно, и есть их следы.
— По-твоему, это они и есть? — переспросил дон Хуан.
— Да… Смотри-ка! Странно, правда?
И Карлос указал на Бизона, который снова подбежал к ним и скулил: ему явно не терпелось бежать дальше по найденному следу.
— Очень странно, — ответил дон Хуан. — Похоже, что он тут не первый раз.
— Возможно, — сказал Карлос. — Но в этом мы после разберемся. Сперва посмотрим, куда направлялись те храбрые вояки. Я хочу знать это, прежде чем свернуть с большой дороги. В путь, и поскорее!
Они пришпорили лошадей и поскакали по дороге. Охотник, как и прежде, был впереди всех. И, как прежде, он зорко осматривал землю по сторонам, проверяя, не отходит ли от дороги, по которой они едут, еще какой-нибудь след.
Время от времени дорогу, действительно, пересекала случайная тропинка, но видно было, что протоптана она уже давно, а за последнее время ни один всадник не проезжал по ней. И Карлос ехал мимо, не придерживая коня, чтобы осмотреть ее подробнее.
За двадцать минут отряд доскакал до реки Пекос и остановился у брода. Ясно видно было, что и солдаты останавливались здесь и, не перейдя реки, повернули обратно. Но стадо и верховые, сопровождавшие его, двумя днями раньше переправились на тот берег, — так сказал Карлос. Следы их отчетливо виднелись на прибрежном иле.
Карлос поехал по мелководью на другой берег. С первого взгляда он увидел, что здесь не проходил ни один солдат, только стадо в сорок или пятьдесят голов.
Карлос долго и тщательно осматривал не только илистый берег, но и открывающуюся за ним равнину, потом сделал знак дону Хуану и остальным, чтобы они тоже перешли брод.
Когда дон Хуан подъехал к нему, Карлос сказал уверенно:
— Тебе повезло! Ты можешь вернуть свое стадо.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что оно было здесь какие-нибудь сутки назад. Его гонят четверо всадников. За это время стадо не могло уйти далеко.
— А как ты все это узнал?
— Ну, это не так трудно, — спокойно сказал охотник. — У тебя угнали скот люди на тех же лошадх, которые прошли вон там… — Он указал на следы и продолжал: — Очень возможно, что мы найдем все стадо среди тех отрогов. — И Карлос показал на обрывистые кряжи — отроги Льяно Эстакадо, отходящие далеко в долину от крутого, обрывистого края плоскогорья. Отсюда, от брода, до них было миль десять.
— Так что же, поедем туда? — спросил дон Хуан.
Карлос ответил не сразу. Как видно, он еще не решил и мысленно взвешивал, какой путь избрать.
— Да, — медленно и серьезно сказал он наконец. — Лучше проверить все до конца. Может быть, все мои страшные подозрения ошибочны. И она — она тоже могла ошибиться. Оба следа еще могут сойтись.
Все это он говорил почти про себя, и дон Хуан, хоть и слышал его слова, но не понял их. Он уже хотел спросить Карлоса, что это значит, но охотник внезапно пришпорил коня и, дав спутникам знак не отставать, поскакал по следу украденного стада.
Меньше чем через час они доскакали до глубокой лощины. Здесь часть долины, точно залив, далеко вдавалась между выступами высокого плоскогорья. Они въехали в это своеобразное ущелье — и необычайное зрелище представилось им. Все ущелье было полно черных стервятников. Они сотнями сидели на скалистых склонах, парили в воздухе, подскакивали по дну ущелья, хлопая огромными крыльями, точно радуясь чему-то. Были тут и койот, и волк, и медведь гризли; они бродили по ущелью или вступали в драку, хотя драться было не из-за чего — еды с избытком хватало на всех. Несколько десятков полуобглоданных остовов валялось на земле, и, подойдя ближе, дон Хуан и его пастухи узнали остатки собственного стада.
— Говорил я тебе, дон Хуан, — произнес Карлос хриплым от волнения голосом, — но этого я не ожидал. Хитро придумано! Ведь быки могли и выбраться отсюда, вернуться домой, и тогда… А, подлый негодяй! Матушка была права — это он! Это он!
— Кто, Карлос? О чем ты говоришь? — спросил дон Хуан, озадаченный этими странными, отрывистыми восклицаниями.
— Не спрашивай сейчас, дон Хуан! Скоро я все объясню тебе… Скоро, но не сейчас. Голова моя точно в огне, и сердце… Скоро, скоро! Тайны больше нет. Я знаю все! С самого начала я подозревал… Я видел его тогда, на празднике… Я видел, какими глазами он на нее смотрел, мерзавец!.. А, деспот! Я вырву твое сердце из груди!.. Едем, дон Хуан!.. Антонио! Друзья! За мной! Едем по следу. Он совсем ясный. Я знаю, куда он приведет… Да, я знаю! Вперед!
И, вонзив шпоры в бока своего коня, охотник помчался назад, к броду.
Дон Хуан и остальные спутники, недоумевая, поскакали за ним.
У брода они не остановились. Карлос погнал коня в воду, весь отряд последовал его примеру. Не остановились они и в том месте, где следы поворачивали на север. Бизон кинулся вперед, изредка он подавал голос; всадники скакали за ним по пятам.
Не проехали они и мили, как след круто повернул — теперь он вел к городу!
На лицах дона Хуана и пеонов отразилось удивление, но охотник нимало не удивился. Он-то этого и ждал. Нет, в лице его не было изумления. В нем было нечто другое, нечто гораздо более страшное!
Глаза Карлоса глубоко ушли в глазницы и сверкали, точно грозное пламя пылало в них. Он стиснул зубы, плотно сжал побелевшие губы и, казалось, обдумывал, а быть может, и принял уже какое-то отчаянное решение. Он почти не смотрел на следы, ему уже не надо было отыскивать дорогу. Он хорошо знал, куда едет!
Тропа пересекала топкую низину. Пробираясь по ней, Бизон весь перемазался в рыжей глине. Такая же глина пристала к его косматой шерсти, когда он прибежал накануне.
Дон Хуан сразу обратил на это внимание.
— Пес уже был здесь раньше! — сказал он.
— Знаю, — ответил Карлос. — Знаю… все знаю! Никакой тайны нет осталось. Терпение, друг! Ты тоже все узнаешь, а пока дай мне подумать. У меня ни на что больше нет времени.
След все еще вел к городу. Он не вернулся в долину, а по отлогому склону поднялся на плоскогорье и шел теперь почти параллельно его отвесному краю.
— Хозяин! — сказал Антонио, поравнявшись с Карлосом. — Эти следы не индейских лошадей. Разве что индейцы их украли. Тут были две военные лошади. Я эти следы знаю. И не простые — офицерские, по подковам вижу.
Карлос не проявил ни малейшего удивления, услыхав это, и ни слова не ответил метису. Видимо, он был поглощен своими мыслями.
Думая, что хозяин не слышал или не понял его, Антонио вновь повторил то же самое. Тогда Карлос наконец посмотрел в его сторону.
— Дорогой мой Антонио, — сказал он, — ты думаешь, я слеп? Или глуп?
Он сказал это без гнева. Антонио понял и, придержав коня, опять присоединился к остальным.
Так ехали они то вскачь, то замедляя шаг, чтобы немного передохнули усталые лошади. Так ехали они по следу, и след неуклонно вел к городу.
Наконец они достигли того места, где дорога, извиваясь, спускалась с плоскогорья в долину. По этой извилистой тропе поднимался Карлос в день святого Иоанна, чтобы показать свое искусство наездника. Наверху, в том месте, где начинался спуск, Карлос приказал своему отрду остановиться и в сопровождении одного только дона Хуана подъехал к самому краю выступающего вперед утеса — место это называется Утес загубленной девушки. Именно здесь остановил он тогда коня.
Они подъехали к краю обрыва. Отсюда видны были вся долина и город.
— Видишь вон тот дом? — спросил охотник, показывая на громадное здание, высившееся поодаль от других, на полпути между всадниками и городом.
— Крепость?
— Да, крепость.
— Вижу, а что?
— Она там!
За пять миль от ранчо дона Хуана дорога разделялась на две: одна вела на юг — по ней накануне вечером приехал Карлос; другая отходила налево и, уже почти не сворачивая, вела к Пекосу, к тому месту, где реку можно было перейти вброд. Отпечатки копыт показывали, что солдаты вчера свернули налево.
Стало совсем светло. По этой наезженной, хорошо знакомой дороге можно было бы пуститься галопом. Но охотник не смотрел на дорогу, на ясные следы копыт,
— он внимательно осматривал землю по обе стороны дороги, и потому приходилось ехать медленнее.
По обочинам дороги, как показывали следы, недавно прошло стадо. Без сомнения, это было стадо, украденное у дона Хуана, голов с полсотни. Карлос сказал, что, судя по следам, стадо прогнали тут два дня назад, и это совпадало с временем, когда были украдены быки дона Хуана.
Вскоре отряд выехал из долины и оказался на равнине, по которой протекает Пекос. Они собирались направиться прямиком к реке, до которой оставалось еще две мили, как вдруг Бизон, бежавший впереди, круто свернул налево. Зоркий глаз Карлоса различил на земле след, по которому пробежала собака. След этот отделялся от тех, что оставили уланы, и шел на север.
И Карлосу и дону Хуану показалось странным, что Бизон повернул в эту сторону: тут не было ни дороги, ни тропы; казалось, собака просто бежит по следу какого-то животного. Может быть, Бизон уже однажды проходил этой дорогой?
Карлос спешился, чтобы осмотреть следы.
— Четыре лошади и мул! — сказал он дону Хуану.
— Две лошади кованы только на передние ноги, две другие и мул совсем не подкованы. На всех были всадники. Мул шел впереди… возможно, с поклажей. Нет! — прибавил он, всмотревшись еще. — Это не вьючный мул!
Чтобы разобраться во всем этом, охотнику не понадобилось и пяти минут. Почти всем его спутникам это казалось просто чудом
— быть может, даже всем, кроме Антонио. И, однако, Карлос не ошибся ни в одной мелочи. Еще несколько минут он тщательно осматривал следы.
— Время совпадает, — опять обратился он к дону Хуану. — Они прошли здесь вчера рано утром, еще роса не высохла. А от твоего дома они ускакали, когда еще не наступила полночь? Ты в этом уверен?
— Уверен, — ответил скотовод. — В полночь я уже вернулся с пожара вместе с твоей матушкой. В этом я вполне уверен.
— Еще один вопрос. Как, по-твоему, дон Хуан, сколько индейцев было тогда у твоего дома? Много? Мало?
— По-моему, немного. За деревьями мы не увидали, сколько. А когда они поднимали крик, слышны были дватри голоса зараз. И по следам похоже, что шайка была совсем маленькая. Может быть, эти самые индейцы и сожгли ваше ранчо, а потом прискакали ко мне. У них было для этого достаточно времени.
— Вот и я думаю, что это те самые, — сказал Карлос, все еще склоняясь над отпечатками копыт. — А это, наверно, и есть их следы.
— По-твоему, это они и есть? — переспросил дон Хуан.
— Да… Смотри-ка! Странно, правда?
И Карлос указал на Бизона, который снова подбежал к ним и скулил: ему явно не терпелось бежать дальше по найденному следу.
— Очень странно, — ответил дон Хуан. — Похоже, что он тут не первый раз.
— Возможно, — сказал Карлос. — Но в этом мы после разберемся. Сперва посмотрим, куда направлялись те храбрые вояки. Я хочу знать это, прежде чем свернуть с большой дороги. В путь, и поскорее!
Они пришпорили лошадей и поскакали по дороге. Охотник, как и прежде, был впереди всех. И, как прежде, он зорко осматривал землю по сторонам, проверяя, не отходит ли от дороги, по которой они едут, еще какой-нибудь след.
Время от времени дорогу, действительно, пересекала случайная тропинка, но видно было, что протоптана она уже давно, а за последнее время ни один всадник не проезжал по ней. И Карлос ехал мимо, не придерживая коня, чтобы осмотреть ее подробнее.
За двадцать минут отряд доскакал до реки Пекос и остановился у брода. Ясно видно было, что и солдаты останавливались здесь и, не перейдя реки, повернули обратно. Но стадо и верховые, сопровождавшие его, двумя днями раньше переправились на тот берег, — так сказал Карлос. Следы их отчетливо виднелись на прибрежном иле.
Карлос поехал по мелководью на другой берег. С первого взгляда он увидел, что здесь не проходил ни один солдат, только стадо в сорок или пятьдесят голов.
Карлос долго и тщательно осматривал не только илистый берег, но и открывающуюся за ним равнину, потом сделал знак дону Хуану и остальным, чтобы они тоже перешли брод.
Когда дон Хуан подъехал к нему, Карлос сказал уверенно:
— Тебе повезло! Ты можешь вернуть свое стадо.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что оно было здесь какие-нибудь сутки назад. Его гонят четверо всадников. За это время стадо не могло уйти далеко.
— А как ты все это узнал?
— Ну, это не так трудно, — спокойно сказал охотник. — У тебя угнали скот люди на тех же лошадх, которые прошли вон там… — Он указал на следы и продолжал: — Очень возможно, что мы найдем все стадо среди тех отрогов. — И Карлос показал на обрывистые кряжи — отроги Льяно Эстакадо, отходящие далеко в долину от крутого, обрывистого края плоскогорья. Отсюда, от брода, до них было миль десять.
— Так что же, поедем туда? — спросил дон Хуан.
Карлос ответил не сразу. Как видно, он еще не решил и мысленно взвешивал, какой путь избрать.
— Да, — медленно и серьезно сказал он наконец. — Лучше проверить все до конца. Может быть, все мои страшные подозрения ошибочны. И она — она тоже могла ошибиться. Оба следа еще могут сойтись.
Все это он говорил почти про себя, и дон Хуан, хоть и слышал его слова, но не понял их. Он уже хотел спросить Карлоса, что это значит, но охотник внезапно пришпорил коня и, дав спутникам знак не отставать, поскакал по следу украденного стада.
Меньше чем через час они доскакали до глубокой лощины. Здесь часть долины, точно залив, далеко вдавалась между выступами высокого плоскогорья. Они въехали в это своеобразное ущелье — и необычайное зрелище представилось им. Все ущелье было полно черных стервятников. Они сотнями сидели на скалистых склонах, парили в воздухе, подскакивали по дну ущелья, хлопая огромными крыльями, точно радуясь чему-то. Были тут и койот, и волк, и медведь гризли; они бродили по ущелью или вступали в драку, хотя драться было не из-за чего — еды с избытком хватало на всех. Несколько десятков полуобглоданных остовов валялось на земле, и, подойдя ближе, дон Хуан и его пастухи узнали остатки собственного стада.
— Говорил я тебе, дон Хуан, — произнес Карлос хриплым от волнения голосом, — но этого я не ожидал. Хитро придумано! Ведь быки могли и выбраться отсюда, вернуться домой, и тогда… А, подлый негодяй! Матушка была права — это он! Это он!
— Кто, Карлос? О чем ты говоришь? — спросил дон Хуан, озадаченный этими странными, отрывистыми восклицаниями.
— Не спрашивай сейчас, дон Хуан! Скоро я все объясню тебе… Скоро, но не сейчас. Голова моя точно в огне, и сердце… Скоро, скоро! Тайны больше нет. Я знаю все! С самого начала я подозревал… Я видел его тогда, на празднике… Я видел, какими глазами он на нее смотрел, мерзавец!.. А, деспот! Я вырву твое сердце из груди!.. Едем, дон Хуан!.. Антонио! Друзья! За мной! Едем по следу. Он совсем ясный. Я знаю, куда он приведет… Да, я знаю! Вперед!
И, вонзив шпоры в бока своего коня, охотник помчался назад, к броду.
Дон Хуан и остальные спутники, недоумевая, поскакали за ним.
У брода они не остановились. Карлос погнал коня в воду, весь отряд последовал его примеру. Не остановились они и в том месте, где следы поворачивали на север. Бизон кинулся вперед, изредка он подавал голос; всадники скакали за ним по пятам.
Не проехали они и мили, как след круто повернул — теперь он вел к городу!
На лицах дона Хуана и пеонов отразилось удивление, но охотник нимало не удивился. Он-то этого и ждал. Нет, в лице его не было изумления. В нем было нечто другое, нечто гораздо более страшное!
Глаза Карлоса глубоко ушли в глазницы и сверкали, точно грозное пламя пылало в них. Он стиснул зубы, плотно сжал побелевшие губы и, казалось, обдумывал, а быть может, и принял уже какое-то отчаянное решение. Он почти не смотрел на следы, ему уже не надо было отыскивать дорогу. Он хорошо знал, куда едет!
Тропа пересекала топкую низину. Пробираясь по ней, Бизон весь перемазался в рыжей глине. Такая же глина пристала к его косматой шерсти, когда он прибежал накануне.
Дон Хуан сразу обратил на это внимание.
— Пес уже был здесь раньше! — сказал он.
— Знаю, — ответил Карлос. — Знаю… все знаю! Никакой тайны нет осталось. Терпение, друг! Ты тоже все узнаешь, а пока дай мне подумать. У меня ни на что больше нет времени.
След все еще вел к городу. Он не вернулся в долину, а по отлогому склону поднялся на плоскогорье и шел теперь почти параллельно его отвесному краю.
— Хозяин! — сказал Антонио, поравнявшись с Карлосом. — Эти следы не индейских лошадей. Разве что индейцы их украли. Тут были две военные лошади. Я эти следы знаю. И не простые — офицерские, по подковам вижу.
Карлос не проявил ни малейшего удивления, услыхав это, и ни слова не ответил метису. Видимо, он был поглощен своими мыслями.
Думая, что хозяин не слышал или не понял его, Антонио вновь повторил то же самое. Тогда Карлос наконец посмотрел в его сторону.
— Дорогой мой Антонио, — сказал он, — ты думаешь, я слеп? Или глуп?
Он сказал это без гнева. Антонио понял и, придержав коня, опять присоединился к остальным.
Так ехали они то вскачь, то замедляя шаг, чтобы немного передохнули усталые лошади. Так ехали они по следу, и след неуклонно вел к городу.
Наконец они достигли того места, где дорога, извиваясь, спускалась с плоскогорья в долину. По этой извилистой тропе поднимался Карлос в день святого Иоанна, чтобы показать свое искусство наездника. Наверху, в том месте, где начинался спуск, Карлос приказал своему отрду остановиться и в сопровождении одного только дона Хуана подъехал к самому краю выступающего вперед утеса — место это называется Утес загубленной девушки. Именно здесь остановил он тогда коня.
Они подъехали к краю обрыва. Отсюда видны были вся долина и город.
— Видишь вон тот дом? — спросил охотник, показывая на громадное здание, высившееся поодаль от других, на полпути между всадниками и городом.
— Крепость?
— Да, крепость.
— Вижу, а что?
— Она там!
Глава XXX
В эту минуту по асотее шагал взад и вперед какойто человек. Это был не часовой, хотя с обеих сторон асотеи стояло по часовому; они были вооружены карабинами, их головы и плечи виднелись над зубчатыми башнями крепости.
Человек, который расхаживал взад и вперед, был офицер, и та часть асотеи, где он прогуливался, расположенная над офицерскими квартирами, отделялась от остальной крыши стеной такой же высоты, как и весь парапет. Притом это огороженное место было священно — здесь редко раздавались грубые шаги обыкновенных солдат. Это была как бы верхняя палуба крепости.
Офицер был в полной форме, хотя и не при исполнении обязанностей, но по стилю и покрою его мундира с первого взгляда ясно было, что этот вояка — большой франт и любит во всякое время щеголять в полном параде. Он носил свои золотые галуны и пестрый мундир, как павлин — пышное оперение. То и дело он приостанавливался и окидывал взглядом свои лакированные сапоги, проверял, стройны ли у него ноги, или любовался перстнями, которыми были унизаны его белые, холеные пальцы.
При этом он был отнюдь не красавец и не герой, но это не мешало ему воображать себя и тем и другим — Аполлоном и Марсом сразу.
А был он полковником испанской армии, комендантом крепости, ибо офицер этот был не кто иной, как Вискарра.
Вполне довольный собственной наружностью, он, как видно, был очень недоволен чем-то другим. На лице его лежала тень, которую не могло прогнать даже созерцание собственных лакированных сапог и лилейнобелых рук. Какая-то мысль тяготила его и даже заставляла порою вздрагивать и беспокойно оглядываться по сторонам.
— Да ведь это был только сон, — бормотал он. — И зачем я об этом думаю? Это был только сон.
Произнося эти отрывочные фразы, он смотрел себе под ноги, а когда поднял глаза, случайно взглянул в сторону Утеса загубленной девушки. Впрочем, нет, не случайно: ведь этот утес тоже привиделся ему во сне, и взгляд его следовал за мыслями.
В то мгновение, как взгляд его упал на вершину утеса, Вискарра вздрогнул, точно увидел перед собою страшный призрак, и невольно ухватился за парапет. Кровь отхлынула от его щек, челюсть отвисла, он быстро, прерывисто дышал.
Что же было причиной такого волнения? Быть может, силуэт далекого всадника на самой вершине утеса, четко вырисовывавшийся в бледном небе? Что в этом зрелище так испугало коменданта? А он был смертельно испуган. Послушаем его.
— Боже мой! Боже мой, это он! Его лошадь… Он !.. Совсем как в моем сне… Это он! Мне страшно смотреть на него! Не могу…
На секунду офицер отвернулся и закрыл лицо руками.
Секунда — и он опять поднял глаза. Не любопытство, но страх заставил его, точно завороженного, снова поглядеть в ту сторону. Всадник исчез. Ни лошади, ни человека — ни единого пятнышка не видно было на фоне неба над обрывом.
— Наверно, мне опять померещилось? — все еще дрожа, спросил себя трус. — Наверно, померещилось… Там никого нет, и уж во всяком случае… Как бы он мог? Он за сотни миль отсюда! Мне просто показалось ! — И он захохотал. — Что это со мной, хотел бы я знать? Тот страшный сон сбил меня с толку. Черт побери! Не буду больше об этом думать!
И он зашагал взад и вперед еще быстрее, чем прежде, воображая, что это отвлечет его от неприятных мыслей. Но всякий раз, поворачиваясь, он невольно смотрел в сторону утеса, пытливо оглядывал весь край обрыва, и в этом взгляде был страх. Но всадник — или призрак — не появлялся больше, и Вискарра понемногу начал успокаиваться.
По каменным ступеням застучали шаги. Кто-то поднимался по лестнице.
Вот показалась голова, плечи, и на асотею шагнул капитан Робладо.
Он и Вискарра поздоровались, из чего можно было понять, что в этот день они еще не виделись. В сущности, оба только недавно встали. Час был не слишком поздний для светских людей, которые ведь не ложатся спать спозаранку. Робладо только что позавтракал и вышел на асотею, чтобы в свое удовольствие выкурить гавану.
— Да, забавный был маскарад! — расхохотался он, закуривая сигару. — Право слово! Я насилу смыл с себя краску. И охрип после всех этих воплей — за неделю голос не вернется! Ха-ха! Никогда еще девицу не покоряли и не завоевывали столь сложным, романтическим способом! На пастухов напали, овец увели и разогнали на все четыре стороны, быков угнали и перебили, как на бойне, старуху стукнули по голове, дом подпалили… Да еще разъезжали целых три дня взад и вперед, наряжались индейцами, орали до хрипоты… Столько хлопот — и все ради какой-то простой девчонки, ради дочки отъявленной колдуньи! Ха-ха! Прямо как глава из какой-нибудь восточной сказки… из «Тысячи и одной ночи», скажем. Только вот девицу не спасет никакой волшебник или странствующий рыцарь. — И Робладо снова захохотал.
Его речь разоблачила то, о чем, быть может, читатель уже догадался: что недавний набег «дикарей» был делом рук самих Робладо и Вискарры, затеянным для того, чтобы тайно похитить сестру охотника на бизонов. «Индейцы», которые угнали овец и быков, напали на асиенду дона Хуана, подожгли ранчо Карлоса и увезли Роситу, — эти «индейцы» были: полковник Вискарра, капитан Робладо, сержант Гомес и солдат по имени Хосе — еще один подчиненный полковника, доверенный и послушный его слуга.
Их было только четверо — с самого начала предполагалось, что четверых достаточно для осуществления подлого дела. Слухи и страхи, распространившиеся по долине, наделяли четверых силою четырех сотен. Притом, чем меньше посвященных в секрет, тем лучше. Так осторожно и хитро рассудил Робладо.
И действовали они весьма хитроумно. С самого начала и до конца партия была обдумана и разыграна с мастерством, достойным лучшего применения. На пастухов впервые напали наверху, на плоскогорье, чтобы убедительнее прозвучало известие о появлении враждебно настроенных индейцев. Из крепости посланы были солдаты на разведку, жителей призывали к осторожности — все для того же: чтобы больше поразить воображение. И когда после этого угнали быков, никто уже не мог сомневаться, что в долине появились дикие индейцы. Этот грабеж помог участникам гнусного маскарада убить сразу двух зайцев: осуществляя главный свой замысел, они заодно еще и подло отомстили молодому скотоводу.
Загнав его быков в ущелье и перебив их, они тоже преследовали двойную цель. Прежде всего они рады были нанести ему ущерб, но главное — они боялись, что, если оставить скот на произвол судьбы, он может найти дорогу назад, на ферму. А если бы вернулись быки, будто бы украденные индейцами, это вызвало бы подозрения. Теперь же они надеялись, что задолго до того, как кто-нибудь случайно наткнется на место бойни, волки и стервятники сделают свое дело, и догадки придется строить на одних костях. Это было всего вероятнее. Ведь пока длится тревога, вызванная нападением индейцев, вряд ли кто-нибудь отважится заглянуть в эти места. Тут нет ни жилья, ни дороги, тут проезжают изредка одни индейцы.
Даже когда дело дошло до развязки и жертву наконец похитили, ее не повезли прямо в крепость: ведь даже и ее надо было ввести в заблуждение. И вот ее, связанную, посадили на мула, которого погонял один из негодяев, и предоставили ей смотреть, какой дорогой они едут, вплоть до того места, где надо было свернуть к городу. Здесь ей завязали глаза кожаным поясом и так привезли в крепость, и, разумеется, она не знала, далеко ли ее завезли и что это за место, где ей позволили наконец отдохнуть.
Каждый акт дьявольской драмы был задуман столь тонко и разыгран столь искусно, что это делало честь если не сердцу, то уму капитана Робладо. Он же был и главным актером во всем этом представлении.
Вискарру на первых порах одолевали кое-какие сомнения; не совесть удерживала его, а собственная неумелость и боязнь разоблачения. Ведь это могло серьезно повредить ему. Если раскроется такой злодейский умысел, весть о нем мгновенно облетит всю страну. И тогда он погиб.
Красноречие Робладо, вдохновляемое его низкими намерениями, взяло верх над слабым сопротивлением начальника; а раз согласившись на эту затею, он и сам находил все это очень увлекательным и забавным. Шутовские воззвания и россказни об индейцах, наводившие ужас на жителей, и хвалы, которые воздавались при этом коменданту, действующему при этом столь доблестно и неутомимо, — все это оказалось приятным развлечением среди однообразия солдатской жизни. И в те несколько дней, что длилось нашествие «дикарей», у коменданта и капитана не было недостатка в поводах для смеха и веселья. Они так ловко все проделали, что наутро после заключительного набега грабителей и похищения Роситы ни одна душа в Сан-Ильдефонсо, если не считать самих офицеров и двух их помощников, нимало не сомневалась: всему виною настоящие дикие индейцы!
Впрочем, в одной душе шевелилось подозрение, только подозрение, — в душе старухи-матери. Даже сама Росита думала, что она в руках индейцев… если она вообще могла думать.
Человек, который расхаживал взад и вперед, был офицер, и та часть асотеи, где он прогуливался, расположенная над офицерскими квартирами, отделялась от остальной крыши стеной такой же высоты, как и весь парапет. Притом это огороженное место было священно — здесь редко раздавались грубые шаги обыкновенных солдат. Это была как бы верхняя палуба крепости.
Офицер был в полной форме, хотя и не при исполнении обязанностей, но по стилю и покрою его мундира с первого взгляда ясно было, что этот вояка — большой франт и любит во всякое время щеголять в полном параде. Он носил свои золотые галуны и пестрый мундир, как павлин — пышное оперение. То и дело он приостанавливался и окидывал взглядом свои лакированные сапоги, проверял, стройны ли у него ноги, или любовался перстнями, которыми были унизаны его белые, холеные пальцы.
При этом он был отнюдь не красавец и не герой, но это не мешало ему воображать себя и тем и другим — Аполлоном и Марсом сразу.
А был он полковником испанской армии, комендантом крепости, ибо офицер этот был не кто иной, как Вискарра.
Вполне довольный собственной наружностью, он, как видно, был очень недоволен чем-то другим. На лице его лежала тень, которую не могло прогнать даже созерцание собственных лакированных сапог и лилейнобелых рук. Какая-то мысль тяготила его и даже заставляла порою вздрагивать и беспокойно оглядываться по сторонам.
— Да ведь это был только сон, — бормотал он. — И зачем я об этом думаю? Это был только сон.
Произнося эти отрывочные фразы, он смотрел себе под ноги, а когда поднял глаза, случайно взглянул в сторону Утеса загубленной девушки. Впрочем, нет, не случайно: ведь этот утес тоже привиделся ему во сне, и взгляд его следовал за мыслями.
В то мгновение, как взгляд его упал на вершину утеса, Вискарра вздрогнул, точно увидел перед собою страшный призрак, и невольно ухватился за парапет. Кровь отхлынула от его щек, челюсть отвисла, он быстро, прерывисто дышал.
Что же было причиной такого волнения? Быть может, силуэт далекого всадника на самой вершине утеса, четко вырисовывавшийся в бледном небе? Что в этом зрелище так испугало коменданта? А он был смертельно испуган. Послушаем его.
— Боже мой! Боже мой, это он! Его лошадь… Он !.. Совсем как в моем сне… Это он! Мне страшно смотреть на него! Не могу…
На секунду офицер отвернулся и закрыл лицо руками.
Секунда — и он опять поднял глаза. Не любопытство, но страх заставил его, точно завороженного, снова поглядеть в ту сторону. Всадник исчез. Ни лошади, ни человека — ни единого пятнышка не видно было на фоне неба над обрывом.
— Наверно, мне опять померещилось? — все еще дрожа, спросил себя трус. — Наверно, померещилось… Там никого нет, и уж во всяком случае… Как бы он мог? Он за сотни миль отсюда! Мне просто показалось ! — И он захохотал. — Что это со мной, хотел бы я знать? Тот страшный сон сбил меня с толку. Черт побери! Не буду больше об этом думать!
И он зашагал взад и вперед еще быстрее, чем прежде, воображая, что это отвлечет его от неприятных мыслей. Но всякий раз, поворачиваясь, он невольно смотрел в сторону утеса, пытливо оглядывал весь край обрыва, и в этом взгляде был страх. Но всадник — или призрак — не появлялся больше, и Вискарра понемногу начал успокаиваться.
По каменным ступеням застучали шаги. Кто-то поднимался по лестнице.
Вот показалась голова, плечи, и на асотею шагнул капитан Робладо.
Он и Вискарра поздоровались, из чего можно было понять, что в этот день они еще не виделись. В сущности, оба только недавно встали. Час был не слишком поздний для светских людей, которые ведь не ложатся спать спозаранку. Робладо только что позавтракал и вышел на асотею, чтобы в свое удовольствие выкурить гавану.
— Да, забавный был маскарад! — расхохотался он, закуривая сигару. — Право слово! Я насилу смыл с себя краску. И охрип после всех этих воплей — за неделю голос не вернется! Ха-ха! Никогда еще девицу не покоряли и не завоевывали столь сложным, романтическим способом! На пастухов напали, овец увели и разогнали на все четыре стороны, быков угнали и перебили, как на бойне, старуху стукнули по голове, дом подпалили… Да еще разъезжали целых три дня взад и вперед, наряжались индейцами, орали до хрипоты… Столько хлопот — и все ради какой-то простой девчонки, ради дочки отъявленной колдуньи! Ха-ха! Прямо как глава из какой-нибудь восточной сказки… из «Тысячи и одной ночи», скажем. Только вот девицу не спасет никакой волшебник или странствующий рыцарь. — И Робладо снова захохотал.
Его речь разоблачила то, о чем, быть может, читатель уже догадался: что недавний набег «дикарей» был делом рук самих Робладо и Вискарры, затеянным для того, чтобы тайно похитить сестру охотника на бизонов. «Индейцы», которые угнали овец и быков, напали на асиенду дона Хуана, подожгли ранчо Карлоса и увезли Роситу, — эти «индейцы» были: полковник Вискарра, капитан Робладо, сержант Гомес и солдат по имени Хосе — еще один подчиненный полковника, доверенный и послушный его слуга.
Их было только четверо — с самого начала предполагалось, что четверых достаточно для осуществления подлого дела. Слухи и страхи, распространившиеся по долине, наделяли четверых силою четырех сотен. Притом, чем меньше посвященных в секрет, тем лучше. Так осторожно и хитро рассудил Робладо.
И действовали они весьма хитроумно. С самого начала и до конца партия была обдумана и разыграна с мастерством, достойным лучшего применения. На пастухов впервые напали наверху, на плоскогорье, чтобы убедительнее прозвучало известие о появлении враждебно настроенных индейцев. Из крепости посланы были солдаты на разведку, жителей призывали к осторожности — все для того же: чтобы больше поразить воображение. И когда после этого угнали быков, никто уже не мог сомневаться, что в долине появились дикие индейцы. Этот грабеж помог участникам гнусного маскарада убить сразу двух зайцев: осуществляя главный свой замысел, они заодно еще и подло отомстили молодому скотоводу.
Загнав его быков в ущелье и перебив их, они тоже преследовали двойную цель. Прежде всего они рады были нанести ему ущерб, но главное — они боялись, что, если оставить скот на произвол судьбы, он может найти дорогу назад, на ферму. А если бы вернулись быки, будто бы украденные индейцами, это вызвало бы подозрения. Теперь же они надеялись, что задолго до того, как кто-нибудь случайно наткнется на место бойни, волки и стервятники сделают свое дело, и догадки придется строить на одних костях. Это было всего вероятнее. Ведь пока длится тревога, вызванная нападением индейцев, вряд ли кто-нибудь отважится заглянуть в эти места. Тут нет ни жилья, ни дороги, тут проезжают изредка одни индейцы.
Даже когда дело дошло до развязки и жертву наконец похитили, ее не повезли прямо в крепость: ведь даже и ее надо было ввести в заблуждение. И вот ее, связанную, посадили на мула, которого погонял один из негодяев, и предоставили ей смотреть, какой дорогой они едут, вплоть до того места, где надо было свернуть к городу. Здесь ей завязали глаза кожаным поясом и так привезли в крепость, и, разумеется, она не знала, далеко ли ее завезли и что это за место, где ей позволили наконец отдохнуть.
Каждый акт дьявольской драмы был задуман столь тонко и разыгран столь искусно, что это делало честь если не сердцу, то уму капитана Робладо. Он же был и главным актером во всем этом представлении.
Вискарру на первых порах одолевали кое-какие сомнения; не совесть удерживала его, а собственная неумелость и боязнь разоблачения. Ведь это могло серьезно повредить ему. Если раскроется такой злодейский умысел, весть о нем мгновенно облетит всю страну. И тогда он погиб.
Красноречие Робладо, вдохновляемое его низкими намерениями, взяло верх над слабым сопротивлением начальника; а раз согласившись на эту затею, он и сам находил все это очень увлекательным и забавным. Шутовские воззвания и россказни об индейцах, наводившие ужас на жителей, и хвалы, которые воздавались при этом коменданту, действующему при этом столь доблестно и неутомимо, — все это оказалось приятным развлечением среди однообразия солдатской жизни. И в те несколько дней, что длилось нашествие «дикарей», у коменданта и капитана не было недостатка в поводах для смеха и веселья. Они так ловко все проделали, что наутро после заключительного набега грабителей и похищения Роситы ни одна душа в Сан-Ильдефонсо, если не считать самих офицеров и двух их помощников, нимало не сомневалась: всему виною настоящие дикие индейцы!
Впрочем, в одной душе шевелилось подозрение, только подозрение, — в душе старухи-матери. Даже сама Росита думала, что она в руках индейцев… если она вообще могла думать.
Глава XXXI
— Да, великолепная шутка, честное слово! — с хохотом продолжал Робладо, дымя своей сигарой. — С тех пор как мы забрались в эту чертову глушь, мне еще ни разу не случалось так позабавиться. Что ж, и на пограничном посту можно найти себе развлечение, если действовать умеючи. А сколько хлопот нам доставило это дело! Но, дорогой комендант, скажите-ка, строго между нами, — теперь-то вы уже можете судить,
— стоило ли так хлопотать?
— Я очень жалею, что мы это сделали, — самым серьезным тоном ответил комендант.
Робладо посмотрел ему в лицо и впервые увидел, как хмур и мрачен его собеседник. Занятый своей сигарой, он до сих пор этого не замечал.
— Вот так так! — воскликнул он. — Что случилось, полковник? Вы выглядите совсем не так, как подобает человеку в вашем положении. Вы ведь должны были провести несколько приятнейших часов! Что-нибудь неладно?
— Все неладно.
— Что такое? Вы были у нее?
— Только на минуту, и с меня хватит.
— Не понимаю вас, дорогой полковник.
— Она сумасшедшая.
— Как — сумасшедшая?
— Да, буйная. Заговаривается так, что я в ужас пришел. Счастлив был поскорее уйти. Там остался Хосе, он за нею присматривает. Я просто не мог слушать, как она бормочет. Поверьте, у меня пропала всякая охота оставаться.
— Ну, это пустяки! — сказал Робладо. — Через день-другой она придет в себя. Она все еще думает, что попала к дикарям, которые хотят ее убить и снять с нее скальп. Вы с успехом можете ее разуверить, как только она придет в себя. Она-то может знать правду, я тут беды не вижу. Все равно вам придется ей сказать, и чем раньше, тем лучше: больше останется времени, чтобы она успела с этим примириться. Теперь она у нас уютно пристроена в четырех стенах, и у них нет ни глаз, ни ушей, так что вы действуйте на досуге. Никто ничего не подозревает, никто и не может подозревать. Все только и думают, что об индейцах, ха-ха! Говорят, этот ее поклонник, дон Хуан, хочет собрать отряд и пуститься в погоню за краснокожими! — И Робладо снова расхохотался. — Ничего у него не выйдет: с ним слишком мало считаются, и никому нет дела ни до его скота, ни до колдуньиной дочки. Будь это кто-нибудь еще, дело, пожалуй, приняло бы другой оборот. А сейчас нам нечего бояться, что все раскроется. Если бы еще появился сам охотник на бизонов…
— стоило ли так хлопотать?
— Я очень жалею, что мы это сделали, — самым серьезным тоном ответил комендант.
Робладо посмотрел ему в лицо и впервые увидел, как хмур и мрачен его собеседник. Занятый своей сигарой, он до сих пор этого не замечал.
— Вот так так! — воскликнул он. — Что случилось, полковник? Вы выглядите совсем не так, как подобает человеку в вашем положении. Вы ведь должны были провести несколько приятнейших часов! Что-нибудь неладно?
— Все неладно.
— Что такое? Вы были у нее?
— Только на минуту, и с меня хватит.
— Не понимаю вас, дорогой полковник.
— Она сумасшедшая.
— Как — сумасшедшая?
— Да, буйная. Заговаривается так, что я в ужас пришел. Счастлив был поскорее уйти. Там остался Хосе, он за нею присматривает. Я просто не мог слушать, как она бормочет. Поверьте, у меня пропала всякая охота оставаться.
— Ну, это пустяки! — сказал Робладо. — Через день-другой она придет в себя. Она все еще думает, что попала к дикарям, которые хотят ее убить и снять с нее скальп. Вы с успехом можете ее разуверить, как только она придет в себя. Она-то может знать правду, я тут беды не вижу. Все равно вам придется ей сказать, и чем раньше, тем лучше: больше останется времени, чтобы она успела с этим примириться. Теперь она у нас уютно пристроена в четырех стенах, и у них нет ни глаз, ни ушей, так что вы действуйте на досуге. Никто ничего не подозревает, никто и не может подозревать. Все только и думают, что об индейцах, ха-ха! Говорят, этот ее поклонник, дон Хуан, хочет собрать отряд и пуститься в погоню за краснокожими! — И Робладо снова расхохотался. — Ничего у него не выйдет: с ним слишком мало считаются, и никому нет дела ни до его скота, ни до колдуньиной дочки. Будь это кто-нибудь еще, дело, пожалуй, приняло бы другой оборот. А сейчас нам нечего бояться, что все раскроется. Если бы еще появился сам охотник на бизонов…