Кажется, этот рассказ не удивил Рейну. Напротив, она приняла его как нечто само собой разумеющееся, кроме одного.
   – И у тебя не осталось совсем никаких воспоминаний? – спросила она. – Ты все еще ничего не помнишь?
   – Да так… какие-то смутные обрывки. – Перси кинул взгляд на гончих.
   Ему не хотелось говорить про Аннабет. Это казалось слишком личным, и он пока еще не понимал, где ее искать. Он был уверен, что они встречались в каком-то лагере, но явно не в этом – этот казался совсем другим.
   И еще ему не хотелось делиться этим единственным четким воспоминанием: лицо Аннабет, ее светлые волосы и серые глаза, ее манера смеяться, обхватывать его руками и целовать, если он делал какую-нибудь глупость.
   Наверно, она много меня целовала, подумал Перси.
   Он боялся, что если заговорит с кем-нибудь об этом воспоминании, то оно рассеется, как дым. Он не хотел этим рисковать.
   Рейна крутанула по столешнице свой кинжал.
   – Большая часть того, что ты говоришь, вполне типична для полубогов. В определенном возрасте мы тем или иным путем попадаем в Волчье Логово. Там мы проходим испытание и подготовку. Если Лупа находит, что мы достойны, она отправляет нас в легион. Но я никогда не слышала, чтобы кто-то терял память. Как ты нашел лагерь Юпитера?
   Перси поведал ей о трех последних днях – о горгонах, которые никак не хотели умирать, о старушке, которая оказалась богиней, и, наконец, о встрече с Хейзел и Фрэнком у туннеля в холме.
   В этом месте повествование подхватила Хейзел. Она рассказала, какой Перси герой, какой он храбрый, отчего ему стало неловко. Он всего лишь согласился отнести хипповатую старушку в лагерь.
   Рейна разглядывала Перси.
   – Для новобранца тебе слишком много лет. Сколько – шестнадцать?
   – Кажется…
   – Если бы ты жил все эти годы сам по себе, без подготовки или помощи, то тебя бы уже не было. Сын Нептуна? У тебя должна быть мощная аура, которая привлекает всевозможных монстров.
   – Да, – сказал Перси. – Они говорили, что у меня запах.
   На лице Рейны мелькнула непроизвольная улыбка, и Перси проникся надеждой. Может, она в конечном счете не лишена человеческих качеств?..
   – До Волчьего Логова ты ведь должен был жить где-то, – настаивала она.
   Перси пожал плечами. Юнона что-то говорила о том, что он дремал, и у него было какое-то смутное представление, что он спал – и, может, довольно долго. Но это не имело смысла.
   Рейна вздохнула.
   – Что ж, собаки не сожрали тебя, значит, я думаю, ты говоришь правду.
   – Отлично. В следующий раз мне пройти испытание на детекторе лжи?
   Рейна встала, принялась ходить туда и обратно перед знаменами. Металлические собаки водили вслед за ней головами.
   – Даже если я соглашусь с тем, что ты – не враг, – сказала она наконец, – ты все равно не сможешь стать обычным легионером. Царица Олимпа не появляется просто так в лагере, чтобы сообщить о прибытии нового полубога. Чтобы кто-то из главных богов посещал нас вот так, собственной персоной… – Она покачала головой. – Я об этом только легенды слышала. И сын Нептуна… это нехорошее предзнаменование. В особенности теперь.
   – А что плохого в Нептуне? – спросил Перси. – И что ты имеешь в виду, говоря «в особенности теперь»?
   Хейзел бросила на него предостерегающий взгляд.
   Рейна продолжала расхаживать туда и обратно.
   – Ты сражался с сестрами Медузы, которые не появлялись несколько тысяч лет. Ты взбудоражил наших ларов, которые назвали тебя грекусом. И на тебе странные символы – эта футболка, бусины на твоем шнурке. Что они значат?
   Перси посмотрел на свою оранжевую футболку. Когда-то на ней было что-то написано, но теперь слова выцвели. Ему бы выбросить эту футболку несколько недель назад. Она вся была драная. Но он никак не мог с ней расстаться. Он стирал ее в ручьях, в фонтанах, старался изо всех сил. А потом надевал снова.
   Что касается шнурка, то каждая из четырех бусинок была украшена своим символом. На одной был трезубец. На другой – миниатюрное золотое руно. На третьей было вытравлено изображение лабиринта, а на четвертой – здание… может быть, Эмпайр-стейт-билдинг? А вокруг него выгравированы названия, незнакомые Перси. Эти бусинки почему-то казались ему важными, как фотографии из семейного альбома, но он не помнил, что они значат.
   – Не знаю.
   – А твой меч? – спросила Рейна.
   Перси сунул руку в карман. Ручка, как и всегда, вернулась туда. Он ее вытащил, но потом вдруг понял, что не показывал меч Рейне. Хейзел и Фрэнк тоже его не видели. Откуда Рейне стало про него известно?
   Делать вид, что его нет, слишком поздно… Он снял колпачок. Анаклузмос вытянулся в полную длину. Хейзел ахнула. Гончие залаяли.
   – Это что такое? – спросила Хейзел. – Я такого меча еще не видела.
   – А я видела, – мрачно сказала Рейна. – Он очень старый – греческая разновидность. У нас раньше в арсенале было несколько таких… – Она помолчала. – Металл называется небесной бронзой. Он смертелен для монстров, как имперское золото, только встречается реже.
   – Имперское золото? – уточнил Перси.
   Рейна обнажила свой кинжал. И конечно, клинок у него был золотым.
   – Этот металл был освящен в древности в римском Пантеоне. Его существование было тщательно хранимой тайной императоров – их оружием для того, чтобы убивать монстров, которые угрожали существованию империи. У нас было и другое оружие такого рода, но теперь… перебиваемся кое-как. Я пользуюсь этим кинжалом. У Хейзел – спата, кавалерийский меч. Большинство легионеров пользуются более короткими мечами, которые называются «гладиусы». Но твое оружие совсем не римское. Это еще один знак того, что ты – не типичный полубог. И твоя рука…
   – Что моя рука?
   Рейна подняла свою руку. Прежде Перси не обратил внимания, но у нее на внутренней стороне предплечья была татуировка: буквы SPQR, перекрещенные меч и факел, а ниже четыре параллельные линии, как черточки.
   Перси бросил взгляд на Хейзел.
   – У нас у всех это есть, – подтвердила та, поднимая руку. – У всех действительных членов легиона.
   На татуировке Хейзел тоже имелись буквы SPQR, но у нее была только одна черточка, и эмблема у нее была другая: черный символ-фигурка, напоминающий крест с изогнутыми кверху руками и головой.
 
 
   Перси посмотрел на свои руки. Несколько царапин, немного грязи, чешуйка от сосиски с тертым сыром, но никаких татуировок.
   – Значит, ты никогда не был ни в одном из легионов, – заключила Рейна. – Удалить эти значки невозможно. Я подумала, может… – Она покачала головой, словно отказываясь от этой мысли.
   Хейзел подалась вперед.
   – Если он в одиночку сумел уцелеть, то, может, он видел Джейсона. – Она повернулась к Перси. – Ты когда-нибудь видел полубогов вроде нас? Парня в пурпурной футболке с отметинами на руке…
   – Хейзел. – В голосе Рейны послышалось напряжение. – У Перси и без того хватает проблем.
   Перси прикоснулся к кончику своего меча, и Анаклузмос сжался в авторучку.
   – Нет, ребята, я никого вроде вас прежде не видел. Кто такой Джейсон?
   Рейна посмотрела на Хейзел недовольным взглядом.
   – Он мой… Он был командиром, как я. – Она махнула рукой в сторону второго стула. – В легионе обычно два избранных претора. Джейсон Грейс, сын Юпитера, был нашим вторым претором. Но он исчез в октябре.
   Перси попытался произвести подсчеты в уме. Во время своего путешествия он не очень следил за календарем, но Юнона упомянула, что сейчас июнь.
   – Ты хочешь сказать, что он отсутствует шесть месяцев? И вы не заменили его?
   – Он не мог умереть, – запротестовала Хейзел. – Мы не потеряли надежду его найти.
   Рейна поморщилась. У Перси возникло такое ощущение, что этот парень, Джейсон, был для нее больше, чем просто товарищем.
   – Выборы могут происходить двояко, – сказала Рейна. – Либо легион поднимает кого-то на щит после большого успеха на поле боя – но у нас не было никаких крупных сражений, – либо мы проводим голосование вечером двадцать четвертого июня на Празднике Фортуны. Через пять дней.
   Перси нахмурился.
   – Фортуна – что это?
   – Фортуна – это богиня удачи. То, что происходит на празднике в ее честь, определяет события всего следующего года. Она может подарить лагерю удачу… или жуткое невезение.
   Рейна и Хейзел посмотрели на пустую стойку, словно вспоминая о том, что там должно находиться.
   Холодок пробежал по коже Перси.
   – Праздник Фортуны?.. Об этом говорили горгоны. И Юнона тоже. Они говорили, что в этот день лагерь подвергнется атаке, что-то говорилось о большой сильной богине по имени Гея и армии. И о том, что Смерть нужно освободить… Ты хочешь сказать, что этот день наступает на нынешней неделе?
   Пальцы Рейны так сильно сжали рукоятку кинжала, что даже побелели.
   – Не смей говорить об этом за пределами принципии, – приказала она. – Я не позволю тебе распространять панику в лагере.
   – Значит, так оно и есть… Ты знаешь, что должно случиться? Мы можем это предотвратить?
   Перси только что познакомился с этими людьми. Он даже не был уверен, что Рейна ему нравится. Но он хотел им помочь. Они были такими же, как он, полубогами. У них были одни и те же враги. И потом, Перси помнил, что сказала ему Юнона: под угрозу поставлено не только существование лагеря. Может быть уничтожена его прежняя жизнь, боги, весь мир. Он не знал, что надвигается на них, но грядущие события могли стать эпохальными.
   – Ну ладно, пока хватит – поговорили, – оборвала его Рейна. – Хейзел, отведи его на Храмовую гору. Найди Октавиана. А по пути можешь ответить на вопросы Перси. Расскажи ему о легионе.
   – Хорошо, Рейна.
   У Перси еще оставалось множество вопросов – мозг от них просто плавился. Но Рейна ясно дала понять, что аудиенция закончилась. Она убрала кинжал в ножны. Металлические собаки приподнялись и зарычали, надвинувшись на Перси.
   – Желаю удачи у авгура, Перси Джексон, – сказала Рейна. – Если Октавиан оставит тебя в живых, то мы, может быть, сравним воспоминания… о твоем прошлом.

IV. Перси

   По пути из лагеря Хейзел купила ему у Бомбило, двухголового торговца кофе, эспрессо и сдобную булочку с вишневой начинкой.
   Перси проглотил булочку в один присест. Кофе тоже был великолепен. Теперь, подумал Перси, ему еще бы душ принять, сменить одежду и выспаться – и он будет как новенькая монетка. Может быть даже, из имперского золота.
   Он увидел группу ребят в плавках и с полотенцами – они заходили в здание, из труб которого валил парок. Изнутри доносились смех и звуки плещущей воды, словно там находился бассейн. Перси был бы не прочь посетить это заведение.
   – Бани, – пояснила Хейзел. – Мы сводим тебя туда перед обедом, я надеюсь. Пока не побывал в римской бане – считай, что и не жил.
   Перси вздохнул в предвкушении.
   По мере приближения к главным воротам казармы становились больше и симпатичнее. Тут даже призраки выглядели лучше – доспехи у них были позамысловатее и аура поярче. Перси попытался расшифровать знамена и символы перед каждым зданием.
   – Вы делитесь на разные домики? – спросил он.
   – Типа того. – Хейзел пригнулась, когда над ними пролетел парнишка на гигантском орле. – У нас пять когорт, и в каждой приблизительно по сорок человек. Каждая когорта разделена на казармы на десять человек – ну вот, они и живут вместе.
   Математика всегда была слабым местом Перси, но он попытался умножить в уме.
   – Ты хочешь сказать, что в лагере двести ребят?
   – Приблизительно.
   – И все они дети богов? Да, боги времени даром не теряли.
   Хейзел рассмеялась.
   – Не все они дети главных богов. Есть сотни младших римских богов. И потом, многие обитатели лагеря – наследники. Второе или третье поколение. Полубогами были, может, их родители. Или деды и бабки.
   Перси моргнул.
   – Дети полубогов?
   – А что тебя так удивляет?
   Перси пожал плечами. В последние недели он был занят одним – как бы ему выжить. Мысль о том, что он доживет до взрослых лет и у него будут свои дети, казалась невероятной.
   – Эти… как ты их назвала?
   – Наследники, – подсказала Хейзел.
   – Вот-вот. Они имеют силу полубогов?
   – Иногда – да, иногда – нет. Но их можно обучить. Все лучшие римские полководцы и императоры – они, если ты не знаешь, объявили себя потомками богов. И по большей части они не врали. Лагерный авгур, к которому мы идем, его зовут Октавиан, он наследник, потомок Аполлона. Считается, что он наделен даром пророчества.
   – Считается?
   – Ну… ты сам увидишь. – Хейзел скорчила кислую мину.
   Это замечание не улучшило настроения Перси – в руках у этого типа, Октавиана, его судьба.
   – А эти деления, – спросил он, – когорты, или как там у вас, они по какому принципу… там объединяются дети одного божественного родителя?
   Хейзел недоуменно уставилась на него.
   – Какая ужасная мысль! Нет, офицеры сами решают, куда отправить новобранца. Если бы нас разделили по богам, то когорты имели бы разную численность. А я вообще осталась бы одна.
   Перси испытал укол сочувствия – он словно и сам побывал в такой ситуации.
   – Почему? Кто твой родитель?
   Она не успела ответить – кто-то за их спиной заорал:
   – Стой!
   К ним мчался призрак. Это был старик с животом тыковкой и такой длинной тогой, что он постоянно наступал на ее полы. Он подбежал к ним, перевел дыхание. Алая аура переливалась и поблескивала вокруг него.
   – Это он? – выдохнул призрак. – Новобранец для пятой?
   – Вителлий, – сказала Хейзел, – извини, мы спешим.
   Призрак злобно посмотрел на Перси, обошел вокруг него, разглядывая как подержанную машину.
   – Не знаю, – проворчал он. – Нам в когорту нужны только лучшие. У него все зубы целы? Он сражаться может? Конюшни умеет чистить?
   – Да, да и нет, – сказал Перси. – Кто вы?
   – Перси, это Вителлий. – Выражение лица Хейзел говорило: «Не принимай его всерьез!» – Он один из ларов. Интересуется новобранцами.
   На ближайшем крыльце захихикали другие призраки, глядя на Вителлия, который принялся вышагивать туда-сюда. При этом он все время наступал на свою тогу и подтягивал пояс с висевшим на нем мечом.
   – Да, – сказал Вителлий, – во времена Цезаря – я говорю про Юлия Цезаря, не про кого-нибудь – пятая когорта была не пустым звуком! Двенадцатый легион Фульмината, гордость Рима! А теперь? Позорище! Вот до чего мы докатились. Ты посмотри на Хейзел с ее спатой. Смешное оружие для римского легионера – этим мечом пользовались кавалеристы! А ты, парень… от тебя несет, как от греческой помойки. Ты что – в бане не бывал?
   – Занят был – сражался с горгонами, – сказал Перси.
   – Вителлий, – вмешалась Хейзел, – прежде чем Перси сможет поступить в когорту, он должен побывать у авгура. Ты бы лучше нашел Фрэнка. Он в арсенале проводит учет оружия. Ты же знаешь, как он ценит твою помощь.
   Пышные алые брови призрака взлетели вверх.
   – О, Марс всемогущий! Они позволяют новичку на испытательном сроке производить учет оружия! Нас всех ждет гибель!
   Вителлий заковылял по улице, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы подтянуть меч и подобрать тогу.
   – Прррекрасно, – проговорил Перси.
   – Извини, – сказала Хейзел. – Он такой необычный, но это один из самых старых ларов. Он известен со времени основания легиона.
   – Как он назвал легион – Фульмината?
   – Вооруженный молниями, – перевела Хейзел. – Это наш девиз. Двенадцатый легион существовал все время, пока существовала и империя. Когда империя пала, многие легионы исчезли. Мы ушли в подполье, действовали по тайным приказам самого Юпитера: оставаться живыми, набирать полубогов и их детей, не дать умереть Риму. С тех пор мы и заняты этим. Перемещаемся туда, где влияние Рима сильнее всего. Последние несколько веков мы обитаем в Америке.
   Звучало странно, но Перси вполне мог поверить в эти слова. Напротив, они даже показались ему знакомыми, словно он всегда это знал.
   – А ты из пятой когорты, – высказал он предположение. – И эта когорта, кажется, не самая популярная?
   Хейзел нахмурилась.
   – Да, я поступила в нее в прошлом сентябре.
   – Значит… за несколько недель до того, как исчез этот парень – Джейсон.
   Перси понял, что наступил на больную мозоль. Хейзел опустила взгляд. Она замолчала надолго – за это время все плитки на мостовой можно было сосчитать.
   – Идем, – сказала она наконец. – Я тебе покажу мой любимый вид.
 
   Они остановились за главными воротами. Лагерь располагался на самой высокой точке долины, так что им было видно почти все.
   Дорога шла к реке, где разделялась. Одна развилка вела на юг, через мост на холм со всеми стоящими на нем храмами. Другая дорога – на север в город, представлявший собой миниатюрную копию Древнего Рима. В отличие от военного лагеря город имел вид довольно беспорядочный, но красочный, здания вкривь и вкось лепились друг к другу. Даже с такого расстояния Перси видел, что на площади собрались люди, на открытом рынке толклись торговцы, в парках играли малыши.
   – Так тут у вас и семьи есть? – спросил он.
   – В городе – конечно. Когда тебя принимают в легион, ты должен прослужить десять лет. А уволившись, можешь идти куда угодно. Большинство полубогов уходят в мир смертных. Но для некоторых находиться там довольно опасно. Эта долина – святилище. В городе можно поступить в колледж, жениться или выйти замуж, обзавестись детьми, а состарившись, уйти на пенсию. Для людей вроде нас это единственное безопасное место. Так что многие ветераны действительно поселяются там под защитой легиона.
   Взрослые полубоги. Полубоги, которые живут, не зная страха, обзаводятся семьями, детьми… У Перси эта мысль в голове не укладывалась. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
   – Но если долина подвергнется нападению?
   Хейзел нахмурилась.
   – У нас есть оборонительные укрепления. Магические границы. Но теперь наши силы не те, что прежде. В последнее время нападения монстров становятся все более частыми. То, что ты говорил о неумирающих горгонах… мы теперь сталкиваемся с этим, когда имеем дело с другими монстрами.
   – И ты знаешь, в чем причина?
   Хейзел отвернулась. Перси чувствовал: она что-то скрывает, что-то такое, о чем ей запрещено говорить.
   – Это… это все сложно, – сказала она. – Мой брат говорит, что Смерть не…
   Ее прервал рев слона.
   Кто-то позади них крикнул:
   – Дорогу!
   Хейзел оттащила Перси в сторону, и мимо них проехал полубог на взрослом звере с хоботом в доспехах из черного кевлара. Понизу доспехов было написано «СЛОН», что показалось Перси некоторым излишеством.
   Слон протопал по дороге, потом повернул на север, направляясь к большому открытому полю, где возводились какие-то фортификационные сооружения.
   – Что это?.. – Перси закашлялся и сплюнул пыль изо рта.
   – Слон.
   – Я умею читать. Зачем на слоне пуленепробиваемые доспехи?
   – Сегодня вечером военные игры, – сказала Хейзел. – Это Ганнибал. Если бы его не взяли, он бы обиделся.
   – Ну, этого мы себе не можем позволить.
   Хейзел рассмеялась. Трудно было поверить, что всего минуту назад она выглядела такой мрачной. Интересно, что она собиралась сказать, подумал Перси. У нее есть брат. Но в то же время она заявила, что осталась бы одна, если бы их разделяли по богам-родителям.
   Одно с другим не вязалось. Хейзел казалась милой, легкой в общении и выглядела довольно взрослой для тринадцатилетней девчонки. Но еще создавалось впечатление, что она скрывала какую-то печальную тайну, словно была в чем-то виновата.
   Хейзел показала на юг через реку. Над Храмовой горой собирались тучи. Пурпурные отблески молний высвечивали статуи.
   – Октавиан занят, – сказала Хейзел. – Нам лучше пойти туда.
 
   По пути они встретили козлоногих ребят, которые брели вдоль дороги.
   – Хейзел! – крикнул один из них.
   «Козленок» засеменил к ним, ухмыляясь во весь рот.
   На нем была выцветшая гавайская рубашка, а вместо брюк – один густой козий мех. Кучерявая копна волос подпрыгивала в такт его шагам. Глаза были спрятаны за небольшими круглыми радужными очками. Он держал в руках картонку с надписью: «ПОРАБОТАЮ СПОЮ РАССКАЖУ СТИХ ПОЙДУ ВОН ЗА ДЕНАРИИ».
   – Привет, Дон, – сказала Хейзел. – Извини, но у нас нет времени…
   – Это круто! Круто! – Дон засеменил рядом с ними. – Это новенький? – Он улыбнулся Перси. – У тебя есть три денария на автобус? Потому что я забыл кошелек дома, а мне нужно добраться на работу и…
   – Дон, – укоризненно покачала головой Хейзел, – у фавнов не бывает кошельков. И работы. И домов. И автобусов у нас нет.
   – Верно, – весело согласился он. – А денарии у тебя есть?
   – Тебя зовут Дон, фавн? – спросил Перси.
   – Да. А что?
   – Ничего. – Перси старался сохранить серьезное выражение. – Почему у фавнов не бывает работы? Разве они не работают в лагере?
   – Фавны! Работают в лагере! Умора! – проблеял Дон.
   – Фавны – это свободные духи, – объяснила Хейзел. – Они тут гуляют, потому что здесь безопасно гулять и попрошайничать. Мы их терпим, но…
   – Ах, Хейзел просто великолепна! – перебил Дон. – Она такая милая! Все другие обитатели лагеря говорят: «Пошел вон, Дон». А она другая. Она говорит: «Дон, пожалуйста, пошел вон». Я ее обожаю!
   Фавн казался безобидным, но все же его присутствие вызывало у Перси беспокойство. Он не мог избавиться от ощущения, что фавны – это нечто большее, чем бездельники, клянчащие денарии.
   Дон посмотрел на землю перед ними и воскликнул:
   – Вот это повезло!
   Он потянулся к чему-то, но Хейзел крикнула:
   – Дон, нет!
   Она оттолкнула его и подобрала что-то маленькое, сверкающее. Перси мельком увидел этот предмет прежде, чем Хейзел сунула его себе в карман. Он мог бы поклясться, что это алмаз.
   – Слушай, Хейзел, – жалобным голосом сказал Дон, – на это я мог бы накупить себе пончиков на год!
   – Дон, пожалуйста, пошел вон.
   Голос Хейзел звучал взволнованно, словно она только что спасла Дона от злобного пуленепробиваемого слона.
   Фавн вздохнул.
   – Ну что поделаешь – не могу на тебя долго злиться. Но клянусь, похоже, тебе здорово везет. Каждый раз, когда ты гуляешь…
   – Пока, Дон, – быстро проговорила Хейзел. – Пошли, Перси.
   Она прибавила шагу, Перси пришлось припустить бегом, чтобы угнаться за ней.
   – Что все это значит? – спросил Перси. – Этот алмаз на дороге…
   – Пожалуйста… не спрашивай.
   Оставшуюся часть пути до Храмовой горы они проделали молча.
   Извилистая каменистая тропинка вела мимо безумного нагромождения крохотных алтарей, массивных, увенчанных куполами арок. Статуи богов, казалось, провожали Перси глазами.
   Хейзел указала на храм Беллоны.
   – Богиня войны, – сказала она. – Это мать Рейны.
   Потом они прошли мимо здоровенного склепа, украшенного человеческими черепами и металлическими пиками.
   – Пожалуйста, не надо меня туда вести, – попросил Перси.
   – Это храм Марса Ультора.
   – Марса… Ареса – бога войны?
   – Это греческое имя, – сказала Хейзел. – Но это в принципе одно и то же лицо. Ультор означает «мститель». Он второй по важности римский бог.
   Перси без особого энтузиазма выслушал это. По какой-то причине один только вид этого уродливого красного сооружения вызывал у него ожесточение.
   Он показал на вершину. Над самым большим храмом клубились тучи, куполообразная крыша покоилась на белых колоннах, окольцевавших круглый павильон.
   – А это, вероятно, храм Зевса… то есть Юпитера? Мы туда направляемся?
   – Да, – нетерпеливо сказала Хейзел. – Там занимается пророчествами Октавиан. Храм Юпитера Оптима Максима.
   Перси задумался, но латинские слова перевелись сами:
   – Юпитера… лучшего и величайшего?
   – Именно.
   – А какой титул у Нептуна? – поинтересовался Перси. – Прохладнейший и ужаснейший?
   – Ммм… не совсем. – Хейзел показала на небольшое синее здание размером с садовый сарай. Над дверью был приколочен затянутый паутиной трезубец.
   Перси заглянул внутрь. На маленьком алтаре стояла чаша с тремя засохшими, заплесневелыми яблоками.
   Сердце у него упало.
   – Да, часто посещаемое местечко.
   – Мне жаль, Перси. Дело в том… римляне всегда с опаской относились к морю. Они садились на корабли, только если другого выхода не было. Даже в наше время считается, что сын Нептуна в лагере – дурное предзнаменование. В последний раз сын Нептуна поступал в легион в… тысяча девятьсот шестом году, когда лагерь Юпитера располагался за заливом Сан-Франциско. Тогда случилось это катастрофическое землетрясение…
   – И ты хочешь сказать, что его причиной был сын Нептуна?
   – Так говорят. – Хейзел посмотрела на него с извиняющимся видом. – Но в любом случае римляне боятся Нептуна и не очень любят.
   Отлично, подумал Перси. Даже если его впустят в лагерь, любви ему ждать не приходится. В лучшем случае его будут побаиваться. Может быть, если он добьется каких-то успехов, то и ему дадут несколько заплесневелых яблок.
   И все же… стоя перед алтарем Нептуна, он испытал какой-то трепет, словно волны пробежали по его жилам.
   Перси вытащил из рюкзака последнюю еду, остававшуюся у него от путешествия, – черствую баранку. Немного, но он все же положил баранку на алтарь.