Рик Риордан. Сын Нептуна

   Хейзел не понимала, как другие черные подростки могут быть такими жестокими. Уж они-то должны были понимать – их самих все время наделяли унизительными прозвищами. Но они дразнили ее, воровали ее завтраки, постоянно просили эти знаменитые драгоценности: «Ну, где эти твои проклятые алмазы, девчонка. Дай мне один, а то я тебя поколочу!» Ее заталкивали в фонтан, кидали в нее камнями, если она пыталась приблизиться к ним на игровой площадке.
   Как бы они ни были ужасны, Хейзел никому из них не дала ни алмазов, ни золота. Она их ненавидела, но все же не настолько. И потом, она дружила с одним парнишкой – с Сэмми, – и этого было достаточно.
   Сэмми любил в шутку говорить, что она идеальная ученица святой Агнессы. Он был американцем мексиканского происхождения, а потому считал себя цветным и индейцем. «Они должны мне платить двойную стипендию», – говорил он.
   Он не был ни большим, ни сильным, но улыбался такой сумасшедшей улыбкой, что Хейзел всегда смеялась, видя ее.
   В тот день он взял ее с собой в конюшню, где подрабатывал конюхом. Это был ездовой клуб, конечно, «только для белых», но в будни он не работал, и поговаривали, что в связи с войной клуб вообще закроют, пока не надают по шапке японцам и солдаты не вернутся домой. Сэмми обычно удавалось незаметно брать с собой Хейзел, и она помогала ему ухаживать за лошадьми. Иногда они отправлялись на прогулку верхом.
   Хейзел любила лошадей. Казалось, это единственные живые существа, которые не боятся ее. Люди ее ненавидели. Кошки на нее шипели. Собаки рычали. Даже глупый хомячок в классе мисс Финли пищал от ужаса, когда она давала ему морковку. А вот лошади не возражали против ее общества. Садясь в седло, она мчалась с такой скоростью, что драгоценные камни на ее пути просто не успевали появляться. Хейзел даже чувствовала себя свободной от своего проклятия.
   В тот день она взяла темно-чалого жеребца с великолепной черной гривой. Она так быстро галопировала по полю, что Сэмми остался далеко позади. Когда он ее догнал, и сам он, и его лошадь дышали, как паровоз.
   – От чего ты бежишь? – Он рассмеялся. – Неужели я такой урод?
   Для пикника было холодновато, но они все же устроили пикничок – сели под магнолией, а лошадей привязали к забору. Сэмми привез ей кекс со свечкой по случаю дня рождения, кекс помялся, пока они скакали по полям, но ничего вкуснее Хейзел в жизни не пробовала. Они разломили его пополам и съели.
   Сэмми заговорил о войне. Он жалел, что слишком мал и его не берут в армию. Он спросил у Хейзел, стала бы она ему писать, если бы он был солдатом и его отправили за океан.
   – Конечно, глупый, – сказала она.
   Он улыбнулся. А потом, словно под воздействием неожиданного импульса, подался к ней и поцеловал в щеку.
   – С днем рождения, Хейзел!
   Это было немного. Всего один поцелуй. И даже не в губы. Но Хейзел показалось, будто она парит в воздухе. Она почти не помнила обратного пути в конюшню, не помнила, как прощалась с Сэмми. Он ей сказал, как всегда: «До завтра», но Хейзел его больше никогда не увидела.
   Когда она добралась до Французского квартала, было уже темно, а когда приблизилась к дому, теплое чувство рассеялось – его сменил страх.
   Хейзел и ее мать – она любила, чтобы ее называли Королевой Мари, – жили в старой квартире над джаз-клубом. Несмотря на то что война уже началась, в городе царило праздничное настроение. По улицам бродили призывники, они смеялись и говорили о том, как поколотят японцев. Они делали себе татуировки в салонах и предлагали руку и сердце своим возлюбленным прямо на тротуарах. Некоторые поднимались к матери Хейзел, чтобы она предсказала им будущее или чтобы купить амулеты у Мари Левеск – знаменитой королевы амулетов.
   «Нет, ты только послушай, – говорил потом кто-нибудь из посетителей, – две десятки за этот амулет. Я отнес его одному знакомому, он говорит, что это настоящий серебряный самородок. Всего за двадцать долларов! Эта колдунья с ума сошла».
   Некоторое время такие разговоры увеличивали клиентуру Королевы Мари. Проклятие Хейзел поначалу давало о себе знать довольно медленно. В первое время оно даже казалось благословением. Драгоценные камни и золото появлялись лишь изредка и никогда – в больших количествах. Королева Мари расплатилась по счетам. Они стали раз в неделю есть стейк на обед. Хейзел даже купили новое платье. Но потом пошли слухи. Люди начали понимать, какие ужасные вещи происходят с теми, кто купил эти амулеты или получал плату драгоценностями Королевы Мари. Чарли Гассо потерял в жнейке руку, на которой был золотой браслет. Мистер Генри, владелец магазина, умер от инфаркта, взяв у Королевы Мари рубин в качестве платы.
   Стали поговаривать и насчет Хейзел – как она умеет находить проклятые драгоценности, идя по улице. Теперь только заезжий люд ходил к ее матери, да и тех было немного. Мать Хейзел стала вспыльчивой. Она посматривала на Хейзел ненавидящим взглядом.
   Хейзел бесшумно – на тот случай, если у ее матери клиент, – поднялась по лестнице. Внизу в клубе оркестр настраивал инструменты. В пекарне по соседству начали готовить пончики на завтрашнее утро, и на лестнице пахло жареным маслом.
   Когда Хейзел добралась до верха, ей показалось, что из квартиры доносятся два голоса. Но когда она заглянула в гостиную, ее мать сидела одна за гадательным столом, глаза ее были закрыты, словно в трансе.
   Хейзел много раз видела ее такой – мать делала вид, что разговаривает с духами для своих клиентов. Но такого не случалось, если она была одна. Королева Мари всегда говорила дочери, что ее амулеты – вранье и жульничество. На самом деле она не верит ни в амулеты, ни в предсказания, ни в призраков. Она просто играет, как актриса или певица, и таким образом зарабатывает деньги.
   Но Хейзел знала, что ее мать все же верит в колдовство. Проклятие Хейзел вовсе не было жульничеством. Королева Мари просто не хотела думать, что это ее вина, что из-за нее Хейзел стала такой, какая она есть.
   – Это твой треклятый папочка, – ворчала Королева Мари, когда пребывала в особо мрачном настроении. – Заявляется в своем костюмчике – черное с серебром. В тот единственный раз, когда я и в самом деле вызвала духа, – что я получила? Мое желание исполнилось, а жизнь была погублена. Мне нужно было стать настоящей королевой. Это он виноват, что ты такая.
   Она так никогда и не объяснила, что это значит, и Хейзел научилась не расспрашивать ее об отце. Что толку – мать от этого только злилась.
   Хейзел смотрела, как Королева Мари бормочет что-то себе под нос, лицо у нее было спокойное и расслабленное. Хейзел поразилась тому, как она красива – без угрюмой гримасы и вечных морщин на лбу. У нее, как и у Хейзел, была великолепная копна золотисто-каштановых волос, такая же смуглая кожа цвета жареных кофейных зерен. Сейчас на ней не было красного платья или золотых браслетов, которые она надевала, чтобы произвести впечатление на клиента, – только простое белое платье. Но вид у нее был царственный, она сидела прямо, исполненная величия, в позолоченном кресле, словно и в самом деле считала себя королевой.
   – Там ты будешь в безопасности, – пробормотала она. – Вдали от богов.
   Хейзел подавила крик. Ее мать говорила чужим голосом! И этот голос вовсе не походил на женский. Тон – мягкий, успокаивающий, но еще и непререкаемый, как у гипнотизера, отдающего приказания.
   Королева Мари напряглась. Она скорчила гримасу, потом заговорила обычным своим голосом:
   – Это слишком далеко. Слишком холодно. Слишком опасно. Он сказал, чтобы я не делала этого.
   Ей ответил другой голос:
   – Да что он сделал хорошего для тебя? Дал порченого ребенка? А мы сможем использовать ее дар во благо. Мы нанесем богам ответный удар. На севере, вдали от владений богов, ты будешь под моей защитой. Я сделаю моего сына твоим защитником. Ты наконец заживешь, как королева.
   Королева Мари поморщилась.
   – Но как быть с Хейзел…
   Потом на ее лице появилась ухмылка. Оба голоса заговорили в унисон, словно обрели согласие.
   – Порченый ребенок.
   Хейзел кинулась вниз по лестнице. Сердце у нее колотилось, как бешеное.
   Внизу она столкнулась с мужчиной в черном костюме. Он ухватил ее за плечо сильными холодными пальцами.
   – Не спеши, дитя, – сказал он.
   Хейзел увидела серебряный перстень с черепом на его пальце, потом обратила внимание на странную ткань его костюма. В полутьме плотная черная шерсть, казалось, шевелится и кипит, на ней появляются изображения агонизирующих лиц, словно потерянные души пытаются сорваться со складок его одежды.
   У него был черный галстук с платиновым зажимом, рубашка цвета могильного камня. А лицо такое, что у Хейзел душа ушла в пятки. И кожа у него такой белизны, что чуть ли не отливала синевой, как холодное молоко. Сальные черные волосы ниспадали на лоб. Он улыбался доброй улыбкой, но глаза горели огнем и смотрели рассерженно, в них светилась какая-то безумная сила. Хейзел видела такой взгляд в киножурналах, которые показывали перед фильмом. Этот человек был похож на отвратительного Адольфа Гитлера. Усов, правда, у него не было, но в остальном он мог бы быть близнецом Гитлера. Или его отцом.
   Хейзел попыталась отстраниться. Но даже когда этот человек ее отпустил, она, казалось, не могла пошевелиться. Его взгляд приморозил девочку к месту.
   – Хейзел Левеск, – сказал он печальным голосом. – Какая ты стала большая.
   Хейзел затрясло. Залитое цементом крыльцо скрипело под ногами этого человека. Сверкающий камень выскочил из бетона, словно земля исторгла из себя арбузное семечко. Человек без удивления посмотрел на него. Нагнулся.
   – Не трогайте! – воскликнула Хейзел. – Он проклят!
   Он подобрал камень – идеальной формы изумруд.
   – Проклят, верно. Но не для меня. Прекрасный камень. Стоит, я думаю, больше всего этого здания. – Он сунул изумруд себе в карман. – Мне жаль, что у тебя такая судьба, дитя. Я думаю, ты меня ненавидишь.
   Хейзел не поняла его слов. Говорил этот человек печальным голосом, словно лично нес ответственность за ее жизнь. И тут ее осенило: дух в черном с серебром, который исполнил желание ее матери и погубил ее жизнь!
   Глаза ее расширились.
   – Вы? Вы мой…
   Он взял ее за подбородок.
   – Я – Плутон. Жизнь у моих детей никогда не бывает легкой, но у тебя особое бремя. Теперь тебе тринадцать, и мы должны принять меры…
   Хейзел оттолкнула его руку.
   – Вы сделали это со мной? – спросила она. – Вы прокляли меня и мою мать? Вы бросили нас?
   Слезы наполнили ее глаза. Этот белый богач в превосходном костюме был ее отцом? Ей исполнилось тринадцать, и он появился в первый раз в ее жизни и говорит, что ему жаль?
   – Вы дьявол! – закричала она. – Вы погубили наши жизни.
   – Что там наговорила тебе твоя мать, Хейзел? – Плутон прищурился. – Она тебе никогда не рассказывала, каким было ее желание? А почему ты родилась с проклятием, она не объясняла?
   Хейзел была слишком зла, чтобы говорить, но Плутон, казалось, прочел ответ у нее на лице.
   – Нет… – Он вздохнул. – Наверно, не говорила. Гораздо легче во всем винить меня.
   – Что вы хотите этим сказать?
   Плутон снова вздохнул.
   – Бедное дитя. Ты появилась на свет слишком рано. Я не очень ясно вижу твое будущее, но настанет день – и ты найдешь свое место. Потомок Нептуна смоет твое проклятие и даст мир твоей душе. Но, боюсь, до этого еще далеко…
   Хейзел не поняла его слов. Прежде чем она успела что-то ответить, Плутон протянул руку. На его ладони появились альбом для рисунков и коробка с цветными карандашами.
   – Насколько я понимаю, тебе нравятся искусство и верховая езда. Это тебе для искусства. Что касается верховой езды… – Глаза его сверкнули. – Тебе нужно освоить это самой. А пока мне нужно поговорить с твоей матерью. С днем рождения, Хейзел!
   Он повернулся и пошел вверх по лестнице – вот так, словно вычеркнул Хейзел из списка назначенных на сегодня дел и уже забыл про нее. «С днем рождения. Нарисуй картинку. Увидимся еще через тринадцать лет».
   Хейзел была ошарашена и ужасно зла, мысли ее смешались… она застыла у подножия лестницы. Ей хотелось зашвырнуть цветные карандаши куда подальше, растоптать их. Хотелось догнать Плутона и пнуть его под зад. А еще – убежать, найти Сэмми, украсть лошадь, уехать из города и никогда не возвращаться. Но ничего этого она не сделала.
   Наверху открылась дверь квартиры, и Плутон вошел внутрь.
   Хейзел все еще трясло от его ледяного прикосновения, но она прокралась наверх, посмотреть, что будет. Что он скажет Королеве Мари? И кто будет с ним разговаривать – мать Хейзел или тот ужасный голос?
   Добравшись до двери, Хейзел услышала, как они спорят. Она заглянула внутрь. Ее мать вернулась в свое нормальное состояние – она визжала, злилась, разбрасывала вещи по комнате, а Плутон пытался ее вразумить.
   – Мари, это безумие, – сказал он. – Ты будешь так далеко, что я не смогу тебя защитить.
   – Защитить? – закричала Королева Мари. – Да когда это ты меня защищал?
   Темный костюм Плутона замерцал, словно души, заточенные в материи, пришли в возбуждение.
   – Ты и понятия не имеешь… – сказал он. – Ты и ребенок живы благодаря мне. У меня повсюду враги – среди богов и людей. А теперь, когда идет война, положение только ухудшится. Ты должна остаться там, где я смогу…
   – Полиция считает меня убийцей! – вопила Королева Мари. – Мои клиенты хотят повесить меня как ведьму! А Хейзел – ее проклятие только усиливается. Твоя защита нас убивает.
   – Мари, прошу тебя… – Плутон умоляющим жестом распростер руки.
   – Нет! – Королева Мари подошла к шкафу, вытащила кожаную сумку и швырнула ее на стол. – Мы уезжаем, – сообщила она. – Можешь оставить свою защиту при себе. Мы едем на север.
   – Мари, это ловушка, – предостерег ее Плутон. – Уж не знаю, кто нашептывает тебе на ухо, кто настраивает против меня…
   – Ты сам настроил меня против себя! – Она схватила фарфоровую вазу и швырнула ее в Плутона. Ваза упала на пол – во все стороны разлетелись драгоценные камни – изумруды, рубины, алмазы. Вся коллекция Хейзел.
   – Вы погибнете, – предупредил Плутон. – Если поедете на север, то умрете обе. Я это ясно предвижу.
   – Убирайся! – заорала она.
   Хейзел хотелось, чтобы Плутон остался и спорил дальше. Хейзел вовсе не нравилось то, что говорила ее мать. Но ее отец махнул рукой и растворился в воздухе… словно он и в самом деле был духом.
   Королева Мари закрыла глаза, глубоко вздохнула. Хейзел боялась, что вот сейчас из нее снова польется тот странный голос. Но она заговорила своим обычным голосом.
   – Хейзел, – отчеканила она, – выходи из-за двери!
   Хейзел, дрожа, подчинилась. Она прижимала к груди альбом и коробку с карандашами.
   Мать посмотрела на Хейзел так, словно та была самым большим разочарованием в ее жизни. Порченое дитя – так говорил тот голос.
   – Собирайся, – приказала она. – Мы уезжаем.
   – К-куда? – пролепетала Хейзел.
   – На Аляску, – ответила Королева Мари. – Будешь заниматься делом. Мы начнем новую жизнь.
   По тому, как это было сказано, у Хейзел возникло впечатление, что они будут создавать «новую жизнь» для кого-то другого… или для чего-то другого.
   – Что имел в виду Плутон? – спросила Хейзел. – Он в самом деле мой отец? Он сказал, что выполнял твое желание…
   – Отправляйся в свою комнату! – закричала мать. – Собирайся!
   Хейзел бросилась прочь и неожиданно вернулась из прошлого в настоящее.
 
   Нико тряс ее за плечи.
   – Ты опять?..
   Хейзел моргнула. Они по-прежнему сидели на крыше святилища Плутона. Солнце низко стояло на небе, вокруг нее появилось несколько новых алмазов, а слезы жгли ей глаза.
   – Из-звини, – проговорила она.
   – Нечего тебе извиняться, – буркнул Нико. – Где ты была?
   – В квартире матери. В тот день, когда мы уехали.
   Нико кивнул. Он понимал ее историю лучше, чем большинство людей. Он тоже был мальчишкой из тех сороковых годов. Родился немногим позже Хейзел, а потом несколько десятилетий был заперт в волшебном отеле. Но прошлое Хейзел было гораздо хуже прошлого Нико. Она принесла столько вреда и несчастий…
   – Тебе нужно научиться контролировать эти воспоминания, – предостерег ее Нико. – Если они станут возвращаться к тебе во время сражения…
   – Я знаю, – ответила она. – Я стараюсь.
   Нико сжал ее руку.
   – Все в порядке. Я думаю, это побочный эффект от… ну, ты знаешь, от того времени, что ты провела в Царстве Мертвых. Надеюсь, он будет уменьшаться.
   Хейзел не была в этом уверена. Прошло восемь месяцев, а эти отключки становились только сильнее, словно ее душа одновременно пыталась жить в двух разных периодах одновременно. Никто еще не возвращался из мертвых… по крайней мере, никто не возвращался так, как она. Нико пытался успокоить ее, но оба они не знали, что будет дальше.
   – Я не могу снова поехать на север, – сказала Хейзел. – Нико, если мне придется вернуться туда, где это случилось…
   – Все будет в порядке, – пообещал он. – На сей раз у тебя будут друзья. Перси Джексон – он должен сыграть в этом свою роль. Ты ведь это чувствуешь? Хорошо, когда на твоей стороне такой человек.
   Хейзел вспомнила то, что давным-давно сказал ей Плутон: «Потомок Нептуна смоет твое проклятие и даст мир твоей душе».
   Может быть, этот потомок и есть Перси? Может быть, но Хейзел чувствовала, что все это будет не так-то просто. Она даже была не уверена, что Перси выживет после того, с чем столкнется на севере.
   – А он откуда? – спросила она. – Почему призраки называют его греком?
   Нико не успел ответить – по другую сторону реки зазвучал рожок. Легионеров сзывали на вечерний сбор.
   – Нам пора, – сказал Нико. – У меня такое предчувствие, что игра в войну сегодня будет интересной.

VII. Хейзел

   По пути назад Хейзел споткнулась о золотой слиток.
   Знала ведь, что нельзя ей так быстро бегать, но боялась опоздать на общий сбор. В пятой когорте были самые терпимые центурионы в лагере. Но даже и они накажут Хейзел, если она опоздает. Римские наказания всегда суровые: подметай улицу зубной щеткой, чисти стойла в Колизее, а еще тебя могли сунуть мешок со злобными куницами и окунуть в Малый Тибр – перспектива не из приятных.
   Золотой слиток выскочил из земли прямо перед ее ногой. Нико попытался подхватить девушку, но она упала и оцарапала руки.
   – Как ты? – Нико опустился рядом с ней на колени и потянулся к золотому слитку.
   – Не трогай его! – предостерегающе крикнула Хейзел.
   Нико замер.
   – Да, конечно. Извини. Я просто… вот черт. Ну и здоровенная штука. – Он вытащил фляжку с нектаром из своей летной куртки и плеснул немного на ладони Хейзел. Царапины сразу же стали заживать. – Ты встать можешь?
   Нико помог ей подняться. Оба они уставились на золото. Слиток был размером с буханку хлеба, имел серийный номер и выдавленные слова: «КАЗНАЧЕЙСТВО США».
   Нико потряс головой.
   – Откуда это, Тартар его побери?
   – Не знаю, – с несчастным видом сказала Хейзел. – Может, его закопали грабители. Или он вывалился из почтовой кареты сто лет назад. А может, его принесло из ближайшего банковского сейфа. Все, что находится в земле неподалеку от меня, просто выскакивает наружу. И чем оно ценнее…
   – …тем опаснее. – Нико нахмурился. – Что нам – зарыть его? Если его найдут фавны…
   Хейзел представилось грибовидное облако, поднимающееся над дорогой, – поджаренные, как головешки, фавны разлетаются в разные стороны. Нет, она не хотела об этом думать – слишком ужасно.
   – Вообще-то он сам собой должен погрузиться под землю, когда я уйду, но чтобы уж наверняка…
   Вообще-то она пользовалась этим приемом, но только не применительно к чему-то тяжелому и плотному. Хейзел наставила палец на слиток и сосредоточилась.
   Слиток поднялся в воздух. Она сконцентрировала свою злость – что было нетрудно, – она ненавидела золото, ненавидела это проклятие, ненавидела воспоминания о прошлом, обо всех своих неудачах. Пальцы защипало. Золотой слиток засиял, раскалившись.
   – Эй, Хейзел, ты уверена?..
   Она сжала кулак. Слиток сложился, как кусок пластилина. Хейзел усилием воли заплела его в гигантское комковатое кольцо. Потом она рывком опустила руку. Ее бублик стоимостью в миллион долларов ушел под землю. И так глубоко, что наверху осталась только потревоженная свежая земля.
   – Да, это было впечатляюще. – Нико смотрел на нее с уважением.
   Хейзел так не считала – она видела, как ее брат оживляет скелеты и возвращает мертвецов к жизни. Вот это действительно было впечатляюще. Но для разнообразия она была не прочь удивить его.
   В лагере снова заиграл рожок. Сейчас в когортах начнется перекличка, а у Хейзел не было ни малейшего желания оказаться в мешке с куницами.
   – Скорее! – велела она Нико. И они стремглав бросились к воротам.
 
   Когда Хейзел в первый раз увидела весь легион в сборе, она впала в ужас. Она чуть не бросилась назад к казармам, чтобы спрятаться в домике. Но и спустя девять месяцев, проведенных в лагере, она находила это зрелище потрясающим.
   Четыре первые когорты, в каждой по сорок ребят, стояли рядами перед своими казармами по обеим сторонам виа Преториа. Пятая когорта построилась в самом конце перед принципией, поскольку их казарма находилась в дальнем углу лагеря рядом с конюшнями и туалетами. Хейзел пришлось пробежать мимо всего легиона, чтобы занять свое место.
   Легионеры были в боевом облачении. Их отполированные кольчуги и поножи сверкали поверх футболок и джинсов. Шлемы украшали изображения черепов и мечей. Устрашающе выглядели даже кожаные боевые ботинки с металлическими подковками, незаменимыми, если маршируешь по грязи или шагаешь по головам.
   Перед легионерами, словно ряд гигантских доминошек, стояли их красные с золотым щиты, размером с дверь холодильника. У каждого легионера было копье, похожее на гарпун, называемое «пилум», а к нему гладиус, кинжал и другое оснащение, весом под сотню фунтов. Если, попав в легион, ты не имел надлежащей спортивной формы, то долго тебе было не протянуть. Да просто пройтись в полных доспехах – и то нелегкий труд.
   Хейзел и Нико бежали по улице, а легионеры в это время строились в шеренги и вытягивались по стойке «смирно», так что появление брата и сестры явно не прошло незамеченным. Хейзел избегала встречаться глазами с обитателями лагеря, но с Октавианом у нее этот номер не прошел – он стоял во главе пятой когорты и ухмылялся, глядя на нее. В шлеме центуриона с пером и с дюжиной медалей, пришпиленных к груди, вид у него был весьма самодовольный.
   Хейзел никак не могла успокоиться после его угроз. Глупый авгур с его даром пророчества – надо же, чтобы он единственный из лагеря вызнал ее тайны. Ну почему именно он? Она была уверена, что он давно бы уже обо всем разболтал, если бы не считал, что может что-нибудь выжать из этого, оказывая давление на Хейзел. Она пожалела, что не взяла тот золотой слиток – шарахнула бы сейчас Октавиана по башке!
   Она пробежала мимо Рейны, объезжавшей строй на своем пегасе Сципионе, которого все называли запросто – Сциппи. Металлические собаки Аурум и Аргентум семенили рядом с хозяйкой.
   – Хейзел Левеск, – громко поговорила Рейна, – я рада, что ты смогла присоединиться к нам.
   Хейзел промолчала – себе дороже. Большая часть боевого оснащения была не при ней, но она поспешила на свое место рядом с Фрэнком и встала по стойке «смирно». Их главный центурион, здоровенный семнадцатилетний парень по имени Дакота, как раз выкрикивал ее имя – последнее в списке.
   – Здесь! – пропищала она в ответ.
   Слава богам! Можно считать, что она не опоздала.
   Нико присоединился к Перси Джексону, который стоял сбоку вместе с двумя стражниками. Волосы Перси были влажными после бани, он облачился в свежую одежду, но по-прежнему чувствовал себя неуютно. Хейзел его понимала – Перси сейчас собирались знакомить с двумя сотнями тяжеловооруженных ребят.
   Последними построились лары. Они проталкивались на свои места, их алые ауры мерцали. У ларов была отвратительная привычка стоять, частично занимая место живого человека, а потому построенный легион напоминал смазанную фотографию, но, в конечном счете, центурионы разобрались и с ними.
   – Знамена! – заорал Октавиан.
   Вперед вышли знаменосцы. На них были накидки из львиных шкур, а в руках они держали шесты с эмблемами той или иной когорты. Последним со своим штандартом вышел Джейкоб – знаменосец легиона. Теоретически его шест должен был украшать орел Двенадцатого легиона, но верхушка длинной палки пустовала. Его должность считалась очень почетной, но Джейкоб явно ее ненавидел. Хотя Рейна и настаивала на необходимости следовать традиции, каждый раз при поднятии шеста без орла Хейзел чувствовала, что легионом овладевает смущение.
   Рейна натянула поводья пегаса.
   – Римляне! – прокричала она. – Вы, вероятно, слышали о сегодняшнем происшествии. Этот новичок, Перси Джексон, утопил двух горгон. Его привела сюда сама Юнона, которая сообщила, что он – сын Нептуна.
   Ребята из задних рядов принялись выгибать шеи, чтобы увидеть Перси. Он поднял руку и сказал:
   – Привет.
   – Он хочет вступить в легион, – продолжила Рейна. – Что скажет авгур?
   – Я читал внутренности! – сообщил Октавиан так, словно голыми руками убил льва, а не раскромсал набивную подушечку-панду. – Пророчества благоприятны. Он может быть принят на службу!