– Привет… па. – Он чувствовал себя идиотом, разговаривающим с чашей заплесневелых фруктов. – Если ты слышишь, помоги мне, ладно? Верни мне мою память. Скажи мне… скажи, что мне делать.
   Голос у него задрожал. Перси не любил просить и тем более жаловаться, но он так устал и был испуган, а еще так давно потерялся, что многое бы отдал за то, чтобы у него появился хоть какой-то наставник. Он хотел узнать что-нибудь о своей жизни – узнать наверняка, а не отыскивать пропавшие воспоминания.
   Хейзел положила руку ему на плечо.
   – Все будет в порядке. Теперь ты здесь. Ты – один из нас.
   Перси чувствовал себя неловко, принимая сочувствие от девчонки-восьмиклашки, которую едва знал. Но Перси был рад, что она рядом.
   – Октавиан почти закончил, – сказала Хейзел. – Идем.
 
   В сравнении с сараем Нептуна храм Юпитера явно был «Оптим и Максим».
   Мраморный пол покрывали мозаика и латинские надписи. Сводчатый потолок в шестидесяти футах над головой отливал золотом. Весь храм был открыт ветру.
   В центре располагался мраморный алтарь, на котором парнишка в тоге исполнял какой-то ритуал перед громадной золотой статуей самой «большой шишки» этих мест: Юпитера, бога небес, одетого в шелковую пурпурную тогу размером не меньше, чем XXXL. В руке бог держал молнию.
   – Что-то тут не так, – пробормотал Перси.
   – Что? – переспросила Хейзел.
   – Да вот эта молния, – ответил Перси.
   – Ты это о чем?
   – Я… – Перси нахмурился. На мгновение ему показалось, что он что-то вспомнил, но это ощущение сразу исчезло. – Да нет, пожалуй, ничего.
   Парнишка у алтаря поднял руки. И опять алые молнии сорвались с неба, сотрясая храм. Он опустил руки, и грохот прекратился. Цвет туч сменился с серого на белый, они стали расходиться.
   Да, впечатляющий трюк, если учесть, что паренек внешне ничего особенного собой не представлял: высокий, худой, с соломенными волосами, в мешковато сидящих джинсах, большой не по размеру футболке и ниспадающей тоге. Он был похож на пугало в простыне.
   – Что это он делает? – прошептал Перси.
   Парнишка в тоге повернулся. У него была кривоватая улыбка и отстраненный, затуманенный взгляд, словно он слишком долго просидел за компьютерной игрой. В одной руке он держал нож, в другой – что-то вроде мертвого животного, отчего паренек казался еще более сумасшедшим.
   – Перси, – сказала Хейзел. – Это Октавиан.
   – Грекус! – провозгласил Октавиан. – Очень интересно.
   – Привет, – отозвался Перси. – Ты что – убиваешь зверушек?
   Октавиан посмотрел на пушистую штуковину в руке и рассмеялся.
   – Нет-нет. Когда-то так оно и было. Мы читали волю богов по внутренностям животных – кур, козлов и всяких других. А теперь мы пользуемся вот этим.
   Он швырнул пушистую штуку Перси. Это был плюшевый медвежонок без опилок внутри. И тут Перси увидел, что у ног статуи Юпитера лежит целая куча выпотрошенных плюшевых зверушек.
   – Ты это серьезно? – спросил Перси.
   Октавиан спустился с возвышения. Ему было лет восемнадцать, но при его худобе и бледности он вполне мог сойти за подростка. На первый взгляд он казался безобидным, но Перси, приглядевшись к нему повнимательнее, подумал, что, возможно, это ошибочное впечатление. Глаза Октавиана горели таким ненасытным любопытством, словно он был готов выпотрошить Перси с такой же легкостью, с какой потрошил плюшевых медвежат, – если бы мог таким образом узнать что-нибудь новенькое.
   Октавиан прищурился.
   – Ты, кажется, нервничаешь.
   – Кого-то ты мне напоминаешь, – сказал Перси. – Не могу вспомнить – кого.
   – Возможно, моего тезку Октавиана – Августа Цезаря. Все говорят, что я здорово на него похож.
   Перси думал, что дело не в этом, но воспоминания ускользали от него.
   – Почему ты назвал меня греком?
   – Я видел это по внутренностям. – Октавиан ткнул ножом в сторону алтаря. – По ним я прочел: «Грек прибыл». Или, может быть, «Гусь прокричал». Думаю, что верна первая интерпретация. Ты хочешь поступить в легион?
   Ответила Октавиану Хейзел. Она рассказала ему все, что случилось с момента их встречи в туннеле, – о горгонах, схватке на реке, появлении Юноны, разговоре с Рейной.
   Стоило ей упомянуть Юнону, как на лице Октавиана появилось удивленное выражение.
   – Юнона, – задумчиво произнес он. – Мы называем ее Юнона Монета. Юнона Советчица. Она появляется во времена кризисов, подает Риму знак о серьезных угрозах.
   Он скользнул взглядом по Перси, словно говоря: «Например, о таинственных греках».
   – Я слышал, что на этой неделе будет Праздник Фортуны, – сказал Перси. – Горгоны говорили, что в этот день произойдет вторжение. Ты по своим внутренностям ничего такого не видел?
   – К сожалению, нет, – вздохнул Октавиан. – Волю богов трудно предсказать. А в последнее время мои видения становятся все туманнее.
   – А у вас нет… я не знаю, ну, там оракула какого-нибудь?
   – Оракула! – Октавиан улыбнулся. – Интересная мысль. Нет, боюсь, мы избавились от оракулов. Но если бы мы обратились к книгам Сивиллы, как я советовал…
   – Каким вилам? – не понял Перси.
   – Это книги пророчеств, – пояснила Хейзел. – Октавиан одержим ими. Римляне всегда обращались к этим книгам, когда случались несчастья. Большинство людей считает, что книги сгорели, когда Рим пал.
   – Некоторые люди так считают, – поправил ее Октавиан. – К сожалению, наше нынешнее начальство не разрешает отправиться на их поиск…
   – Потому что Рейна не дура, – сказала Хейзел.
   – …и потому у нас есть только какие-то обрывки из этих книг, – продолжил Октавиан. – Несколько таинственных предсказаний вроде этих.
   Он кивнул, показывая на мозаичные слова на мраморном полу. Перси уставился на эти строки, вовсе не ожидая, что поймет их смысл. И чуть не поперхнулся от неожиданности.
   – Вот это. – Он показал на слова и тут же стал переводить вслух: – «На зов ответят семь полукровок, в огне и буре мир гибнет снова…»
   – Да-да. – Октавиан закончил, не глядя: «Клятву сдержи на краю могилы, к Вратам смерти идут вражьи силы».
   – Я… я это знаю. – Перси показалось, что гром снова сотряс храм. Потом он понял, что трясется все его тело. – Это важно.
   Октавиан выгнул бровь.
   – Конечно, это важно. Мы называем это пророчеством семи, но ему несколько тысяч лет. Мы не знаем, что оно означает. Каждый раз, когда кто-то пытается его истолковать… Ну вот, Хейзел может тебе подтвердить. Случается что-нибудь плохое.
   Хейзел просительно посмотрела на Октавиана.
   – Сделай предсказание для Перси, Октавиан. Может он вступить в легион или нет?
   Перси почти что видел, как мечутся мысли Октавиана, прорицатель прикидывал, может ли быть от Перси какая-то польза лично для него. Он протянул руку к рюкзаку Перси.
   – Хорошая штучка. Ты позволишь?
   Перси не понял, что тот имеет в виду, но Октавиан схватил подушечку в виде панды, торчавшую из рюкзака. Это была обычная набивная игрушка, но Перси давно носил ее с собой. Она ему нравилась. Октавиан повернулся к алтарю и поднял нож.
   – Эй! – протестующе закричал Перси.
   Октавиан вспорол брюхо панды и высыпал набивку на алтарь. Плюшевую оболочку он отшвырнул в сторону, пробормотал несколько слов над просыпавшимися опилками и повернулся с улыбкой во весь рот.
   – Хорошие новости! – сказал он. – Перси может вступить в легион. Мы назначим его в когорту на вечернем собрании. Скажи Рейне, что я одобряю.
   – Ммм… отлично. – Плечи Хейзел расслабились. – Идем, Перси.
   – Да, Хейзел, – вкрадчиво сказал Октавиан, – я рад поздравить Перси с вступлением в легион, но когда придет время выбирать претора, я надеюсь, ты не забудешь…
   – Джейсон жив, – отрезала Хейзел. – Ты – авгур. Ты должен его искать!
   – Я и ищу! – Октавиан показал на алтарь. – Я каждый день консультируюсь с богами! К сожалению, прошло восемь месяцев, но я так ничего и не нашел. Я, конечно, продолжаю поиски. Но если Джейсон не появится к Празднику Фортуны, мы должны будем действовать. Мы не можем больше терпеть вакуум во власти. Я полагаю, ты поддержишь мою кандидатуру на должность претора. Для меня это будет очень много значить.
   – Я? Поддержу? Тебя? – Хейзел сжала кулаки.
   Октавиан снял тогу, положил ее и нож на алтарь. Перси обратил внимание на семь черточек на руке Октавиана – семь лет в лагере, догадался он. Знаком Октавиана была арфа – символ Аполлона.
   – В конечном счете, – сказал Октавиан, глядя на Хейзел, – я ведь тоже когда-нибудь тебе помогу. Какой позор, если эти жуткие слухи, что ходят про тебя по лагерю… упаси боги, если они подтвердятся.
   Перси сунул руки в карман и схватился за шариковую ручку. Этот тип шантажирует Хейзел. Это очевидно. Один знак от Хейзел – и Перси готов был вытащить свой меч и проверить, как Октавиан чувствует себя на его острие.
   Хейзел глубоко вздохнула. Костяшки пальцев у нее побелели.
   – Я подумаю об этом.
   – Отлично, – кивнул Октавиан. – Кстати, тут твой брат.
   – Мой брат? – Хейзел напряглась. – Что он здесь делает?
   Октавиан пожал плечами.
   – А что он может здесь делать? Ждет тебя у святилища твоего отца. Просто… не приглашай его оставаться слишком долго. Он оказывает плохое воздействие на других. А теперь извини меня, я должен продолжить поиски нашего бедного друга Джейсона. Рад был познакомиться, Перси.
   Хейзел стрелой выскочила из павильона. Перси последовал за ней. Он был уверен, что никогда еще с таким облегчением не покидал храм.
 
   Хейзел, спускаясь по склону, бранилась по-латински. Перси понимал не все, но он разобрал «сын горгоны» и «властолюбивая змея», а также несколько предположений насчет того, куда Октавиан может засунуть свой нож.
   – Я ненавижу этого парня, – сказала она уже не на латыни. – Будь моя воля…
   – Он ведь не будет избран претором? – спросил Перси.
   – Хотелось бы мне быть уверенной. У Октавиана много друзей. Большинство из них он подкупил. А остальные обитатели лагеря боятся его.
   – Боятся этого тощего недоростка?
   – Ты его недооцениваешь. Рейна сама по себе еще ничего, но если ей придется поделиться властью с Октавианом… – Хейзел пробрала дрожь. – Пойдем-ка к моему брату. Он наверняка захочет с тобой познакомиться.
   Перси не стал спорить. Он хотел увидеть этого таинственного брата и, может быть, узнать что-то о происхождении Хейзел. Кто ее отец, какие тайны она скрывает? Перси не мог поверить, что она совершила что-то плохое и теперь мучится чувством вины. Хейзел казалась ему такой правильной. Но Октавиан держался так, будто у него был на нее самый грязный компромат.
   Хейзел повела Перси к черному склепу в склоне холма. Перед этим сооружением стоял парнишка в черных джинсах и пилотской куртке.
   – Привет, – сказала Хейзел. – Я привела тебе друга.
   Парень повернулся. С Перси опять случилась эта странность: перед глазами мелькнула какая-то вспышка, словно он уже видел этого типа прежде. Парень был такой же бледный, как Октавиан, но отличался от него темными глазами и копной черных волос. Он ничуть не походил на Хейзел. На пальце у него был перстень с изображением черепа, вместо ремня – цепочка, черная футболка, расписанная черепами. На боку висел совершенно черный меч.
   Увидев Перси, парень на долю секунды, казалось, впал в прострацию, даже запаниковал, словно оказался в луче прожектора.
   – Это Перси Джексон, – сказала Хейзел. – Он хороший парень. Перси, это мой брат. Сын Плутона.
   Парень преодолел потрясение и протянул руку.
   – Рад познакомиться, – сказал он. – Меня зовут Нико ди Анджело.

V. Хейзел

   У Хейзел было такое ощущение, будто она познакомила друг с другом две атомные бомбы и теперь ждет, какая из них взорвется первой.
   До этого утра ее брат Нико был самым сильным из известных ей полубогов. Другие обитатели лагеря Юпитера смотрели на него как на странствующего чудака, почти такого же безобидного, как фавны. Но Хейзел понимала, что это не так. Она выросла не с Нико. И даже узнала его совсем недавно. Но она знала, что Нико опаснее Рейны, или Октавиана, или даже Джейсона.
   Потом она познакомилась с Перси.
   Хейзел увидела его, когда он ковылял по шоссе со старушкой на руках, и тогда подумала, что это может быть переодетый бог. Хотя у Перси был побитый, грязный вид, а от усталости он едва волочил ноги, вокруг него клубилась аура силы. И внешним видом он напоминал римских богов: глаза цвета моря и черные волосы, развеваемые ветром.
   Она приказала Фрэнку не стрелять. Решила, что боги, возможно, испытывают их. Хейзел слышала такие легенды: парень со старушкой просит убежища, а когда грубияны-смертные отказывают ему – хлоп, и их тут же превращают в банановую шкурку.
   Потом Перси на ее глазах управлял рекой и уничтожил горгон. Он превратил авторучку в бронзовый меч. При его появлении весь лагерь всколыхнулся и заговорил о «грекусе».
   Сын морского бога…
   Когда-то давно Хейзел было предсказано, что ее спасет потомок Нептуна. Но сможет ли Перси и в самом деле снять с нее проклятие? Нет, надеяться на это не стоило.
   Перси и Нико обменялись рукопожатием. Они настороженно разглядывали друг друга, а Хейзел боролась с желанием броситься наутек. Если эти двое схватятся за свои магические мечи, то дело может принять дурной оборот.
   Вид у Нико вовсе не был устрашающим. Тощий и неуклюжий в помятой черной одежде – как всегда, то, что он носил, выглядело так, будто он во всем этом спал.
   Хейзел помнила, как увидела его в первый раз. Когда он впервые обнажил свой черный меч, она чуть не рассмеялась. Называл он свое оружие «стигийская сталь» и делал это с таким серьезным лицом, что даже смешно становилось. Этот худой белокожий парнишка казался никудышным бойцом. Она никак не могла поверить, что они – родня.
   Но ее мнение о Нико быстро изменилось.
   Перси нахмурился.
   – Я… я тебя знаю.
   Брови Нико взлетели вверх.
   – Знаешь? – Он посмотрел на Хейзел в ожидании объяснения.
   Хейзел помедлила. Что-то в реакции брата насторожило ее. Он изо всех сил старался показать, что ничего не случилось, но она заметила, что когда брат увидел Перси, то он впал в панику. Нико знал Перси. Она была в этом уверена. Почему он делает вид, будто это не так?
   Хейзел заставила себя заговорить.
   – Понимаешь… Перси потерял память. – Она рассказала брату, что произошло после появления Перси у ворот.
   – И вот, Нико… – осторожно продолжила она, – я подумала… ну, ты ведь много путешествовал. Может, ты встречался с полубогами вроде Перси раньше или…
   Выражение лица Нико стало мрачным, как Тартар. Хейзел не могла понять почему, но уяснила: тему разговора надо поменять.
   – Эта история об армии Геи… – сказал Нико. – Ты предупредил Рейну?
   Перси кивнул.
   – Кстати, а кто такая Гея?
   У Хейзел во рту пересохло. От одного только имени… Она изо всех сил старалась не упасть – колени у нее подгибались. Она вспомнила мягкий сонный голос женщины, сверкающую пещеру и ощущение, будто ее легкие наполнились густой черной нефтью.
   – Она богиня земли. – Нико посмотрел на землю, словно та могла подслушать его. – Старейшая из богинь. Большую часть времени она погружена в глубокий сон, но она ненавидит богов и их детей.
   – Мать-земля – она что, злобная?
   – Очень, – мрачно ответил Нико. – Она убедила своего сына титана Кроноса… то есть я хотел сказать Сатурна… убить его отца Урана и захватить власть в мире. Титан правил долго, а потом его дети, боги Олимпа, свергли его.
   – Кажется, история знакомая… – Голос Перси звучал удивленно, словно старые воспоминания частично всплыли на поверхность. – Но вот про Гею я ничего не слышал.
   Нико пожал плечами.
   – Она взбесилась, когда власть взяли боги. Она взяла себе нового мужа – Тартара, духа бездны, – и породила новую расу гигантов. Они попытались уничтожить гору Олимп, но боги, в конечном счете, взяли над ними верх. По крайней мере… в первый раз.
   – В первый раз? – переспросил Перси.
   Нико посмотрел на Хейзел. Наверно, он не стремился пробуждать в ней чувство вины, но она ничего не могла с собой поделать. Если Перси узнает о ней правду… тот ужас, что она натворила…
   – Прошлым летом, – продолжил Нико, – Сатурн попытался вернуться. Случилась вторая война титанов. Римляне из лагеря Юпитера взяли штурмом его штаб-квартиру на горе Отрис по другую сторону залива и уничтожили его трон. Сатурн исчез… – Он помедлил, глядя на Перси.
   У Хейзел возникло впечатление, что ее брат нервничает, опасаясь, как бы к Перси не вернулась память.
   – Так вот, – вновь заговорил Нико, – Сатурн, вероятно, снова рухнул в бездну. Мы все решили, что война закончилась. Но похоже, что поражение титанов рассердило Гею. Она просыпается. Я слышал, что гиганты начинают возрождаться. Если они собираются снова бросить вызов богам, то, возможно, начнут с уничтожения полубогов…
   – Ты говорил об этом Рейне? – спросил Перси.
   – Конечно. – Нико выпятил челюсть. – Римляне мне не доверяют. Вот почему я надеялся, что она прислушается к тебе. Дети Плутона… я не обижаюсь, но они считают, что мы даже еще хуже, чем дети Нептуна. Мы приносим несчастье.
   – Но они же позволили Хейзел остаться здесь, – заметил Перси.
   – Это другое дело, – сказал Нико.
   – Почему?
   – Перси, – вмешалась Хейзел, – понимаешь, гиганты – это еще не самое плохое. Даже… даже Гея – не худшая проблема. Наша главная проблема – это то, на что ты обратил внимание, сражаясь с горгонами: они не умирают. – Она посмотрела на Нико. Она теперь опасно приблизилась к собственной тайне, но Хейзел почему-то доверяла Перси. Может, потому, что он тоже был чужаком, может, потому, что он спас Фрэнка в реке. Он заслуживал правды: должен был знать, что им предстоит.
   – Мы с Нико, – осторожно проговорила она, – думаем, происходит вот что… Смерть не…
   Хейзел не успела закончить – ее прервал крик, донесшийся от подножия холма.
   К ним бежал Фрэнк. Руки у него были в смазке после чистки оружия.
   Как всегда при виде Фрэнка, сердце у Хейзел исполнило маленький танец с кульбитами, что сильно ей досаждало. Да, он, конечно, был ее добрым другом, одним из немногих людей в лагере, который не относился к ней так, будто она – зачумленная. Но он нравился ей по-другому.
   Фрэнк был на три года старше ее и не выглядел таким уж красавцем принцем – странное сочетание детской мордашки и коренастой борцовской фигуры. Он напоминал этакого медвежонка коала с накаченными мускулами. Оттого что все в лагере всегда пытались соединить их («Два самых больших лузера в лагере. Вы, ребята, идеально друг другу подходите!»), Хейзел исполнялась все большей решимости не симпатизировать ему.
   Но сердце ее не хотело следовать заданной программе. Как только появлялся Фрэнк, оно начинало сходить с ума. Она ничего такого не чувствовала со времени… со времени Сэмми.
   Прекрати, приказала себе Хейзел. Ты здесь по одной-единственной причине – и вовсе не для того, чтобы обзавестись бойфрендом.
   И потом, Фрэнку ее тайна была неизвестна. Если бы он знал, то вел бы себя с ней иначе.
   Он добежал до святилища.
   – Привет, Нико…
   – Фрэнк. – Нико улыбнулся. Похоже, Фрэнк казался Нико забавным, может, потому, что он был единственным человеком в лагере, у кого присутствие детей Плутона не вызывало аллергии.
   – Рейна послала меня за Перси, – объяснил Фрэнк. – Октавиан принял тебя?
   – Да, – ответил Перси. – Он распотрошил мою панду.
   – Он… а-а-а. Гадание по внутренностям? Да, плюшевых мишек, наверно, по ночам мучают кошмары из-за этого парня. Но ты принят! Тебе нужно привести себя в порядок перед вечерним собранием.
   Хейзел вдруг поняла, что солнце склоняется к горизонту. Как это день прошел так быстро?
   – Ты прав, – сказала она, – нам, пожалуй, лучше…
   – Фрэнк, – оборвал ее Нико, – ты бы проводил Перси вниз, а мы с Хейзел скоро спустимся.
   «Так-так», – подумала Хейзел, пытаясь прогнать озабоченное выражение с лица.
   – Да… неплохая мысль, – выдавила она. – Вы идите, ребята. Мы вас догоним.
   Перси снова посмотрел на Нико, словно все еще пытался вспомнить.
   – Мне бы хотелось еще с тобой поговорить. Не могу отделаться от чувства…
   – Конечно, – согласился Нико. – Позднее. Я останусь в лагере на ночь.
   – Да? – пробормотала Хейзел.
   Обитателям лагеря это точно придется не по душе: сын Нептуна и сын Плутона появляются в один и тот же день. Теперь им еще не хватает нескольких черных котов и разбитых зеркал.
   – Ступай, Перси, – сказал Нико. – Устраивайся. – Потом он повернулся к Хейзел, и она подумала, что худшее в этот день еще впереди. – Мне нужно поговорить с сестрой.
 
   – Ты ведь его знаешь? – спросила Хейзел.
   Они сидели на покрытой костями и алмазами крыше святилища Плутона. Насколько это было известно Хейзел, кости там всегда были. А алмазы были на ее совести. Стоило ей где-нибудь засидеться или просто занервничать, они начинали повсюду выскакивать вокруг нее, как грибы после дождя. На крыше сверкали алмазы общей стоимостью в несколько миллионов долларов, но, к счастью, другие обитатели лагеря к ним не прикасались. Ребята знали, что воровать в храмах не стоит, – в особенности в храме Плутона, – а фавны сюда никогда не приходили.
   Хейзел вздрогнула, вспомнив сегодняшнюю стычку с Доном. Если бы она не оказалась такой проворной и не подняла алмаз с дороги… ей даже думать об этом не хотелось. Ей ни к чему, чтобы на ее совести была еще одна смерть.
   Нико болтал ногами, как маленький мальчишка. Его меч стигийской стали лежал сбоку рядом со спатой Хейзел. Он оглядывал долину, где на Марсовом поле работали строители – сооружали укрепления для вечерних игр.
   – Перси Джексон. – Он произнес это имя как заклинание. – Хейзел, я должен тщательно подбирать слова. Тут происходят важные вещи. Некоторые тайны должны оставаться тайнами. И ты в первую очередь должна это понимать.
   – Но он не похож… не похож на меня. – Щеки у Хейзел зарумянились.
   – Нет, – ответил Нико. – Извини, но большего я тебе не могу сказать. Я не могу вмешиваться. Перси сам должен разобраться, как ему вести себя в лагере.
   – Он опасен? – спросила она.
   – Очень. – Нико сдержанно улыбнулся. – Для своих врагов. Но для лагеря Юпитера он не представляет угрозы. Ты ему можешь доверять.
   – Так же, как тебе, – с горечью сказала Хейзел.
   Нико покрутил на пальце свой перстень с черепом.
   Кости вокруг него начали подрагивать, словно собираясь сложиться в скелет. Если Нико впадал в хандру, то оказывал на мертвых такое вот воздействие – что-то вроде проклятия Хейзел. Они разделяли между собой две сферы, которые контролировал Плутон: смерть и богатство. Иногда Хейзел казалось, что Нико повезло больше.
   – Слушай, я знаю, что это нелегко, – сказал Нико. – Но тебе предоставляется вторая возможность. Ты можешь все исправить.
   – Ничего тут не исправишь, – вздохнула Хейзел. – Если они узнают обо мне правду…
   – Не узнают, – пообещал он Хейзел. – Скоро они объявят поиск. Им придется это сделать. Я буду гордиться тобой. Верь мне, Бья…
   Он оборвал себя на полуслове, но Хейзел знала, что он чуть было не назвал ее Бьянкой. Так звали настоящую сестру Нико – ту, с которой он вырос. Нико мог питать родственные чувства к Хейзел, но ей никогда не заменить ему Бьянку. Хейзел была для него второй по значимости… за неимением лучшего – утешительный приз от Царства Мертвых.
   – Извини, – сказал Нико.
   Во рту у Хейзел появился металлический привкус, словно у нее под языком образовывались золотые слитки.
   – Так это правда насчет Смерти? Это козни Алкионея?
   – Я думаю, да. В Царстве Мертвых дела идут неважно. Папа с ума сходит, пытаясь удержать ситуацию под контролем. Судя по тому, что Перси рассказал о горгонах, здесь тоже дела идут плохо. Но ведь для этого ты здесь и появилась. Все, что было у тебя в прошлом… ты можешь из этого извлечь немалую пользу. Твое место здесь – в лагере Юпитера.
   Эта мысль показалась ей такой смешной, что Хейзел расхохоталась. Ее место было вовсе не в лагере Юпитера. И даже не в этом веке.
   Она знала, что о прошлом ей лучше не думать, но Хейзел помнила тот день, когда ее прежняя жизнь рухнула. Она вырубилась с такой скоростью, что у нее даже не было времени сказать «ой-ой». Хейзел перенеслась назад во времени. Не сон и не видение… воспоминания накатили на нее с такой идеальной ясностью, что ей даже показалось, будто она и в самом деле присутствует там.
   Ее последний день рождения. Хейзел только что исполнилось тринадцать. Но не в прошлом декабре, а семнадцатого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, в последний день ее жизни в Новом Орлеане.

VI. Хейзел

   Хейзел возвращалась домой из конюшни одна. Несмотря на холодный вечер, от нее шел пар. Сэмми только что поцеловал ее в щеку.
   В этот день случилось много всего – приятного и неприятного. Ребята в школе дразнили ее из-за матери, обзывали ведьмой и всякими другими обидными прозвищами Конечно, это началось не в тот день, но со временем становилось все хуже и хуже. Слухи о проклятии Хейзел распространялись. Школа, где она училась, называлась Академия Святой Агнессы для цветных детей и индейцев – это название оставалось неизменным вот уже сотню лет. Школа, как и ее название, скрывала под своей крышей немало жестокостей, припудренных легким налетом доброты.