Страница:
Перед началом операции мы получили боевой приказ.
Частям корпуса ставилась задача поддерживать 13-ю армию, прорывавшую фронт противника на участке Вышне-Альшаное, Алешки.
С 26 по 30 января наша авиация уничтожала живую силу и технику противника в районах Голово, Ожога. Особенно интенсивной бомбардировке подвергся железнодорожный узел Касторное, где скопилось большое количество вражеских эшелонов. Экипажи не раз вылетали для уничтожения резервов противника на участке Курск, Орел.
С 1 по 13 марта усилия корпуса были сосредоточены на районах Восход, Красное Поле, Суры, которые противник прикрывал большими силами истребителей. Каждый вылет бомбардировщиков сопровождался жаркими схватками летчиков 15-й воздушной армии, поддерживавшей нас, с "мессершмиттами". Помню, командующий этой армией прислал в штаб корпуса телеграмму. В ней говорилось: "Летчикам и техникам Каравацкого, принимавшим участие в боях 8 марта 1943 года, за хорошее выполнение задания объявляю благодарность. Пятых ин". В другой телеграмме сообщалось: "По наблюдениям и отзывам наземного командования, авиация работала на поле боя отлично. Противник понес большие потери в живой силе и технике".
За мужество и отвагу, проявленные в воздушных схватках, свыше ста летчиков, штурманов и стрелков-радистов были награждены орденами. В числе их ведущие групп капитаны Клейменов, Лобин, Анпилов, Андрюшин, Солопов, майор Хохолин и многие другие.
- Ну давно ли, Андрей Герасимович, получив приказ "Ни шагу назад", мы не могли без укора совести смотреть друг другу в глаза, - сказал однажды генерал Каравацкий. - А теперь об этом и не думаем. Бьем фашистских вояк наотмашь, как и положено русским воинам.
- Да, кризис миновал, - подтвердил я. - Неоценимую роль сыграла в этом Сталинградская битва. Народ, армия воочию убедились, что врага можно остановить и уничтожить.
В состав одной из дивизий нашего корпуса влился полк, которым командовал Александр Юрьевич Якобсон. Впервые я познакомился с ним на аэродроме Чернава под Ельцом, когда пикирующие бомбардировщики только что перелетели из-под Сталинграда. Летчики, штурманы, стрелки-радисты гордились тем, что им довелось вместе с наземными войсками отстаивать твердыню на Волге, громить окруженные войска, уничтожать танки и мотопехоту, которые противник бросил с юга на выручку группировке, оказавшейся в прочном огневом кольце. На груди каждого авиатора сияли ордена и медали. Несколько человек получили высокое звание Героя Советского Союза.
Самого командира я встретил на стартовом командном пункте. Был теплый солнечный день. По небу плыли редкие пушистые облака. Легкий ветерок играл полотнищем авиационного флага, укрепленного на будке СКП. Война войной, а порядки, установленные в авиации, соблюдались. Прежде чем подняться в воздух, экипажи запрашивали у руководителя полетов разрешение, а затем докладывали о выполнении бомбометания по учебным целям на полигоне. Чувствовалось, что командир твердо держит часть в руках.
Отложив микрофон, полковник поднялся во весь свой высокий рост. Кряжистый, с густой шевелюрой, похожей на спелую рожь, он походил на былинного богатыря.
- Время зря не теряем. Учимся, - коротко сказал он.
Испытание на прочность
Полковник Якобсон рассказывал о людях своего полка, об их боевых подвигах. Чувствовалось, что он до тонкости знает каждого человека.
- Да, кстати, - заметил он, - недавно к нам вернулся Воскресенский. О, этот человек многое пережил, но духом по-прежнему тверд. Вот послушайте, как он выдержал испытание на прочность.
Я стал внимательно слушать рассказ командира полка.
- 19 сентября 1941 года, когда группа наших самолетов бомбила штаб Гудериана, машина Воскресенского была подбита прямым попаданием зенитного снаряда. Летчику удалось выпрыгнуть с парашютом. Обгоревшего, раненого, его схватили фашисты и после долгих, но безуспешных допросов бросили в сарай. Санитарке путивльского госпиталя для военнопленных удалось уговорить главного врача оказать Воскресенскому помощь.
Прошло несколько дней. Ожоги стали меньше беспокоить летчика, но простреленная рука нуждалась в длительном лечении. Однако не физические, а душевные страдания лишили Воскресенского покоя. Однажды ночью девушка-санитарка участливо спросила:
- Больно?
Летчик испытующе посмотрел на нее и указал рукой на сердце:
- Вот тут больно.
Девушка склонилась над ним и шепотом сказала:
- Вам надо бежать. Будьте готовы завтра к ночи.
Михаил с первого дня плена думал о побеге, и теперь его беспокоила только одна мысль: не провокация ли это?
Санитарка оказалась истинной патриоткой. Слово свое она сдержала. В следующую ночь, когда все уснули, летчик тихо подошел к предусмотрительно оставленному открытым окну и вылез в темный двор. В условленном месте его встретила подпольщица и глухими переулками провела на окраину города. Там ждали Воскресенского двое. Познакомились. Один из них тоже назвался летчиком, другой - партизанским связным.
Около года пробыл авиатор в партизанском отряде Ковпака. Рана его зажила окончательно, и вместе с ковпаковцами он ходил на задания. Но душа его тосковала по небу, где однополчане дрались с ненавистным врагом.
Вместе с летчиком Калининым, также волей случая оказавшимся в отряде партизан, его перебросили самолетом на Большую землю. Пути друзей разошлись. Михаила Воскресенского определили в пехоту.
- Но я же летчик, понимаете, летчик! - доказывал он. - Мое дело летать.
- А документы?
Документов у Воскресенского не было, но он продолжал настаивать, чтобы его отправили в Москву. В конце концов командир дивизии согласился. В Москве навели нужные справки и сказали:
- Ваш полк, товарищ Воскресенский, получает новые самолеты. - И ему назвали город.
- И вот смотрю и глазам не верю, - продолжал Якобсон. - Передо мной Мишка Воскресенский. Мы считали его погибшим, а он живой-здоровый. Обнялись, расцеловались. Рассказал он мне о своих злоключениях и попросил:
- Товарищ командир, вызволите меня из пехоты.
- Как из пехоты? - не понял я.
- Из самой что ни на есть настоящей. Нахожусь здесь, в запасной стрелковой бригаде.
На другой же день я поехал к командиру бригады полковнику Петрову и сказал, что знаю Воскресенского как лучшего летчика, что надо отпустить его в родной полк. Петров оказался человеком сговорчивым:
- Хорошо, забирайте своего пленника, - сказал он.- В небе от него пользы будет больше, чем у нас, на земле.
О судьбе Михаила Воскресенского я рассказал командиру дивизии, он тут же распорядился:
- Введите его в боевой строй.
Дали Воскресенскому несколько провозных полетов. Навыки пилотирования он восстановил быстро: сказалась прежняя подготовка. И вот настал день, когда Михаил снова повел самолет на боевое задание. Ни шквальный зенитный огонь, ни яростные атаки истребителей не остановили Воскресенского на пути к цели. Я понимал его. Человеку очень хотелось реабилитировать себя, показать, что он ни в чем не изменился, что по-прежнему всей душой предан нашему общему делу. Летчик рвался на самые опасные задания. Недавно, например, летал на разведку. Штурмана убило осколком, самого Воскресенского ранило. Но он довел самолет, посадил его. Из госпиталя, куда его определили на лечение, сбежал через три дня. С перевязанной головой, он снова полетел на боевое задание. И мы не препятствовали, знали: в нем кипит жгучая ненависть к фашистам.
- Вот какие люди бывают, Андрей Герасимович, - закончил рассказ полковник Якобсон.
Выслушав командира полка, я пригласил Воскресенского. Он вошел в землянку и, увидев незнакомого бригадного комиссара, почему-то побледнел. Думал, наверное, что опять начнутся расспросы, что могут даже отстранить от летного дела. Но я рассеял его сомнения:
- Мне говорил о вас командир, как о человеке с чистой совестью. Воюете вы здорово. Так и бейте фашистов до победного конца.
Лицо летчика заметно преобразилось, в глазах сверкнула радость.
- Спасибо! - тихо сказал он. - Доверие оправдаю, товарищ бригадный комиссар.
Михаил Григорьевич Воскресенский прошел всю войну. Потом окончил академию, стал полковником и до сих пер продолжает служить в рядах славного воинства пятого океана.
В одном из бомбардировочных полков нашего корпуса воевал лейтенант Василий Челпанов. С виду тихий, застенчивый паренек, в бою он буквально преображался. Пожалуй, в части не было человека, которому бы Челпанов уступал в храбрости.
Войну он начал на маленьком тихоходном По-2, возил почту, небольшие грузы. Имя лейтенанта не упоминалось ни в оперативных сводках, ни в политических донесениях. Но вот разнеслась весть: Василий Челпанов совершил подвиг.
...Лейтенант возвращался на свой аэродром. Монотонно стрекотал маломощный мотор фанерного "кукурузника", с крыла на крыло перебрасывали самолет воздушные потоки. Ничто, казалось, не предвещало беды. На горизонте уже показались строения маленького городка, а за ним рукой подать до места посадки.
И вдруг хищным коршуном налетел "мессершмитт". Огненная трасса сверкнула перед самым носом челпановской машины. Что мог противопоставить беззащитный По-2 быстроходному истребителю, вооруженному пушкой и пулеметами? Вступить с ним в бой было равносильно тому, что с кулаками броситься на бронированное чудовище. И Василий принимает спасительное решение: снизиться до самой земли и маневрировать в складках местности.
Фашист, уверенный в своем превосходстве, не торопился расправиться с заранее обреченной жертвой: то пугнет пулеметной очередью, то ударит пушечными снарядами. А По-2 нырял и нырял по балкам и овражкам. Наконец гитлеровцу надоела игра в кошки-мышки, и он решил покончить с "кукурузником". Но слишком поздно принял это решение: в баках кончилось горючее, пришлось садиться на нашей территории.
- Ну и поводил же ты фашиста за нос, - похвалил Челпанова командир полка.
Лейтенант только плечами пожал: что ж, мол, оставалось мне делать?
- Сейчас звонили пехотинцы, - продолжал командир, - сообщили, что приземлившийся гитлеровец взят в плен.
Василий давно мечтал о боевом самолете и тут, пользуясь случаем, попросил:
- Переведите меня на Пе-2.
- Хорошо, - согласился командир. - Смелые, инициативные люди нам нужны.
Выделили Челпанову опытного инструктора. Тот "повозил" его в зоне, и вскоре доверили Челпанову боевую машину. Смышленый летчик быстро освоился и вместе с однополчанами стал летать на боевые задания. Ходил он и на разведку.
У лейтенанта были зоркие глаза, умение отлично ориентироваться на местности и маневрировать между разрывами зенитных снарядов. Командир и сослуживцы высоко ценили эти качества Челпанова. Василий стал одним из лучших разведчиков полка.
Однажды лейтенант вылетел в тыл противника. Несмотря на сильный зенитный огонь, он прорвался к объекту, выполнил боевое задание и развернулся на свой аэродром. На обратном пути его перехватили и атаковали два "мессершмитта". Самолет загорелся. Челпанов попытался сбить пламя и не смог. Тогда он передал по радио разведданные и приказал экипажу покинуть машину. Сам выпрыгнул последним. На землю опустились только два парашюта. Штурман был убит еще в кабине.
Пехотинцы, наблюдавшие картину неравного боя, бросились в атаку и, оттеснив фашистов, выручили Челпанова и стрелка-радиста Виктора Кувшинова.
Гибель боевого друга вызвала у Василия новый прилив ненависти к гитлеровцам. Он стал воевать еще отважнее.
Полк бомбил скопление войск противника в районе города Ливны. Уничтожив в первом вылете несколько вражеских автомашин, Челпанов попросил командира послать его еще раз на боевое задание. Отказать лейтенанту было нельзя: накануне ему сообщили, что его брат, штурман самолета-бомбардировщика, пал смертью храбрых. Василия одолевала одна страсть: беспощадно мстить захватчикам за боевого друга и брата.
Через два часа Челпанов во главе группы бомбардировщиков снова вылетел за линию фронта. Вражеские зенитки били нещадно. Небо почернело от густых шапок разрывов. Но бомбардировщики упорно рвались к цели. Вот один из них задымил и, сбросив бомбы, развернулся на обратный курс. В машину Челпанова тоже попали дна снаряда, но он, поразив бомбами цель, снизился, чтобы проштурмовать вражескую колонну.
Заход. Еще заход. Внизу метались охваченные паникой фашисты. Челпанов и члены его экипажа знали, что на горящем самолете далеко не уйдешь, а выбрасываться с парашютами на территории, занятой врагом, было равносильно смерти. И они приняли решение повторить легендарный подвиг экипажа Гастелло.
В последний раз взмыл пикирующий бомбардировщик в огненное небо Орловщины и факелом ринулся в скопище гитлеровских машин...
В ряду отважных соколов, посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза, появилось и имя Василия Челпанова.
Полком, в составе которого до последнего вздоха сражался за Родину крылатый богатырь, командовал Герой Советского Союза Юрий Николаевич Горбко. Он воспитал немало отважных бойцов.
В марте 1942 года комиссар части И. М. Бецис сообщил в политотдел корпуса о блистательном подвиге старшего лейтенанта Василия Поколодного. Командир экипажа не вернулся с боевого задания, и его считали без вести пропавшим. А несколько дней спустя, когда снег стаял, стали известны подробности его героической гибели. Рядом с Поколодным валялись шесть трупов фашистов и пустая обойма. Пистолет был крепко зажат в руке. Последнюю пулю он оставил для себя.
Василий Поколодный жил и воевал как герой. После смерти он, как и Василий Челпанов стал в строй великого Бессмертия...
О самом Юрии Николаевиче Горбко - воспитателе многих героев - тоже ходили легенды. Его стихией были воздух, борьба, опасность. При любом удобном случае он вылетал во главе полковой колонны, прокладывая путь ведомым.
Так было и 22 мая, когда наши наземные войска вели жаркие бои под Изюмом и Барвенково. Большая группа самолетов под командованием Горбко вылетела на бомбардировку танков противника. На подходе к цели их встретили сильным огнем вражеские зенитчики. Все экипажи прорвались к заданному району и прицельно сбросили бомбы. Выло уничтожено немало неприятельских танков и автомашин.
При отходе от цели в самолет Горбко угодил зенитный снаряд. Машина стала почти неуправляемой, высота катастрофически падала. Юрий Николаевич вынужден был передать командование группой своему заместителю.
Гороко делал все, чтобы перетянуть через линию фронта. Но, как ни искусен был в технике пилотирования флагман бомбардировщиков, его подбитая машина окончательно вышла из "послушания".
Словно предчувствуя поживу, на Горбко внезапно налетели два "мессершмитта" и подожгли его израненный бомбардировщик. Прыгать с парашютом было поздно. Тогда Юрий Николаевич направил самолет на торфяное болото.
Может быть, посадка прошла бы благополучно, если бы на пути самолета не оказался высокий пень. Раздался сильный треск. Искореженный металл намертво зажал командиру ноги. Выскочив из кабин, штурман и стрелок бросились спасать Горбко, но их попытки закончились неудачей. Пламя уже подобралось к кабине.
- Отрубите ноги! - в отчаянии крикнул Горбко.
Но чем отрубить? Штурман и стрелок, по пояс вымазанные вонючей болотной жижей, бессильно метались возле своего командира. Неотвратимая гибель грозила всем троим: машина вот-вот могла взорваться. Тогда Горбко судорожно распахнул тужурку, вытащил из кармана партийный билет, удостоверение личности, снял с гимнастерки Золотую Звезду и сказал штурману:
- Сохраните, если останетесь живы.
Потом попросил друзей наклониться, обнял их на прощание и приказал:
- А теперь уходите.
Но разве могли они оставить командира...
- Если помирать, так вместе. Горбко зло сверкнул глазами:
- Уходите! Вам еще надо бить фашистов. Слышите? Мне все равно не жить, не летать... Уходите!
Он приставил ствол пистолета к виску и нажал на спуск. Раздался глухой выстрел. Ошеломленные неожиданной решимостью командира, штурман и стрелок не замечали языков огня, трепыхавшихся, словно фантастические птицы, слева и справа. Взорвались топливные баки. Штурмана и стрелка обдало горящим бензином. Они бросились в торфяное месиво.
Обгорелых и едва живых их подобрали наши разведчики и доставили на медицинский пункт.
О том, что Горбко сел на горящем самолете за линией фронта, мне в тот же день сообщил по телефону комиссар полка И. М. Бецис. Но о трагедии, случившейся на болоте, мы узнали гораздо позже.
- Летчики и штурманы тяжело переживают потерю командира, - доложил комиссар. - Они любили его как отца...
Об этом я хорошо знал. Авторитет Горбко в полку был непререкаем. Кем заменить его? Посоветовавшись, мы решили назначить командиром полка Исаака Моисеевича Бециса. Тут же написали представление, а через несколько дней пришел приказ: вместо погибшего Горбко утвердить кандидатуру военкома.
Юрия Николаевича хоронили в Ельце. Батальонный комиссар Бецис произнес над гробом прощальную речь. Полк проводил командира-героя в последний путь, и на караул у могилы предводителя отважных соколов встал обелиск, увенчанный красной звездой...
Я уже говорил о том, какое значение для политработника имеет его вторая профессия. Не будь Бецис летчиком, трудно сказать, признал бы полк его своим командиром. Конечно, приказ есть приказ, но душевное расположение к человеку совсем другой вопрос.
В наземных войсках эта проблема решается проще. Если комиссар храбр, он в критическую минуту сам бросается вперед, увлекает за собой остальных. Дерзкий порыв, личная отвага порой решают успех дела. А как ты явишь пример авиаторам, если сам лишен крыльев, прикован к земле?
И. М. Бецис был летчиком и сразу стал признанным вожаком полка. На другой же день он повел авиаторов в бой.
Много славных подвигов совершили бомбардировщики под командованием Исаака Моисеевича. Они мстили за своего прежнего командира, в каждый удар по врагу вкладывали всю свою ненависть.
Бецис погиб месяц спустя. В одном из налетов на вражеские войска его подбили. От прямого попадания снаряда в правую плоскость машина загорелась. И все же командир продолжал держать курс на цель. Но вот взорвался новый зенитный снаряд, и Бецис направил искалеченную машину в гущу фашистских войск. Страшный взрыв полыхнул в июньское небо и глубокой болью отозвался в сердцах однополчан, видевших эту трагедию...
Так за короткое время мы потеряли двух храбрейших командиров. Они умели сплачивать людей, личным примером вдохновлять их на подвиги.
Из штаба фронта поступило распоряжение нанести массированный бомбардировочный удар по брянскому аэродрому. По агентурным сведениям, немцы перебросили туда большое количество самолетов.
Сначала надо было произвести разведку: установить систему зенитной обороны. С этой целью на боевое задание один за другим ушли два экипажа. Обратно они не вернулись, и судьба их осталась неизвестной. На повторный вылет вызвались командир эскадрильи Павел Дельцов и его штурман Петр Козленке.
Капитан Кривцов, принявший полк после гибели Бециса, сначала не соглашался посылать лучший экипаж в разведку, но Дельцов и Козленко все же упросили его.
- Ну ладно, - переменил свое решение командир. - Только будьте осторожны.
Разведчики применили тактическую хитрость - подошли к вражескому аэродрому на большой высоте со стороны солнца. Зенитки открыли огонь по ним, когда они были уже над целью.
- Более ста пятидесяти машин, - успел подсчитать штурман.
- Виталий, - сказал Дельцов по самолетно-переговорному устройству стрелку-радисту Подпруге, - немедленно передай разведданные на командный пункт.
- Слушаюсь, товарищ командир, - ответил тот.
Теперь надо было сфотографировать расположение самолетов и огневых точек. Разведчик встал на боевой курс, и фотоаппараты сделали свое дело. Можно возвращаться домой.
Дельцов развернулся на обратный курс и доложил по радио об окончании работы. Неожиданно появились четыре "мессершмитта". Однако экипаж не растерялся, смело вступил с ними в бой. Но вот кончились боеприпасы, и самолет Дельцова оказался беззащитным.
Надеяться было не на что. Какой маневр применить, чтобы обмануть противника? Командир экипажа решил имитировать беспорядочное падение. Хитрость удалась. Подумав, что с разведчиком покончено, истребители описали круг и удалились. Убедившись в том, что опасность миновала, Дельцов потянул штурвал на себя, но он не поддавался. На помощь подоспел штурман. Вдвоем им удалось вырвать машину из смертельного пике.
Посадка закончилась для экипажа в общем благополучно. Самолет же после "акробатического этюда" представлял жалкое зрелище: верхнее остекление кабины разбито, радиостанция, указатель скорости и высоты повреждены, плоскости деформированы. Восстанавливать машину было немыслимо, и ее списали. Но фотоаппарат остался цел. Пленку быстро обработали, и уже через час несколько групп наших самолетов с разных направлений устремились к вражескому аэродрому.
Опережая события, хочется сказать, что старший лейтенант Дельцов за время войны совершил немало подвигов. Особенно отличился он в боях над Березиной. В то время я был членом Военного совета 8-й воздушной армии, и о выдающейся боевой работе командира эскадрильи мне рассказал полковник Алексей Григорьевич Федоров, в соединении которого сражался Дельцов.
В районе Бобруйска войска 1-го Белорусского фронта окружили пять фашистских дивизий. Передовые части Советской Армии стремительно продвигались вперед, и попавшим в котел гитлеровцам грозила катастрофа. Путь на запад лежал через единственный мост, связывавший берега Березины. Естественно, что на его защиту гитлеровцы бросили все имевшиеся в их распоряжении средства. Над переправой ни на минуту не прекращалось патрулирование вражеских истребителей. Сюда же были стянуты разнообразные зенитные средства.
Всякий раз, когда наши самолеты пытались прорваться к переправе, на Березине их встречала мощным огнем вражеская зенитная артиллерия. 28 июня экипажи дивизии Федорова совершили в этот район более двухсот боевых вылетов, но цель поразить не смогли. Неудачей окончились и налеты 29 июня. Пикировать немцы не позволяли, а бомбометание с горизонтального полета эффекта не давало. Вода кипела от взрывов, а мост оставался невредим.
Тогда Павел Дельцов предложил способ бомбометания, испытанный им еще на Курской дуге. Сбрасывать бомбы с малой высоты очень опасно: осколки неминуемо поражают самолет. Но другого ничего не оставалось, и летчик пошел на риск.
Девять бомбардировщиков под прикрытием истребителей встали на боевой курс. Высота, как говорится, рукой подать. Вокруг бушует огненный смерч. Однако самолеты упорно идут на цель. Их ведет Павел Дельцов. Вот и мост.
Хорошо видны ажурные арки пролетов.
- Штурман, сброс! - приказал комэск. Бомбы пошли вниз. Через минуту Дельцов слышит радостный возглас штурмана Анатолия Тимофеева:
- Есть! Попали!
Ферма второго пролета моста рухнула в воду. А через мгновение самолет тряхнуло так, что вырвало штурвал из рук летчика. Машину потянуло к земле. Дельцов пытался выровнять ее - ничего не вышло. А земля - вот она, совсем рядом. Еще минута - и смерть.
- Прыгать! - властно скомандовал Дельцов.
- Командир, мы не оставим тебя, - заявили Тимофеев и стрелок-радист Подпруга.
- Приказываю прыгать! Я за вами...
Штурман и стрелок-радист попали в расположение гитлеровцев. Отстреливались до последней возможности, но силы были неравные, и герои мужественно приняли смерть.
Павла Дельцова фашисты хотели взять живым. Он застрелил шесть автоматчиков. Последнюю пулю оставил для себя. Но вдруг враги бросились врассыпную. В чем дело? И Дельцов увидел, как из-за леса, прижимаясь к земле, стремительно летят на выручку наши штурмовики. Павел "не замедлил воспользоваться помощью авиаторов. С окраины села он бросился в лес и вскоре попал к артиллеристам, собравшимся менять огневую позицию.
Свой последний, двести восемьдесят девятый боевой вылет командир эскадрильи Дельцов совершил 30 апреля 1945 года. В этот день он бомбил здание гестапо в Берлине.
После войны летчик 1-го класса, Герой Советского Союза Павел Дельцов был. летчиком-инспектором, осваивал новые самолеты, заочно учился в военно-воздушной академии. Сейчас он в отставке, живет в деревне Нерли, Ивановской области, депутат райсовета и член исполкома.
- А как же с мостом через Березину? - спросил я полковника Федорова, выслушав рассказ об отважном летчике.
- На снимках разрушенного моста оказалось два попадания, - ответил комдив. - Кто нанес второй удар, установить удалось не сразу. Лишь двадцать с лишним лет спустя, когда я разговаривал с Павлом Дельцовым в Москве, он сказал:
- Второй удар нанес Рефиджан Сулиманов. Мост был окончательно выведен из строя.
28 июня, в первый день налета на мост, летала и эскадрилья Рефиджана Сулиманова. Однако результатов не добилась. На второй день комэск вел своих соколов следом за Дельцовым. Две сулимановские фугаски весом по двести пятьдесят килограммов каждая попали в проезжую часть моста и разнесли еще две фермы.
После войны Рефиджан Сулиманов четыре года был заместителем командира полка по летной части в Группе советских войск в Германии. В 1949 году уволился в запас. Сейчас живет в Белоруссии, в тех местах, за освобождение которых он героически сражался.
Частям корпуса ставилась задача поддерживать 13-ю армию, прорывавшую фронт противника на участке Вышне-Альшаное, Алешки.
С 26 по 30 января наша авиация уничтожала живую силу и технику противника в районах Голово, Ожога. Особенно интенсивной бомбардировке подвергся железнодорожный узел Касторное, где скопилось большое количество вражеских эшелонов. Экипажи не раз вылетали для уничтожения резервов противника на участке Курск, Орел.
С 1 по 13 марта усилия корпуса были сосредоточены на районах Восход, Красное Поле, Суры, которые противник прикрывал большими силами истребителей. Каждый вылет бомбардировщиков сопровождался жаркими схватками летчиков 15-й воздушной армии, поддерживавшей нас, с "мессершмиттами". Помню, командующий этой армией прислал в штаб корпуса телеграмму. В ней говорилось: "Летчикам и техникам Каравацкого, принимавшим участие в боях 8 марта 1943 года, за хорошее выполнение задания объявляю благодарность. Пятых ин". В другой телеграмме сообщалось: "По наблюдениям и отзывам наземного командования, авиация работала на поле боя отлично. Противник понес большие потери в живой силе и технике".
За мужество и отвагу, проявленные в воздушных схватках, свыше ста летчиков, штурманов и стрелков-радистов были награждены орденами. В числе их ведущие групп капитаны Клейменов, Лобин, Анпилов, Андрюшин, Солопов, майор Хохолин и многие другие.
- Ну давно ли, Андрей Герасимович, получив приказ "Ни шагу назад", мы не могли без укора совести смотреть друг другу в глаза, - сказал однажды генерал Каравацкий. - А теперь об этом и не думаем. Бьем фашистских вояк наотмашь, как и положено русским воинам.
- Да, кризис миновал, - подтвердил я. - Неоценимую роль сыграла в этом Сталинградская битва. Народ, армия воочию убедились, что врага можно остановить и уничтожить.
В состав одной из дивизий нашего корпуса влился полк, которым командовал Александр Юрьевич Якобсон. Впервые я познакомился с ним на аэродроме Чернава под Ельцом, когда пикирующие бомбардировщики только что перелетели из-под Сталинграда. Летчики, штурманы, стрелки-радисты гордились тем, что им довелось вместе с наземными войсками отстаивать твердыню на Волге, громить окруженные войска, уничтожать танки и мотопехоту, которые противник бросил с юга на выручку группировке, оказавшейся в прочном огневом кольце. На груди каждого авиатора сияли ордена и медали. Несколько человек получили высокое звание Героя Советского Союза.
Самого командира я встретил на стартовом командном пункте. Был теплый солнечный день. По небу плыли редкие пушистые облака. Легкий ветерок играл полотнищем авиационного флага, укрепленного на будке СКП. Война войной, а порядки, установленные в авиации, соблюдались. Прежде чем подняться в воздух, экипажи запрашивали у руководителя полетов разрешение, а затем докладывали о выполнении бомбометания по учебным целям на полигоне. Чувствовалось, что командир твердо держит часть в руках.
Отложив микрофон, полковник поднялся во весь свой высокий рост. Кряжистый, с густой шевелюрой, похожей на спелую рожь, он походил на былинного богатыря.
- Время зря не теряем. Учимся, - коротко сказал он.
Испытание на прочность
Полковник Якобсон рассказывал о людях своего полка, об их боевых подвигах. Чувствовалось, что он до тонкости знает каждого человека.
- Да, кстати, - заметил он, - недавно к нам вернулся Воскресенский. О, этот человек многое пережил, но духом по-прежнему тверд. Вот послушайте, как он выдержал испытание на прочность.
Я стал внимательно слушать рассказ командира полка.
- 19 сентября 1941 года, когда группа наших самолетов бомбила штаб Гудериана, машина Воскресенского была подбита прямым попаданием зенитного снаряда. Летчику удалось выпрыгнуть с парашютом. Обгоревшего, раненого, его схватили фашисты и после долгих, но безуспешных допросов бросили в сарай. Санитарке путивльского госпиталя для военнопленных удалось уговорить главного врача оказать Воскресенскому помощь.
Прошло несколько дней. Ожоги стали меньше беспокоить летчика, но простреленная рука нуждалась в длительном лечении. Однако не физические, а душевные страдания лишили Воскресенского покоя. Однажды ночью девушка-санитарка участливо спросила:
- Больно?
Летчик испытующе посмотрел на нее и указал рукой на сердце:
- Вот тут больно.
Девушка склонилась над ним и шепотом сказала:
- Вам надо бежать. Будьте готовы завтра к ночи.
Михаил с первого дня плена думал о побеге, и теперь его беспокоила только одна мысль: не провокация ли это?
Санитарка оказалась истинной патриоткой. Слово свое она сдержала. В следующую ночь, когда все уснули, летчик тихо подошел к предусмотрительно оставленному открытым окну и вылез в темный двор. В условленном месте его встретила подпольщица и глухими переулками провела на окраину города. Там ждали Воскресенского двое. Познакомились. Один из них тоже назвался летчиком, другой - партизанским связным.
Около года пробыл авиатор в партизанском отряде Ковпака. Рана его зажила окончательно, и вместе с ковпаковцами он ходил на задания. Но душа его тосковала по небу, где однополчане дрались с ненавистным врагом.
Вместе с летчиком Калининым, также волей случая оказавшимся в отряде партизан, его перебросили самолетом на Большую землю. Пути друзей разошлись. Михаила Воскресенского определили в пехоту.
- Но я же летчик, понимаете, летчик! - доказывал он. - Мое дело летать.
- А документы?
Документов у Воскресенского не было, но он продолжал настаивать, чтобы его отправили в Москву. В конце концов командир дивизии согласился. В Москве навели нужные справки и сказали:
- Ваш полк, товарищ Воскресенский, получает новые самолеты. - И ему назвали город.
- И вот смотрю и глазам не верю, - продолжал Якобсон. - Передо мной Мишка Воскресенский. Мы считали его погибшим, а он живой-здоровый. Обнялись, расцеловались. Рассказал он мне о своих злоключениях и попросил:
- Товарищ командир, вызволите меня из пехоты.
- Как из пехоты? - не понял я.
- Из самой что ни на есть настоящей. Нахожусь здесь, в запасной стрелковой бригаде.
На другой же день я поехал к командиру бригады полковнику Петрову и сказал, что знаю Воскресенского как лучшего летчика, что надо отпустить его в родной полк. Петров оказался человеком сговорчивым:
- Хорошо, забирайте своего пленника, - сказал он.- В небе от него пользы будет больше, чем у нас, на земле.
О судьбе Михаила Воскресенского я рассказал командиру дивизии, он тут же распорядился:
- Введите его в боевой строй.
Дали Воскресенскому несколько провозных полетов. Навыки пилотирования он восстановил быстро: сказалась прежняя подготовка. И вот настал день, когда Михаил снова повел самолет на боевое задание. Ни шквальный зенитный огонь, ни яростные атаки истребителей не остановили Воскресенского на пути к цели. Я понимал его. Человеку очень хотелось реабилитировать себя, показать, что он ни в чем не изменился, что по-прежнему всей душой предан нашему общему делу. Летчик рвался на самые опасные задания. Недавно, например, летал на разведку. Штурмана убило осколком, самого Воскресенского ранило. Но он довел самолет, посадил его. Из госпиталя, куда его определили на лечение, сбежал через три дня. С перевязанной головой, он снова полетел на боевое задание. И мы не препятствовали, знали: в нем кипит жгучая ненависть к фашистам.
- Вот какие люди бывают, Андрей Герасимович, - закончил рассказ полковник Якобсон.
Выслушав командира полка, я пригласил Воскресенского. Он вошел в землянку и, увидев незнакомого бригадного комиссара, почему-то побледнел. Думал, наверное, что опять начнутся расспросы, что могут даже отстранить от летного дела. Но я рассеял его сомнения:
- Мне говорил о вас командир, как о человеке с чистой совестью. Воюете вы здорово. Так и бейте фашистов до победного конца.
Лицо летчика заметно преобразилось, в глазах сверкнула радость.
- Спасибо! - тихо сказал он. - Доверие оправдаю, товарищ бригадный комиссар.
Михаил Григорьевич Воскресенский прошел всю войну. Потом окончил академию, стал полковником и до сих пер продолжает служить в рядах славного воинства пятого океана.
В одном из бомбардировочных полков нашего корпуса воевал лейтенант Василий Челпанов. С виду тихий, застенчивый паренек, в бою он буквально преображался. Пожалуй, в части не было человека, которому бы Челпанов уступал в храбрости.
Войну он начал на маленьком тихоходном По-2, возил почту, небольшие грузы. Имя лейтенанта не упоминалось ни в оперативных сводках, ни в политических донесениях. Но вот разнеслась весть: Василий Челпанов совершил подвиг.
...Лейтенант возвращался на свой аэродром. Монотонно стрекотал маломощный мотор фанерного "кукурузника", с крыла на крыло перебрасывали самолет воздушные потоки. Ничто, казалось, не предвещало беды. На горизонте уже показались строения маленького городка, а за ним рукой подать до места посадки.
И вдруг хищным коршуном налетел "мессершмитт". Огненная трасса сверкнула перед самым носом челпановской машины. Что мог противопоставить беззащитный По-2 быстроходному истребителю, вооруженному пушкой и пулеметами? Вступить с ним в бой было равносильно тому, что с кулаками броситься на бронированное чудовище. И Василий принимает спасительное решение: снизиться до самой земли и маневрировать в складках местности.
Фашист, уверенный в своем превосходстве, не торопился расправиться с заранее обреченной жертвой: то пугнет пулеметной очередью, то ударит пушечными снарядами. А По-2 нырял и нырял по балкам и овражкам. Наконец гитлеровцу надоела игра в кошки-мышки, и он решил покончить с "кукурузником". Но слишком поздно принял это решение: в баках кончилось горючее, пришлось садиться на нашей территории.
- Ну и поводил же ты фашиста за нос, - похвалил Челпанова командир полка.
Лейтенант только плечами пожал: что ж, мол, оставалось мне делать?
- Сейчас звонили пехотинцы, - продолжал командир, - сообщили, что приземлившийся гитлеровец взят в плен.
Василий давно мечтал о боевом самолете и тут, пользуясь случаем, попросил:
- Переведите меня на Пе-2.
- Хорошо, - согласился командир. - Смелые, инициативные люди нам нужны.
Выделили Челпанову опытного инструктора. Тот "повозил" его в зоне, и вскоре доверили Челпанову боевую машину. Смышленый летчик быстро освоился и вместе с однополчанами стал летать на боевые задания. Ходил он и на разведку.
У лейтенанта были зоркие глаза, умение отлично ориентироваться на местности и маневрировать между разрывами зенитных снарядов. Командир и сослуживцы высоко ценили эти качества Челпанова. Василий стал одним из лучших разведчиков полка.
Однажды лейтенант вылетел в тыл противника. Несмотря на сильный зенитный огонь, он прорвался к объекту, выполнил боевое задание и развернулся на свой аэродром. На обратном пути его перехватили и атаковали два "мессершмитта". Самолет загорелся. Челпанов попытался сбить пламя и не смог. Тогда он передал по радио разведданные и приказал экипажу покинуть машину. Сам выпрыгнул последним. На землю опустились только два парашюта. Штурман был убит еще в кабине.
Пехотинцы, наблюдавшие картину неравного боя, бросились в атаку и, оттеснив фашистов, выручили Челпанова и стрелка-радиста Виктора Кувшинова.
Гибель боевого друга вызвала у Василия новый прилив ненависти к гитлеровцам. Он стал воевать еще отважнее.
Полк бомбил скопление войск противника в районе города Ливны. Уничтожив в первом вылете несколько вражеских автомашин, Челпанов попросил командира послать его еще раз на боевое задание. Отказать лейтенанту было нельзя: накануне ему сообщили, что его брат, штурман самолета-бомбардировщика, пал смертью храбрых. Василия одолевала одна страсть: беспощадно мстить захватчикам за боевого друга и брата.
Через два часа Челпанов во главе группы бомбардировщиков снова вылетел за линию фронта. Вражеские зенитки били нещадно. Небо почернело от густых шапок разрывов. Но бомбардировщики упорно рвались к цели. Вот один из них задымил и, сбросив бомбы, развернулся на обратный курс. В машину Челпанова тоже попали дна снаряда, но он, поразив бомбами цель, снизился, чтобы проштурмовать вражескую колонну.
Заход. Еще заход. Внизу метались охваченные паникой фашисты. Челпанов и члены его экипажа знали, что на горящем самолете далеко не уйдешь, а выбрасываться с парашютами на территории, занятой врагом, было равносильно смерти. И они приняли решение повторить легендарный подвиг экипажа Гастелло.
В последний раз взмыл пикирующий бомбардировщик в огненное небо Орловщины и факелом ринулся в скопище гитлеровских машин...
В ряду отважных соколов, посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза, появилось и имя Василия Челпанова.
Полком, в составе которого до последнего вздоха сражался за Родину крылатый богатырь, командовал Герой Советского Союза Юрий Николаевич Горбко. Он воспитал немало отважных бойцов.
В марте 1942 года комиссар части И. М. Бецис сообщил в политотдел корпуса о блистательном подвиге старшего лейтенанта Василия Поколодного. Командир экипажа не вернулся с боевого задания, и его считали без вести пропавшим. А несколько дней спустя, когда снег стаял, стали известны подробности его героической гибели. Рядом с Поколодным валялись шесть трупов фашистов и пустая обойма. Пистолет был крепко зажат в руке. Последнюю пулю он оставил для себя.
Василий Поколодный жил и воевал как герой. После смерти он, как и Василий Челпанов стал в строй великого Бессмертия...
О самом Юрии Николаевиче Горбко - воспитателе многих героев - тоже ходили легенды. Его стихией были воздух, борьба, опасность. При любом удобном случае он вылетал во главе полковой колонны, прокладывая путь ведомым.
Так было и 22 мая, когда наши наземные войска вели жаркие бои под Изюмом и Барвенково. Большая группа самолетов под командованием Горбко вылетела на бомбардировку танков противника. На подходе к цели их встретили сильным огнем вражеские зенитчики. Все экипажи прорвались к заданному району и прицельно сбросили бомбы. Выло уничтожено немало неприятельских танков и автомашин.
При отходе от цели в самолет Горбко угодил зенитный снаряд. Машина стала почти неуправляемой, высота катастрофически падала. Юрий Николаевич вынужден был передать командование группой своему заместителю.
Гороко делал все, чтобы перетянуть через линию фронта. Но, как ни искусен был в технике пилотирования флагман бомбардировщиков, его подбитая машина окончательно вышла из "послушания".
Словно предчувствуя поживу, на Горбко внезапно налетели два "мессершмитта" и подожгли его израненный бомбардировщик. Прыгать с парашютом было поздно. Тогда Юрий Николаевич направил самолет на торфяное болото.
Может быть, посадка прошла бы благополучно, если бы на пути самолета не оказался высокий пень. Раздался сильный треск. Искореженный металл намертво зажал командиру ноги. Выскочив из кабин, штурман и стрелок бросились спасать Горбко, но их попытки закончились неудачей. Пламя уже подобралось к кабине.
- Отрубите ноги! - в отчаянии крикнул Горбко.
Но чем отрубить? Штурман и стрелок, по пояс вымазанные вонючей болотной жижей, бессильно метались возле своего командира. Неотвратимая гибель грозила всем троим: машина вот-вот могла взорваться. Тогда Горбко судорожно распахнул тужурку, вытащил из кармана партийный билет, удостоверение личности, снял с гимнастерки Золотую Звезду и сказал штурману:
- Сохраните, если останетесь живы.
Потом попросил друзей наклониться, обнял их на прощание и приказал:
- А теперь уходите.
Но разве могли они оставить командира...
- Если помирать, так вместе. Горбко зло сверкнул глазами:
- Уходите! Вам еще надо бить фашистов. Слышите? Мне все равно не жить, не летать... Уходите!
Он приставил ствол пистолета к виску и нажал на спуск. Раздался глухой выстрел. Ошеломленные неожиданной решимостью командира, штурман и стрелок не замечали языков огня, трепыхавшихся, словно фантастические птицы, слева и справа. Взорвались топливные баки. Штурмана и стрелка обдало горящим бензином. Они бросились в торфяное месиво.
Обгорелых и едва живых их подобрали наши разведчики и доставили на медицинский пункт.
О том, что Горбко сел на горящем самолете за линией фронта, мне в тот же день сообщил по телефону комиссар полка И. М. Бецис. Но о трагедии, случившейся на болоте, мы узнали гораздо позже.
- Летчики и штурманы тяжело переживают потерю командира, - доложил комиссар. - Они любили его как отца...
Об этом я хорошо знал. Авторитет Горбко в полку был непререкаем. Кем заменить его? Посоветовавшись, мы решили назначить командиром полка Исаака Моисеевича Бециса. Тут же написали представление, а через несколько дней пришел приказ: вместо погибшего Горбко утвердить кандидатуру военкома.
Юрия Николаевича хоронили в Ельце. Батальонный комиссар Бецис произнес над гробом прощальную речь. Полк проводил командира-героя в последний путь, и на караул у могилы предводителя отважных соколов встал обелиск, увенчанный красной звездой...
Я уже говорил о том, какое значение для политработника имеет его вторая профессия. Не будь Бецис летчиком, трудно сказать, признал бы полк его своим командиром. Конечно, приказ есть приказ, но душевное расположение к человеку совсем другой вопрос.
В наземных войсках эта проблема решается проще. Если комиссар храбр, он в критическую минуту сам бросается вперед, увлекает за собой остальных. Дерзкий порыв, личная отвага порой решают успех дела. А как ты явишь пример авиаторам, если сам лишен крыльев, прикован к земле?
И. М. Бецис был летчиком и сразу стал признанным вожаком полка. На другой же день он повел авиаторов в бой.
Много славных подвигов совершили бомбардировщики под командованием Исаака Моисеевича. Они мстили за своего прежнего командира, в каждый удар по врагу вкладывали всю свою ненависть.
Бецис погиб месяц спустя. В одном из налетов на вражеские войска его подбили. От прямого попадания снаряда в правую плоскость машина загорелась. И все же командир продолжал держать курс на цель. Но вот взорвался новый зенитный снаряд, и Бецис направил искалеченную машину в гущу фашистских войск. Страшный взрыв полыхнул в июньское небо и глубокой болью отозвался в сердцах однополчан, видевших эту трагедию...
Так за короткое время мы потеряли двух храбрейших командиров. Они умели сплачивать людей, личным примером вдохновлять их на подвиги.
Из штаба фронта поступило распоряжение нанести массированный бомбардировочный удар по брянскому аэродрому. По агентурным сведениям, немцы перебросили туда большое количество самолетов.
Сначала надо было произвести разведку: установить систему зенитной обороны. С этой целью на боевое задание один за другим ушли два экипажа. Обратно они не вернулись, и судьба их осталась неизвестной. На повторный вылет вызвались командир эскадрильи Павел Дельцов и его штурман Петр Козленке.
Капитан Кривцов, принявший полк после гибели Бециса, сначала не соглашался посылать лучший экипаж в разведку, но Дельцов и Козленко все же упросили его.
- Ну ладно, - переменил свое решение командир. - Только будьте осторожны.
Разведчики применили тактическую хитрость - подошли к вражескому аэродрому на большой высоте со стороны солнца. Зенитки открыли огонь по ним, когда они были уже над целью.
- Более ста пятидесяти машин, - успел подсчитать штурман.
- Виталий, - сказал Дельцов по самолетно-переговорному устройству стрелку-радисту Подпруге, - немедленно передай разведданные на командный пункт.
- Слушаюсь, товарищ командир, - ответил тот.
Теперь надо было сфотографировать расположение самолетов и огневых точек. Разведчик встал на боевой курс, и фотоаппараты сделали свое дело. Можно возвращаться домой.
Дельцов развернулся на обратный курс и доложил по радио об окончании работы. Неожиданно появились четыре "мессершмитта". Однако экипаж не растерялся, смело вступил с ними в бой. Но вот кончились боеприпасы, и самолет Дельцова оказался беззащитным.
Надеяться было не на что. Какой маневр применить, чтобы обмануть противника? Командир экипажа решил имитировать беспорядочное падение. Хитрость удалась. Подумав, что с разведчиком покончено, истребители описали круг и удалились. Убедившись в том, что опасность миновала, Дельцов потянул штурвал на себя, но он не поддавался. На помощь подоспел штурман. Вдвоем им удалось вырвать машину из смертельного пике.
Посадка закончилась для экипажа в общем благополучно. Самолет же после "акробатического этюда" представлял жалкое зрелище: верхнее остекление кабины разбито, радиостанция, указатель скорости и высоты повреждены, плоскости деформированы. Восстанавливать машину было немыслимо, и ее списали. Но фотоаппарат остался цел. Пленку быстро обработали, и уже через час несколько групп наших самолетов с разных направлений устремились к вражескому аэродрому.
Опережая события, хочется сказать, что старший лейтенант Дельцов за время войны совершил немало подвигов. Особенно отличился он в боях над Березиной. В то время я был членом Военного совета 8-й воздушной армии, и о выдающейся боевой работе командира эскадрильи мне рассказал полковник Алексей Григорьевич Федоров, в соединении которого сражался Дельцов.
В районе Бобруйска войска 1-го Белорусского фронта окружили пять фашистских дивизий. Передовые части Советской Армии стремительно продвигались вперед, и попавшим в котел гитлеровцам грозила катастрофа. Путь на запад лежал через единственный мост, связывавший берега Березины. Естественно, что на его защиту гитлеровцы бросили все имевшиеся в их распоряжении средства. Над переправой ни на минуту не прекращалось патрулирование вражеских истребителей. Сюда же были стянуты разнообразные зенитные средства.
Всякий раз, когда наши самолеты пытались прорваться к переправе, на Березине их встречала мощным огнем вражеская зенитная артиллерия. 28 июня экипажи дивизии Федорова совершили в этот район более двухсот боевых вылетов, но цель поразить не смогли. Неудачей окончились и налеты 29 июня. Пикировать немцы не позволяли, а бомбометание с горизонтального полета эффекта не давало. Вода кипела от взрывов, а мост оставался невредим.
Тогда Павел Дельцов предложил способ бомбометания, испытанный им еще на Курской дуге. Сбрасывать бомбы с малой высоты очень опасно: осколки неминуемо поражают самолет. Но другого ничего не оставалось, и летчик пошел на риск.
Девять бомбардировщиков под прикрытием истребителей встали на боевой курс. Высота, как говорится, рукой подать. Вокруг бушует огненный смерч. Однако самолеты упорно идут на цель. Их ведет Павел Дельцов. Вот и мост.
Хорошо видны ажурные арки пролетов.
- Штурман, сброс! - приказал комэск. Бомбы пошли вниз. Через минуту Дельцов слышит радостный возглас штурмана Анатолия Тимофеева:
- Есть! Попали!
Ферма второго пролета моста рухнула в воду. А через мгновение самолет тряхнуло так, что вырвало штурвал из рук летчика. Машину потянуло к земле. Дельцов пытался выровнять ее - ничего не вышло. А земля - вот она, совсем рядом. Еще минута - и смерть.
- Прыгать! - властно скомандовал Дельцов.
- Командир, мы не оставим тебя, - заявили Тимофеев и стрелок-радист Подпруга.
- Приказываю прыгать! Я за вами...
Штурман и стрелок-радист попали в расположение гитлеровцев. Отстреливались до последней возможности, но силы были неравные, и герои мужественно приняли смерть.
Павла Дельцова фашисты хотели взять живым. Он застрелил шесть автоматчиков. Последнюю пулю оставил для себя. Но вдруг враги бросились врассыпную. В чем дело? И Дельцов увидел, как из-за леса, прижимаясь к земле, стремительно летят на выручку наши штурмовики. Павел "не замедлил воспользоваться помощью авиаторов. С окраины села он бросился в лес и вскоре попал к артиллеристам, собравшимся менять огневую позицию.
Свой последний, двести восемьдесят девятый боевой вылет командир эскадрильи Дельцов совершил 30 апреля 1945 года. В этот день он бомбил здание гестапо в Берлине.
После войны летчик 1-го класса, Герой Советского Союза Павел Дельцов был. летчиком-инспектором, осваивал новые самолеты, заочно учился в военно-воздушной академии. Сейчас он в отставке, живет в деревне Нерли, Ивановской области, депутат райсовета и член исполкома.
- А как же с мостом через Березину? - спросил я полковника Федорова, выслушав рассказ об отважном летчике.
- На снимках разрушенного моста оказалось два попадания, - ответил комдив. - Кто нанес второй удар, установить удалось не сразу. Лишь двадцать с лишним лет спустя, когда я разговаривал с Павлом Дельцовым в Москве, он сказал:
- Второй удар нанес Рефиджан Сулиманов. Мост был окончательно выведен из строя.
28 июня, в первый день налета на мост, летала и эскадрилья Рефиджана Сулиманова. Однако результатов не добилась. На второй день комэск вел своих соколов следом за Дельцовым. Две сулимановские фугаски весом по двести пятьдесят килограммов каждая попали в проезжую часть моста и разнесли еще две фермы.
После войны Рефиджан Сулиманов четыре года был заместителем командира полка по летной части в Группе советских войск в Германии. В 1949 году уволился в запас. Сейчас живет в Белоруссии, в тех местах, за освобождение которых он героически сражался.