Страница:
- Товарищи летчики, - обратился к нам по телефону командующий фронтом Петров. - Знаю, что погода нелетная. Приказывать не могу. Но я прошу вас помочь. Атака пехоты захлебывается. Противник ведет убийственный огонь.
Когда разговор закончился, Жданов подошел к окну, за которым клубился белесый туман, и задумался. Лететь в такую погоду очень рискованно.
- Но ведь и там люди идут на смерть, - говорю командующему. - Надо помочь.
Жданов вызвал к телефону командира 227-й штурмовой дивизии Лебадного и передал ему просьбу командующего фронтом.
- Посылайте. Только добровольцев, - подчеркнул он. - Самых опытных.
И таких людей нашлось больше чем надо. Уговаривать никого не приходилось.
В этот день два экипажа не вернулись с задания, третий разбился во время посадки, но боевую задачу штурмовики выполнили.
Наутро погода прояснилась. Летчики повеселели. Мощным гулом наполнились аэродромы. Самолеты, волна за волной, уходили туда, где пехота пробивала брешь во вражеской обороне. Наряду с нашими отличились и чехословацкие летчики. Их дивизия трижды упоминалась в приказах Верховного Главнокомандующего.
30 апреля Моравску Остраву взяли штурмом. Путь на Прагу был открыт. С ее освобождением мы связывали сроки окончания войны. На других фронтах события тоже развивались успешно. Красная Армия вплотную приблизилась к Берлину, и со дня на день все ожидали его падения. Это воодушевляло воинов.
4-му Украинскому фронту противостояли силы 1-й танковой армии противника, занимавшей так называемый оломоуцкий выступ. Его ликвидация была возложена иа войска нашего фронта, взаимодействовавшие с правофланговыми частями 2-го Украинского фронта. Генерал армии А. И. Еременко, назначенный вместо И. Е. Петрова, сосредоточил основные усилия в полосе 60-й и 38-й армий. Мы располагали тогда более чем 600 самолетами и оказывали наземным войскам немалую помощь.
Чувствуя, что наступавшие вот-вот отрежут 1-ю танковую армию, гитлеровское командование отдало приказ оставить оломоуцкий выступ и отступить на запад.
5 мая стало известно, что пражане восстали против оккупантов. На улицах города появились баррикады. Командующий фронтом приказал мне послать на столичный аэродром Чехословакии два самолета-разведчика и узнать, есть ли там авиация. Ведущим я назначил штурмана 1-й чехословацкой авиационной дивизии майора Рипла. Возвратившись, летчики доложили, что противника на аэродроме нет.
Стало ясно: еще один сокрушительный удар - и с фашистской Германией будет покончено. Следуя за наступавшими войсками, штаб нашей армии переместился в город Пардубице под Прагой. События на фронтах развивались стремительно. Бои шли на улицах Берлина.
Не выключая радиоприемников, мы с нетерпением ждали особо важных известий. И вот слышим знакомые позывные, а следом взволнованный голос Левитана: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза..."
По-юношески стремительно в мой кабинет вбежал Василий Николаевич Жданов.
- Победа, Андрей Герасимович, победа! Слышал?! - восторженно произнес он и обнял меня.
Я хотел было позвонить в корпуса и дивизии, чтобы сообщить о долгожданном, радостном известии, но командующий взял из моих рук трубку и сказал:
- Не надо. Везде есть радио. Посмотри лучше, какое торжество царит на улице!
Мы открыли окно. Над домами взлетали ракеты, в ночном небе сверкали лучи прожекторов. Слышались громкие возгласы "ура". Люди салютовали победе из всех видов оружия, подбрасывали вверх головные уборы, обнимались, качали друг друга, улыбались и плакали от радости.
Свершилось то, к чему мы стремились почти четыре года, за что заплатили великими жертвами. Победа!
- Слава советскому оружию! Воинам нашим - слава! - восклицали подоспевшие начальник штаба армии Зотов, другие офицеры и генералы, разливая коньяк в первые попавшиеся под руку посудины.
Выходим на улицу. К нам приближаются улыбающиеся чехи. Наперебой приглашают к себе домой, обнимают, целуют нас.
- Друзи, друзи, победа!
Звучат песни, тренькают гитары, мандолины, лихо, по-русски, заливаются гармошки. Трещат выстрелы из винтовок, автоматов, пистолетов, ракетниц. Впечатление такое, будто идет великое сражение. Все перемешалось: смех, крики, русская, украинская, чешская, польская речь. Люди поют, и тут же, на мостовой, лихие танцоры отбивают каблуками цыганочку, барыню. Солдаты в стремительном хороводе кружат женщин. Все, что было скрыто в тайниках сердца долгие годы, теперь разом выплеснулось наружу и заполонило городские улицы и площади.
Раздался колокольный звон. Где-то недалеко церковный сторож решил, видимо, по-своему выразить радость победы - поднялся на звонницу и огласил ликующий, сверкающий огнями город величественным перезвоном колоколов.
А наутро над воротами, балконами, на крышах домов вспыхнули красные флаги, поперек улиц протянулись транспаранты, прославлявшие на чешском и русском языках нашу армию, армию-освободительницу. Стихийно возникли демонстрации. Чехи осыпали советских воинов цветами, угощали вином, пивом, дарили сувениры.
Я сел в машину и поехал в полки. Хотелось вместе с летчиками, штурманами, инженерами, техниками, механиками разделить радость победы над врагом.
Но вот мы узнали, что на всех фронтах война закончилась, враг сложил оружие, а для 4-го Украинского фронта и нашей воздушной армии она еще продолжалась. Большая, довольно сильная группировка фашистских войск под командованием Шернера отклонила требование советского командования о капитуляции и продолжала юго-западнее Праги отчаянно сопротивляться. Положение противника было безнадежным, ни на какую помощь рассчитывать он не мог, но тем не менее, истекая кровью, дрался с тупым и злобным упрямством.
10 мая на подавление шернеровской группировки были брошены крупные силы наземных войск, поддержанные штурмовиками и бомбардировщиками. Если враг не складывает оружия, надо принудить его к этому силой.
Приезжаю в один из полков, говорю командиру:
- Пехотинцы просят нанести удар по артиллерийской батарее фашистов. Она мешает продвижению вперед. Соберите командиров эскадрилий и выясните, кто добровольно может выполнить это задание.
- Я могу, - заявил комэск Мечетнер. Такое же желание высказали и другие командиры эскадрилий.
- Прошу это задание оставить за мной, - уже настойчивее попросил Мечетнер. - Если что случится - я один. Отца, мать и жену расстреляли немцы...
Комэска Мечетнера в полку уважали все летчики. В каких только переделках за время войны он не побывал! Как только выдавалось трудное, опасное задание, он шел, не раздумывая, первым.
Мечетнер снял с себя ордена, чего раньше никогда не делал, вытащил из кармана документы, передал их товарищам и сказал:
- На всякий случай...
Видимо, чуяло сердце храброго летчика, что вернуться ему уже не суждено. Прощально взмахнув рукой, он закрыл над головой фонарь, вырулил на старт и ушел в небо.
Позже пехотинцы рассказывали: самолет появился над позициями гитлеровцев и сбросил несколько бомб. Потом сделал новый заход и выпустил по батарее реактивные снаряды. Вся зенитная оборона противника сосредоточила огонь по храбрецу. Но самолет не торопился покидать цель. Он перешел в пике. Видно было, как к земле потянулись огненные линии. Потом машина вдруг вспыхнула и, не выходя из пикирования, врезалась в землю. Раздался глухой взрыв, над местом падения взвились багровые клубы дыма...
Не стало еще одного смелого летчика, который погиб на второй день после победы.
К дому, который занимал в Пардубице член Военного совета фронта, примыкал большой тенистый сад. В нем росли яблони, груши, виноград. На деревьях уже успела распуститься листва, и воздух казался настоянным на медвяных запахах благоухающей зелени.
Только что закончился банкет, устроенный Военным советом фронта по случаю разгрома остатков группы Шернера. Лев Захарович пригласил нас, политработников, к себе в дом, потом провел в сад и, выбрав широкую, покрытую изумрудной зеленью поляну, прилег на ней. Мы последовали его примеру.
Тихо, солнечно, мирно. Не надо думать о боях - они в прошлом.
- Как хорошо, друзья! - нарушил покой Мехлис. - Вчера еще бушевала война, и вот ее нет. Мы разгромили фашизм - страшное порождение империализма.
Он приподнялся на локтях, надкусил сорванную травинку и мечтательно, ни к кому не обращаясь, стал говорить о том, что, видимо, уже давно занимало его мысли.
Я хорошо помню этот разговор о будущем, о необходимости совершенствовать армию, оснащать ее новой техникой и оружием, ни в коем случае не ослаблять бдительности, ибо, пока существует империализм, будет существовать и угроза новой мировой войны.
Мехлис говорил, что роль политработников в перестройке армии очень велика. Надо убеждать людей, разъяснять им значение новых задач. Люди рвутся домой, им надоела война. Однако многим из них придется остаться за пределами Родины, чтобы стоять на страже свободы и независимости стран новой демократии.
Далее речь шла о том, что надо хорошо позаботиться о людях, создать нормальные условия жизни, учебы, досуга, взять на учет всех, кто по каким-либо причинам не отмечен наградами, привести в порядок места захоронения погибших. Десятки проблем, которые в ходе боевых действий порой отодвигались на второй план, сейчас приобретали особую остроту.
- Одним вам справиться не под силу, - говорил Мех-лис. - Мобилизуйте все усилия партийных, комсомольских организаций.
Солнце уже перевалило за полдень, а беседа все продолжалась. Нам было о чем поговорить на рубеже таких величайших контрастных явлений, как война и мир.
Слишком дорогой ценой досталась нам победа, чтобы не думать о сохранении завоеванного мира.
Примечания
{1}Подразумевается Леваневский. - Hoaxer.
Когда разговор закончился, Жданов подошел к окну, за которым клубился белесый туман, и задумался. Лететь в такую погоду очень рискованно.
- Но ведь и там люди идут на смерть, - говорю командующему. - Надо помочь.
Жданов вызвал к телефону командира 227-й штурмовой дивизии Лебадного и передал ему просьбу командующего фронтом.
- Посылайте. Только добровольцев, - подчеркнул он. - Самых опытных.
И таких людей нашлось больше чем надо. Уговаривать никого не приходилось.
В этот день два экипажа не вернулись с задания, третий разбился во время посадки, но боевую задачу штурмовики выполнили.
Наутро погода прояснилась. Летчики повеселели. Мощным гулом наполнились аэродромы. Самолеты, волна за волной, уходили туда, где пехота пробивала брешь во вражеской обороне. Наряду с нашими отличились и чехословацкие летчики. Их дивизия трижды упоминалась в приказах Верховного Главнокомандующего.
30 апреля Моравску Остраву взяли штурмом. Путь на Прагу был открыт. С ее освобождением мы связывали сроки окончания войны. На других фронтах события тоже развивались успешно. Красная Армия вплотную приблизилась к Берлину, и со дня на день все ожидали его падения. Это воодушевляло воинов.
4-му Украинскому фронту противостояли силы 1-й танковой армии противника, занимавшей так называемый оломоуцкий выступ. Его ликвидация была возложена иа войска нашего фронта, взаимодействовавшие с правофланговыми частями 2-го Украинского фронта. Генерал армии А. И. Еременко, назначенный вместо И. Е. Петрова, сосредоточил основные усилия в полосе 60-й и 38-й армий. Мы располагали тогда более чем 600 самолетами и оказывали наземным войскам немалую помощь.
Чувствуя, что наступавшие вот-вот отрежут 1-ю танковую армию, гитлеровское командование отдало приказ оставить оломоуцкий выступ и отступить на запад.
5 мая стало известно, что пражане восстали против оккупантов. На улицах города появились баррикады. Командующий фронтом приказал мне послать на столичный аэродром Чехословакии два самолета-разведчика и узнать, есть ли там авиация. Ведущим я назначил штурмана 1-й чехословацкой авиационной дивизии майора Рипла. Возвратившись, летчики доложили, что противника на аэродроме нет.
Стало ясно: еще один сокрушительный удар - и с фашистской Германией будет покончено. Следуя за наступавшими войсками, штаб нашей армии переместился в город Пардубице под Прагой. События на фронтах развивались стремительно. Бои шли на улицах Берлина.
Не выключая радиоприемников, мы с нетерпением ждали особо важных известий. И вот слышим знакомые позывные, а следом взволнованный голос Левитана: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза..."
По-юношески стремительно в мой кабинет вбежал Василий Николаевич Жданов.
- Победа, Андрей Герасимович, победа! Слышал?! - восторженно произнес он и обнял меня.
Я хотел было позвонить в корпуса и дивизии, чтобы сообщить о долгожданном, радостном известии, но командующий взял из моих рук трубку и сказал:
- Не надо. Везде есть радио. Посмотри лучше, какое торжество царит на улице!
Мы открыли окно. Над домами взлетали ракеты, в ночном небе сверкали лучи прожекторов. Слышались громкие возгласы "ура". Люди салютовали победе из всех видов оружия, подбрасывали вверх головные уборы, обнимались, качали друг друга, улыбались и плакали от радости.
Свершилось то, к чему мы стремились почти четыре года, за что заплатили великими жертвами. Победа!
- Слава советскому оружию! Воинам нашим - слава! - восклицали подоспевшие начальник штаба армии Зотов, другие офицеры и генералы, разливая коньяк в первые попавшиеся под руку посудины.
Выходим на улицу. К нам приближаются улыбающиеся чехи. Наперебой приглашают к себе домой, обнимают, целуют нас.
- Друзи, друзи, победа!
Звучат песни, тренькают гитары, мандолины, лихо, по-русски, заливаются гармошки. Трещат выстрелы из винтовок, автоматов, пистолетов, ракетниц. Впечатление такое, будто идет великое сражение. Все перемешалось: смех, крики, русская, украинская, чешская, польская речь. Люди поют, и тут же, на мостовой, лихие танцоры отбивают каблуками цыганочку, барыню. Солдаты в стремительном хороводе кружат женщин. Все, что было скрыто в тайниках сердца долгие годы, теперь разом выплеснулось наружу и заполонило городские улицы и площади.
Раздался колокольный звон. Где-то недалеко церковный сторож решил, видимо, по-своему выразить радость победы - поднялся на звонницу и огласил ликующий, сверкающий огнями город величественным перезвоном колоколов.
А наутро над воротами, балконами, на крышах домов вспыхнули красные флаги, поперек улиц протянулись транспаранты, прославлявшие на чешском и русском языках нашу армию, армию-освободительницу. Стихийно возникли демонстрации. Чехи осыпали советских воинов цветами, угощали вином, пивом, дарили сувениры.
Я сел в машину и поехал в полки. Хотелось вместе с летчиками, штурманами, инженерами, техниками, механиками разделить радость победы над врагом.
Но вот мы узнали, что на всех фронтах война закончилась, враг сложил оружие, а для 4-го Украинского фронта и нашей воздушной армии она еще продолжалась. Большая, довольно сильная группировка фашистских войск под командованием Шернера отклонила требование советского командования о капитуляции и продолжала юго-западнее Праги отчаянно сопротивляться. Положение противника было безнадежным, ни на какую помощь рассчитывать он не мог, но тем не менее, истекая кровью, дрался с тупым и злобным упрямством.
10 мая на подавление шернеровской группировки были брошены крупные силы наземных войск, поддержанные штурмовиками и бомбардировщиками. Если враг не складывает оружия, надо принудить его к этому силой.
Приезжаю в один из полков, говорю командиру:
- Пехотинцы просят нанести удар по артиллерийской батарее фашистов. Она мешает продвижению вперед. Соберите командиров эскадрилий и выясните, кто добровольно может выполнить это задание.
- Я могу, - заявил комэск Мечетнер. Такое же желание высказали и другие командиры эскадрилий.
- Прошу это задание оставить за мной, - уже настойчивее попросил Мечетнер. - Если что случится - я один. Отца, мать и жену расстреляли немцы...
Комэска Мечетнера в полку уважали все летчики. В каких только переделках за время войны он не побывал! Как только выдавалось трудное, опасное задание, он шел, не раздумывая, первым.
Мечетнер снял с себя ордена, чего раньше никогда не делал, вытащил из кармана документы, передал их товарищам и сказал:
- На всякий случай...
Видимо, чуяло сердце храброго летчика, что вернуться ему уже не суждено. Прощально взмахнув рукой, он закрыл над головой фонарь, вырулил на старт и ушел в небо.
Позже пехотинцы рассказывали: самолет появился над позициями гитлеровцев и сбросил несколько бомб. Потом сделал новый заход и выпустил по батарее реактивные снаряды. Вся зенитная оборона противника сосредоточила огонь по храбрецу. Но самолет не торопился покидать цель. Он перешел в пике. Видно было, как к земле потянулись огненные линии. Потом машина вдруг вспыхнула и, не выходя из пикирования, врезалась в землю. Раздался глухой взрыв, над местом падения взвились багровые клубы дыма...
Не стало еще одного смелого летчика, который погиб на второй день после победы.
К дому, который занимал в Пардубице член Военного совета фронта, примыкал большой тенистый сад. В нем росли яблони, груши, виноград. На деревьях уже успела распуститься листва, и воздух казался настоянным на медвяных запахах благоухающей зелени.
Только что закончился банкет, устроенный Военным советом фронта по случаю разгрома остатков группы Шернера. Лев Захарович пригласил нас, политработников, к себе в дом, потом провел в сад и, выбрав широкую, покрытую изумрудной зеленью поляну, прилег на ней. Мы последовали его примеру.
Тихо, солнечно, мирно. Не надо думать о боях - они в прошлом.
- Как хорошо, друзья! - нарушил покой Мехлис. - Вчера еще бушевала война, и вот ее нет. Мы разгромили фашизм - страшное порождение империализма.
Он приподнялся на локтях, надкусил сорванную травинку и мечтательно, ни к кому не обращаясь, стал говорить о том, что, видимо, уже давно занимало его мысли.
Я хорошо помню этот разговор о будущем, о необходимости совершенствовать армию, оснащать ее новой техникой и оружием, ни в коем случае не ослаблять бдительности, ибо, пока существует империализм, будет существовать и угроза новой мировой войны.
Мехлис говорил, что роль политработников в перестройке армии очень велика. Надо убеждать людей, разъяснять им значение новых задач. Люди рвутся домой, им надоела война. Однако многим из них придется остаться за пределами Родины, чтобы стоять на страже свободы и независимости стран новой демократии.
Далее речь шла о том, что надо хорошо позаботиться о людях, создать нормальные условия жизни, учебы, досуга, взять на учет всех, кто по каким-либо причинам не отмечен наградами, привести в порядок места захоронения погибших. Десятки проблем, которые в ходе боевых действий порой отодвигались на второй план, сейчас приобретали особую остроту.
- Одним вам справиться не под силу, - говорил Мех-лис. - Мобилизуйте все усилия партийных, комсомольских организаций.
Солнце уже перевалило за полдень, а беседа все продолжалась. Нам было о чем поговорить на рубеже таких величайших контрастных явлений, как война и мир.
Слишком дорогой ценой досталась нам победа, чтобы не думать о сохранении завоеванного мира.
Примечания
{1}Подразумевается Леваневский. - Hoaxer.