— Видишь, я же говорила, что мы еще встретимся.
— Да… Ты много чего говорила, гадалка, — ответил Рафи.
— Хочешь, еще погадаю? Вижу, что вопросов и сомнений у тебя много. Может, и помогу чем. Погадать?
— Заплатить я тебе не смогу.
— Да знаю, знаю… Ничего, потом отдашь, когда будет с чего. Хотя ох как не скоро это случится… Ладно, за красивые глаза погадаю,
— Ну, тогда давай, — Рафи протянул руку.
— Пошли в шатер. Здесь я вижу плохо.
Она поманила за собой Рафи. Она вошли в шатер. Рафи показалось, что он вернулся назад во времени. Его окружили уже знакомые запахи. Пахло какими-то травами, плохо выделанными шкурами и пылью. Рафи подумал, что до сих пор больше полагается на свой нюх, чем на глаза. Впрочем, в шатре было темно, как в брюхе большой рыбины.
Цыганка зажгла масляную лампу, которая тут же невыносимо зачадила. Потом гадалка подожгла пучок сухих трав, отчего по шатру расползся терпкий незнакомый Рафи запах, от которого слегка закружилась голова.
— Садись, — сказала женщина.
Рафи послушно опустился на ковер напротив цыганки. Та взяла его руку и начала пристально вглядываться в рисунок линий на ладони. Рафи терпеливо ждал, что она скажет. Ждать пришлось долго. Несколько раз цыганка принималась что-то бормотать на незнакомом Рафи языке, вставала, зажигала новые травы, снова брала его ладонь в руки и водила над ней тлеющим пучком.
Наконец, она глубоко вздохнула, отпустила ладонь Рафи и утерла пот со лба.
— Ну, — нетерпеливо спросил он. — Что ты там увидела?
Цыганка помолчала, глядя на огонек лампы. Потом встала, порылась в сундучке, вытащила тонкую трубочку, неторопливо набила ее табаком, прикурила и несколько раз глубоко затянулась, пуская колечки дыма. И только тогда заговорила.
— Вижу, тяжело тебе пришлось... Не стала я в твое будущее заглядывать.
— Почему?
— Да ни к чему это. Все самое главное в тебе сейчас сидит. В путь собрался? Думаешь убежать от себя?
— Не от себя, от людей.
— От людей не бегают. Бегают от себя.
— Ну, пусть так…
— Беда твоя в том, что себя-то прощать так и не научился. А без этого и в пустыне счастлив не будешь. Себя полюбить сперва надо. А потом уже о других думать. Старый черт мог бы тебе это сказать. Да только дождешься от него доброго дела. Люди для него, что твои муравьи…
— Ты знаешь рыбака?
— Как не знать… Сколько народу загубил… К нему за счастьем приходят, а он все правды добивается. Вот и ты… Стал видеть, а что толку? Все равно видишь-то не дальше собственного носа. А он даже не озаботился тебе самое простое объяснить.
— Что это за самое простое?
— Да то. Пока на прошлое смотришь, вся жизнь мимо пройдет.
— Но я должен был вернуться, чтобы…
— Ничего ты не должен. Вот вернулся, а что получил? Уходишь — уходи. Остаешься — оставайся. Сомнения, Рафи, еще никого до добра не доводили. Сомнениями делу не поможешь. Решил уйти — уходи. И даже не оглядывайся. Так всем лучше будет. А ты все задом пятишься. Вот и падаешь. Старый черт говорил ведь тебе, что как бы ни решил — все едино правильно будет?
— Говорил. Да, как видно, ошибся…
— С чего это вдруг?
— Мое решение до добра не довело.
— А кто тебе сказал, что правильно — это значит хорошо? Правильно, Рафи, это когда ты что-то решил и сделал без всяких сомнений и оглядок. Вот тогда, что бы ни получилось — все будет верно, значит, так силы посильнее тебя распорядились. Освободишься от сомнений — перестанешь ошибаться. Так-то. В этом мире все, что тебе дано, — это свобода выбирать и следовать своему выбору. И принимать то, что получилось. Больше ничего у человека нету. А ты все думаешь, как бы поглаже да полегче жить, как бы всех довольными оставить. Не будет этого. Пора уж понять. Правильно — вовсе не значит, что все рады будут. Правильно — это иногда и больно. Иногда и страшно... Ничего тут не поделаешь. Мир не для твоей радости создавался. И не для того, чтобы жил счастливо. Мир сам по себе, а ты сам по себе. И по-другому не будет. Так что избавляйся от сомнений, Рафи. Решил — делай, а там, что бы ни получилось, все правильно будет.
— И то, что я своего друга убил, — тоже правильно? — спросил Рафи.
— Это он решил, что должен с тобой драться. Решил и сделал. А раз умер — значит, для него это правильно было. Мир так решил.
— А дядя?
— Он, как и ты, сомневался все. Вот и получил не жизнь, а недоразумение сплошное. Потому что с оглядкой жил.
— А Вероника?
— Так она посчастливее тебя будет. Ребенок ей в радость.
— Но старик сказал…
— Ой, что мужчина о женском счастье знатьможет? Слушай ты его… Я как женщина тебе говорю: хорошо ей. Трудно, но хорошо. Вот если ты придешь, сомневаться ее заставишь. Тогда даже я не могу сказать, чем дело закончится. Ну, ладно, хватит болтать. Время уже позднее. Тебе спать пора, если хочешь завтра к морю выйти. Помни, Рафи, никогда не сомневайся. Сомнения людей больше погубили, чем глупость. От них все беды.
— Но…
— Все, ничего не хочу больше слушать. Если чего не понял, так еще успеешь. Долгий путь у тебя впереди.
— Подожди, — торопливо сказал Рафи, видя, что старая цыганка встала, — ты говорила в прошлый раз про человека, похожего на быка… Кто это? Почему я его не встретил?
— А-а… Помню, как же… Увидишь ты его. Обязательно. В Мертвом городе.
— Где?
— Я же говорю, долгий путь у тебя. Еще много чего случится. Твоя первая жизнь закончилась. Вторая еще даже не началась. Так что не спеши. Главное — забудь о сомнениях. От них все зло.
С этими словами цыганка мягко, но настойчиво вытолкала Рафи из шатра.
Старик, прищурившись, смотрел на бескрайнюю синь, расстилавшуюся перед ним. Он думал о своем, и Рафи терпеливо ждал, когда рыбак что-нибудь скажет на прощание.
Они стояли около снаряженной, готовой к долгому плаванию лодки. Жена старика хлопотала около коптильни, разделывая рыбу.
С моря дул свежий ветер. Было прохладно, и Рафи плотнее запахнул свою латаную-перелатанную куртку.
— Тяжеловато тебе будет при таком ветре, — задумчиво сказал старик.
— Ничего, справлюсь. Я не припомню ни дня, когда мне приходилось бы легко…
Старик кивнул и снова замолчал.
Рафи окинул взглядом пустынный берег. Неподалеку по песку бродили чайки. Рафи подумал, что погода скоро испортится окончательно. Надо было поторапливаться.
— Что будешь делать в пустыне? — спросил старик, будто не заглядывал только что в будущее Рафи.
— Жить, — просто ответил Рафи.
Он не задумывался об этом. Просто следовал своему выбору. Как и говорила старая цыганка, без всяких сомнений. Сомнения и вопросы остались позади. Его ждала новая жизнь. Ее он хотел прожить так, чтобы ни один прожитый день не заставлял сомневаться.
Старик молчал. Рафи понял по его лицу, что он ждет другого ответа.
— Я буду ловить змей, — весело сказал он. — Они не такие сильные, как быки, но неприятностей от них может быть не меньше.
Рыбак кивнул.
— Только учти, — сказал он. — Кем бы ты ни был, матадором или змееловом, ты — это не твое дело. И не то, что ты имеешь. Ты — это ты. Независимо от того, чем зарабатываешь на хлеб. Не повторяй своих же ошибок.
— Не повторю, будь спокоен.
— Знаю, что не повторишь, — проворчал старик. — Новых наделаешь, это точно.
— Ничего, — легко сказал Рафи, — Я буду ошибаться, не сомневаясь.
— Ну-ну... Ладно, тебе пора. Прощай, Матадор.
— Прощай, Рыбак. Спасибо тебе.
Рафи забрался в лодку и взялся за весла.
Когда лопасти весел погрузились в воду и берег начал медленно удаляться, Рафи в последний раз почувствовал легкий укол сожаления. Все в его жизни оказалось не так, как он хотел. Но исправить что-либо было уже невозможно.
И тогда он подумал, что там, среди бескрайних песков, он может начать все сначала. Он не бежит от себя, он спешит навстречу себе. И то, какой будет эта встреча и что она ему принесет, зависит только от него. Тяжелый груз, давивший на его плечи все это время, вдруг, в один миг, растаял. Рафи счастливо рассмеялся и налег на весла.
Он бросил прощальный взгляд на полоску берега и увидел, как с громкими торжествующими криками взмыла в небо ослепительно белая стая чаек.
Солнце палило нещадно. От раскаленного песка поднималось марево, все живое попряталось от жгучих лучей. Только человек в выцветшем широком плаще упрямо брел вперед. Капюшон полностью скрывал его лицо. За плечами у человека болтался небольшой мешок. В руке был шест с рогатиной на конце…
— Да… Ты много чего говорила, гадалка, — ответил Рафи.
— Хочешь, еще погадаю? Вижу, что вопросов и сомнений у тебя много. Может, и помогу чем. Погадать?
— Заплатить я тебе не смогу.
— Да знаю, знаю… Ничего, потом отдашь, когда будет с чего. Хотя ох как не скоро это случится… Ладно, за красивые глаза погадаю,
— Ну, тогда давай, — Рафи протянул руку.
— Пошли в шатер. Здесь я вижу плохо.
Она поманила за собой Рафи. Она вошли в шатер. Рафи показалось, что он вернулся назад во времени. Его окружили уже знакомые запахи. Пахло какими-то травами, плохо выделанными шкурами и пылью. Рафи подумал, что до сих пор больше полагается на свой нюх, чем на глаза. Впрочем, в шатре было темно, как в брюхе большой рыбины.
Цыганка зажгла масляную лампу, которая тут же невыносимо зачадила. Потом гадалка подожгла пучок сухих трав, отчего по шатру расползся терпкий незнакомый Рафи запах, от которого слегка закружилась голова.
— Садись, — сказала женщина.
Рафи послушно опустился на ковер напротив цыганки. Та взяла его руку и начала пристально вглядываться в рисунок линий на ладони. Рафи терпеливо ждал, что она скажет. Ждать пришлось долго. Несколько раз цыганка принималась что-то бормотать на незнакомом Рафи языке, вставала, зажигала новые травы, снова брала его ладонь в руки и водила над ней тлеющим пучком.
Наконец, она глубоко вздохнула, отпустила ладонь Рафи и утерла пот со лба.
— Ну, — нетерпеливо спросил он. — Что ты там увидела?
Цыганка помолчала, глядя на огонек лампы. Потом встала, порылась в сундучке, вытащила тонкую трубочку, неторопливо набила ее табаком, прикурила и несколько раз глубоко затянулась, пуская колечки дыма. И только тогда заговорила.
— Вижу, тяжело тебе пришлось... Не стала я в твое будущее заглядывать.
— Почему?
— Да ни к чему это. Все самое главное в тебе сейчас сидит. В путь собрался? Думаешь убежать от себя?
— Не от себя, от людей.
— От людей не бегают. Бегают от себя.
— Ну, пусть так…
— Беда твоя в том, что себя-то прощать так и не научился. А без этого и в пустыне счастлив не будешь. Себя полюбить сперва надо. А потом уже о других думать. Старый черт мог бы тебе это сказать. Да только дождешься от него доброго дела. Люди для него, что твои муравьи…
— Ты знаешь рыбака?
— Как не знать… Сколько народу загубил… К нему за счастьем приходят, а он все правды добивается. Вот и ты… Стал видеть, а что толку? Все равно видишь-то не дальше собственного носа. А он даже не озаботился тебе самое простое объяснить.
— Что это за самое простое?
— Да то. Пока на прошлое смотришь, вся жизнь мимо пройдет.
— Но я должен был вернуться, чтобы…
— Ничего ты не должен. Вот вернулся, а что получил? Уходишь — уходи. Остаешься — оставайся. Сомнения, Рафи, еще никого до добра не доводили. Сомнениями делу не поможешь. Решил уйти — уходи. И даже не оглядывайся. Так всем лучше будет. А ты все задом пятишься. Вот и падаешь. Старый черт говорил ведь тебе, что как бы ни решил — все едино правильно будет?
— Говорил. Да, как видно, ошибся…
— С чего это вдруг?
— Мое решение до добра не довело.
— А кто тебе сказал, что правильно — это значит хорошо? Правильно, Рафи, это когда ты что-то решил и сделал без всяких сомнений и оглядок. Вот тогда, что бы ни получилось — все будет верно, значит, так силы посильнее тебя распорядились. Освободишься от сомнений — перестанешь ошибаться. Так-то. В этом мире все, что тебе дано, — это свобода выбирать и следовать своему выбору. И принимать то, что получилось. Больше ничего у человека нету. А ты все думаешь, как бы поглаже да полегче жить, как бы всех довольными оставить. Не будет этого. Пора уж понять. Правильно — вовсе не значит, что все рады будут. Правильно — это иногда и больно. Иногда и страшно... Ничего тут не поделаешь. Мир не для твоей радости создавался. И не для того, чтобы жил счастливо. Мир сам по себе, а ты сам по себе. И по-другому не будет. Так что избавляйся от сомнений, Рафи. Решил — делай, а там, что бы ни получилось, все правильно будет.
— И то, что я своего друга убил, — тоже правильно? — спросил Рафи.
— Это он решил, что должен с тобой драться. Решил и сделал. А раз умер — значит, для него это правильно было. Мир так решил.
— А дядя?
— Он, как и ты, сомневался все. Вот и получил не жизнь, а недоразумение сплошное. Потому что с оглядкой жил.
— А Вероника?
— Так она посчастливее тебя будет. Ребенок ей в радость.
— Но старик сказал…
— Ой, что мужчина о женском счастье знатьможет? Слушай ты его… Я как женщина тебе говорю: хорошо ей. Трудно, но хорошо. Вот если ты придешь, сомневаться ее заставишь. Тогда даже я не могу сказать, чем дело закончится. Ну, ладно, хватит болтать. Время уже позднее. Тебе спать пора, если хочешь завтра к морю выйти. Помни, Рафи, никогда не сомневайся. Сомнения людей больше погубили, чем глупость. От них все беды.
— Но…
— Все, ничего не хочу больше слушать. Если чего не понял, так еще успеешь. Долгий путь у тебя впереди.
— Подожди, — торопливо сказал Рафи, видя, что старая цыганка встала, — ты говорила в прошлый раз про человека, похожего на быка… Кто это? Почему я его не встретил?
— А-а… Помню, как же… Увидишь ты его. Обязательно. В Мертвом городе.
— Где?
— Я же говорю, долгий путь у тебя. Еще много чего случится. Твоя первая жизнь закончилась. Вторая еще даже не началась. Так что не спеши. Главное — забудь о сомнениях. От них все зло.
С этими словами цыганка мягко, но настойчиво вытолкала Рафи из шатра.
Старик, прищурившись, смотрел на бескрайнюю синь, расстилавшуюся перед ним. Он думал о своем, и Рафи терпеливо ждал, когда рыбак что-нибудь скажет на прощание.
Они стояли около снаряженной, готовой к долгому плаванию лодки. Жена старика хлопотала около коптильни, разделывая рыбу.
С моря дул свежий ветер. Было прохладно, и Рафи плотнее запахнул свою латаную-перелатанную куртку.
— Тяжеловато тебе будет при таком ветре, — задумчиво сказал старик.
— Ничего, справлюсь. Я не припомню ни дня, когда мне приходилось бы легко…
Старик кивнул и снова замолчал.
Рафи окинул взглядом пустынный берег. Неподалеку по песку бродили чайки. Рафи подумал, что погода скоро испортится окончательно. Надо было поторапливаться.
— Что будешь делать в пустыне? — спросил старик, будто не заглядывал только что в будущее Рафи.
— Жить, — просто ответил Рафи.
Он не задумывался об этом. Просто следовал своему выбору. Как и говорила старая цыганка, без всяких сомнений. Сомнения и вопросы остались позади. Его ждала новая жизнь. Ее он хотел прожить так, чтобы ни один прожитый день не заставлял сомневаться.
Старик молчал. Рафи понял по его лицу, что он ждет другого ответа.
— Я буду ловить змей, — весело сказал он. — Они не такие сильные, как быки, но неприятностей от них может быть не меньше.
Рыбак кивнул.
— Только учти, — сказал он. — Кем бы ты ни был, матадором или змееловом, ты — это не твое дело. И не то, что ты имеешь. Ты — это ты. Независимо от того, чем зарабатываешь на хлеб. Не повторяй своих же ошибок.
— Не повторю, будь спокоен.
— Знаю, что не повторишь, — проворчал старик. — Новых наделаешь, это точно.
— Ничего, — легко сказал Рафи, — Я буду ошибаться, не сомневаясь.
— Ну-ну... Ладно, тебе пора. Прощай, Матадор.
— Прощай, Рыбак. Спасибо тебе.
Рафи забрался в лодку и взялся за весла.
Когда лопасти весел погрузились в воду и берег начал медленно удаляться, Рафи в последний раз почувствовал легкий укол сожаления. Все в его жизни оказалось не так, как он хотел. Но исправить что-либо было уже невозможно.
И тогда он подумал, что там, среди бескрайних песков, он может начать все сначала. Он не бежит от себя, он спешит навстречу себе. И то, какой будет эта встреча и что она ему принесет, зависит только от него. Тяжелый груз, давивший на его плечи все это время, вдруг, в один миг, растаял. Рафи счастливо рассмеялся и налег на весла.
Он бросил прощальный взгляд на полоску берега и увидел, как с громкими торжествующими криками взмыла в небо ослепительно белая стая чаек.
* * *
Человек шел медленно, внимательно глядя под ноги. Несколько раз он останавливался и присаживался на корточки, что-то рассматривая. Непонятно было, что он хочет найти в песке.Солнце палило нещадно. От раскаленного песка поднималось марево, все живое попряталось от жгучих лучей. Только человек в выцветшем широком плаще упрямо брел вперед. Капюшон полностью скрывал его лицо. За плечами у человека болтался небольшой мешок. В руке был шест с рогатиной на конце…