— Скрести кисти рук, — потребовал он, — и держи их неподвижно.
   Через секунду Фрэнни почувствовала, что он связывает их. Нехорошее предчувствие вновь охватило ее.
   — Майкл… — Она попыталась заговорить, но он опять приложил палец к ее губам.
   Потом Фрэнни услышала, как он уходит, и ее охватила настоящая паника. Она хотела закричать, но боялась, что Майклу это не понравится. Попробовала натянуть веревку. Нет, завязано крепко. А что, если он оставил ее надолго? Что, если он ушел из дома, а тут вдруг случится пожар? Фрэнни приказала себе успокоиться — воображение может завести слишком далеко. Вероятно, он сидит здесь же, в комнате, и наблюдает за ней. Фрэнни постаралась выпрямиться, и тут ее пронзила новая мысль: а что, если он не один? Фрэнни нервно заерзала в кресле. Сколько времени она уже здесь находится? До ее ушей долетел глухой раскат грома, и Фрэнни сразу почувствовала себя легче. Раньше удары грома вызывали у нее страх, но сейчас знакомый, звук помог успокоиться.
   Через некоторое время послышались шаги. Повернув голову влево, Фрэнни внимательно прислушивалась, и когда что-то коснулось ее бедра, она дернула ногой и громко закричала.
   — Раздвинь ноги!
   Это был голос Майкла, и Фрэнни захотелось смеяться от облегчения. Сейчас ей казалось, что он стоит перед ней на коленях.
   — Раздвинь ноги, — уже раздраженно повторил Майкл. Фрэнни повиновалась. Положив руки на ее колени, Майкл развел их еще больше. Фрэнни прекрасно знала, как сейчас она выглядит без волос — полностью уязвимой и беззащитной, ее промежность зияет, как открытая рана.
   Взяв Фрэнни за правую лодыжку, Майкл привязал ее к ручке кресла, затем взялся за левую. Сердце ее забилось быстрее, дыхание участилось. Фрэнни попыталась сдвинуть ноги, но ничего не получилось — он привязал ее чересчур крепко.
   Положив руку на внутреннюю сторону бедра, Майкл больно ущипнул ее плоть.
   — Ты очень упрямая, — сказал он. — Я же говорил, чтобы ты не надевала халат.
   У Фрэнни заныло в животе. Она совсем забыла про халат!
   — Когда-нибудь я научу тебя уделять больше внимания моим просьбам, — сказал Майкл. — Я приучу тебя к дисциплине. Ты должна выполнять мои приказы.
   Волна паники охватила Фрэнни.
   — Пожалуйста, Майкл! — сказала она. — Не надо…
   Но тут он вставил ей в рот кляп, и конец фразы застрял у нее в горле.

Часть 2
НОРА

Прежде чем продолжить…

   Я решила, что теперь мне нужно встретиться с М. Из дневника Фрэнни я узнала все, что могла, настало время познакомиться с самим профессором. Я хотела бы отступить, но какая-то непонятная сила толкает меня вперед. Фрэнни писала, что ее инстинктивно влечет к природе. Так вот, меня тоже влечет — только не к природе, а к ней, Фрэнни, к ее тайной жизни, к загадке ее смерти. Меня тянет к неведомому так же, как зевак привлекает пожар или автомобильная авария. Это непреодолимо и происходит помимо моего желания. Я должна выяснить, что случилось, должна любой ценой узнать, как и почему умерла Фрэнни, и передать ее убийцу — кто бы он ни был — в руки правосудия.
   Да, я очень боюсь, но в глубине души я уверена в победе. Я отнюдь не та робкая девочка, какой была Фрэнни; во мне М. найдет достойную соперницу. Покорность не в моем стиле — я не сдамся без сопротивления, да и вообще не сдамся.
   Я слежу за М. уже несколько месяцев и хорошо знаю его распорядок жизни. Он делает покупки в «Самородке», обычно по субботам, часто обедает в ресторане, много времени проводит дома, три раза в неделю ранним утром бегает со своей собакой — датским догом. В этом семестре занятия у него четыре раза в неделю, и по дороге в университет он заглядывает в закусочную, где иногда съедает глазированный пончик, но обычно ограничивается двумя чашками черного кофе и чтением газеты. Вообще он выписывает две газеты — «Сакраменто би» и «Дэвис энтерпрайз», причем «Би» читает по утрам в закусочной, а «Энтерпрайз», как правило, дома.
   В университете я видела его много раз. Фрэнни была права — М. здесь весьма популярен. Я следила за ним, слушала его разговоры и должна подтвердить, что и преподаватели, и студенты его любят. У него несколько друзей-мужчин, с которыми М. регулярно встречается. Раз в неделю они играют в гольф, а время от времени отправляются на озеро Тахо поиграть в карты. М. играет только в блэкджек. Его отношения с женщинами охарактеризовать труднее. Насколько я могу судить, от студенток он держится подальше, причем, я уверена, не по морально-этическим, а по сугубо практическим соображениям. За время наблюдения я видела его с несколькими женщинами — одни молодые, другие среднего возраста, но все весьма привлекательные, однако эти отношения всегда быстро заканчивались. По чьей инициативе — его или их, — я не имею понятия. С ними в отличие от Фрэнни он бывает в обществе: ужинает, ходит в театр, ездит куда-то на выходные. Он этого еще не знает, но следующей женщиной в его жизни буду я.
   Еще несколько слов в пояснение того, что написала Фрэнни. Прежде всего должна честно признаться, что недооценила ее сексуальность. Мне не могло прийти в голову, что у нее может быть любовник, казалось, что секс ее абсолютно не интересует. Как она могла связаться с таким, как М., и как я могла не заметить происшедших в ней изменений? Стыдно сказать, но сейчас я даже не могу вспомнить, были ли у нее тогда на руках синяки.
   Я также не подозревала о ее близких отношениях с миссис Дивер. Этот симбиоз вполне удовлетворял обеих, но Фрэнни почти не упоминала о миссис Дивер, разве что мимоходом, и ни разу не говорила о том, что видит в ней что-то вроде эрзац-матери. Или все-таки говорила? Возможно, она делала какие-то намеки, которые я пропустила мимо ушей. Впрочем, термин «симбиоз», вероятно, здесь не совсем удачен. Я признаю, что слишком часто стараюсь просеять свои личные наблюдения через фильтр естественно-научной методологии, а это, наверное, не всегда правильно. Может быть, чтобы оценить те отношения, которые связывали Фрэнни с другими людьми — а в таких вещах я слабо разбираюсь, — мне надо отложить в сторону свою лупу?
   Дневник ясно свидетельствует о том, как неправильно я себя вела. Я не имела представления о том, что Фрэнни все еще переживает гибель наших родителей, все еще нуждается в родительской любви. За несколько месяцев до своей смерти отец позвонил мне и сказал, что Фрэнни плохо ведет себя, и даже намекнул на какой-то инцидент с украденными велосипедами, однако, переехав ко мне в Сакраменто, сестра стала тихой и робкой — она хорошо вела себя в школе, ни на что не жаловалась, аккуратно делала уроки и подолгу смотрела телевизор. За исключением того, что Фрэнни каждый месяц прибавляла в весе по несколько фунтов, она никогда не доставляла мне никаких проблем. Я считала, что она примирилась со смертью папы и мамы. Откуда мне было знать, что она так несчастна? Я заботилась о ней как могла, но этого, как выяснилось, было недостаточно. Теперь я это понимаю.

Глава 6

   Я должна встретиться с М. сегодня утром в его излюбленной закусочной под названием «У Флаффи», находящейся через дорогу от университетского городка. Закусочная является одной из главных достопримечательностей Дэвиса. По утрам это заведение становится одним из самых оживленных мест в городе. С чисто внешней точки зрения — длинное и узкое помещение, пластмассовые столы, режущий глаза ослепительный свет, покрытый потертым линолеумом пол — не очень-то уютно, но кофе и пончики здесь готовят хорошие, так что с течением времени заведение стало для обитателей городка излюбленным местом встреч.
   Я не бегаю трусцой, предпочитая аэробику, но сегодня на мне розово-серый тренировочный костюм, чтобы казалось, будто я бегунья. Мне надо привлечь внимание М., я хочу, чтобы он решил, что между нами есть нечто общее. Вообще-то привлечь внимание мужчин для меня обычно не проблема, но сегодня я волнуюсь — мне нужно произвести на М. сильное впечатление. Я долго возилась с косметикой и теперь довольна результатом. У меня приятное лицо, которое, правда, нельзя назвать красивым, но на нем почти незаметны морщины, и моя кожа еще почти так же эластична, как раньше. Я по-прежнему ношу восьмой размер — пусть для этого мне приходится заниматься в гимнастическом зале шесть дней в неделю, а в иссиня-черных волосах нет даже намека на седину. Мышцы в тонусе, ягодицы крепкие, груди стоят торчком. В общем, когда сегодня утром, закончив одеваться, я посмотрела на себя в зеркало, то увидела там высокую, привлекательную, сексуальную женщину лет тридцати с небольшим. Нет, беспокоиться не о чем — с М. у меня проблем не будет.
   Сквозь плексигласовые стекла я вижу, как он сидит в дальнем углу помещения, читая газету и время от времени прихлебывая кофе. Войдя в закусочную, я становлюсь в очередь. Здесь шумно. Люди вокруг громко разговаривают между собой, девушки за стойкой принимают заказы, посетители входят и выходят. Заплатив за кофе, я озираюсь по сторонам и, выразив недовольство по поводу того, что все кабинки заняты, направляюсь к той из них, которую занимает М. Не знаю, почему Фрэнни считала его внешность столь устрашающей. М. худощавый, стройный, с угловатым лицом, словно вылепленным рукой скульптора, — сильный подбородок, высокие скулы, длинный, прямой нос. Ему уже под пятьдесят, что заметно по глубоким морщинам на лбу и вокруг глаз. Для Дэвиса М. выглядит слишком нарядно. Здесь ездят на велосипедах, голосуют за демократов и носят теннисные туфли — такой уж это город. Все посетители закусочной одеты кто во что горазд — в джинсы, тренировочные костюмы и мятые пиджаки. Даже пожилые носят повседневную одежду, в которой ходят у себя дома. А вот М. похож на англичанина. Даже вполне заурядная коричневая спортивная куртка и желтовато-коричневые брюки на нем кажутся чем-то вроде строгого костюма.
   Подойдя к кабинке, я вижу, что он читает раздел, посвященный бизнесу. Другие секции газеты разбросаны по столу, а чашка с кофе почти пуста. Кажется, я очень волнуюсь.
   — Можно присесть? В порядке компенсации я наполню вашу чашку.
   Оторвав взгляд от газеты, он слегка улыбается.
   — Здесь нет свободных столиков, — оправдываясь, говорю я.
   — Ну конечно, — говорит он, освобождая часть стола. — Садитесь.
   Я ставлю на стол чашку и подхожу к стойке, где на плитке разогреваются кофейники. Забрав один из них, я возвращаюсь к нашему столику и наполняю чашку М., а на обратном пути к стойке наполняю еще несколько чашек. Такое уж это место — вы помогаете и себе, и другим.
   — Прекрасное утро, не правда ли? — говорю я, сев за столик.
   Снаружи воздух прохладен и свеж — для бега трусцой погода самая подходящая, а ведь предполагается, что я бегаю трусцой.
   Позади меня кто-то хрипло кашляет и шуршит газетой. М. неторопливо пьет кофе, разглядывая меня поверх чашки.
   — Да, — наконец говорит он, — прекрасное утро.
   Аккуратным движением поставив чашку на стол, он откидывается назад, как будто ожидая продолжения. Я представляюсь как Коллин, фамилию при этом не называю.
   — Коллин, — с усмешкой повторяет он.
   Потом мы говорим о погоде, о нашем общем увлечении — беге трусцой, о новостях на первой полосе. М. сообщает, что он профессор музыки в КУД; я рассказываю, что занимаюсь физической химией, работаю над проектом разделения эффектов, возникающих при электрофорезе ДНК.
   — Сам по себе, — уточняю я, — мой проект ничего не значит, но это часть большой головоломки. Он представляет интерес для тех, кто создает флуоресцирующие молекулы, которые могут быть использованы в грандиозном проекте под названием «Геном человека». С общенаучной точки зрения наша работа может представлять интерес также для теоретиков, работающих в области электрофореза.
   М. кажется заинтересованным: он киваем с таким видом, будто знает, о чем я говорю. По его лицу пробегает слабая улыбка — или это мне только почудилось?
   — Насколько я знаю, больше никто не занимался изменением заряда ДНК и не изучал мобильность ДНК в агаровых гелях.
   В принципе, с научной точки зрения это верно, но на самом деле, конечно, самая настоящая ложь. Я просто выдаю за свою работу одного ученого, у которого брала интервью несколько лет назад, в расчете на то, что М. не станет задавать мне вопросы. К счастью, так и происходит.
   — Я рад, что сегодня все столики были заняты, — допив свой кофе, говорит он. — Из-за этого у меня появилась возможность поговорить с вами. — Он складывает вместе все страницы своей газеты и перегибает ее пополам. — Не хочется заканчивать нашу беседу, но мне надо идти — в девять у меня занятия. — М. на секунду замолкает, затем спрашивает, пристально глядя на меня: — Не хотите пообедать со мной на этой неделе?
   Я облегченно вздыхаю. Оказалось, что подобраться легче, чем я представляла.
   — С удовольствием.
   М. встает, я присоединяюсь к нему, и мы выходим на улицу. В этот ранний час на автостоянке совсем немного автомобилей. Вот подъехали двое студентов-велосипедистов с черными рюкзаками за спиной, приковали своих стальных коней к специальной раме и прошли в закусочную.
   Внезапный порыв ветра ерошит мои волосы.
   — Как насчет послезавтра? — спрашивает М. и тут же хмурится. — Нет, послезавтра не получится. Может быть, завтра вечером? Это вас устроит?
   — Устроит, — поправляя волосы, говорю я. Он достает из куртки маленький блокнот.
   — Отлично. Если вы дадите мне свой адрес, я заеду за вами в семь.
   Я не хочу, чтобы он знал, где я живу.
   — У меня есть предложение получше. Дайте мне свой адрес. Я подойду в семь, а вы к тому времени приготовите ужин.
   — Вы хотите, чтобы я приготовил вам ужин? В первое же свидание?
   Я пожимаю плечами и улыбаюсь:
   — Люблю, когда мужчина готовит — вы ведь это умеете, не так ли?
   Написав свой адрес на листке, он вырывает его из блокнота.
   — Да, конечно. Иногда мне очень нравится готовить. Кажется, пока все идет гладко.
   Моего друга зовут Ян Маккарти — он вместе со мной работает в «Сакраменто би», пишет на политические темы. Я знаю его очень давно, но встречаться мы начали лишь десять месяцев назад, вскоре после смерти Фрэнни. Если раньше я не верила в счастливые совпадений, то теперь верю: он появился как раз в тот момент, когда я отчаянно нуждалась в сочувствии. Мы были едва знакомы, и сначала я с раздражением восприняла знаки внимания с его стороны — мне он показался чересчур навязчивым, — но вскоре была тронута его искренностью. «Я знаю, что значит потерять того, кого любишь», — стараясь утешить меня, просто сказал тогда Ян.
   У него были причины так говорить. Несколько лет назад один тип преследовал, а потом убил его подружку, которая работала телерепортером для канала новостей третьей программы. «Пчела», как и все остальные местные издания, широко освещала ход этого дела. Убийца сначала угрожал ей по телефону, посылал тайно сделанные фотографии, а потом поймал на автостоянке возле телецентра и несколько раз ударил ножом. Сейчас он в тюрьме Сан-Квентин.
   — Но ты по крайней мере знаешь, кто убил Черил, — сказала я, считая, что это может приносить некоторое удовлетворение.
   Ян только покачал головой:
   — Даже если знаешь, кто убил, от этого не становится легче.
   Пожалуй, именно это общее обстоятельство — насильственная смерть — нас и сблизило. Ян понимал меня, как никто другой: утешал, даже помогал с приготовлениями к похоронам.
   Со смертью Фрэнни во мне что-то изменилось. Ее гибель потрясла меня больше, чем уход из жизни брата и родителей. Даже сейчас мысль об этом кажется мне невыносимой. Ян — спокойный, надежный, заботливый Ян — очень мне помог. Наши отношения постепенно развивались. Когда я взяла отпуск за свой счет, Ян согласился, что это удачное решение. Он не хотел, чтобы я уезжала в Дэвис, но, когда я настояла на своем, помог с переездом и ни разу не пожаловался на то, что теперь мы живем далеко друг от друга. Сейчас мы видимся несколько раз в неделю, и я нахожу, что благодаря Яну мое отношение к мужчинам изменилось. Я знала, что Фрэнни считала, будто я вела себя с ними чересчур легкомысленно, и, наверное, это действительно так, но с Яном все обстоит по-другому. Мне он очень нравится, и, возможно, когда-нибудь мы с ним придем к чему-то большему.
   Он оставался у меня на ночь и сейчас бреется в ванной. Я читаю газету, вырезая статьи на тему насилия в Сакраменто: двоих подростков обстреляли в Ленд-парке из проезжавшего мимо автомобиля, во Франклин-Вилле какого-то мужчину вытащили из собственного дома и избили бейсбольной битой, а на 14-й авеню была найдена мертвая женщина с тремя огнестрельными ранениями; она была совершенно обнажена, рядом валялась ее изорванная одежда. Я собираю подобные материалы. Точно не знаю, что с ними буду делать, может быть, напишу по этим материалам статью для «Пчелы» о возрастающей волне насилия.
   Подойдя сзади, Ян обнимает меня и целует в щеку. От него приятно пахнет лосьоном после бритья и «Оулд спайсом», а его губы мягкие, словно лепестки роз. Глядя на его квадратное лицо и сломанный нос, никогда не скажешь, что его губы могут быть такими нежными. Ян на несколько дюймов выше меня и на несколько лет моложе, и даже сейчас, когда перед встречей с одним из конгрессменов он надел строгий костюм, у него простодушный вид крестьянского парня. Тело у Яна крепкое и сильное, пальцы толстые и грубоватые. Даже волосы у него цвета спелой пшеницы. Он открытый и честный человек, и если раньше я считала его простофилей, то теперь, после смерти Фрэнни, восхищаюсь его манерами.
   Единственное, в чем он не готов меня поддерживать, так это в том, что касается М. Несколько месяцев назад, узнав, что я выслеживаю этого типа, он пришел в бешенство.
   — Зачем ты это делаешь? — С раскрасневшимся лицом Ян нервно расхаживал по комнате. — Почему не оставишь его в покое?
   — Потому что он убил мою сестру.
   — Тогда пусть этим занимается полиция, а ты держись от него подальше.
   Я не в силах была понять, почему он так говорит, вместо того чтобы помогать мне найти убийцу Фрэнни.
   — Извини, не могу.
   Он ушел, хлопнув дверью. До сих пор не знаю, почему он вел себя так агрессивно, но подозреваю, что Ян просто ревновал меня к М. С тех пор я больше не упоминала о профессоре. Ян не знает, как он выглядит, и не подозревает о моей слежке за М., равно как и о том, что я пишу историю Фрэнни. Также Ян не знает, что я вчера встречалась с М. «У Флаффи» и что сегодня у меня с ним свидание.
   Неудивительно, что я нервничаю. Мне не хочется обманывать Яна, но я знаю, что он не одобрил бы мой план относительно М. Когда полиция прочитала дневник Фрэнни, его арестовали. М. сразу признался, что проявляет интерес к сексуальному рабству, но категорически отрицал, что убил мою сестру. С учетом того, что М. никогда раньше не привлекался к суду, не был замечен в склонности к насилию, как и того, что не было доказательств его присутствия в квартире Фрэнни в момент убийства, его пришлось отпустить. Получив копию заключения коронера, я пришла к своим собственным выводам: пусть мне пока неизвестно, как именно он это сделал, но М. несет ответственность за смерть Фрэнни.
   Приняв душ, я раздумываю, что надеть. Мне непременно надо поразить М. Я принимаю образ сирены, лучше всего подходящий для того, чтобы сначала обольстить мужчину, а затем свести его с ума: натягиваю на себя красное обтягивающее платье с вырезом сзади до пояса, мажу губы темно-красной помадой, надеваю туфли на высоких каблуках и хватаю пальто.
   Когда время подходит к семи, я подъезжаю к дому М. и несколько минут неподвижно сижу в своей машине, темно-вишневой «хонде-аккорд». В темноте Виллоубэнк производит неприятное впечатление: иссиня-черное небо над головой отнюдь не придает бодрости, а плотные живые изгороди, кажется, вот-вот возьмут тебя в кольцо. Что же все-таки мне делать, думаю я. Можно, например, пойти домой, предоставив все полиции, как неоднократно советовал Ян. Все же я открываю дверцу машины и выбираюсь наружу, а затем по выложенной галькой дорожке подхожу к входной двери и звоню в колокольчик.
   Сквозь опущенные шторы пробивается яркий свет, и я вижу, как к двери подходит М. Приветливо улыбаясь, он открывает дверь, и мы проходим в дом. Меня охватывает нервная дрожь — ведь именно этот человек убил мою сестру. Он высокий, густые черные волосы спадают на лоб; одет М. во все черное: черные кожаные туфли, черные брюки, черный кашемировый свитер. На руке поблескивают золотые часы.
   Войдя в переднюю, я испытываю неприятное чувство — все выглядит точно так, как описала в своем дневнике Фрэнни. М. забирает у меня пальто и показывает мне дом, но я уже знаю, чего ожидать — деревянные полы, просторные комнаты, комфортабельная мебель. Это дом, где живет аккуратный холостяк и где нет места какому бы то ни было беспорядку. Сквозь стеклянную дверь я выглядываю на задний двор и вижу там развалившегося в тени большого датского дога. М. говорит, что его зовут Рамо в честь французского композитора времен позднего барокко. Мы идем на кухню, щедро оснащенную различными современными приспособлениями, которая также находится в образцовом порядке. Пока М. готовит ужин, я стараюсь запомнить каждую его фразу. Сейчас, когда все мои чувства до предела обострены, я улавливаю даже мельчайшие нюансы. Отчего-то мне кажется, что, несмотря на внешне небрежные манеры, все слова и жесты М. исполнены скрытого смысла.
   Этот человек — убийца, думаю я, стараясь не показывать своего волнения, а тем временем, грациозным движением наполнив два бокала белым вином, М. возвращается к плите и заглядывает в кастрюли. Его радушие меня удивляет; ничего подобного я не ожидала.
   Спрашиваю М. о том, что он готовит.
   — Лососину под соусом. Сварится через несколько минут. Соус приготовлен из укропа, спаржи с маслом кешью и приправлен имбирем с морковью. — М. многозначительно смотрит на меня. — На десерт я ничего не стал делать — Фрэнни, говорила, что вы не едите сладкого.
   При упоминании имени сестры я на миг замираю, затем медленно допиваю то, что осталось в моем бокале, ставлю его на стол и инстинктивно оцениваю, далеко ли до двери.
   — Откуда вам известно? — Мне едва удается расслышать свой голос.
   — У вас неважные детективные способности, — отвечает М., помешивая ложкой соус. — Вы появлялись возле меня слишком часто, чтобы это могло быть совпадением. Кроме того, Фрэнни показывала мне вашу фотографию.
   Не отрывая от меня глаз, он пробует соус и, нахмурившись, добавляет щепотку каких-то специй, затем закрывает крышку и, прислонившись к стене, улыбается:
   — Вообще-то она много рассказывала мне о вас. Наверняка больше, чем вам бы того хотелось.
   Я потрясена. Так он с самого начала знал, кто я такая! Мы молча смотрим друг на друга; затем М., увидев, что мой бокал опустел, берет бутылку вина, откупоривает ее и делает шаг мне навстречу. Заметив, как я напряглась, он смеется и наливает мне еще вина.
   — И что же вы собирались сделать? — говорит он таким тоном, будто спрашивает, который час. — Зачем вы здесь?
   Я говорю ему правду:
   — Хочу больше узнать о вас. Думаю, это вы убили мою сестру.
   От моих слов М. не только не приходит в ярость, но недоуменно приподнимает бровь.
   — Вы, конечно, в курсе, что полиция не разделяет вашего мнения?
   — У них нет улик — вот все, что я могу на это сказать. М. задумчиво кивает:
   — Значит, вы пришли изобличить убийцу? — Он явно издевается надо мной.
   — Да, — едва сдерживая гнев, говорю я.
   — А если я поклянусь, что не убивал ее, вы мне поверите?
   — Нет.
   — Что ж, я так и думал.
   Подойдя к холодильнику, М. извлекает из него помидоры и маринованные грибы. Помыв помидоры, он начинает резать их на маленькие дольки.
   Его безмятежность приводит меня в бешенство.
   — Фрэнни вела дневник, — надеясь вывести М. из себя, говорю я. — Она кое-что написала там о вас. Я знаю, что вы делали с ней.
   — «Файл Фрэнни», — не отрываясь от работы, говорит он. — Полицейские, разумеется, об этом упоминали, но я и так знал от самой Фрэнни. — Он поднимает на меня затуманенный взгляд. — И все же я сомневаюсь в вашей способности вообразить, что я с ней делал, иначе вы не пришли бы сюда.
   — Я хочу все выяснить.
   — В самом деле? — Его слова звучат как вызов. Взяв деревянную чашу для салата, М. вываливает туда помидоры и грибы. — И как вы собираетесь это сделать?
   Я не знаю, что сказать. Мой план состоял в том, чтобы стать на место Фрэнни и так разнюхать об М. все, что можно, заставив его как-то выдать себя. Что мне теперь делать, неизвестно. М. тем временем продолжает как ни в чем не бывало заниматься салатом.
   — Если вы действительно считаете, что я убил Фрэнни, то должны держаться от меня подальше. — Равнодушно глядя на меня, он отпивает глоток вина. — Я ведь могу точно так же убить и вас.
   Я уже думала об этом. Он умный человек, и в этом моя защита. В полиции знают о моем страстном желании отправить его за решетку, и если со мной что-либо случится, подозрение в первую очередь падет на него. Это уже не простое совпадение — две сестры плюс один и тот же мужчина.