Рижский Моисей Иосифович
Библейские вольнодумцы

   Рижский Моисей Иосифович
   Библейские вольнодумцы
   "Библейские вольнодумцы". Само это словосочетание может вызвать недоумение: .вольнодумие в священной книге иудейской и христианской религий в столь древние времена? И тем не менее нее это верно. Книга покажет читателю, что сомнения во всемогуществе бога, да и в самом его существовании, посещали людей и в глубокой древности, когда, казалось бы, религиозное мировоззрение господствовало безраздельно.
   Именно идеи скептицизма лежат в основе двух библейских книг - Иова и Екклезиаста, рассмотрению которых и посвятил свою новую работу кандидат исторических наук М. И. Рижский, известный широкому кругу читателей по книге "Библейские пророки и библейские пророчества".
   Рассчитана на массового читателя.
   ОГЛАВЛЕНИЕ
   ИОВ - "ОБЛИЧАЮЩИЙ БОГА"
   ВВЕДЕНИЕ
   Эволюция религии и проблема теодицеи.
   Оправдание Яхве в древнееврейской религии.
   Теодицея ранних пророков
   Теодицея послепленного иудаизма и ее критики - - "обличающие бога"
   Содержание и композиция Книги Иова .
   Вопросы авторства, датировки, аутентичности частей книги
   Иов, выбывающий Бога на суд разума .
   "Тема Иова" вне Палестины
   Мировоззрение автора к цель его поэмы
   Ортодоксальная редакция поэмы
   ИОВ СЕПТУАГИНТЫ. ПРЕОБРАЖЕНИЕ" ИОВА
   "ОТВЕТ ИОВУ". ОТ ИОВА К ХРИСТУ .
   В ПОИСКАХ СМЫСЛА ЖИЗНИ. ЕККЛЕЗИАСТ
   ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ. ШТРИХИ ИЗ ИСТОРИИ ПРОБЛЕМЫ
   КНИГА ЕККЛЕЗИАСТА И ЕЕ АВТОР.
   ВРЕМЯ И МЕСТО НАПИСАНИЯ. ОБСТАНОВКА
   МИРОВОЗЗРЕНИЕ ЕККЛЕЗИАСТА И АВТОРА КНИГИ.
   ЧЕЛОВЕК, БОГ И ПРОБЛЕМА СМЫСЛА ЖИЗНИ ......
   ЗАГАДКА ЕККЛЕЗИАСТА. ПОСЛАНИЕ В ДВА АДРЕСА. "ДЕЛАЙ ДОБРО!" .
   ОТ ЕККЛЕЗИАСТА К АПОСТОЛУ ПАВЛУ. ЕККЛЕЗИАСТ И СОВРЕМЕННОСТЬ
   Иов-"0бличающий бога"
   [Image002]
   Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала.
   А. Н. РАДИЩЕВ
   ВВЕДЕНИЕ
   "Был человек в стране Уц, Иов - имя его..."' Эпически спокойно и как будто бесстрастно звучит это начало библейской Книги Иова - одного из самых замечательных произведений философской поэзии древности.
   ' Здесь и в дальнейшем цитаты из Книги Иова даны в переводе автора, который в ряде мест существенно отличается от синодального русского перевода (в дальнейшем СП). Цитаты из других книг Библии даны в основном по СП с некоторыми отклонениями там, где этим достигается большая точность и ясность перевода и близость к оригиналу. Необходимо иметь в виду следующее: в СП для обозначения божества употребляются три слова - "Бог", "Господь" и "Вседержитель". 1. "Бог"- этому слову в еврейском тексте соответствуют слова "эл", "элоах", "элохим"- имена нарицательные для понятия "божество" ("элохим" является, точнее говоря, множественным числом слова "элоах" "бог"). 2. "Господь"- это слово СП, следуя традиции древнейшего перевода Библии на греческий язык (так называемой Септуагинты), применяет в тех случаях, когда в древнееврейском оригинале встречается имя собственное иудейского бога - Яхве (в христианской богословской традиции это имя стало позже произноситься ошибочно-Иегова). "Господь" не является переводом слова "Яхве", истинный смысл которого наукой в точности не установлен. 3. "Вседержитель" - употребляется в СП в тех случаях, когда в еврейском тексте встречается другое имя собственное бога - Шаддай, этимология которого также неясна.
   В нашем переводе мест из Книги Иова, а также во всех цитатах из других книг Ветхого завета "эл", "элоах", "элохим" регулярно переводятся как "бог"; имена же собственные "Яхве" и "Шаддай", как это обычно практикуется в научных переводах Библии, оставлены без перевода.
   Судьба этой книги во многих отношениях удивительна. С тех пор как в III или, может быть, во II в. до н. э. Книга Иова вошла в число священных писаний иудейской религии, на протяжении свыше двух тысячелетий иудейская синагога и христианская церковь обычно рекомендовали и рекомендуют это произведение как в высшей степени поучительное и утверждающее в вере, а герой книги стал на века эталоном, образцом праведника (см. Иак. 5:10-11) для верующих по крайней мере этих двух религий. И в то же время едва ли какое-нибудь другое произведение из числа вошедших в Ветхий завет вызвало столько разногласий и споров между экзегетами и критиками Библии. Споры продолжаются и в наши дни.
   Уже в V в. христианский епископ Феодор Мопсуэстский учил, что Книга Иова - это просто литературное произведение вроде греческой трагедии, которое сочинил некий автор, обладавший большими познаниями, но не меньшим тщеславием и не слишком благочестивый. И этот автор приписал Иову речи, совершенно не подходящие для человека, исполненного мудрости и добродетели, и вдобавок богобоязненного.
   Что касается еврейских средневековых комментаторов Библии, то расхождения между ними во взглядах на Книгу Иова, а еще более в оценке самого Иова просто поразительны. "В то время как одни рассматривают Иова как святого,- замечает по этому поводу американский библеист Н. Глетцер,- другие видят в нем скептика-бунтаря, или дуалиста, или человека, кото ///////////////////////////// пропуск в 2 стр
   он его не устраняет?* Проблема теодицеи, в сущности, и сводилась к тому, чтобы найти какой-то выход из этого логического тупика.
   ______________ * Epicures. Lipsiae, I887 (Lactantius, De ira Dei 13, 19).
   В условиях первобытнообщинного строя люди попросту не испытывали необходимости в теодицее. В те времена они верили в существование множества духов или богов, которым приписывали различные сверхъестественные способности, но отнюдь не считали их ни всемогущими, ни всезнающими и вообще рассматривали их как существа, весьма далекие от совершенства в любом смысле, в том числе и этическом. Представляя себе духов и богов в человеческом или зверином облике, люди приписывали им и соответствующие образ мышления, эмоции, поведение.
   Характерной чертой первобытнообщинного строя был коллективный характер сознания. Не зная иных общественных связей, кроме кровнородственных, человек переносил их также на мир сверхъестественного. В силу этих воображаемых связей между людьми и духами члены родоплеменной группы должны были оказывать преимущественное внимание своим родовым духам, но вместе с тем они имели основание видеть в этих духах своих сверхъестественных покровителей, помощников и защитников, в то время как от "чужих" духов, в особенности покровителей других, враждебных родов, всегда можно было ожидать неприязненного отношения. Впрочем, и к "своим" духам также следовало относиться с известной опаской.
   Важно было сохранить их благожелательное отношение - почтительным обращением, дарами и пр., не обидеть, не оскорбить их, не разгневать*, что не всегда оказывалось простым делом, потому что эти сверхъестественные существа способны были и на беспричинную вспышку гнева и на ничем не оправданную жестокость как по отношению к целому коллективу, так и к отдельному человеку. Вообще духи и боги отнюдь не отличались беспристрастием, скорее наоборот. Один человек мог без всяких особенных заслуг стать любимцем бога, другого также без всякой основательной причины божество могло невзлюбить и преследовать всю жизнь. Наконец, богами в их отношении к людям нередко руководили и такие низменные чувства, как зависть или страх - зависть к чрезмерно преуспевающему, удачливому человеку, страх перед тем, что люди, слишком далеко продвинувшись в познании мира и став в связи с этим слишком могущественными, могут каким-то образом сделаться опасными для богов.
   ______________ * См.: Анисимов А. Д. Духовная жизнь первобытного общества. М.; Л., 1966. С. 228 и сл.; Токарев С. А. Религии в истории народов мира. М., 1976. С. 104, 107, 110, 169.
   Такие представления о мире сверхъестественных существ сложились у людей еще в самых ранних формах религии, но в силу консервативности религиозного сознания сохранялись, естественно, в измененном виде, и на более поздних этапах - вплоть до наших дней. Древние греки верили, что главной причиной Троянской войны, принесшей столько бедствий не только побежденным троянцам, но и победителям грекам, была ссора между тремя тщеславными богинями, ссора, в которой люди совсем не были виновны. Этическое оправдание гомеровского Зевса было невозможным и бессмысленным делом, его поступки, как поступки любого земного тирана, сплошь и рядом объяснялись прихотью, капризом или мотивами, неприглядными даже с точки зрения общепринятой человеческой морали. И однако на какой-то ступени развития греческой религии именно Дикэ - богиня справедливости - стала первой советницей и помощницей Зевса. И факт этот совсем не случаен.
   По мере того как происходило становление классового общества с его делением на эксплуататоров и эксплуатируемых, богатых и бедных, неизбежно должны были меняться и все надстроечные формы, в том числе этические и религиозные представления людей. Формировалось государство - аппарат, который помогал угнетающим классам держать в повиновении угнетенных. Важно, однако, не упускать из виду и то обстоятельство, что государство в классовом обществе должно было решать и ряд -важных общенародных задач.
   Если в эпоху родового строя, в случае нужды род в целом вставал на защиту отдельных своих слабых обиженных членов, то в условиях раннеклассового общества, когда члены разных родов перемешались и родовые связи все больше слабели и рвались, эта функция неизбежно должна была перейти к государству. Конечно, государство в классовом обществе являлось прежде всего "государством самого могущественного, экономически господствующего класса" (Энгельс). Но именно господствующий класс был прежде всего заинтересован в том, чтобы широкие народные массы видели в государстве силу, стоящую выше эгоистических интересов отдельных лиц и классов и, более того, склонную и способную встать на сторону слабого и угнетенного и защитить его от насилия со стороны более могущественных. Это было важно потому, что только таким образом можно было укрепить авторитет государства в глазах широких народных масс. А ради этой цели стоило в некоторых случаях поступиться интересами отдельных представителей господствующего класса, поскольку того требовали интересы класса в целом. Не случайно в одном из древнейших классовых законодательств - знаменитом своде законов вавилонского царя Хаммурапи (XVIII в. до н. э.) - ряд статей защищает интересы несостоятельных должников от чрезмерной алчности и жестокости заимодавцев-ростовщиков, мелких торговцев от крупных купцов-тамкаров, рядовых воинов - от несправедливых притязаний их начальства.
   Вместе с тем особый ореол создается вокруг того лица, в котором как бы воплотилась сама идея государственности,- вокруг главы государства - царя. Чем больше в обществе становилось насилия и несправедливости, чем больше терпели эксплуатируемые от эксплуататоров, тем сильнее угнетенным хотелось верить в то, что их положение не окончательно безнадежно и что есть у них защита. Богатые и влиятельные насильники творят зло и беззакония, но есть и над ними высшая контролирующая власть, которая способна их укротить и наказать,- это могучий и справедливый царь. Угнетенные ожидали от царя осуществления тех своих чаяний, которые фактически игнорировало государство. И понятно, что представители верховной власти всячески старались укрепить в народе эти иллюзорные представления. В древнеегипетской надписи, относящейся к XXI в. до н. э. и восхваляющей доблести правителя Сиутского нома Тейфиби, читаем: "Я был щедр ко всем как дающий тому, кто не имеет отца... это я, отменный замыслами, полезный для своего города, снисходительный к просителю... для ребенка... стоящий на поле брани для вдовы... Нил для своих рабов, отвращающий алчного, добродушный ко всем... Не было никого, от кого бы я отобрал его имущество, говорил я правду на земле"*. Подобные выражения становятся почти стандартом. Уруинимгина, энси (правитель) месопотамского города-государства Лагаша (XXIV в. до н. э.), в своей надписи также уверяет, что главной его заботой было, чтобы "сирота и вдова мужу, силу имеющему, не предавались"**. Наконец, во вступлении к упомянутому уже своду законов Хаммурапи те же заверения: царь дал эти законы, чтобы "справедливость в стране заставить сиять, чтобы уничтожить преступников и злых, чтобы сильный не притеснял слабого". Хаммурапи называет себя "знаменитым князем, почитающим богов", изданные им законы вручил ему якобы сам великий Шамаш***. Вавилонский бог солнца и света Шамаш выступает также в роли бога справедливости и правосудия, и он же - ближайший покровитель и советник царей. В фараоновском Египте эту роль выполняет богиня правды Маат. Социальная этика переплетается здесь с религией.
   ______________ * Хрестоматия по истории Древнего Востока. М., 1963. С. 40. ** Там же. С. 180. *** Хрестоматия по истории Древнего Востока. С. 197.
   На определенном этапе становления классового общества в религиях разных народов возникает идея о верховном, а еще позже - о едином, универсальном и в то же время личном боге, творце и промыслителе вселенной - и в то же время предопределяющем судьбу каждого отдельного человека, его прибежище и спасителе. Корни этой идеи, конечно, также надо искать в условиях общественной жизни людей. Те черты, которые народное сознание приписывало идеализированному земному монарху, были перенесены на монарха небесного, но в гипертрофированном, абсолютизированном виде. Смутные религиозные представления, спонтанно возникавшие в народном сознании, получили соответствующее богословское оформление - это уже было делом древних теологов: жрецов, пророков и т. п. Единый (или верховный) бог был, с одной стороны, наделен атрибутами абсолютного универсализма - вечностью и вездесущностью, всемогуществом, всеведением и т. д., а с другой стороны, в качестве личного бога, к которому в нужде мог прибегнуть каждый отдельный человек,- чисто человеческими моральными достоинствами, тоже, конечно, в превосходной степени, такими, например, как совершенная справедливость, всеблагость, милосердие. В относящемся к середине II тыс. до н. э. египетском гимне в честь верховного бога Амона-Ра последний именуется не только "владыкой правды, который слышит мольбу заключенного, спасает слабого и обиженного от руки сильного", но и "визиром бедняков", "судьей для бедных" и т. д.*
   ______________ * См.: Тураев Б. А. История Древнего Востока. Л., 1936. Т. 1. С. 321, 329.
   Монотеистическая доктрина могла выглядеть очень цельной и стройной, но в действительности была внутренне глубоко противоречивой. Вместе с новыми представлениями о божестве неизбежно должна была встать проблема теодицеи, и содержание ее также претерпело определенную эволюцию. Мы проследим эту эволюцию на примере древнееврейской религии. Может быть ни в какой другой религии теологическая мысль не работала над проблемой теодицеи с таким напряжением, как в еврейской религии бога Яхве, и это было связано с историческими условиями развития еврейского народа и эволюцией его религии.
   Оправдание Яхве в древнееврейской религии. Теодицея ранних пророков
   Древнееврейские племена, поселившиеся в конце II тыс. до н. э. на территории Палестины, находились еще на ступени родового строя, на стадии его разложения. В конце XI в. до н. э. у древних евреев сложилось первое государственное объединение. В X в. до н. э. при царях Давиде и Соломоне это государство достигло относительного расцвета, что в немалой степени обусловливалось тем, что в силу различных исторических причин в эти же столетия могущественные соседи евреев - Египет, Ассирия, Вавилон и Хеттское царство - находились в состоянии упадка и были неспособны к внешним завоеваниям. Однако уже вскоре после смерти Соломона древнееврейское царство распалось на два самостоятельных государства: Иуда (или Иудея) и Израиль. В IXв. до н. э. их положение было относительно благополучным. Они то воевали друг с другом, то, заключая между собой союз, нападали на соседние, такие же небольшие царства Моав, Эдом, Аммон, Дамаск, то сами оборонялись от них. Но уже в конце IX в. до н. э. обстановка существенно изменилась. Усилился Египет, а на северо-востоке грозно возвысилась Ассирия. На протяжении всего последующего столетия мелкие государства Сирии и Палестины, безуспешно пытаясь отстоять свою независимость, почти все, одно за другим, были поглощены Ассирией. В 722 г. до н. э. прекратило свое существование Северное еврейское царство, Израиль. Оно было завоевано ассирийским царем Саргоном II, и почти все его население было уведено в плен, в Северную Месопотамию, где оно и растворилось, смешавшись с другими народами. Южное же царство, Иудея, спустя примерно полтора столетия стало добычей другого могущественного хищника, Вавилонии. Значительная часть его населения была уведена в Вавилонию, где и пробыла в плену ("Вавилонское пленение") с 586 г. до 538 г. до н. э. В 538 г. до н. э. персидский царь Кир II завоевал Вавилон и разрешил находившимся там иудеям возвратиться на родину.
   В эти века в еврейском обществе происходил непрерывный рост имущественной и классовой дифференциации, обострились социальные противоречия. Уже в VIII в. до н. э. в Северном царстве пророк Амос выступал с гневным обличением тех, которые попирают бедного и вымогают от него подарки хлебом, берут взятки и извращают в суде дела бедных. Веком позже иудейский пророк Михей возмущался подобными злодеяниями, творимыми представителями господствующих классов Иуды: "Пожелают полей и берут их силой, домов - и отнимают их; обирают человека и его дом, мужа и его наследие" (2:2). Вдобавок внешнеполитические трудности самым тяжелым образом отражались и на внутреннем положении Израиля и Иуды. Население страдало от непрерывных войн, то и дело приходилось выплачивать дань победителю, и все это опять-таки тяжким бременем ложилось на плечи широких народных масс. Настоящее двух маленьких еврейских государств было критическим, будущее грозило неминуемой гибелью. Все эти коллизии, переживаемые еврейским народом, не могли не отразиться на его религии. На ранних этапах своей истории евреи, так же как другие народы древности, верили в существование множества духов и богов, из которых одни были связаны с определенной территорией - их и называли "баалим" (слово "баал" означает, собственно, "владелец" или "владыка"), другие были родовыми духами, покровителями отдельных родовых коллективов. Однако из этой в общем безликой массы богов и духов уже постепенно выделился в качестве особо почитаемого и авторитетного бог Яхве, в котором древние израильтяне видели преимущественно своего, общего племенного бога, бога-сородича, бога-покровителя; не случайно среди евреев были широко распространены имена типа Ахия - "Яхве - брат мой", Авияху - "Яхве - мой отец" и т. п. Постепенно представление о кровном родстве между богом и людьми перешло в идею "берита"- завета или союза между Израилем и Яхве; Яхве некогда заключил "завет" - союз с древними патриархами - предками еврейского народа, при этом обе стороны взяли на себя определенные обязательства. Яхве обещал в будущем оказывать евреям всякую помощь и покровительство; патриархи обязались за себя и за все последующие поколения своих потомков - будущий народ израильский - считать Яхве своим богом, поклоняться ему, быть ему "верными"*.
   ______________ * См.: Второзаконие (4:23 и ел.; 7:12).
   В этих идеях "завета" и "верности" богу первоначально отнюдь не заключалось требование признавать Яхве единственно существующим мировым богом. В представлении древних евреев Яхве был богом Израиля, как Кемош богом соседних с ними моавитян, Милком - аммонитян и Ашшур - ассирийцев, но те были чужие боги, а Яхве - свой, и служители Яхве утверждали, что он могущественнее других богов*.
   ______________ * Так, например, в Книге Судей израилевых (11:24 и ел.) вождь израильтян Иевфай (XII в. до н. э.) обращается к напавшему на Израиль царю аммонитян с таким заявлением: "Не владеешь ли ты тем, что дал тебе Кемош, бог твой? И мы владеем всем тем, что дал нам в наследие Яхве, Бог наш".
   Коллективный характер отношения к божеству особенно ярко выразился в идее коллективной ответственности перед Яхве. За грех (провинность перед богом), совершенный одним из членов коллектива, должен был отвечать весь коллектив, прежде всего, разумеется, более близкие родичи: родители - за грехи своих детей, дети - за грехи родителей - "до третьего и четвертого рода"*. Это было вполне в духе моральных представлений родового строя и не могло вызывать никаких тягостных раздумий относительно правильности или неправильности решений Яхве. Однако сплошь и рядом поведение Яхве нельзя было объяснить никакими этическими мотивами - с любой точки зрения оно выглядело аморальным.
   ______________ * Исход (20:5); Второзаконие (5:9).
   Яхве мог неведомо за что возлюбить человека и осыпать его благодеяниями или разгневаться, причем последнее происходило несравненно чаще. Обычными эпитетами для Яхве были: "грозный", "гневный", "карающий", "ревнивый". Даже в тех случаях, когда для гнева Яхве были какие-то причины - будь то непослушание людей (как в случае с Адамом и Евой в Эдеме), или проявление с их стороны дерзновенной гордыни (как в истории с Вавилонским столпотворением), или нарушение табу,- кара Яхве была слишком тяжка, несоизмерима с провинностью. Нередко Яхве насылал на людей величайшие бедствия даже совсем без вины с их стороны. И он мог вести себя таким образом не только по отношению к чужим, но и к "своему", союзному с ним Израилю. Он наслал чуму на филистимлян, которые захватили его святыню "ковчег Яхве", умертвил пятьдесят тысяч семьдесят израильтян за то, что они в этот ковчег осмелились заглянуть. "И заплакал народ" (1 Цар. 6:19)*'.
   ______________ * В СП (Синодальный перевод) 1 и 2 книгам Самуила еврейской Библии соответствуют 1 и 2 книги Царств; 1 и 2 книгам Царей еврейской Библии соответствуют 3 и 4 книги Царств СП.
   Заметим, что еврейской религии доплен-ного периода и первых веков после Вавилонского плена был чужд дуализм иранского типа, по которому верховному доброму и светлому божеству Ахурамазде противостоит независимый от него верховный злой бог Анхра-Майнью, являющийся источником всего злого в мире. В древнееврейской религии только в послепленный период мы встречаем идею о сатане - это слово, собственно, означает "противник", "наветник", но еще в IV в. до н. э. в сатане видели лишь одного из многочисленных "сынов божьих" (т. е. ангелов), подчиненного Яхве, но наделенного некоторыми особенными полномочиями: он выступает в роли обвинителя в небесном суде (Зах. 3:1). И только в относящихся ко IIв. до н.э.-I в. до н.э. апокрифических "Книге Юбилеев" и "Заветах двенадцати патриархов" сатана предстает уже как глава невидимых сил, враждебных богу, как искуситель и источник всяких бедствий. В очень древнем рассказе о царе Давиде повествуется о том, как Яхве сперва "возбудил Давида" произвести исчисление своих подданных, а затем за этот "грех" наслал на евреев моровую язву и истребил семьдесят тысяч человек (2 Цар. 24), хотя в данном случае ни Давид, ни народ явно ни в чем не провинились. Этот рассказ содержится еще в одном ветхозаветном сочинении, однако гораздо более позднего происхождения, в 1 книге Паралипоменон (гл. 21). Но там он начинается словами: "И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян". Поздний автор счел нужным обвинить сатану, чтобы оправдать Яхве. Раннему автору это не пришло в голову, он верил, что все злое исходит от Яхве, так же как доброе.
   В разработке раннееврейской теологии совершенно исключительную роль сыграли так называемые "пророки Яхве". Здесь нет необходимости подробно останавливаться на характеристике пророческого движения, этого очень сложного социального и идеологического явления. Бесспорно, пророки в какой-то степени отражали настроения и чаяния народных масс. Но также бесспорно, что, поскольку это были пророки и проповедники Яхве, они прежде всего должны были выполнять задачу, непосредственно вытекавшую из обязанности их профессии,- задачу выработки определенной системы религиозных идей, направленных к обоснованию и укреплению позиций религии своего бога, что, в свою очередь, конечно, имело вполне определенный социальный смысл. И то, что правильно в отношении теологии вообще, что она, несмотря на присущие ей черты консерватизма и традиционализма и кажущуюся статичность, неизбежно должна реагировать на социальные перемены, на изменения в условиях жизни людей, относится также и к учению пророков.
   Сложная обстановка VIII-VII вв. до н. э. ставила перед пророками нелегкие задачи. В их выступлениях становится общим местом предсказание близкой и неотвратимой гибели Израиля. И понятно почему. Не нужно было обладать сверхъестественной прозорливостью, чтобы предвидеть неизбежность катастрофы. И нельзя было обойти молчанием то, что наполняло тревогой и отчаянием все сердца. Пророки рисовали страшные картины бедствий, которые постигнут их страну, и самое ужасное из них - нашествие иноземного народа, в котором по определенным признакам можно было без большого труда узнать Ассирию (или у более позднего пророка Иеремии - Вавилон). Запылают города Израиля, будут разрушены храмы, многие будут убиты врагами, остальные уведены в плен. Правда, обычно при этом пророки от имени Яхве обещали, что впоследствии, в неопределенном будущем, бог сжалится над своим народом и вернет его - весь или избранный остаток, который уцелеет,- на родину, и тогда Яхве установит царство мира, правды и счастья под эгидой царя, отпрыска от корня Давидова (Ам. 9:11 -15; Ис. 11: 1 - 12).
   И это тоже понятно. Одна из главных особенностей религии как раз и состоит в том, что она всегда оставляет верующему просвет в мрачной действительности, надежду на лучшее будущее, выход из безвыходного положения, конечно, выход иллюзорный. Но все же перед пророками неизбежно должна была встать очень нелегкая проблема: как объяснить своим слушателям роль Яхве в этой грядущей катастрофе? Как сохранить у Израиля веру в бога, допускающего унижение и гибель своего народа, несмотря на "заветы" и данные патриархам клятвы? По существу, аргументация пророков представляла собой первую попытку теодицеи - оправдания Яхве.