Сара снова почувствовала, как ее затошнило. Необходимо было подумать об одежде на сегодняшний день. Она выбрала самое непривлекательное платье из серого поплина, оно стало за четыре года носки почти бесцветным, но не потому, что ей хотелось выглядеть как можно незаметнее, а потому что платье просто оказалось под рукой в высоком шкафу. И если она убрала с лица все пряди и до боли стянула их в тугой узел на затылке, то только потому, что распущенные волосы мешают в жаркую погоду, прилипая к потной шее. А если под глазами появились темные круги, кожа на лице побледнела, обтянув и без того выпуклые скулы, то только потому, что Сара, увы, уже не молодела. Других объяснений и быть не может!
   Спускаясь по лестнице, Сара недовольно поморщилась, она не ожидала, что будет больно в промежности. У нее было такое ощущение, будто она впервые села на лошадь и неблагоразумно проскакала верхом не одну милю. И та же болезненность в мышцах бедер.
   «И почти похожая ситуация!» – грубовато усмехнулась Сара. Только на этот раз она была не всадником, а лошадью. Сара почти сразу же заставила себя забыть это глупое и грубое сравнение. Несмотря на то, что она чувствовала себя неважно, надо было заставить себя выйти на кухню ровным, спокойным шагом.
   Тесс и Мэри перемывали горы грязной посуды и составляли в стопки на кухонном столе. Миссис Эботт не видно нигде. Но по аппетитным запахам, разносящимся из стоящих на железной плите котлов, становилось понятно, что экономка находится где-то поблизости. Девушки приветливо улыбнулись и неуклюже присели. Несмотря на то, что каждая провела на Ловелле несколько лет, они стеснялись начинать разговор без причины. Сара постаралась в ответ улыбнуться, хотя для этого пришлось сделать над собой усилие. Она решительно настроилась вести себя так, чтобы никто ни о чем не догадался. И принялась угощаться кусочком того, что осталось от именинного пирога. Из двери, ведущей в сад, появилась миссис Эботт, женщина держала в руках фартук, полный овощей.
   – Доброе утро, мисс Сара, – приветливо улыбнулась экономка, высыпая содержимое фартука на дальний конец обширного стола. Она принялась перебирать овощи, приговаривая:
   – Заботы прошлого вечера совершенно утомили вас, мисс Сара. Я не предполагала, что вы можете спать так долго.
   Сара напряженно застыла и широко распахнула глаза, она немного испугалась и попыталась распознать скрытый смысл в невинных словах. Но миссис Эботт ничего не замечала, она внимательно рассматривала овощи, совершенно не понимая, что сбила Сару с толку.
   – Я действительно устала, – призналась девушка, надеясь, что миссис Эботт не заметит дрожи в ее голосе. – А где… где все?
   «Где Доминик Галагер?» – хотелось закричать ей. Конечно, его нет поблизости. Персиваль отослал его ухаживать за лошадьми. Молодой человек очень любит лошадей. Пока на Ловелле гости, он не зайдет в дом; Конечно, миссис Эботт может тайком привести его на кухню и покормить завтраком. Однако для завтрака уже достаточно поздно.
   – Что ж, – сказала миссис Эботт, задумчиво постукивая указательным пальцем по зубам, – несколько часов назад мистер Персиваль приходил к вашему папе. Похоже, кто-то поджег одно из полей. Те, кто там работал, быстро погасили пламя, но мистер Персиваль счел необходимым взглянуть. Миссис Маркхэм все еще в постели, насколько мне известно. Я пока ее не видела. То же самое можно сказать о мисс Лизе и других леди. Миссис Грейнджер и миссис Итон сидят на веранде, я собираюсь вскоре подать им чай. Тейлоры и Кровелсы уже отправились восвояси, просили меня поблагодарить вас за гостеприимство. Они надеются, что вы их поймете, впереди у них слишком длинная дорога. Она подняла голову, широко улыбнулась и добавила:
   – Кажется, я никого не забыла?
   Сара тоже улыбнулась и покачала головой.
   – Должно быть, никого…
   Ей хотелось спросить у экономки, где находится Галагер, но она не могла этого спросить, язык не поворачивался. Меньше всего ей хотелось возбуждать неуместное любопытство окружающих.
   – Что вы хотите на завтрак? – осведомилась миссис Эботт, выдвигая стул и усаживаясь возле стола. Она принялась чистить овощи. – Есть овсяная каша, немного холодной баранины. Я могу подогреть. Есть желе из инжира и свежий хлеб.
   – Я уже съела кусочек именинного пирога. Не хочу больше ничего, – отказалась Сара.
   – Мисс Сара, – нахмурилась экономка.
   – Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Я слишком худая и должна побольше есть. Но я не голодна. Вероятно, мне надо прокатиться верхом, – с этими словами она нырнула в дверь. Она больше не смогла бы спокойно выслушивать критические замечания миссис Эботт по поводу ее внешности. Она просто придумала отговорку, чтобы был предлог для ухода из кухни. Не хотелось, чтобы раздражение вынудило ее обрушиться на миссис Эботт или кого-то из служанок, или любого, кто подвернется.
   Вероятно, на свежем воздухе пройдет тошнота. Сара попыталась представить, как было бы замечательно уехать подальше от усадьбы, отбросить печальные мысли, почувствовать под собой резвую лошадь. А впереди будут простираться бесконечные дикие заросли буша. Внезапно, Сара остановилась. До наступления засухи она ездила верхом почти каждый день. Но жара заставила ее беспокоиться о здоровье Малаки, а не думать о собственном удовольствии. Сара стала ездить на прогулку реже. Но сегодня ей очень хотелось прокатиться, если бы не препятствие. Галагер находится в конюшне. Сара вздрогнула, она не может встретиться с ним так скоро. Позже, когда воспоминания о случившемся утратят яркость… Но разве ожидание сможет что-то изменить? Этот вопрос Сара задала себе и не смогла на него ответить. Да, она больше не желает видеть Доминика Галагера. Но и не может избежать встречи с ним.
   Как она страшилась неожиданной встречи! И знала, что страх никогда не исчезнет. Он будет постоянно сковывать ее, ограничивать свободу. Она все время будет беспокоиться! Невозможно жить в постоянном напряжении! Сара все понимала и неохотно пришла к выводу, что есть единственный способ покончить с сомнениями. Необходимо как можно скорее встретиться с Галагером. Чем дольше она будет откладывать, тем труднее будет перешагнуть через это. В конце концов она превратится в пленницу собственного стыда.
   Если нужно делать что-то неприятное, делай скорее. Отец не раз говорил ей это. Она поморщилась, осознав значение этой фразы, и замерла возле огородных грядок. Наверно, Сара смотрела на побеленные стены конюшни с таким же страхом, как Давид смотрел на Голиафа. Предстояло перешагнуть собственный страх, подавить внезапное желание вернуться в дом. Но «суд Божий» не станет легче, если его отложить на неопределенное время.
   Гордо выпрямив плечи, Сара решительно двинулась по направлению к конюшне. Надо заложить фундамент будущих отношений с Галагером. Она будет вести себя так, будто ничего между ними не произошло. Она хозяйка Ловеллы, а он сослан сюда на каторжные работы. Пора расставить все точки над «и».
   В конюшне было очень темно, когда Сара вошла с ярко освещенного ослепительным солнцем двора. Сара нерешительно замялась возле входа, держась за приоткрытую дверь. Как она ни старалась, ей не удавалось разглядеть высокую фигуру…
   – Собираетесь прокатиться, мисс Сара? – голос принадлежал не Доминику. Сара чуть не потеряла сознание от облегчения. Она даже не предполагала, сколь иллюзорной была ее отвага и сколько сил потребовалось бы, чтобы выстоять в предстоящем противоборстве. Наконец она осознала, что приготовления были ненужными. Она глубоко и прерывисто вздохнула. Колени подрагивали от волнения. Должно быть, Персиваль решил, что Галагер достаточно здоров и ему пора заняться работой, ради которой покупают каторжников. Наверное, надсмотрщик отправил его рыть колодец.
   – Да, Джеггер, пожалуйста, оседлай мне Малаки. – Сара говорила почти весело, от облегчения у нее буквально кружилась голова.
   – Конечно, мисс Сара, – Джеггер широко улыбался хозяйке, поспешно выполняя ее поручение. Сколько Сара себя помнила, он жил и работал на Ловелле. Как многие аборигены иногда исчезал на несколько месяцев, как он выражался «побродить», но Джеггер всегда возвращался. Аборигенам тяжело подолгу жить на одном месте, но Ловелла стала его домом.
   – А-а, что случилось с каторжником, который присматривал за лошадями, пока ты рыл колодец? – поинтересовалась Сара, она не собиралась спрашивать, но слова вырвались непроизвольно. Необходимо знать, надолго ли отодвигается встреча. Может быть, Персиваль отослал Доминика в самую отдаленную часть владений. В Австралии на содержание одной овцы требуется примерно акр земли, а на Ловелле стадо примерно в тридцать тысяч голов. Если Галагер работает теперь на границе владений, он будет вместе с другими жить в лагере. Дорога отнимала бы слишком много времени, если бы работников возили с усадьбы. Возможно, они не скоро увидятся. Не стоит придавать значения папиным словам о необходимости делать в первую очередь неприятные дела. Сара не могла подавить в себе радость, оттого, что объяснение откладывается на неопределенный срок.
   – О, он… – начал было Джеггер.
   – Я здесь, мисс Сара, – сообщил Доминик с легкой иронией в голосе.
   У Сары от неожиданности перехватило дыхание, словно кто-то ударил ее в живот кулаком. Она медленно повернулась в сторону говорившего. Отчетливый ирландский выговор, мягкий и журчащий, доносился из стойла. Сара с ужасом обнаружила, что совсем растерялась. Доминик стоял, сжимая в руках вилы, он чистил стойло Мастера, большого чалого коня. На загорелом лице блестели капли пота, черные волосы были спутаны и крупными волнами обрамляли лоб. Молодой человек зло сжал губы, а глаза казались темными до непроницаемости. Сара боялась открыто смотреть в эти потемневшие от гнева глаза. Оцепенев от ужаса, Сара уставилась на Доминика. Она не была готова к подобному повороту событий. Ей стало дурно, у нее сильно закружилась голова, она не могла выдавить ни слова.
   – Я вам для чего-нибудь нужен, мисс Сара? – с издевкой спросил он. Если не смотреть на сердито сверкающие глаза, то можно подумать, что он разговаривает с ней почтительно. Наверное, старается из-за Джеггера. Абориген тем временем уже седлал коня. Карие глаза перебегали с Сары на Доминика, в них был простой случайный интерес. Сара понимала, что придется сдерживаться, дабы этот интерес не превратился в преднамеренный. Аборигены очень любят сплетничать, для них не существует секретов.
   – Вообще-то, нет, – выдавила Сара, – я просто поинтересовалась, куда вы делись. Можете вернуться к работе, Галагер.
   Вместо того чтобы воспринять слова Сары как освобождение, Доминик открыл дверь стойла и вышел. Его габариты пугали Сару. Она сжала зубы и гордо вскинула голову. Это хуже, гораздо хуже того, что она ожидала. Ей хотелось найти норку и спрятаться в ней, так больно было от обиды и унижения. Хотелось исчезнуть при одном воспоминании о том, как руки и губы этого мужчины ласкали ее. Сара набралась мужества и открыто посмотрела ему в глаза, надеясь, что он не прочтет ее мыслей.
   – Спасибо, Джеггер, – поблагодарила она конюха, Малаки был оседлан и Джеггер выводил его. Саре хотелось поцеловать аборигена. Не глядя на Галагера, поставила ногу на ладони Джеггера и взобралась в седло.
   – Если вы задержитесь на секунду, мисс Сара, я быстро оседлаю Макса, – заявил Галагер, неожиданно почтительным тоном. Он решительно прислонил вилы к стене и двинулся в подсобную комнату, где находились седла и уздечки. Уздечку он перекинул через плечо, а тяжелое седло небрежно нес в одной руке. Когда Галагер повернулся к ней спиной, Сара разглядела потемневшую от пота рубашку. Она вздрогнула. В этом была какая-то грубая, мужская чувственность. Ей снова стало дурно.
   – В этом нет необходимости, – Сара решительно покачала головой, глядя, как он выводит из стойла Макса. Джеггер протянул ей поводья и принялся регулировать длину стремени. Сара готова была закричать, чтобы он поторопился. Ей необходимо скрыться от Галагера, он не должен знать, как она раздосадована…
   – Мне не понадобится ваша компания. Вы можете заниматься другим делом.
   – Мистер Маркхэм велел присматривать за вами, когда вы отправляетесь за пределы усадьбы. Я буду готов через секунду, мисс Сара, – он говорил с ней, не поднимая глаз.
   – Я утверждаю, что совсем не обязательна следовать указаниям моего отца. Я привыкла ездить одна. Верно, Джеггер? – тот возился с ремешками стремени так долго, что Саре захотелось со злостью пнуть его. Но она должна сдерживаться.
   – Да, мисс Сара, все так. Мисс Сара – отчаянный наездник, – эти слова были адресованы Галагеру, но тот даже звука не проронил в ответ. Он положил седло на спину Макса и подтягивал подпругу. Как и пообещал, он будет готов в мгновение ока.
   Сара запаниковала. Она резко сунула ногу в стремя, совершенно не заботясь о том, подходит оно или нет, и жестом приказала Джеггеру отойти. Он покорно повиновался. Сара коснулась каблуками боков Малаки, и животное рысью рванулось из конюшни. За спиной послышался сердитый крик Доминика. Пришпоренная лошадь получила еще один удар в бок и, несмотря на жару, прибавила скорость. Сара направилась прямо в сад, прекрасно зная, что Галагер в этом случае не последует за ней. Он не очень хорошо знает местность и не догадается, куда она направилась.
   Спустя час до нее стало доходить, что она просто отсрочила неизбежный разговор. Когда она вернется, он будет ждать ее в конюшне. Смешно, она не понимает, почему так страшит встреча с каким-то каторжником, но это было именно так. Она боялась, смущалась так, что хотелось кричать от навалившегося горя.
   Прошло два часа, и Сара поняла, что нельзя больше тянуть с возвращением на усадьбу. Малаки начал уставать, а Сара не могла жестоко обращаться с животными.
   Нельзя мучить лошадь на такой жаре. А кроме того, ее начала тяготить неопределенность. Рано или поздно придется вернуться и объясниться с Галагером.
   Меньше чем через четверть часа Сара въезжала в ворота конюшни. Сердце гулко стучало. Было далеко за полдень, но зной не угасал. Она вспотела, волосы выбились из пучка и падали на плечи. Они щекотали потную кожу, и Саре хотелось почесать шею. Этим она и занималась, когда сильные мужские руки обхватили ее за талию и вытащили из седла. Малаки испугался и побежал в открытые ворота стойла. Сара неистово сопротивлялась до тех пор, пока не почувствовала под ногами твердую землю.
   – Убери от меня руки! – первое, что заявила она представшему перед ней Галагеру. Он смотрел на нее так же сердито, как и она. Он ослабил хватку раньше, чем она успела договорить. Сара закусила губу и воровато огляделась, интересно, где же Джеггер. Вырвавшаяся у нее реплика выдавала интимность их отношений. Так хозяйка не разговаривает со слугой. Но Джеггера не было видно. Сара сообразила, что в присутствии конюха Галагер не стал бы таким образом снимать ее с седла. Он должен вести себя предельно осторожно, беспокоиться и скрывать их ненавистную связь.
   – Ты глупая маленькая сучка, – выпалил он и сжал кулаки. Ему очевидно, стоило большого труда держать руки подальше от нее. Сара вытаращилась злобно и удивленно. Он ведет себя слишком безрассудно, разговаривая с ней таким тоном.
   – Не смей со мной так разговаривать! – голос девушки дрожал от ярости. Так хотелось наброситься на него и вцепиться в это красивое, наглое лицо зубами и ногтями. Хотелось разразиться беспощадной бранью. Сознанием, не захваченным до конца злостью, Сара удивилась силе охватившей ее ярости. До знакомства с этим наглецом она гордилась умением держать себя в руках.
   – Я буду разговаривать с тобой, проклятая, так как только захочу, – он все еще выплевывал слова и смотрел на Сару так, будто хотел ее придушить.
   – Мне плевать на то, что ты краснеешь до самых кончиков своих чопорных ножек всякий раз, когда видишь меня. С этого момента, если ты отправляешься на прогулку, я еду с тобой. Поняла?
   Сару трясло от гнева.
   – Кто ты такой, чтобы командовать? Только потому, только потому…
   Глаза Доминика потемнели, и Сара резко оборвала фразу. Не стоит выяснять причину.
   – Здесь, Галагер, командую я, а не ты!
   Она уже кричала в полный голос. Доминик взял ее за руки и крепко сжал их. Если бы она не была настолько зла, то сморщилась бы от боли. Глаза молодого человека превратились в узкие злые щелочки.
   – Ты слышала о пожаре на западе? Он был подстроен, Сара! Этим утром. Возможно, шайкой беглых. Ты забыла о человеке, который напал на тебя? Возможно, это он. Никто не знает точно. Но тот, кто совершил поджог, этим утром был на ферме. Никого не поймали, никого не видели, но они могли спрятаться. Что если бы ты столкнулась с ними? Как ты думаешь, что бы они с тобой сделали? Ты – глупая баба, неужели ты ничего не понимаешь? Тебе стыдно за то, что произошло ночью? Черт возьми, может быть, ты хочешь сравнить это с изнасилованием?
   – Меня тошнит от тебя! – Сара почувствовала, как краснеет от стыда и ярости. Пальцы сами сжимались в кулаки. Она вырвала руки и изо всей силы размахнулась, чтобы ударить его. Но промахнулась. Он поймал ее руку, грубо разжал кулак, заставляя Сару съеживаться от боли.
   – Я предупредил, что не люблю жестокости, – пробормотал он. Сара не успела и глазом моргнуть, как он дернул ее за руку и прижал к себе, крепко обнимая. Она увидела, как к ней приближаются беспощадные губы…
   Поцелуй был коротким, крепким и грубым. Сара не разжимала губ до тех пор, пока он не сжал пальцами ей щеки. Она почувствовала, как в рот проникает его язык. Он вновь захватывал территорию, завоеванную прошлой ночью, и заставлял понять, что мужчина является хозяином положения хотя бы потому, что на его стороне физическое превосходство. Сара не могла сопротивляться, Галагер слишком плотно прижал ее к себе. Она нашла другой выход. Стояла неподвижно, не уступая ему ни дюйма. Чего бы он ни захотел от нее, ему придется брать силой.
   Наконец он поднял голову, грязно выругался и оттолкнул ее с такой силой, что она чуть не упала. Удерживая равновесие, она ухватилась за ворота, потом повернула к нему искаженное гневом и ненавистью лицо.
   – Ты, грязный каторжник, – прошипела она угрожающе, специально выбрав слово, которое уязвит его как можно больнее, – как ты смеешь бить меня! Я найду средство, чтобы заставить тебя пожалеть о том, что ты появился на свет.
   Сцепив от злости зубы, Галагер шагнул к ней. Смелость Сары несколько уменьшилась. Она быстро повернулась, подхватила юбки и помчалась в сторону дома. Она выскочила из конюшни стрелой, не заметив, что Лиза стояла возле стены, спрятавшись за угол. Сара не обратила внимания на сестру.
   Было далеко за полночь, но Доминик все еще не спал. Он лежал на твердой, узкой койке под навесом, который служил ему теперь домом. Да и не только ему, а всем каторжникам и нескольким аборигенам, которые кучковались в дальнем углу.
   Его окружали привычные теперь звуки. Фипс, толстый, высокий, разбойник всхлипывал во сне как ребенок на койке справа. Так он плакал все ночи напролет с тех пор, как Доминик приехал сюда. Доминик уже успел научиться не обращать внимания на спящих.
   С противоположной стороны спал Брэди – невысокий, полный весельчак из Йоркшира. Он спал тихо, как невинный младенец. Можно было сделать вывод, что нельзя полагаться на сон человека, если хочешь определить его характер. Фипс, был только вором, он никому не причинил вреда, но плакал во сне. А контрабандист Брэди убил охотничьим ножом жену и двух малолетних детей, когда обнаружил, что жена неверна ему. Но он спал, как ангел с тех самых пор, как попал сюда. Просыпался только от удара ботинка надсмотрщика.
   Сам Доминик сегодня не мог спать. Он лежал на спине, подсунув под голову руку, и смотрел в черное бархатное небо. Оно виднелось в щели между неплотно пригнанными досками. Доминик проклинал себя за то, что грубо разговаривал с Сарой.
   Ведь он собирался быть нежным и ласковым. Но сначала она напугала его, уехав на прогулку одна, а потом так разозлила…
   Внезапно он услышал топот ног, обутых в тяжелые ботинки. Доминик посмотрел на мужчин, появившихся под навесом. В темноте было невозможно их узнать. Он с удивлением наблюдал, как они шли вдоль коек, рассматривая спящих людей. В руках у одного из них был фонарь, и он освещал лица каторжников.
   Доминик предположил, что надсмотрщики просто решили проверить, все ли на месте. И тут же он удивился, чего ради? Когда они подошли ближе, закрыл глаза, притворяясь, что спит, ожидая, когда они пройдут мимо. Мужчины остановились возле его кровати и погасили свет. Он инстинктивно напрягся и хотел встать.
   – Взять его, – приказал один из мужчин.

ГЛАВА 12

   Доминик Галагер сбежал. Сару очень удивило, что она обеспокоена его поступком. Он совсем недавно попал в Австралию, а буш жесток и беспощаден с неопытными людьми. Ему следовало знать об этом, следовало поступать более разумно.
   Персиваль всегда доводил до сведения вновь прибывших каторжников то обстоятельство, что попытки сбежать обречены на провал. Как многие до него, Галагер предпочел не поверить надсмотрщику. Беглецы, обычно, погибали от отчаяния, заблудившись в буше. У Доминика Галагера было совсем немного шансов, чтобы выжить, ведь все источники поблизости пересохли. Но если он вернется, как это делали многие, измучившись и примирившись с неизбежностью наказания, его высекут не менее жестоко. Как бы ни было сурово наказание плетью, уж лучше оно, чем смерть от жажды и страданий под лучами неумолимого, испепеляющего солнца.
   Сара была уверена, что Доминик вернется… Но прошла неделя, другая, потом четыре недели. Саре пришлось трезво обдумать случившееся и примириться с самыми худшими предположениями. Скорее всего, Галагер мертв, его сильное крепкое тело лежит где-то на пересохшей земле, с костей свисает рваная плоть. Его труп терзают любители падали. Скоро от него останется только голый скелет, он будет напоминать о том, что жил и умер человек…
   Потом динго растащат даже кости. Сара вздрогнула, подумав об подобном исходе. И тогда от Галагера вообще ничего не останется. Горькие мысли не давали покоя, они мучили ее большую часть дня и все ночи напролет. Сара измаялась, потеряв сон.
   – Ну что, вам не удалось найти этого каторжника Галагера? – спросила она, когда вся семья, а также присоединившийся к ним Персиваль, сидела за круглым столом красного дерева. По настоянию Лидии за обедом пользовались свечами, а не масляными лампами. На скатерти из белого дамаста, отделанной тонким кружевом, стояла изящная фарфоровая посуда, привезенная из Англии. Мягко сияли начищенное серебро и отполированный хрусталь. Лидия утверждала, что в этой грубой стране цивилизованно должен проходить хотя бы семейный обед.
   Во главе стола сидел Эдвард, как всегда, в угоду капризам жены, облаченный в черную визитку и белый шелковый галстук. Только Сара могла догадаться, каких усилий стоило ему пожертвовать собственным удобством. Раньше он отказывался носить даже пиджак, не признавая никаких исключительных случаев. Напротив отца сидела Лидия, она демонстрировала свои прелести, обрамленные белым шелком и жемчугом. Сара и Лиза расположились с одной стороны стола, одна была в бежевом муслиновом платье, другая – в желтом шелковом. Персиваль, одетый тщательнее, чем Эдвард, сидел напротив Сары. Возле стола в напряженном ожидании застыла Мэри – более аккуратная и менее неуклюжая, чем все остальные слуги. Миссис Эботт почти не показывалась в столовой, Лидия ее терпеть не могла, утверждая, что достаточно одного вида бывшей каторжницы, чтобы испортить ей аппетит.
   Эдвард пожал плечами, не отвечая на странный вопрос Сары. Вопросительно взглянув на Персиваля, он снова занялся едой. Тот подхватил стакан с вином и медленно выпил красную жидкость.
   – Мы даже и не пытались разыскать его, – равнодушно сказал он, пристально разглядывая на скатерти красную тень от стакана. – Он для нас не потеря. Был смутьяном с самого начала. Я ведь вам сразу об этом говорил.
   – Кажется, он понравился Саре, – хихикнула Лиза и сделала коварное предположение. Сара почувствовала, что краснеет, попыталась ответить как можно более безразличным тоном:
   – Не будь глупой, – она очень обрадовалась, что удалось сдержать невольную дрожь и не выдать своего волнения. Ей только оставалось надеяться, что краска стыда не будет заметна при тусклом освещении.
   – Он был очень красивым мужчиной, – заметила Лидия. Томный голос скрывал злорадство и мстительный блеск в глазах оказался заметен только Саре. Девушка слишком хорошо изучила эти глаза. Сара почувствовала тяжесть в желудке и напряглась, ожидая удара.
   – Я бы не стала обвинять милую Сару за то, что она слегка потеряла голову. У нее ведь так мало возможностей… О, извини. Не обращай на меня внимания, Сара. Ты же знаешь мой негодный язык. Мы, конечно же, все очень ценим тебя за безупречное поведение. Пожалуйста, забудь о том, что я сказала.