Робардс Карен. Тайные сомнения

   Миссис Эботт испуганно попятилась к двери, казалось, она попала в западню.
   – Это был Дом… Галагер, да? – прямо спросила Сара.
   – О, о, мой Бог! Козочка, не расстраивайтесь! Когда вам станет лучше…
   – Да?
   Теперь Сара вспомнила все. Даже в беспамятстве она узнала сильные, надежные руки Доминика. Он поднял ее и понес… Каким образом он нашел ее? Как решился привезти домой? А ведь держался так решительно и непреклонно, утверждал, что не вернется на Ловеллу.
   – Мисс Сара… – миссис Эботт совершенно расстроилась. Сара резко села, не обращая внимания на то, что в голове снова пульсирует боль.
   – Как давно это произошло? Что с ним случилось?
   Живот свело спазмами от мрачного предчувствия. Сара встревожилась. Вероятно, Доминик был прав, опасаясь встречи с ее отцом? Должно быть, Доминику не сделали ничего плохого?
   – Мисс Сара. Вам необходимо лежать. Хорошо, хорошо, расскажу вам все, хотя мистер Маркхэм строго запретил. Но прежде вы должны лечь!
   Экономка озабоченно суетилась, и кудахтала, металась по спальне с искаженным от волнения лицом. Сара откинулась на мягкие подушки и внимательно смотрела на взволнованную женщину.
   – Рассказывайте, – неужели она может говорить сейчас столь бесстрастно и холодно?
   – Вы здесь уже около недели, мисс Сара. Он ехал совершенно открыто, можно сказать нагло. Перекинул вас через седло. Это случилось в прошлый вторник. Ваш па буквально вырвал вас у него из рук. Он повернулся, чтобы ускакать. Но мистер Персиваль…
   Экономка на мгновение замолчала, испуганно уставившись на Сару, но потом неохотно договорила:
   – Мистер Персиваль приказал ему остановиться. Но Галагер не желал возвращаться. Тогда надсмотрщик выстрелил и вышиб его из седла.
   Сара взволнованно вскрикнула. Миссис Эботт торопливо продолжала:
   – Персиваль не убил его, даже не причинил серьезного вреда. Просто ранил в плечо.
   – Боже мой! – Сара уже не пыталась скрывать, что очень озабочена состоянием здоровья любимого мужчины. Кроме того, миссис Эботт крайне неохотно рассказывала о том, что случилось с Домиником, значит, она прозорливо догадывалась о том, какие чувства испытывала Сара к молодому человеку.
   – Где он сейчас? – хрипло выдохнула Сара. Миссис Эботт покраснела от негодования.
   – Мистер Персиваль запер его в одном из сараев. В том, что ближе всех к дому. Мистер Персиваль настаивал на том, чтобы сразу же повесить каторжника за побег, но ваш папа велел подождать. Они даже поспорили. Ваш отец заявил, что нельзя казнить человека только потому, что хочется с ним расправиться. Но мистер Персиваль настаивал на своем, утверждая, что каторжник, скорее всего, обидел вас. Но ваш папа все-таки приказал выждать. Он хочет, чтобы вы сами все объяснили, что и как произошло. Потом он сказал, что если Галагер заслужил, повесить его никогда не поздно.
   Пока миссис Эботт рассказывала, Сара вновь села, она совершенно не замечала волнения экономки и решительно опустила ноги на пол. У нее сильно закружилась голова, когда она попыталась встать. Сара зажмурилась, а потом осторожно открыла глаза. Стены комнаты вернулись на привычные места.
   – Мисс Сара, вам нельзя подниматься! Вы покалечите себя! Пожалуйста, мисс Сара! – миссис Эботт обняла девушку за плечи и осторожно подтолкнула к постели.
   Сара сжала зубы и попыталась высвободиться. По правде сказать, больше всего на свете ей хотелось опуститься снова на мягкие подушки. Голова раскалывалась от нестерпимой боли. Но она знала, что Доминик ранен, ему, вне сомнения, гораздо больнее, чем ей. У него нет удобных и мягких подушек. Но она собирается разобраться с этим без промедления. Наплевать, если ее будут осуждать, если ее упрекнет отец или кто-то другой. Она должна помочь ему.
   – Миссис Эботт отправляйтесь, найдите Тесс и Мэри, прикажите им достать кресло на колесиках, которое папа привез из Англии для мамы. Скажите пусть подождут меня внизу возле лестницы. А потом поможете мне одеться. Вероятно, мне понадобится ваша помощь и на лестнице, и в сарае. Позовите Джеггера и кого-нибудь из мужчин, все равно кого, пусть присоединится к нам. Если Дом… Галагер серьезно ранен, нам понадобится мужчина, чтобы толкать кресло. Вы все поняли?
   Миссис Эботт попыталась отчаянно протестовать, настаивая на том, что сама сходит проведать Доминика. Заявила, что он и самой ей очень нравится. Но Сара была настроена решительно и сделала все по-своему. Они представляли собой любопытную процессию, когда пересекали двор. Впереди шагала Сара, ее поддерживала миссис Эботт, за ними следовал Джеггер. Одной рукой он толкал коляску, в другой сжимал ружье. Он взял оружие на всякий случай, несмотря на то, что Сара была убеждена в его ненужности. Но она собиралась перевести Доминика из овчарни в дом, вполне вероятно, кто-то может встать на ее пути…
   Сарай располагался рядом с пепелищем, оставшимся от сгоревшей конюшни. В нем держали овец, которым предстояло котиться, потому-то они нуждались в постоянном надзоре. К тому времени, когда компания добралась до сарая, подол старенького домашнего платья Сары вымок почти до колен. Рядом в промокших юбках шагала миссис Эботт. Колеса инвалидной коляски оставляли глубокие следы на грязной размокшей дорожке. Долгий ливень положил конец страшной засухе.
   Сара приказала Джеггеру отодвинуть тяжелый засов. Сердце у нее стучало тревожно и взволнованно. Потом она толкнула тяжелую дверь и шагнула в овчарню. Ее все еще поддерживала под руку экономка. Девушке показалось, что она ослепла, так темно было в сарае. В нос ударило удушливым зловонием. Миссис Эботт вздрогнула, потянув воздух носом. Джеггер присвистнул от отвращения. Вскоре глаза Сары привыкли к полумраку, девушка чуть не закричала от возмущения и негодования.
   Доминик лежал, опрокинувшись навзничь, на куче гнилой соломы. Глаза были закрыты, грудь обнажена до пояса, плечо обмотано грязными кровавыми бинтами. У него отросла густая борода, волосы оказались грязными и спутанными. Ноги и руки закованы в цепи, цепи закреплялись в кольца на стене. Он был грязен, брюки замызганные и разорванные. В овчарне было нечем дышать, воздух – сырой и зловонный. Сара обратила внимание на то, что угол овчарни служил Доминику туалетом, его не выводили из сарая. Земля была влажной и холодной.
   – Доминик! – Сара совершенно забыла о присутствующих, она вырвалась из рук миссис Эботт, сделала два шага и рухнула на колени перед молодым человеком.
   Он открыл глаза, подслеповато прищурившись, посмотрел на нее. Потом его взгляд стал неистовым, яростным.
   – Убирайся отсюда к черту, Сара! – он говорил слабым, сиплым голосом, но тон не просил, а приказывал.
   Раньше Сара могла бы испугаться столь враждебного отношения. Но теперь она хорошо знала молодого человека, почти так же хорошо, как себя. Она понимала, что он злится не из-за их теперь уже давней ссоры. Должно быть, он уже простил ее, если пожертвовал свободой и жизнью ради ее спасения. Ему было стыдно, что она видит его в подобном положении.
   – Не будь дураком, Доминик, – спокойно заявила Сара, не обращая внимания на поток проклятий в свой адрес. Она приказала Джеггеру подобрать ключ к замку на кандалах, а потом помочь Доминику добраться до дома. Там он сможет воспользоваться голубой спальней, которая располагается неподалеку от ее комнаты.
   – Вы хотите поселить его в доме? – ужаснулась миссис Эботт. – Это невозможно. Подумайте, что скажет мистер Маркхэм! – испуганно прошептала экономка.
   Но Сара проигнорировала предупреждение. Испуганный Джеггер долго искал ключ, трясущимися от страха руками снял с Доминика кандалы. Доминик попытался сесть, как только руки и ноги были освобождены. Он, наверное, попытался бы и встать, если бы у него хватило сил. Его попытки не увенчались успехом, он упал, прислонившись к стене сарая, и свирепо уставился на Сару. Прищурившись, он осыпал ее такими словами, от которых сморщился бы владелец любого салуна. Миссис Эботт и та задохнулась от негодования, она закрыла уши ладонями и неодобрительно посмотрела на молодого человека. Джеггер отступил, вскинул ружье и прицелился прямо в грудь Доминику.
   – Мы с тобой были друзьями, Галагер, мне не хотелось бы тебя пристрелить, но если ты продолжишь разговаривать с мисс Сарой подобным тоном, я убью тебя.
   Она не заслужила оскорблений.
   – Все нормально, Джеггер, – спокойно заверила Сара конюха. Но Джеггер недоверчиво взглянул на нее и опустил ружье с неудовольствием. Потом Сара спокойно заявила:
   – Если ты грязно выругаешься хотя бы один раз, то тебя свяжут, как барана, заткнут тебе рот и отнесут в дом, понятно? – девушка посмотрела на молодого человека холодно и презрительно. Он недовольно насупился и отвернулся.
   – Собираетесь вновь поиграть в добрых самаритян, да? – он недовольно усмехнулся и обжег Сару откровенно враждебным взглядом.
   Как только Сара потянулась к бинтам, он вытаращился на нее еще более гневно и воинственно. Как Сара и предположила, повязка оказалась влажной.
   – По мере необходимости, – мягко улыбнулась она в ответ, Доминик промолчал, стиснув зубы. Сам идти он, конечно же, не мог. Джеггер был слишком слабым, чтобы поддерживать его. Доминик с трудом преодолел несколько шагов до двери сарая, поддерживаемый со всех сторон. Итак, его везут в дом, посадив в инвалидную коляску. В нескольких местах грязь оказалась довольно глубокой, колеса вязли на несколько дюймов. Во время короткого путешествия Доминик мрачно и настороженно молчал. Сара почувствовала облегчение. Родные и так придут в ужас, узнав о том, что она поселила его в доме. А если еще он будет браниться вслух, словно грубый неотесанный матрос…
   Лидия и Лиза стояли на веранде. Сначала они недоумевали и наблюдали за происходящим, поджав губы. Во главе возвращающейся процессии шагала Сара, миссис Эботт заботливо поддерживала ее за талию. Девушка только на секунду замешкалась, увидев встречающих. После короткого замешательства, Сара еще более решительно двинулась вперед. За ней следовал Джеггер, подталкивая коляску с Домиником.
   Добравшись до веранды, Сара приказала Джеггеру внести Доминика в дом и как можно удобнее устроить в голубой спальне. Миссис Эботт, конечно же, покажет, куда ему идти. Она стряхнула руки миссис Эботт, ощутив, как поднимается боевой дух и восстанавливаются физические силы.
   – Как, по-твоему, что ты делаешь? – с холодной яростью поинтересовалась Лидия, как только Сара приказала Джеггеру затащить Доминика в спальню. Джеггер помог молодому человеку встать из коляски и подняться по ступенькам.
   Лидия и Лиза напряженно наблюдали за происходящим, перегнувшись через перила. Как только Доминик ступил на площадку веранды, Лидия рванулась и преградила путь. Лицо ее было искажено от злости, она воскликнула, обратившись к Доминику:
   – Ты не можешь войти сюда! – повернулась к встревоженному Джеггеру и царственным тоном изрекла:
   – Сейчас же убери его отсюда.
   – Поверьте, мадам, я не собирался осквернять ваш благословенный дом, – рявкнул Доминик. Сара внезапно почувствовала прилив энергии, она повернулась к мачехе и приказала исчезнуть. Она стояла перед ней, разъяренная, в некрасивом домашнем платье из голубого ситца, с волосами, стянутыми в тугой узел на затылке, испачканная в грязи. Казалось, она ничем не отличается от прежней Сары, которая много лет подряд терпеливо сносила капризы, оскорбления и незаслуженные нападки мачехи, но это была другая Сара. Изменились ее глаза, изменились повадки. Глаза пылали от гнева, она не просила ни о чем, она приказывала Лидии уйти с дороги.
   – Иначе ты получишь пинка под зад, – пообещала девушка. Лидия задохнулась от негодования, прикрыв ладонью губы. Лиза вытаращилась на сестру, открыв от изумления рот. Джеггер, похоже, разнервничался не на шутку. Миссис Эботт радостно хохотнула, но тут же спохватилась, сделав вид, что просто закашлялась. Сара могла поклясться, что даже Доминик попытался улыбнуться.
   Ей было на все наплевать. Она стояла, угрожающе глядя на мачеху. Лидия понимала, что теперь перед ней не та осиротевшая, маленькая девочка, которую можно унижать и оскорблять безнаказанно, не некрасивая старая дева, которую можно презирать. Сара превратилась в женщину, готовую защищать свое достоинство, а если понадобится и своего мужчину.
   – Твоему отцу не удастся отмолчаться на этот раз, – пропела угрожающе Лидия, но все-таки предпочла ретироваться. Она все еще не хотела признавать поражения. Но все и так было понятно.
   Сара тут же забыла о мачехе и приказала Джеггеру выполнять ее поручение. Он молча и испуганно повиновался. Сара поняла, что он боится наказания. Сжав губы, Доминик молча поднялся по лестнице и бессильно упал на кровать в голубой комнате.
   – Если ты попытаешься встать, я прикажу привязать тебя к кровати, – предупредила Сара, она все еще не остыла от схватки с мачехой и была настроена воинственно. Он сердито взглянул на нее и ответил ей такой непристойностью, что Сара растерянно умолкла. К счастью, он был слишком слаб, чтобы предпринимать что-то. Сара не прореагировала на непристойность должным образом, она даже не покраснела. Она просто обратилась к миссис Эботт, приказывая послать за Маделин. Надо было обработать рану на плече Доминика. Джеггеру было велено вымыть больного, а миссис Эботт подобрать ему ночную рубашку.
   – Если у вас или Маделин возникнут какие-то проблемы с этим молодым человеком, привяжите его к кровати, – Сара отдала последнее распоряжение Джеггеру и покинула комнату. Силы девушки были на исходе, усиливалась головная боль. Сара понимала, что если немедленно не ляжет, то обязательно упадет. Проклятия Доминика сопровождали ее до самой кровати.
 
   Как и предсказывала Лидия, Эдвард вскоре вернулся и узнал все. Каторжник в доме! О нем заботятся и лечат, словно дорогого гостя или члена семьи. Должно быть, Лидия встретила мужа на пороге, рассказала о благополучном выздоровлении Сары и о ее вероломстве. Мистер Маркхэм влетел в спальню дочери, даже не умывшись с дороги. Он разъяренно вопил, изрыгал угрозы и проклятия. Сара лежала в постели, пристроив на голове пузырь со льдом. Она равнодушно выслушала все, изредка морщась и вздрагивая от особенного резкого и громкого выкрика. Дикие вопли отца болью отдавались в голове. Наконец, отец переменил тему и пригрозил застрелить Доминика на месте. Сара приподнялась, холодно взглянула на отца и решительно заявила:
   – Если ты попытаешься причинить ему хоть малейший вред, то я уйду из дома и никогда не вернусь больше. Ежели мысли о моем скандальном уходе не очень тебя беспокоят, то придется напомнить, что я много лет веду книги фермы, оплачиваю счета и управляю домом. Если я уеду, кто станет заниматься подобными делами? Лидия? – девушка предложила кандидатуру мачехи, четко осознавая, что отец поймет насмешку. Они оба знали, что Лидия придет в ужас, если поймет, что ей придется выполнять все перечисленные Сарой обязанности. Она считала себя настоящей леди. А подобные занятия унижают достоинство хозяйки богатого дома.
   Отец какое-то время молча смотрел на дочь, все еще стиснув пальцы в кулаки. Лицо постепенно смягчалось и бледнело, пальцы медленно разжались. Он больше не пытался продолжать бессвязную проповедь.
   – Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что твой уход меня не особенно беспокоит? Я твой отец, девочка, и очень обеспокоен сложившейся ситуацией, – он говорил все еще раздраженно, хмуро поглядывая на Сару.
   – Тогда ты позволишь Дом… Галагеру оставаться в доме до тех пор, пока он не поправится, а потом постараешься смягчить его приговор. В награду за то, что он спас мне жизнь, если так тебе больше нравится. Он, правда, невиновен, па.
   – Полагаю, в этом убедил тебя он.
   – Да. Я ему верю.
   Эдвард снова помрачнел.
   – Что для тебя значит этот мужчина, дочка? – спросил он, подошел к постели и пристально посмотрел в глаза Саре.
   Сара почувствовала, что краснеет от одной мысли, что придется признаться. Конечно, она любит Доминика. Девушка взглянула на отца и решила, что с признанием придется подождать. Отец обмяк, его приземистая фигура больше не выглядела воинственной, серые глаза смотрели устало и грустно. Может быть, он трусит? Тем более, такое травмирующее сообщение лучше приберечь на будущее. Возможно, потом он привыкнет к тому, что Доминик живет в его доме, станет относиться к молодому человеку терпимее и спокойнее воспримет известие о предстоящей свадьбе.
   – Он не раз рисковал жизнью ради меня, папа, – тихо сказала Сара, – разве этого мало?
   И принялась описывать, как он защищал ее от бродячих грабителей, на которых она нарвалась во время набега на Ловеллу. Сара говорила медленно, тщательно подбирая слова. Потом она напомнила отцу о более раннем происшествии, когда Доминик спас ее от беглого каторжника. Наконец, она сказала о том, как он презрел собственную свободу и безопасность, как привез ее на Ловеллу после того, как на нее свалился огромный сук. Когда она закончила свою речь, Эдвард пригладил поредевшие рыжие волосы и расслабил узел пыльного галстука, как будто он внезапно стал ему тугим.
   – Сара, доченька, прости меня, но я все-таки должен спросить: этот каторжник прикасался к тебе?
   Не было никаких сомнений в том, что имел в виду Эдвард. Саре не хотелось лгать отцу, но с другой стороны она боялась, что правда будет слишком шокирующей для него. Доминик пострадает гораздо больше, чем она. Но вдруг она сообразила, как же так, ведь отец должен знать о том, что произошло между ней и Домиником в саду. Если же он ничего не знает, то по чьему распоряжению был наказан Доминик? Если же отцу все известно, для чего он задает подобный вопрос?
   – Па, скажи мне, – медленно заговорила она. – Ты когда-нибудь приказывал высечь Доминика?
   Эдвард прекратил нервно расхаживать по комнате и удивленно уставился на дочь.
   – Не понимаю, какое отношение это имеет к моему вопросу, но отвечу честно – нет. Насколько мне известно, он не давал повода.
   – Его высекли, па. Очень сильно, оттого он и убежал. Привязали к столбу в сарае. Если бы он тогда не сумел бежать, то умер бы там.
   Серые глаза Эдварда превратились в щелочки, он недоверчиво поинтересовался:
   – Это тоже он тебе рассказал?
   – Да. И все, что случилось на самом деле. Я видела рубцы на его спине.
   Мистер Маркхэм побелел от негодования.
   – Я никогда не отдавал таких приказов.
   – Должно быть, распорядился Персиваль, – еле дыша, проговорила девушка.
   – Что?!
   Сара повторила.
   – Если все обстоит так, как ты говоришь, значит, он сделал это по собственной инициативе. Но не может быть, чтобы он распорядился наказать Галагера, не имея на то оснований. – Эдвард помолчал, а потом спросил:
   – У него имелись основания, Сара?
   Сара молчала в нерешительности, потом решила признаться.
   – Возможно, он посчитал, что я увлеклась Домиником, па.
   Говоря это, она не сводила глаз с отца. Он на мгновение прикрыл глаза, будто ему стало нестерпимо больно. Когда он вновь поглядел на дочь, то выглядел ужасно постаревшим.
   – А ты… ты увлечена?
   На этот раз Сара была в замешательстве, она облизала губы, нервничая, помолчала. Потом спокойно посмотрела отцу в глаза, хотя внутри у нее все сжималось от страха.
   – Да, папа.
   Отец встревоженно ждал ее ответа, но он не стал браниться и кричать, не разъярился, а наоборот, как-то внезапно сник.
   – Сара, я знаю, с тех пор, как умерла мама, я не был лучшим из отцов. Но ты так похожа на нее! Мне больно смотреть на тебя с тех пор, как она ушла. Потом я женился на Лидии и… Что ж, ты знаешь Лидию! Она иногда ведет себя отвратительно, держится невыносимо. Лучше не заводить ее. Ты была недостаточно счастлива в новой семье, в этом виноват только я. Но я очень люблю тебя, девочка. Мне хочется, чтобы у тебя в жизни было все самое лучшее. Если тебе так хочется, то я позволю этому каторжнику остаться в доме до полного выздоровления. И сделаю все, чтобы смягчить приговор.
   – О, папа! – Сара признательно улыбалась отцу сквозь слезы. Он не говорил, что любит ее с тех пор, как она была крошкой. За прошедшие годы она сумела убедить себя, что отец разлюбил ее. Она знала, что отец очень хотел мальчика, но родилась она – некрасивая, невзрачная. Первый раз в жизни отец сравнил Сару с ее матерью-красавицей, он согласился забыть о предрассудках по отношению к Доминику Галагеру-каторжнику. Отец сказал, что очень любит ее…
   Эдвард громко закашлялся, увидев, что в глазах у Сары стоят слезы, присел на край постели, обнял дочь. Крепко прижав девушку к себе, он почувствовал, что она обнимает его. По щекам Сары нескончаемым потоком лились слезы.
   – Сара, девочка моя, – сказал отец, целуя ее волосы. Казалось, мужчина готов зарыдать. – Я понимаю, что ты – взрослая женщина и способна самостоятельно принимать решения. Но прошу, прими совет отца, я прожил гораздо больше, чем ты, я принимаю к сердцу твою боль. Ты призналась, что увлечена мужчиной. Да, он красив. У тебя не было большого выбора, я предполагал, что Джон… Ладно, забудем теперь о нем. Ты отлично знаешь мое мнение на этот счет. Сара, девочка, послушай меня: никогда не забывай, кто – ты и кто – он. Не слишком увлекайся им. Если это случится, то ты наживешь себе только головную боль. С каторжником у тебя нет будущего. Я говорю подобные слова из любви к тебе.
   Так же резко, как сел, Эдвард поднялся и прежде, чем Сара успела открыть рот, громко топая, покинул комнату. Сара понимала, что отец не привык открыто выражать свои чувства. Теперь он был сильно смущен. Сара уставилась ему вслед, не зная, что делать: смеяться, плакать или браниться.
   Отец любит ее, но должно пройти очень и очень много времени для того, чтобы он смирился с мыслью, что Сара станет женой Доминика. Вообще-то, ей даже хотелось, чтобы отец узнал обо всем. Да, Доминик ее возлюбленный, отец имеет право знать об этом. Должно быть, он догадывается, но решил не заострять внимания на интимной стороне жизни дочери, он не хотел обсуждать пикантные подробности. Правда, разговор с отцом, заставил Сару задуматься серьезно. Сара припоминала все, что он сказал до тех пор, пока не уснула.
 
   Через сутки, в полдень она почувствовала себя достаточно хорошо, решила встать и выйти из комнаты. Вчерашнее маленькое приключение и последующие эмоциональные встречи и столкновения подействовали на нее сильнее, чем она предполагала. Проснувшись после длительного и на удивление спокойного сна, она решила проведать Доминика. Ноги не подчинялись ей, она была еще слаба. Полежав в постели еще часок, она выпила чашку бульона, который приготовила миссис Эботт и заботливо прислала в спальню с Тесс. Вместе с бульоном девушка-служанка принесла вкусные треугольные тосты. И вскоре силы вернулись к Саре.
   Сегодня к ней никто, кроме Тесс, не приходил. Самолюбие Сары было слегка задето. Уж Лиза-то могла бы просунуть в дверь голову и поинтересоваться здоровьем сестры. Сара искренне любила сводную сестру и знала, что Лиза относится к ней с симпатией и привязанностью. Если между девушками и возникали разногласия, то только благодаря стараниям Лидии.
   Полуденное солнце светило в открытое окно. Сара спустила ноги с кровати и встала. Колени слегка подрагивали от слабости, но девушка дошла до окна и выглянула, дожидаясь, когда на ее зов появится Мэри или Тесс. Прошедший ливень оживил местность. Всюду, куда ни глянешь, буйно распускалась зелень. Лужайка перед домом весело зеленела, эвкалипты, окружающие дом, были все еще без листьев, но уже не казались безжизненными. Кусты акации усыпаны цветами, сладковатый, приторный аромат витал в воздухе. Сара с наслаждением вдыхала чистый влажный воздух. На горизонте виднелись горы, затянутые нежнейшей голубой дымкой, вершины упирались в синее безоблачное небо. Сара улыбнулась, любуясь красивым видом. Легкий стук предупредил о появлении Тесс.
   Девушка помогла Саре одеться и застенчиво сообщила Саре о том, как прекрасна ее кожа. Обычно, Сара одевалась сама, но сегодня помощь была ей необходима. Когда, наконец, она собралась и причесалась, служанка ушла. Сара критически осмотрела отражение в высоком зеркале. Ничего нового не появилось в ее внешности, если не считать мягкого блеска волос и действительно гладкой кожи, которую заметила даже Тесс.
   Сара видела, что осталась по-прежнему тощей, костлявой, невзрачной Сарой. Но ведь папа сказал, что она очень похожа на красавицу-маму. Доминик тоже все время твердит, что она очаровательна.
   Она посмотрела на худое лицо, возможно, новая прическа каким-то образом сгладит углы и впадины. Какая-нибудь новая прическа, но не допотопный узел старой девы. Вероятно, ей не помешало бы и новое модное платье, оно создаст иллюзию пышных форм? Сара внезапно вспомнила, как пылко убеждал ее Доминик, что любит ее тело, и демонстрировал это на деле. Сара вспомнила его бесстыдные ласки и покраснела. Розовые щеки оттенили золотистый цвет ее глаз, смягчили выражение лица, сделав его почти девичьим. Кажется, даже желтые волосы засияли ярче. В первый раз Сара видела свои возможности. Конечно же, в красивом платье, с соответствующей прической…
   Молодая женщина угрюмо задумалась. Она ведь не знает, с чего ей начинать. Представив себя завернутой в пастельные тона, в платья с оборками, такие как носят Лидия и Лиза, она поняла, что будет выглядеть нелепо и смешно. Но что оказалось хуже, она внезапно вспомнила высказывания миссис Грейнджер о другой старой деве, которая бегала в поисках жениха: «Овца, притворяющаяся ягненочком». Сара вздохнула и отвернулась от своего отражения. Нет смысла стремиться к идеалу, до которого тебе очень и очень далеко. Она засиделась в девках, ей уже двадцать два года, вряд ли возможно надеяться на лучшее. Она влюблена в человека, который старше ее на десять лет. Без сомнения, он спал с таким количеством женщин, что и не сосчитать.