Робинсон Сьюзан. Леди Неукротимость

   Алексис с силой сжал в ладони пучок травы и прошипел про себя:
   - Перестань, черт побери. Не думай об этом. Господи, да не думай об этом.
   Вот почему он был здесь. Офелия помогала ему не думать. Иногда он ощущал такую пустоту внутри, что не слышал даже воплей старых демонов и грехов. Их молчание было последним оскорблением судьбы. Разделенный им ужас заставил умолкнуть его собственных демонов. Господи, он жаждал покоя почти любой ценой, даже ценой несуществования. Однако он не мог сдаться, потому что Вэл и другие нуждались в нем. Он мог бы покончить с собой, но он не мог оставить их.
   - Алексис, что ты делаешь? - В дверном проеме появилась Офелия. Алексис...
   Только Офелия умудрялась умолять и брюзжать одновременно. С усталым видом он продолжил делать кругообразные движения с помощью импровизированной щетки. Ему нужно было время.
   - Я занят.
   Она подплыла к нему. Тезей презрительно фыркнул и покачал головой. Она какое-то время наблюдала за тем, как Алексис чистит коня, а потом положила ладонь ему на руку.
   - От этого занятия ты весь пропахнешь конским потом.
   Алексис бросил взгляд на свою любовницу и поднял бровь.
   - Раньше тебя это не останавливало., Она прикоснулась к влажному локону, прилипшему к его лбу.
   - Нет.
   Тыльной стороной ладони он отбросил волосы с лица и повел Тезея к ручью, который протекал позади башни. Офелия, спотыкаясь, шла за ним. Ее присутствие раздражало Алексиса. Что она знает о настоящем мире, о жестокости, которая и была его жизнью?
   - Ты мог бы поговорить со мной, - сказала она.
   Чувствуя вину за свою грубость, Алексис посмотрел через плечо и попытался ей улыбнуться. Ее ответ был совершенно непропорционален тому количеству энтузиазма, который ему пришлось продемонстрировать. Она вспорхнула и, чуть ли не танцуя, приблизилась к нему. Встав на цыпочки, она . подставила губы для поцелуя. Алексис слегка прикоснулся к ней губами и отошел к дереву, чтобы привязать Тезея. Она ждала, пока он закончит. Затем он взял ее под руку, и они направились к Башне. Всю дорогу Офелия непрерывно щебетала.
   Он привык к ее пустым разговорам, привык не обращать на них внимания и все время возвращался мыслями к раненым, которых он взял под свою опеку. Вэл и все остальные пострадали больше от некомпетентности собственного командования, чем от врага. Один человек оставался два дня без воды, прежде чем кто-то вспомнил о том, что ему нужна помощь.
   Он не должен постоянно думать об этих людях. Сейчас нужно было подумать об Офелии. Алексис постарался отогнать прочь мысли о раненых, которые ожидали его дома.
   - Алексис, ты меня не слушаешь, - сказала Офелия.
   - Извини. Что ты сказала?
   - Я сказала, что твоя мать не нанесла нам визита. Ты же знаешь, как много значит для меня ее отношение. А до тех пор, пока она не заедет к нам, я не смогу появиться в замке. Что мне нужно сделать, чтобы завоевать ее благосклонность? В конце концов, все знатные семьи графства принимают меня.
   Алексис поклонился перед дверью и пропустил Офелию вперед. Они поднимались по лестнице наверх, и Алексис заметил, что улыбается, слушая ее.
   Опершись о стену, Алексис рассматривал окружающий пейзаж, а Офелия тем временем рассказывала ему о том, как высоко ценят ее в высших кругах местного общества.
   - Алексис, ответь мне.
   Он сделал глубокий вдох, а затем выдохнул.
   - У меня с матерью мало общего, но одну особенность мы разделяем: мы не любим, когда нас используют.
   Офелия положила ладонь на его руку. Впервые за все то время, что они находились на вершине башни, Алексис посмотрел на нее. Привычное сияющее выражение исчезло с ее лица.
   - Я тебя не использую, - сказала она. - А если я и делаю это, то я позволяю взамен пользоваться мною.
   - Я знаю, что тебе от меня нужно.
   - Возможно. Но всего ты не знаешь.
   - О?..
   - Знаешь ли ты, какое удовольствие мне доставляет просто смотреть на тебя? - спросила она. - Если бы волшебник превратил твоего Тезея в мужчину, он был бы похож на тебя - весь черный огонь и трепет. Я наслаждаюсь обладанием этим огнем.
   - Ты говоришь более убедительно, когда снова заводишь разговор о визите моей матери. - Он смотрел на ее губы. Она закусила нижнюю губу. Вдруг она широко развела руки в стороны.
   - И все-таки я хочу тебя. И не моя вина в том, что мне нужно еще многое другое.
   - Нет, - сказал он скорее себе, чем ей. - Я не должен жаловаться. Ты хочешь не больше, чем я сам заслуживаю.
   Он встал спиной к стене и посмотрел прямо в лицо своей любовнице.
   - Покажи мне. Покажи, как сильно ты хочешь того, что я могу тебе дать, и я поговорю со своей матерью.
   ***
   По возвращении в Мэйтленд Хауз Кейт застала свою мать и тетушку Эмелайн в обществе старых друзей, дам из Гришемского религиозного общества. Хорошие манеры запрещали ей сражу же отправиться на встречу с мистером Поггсом. Она сидела в гостиной вместе с дамами, помешивая ложечкой чай и наблюдая, как мама разговаривает со своими гостями. Мама была счастлива. Кейт знала, что мама любила тетушку Эмелайн, и Офелию, и Мэйтленд Хауз, и ту утонченную жизнь, которую она снова вела. Она грациозно расхаживала между дамами, предлагая закуски и даря всех искренними комплиментами.
   Наблюдая за мамой среди кружевных штор и парчовой мебели Мэйтленд Хауза, Кейт вернулась к прошлому. Пустыня. Они заблудились, и восход солнца застал их на открытой местности. Папа остановил обоз, и они жарились под палящим солнцем до тех пор, пока ночь не спустилась на землю и они снова могли продолжить свой путь. Мокрая от пота, Кейт проснулась, почувствовав прикосновение к коже холодного ветерка. Она выскочила из фургона в гостеприимную ночь, но, увидев мать, она чуть было не залезла обратно. София вытащила из фургона ящик, а мужчины в это время привязывали животных.
   Мать накрыла ящик кружевной скатертью. Эту скатерть она привезла из Англии. Затем она наклонилась, подняла серебряный канделябр и поставила его на середину скатерти. Кейт с испугом смотрела на эту серебряную штуку. Отец сказал, что они должны выбросить все тяжелые вещи. Кейт попятилась назад и стала подглядывать за матерью из-за фургона.
   София как раз наливала чай в фарфоровую чашку, когда Тимоти Грей проходил мимо с упряжью в руках. Отец выронил упряжь и уставился на свою жену. София не обращала на него внимания. Она пододвинула коробку к столу, сооруженному на скорую руку. Устроившись поудобней, она подняла фарфоровую чашку, поднесла ее к губам и сделала глоток.
   - София, - сказал Тимоти.
   - Мои вещи должны оставаться при мне. Со мной должны быть мое белье и фарфор. Может, и я нахожусь в дьявольской глуши, но и здесь я по-прежнему остаюсь воспитанной женщиной.
   Тимоти махнул рукой и поднял упряжь.
   - Нам нужно ехать. Сейчас. Волы могут сдохнуть, если мы не раздобудем для них воды. Если они сдохнут, то мы последуем за ними, ты же зря тратишь воду на чай.
   У Софии дрожали губы. Она сделала еще один глоток.
   - Дома, наверное, как раз пьют чай.
   - О Господи! - Тимоти на секунду закрыл глаза, прежде чем отойти от жены. - Мы почти готовы. Ты можешь взять с собой фарфор или серебро. Но либо то, либо другое.
   София закусила губу, а затем снова отпила из чашки. Кейт видела, как отец удаляется от матери. Слезы жгли ей глаза, и поэтому она усиленно отгоняла их прочь.
   София продолжала сидеть и пить чай, а вокруг нее мужчины и женщины готовились сразиться с пустыней за свою жизнь. Усталая и испуганная, Кейт выскользнула из-за фургона и подошла к матери.
   - Мама. Мама, нам пора ехать.
   - Я знаю, дорогая. Еще несколько минут. Ты же знаешь, какая я. После чашки чаю я смогу вынести все что угодно.
   Кейт было тогда четырнадцать лет, но в ту ночь она поняла, что храбрость может выглядеть по-разному. Некоторые кричали, чтобы подбодрить себя, некоторые всё сносили молча. Мама же держалась за свой аристократизм. Кейт плюнула бы смерти в лицо; мама перед лицом смерти разливала чай.
   И только потому, что Кейт понимала одиночество и мужество матери, она была готова примириться с элегантной английской чванливостью и скукой. Но она не была уверена в том, на сколько хватит ее терпения.
   Беседа с мистером Поггсом заняла почти всю вторую половину дня. Руководить предприятиями через океан было сложно и обременительно, но Кейт обещала матери, что пробудет в Англии шесть месяцев и только потом уедет в Сан-Франциско.
   Прошло уже больше месяца с тех пор, как они прибыли в Лондон, и все это время Кеш как-то удавалось вести семейные дела с помощью почты. Согласно завещанию отца, контроль за состоянием семьи Грей переходил в руки Кейт. Она должна была наблюдать за капиталовложениями в судовую компанию, в ранчо в Калифорнии, в нью-йоркском банке и теперь на железной дороге. Отец сказал, что богатство нужно рассредоточивать. В эту мысль он верил даже больше, чем в необходимость учиться. Кейт помнила его уроки.
   - Моя семья, Кейт, выращивает в Вирджинии хлопок и табак, используя труд рабов. Вот почему я уехал оттуда. Я не могу мириться с рабством, а моя семья не может без него жить. Мы вложим свои деньги в разные предприятия и поэтому не будем зависеть от одного или двух источников. Близится борьба, Кейт, и эта борьба будет жестокой, потому что Юг поставил все свои средства на одну, вовсе не выигрышную карту.
   Кейт сидела за столом из вишневого дерева, а мистер Поггс тем временем дописывал свой доклад по поводу акций железной дороги. Они были знакомы уже несколько недель, и за все это время его лицо потеряло свое величественное выражение только однажды - в момент их знакомства. Тогда Кейт пожала ему руку и тут же принялась давать распоряжения по поводу переписки с ее юристами в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Когда она закончила, мужчина сидел, уставившись на нее и открыв рот. Потом он закрыл его и принялся говорить.
   - Я полагал, что у вас будет консультант, - сказал он.
   - Консультант?
   - Человек, который снимет бремя деловых забот с ваших плеч, мисс Грей.
   - Мистер Поггс, у меня есть консультанты в Нью-Йорке, Сан-Франциско и Лондоне, но окончательные решения я принимаю сама. Если вам трудно смириться с этим фактом, скажите об этом прямо сейчас, и я подыщу кого-нибудь другого, кто мог бы заняться вашей проблемой.
   Мистер Поггс чуть не упал в обморок от страха, что может потерять такого богатого клиента. Речь о мужчинах-консультантах больше никогда не заходила. И если поначалу Поггс был с Кейт вежливо-терпеливым, то, поработав с ней пару недель, он стал относиться к ней с уважением.
   Мистер Поггс должен был пообедать с ними, затем переночевать в деревенской гостинице, а утром отправиться в Лондон. Поэтому обед оказался весьма приятным для Кейт. В то время как мать на своем конце стола жаловалась, что леди Джулиана относится к ней с пренебрежением, Кейт могла поговорить с адвокатом о новом клипере. К сожалению, мистер Поггс рано откланялся, и остаток вечера Кейт была обречена провести в гостиной в обществе дам.
   Из всех троих больше всех утомляла Офелия, которая металась от дивана к окну, как безумная. Обычно, проведя утро в объятиях своего маркиза, она становилась мечтательной и весь день была чрезвычайно довольна собой. Сейчас она скручивала в руках свой огромный носовой платок, будто бы это была половая тряпка, кусала губы и расхаживала по комнате. Кейт наблюдала за ней и ожидала с минуты на минуту какого-нибудь столкновения. Сначала Офелия задела своей юбкой фарфоровую вазу на подставке. Затем юбка налетела на чайный сервиз из мейсенского фарфора. Потом атаковала бронзовую подставку для дров у камина. Офелия развернулась так резко, что кринолин подпрыгнул. Кейт поставила чашку с чаем на край стола, поднялась с кушетки и затопала ногами по юбке кузины, когда ее край уже был охвачен огнем. Офелия подпрыгнула и пронзительно взвизгнула.
   - Кейт, что ты делаешь?
   - Спасаю тебя, не хочу, чтобы ты сгорела.
   Мама и тетушка Эмелайн хором завели "О Боже!". Офелия отпрыгнула от огня, поблагодарила Кейт и снова начала метаться по комнате. Спустя полчаса она все еще продолжала заниматься этим, поэтому Кейт извинилась и поднялась к себе в комнату.
   Очень скоро она отпустила горничную, а сама устроилась в постели с книгой на коленях. Это была "Ромео и Джульетта". До тех пор пока герои и любовь находились на страницах книг, они были неопасны. На улице весь день по небу плыли грозовые облака, а сейчас наконец начался ливень. От раскатов грома дрожали оконные рамы, дул ветер, и капли дождя барабанили по стеклам. Последние слова, которые она прочла перед тем, как уснуть, очень подходили к грозовой ночи: "У бурных чувств неистовый конец. Он совпадает с мнимой их победой".
   Сквозь сон Кейт почувствовала, как что-то упирается ей в ребра. Она вытащила книгу из-под одеяла и положила ее на пол. Ливень стал еще более яростным. Вода за окнами лилась стеной. Кейт натянула одеяло на голову, а потом услышала громкий скрип. Он исходил от искривившейся доски в полу прямо напротив ее двери. Она знала об этом, потому что ей приходилось переступать через нее, когда она старалась украдкой скрыться от послеобеденных визитеров.
   Ей стало любопытно, кто бы это мог проснуться посреди ночи. Кейт завернулась в одеяло и на цыпочках подошла к двери. Она слегка приоткрыла дверь и одним глазом стала подглядывать в щель. Она смогла увидеть только темный качающийся кринолин в конце неосвещенного коридора - юбка направилась к входной двери и исчезла.
   Кейт закрыла дверь и поспешила в теплую постель. По дому бродила Офелия, и даже не обладая богатым воображением, можно было догадаться почему. Несколькими минутами позже подозрения Кейт подтвердились, когда она услышала, как пол у ее дверей скрипнул два раза.
   - У нее не больше здравого смысла, чем у гамлетовской Офелии, - тихо пробормотала Кейт. - Требовать от нее благоразумия значило бы требовать слишком многого. - Она несколько раз взбила подушку, но ее раздражение продолжало расти. - Рыскать тайком по дому, да еще привести его сюда, когда мама и тетя Эмелайн находятся в двух шагах. - Кейт сунула голову под подушку и закрыла уши обеими руками, как будто бы это могло помочь ей прогнать мысли о находящихся за соседней дверью мужчине и женщине. - Она поплатится за это - ясно как Божий день.
   Тиканье часов у ее кровати и завывание ветра за окном не давали ей уснуть, но через час она все же задремала. В два часа ночи пол снова скрипнул, Кейт вздрогнула и проснулась. На этот раз она со стоном накрылась одеялом с головой, а потом перевернулась на живот и заставила себя читать отрывки из "Илиады", пока не уснула.
   Во сне она задыхалась. Кейт проснулась от кашля, и ощущение удушливого дыма стало ужасающе реальным. Серый горячий дым клубами просачивался в комнату из-под двери. Вскочив с кровати, Кейт надела тапочки. Набросив халат, она кинулась к двери и приложила к ней руку. Прохладная. По опыту пожаров в Сан-Франциско Кейт знала, что нельзя открывать дверь, не проверив ее сначала.
   Приоткрыв дверь, Кейт стала задыхаться от дыма, окутывающего ее. Она захлопнула дверь и подбежала к комоду. Вытащив оттуда полотенце, она смочила его водой и обвязала им нос и рот. Открыв дверь во второй раз, она услышала крики, доносившиеся снизу. Не впадая в панику, Кейт встала на четвереньки и выползла в коридор.
   Ей было трудно дышать из-за дыма. Справа из комнаты Офелии доносились шипение и треск, оттуда тянуло жаром и были видны танцующие языки пламени. Кейт свернула налево и направилась к комнате матери. Ровное потрескивание и гудение огня заглушали крики. Она увидела мать, которая, съежившись, стояла в дверях и старалась помочь тете Эмелайн удержаться на ногах. Кейт схватила мать за руку.
   - Кейт! Слава Богу!
   - Спускайся вниз и помоги мне с тетей Эмелайн, мама! У нас мало времени.
   София закашлялась, но смогла произнести имя Офелии.
   - Огонь в ее комнате, - сказала Кейт. - Нам нужно выбраться отсюда. Поторопись!
   Кейт с силой потащила ее вниз, и у Софии не оставалось другого выбора, кроме как последовать за ней. Они вместе выбрались из коридора, наполовину неся тетушку Эмелайн на себе. На лестнице воздух стал чище, и они смогли подняться на ноги. По лестнице наверх бежали дворецкий и Тернпенни. Их ночные колпаки сбились набок, а белые пижамы были забрызганы водой из бадьи, которую они тащили наверх.
   Сбегая вниз по лестнице, Кейт чуть было не столкнулась с мужчинами, которые несли воду наверх. Когда она, мама и тетя Эмелайн добрались до первого этажа, горничные набросили на них одеяла, и они выбежали на улицу под прохладу ливня. Они тут же промокли под дождем, но все равно побежали за дом, к конюшням. Горничные тут же взяли на себя заботу о Софии и тетушке Эмелайн.
   Все трое еще долго задыхались от дыма и дрожали от холода.
   Через несколько минут, несмотря на то что ее легкие и кожа горели, а одеяло тащилось по земле позади нее, Кейт снова вернулась в дом. Она стала подниматься по лестнице, прижимая к лицу мокрое полотенце. В коридоре дым был настолько густым, что ей снова пришлось ползти. Под дождем она замерзла, а теперь снова почувствовала жар близкого огня. Она столкнулась с Тернпенни, который шел по коридору и заглядывал в каждую комнату. Кучер остановил ее:
   - Мисс, я не могу найти леди Офелию. Боюсь, что она все еще у себя.
   - Продолжайте искать, - сказала Кейт. - Я посмотрю, может быть, она вышла на улицу.
   На улице Офелии не было. Промокшие насквозь слуги бегали мимо нее, вынося из дома серебро, картины, мебель. Горничные плакали и помогали носить воду, но Офелии нигде не было. Кейт продолжала поиски, но в ней росло чувство страха. Она представляла кузину заживо горящей в огне. В желудке у нее бурлило, легкие слабели, но она снова и снова возвращалась в дом и поднималась наверх.
   Тернпенни полностью отдался спасению дома. Вместе с другими мужчинами он гасил огонь водой. Кейт увидела стену пламени на том месте, где находилась дверь в комнату Офелии. Тернпенни пронзительно закричал:
   - Бесполезно, мисс. Мы не можем попасть в комнату леди Офелии.
   Кейт закрыла лицо руками и закашлялась. "О Господи! Господи, нет! Пожалуйста, Боже, нет". Чувствуя, что от страха силы оставляют ее, Кейт покинула этот ад.
   Кейт, пошатываясь и наступая на полы собственного халата, вышла из дома, пересекла лужайку и прильнула к стене конюшни. Дрожа и всхлипывая, она стояла съежившись, а потом опустилась на колени. Она чувствовала, как у нее внутри рождается душераздирающий вопль, когда она представляла, как сгорает Офелия. Она в отчаянии прижала руки ко рту, чтобы заглушить вырвавшийся наружу крик. Крик заполнил все ее существо, он разрывал ей горло. Она судорожно глотала воздух в то время, как очередной всхлип поднимался изнутри. Она всхлипывала и всхлипывала и уже не помнила, сколько времени это продолжалось.
   Через некоторое время ветер взметнул ее волосы, и мокрая прядь хлестнула ее по лицу. Она отбросила ее назад. Прижавшись щекой к стене, она била по кирпичам кулаком. Боль помогла ей прийти в себя, и Кейт перевела дыхание. Она не может оставаться здесь и хныкать. Офелия мертва, но остались другие, и им нужна помощь.
   Цепляясь за стену, она смогла подняться. Она сделала несколько глубоких вдохов, вытерла халатом лицо и подняла одеяло. Руки ее по-прежнему тряслись, из глаз текли слезы, но она присоединилась к прислуге Мэйтленд Хауза и стала помогать наполнять ведра водой.
   Она не знала, сколько времени она провела под дождем. Кейт понимала одно: ее руки онемели от холода точно так же, как от шока онемели ее чувства. Она качала воду, сосредоточив свое внимание на непрерывном движении ручки насоса, пока не услыхала стук копыт и не увидела въезжавший во двор фургон.
   Гроза уже заканчивалась, когда во дворе конюшни появились несколько всадников, а за ними въехал фургон, заполненный людьми. Мальчик работавший в конюшне, сменил ее у насоса. Кейт подняла промокшее одеяло и побежала встречать вновь прибывших. Мужчина, ехавший впереди, натянул поводья и наклонился к ней:
   - Все целы? Где леди Офелия? Это был де Гранвиль.
   Кейт вытерла с лица капли пота и дождя и прижала одеяло к шее.
   - Она сгорела... сгорела в огне. - Ее голос показался ей каким-то мертвым и далеким.
   Де Гранвиль спрыгнул с коня. Он пробежал мимо, даже не посмотрев на нее, и скрылся внутри дома. Кейт сосредоточенно поднимала и опускала ноги, поднимала и опускала. Дождь почти прекратился и лишь слегка моросил, когда де Гранвиль снова появился на пороге. Его лицо почернело от копоти, и от дождя на щеках образовались разводы.
   Маркиз обратился к человеку по имени Фальк. Кейт подошла к ступенькам в тот момент, когда маркиз и другой мужчина разговаривали с дворецким Мэйтленд Хауза Кросстуэйтом. Кейт стояла на ступеньках в каком-то оцепенении и наблюдала за попытками маркиза Ричфилда спасти Мэйтленд Хауз.
   Наконец, она собралась с силами, вошла в дом и поднялась наверх. Благодаря быстрым действиям и сильному дождю огонь не распространился дальше комнаты Офелии, но перед тем как слуги и люди маркиза смогли его полностью потушить, пламя проникло в комнату Кейт.
   Коридор превратился в обуглившуюся черную пещеру. Мимо нее прошли несколько мужчин, выносивших обгоревшие доски. Она шла вперед. Пол становился все горячее, но она продолжала идти, устремив взгляд на ту дыру, где раньше была дверь в комнату Офелии.
   Перед ней возникла белая шелковая стена. Она подняла взгляд и увидела маркиза де Гранвиля. Его лицо было испачкано потом и сажей, а рубашка, промокшая от пота и дождя, прилипла к груди. В свете свечи его зеленые глаза блестели. Кейт сделала шаг в сторону, намереваясь отыскать Офелию, но маркиз снова преградил ей путь.
   - Это небезопасно. Но нам повезло. Огонь прорвался сквозь крышу, и дождь помог затушить пламя.
   Она убрала его руку, мешающую ей пройти.
   - Вы же там были.
   Она сделала еще шаг, но он схватил ее за руку своими длинными пальцами.
   - Твоя хозяйка мертва. Там не осталось ничего, что можно было бы видеть женщине.
   Кейт отняла у него свою руку. Слезы покатились по ее щекам, и их нельзя было остановить.
   - Я знаю, что она мертва. Она не вышла вместе с моей матерью, тетей Эмелайн и со мной. Я знала, что она сгорела еще тогда, когда мы только вышли из дома.
   Не обращая никакого внимания на извинения маркиза, Кейт бросилась вниз по лестнице и выбежала на крыльцо. Там стояли София и тетушка Эмелайн. Приблизившись к ним, она сквозь слезы увидела, что маркиз разговаривает с ее матерью. Она в смущении остановилась, но потом поняла, что перед ней стоит не де Гранвиль. Этот человек был старше маркиза. Она вытерла глаза и заметила его гордую, прямую осанку и серебряные пряди в копне черных волос.
   За спиной она слышала стук сапог. Те же самые сильные пальцы схватили ее за руку. Она уже была готова запротестовать, когда пожилой мужчина заговорил:
   - Алексис, я предложил мадам Мэйтленда гостеприимство ричфилдского замка.
   Пальцы еще крепче сжали руку Кейт. Она подняла глаза на маркиза и увидела прекрасно очерченные брови, сошедшиеся на переносице, массивный квадратный подбородок. Губы с опущенными вниз уголками произнесли слова:
   - Черт бы тебя побрал, Фальк.
   ГЛАВА 4
   Алексис стоял неподвижно, сжимая руку незнакомой ему женщины. Ветер дул ему прямо в лицо, но не мог остудить пылающих щек. Он отпустил женщину, стараясь овладеть собой. Офелия была мертва, а он не чувствовал ничего, что напоминало бы горе. Война отняла у него способность чувствовать, и ему было стыдно за это.
   Сейчас он держал себя в руках лишь немногим лучше, чем в те ужасные дни, когда он вернулся из Крыма, а Фальк стоял у него за плечами и открыто приглашал эту семью горных козлов в его дом. Ему хотелось закричать всем им, что погибшая женщина была его любовницей и ему не хочется, чтобы ее семья со своим горем вторглась в его и без того угрюмое жилище. Фальк поспешил прийти ему на помощь.
   - Мой кузен едва оправился от ран, полученных на войне. - Фальк склонился к тяжело дышащей тетушке Эмелайн и пожал ей руку. - Боюсь, он очень переутомился, и поэтому его манеры оставляют желать лучшего. С вашего позволения я прослежу за вашим переездом.
   Пока Фальк говорил, Алексис наблюдал за молодой женщиной, которая стояла перед ним и качала головой. Ему следовало бы извиниться, что он принял ее за прислугу, сказал он себе.
   - Мисс, я не знаю, как вас зовут. Леди повернулась к нему, и Алексис увидел пару золотисто-карих глаз, которые смотрели на него.
   - Меня зовут Кейтрин Энн Грей.
   - Да. Мисс Грей. Леди Офелия упоминала, что вы и ваша мать гостите у нее. Мне очень жаль, что это случилось с вашей кузиной.
   - Действительно.
   Почему она смотрит на него так, будто бы он был одной из тех мерзких тварей, которых можно найти, если перевернуть сгнившее бревно?
   - Мой кузен прав. Некоторое время Мэйтленд Хауз будет непригоден для обитания.
   - Милорд, даже закопченный и обуглившийся, этот дом намного удобнее, чем пустыня Карсона или холщовая палатка в Сан-Франциско под зимним дождем. Я справлюсь с неудобствами.
   Неожиданная холодность Кейт заставила Алексиса впервые за все это время внимательно посмотреть на нее. Она была маленькой, хрупкой девушкой. Она едва доставала до его плеча. Ее мокрые волосы прилипли к ее голове и спине, но даже в темноте можно было различить их медный отблеск. Она сжимала промокшее одеяло, кутаясь в него, и он видел тонкие голубые прожилки на бледной коже ее рук.
   Они изучали друг друга взглядами, как два рассерженных кота, и Алексис почувствовал, как растет его интерес к этой девушке. Где, черт возьми, находится пустыня Карсона? И что эта молодая леди там делала? И самое важное, как бы она выглядела, не будучи промокшей и испачканной сажей?