Робинсон Сьюзан. Леди Смелость

   - Потерпи немного, мы уже уезжаем.
   - Милорд, - осмелился подать голос Хекст. - А как же леди?
   - Оставим ее моим красавчикам. Они скоро будут здесь.
   - Милорд, вы не можете оставить женщину одну с этой компанией.
   - Наоборот, этой кобылке придется прокатить на себе ребят пару раз, чтобы расплатиться с ними за их помощь. Может, доброе семя какого-нибудь бродяги превратит наконец мышь в тигрицу.
   Хекст убрал свою руку с плеча Кристиана.
   - Ваш отец отрубит мне правую руку. Я не могу оставить даму Иниго-Ловкачу и его головорезам.
   Кристиан. одарил своего телохранителя улыбкой, от которой у того обычно уходила душа в пятки. Но ни этот раз, увидев ее, отпрянул воин Элеоноры. Хекст только стиснул зубы и остался стоять на месте. К счастью, ему пришлось выдержать этот зловещий взгляд менее минуты, так как дама, о которой шла речь, поднялась и положила свою маленькую ручку Кристиану на локоть.
   - Простите, что ничем не смогла помочь, - робко проговорила она. - Вы правы, я действительно ужасная трусиха. Мне надо было что-то сделать, но я страшно испугалась.
   Кристиан перевел свой полный ярости взгляд на нее, продолжая молчать, и у нее мгновенно задрожали губы. Внезапно из-за деревьев показались Иниго, Полли Три Зуба и остальная компания. Хекст направился к ним, чтобы сделать необходимые распоряжения.
   Наконец Кристиан заговорил:
   - Эта ваша рука, прижатая к груди, означает ли она, что вы хотите привлечь к ней внимание или желаете походить на мадонну?
   - Ни то и ни другое.
   Но Кристиан ее не слушал. Внезапно он оторвал ее прижатую к груди руку, и взору его предстала напоминающая красную шелковую нить на белой камке линия пореза. Тонкие струйки крови стекали из раны в ложбинку между грудями. Молча Кристиан вытащил из-за обшлага камзола носовой платок и, свернув его, приложил к ране. Элеонора вздрогнула, и он схватил ее за руку, приказав не двигаться.
   - Полли, принеси воды, - крикнул он через плечо.
   В следующую минуту, не обращая внимания на протесты девушки, Кристиан уже промывал ей рану. Закончив, он вытер лицо и руки и бросил платок в таз, который все это время Полли держала перед ним.
   - Полагаю, Полли, на тебе нет и чистой нитки?
   - Моя нижняя юбка.
   - А ну-ка, оторви нам от нее кусок. - Кристиан протянул Элеоноре чистую полоску ткани. Пока она засовывала ее за корсаж, он сбросил с себя камзол. Накинь-ка это.
   Он тщательно расправил тяжелые складки, но плечи камзола все равно были слишком широки. Элеонора совершенно тонула в нем, и тут только он в полной мере осознал, какой она была маленькой. Стащив с нее камзол, он дал ей взамен свой плащ. Она моментально закуталась в него по самую шею и подняла глаза на Кристиана.
   Чепец у нее на голове сбился набок. С раздражением Кристиан сдернул его, и длинные темные кудри рассыпались по ее плечам.
   Губы его скривились в насмешливой улыбке.
   - Полли, ты только взгляни на нее. Прямо скворец. Хотя нет, скорее сорока. Да, черно-белая сорока.
   Он отвернулся и направился к своему коню, приказав двум воинам Элеоноры, которые не были ранены, следовать за ним. Вскочив в седло, он повернул коня назад, к Элеоноре Бекет. Она уже подняла с земли свою корзинку и теперь стояла, прижимая ее к груди.
   - Не смотри на меня так, женщина. С кем еще ты можешь ехать?
   Взмахом руки он показал на помогавших ее воинам грязных оборванных разбойников, которые то и дело отпускали похабные шуточки, бросая плотоядные взгляды на нее и ее двух прислужниц.
   - Ну, давай мне руку, или я оставлю тебя здесь моим котам.
   Маленькая ручка взметнулась вверх. Почувствовав прикосновение хрупких пальчиков девушки, Кристиан ощутил в душе какое-то неясное волнение. Мгновенно рассердившись на себя, он рывком поднял Элеонор и посадил ее перед собой. Она тут же вцепилась в гриву коня, будто ожидая, что в следующий момент Кристиан сбросит ее отсюда: Обхватив ее руками за талию, он привлек ее к себе. Однако слишком близко, как он сразу же осознал, почувствовав легкое давление на свои чресла. В смущении Элеонора заерзала, и голосом, напоминавшим шипение змеи, он предупредил ее, чтобы она не двигалась.
   Внезапный порыв ветра бросил ему в лицо темную прядь волос. Кристиан раздраженно откинул ее, и Элеонора обернулась. В огромных карих глазах, устремленных на него, застыл вопрос. Он приподнял брови и бросил насмешливый взгляд на ее пухлую нижнюю губу. Покраснев, она отвернулась.
   - Я поехал, - крикнул он Хексту и Иниго. - Кончайте тут и догоняйте нас с остальными женщинами.
   Он вонзил шпоры в бока коня и пустил его рысь вперед. Элеонора стиснула его руки. Ее корзина качнулась и ударила его по ребрам. Он заскрежетал зубами, и тут в корзинке что-то взвизгнуло, и из-под тряпки, которой она была накрыта, выглянули две лохматые головы. Щенки.
   Он уже собирался прикрикнуть на них, как вдруг ветер снова бросил ему в лицо прядь волос Элеоноры. Он натянул поводья и заставил коня остановиться. Оторвав от себя пальцы девушки, он обнял ее одной рукой за талию. Маленькие пальчики мгновенно вновь вцепились в нее, и он понял, что она боится, как бы он ее не уронил. Он высвободил свою руку, но привлек девушку к себе ближе.
   - Господи, избавь меня от невинных дев, - пробормотал он сквозь зубы, отбрасывая со своих плеч и лица пряди ее волос. Волосы были нежными и мягкими на ощупь, как шерсть на животе горностая, и, почувствовав это, он моментально отдернул руку, словно она коснулась раскаленного железа.
   Пинком заставив коня тронуться с места, он резко бросил:
   - Ненавижу черные волосы!
   2
   Слабо пискнув, Нора Бекет проснулась. Как оказалось, ее разбудил крик ночного дозорного. Мгновенно отодвинувшись от Кристиана де Риверса, чьи руки обнимали ее, не давая упасть, она выпрямилась. Хотя их путешествие продолжалось уже два дня, она все еще никак не могла привыкнуть к близости молодого человека и чувствовала себя весьма неловко в его объятиях.
   Такова, вероятно, была воля небес, пожелавших, чтобы ее спас от разбойников человек, чья репутация была много хуже, чем у любого из них, подумала со вздохом Нора. С самого начала он повел себя с ней так, будто это была исключительно ее вина, что ему не удалось заколоть этого разбойника с дурацким именем. Все эти два дня лорд Монфор кипел от ярости как отвергнутая куртизанка, облегчая время от времени душу площадной бранью, от которой она вся сжималась в комочек. Ее утешало лишь то, что он мог сделать бланманже из любого разбойника, который осмелился бы на них напасть. Но почему ее спаситель должен был явиться к ней в виде этой фиалковоглазой кобры со зловещей улыбкой на губах? Какое несчастье!
   Она успокаивала себя тем, что скоро она наконец избавится от лорда Монфора и вернется опять во дворец. Возможно, ее и нельзя было назвать украшением двора, но королева Мария была неизменно добра к ней.
   И, самое главное, у нее теперь было дело, которое помогало ей заполнить пустоту ее жизни. К несчастью, это дело, если бы все открылось, могло привести ее на костер.
   Однако она тщательно хранила от всех свой секрет. Причиной страхов, обуревавших ее в данный момент, была главным образом необузданность человека, который держал ее сейчас в своих равнодушных объятиях. Он вполне мог оставить ее в руках разбойников; в этом она ничуть не сомневалась. Благодаря дворцовым сплетням, ей было кое-что известно о Кристиане де Риверсе. Когда мальчику было восемь лет, на него с отцом, графом Вастерном, напали разбойники. Графа, сочтя убитым, они оставили в лесу, а мальчика забрали с собой. Граф нашел сына, но лишь через четыре года, да и то совершенно случайно. Любой человек, проведший в таком нежном возрасте столько времени среди английских воров-карманников, плутов, мошенников и шлюх, несомненно не чувствовал бы никаких угрызений совести, отдавая девушку на растерзание своре разбойников. Так что, полагала она, Господь в каком-то смысле защитил ее, заставив Эдварда Хекста настоять, чтобы ее проводили до дворца.
   Продолжая сидеть прямо и неподвижно перед лордом Монфором, Нора окинула взглядом окрестности. Церковные шпили, за которые опускалось солнце, и ужасная вонь, поднимавшаяся от грязной дороги, говорили о том, что они наконец достигли Лондона. Заставляя себя держать глаза открытыми, несмотря смыкавшую веки усталость, она смотрела перед собой не произнося ни слова, пока вдруг не заметила, что он скачут совсем не к Уайтхоллу.
   - Милорд, дворец...
   - Заперт сейчас крепче, чем пояс целомудрия, - ответил Кристиан. - Мы едем ко мне. Ну-ну, не кукситесь. Мой отец дома, так что вашей добродетели ничто не угрожает. Хотя я и так бы на нее не посягнул, учитывая вчерашнюю ночь.
   Нора прикусила губу. Очень скоро она поняла, что ей лучше не отвечать на его язвительные замечания, так как это только подливало масла в огонь. Поэтому она ничего не сказала в ответ на его слова о вчерашней ночи, когда пышногрудая служанка в придорожной харчевне отвоевала его у трех своих товарок. Все это было так отвратительно. Служанки даже устроили шуточную дуэль между собой за право провести с ним ночь.
   Тихо вздохнув, Нора обратилась мыслями к своей встрече в лесу с Черным Джеком и лордом Монфором, которого разбойник называл Кит. Какой же она выказала себя трусихой! При виде ужасной силы мужчин, их ярости, крови она мгновенно перестала что-либо соображать. Всю свою жизнь она совершенно не выносила зрелищ насилия и жестокости, и, когда этот мальчик приставил ей к груди нож, она тут же поникла, как роза на ветру. Если бы только это был не лорд Монфор, кто бы напал на разбойников. Вот он-то действительно являлся украшением двора; об этом говорила сама королева Мария. По существу, у лорда Монфора при королевском дворе был собственный двор из громогласных, грубых, заносчивых молодых аристократов, которых мало что могло привлечь в пожилой и фанатично верующей королеве. Кристиан де Риверс был неофициально признанным кронпринцем удовольствий и граф-маршалом молодых повес, таких же жестоких и необузданных, как и те, что бесчинствовали когда-то в Англии во времена Плантагенетов.
   И этот кронпринц явно от нее устал. Нора знала, что он о ней думает. Мышь. Это было прозвище, данное ей блестящими придворными дамами и тут же подхваченное джентльменами. Она чувствовала, как он мысленно произносит "мышь" при каждом взгляде на нее. К счастью, делал он это не слишком часто.
   Они выехали на Стрэнд, тянущуюся вдоль Темзы лондонскую улицу, где располагались роскошные особняки герцогов и епископов. Между двумя мужчинами, скакавшими за ними, ехал, привязанный к своей лошади словно поросенок, которого везут на рынок, мальчик по имени Блейд. В первую же ночь их путешествия он попытался сбежать. Она не знала, что сделал с юношей лорд Монфор, но Блейд вернулся к ним бледный, дрожащий и больше не делал попыток сбежать. Хотя, конечно, если бы ее, как Блейда, притащили бы назад на веревке и со связанными руками, она вне всякого сомнения тоже вела бы себя смирно.
   Через ворота, над которыми развевался штандарт со вздыбленными драконами Монфоров, они въехали в выложенный каменными плитами двор. Прямо перед ними веером распростерлись широкие белые ступени лестницы. Навстречу им тут же поспешили, держа в руках факелы, люди в красных с серебром ливреях. Лорд Монфор что-то резко сказал одному из них, и Блейда тут же стащили с лошади и куда-то унесли.
   Продолжая щуриться от яркого света факелов, Нора вдруг почувствовала, что лорда Монфора уже нет у нее за спиной. Она бросила взгляд вниз и увидела, что он стоит подле коня и протягивает к ней руки. Он что-то проговорил, но она, засыпая на ходу, ничего не поняла из его слов, и он рассмеялся.
   Внезапно ее подняли в воздух, и в следующее мгновение она оказалась в объятиях лорда Монфора. Она Хотела сказать ему, что вполне может идти сама, но он уже взбегал по ступеням, крепко прижимая ее к своей прикрытой шелком мускулистой груди. Он внес в тускло освещенный холл, и краем глаза она заметила черно-белые плиты мраморного пола, полированые дубовые панели стен и еще одного Кристиана де Риверса. Определенно это был двойник лорда Монфора.
   Рука, поддерживающая ее под ноги, упала, и Нора поспешила выпрямиться. Когда она твердо встала на ноги, лорд Монфор отошел от нее и преклонил колени перед человеком, который встретил их в холле. У Норы едва не отвисла челюсть. В последние два дня ей не раз приходилось видеть, как склонялись перед лордом Монфором многие из мужчин и почти все женщины тогда как он, подобно королю, лишь слегка кивал в ответ на эти знаки почтения. И вот сейчас, у нее на глазах, он с непередаваемым изяществом и смирением ребенка поверг себя к ногам этого человека.
   - Сир, - сказал он.
   Глаза Норы совершенно округлились, когда она увидела, что лорд Монфор целует руку своему двойнику.
   - Что ты опять натворил, Крис?
   - Совершил рыцарский подвиг, милорд отец. Я спас вороненка по имени Элеонора Бекет от разбойников.
   Граф Вастерн, от которого, как видела сейчас Нора, Кристиан унаследовал свои широко расставленньк глаза и звучный голос, нахмурился.
   - Ты нашел Черного Джека?
   - Вам не о чем беспокоиться, - ответил Кристиан. Он поднялся с колен и кивнул в сторону Норы. - Она помешала мне прикончить негодяя. Я не убил ее за это лишь потому, что тогда мне пришлось бы взять на себя заботу о ее двух щенках и обезглавить ее слуг.
   Больше всего на свете Норе хотелось в этот момент просочиться сквозь щели между мраморными плитами пола. Внезапно двери распахнулись, и в холл вошли три старика в длинных плащах и плоских шляпах; какие обычно носят купцы или священники. Двое из них, лысые, приземистые, не привлекли бы к себе ничьего взора, но внешность третьего была весьма примечательной. Он был высокого роста, с длинной редкой бородкой, седыми волосами и изборожденным морщинами лицом, на котором выделялись сверкающие глаза. Прошмыгнув через холл, троица мгновенно скрылась где-то в дальних комнатах.
   Как крысы, кинувшиеся в укрытие, подумала про стариков Нора. Она бросила взгляд на Кристиана де Риверса, но тот не обращал на нее никакого внимания, глядя пристально на своего отца. Граф Вастерн, как показалось Норе, кивнул, но так незаметно, что она не была полностью уверена, видела ли она это на самом деле. Кристиан вдруг повернулся и направился к ближайшей лестнице. Коснувшись рукой перил, он оглянулся.
   - Сир, прошу вас, устройте эту леди в своих апартаментах. Она, конечно, настоящая конфетка, засахаренный лепесток розы, нежная и свежая, как бутон, но сейчас ей нужна только постель. Одинокая, увы.
   И с невинной улыбкой на губах он начал подниматься по лестнице.
   Щеки Норы вспыхнули. Она была сыта по горло язвительными шуточками лорда Монфора и не желала больше молчать. С губ ее сорвалось:
   ...Где бы что бы ни было
   Смеется он. Манеру эту странную
   Не назовешь ни милой, ни изысканной.
   <Перевод С. Апта.>
   Она прикусила губу, пораженная собственной смелостью. Лорд Монфор застыл на ступени, спиной к ней. Внезапно он резко повернулся, и она встретилась с его сверкающим взглядом. Мгновение он смотрел на нее, не отрываясь, затем рассмеялся.
   - Да она цитирует мне Катулла! Господи, девчонка, словно клирик, пытается влезть мне в душу, притворяясь невинной овечкой!
   И с этими словами лорд Монфор отвернулся от Норы, уши которой пылали, и, хохоча во все горло, стал быстро подниматься по лестнице.
   Нора осталась наедине с графом Вастерном. Пока для нее готовились покои, граф провел ее в гостиную и. предложив ей вина и сладостей, засыпал вопросами. Поначалу она чувствовала себя довольно скованно в его обществе. Ее не покидало чувство, что он все о ней знает, и к тому же сходство его с сыном заставляло ожидать и от него такого же грубого отношения. Но она ошиблась. Тревога за нее, сквозившая в каждом слове графа, помогла ей постепенно расслабиться и почувствовать себя в полной безопасности. Он так сильно беспокоился о ее здоровье, ее чувствах, ее имуществе, что очень скоро она поняла: этот человек был настолько же мягким и добрым, насколько его сын был грубым и бесцеремонным.
   - Госпожа Бекет, - обратился он к ней с вопросом, когда она пила предложенное им вино, - как получилось, что вы выехали из дома вашего отца с таким небольшим эскортом?
   Нора опустила глаза на высовывающиеся из-под подола амазонки носки своих туфель.
   - Многие из них свалились в пути от лихорадки и нам пришлось оставить их позади, милорд.
   Она понимала, что граф ей не поверил, однако он кивнул и задал новый вопрос:
   - И вы так неожиданно покинули двор. Не случилось ли чего с вашим отцом? Могу я предложить свою помощь?
   - Нет, благодарю вас, милорд. Мой о... отец послал за мной, чтобы известить меня о своей предстоящей женитьбе.
   Граф высказал обычные в подобном случае добрые пожелания, но, несмотря на это, Нора подозревала, что он знает, как она себя чувствует... знает, как воспряла она духом, и в душе ее вспыхнула надежда, когда отец затребовал ее к себе. Возможно, подумалось ей тогда, она наконец-то заслужила его любовь? Ей не следовало обольщаться подобными несбыточными надеждами. Все, что услышала она от по приезде, была брань, которой он осыпал ее за! неумение поймать в свои сети какого-нибудь подходящего дворянина...
   Почувствовав на себе взгляд отца Кристиана, подняла голову, но тут же опустила ее снова, не в силах смотреть в эти добрые, все понимающие глаза.
   - Я хочу поблагодарить вас, госпожа, за то, что вы помешали моему сыну сразиться с Черным Джеком.
   При этих словах она быстро посмотрела на графа, Он нежно ей улыбнулся, словно сочувствуя всему тому, что ей пришлось вытерпеть от Кристиана.
   - Вы большая трусиха, не так ли? - спросил он. - Но в вас, несомненно, должно быть и что-то от тигрицы, если вы на протяжении двух дней смогли выносить гнев Кристиана и не сошли при этом с ума.
   Она покачала головой, но так и не нашла, что ответить. Все, что приходило ей на ум, прозвучало бы оскорбительно для ушей отца.
   - Он обычно не поддразнивает дам так усиленно, как вас, - проговорил граф. - Интересно, чем вы его так раздражаете, что он набрасывается на вас, как ястреб на зайца?
   - Я не знаю.
   - Я тоже, но позвольте мне дать вам совет. Это всегда помогает мне в моих отношения с Кристианом. Более всего он жесток и полон ярости, когда желает что-либо скрыть или чего-то боится. Страх побуждает его тут же атаковать. И не отступайте, не поддавайтесь ему, иначе он вас не будет уважать.
   - Благодарю вас, милорд, - ответила Нора. - Но думаю, после сегодняшней ночи мне не придется больше отражать нападки лорда Монфора. Во всяком случае, я буду всем сердцем молиться о том, чтобы мне не пришлось этого делать.
   ***
   На следующее утро Нора вернулась в Уайтхолл, довольная тем, что не стоит больше на пути у лорда Монфора. По прибытии во дворец она сразу же прошла в свою комнатушку. Вместе с ней здесь жила еще одна фрейлина, но сейчас она была на дежурстве. Норе тоже вскоре предстояло приступить к своим обязанностям, и ей хотелось быть во всеоружии, прежде чем она вновь встретится с презрительными взглядами, которыми окидывали ее придворные дамы, сопровождая это какой-нибудь колкостью, когда внимание королевы было чем-то отвлечено, и она не смотрела в их сторону.
   Ей потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, почему она является объектом всеобщих насмешек. Поначалу она думала, что каким-то образом при Дворе стало известно о ее незаконном происхождении, но, судя по всему, отец ее схоронил навечно эту постыдную тайну в своей груди. Объяснение презрительному отношению к ней придворных дам дала невольно королева Мария. Все дело, оказывается, было в одежде Норы. И не только в ее одежде, но и ее манерах.
   - Моя дорогая Нора, - как-то сказала ей королева. - Твой головной убор совершенно очарователен. Он напоминает мне один из тех, что носила обычно моя матушка.
   При этих словах Марии у Норы мгновенно упало сердце. Матерью королевы была Екатерина Арагонская, изгнанная из Уайтхолла первая жена Генриха VIII. Екатерину отстранили, дабы освободить место матери будущей принцессы Елизаветы, Анне Болейн, ради которой Генрих разгромил католическую церковь в Англии и отказался подчиняться папе.
   Но, как оказалось, Мария совсем не сердилась на Нору, наоборот, она ею была вполне довольна. Королеве нравились ее скромность, ее спокойствие, ее старомодные наряды, которые напоминали Марии о злотых днях юности, когда отец еще не прогнал от себя ее мать, чтобы жениться на своей любовнице. Замечание королевы заставило Нору присмотреться внимательнее к заполнявшим залы дворца дамам в платьях с узкими рукавами и головных уборах с ниспадавшей сзади вуалью. Она поняла, что ее гардероб соответствовал моде двадцатилетней давности. Вот что происходит, когда живешь в глуши.
   Нора сменила все свои головные уборы конической формы на более модные, которые едва прикрывали волосы, но у нее не было средств, чтобы обновить весь свой гардероб. Ее отец ясно дал ей понять, что он отправил ее ко двору с единственной целью - найти там себе подходящего мужа. Вильям Бекет не сомневался, что ей это удастся. Он был богатым человеком и мог предложить хорошее приданое за своей дочерью, чтобы наконец-то от нее избавиться. При этой мысли Нора криво усмехнулась. Ее отец явно не предполагал того, что его дочь будет считаться здесь отставшей ох моды мышью.
   Появление в этот момент Артура, ее пажа, прервало воспоминания Норы. Королева требовала ее присутствия в приемном зале. Королевские музыканты должны были с минуты на минуту начать свое выступление, и Ее величеству было известно, как любит Нора музыку. Нора расправила пышные рукава своего верхнего платья. В них ее руки казались еще меньше, чем были на самом деле, но, к сожалению, как с этим, так и с завышенной линией талии, какой бы она ни была немодной, ничего нельзя было поделать. А кокетку на платье она и не собиралась убирать. Даже если бы ей не нужно было прикрывать рану, она все равно не стала бы вышагивать по залам дворца, тряся драгоценностями на обнаженной груди, подобно некоторым фрейлинам королевы.
   Удовлетворенная тем, что она была прилично, если и не слишком модно, одета, Нора направилась за своим пажом через анфиладу комнат в зал для приемов. Войдя, она сразу же устремила взгляд на лишенное всяких следов косметики маленькое и некрасивое лицо королевы, но прежде чем она смогла к ней приблизиться, ей пришлось, согласно этикету, трижды преклонить колено. Вокруг нее звучали приглушенные голоса придворных. В воздухе стоял аромат корицы, гвоздики и роз и слышался звон золотых и серебряных кубков. Когда Нора в последний раз преклонила колени прямо перед королевой, та своим низким, почти мужским голосом, который так не вязался с ее миниатюрной фигурой, произнесла:
   - Господь уберег тебя от опасности, моя добрая Нора. Надеюсь, ты отблагодарила Его?
   - Я благодарю Его каждый день за свое спасение, Ваше величество.
   Взмахом унизанной кольцами короткопалой руки Мария велела девушке встать. Поднявшись, Нора оказалась достаточно близко от королевы, чтобы та могла видеть ее совершенно отчетливо своими близорукими глазами. Заметив ясный взгляд королевы и ее спокойно лежащие на коленях руки, Нора порадовалась за бедную женщину, у которой, очевидно, был сегодня один из ее редких хороших дней. В плохие дни Мария беспрестанно рыдала, звала своего отсутствующего супруга, проклинала французов и всех еретиков и поминутно заглядывала во все шкафы и под кровати в поисках наемных убийц. Но сегодня, похоже, самочувствие у королевы было, хорошим, и она улыбалась. Неожиданно она вновь взмахнула рукой, подзывая кого-то, находящегося за спиной у Норы.
   - Лорд Монфор, подойдите-ка сюда и расскажите Всем нам о своем рыцарском поступке.
   Нора прикусила губу и устремила взгляд на одну из Расшитых шелком бархатных подушечек, лежавших на Полу подле кресла королевы. Итак, он был здесь, черт его подери. Даже если бы королева и не обратила к нему, можно было бы догадаться о его появлении в зале по тому, как моментально оживились все придворные дамы.
   Приблизившись, он остановился рядом с Норой. В стремлении скрыть свое смущение, она склонила голову, приседая перед ним. В тот же миг и он ей поклонился, и когда их головы были совсем близко она услышала его шепот:
   - Только попробуйте опровергнуть мой рассказ, и я закончу работу, начатую Блейдом на вашей прекрасной груди.
   Она вздрогнула и, подняв на него глаза, моргнула. В одном ухе у него был рубин, который сверкал мрачным красноватым светом, резко выделяясь на фоне его волос цвета темного топаза. Когда они оба выпрямились, он одарил ее одной из своих ангельских улыбок Продолжая слышать в голове эту угрозу, она отвечала односложно, на все вопросы королевы и кивала, соглашаясь с враньем лорда Монфора. Вскоре лорд Монфор сумел даже рассмешить королеву, рассказав, как он разогнал разбойников веткой. И ни разу в своем рассказе он не упомянул имени Черного Джека.
   - Подобная доблесть, даже если оружием была только палка, заслуживает награды, - сказала королева, когда он закончил. - Я попрошу госпожу Кларансье написать об этом отцу леди Норы.
   Нора почувствовала, как лицо ее заливает краска стыда. Несмотря на всю грубость лорда Монфора и случайность оказанной им помощи, она осталась жива лишь благодаря ему. И она даже не отблагодарила его за свое спасение! Вряд ли, конечно, он нуждался в словах благодарности. Но, скорее всего, они буду единственной наградой, которую ему суждено был получить, так как от ее отца он ничего не дождется. Выходит, благодарить его придется ей.