Страница:
Селеста вздохнула и закрыла глаза. Мерно тикали часы на камине, а она сидела рядом с Кайлой и размышляла. Если существует способ помочь дочери Фаустины, она должна найти его. Да, она не могла позволить Кайле стать такой, какой стала ее мать, умереть так, как умерла Фаустина. Но Уолвертон сказал, что он позаботится о ней, и остается лишь надеяться, что так оно и будет.
В течение последних шести дней Брет Бэннинг редко покидал Кайлу. Он часто смотрел на нее с задумчивым выражением на лице, и Селесте казалось, что Кайла была ему дороже, чем он сам думал. Так ли это? Возможно ли повторение старой истории? Может ли Кайла стать герцогиней Уолвертонской, каковой была, хотя и весьма короткое время, ее мать? Это стало бы игрой судьбы, ее причудой. Этот герцог не столь зависим от титула, как его предшественник, и если он женится на Кайле, то лишь потому, что любит ее. Но любит ли?
Конечно, он увез ее с бала у леди Сефтон и соблазнил. Но разве только это, размышляла Селеста. Чем, например, объяснить тот факт, что он намерен сохранить в тайне причастность Кайлы к смерти Нортуика? После того как обнаружили труп, по городу поползли слухи. Газеты обвиняли Нортуика в нарушении закона и безнравственности, что, по их мнению, и явилось причиной его гибели. Газеты не называли имен Кайлы и Уолвертона, а поиски убийц пока ни к чему не привели.
Возможно, реакция на его смерть была бы более бурной, если бы не одна деталь: тело графа нашли в той части города, где находятся многочисленные притоны, которые посещают очень отчаянные или совсем уж распутные люди. Нортуик был известен своими пороками, и в высшем свете довольно цинично говорили, что, должно быть, он встретил конкурента в одном из публичных домов.
Имя Кайлы никак не связывали с Нортуиком, равно как и имя Брета Бэннинга. Почему Брет так поступил — оберегал Кайлу или хотел скрыть свою причастность к этому делу? За этим инцидентом крылось нечто большее, чем было известно Селесте, она не сомневалась, что у Брета были свои причины ненавидеть Нортуика, и они не имели к Кайле никакого отношения. Или же он относится к ней лучше, чем сам думал?
Должно быть, так. А почему бы нет? Селеста вздохнула и бросила взгляд на мирно спящую молодую женщину. Скорее всего он все-таки небезразличен к ней, хотя и не выразил своего отношения ни словом, ни взглядом.
Глава 19
Глава 20
В течение последних шести дней Брет Бэннинг редко покидал Кайлу. Он часто смотрел на нее с задумчивым выражением на лице, и Селесте казалось, что Кайла была ему дороже, чем он сам думал. Так ли это? Возможно ли повторение старой истории? Может ли Кайла стать герцогиней Уолвертонской, каковой была, хотя и весьма короткое время, ее мать? Это стало бы игрой судьбы, ее причудой. Этот герцог не столь зависим от титула, как его предшественник, и если он женится на Кайле, то лишь потому, что любит ее. Но любит ли?
Конечно, он увез ее с бала у леди Сефтон и соблазнил. Но разве только это, размышляла Селеста. Чем, например, объяснить тот факт, что он намерен сохранить в тайне причастность Кайлы к смерти Нортуика? После того как обнаружили труп, по городу поползли слухи. Газеты обвиняли Нортуика в нарушении закона и безнравственности, что, по их мнению, и явилось причиной его гибели. Газеты не называли имен Кайлы и Уолвертона, а поиски убийц пока ни к чему не привели.
Возможно, реакция на его смерть была бы более бурной, если бы не одна деталь: тело графа нашли в той части города, где находятся многочисленные притоны, которые посещают очень отчаянные или совсем уж распутные люди. Нортуик был известен своими пороками, и в высшем свете довольно цинично говорили, что, должно быть, он встретил конкурента в одном из публичных домов.
Имя Кайлы никак не связывали с Нортуиком, равно как и имя Брета Бэннинга. Почему Брет так поступил — оберегал Кайлу или хотел скрыть свою причастность к этому делу? За этим инцидентом крылось нечто большее, чем было известно Селесте, она не сомневалась, что у Брета были свои причины ненавидеть Нортуика, и они не имели к Кайле никакого отношения. Или же он относится к ней лучше, чем сам думал?
Должно быть, так. А почему бы нет? Селеста вздохнула и бросила взгляд на мирно спящую молодую женщину. Скорее всего он все-таки небезразличен к ней, хотя и не выразил своего отношения ни словом, ни взглядом.
Глава 19
Прошел месяц с того дня, когда Нортуик едва не убил Кайлу. За это время Брет привел в порядок свои дела в Лондоне. Подтвердив свое право на владение рудником Санта-Мария, он финансировал покупку шахт в Южной Африке и продал два убыточных предприятия в Южной Америке, которые в свое время были приобретены Колби Бэннингом. После этого Брет занялся менее сложными, но, пожалуй, гораздо более неприятными делами и нанес визит вдовствующей герцогине.
Она приняла Брета в гостиной для утренних приемов. Изысканно одетая, герцогиня сидела перед изящным столиком, на котором стоял чайный сервиз из тонкого фарфора, и встретила его неодобрительным взглядом. Выдержав паузу, она сказала:
— Надеюсь, вы пришли сообщить мне о приданом, которое даете моей дочери.
В камине полыхало пламя, блики его падали на лицо Брета.
— Не по сезону холодно в этом году, вам не кажется, тетя? Я не помню такого холодного, сырого лета даже в Лондоне.
— Да. Довольно холодно.
Брет слегка улыбнулся. Ледяной тон герцогини был под стать погоде. Прислонившись к камину, он скрестил руки на груди.
— Я дал согласие на брак Арабеллы с лордом Себрингом.
— С лордом Себрингом?! — Чашка звякнула о блюдце. — Я могу согласиться, что этот молодой человек благородного происхождения, но, как я понимаю, с весьма ограниченными средствами.
— Арабелла предпочла его. Они вполне подходят друг другу, тем более что я даю приличное приданое, которое позволит ей иметь неплохой доход.
— Арабелла довольно своенравна. Не девушке решать, кто ей больше подходит. Я уже говорила, что предпочла бы лорда Хэверинга. Он может получить герцогский титул.
— Лишь в том случае, если прибегнет к убийству. У него есть старший брат, который, по слухам, вполне здоров. И нет нужды пускаться в дискуссии, потому что я уже обговорил условия с отцом Себринга.
— Ну да, конечно. Зачем советоваться со мной? Я всего лишь мать.
— Арабелла пришла ко мне и сказала, что она предпочла бы выйти замуж за Себринга, что они любят друг друга. Это самое меньшее, что я мог для нее сделать.
— И в самом деле — самое меньшее. — Вдовствующая герцогиня сверкнула глазами, осторожно поставила чашку на столик и с холодным презрением уставилась на Брета. — Она дочь герцога, а не какая-нибудь выскочка и могла бы рассчитывать на большее.
— В конце концов, писаной красавицей ее не назовешь, — без обиняков сказал Брет.
— Ну да, не в пример вашей шлюхе, вы хотите сказать! Поистине, Брет, вы говорите ужасные вещи! — Поднимаясь из-за стола, Беатрис высокомерно фыркнула: — Весь Лондон полон разговорами о том, что она живет с вами в городском доме. Неужели вы не могли вести себя более осмотрительно?
— С какой стати? Полагаю, вы будете счастливы узнать, что в ближайшее время я намереваюсь уехать из Англии?
— А как же ваша шлюха? Она отправится в путешествие вместе с вами или вы намерены расплатиться и проститься с ней, как со всеми прочими? Не могу понять, с какой стати вы продолжаете общаться с ней, если совершенно очевидно, что она всего лишь корыстная авантюристка. Чувствуется влияние ваших американских корней.
— Это счастье, что у меня есть американские корни. А что касается мисс Ван Влит, то это мое личное дело, и я не собираюсь никого посвящать в свои планы.
На лице вдовствующей герцогини промелькнуло удивление, которое быстро сменилось подозрением.
— Можете ничего не говорить, но вы неравнодушны к ней!
— Все это не более чем ваши домыслы. До свидания, мадам.
Брет вернулся в свой городской дом раздраженным, поскольку позволил Беатрис заметить свою слишком горячую реакцию на ее слова. Чувства, которые он испытывал к Кайле, были слишком сложными, чтобы одним махом разобраться в них. Он не был уверен в своем отношении к ней, зато испытывал чувство вины из-за того, что Кайла оказалась на волосок от смерти. Кроме того, Брет сознавал свою ответственность за девушку, поскольку именно он увез ее с бала у леди Сефтон. Весь последний месяц он старался держаться от Кайлы на расстоянии, а вот сейчас отправился на ее поиски. Так или иначе, но она вскоре узнает о его предстоящем отъезде в Америку, так пусть лучше узнает об этом от него самого.
Брет увидел Кайлу в садике возле террасы. Он остановился, не обнаруживая своего присутствия. Кайла заметно похудела, черты ее лица заострились, однако она нисколько не утратила своей красоты. Девушка сидела, закутавшись в шаль, ловя тонкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь густые ветви дуба. Солнце золотило ее волосы. На ее щеках уже появился румянец, и Брет вспомнил, какой увидел ее тогда в подвале. В душе снова зашевелилось чувство вины. Ведь он едва не потерял ее, едва не довел до смерти, преследуя свои эгоистические цели — используя ее в качестве приманки для принца. Годфри прав: его высокомерие и самоуверенность едва не обернулись трагедией. Это послужит ему уроком, впредь он не должен манипулировать судьбами людей и подвергать риску их жизни. Ведь ему самому не нравилось, когда кто-то пытался использовать его, например, когда Кайла хотела оказать на него давление. Разве не так? А как он поступил по отношению к ней? Хуже! Гораздо хуже!
Сейчас он должен попытаться каким-то образом исправить положение, дать ей то, что он у нее отнял, а отнял он практически все, оставив ее умирать на каменном полу мерзкого винного подвала.
На мгновение Брет даже почувствовал сожаление, что уезжает от Кайлы. Он привык ощущать ее теплое уютное тело рядом с собой и до сих пор испытывал невыразимое удовольствие, когда входил в нее, чувствовал ответное движение Кайлы и слышал ее тихие стоны над своим ухом.
Кайла подняла голову, широко раскрыла глаза и радостно улыбнулась. Брет быстро подошел к ней и сел в стоящее напротив кресло.
— Ты закончил все свои дела на сегодня? — спросила она, закрыв книгу, и потянулась, чтобы положить ее на низенький столик. При этом шаль соскользнула с ее плеч, открыв выпуклости грудей в квадратном декольте белого муслинового платья. Брет нахмурился и отвел взгляд.
— Да, в основном.
— Хорошо. Мы опять поедем прогуляться в парк? Если у тебя есть такое желание, я быстро переоденусь.
— Разве я говорил, что мы едем в парк? — Брет понимал, что реплика прозвучала не слишком любезно, но то, что он собирался сказать, мучило его, и было трудно говорить приятные вещи, видя Кайлу такой умиротворенной.
Она приподняла бровь.
— Да, говорил. Но если ты передумал…
Брет резко поднялся. Кайла вскинула на него глаза и слегка нахмурилась. Солнце золотило ее длинные ресницы. Проклятие! Он не должен так распускаться, ему следует побороть в себе чувство вины за содеянное.
— Тебе надо больше отдыхать. Ты пока еще не полностью восстановила свои силы.
Кайла встала и грациозным движением запахнула шаль. До ноздрей Брета долетел нежный аромат духов.
— Не думаю, что поездка в карете слишком утомит меня. Мне кажется, тебя беспокоит не это. В чем дело, Брет?
Он хотел было сказать ей, что уезжает и что она остается свободной, но не решился. Вместо этого он обнял Кайлу и привлек к себе, его рот прижался к ее губам. Шаль упала к ее ногам. Его порыв застал Кайлу врасплох, однако уже в следующее мгновение ее руки обвились вокруг шеи Брета, она прильнула к нему всем телом, отдаваясь поцелую. Проклятие, он хотел ее, хотел ощутить ее под собой, обнаженной и жаждущей, отдающейся его ласкам.
Брет распустил волосы Кайлы, собранные на затылке, и они рассыпались по ее плечам. Волосы были шелковистые, мягкие и пахли чем-то таким женским. Он поднял Кайлу на руки, прижал к себе, через каменную террасу внес ее в дом и по лестнице поднялся на второй этаж в спальню. Если он и уедет, торопиться с объяснениями на этот счет не станет.
Горничная посторонилась, когда Брет входил в спальню, в глазах ее мелькнула тревога. Брет услышал, как она закрыла за собой дверь, и мрачно улыбнулся. Слуги любят распускать слухи, и Брет не сомневался, что через полчаса весь дом будет знать и об этом. Но его это мало беспокоило. Она принадлежала ему, эта золотоволосая женщина, которая находилась сейчас в его объятиях. Трепетная, красивая Кайла, которая снилась ему в обольстительных позах по ночам и занимала его мысли днем, которая мучила его сознанием собственной вины.
Брету хотелось забыть, истребить память о вкусе ее губ, о нежном животе и податливо разведенных бедрах, открытых для его ласк. Брет уложил Кайлу на кровать и стал осыпать поцелуями ее губы, веки, щеки, ее лебединую шею, его пальцы запутались в прекрасных длинных волосах. Она заставила Брета забыть его благие намерения, и решимость покинуть ее с каждым мгновением становилась все слабее.
Он страстно желал обладать ею — и должен признаться себе в этом. Он будет удерживать ее рядом как можно дольше. Может быть, им отпущено судьбой не так много времени, но сейчас она полностью принадлежит ему, и он хочет удовлетворить свою страсть.
Брет стал нетерпеливо дергать шнуровку платья. Наконец лиф распахнулся, обнажив нежную атласную кожу, которую можно гладить и ласкать бесконечно. Он сел на кровать, стащил с Кайлы платье и отшвырнул прочь. Лицо Кайлы пылало, глаза были прикрыты, на лице ее читалось желание. Да, она тоже хочет его — об этом говорят и ее глаза, и приоткрытые губы, и слабая блуждающая улыбка. Грудь ее вздымалась, а когда он положил ладонь на эти обольстительные холмы и дотронулся пальцами до сосков, Кайла задышала еще чаще и тихонько застонала.
Господи, до чего же он любил этот звук, любил, когда она выгибалась под его рукой, как бы приглашая взять ее, войти в ее лоно. Уж не этим ли отличается она от других женщин, которых он знал? Не было ли это хитростью судьбы, которая наградила его страстью к женщине, пытавшейся его ограбить? Как бы там ни было, но он не мог отрицать, что испытывает к ней неодолимое влечение.
Сердясь на нее и на себя, а пуще всего — на собственное слабоволие, Брет целовал ее полуоткрытые, дрожащие губы, толкаясь языком, чтобы хоть как-то облегчить свои мучения. Когда Кайла вся открылась для него, он застонал, чувствуя, что сейчас утонет, захлебнется в водовороте желания.
Он раздвинул ей ноги и вошел в нее на сей раз более грубо, чем обычно, не обращая внимания на чуть тревожный вскрик женщины, и быстро достиг разрядки. Затем, чуть устыдившись этого, стал осыпать Кайлу нежными поцелуями, вновь возбуждая ее и себя.
— Сладостная Кайла, — бормотал он, целуя ее в шею в том месте, где билась жилка.
— Брет… — Кайла сунула руку под его рубашку и стала гладить ему спину. — Знаешь, Брет, я не могла себе даже представить, что может быть так сладко… так…
Он остановил поток ее слов, поцеловав в губы, затем, закрыв глаза, стал шептать нежные слова. Дразня и лаская ее груди, живот, разведенные бедра, он вновь подвел ее почти к самому пику наслаждения. Кайла извивалась под ним, лепетала бессвязные слова. И тогда Брет поднял разведенные девичьи ноги и положил себе на плечи. Его пальцы стали терзать ее соски. Затем он наклонил голову и зарылся лицом в золотистый пушок между ног. Кайла стыдливо ахнула и напряглась, однако Брет словно не обратил внимания на этот вскрик. Его язык отыскал заповедную расщелину и погрузился внутрь. Таких сладостных ощущений Кайле еще не доводилось испытывать. Забыв о своих страхах, она устремилась навстречу Брету, извиваясь всем телом, а затем, положив ладони на его затылок, стала прижимать к себе его голову.
— Брет, ах, Брет… — Кайла стонала и всхлипывала, ее выкрики становились все бессвязнее. Удары языка рождали огонь в ее лоне и разносили по всему телу. Она достигла пика наслаждения и содрогнулась. Лишь тогда Брет оторвал голову, приподнялся и снова вошел в нее.
— Помнишь… я говорил… что тебе это понравится, — произнес он в такт привычным движениям тела. Брет был снова близок к разрядке, но создавалось такое впечатление, что он никак не мог насытиться Кайлой. Он брал ее снова и снова до тех пор, пока они не обессилели настолько, что не могли даже пошевелиться.
Кайла лежала с закрытыми глазами, подперев подбородок рукой и улыбаясь слабой, но счастливой улыбкой. Некоторое время Брет рассматривал полог над кроватью, смотрел на тлеющие угли в камине. Конечно, вряд ли какой-нибудь слуга придет, чтобы добавить дров и развести огонь, но Брет медлил с вызовом. Довольно цинично он отметил для себя, что его попытка избавиться от наваждения, можно сказать, провалилась. Кайла по-прежнему занимала его мысли, чувство вины не проходило, и он по-прежнему испытывал к ней непонятное щемящее чувство. Возможно, Годфри был прав. Возможно, в нем говорит совесть.
И самое правильное, что он может сейчас сделать, это отпустить ее. Это единственный способ исправить положение. Быстрый полный разрыв — вот, пожалуй, наиболее безболезненный для них обоих способ. Но, черт возьми, как трудно это сделать.
Брет стал думать о женщине, которую когда-то любил. Она умерла без него, одинокая и отчаявшаяся, умерла от потери крови после рождения мертвого ребенка. Возвратившись, он нашел две свежие могилы. Его до сих пор терзало воспоминание о том, как сурово обошелся он с замечательной девушкой, имевшей глупость полюбить его. Да, будет правильно, если он оставит Кайлу и даст ей возможность найти мужчину, который постоянно будет с ней, будет любить ее, как она того заслуживает.
С этими мыслями Брет заснул, обнимая уставшую, но счастливую Кайлу, которая задремала, положив голову ему на грудь.
Она приняла Брета в гостиной для утренних приемов. Изысканно одетая, герцогиня сидела перед изящным столиком, на котором стоял чайный сервиз из тонкого фарфора, и встретила его неодобрительным взглядом. Выдержав паузу, она сказала:
— Надеюсь, вы пришли сообщить мне о приданом, которое даете моей дочери.
В камине полыхало пламя, блики его падали на лицо Брета.
— Не по сезону холодно в этом году, вам не кажется, тетя? Я не помню такого холодного, сырого лета даже в Лондоне.
— Да. Довольно холодно.
Брет слегка улыбнулся. Ледяной тон герцогини был под стать погоде. Прислонившись к камину, он скрестил руки на груди.
— Я дал согласие на брак Арабеллы с лордом Себрингом.
— С лордом Себрингом?! — Чашка звякнула о блюдце. — Я могу согласиться, что этот молодой человек благородного происхождения, но, как я понимаю, с весьма ограниченными средствами.
— Арабелла предпочла его. Они вполне подходят друг другу, тем более что я даю приличное приданое, которое позволит ей иметь неплохой доход.
— Арабелла довольно своенравна. Не девушке решать, кто ей больше подходит. Я уже говорила, что предпочла бы лорда Хэверинга. Он может получить герцогский титул.
— Лишь в том случае, если прибегнет к убийству. У него есть старший брат, который, по слухам, вполне здоров. И нет нужды пускаться в дискуссии, потому что я уже обговорил условия с отцом Себринга.
— Ну да, конечно. Зачем советоваться со мной? Я всего лишь мать.
— Арабелла пришла ко мне и сказала, что она предпочла бы выйти замуж за Себринга, что они любят друг друга. Это самое меньшее, что я мог для нее сделать.
— И в самом деле — самое меньшее. — Вдовствующая герцогиня сверкнула глазами, осторожно поставила чашку на столик и с холодным презрением уставилась на Брета. — Она дочь герцога, а не какая-нибудь выскочка и могла бы рассчитывать на большее.
— В конце концов, писаной красавицей ее не назовешь, — без обиняков сказал Брет.
— Ну да, не в пример вашей шлюхе, вы хотите сказать! Поистине, Брет, вы говорите ужасные вещи! — Поднимаясь из-за стола, Беатрис высокомерно фыркнула: — Весь Лондон полон разговорами о том, что она живет с вами в городском доме. Неужели вы не могли вести себя более осмотрительно?
— С какой стати? Полагаю, вы будете счастливы узнать, что в ближайшее время я намереваюсь уехать из Англии?
— А как же ваша шлюха? Она отправится в путешествие вместе с вами или вы намерены расплатиться и проститься с ней, как со всеми прочими? Не могу понять, с какой стати вы продолжаете общаться с ней, если совершенно очевидно, что она всего лишь корыстная авантюристка. Чувствуется влияние ваших американских корней.
— Это счастье, что у меня есть американские корни. А что касается мисс Ван Влит, то это мое личное дело, и я не собираюсь никого посвящать в свои планы.
На лице вдовствующей герцогини промелькнуло удивление, которое быстро сменилось подозрением.
— Можете ничего не говорить, но вы неравнодушны к ней!
— Все это не более чем ваши домыслы. До свидания, мадам.
Брет вернулся в свой городской дом раздраженным, поскольку позволил Беатрис заметить свою слишком горячую реакцию на ее слова. Чувства, которые он испытывал к Кайле, были слишком сложными, чтобы одним махом разобраться в них. Он не был уверен в своем отношении к ней, зато испытывал чувство вины из-за того, что Кайла оказалась на волосок от смерти. Кроме того, Брет сознавал свою ответственность за девушку, поскольку именно он увез ее с бала у леди Сефтон. Весь последний месяц он старался держаться от Кайлы на расстоянии, а вот сейчас отправился на ее поиски. Так или иначе, но она вскоре узнает о его предстоящем отъезде в Америку, так пусть лучше узнает об этом от него самого.
Брет увидел Кайлу в садике возле террасы. Он остановился, не обнаруживая своего присутствия. Кайла заметно похудела, черты ее лица заострились, однако она нисколько не утратила своей красоты. Девушка сидела, закутавшись в шаль, ловя тонкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь густые ветви дуба. Солнце золотило ее волосы. На ее щеках уже появился румянец, и Брет вспомнил, какой увидел ее тогда в подвале. В душе снова зашевелилось чувство вины. Ведь он едва не потерял ее, едва не довел до смерти, преследуя свои эгоистические цели — используя ее в качестве приманки для принца. Годфри прав: его высокомерие и самоуверенность едва не обернулись трагедией. Это послужит ему уроком, впредь он не должен манипулировать судьбами людей и подвергать риску их жизни. Ведь ему самому не нравилось, когда кто-то пытался использовать его, например, когда Кайла хотела оказать на него давление. Разве не так? А как он поступил по отношению к ней? Хуже! Гораздо хуже!
Сейчас он должен попытаться каким-то образом исправить положение, дать ей то, что он у нее отнял, а отнял он практически все, оставив ее умирать на каменном полу мерзкого винного подвала.
На мгновение Брет даже почувствовал сожаление, что уезжает от Кайлы. Он привык ощущать ее теплое уютное тело рядом с собой и до сих пор испытывал невыразимое удовольствие, когда входил в нее, чувствовал ответное движение Кайлы и слышал ее тихие стоны над своим ухом.
Кайла подняла голову, широко раскрыла глаза и радостно улыбнулась. Брет быстро подошел к ней и сел в стоящее напротив кресло.
— Ты закончил все свои дела на сегодня? — спросила она, закрыв книгу, и потянулась, чтобы положить ее на низенький столик. При этом шаль соскользнула с ее плеч, открыв выпуклости грудей в квадратном декольте белого муслинового платья. Брет нахмурился и отвел взгляд.
— Да, в основном.
— Хорошо. Мы опять поедем прогуляться в парк? Если у тебя есть такое желание, я быстро переоденусь.
— Разве я говорил, что мы едем в парк? — Брет понимал, что реплика прозвучала не слишком любезно, но то, что он собирался сказать, мучило его, и было трудно говорить приятные вещи, видя Кайлу такой умиротворенной.
Она приподняла бровь.
— Да, говорил. Но если ты передумал…
Брет резко поднялся. Кайла вскинула на него глаза и слегка нахмурилась. Солнце золотило ее длинные ресницы. Проклятие! Он не должен так распускаться, ему следует побороть в себе чувство вины за содеянное.
— Тебе надо больше отдыхать. Ты пока еще не полностью восстановила свои силы.
Кайла встала и грациозным движением запахнула шаль. До ноздрей Брета долетел нежный аромат духов.
— Не думаю, что поездка в карете слишком утомит меня. Мне кажется, тебя беспокоит не это. В чем дело, Брет?
Он хотел было сказать ей, что уезжает и что она остается свободной, но не решился. Вместо этого он обнял Кайлу и привлек к себе, его рот прижался к ее губам. Шаль упала к ее ногам. Его порыв застал Кайлу врасплох, однако уже в следующее мгновение ее руки обвились вокруг шеи Брета, она прильнула к нему всем телом, отдаваясь поцелую. Проклятие, он хотел ее, хотел ощутить ее под собой, обнаженной и жаждущей, отдающейся его ласкам.
Брет распустил волосы Кайлы, собранные на затылке, и они рассыпались по ее плечам. Волосы были шелковистые, мягкие и пахли чем-то таким женским. Он поднял Кайлу на руки, прижал к себе, через каменную террасу внес ее в дом и по лестнице поднялся на второй этаж в спальню. Если он и уедет, торопиться с объяснениями на этот счет не станет.
Горничная посторонилась, когда Брет входил в спальню, в глазах ее мелькнула тревога. Брет услышал, как она закрыла за собой дверь, и мрачно улыбнулся. Слуги любят распускать слухи, и Брет не сомневался, что через полчаса весь дом будет знать и об этом. Но его это мало беспокоило. Она принадлежала ему, эта золотоволосая женщина, которая находилась сейчас в его объятиях. Трепетная, красивая Кайла, которая снилась ему в обольстительных позах по ночам и занимала его мысли днем, которая мучила его сознанием собственной вины.
Брету хотелось забыть, истребить память о вкусе ее губ, о нежном животе и податливо разведенных бедрах, открытых для его ласк. Брет уложил Кайлу на кровать и стал осыпать поцелуями ее губы, веки, щеки, ее лебединую шею, его пальцы запутались в прекрасных длинных волосах. Она заставила Брета забыть его благие намерения, и решимость покинуть ее с каждым мгновением становилась все слабее.
Он страстно желал обладать ею — и должен признаться себе в этом. Он будет удерживать ее рядом как можно дольше. Может быть, им отпущено судьбой не так много времени, но сейчас она полностью принадлежит ему, и он хочет удовлетворить свою страсть.
Брет стал нетерпеливо дергать шнуровку платья. Наконец лиф распахнулся, обнажив нежную атласную кожу, которую можно гладить и ласкать бесконечно. Он сел на кровать, стащил с Кайлы платье и отшвырнул прочь. Лицо Кайлы пылало, глаза были прикрыты, на лице ее читалось желание. Да, она тоже хочет его — об этом говорят и ее глаза, и приоткрытые губы, и слабая блуждающая улыбка. Грудь ее вздымалась, а когда он положил ладонь на эти обольстительные холмы и дотронулся пальцами до сосков, Кайла задышала еще чаще и тихонько застонала.
Господи, до чего же он любил этот звук, любил, когда она выгибалась под его рукой, как бы приглашая взять ее, войти в ее лоно. Уж не этим ли отличается она от других женщин, которых он знал? Не было ли это хитростью судьбы, которая наградила его страстью к женщине, пытавшейся его ограбить? Как бы там ни было, но он не мог отрицать, что испытывает к ней неодолимое влечение.
Сердясь на нее и на себя, а пуще всего — на собственное слабоволие, Брет целовал ее полуоткрытые, дрожащие губы, толкаясь языком, чтобы хоть как-то облегчить свои мучения. Когда Кайла вся открылась для него, он застонал, чувствуя, что сейчас утонет, захлебнется в водовороте желания.
Он раздвинул ей ноги и вошел в нее на сей раз более грубо, чем обычно, не обращая внимания на чуть тревожный вскрик женщины, и быстро достиг разрядки. Затем, чуть устыдившись этого, стал осыпать Кайлу нежными поцелуями, вновь возбуждая ее и себя.
— Сладостная Кайла, — бормотал он, целуя ее в шею в том месте, где билась жилка.
— Брет… — Кайла сунула руку под его рубашку и стала гладить ему спину. — Знаешь, Брет, я не могла себе даже представить, что может быть так сладко… так…
Он остановил поток ее слов, поцеловав в губы, затем, закрыв глаза, стал шептать нежные слова. Дразня и лаская ее груди, живот, разведенные бедра, он вновь подвел ее почти к самому пику наслаждения. Кайла извивалась под ним, лепетала бессвязные слова. И тогда Брет поднял разведенные девичьи ноги и положил себе на плечи. Его пальцы стали терзать ее соски. Затем он наклонил голову и зарылся лицом в золотистый пушок между ног. Кайла стыдливо ахнула и напряглась, однако Брет словно не обратил внимания на этот вскрик. Его язык отыскал заповедную расщелину и погрузился внутрь. Таких сладостных ощущений Кайле еще не доводилось испытывать. Забыв о своих страхах, она устремилась навстречу Брету, извиваясь всем телом, а затем, положив ладони на его затылок, стала прижимать к себе его голову.
— Брет, ах, Брет… — Кайла стонала и всхлипывала, ее выкрики становились все бессвязнее. Удары языка рождали огонь в ее лоне и разносили по всему телу. Она достигла пика наслаждения и содрогнулась. Лишь тогда Брет оторвал голову, приподнялся и снова вошел в нее.
— Помнишь… я говорил… что тебе это понравится, — произнес он в такт привычным движениям тела. Брет был снова близок к разрядке, но создавалось такое впечатление, что он никак не мог насытиться Кайлой. Он брал ее снова и снова до тех пор, пока они не обессилели настолько, что не могли даже пошевелиться.
Кайла лежала с закрытыми глазами, подперев подбородок рукой и улыбаясь слабой, но счастливой улыбкой. Некоторое время Брет рассматривал полог над кроватью, смотрел на тлеющие угли в камине. Конечно, вряд ли какой-нибудь слуга придет, чтобы добавить дров и развести огонь, но Брет медлил с вызовом. Довольно цинично он отметил для себя, что его попытка избавиться от наваждения, можно сказать, провалилась. Кайла по-прежнему занимала его мысли, чувство вины не проходило, и он по-прежнему испытывал к ней непонятное щемящее чувство. Возможно, Годфри был прав. Возможно, в нем говорит совесть.
И самое правильное, что он может сейчас сделать, это отпустить ее. Это единственный способ исправить положение. Быстрый полный разрыв — вот, пожалуй, наиболее безболезненный для них обоих способ. Но, черт возьми, как трудно это сделать.
Брет стал думать о женщине, которую когда-то любил. Она умерла без него, одинокая и отчаявшаяся, умерла от потери крови после рождения мертвого ребенка. Возвратившись, он нашел две свежие могилы. Его до сих пор терзало воспоминание о том, как сурово обошелся он с замечательной девушкой, имевшей глупость полюбить его. Да, будет правильно, если он оставит Кайлу и даст ей возможность найти мужчину, который постоянно будет с ней, будет любить ее, как она того заслуживает.
С этими мыслями Брет заснул, обнимая уставшую, но счастливую Кайлу, которая задремала, положив голову ему на грудь.
Глава 20
Громко тикали стоящие на камине часы, а Бэрри Бейлор, нетерпеливо меряя шагами гостиную, то и дело смотрел на стрелки. Куда, к черту, запропал Брет. Если он опять задумал какую-нибудь хитрую интригу, то пусть не рассчитывает на его участие. В прошлый раз они лишь чудом избежали тюрьмы. Конечно, это счастье, что удалось спасти Кайлу. Он до сих пор с содроганием вспоминает ту минуту, когда увидел бледную, без кровинки в лице девушку, лежащую на каменной полке, а возле нее — алую лужицу крови. Еще чуть-чуть — и трагедия совершилась бы.
Желание мстить пропало, когда Брет точно прицелился и спустил курок пистолета. Нортуик дернулся, повернулся, широко раскрыв глаза и рот, и его безжизненное тело рухнуло на пол.
Бэрри чувствовал себя ужасно, когда они отвозили труп Нортуика на ту улицу. Ему казалось, что дамоклов меч занесен и вот-вот опустится на его голову.
Черт побери, так где же все-таки Брет? И почему он пригласил его, если сейчас заставляет себя ждать? Бэрри резко повернулся, услышав звук открываемой двери.
На пороге появился Брет — как всегда, невозмутимый и элегантный, каким оставался и после дуэлей, и даже после убийства Нортуика. Кажется, он всего лишь раз дал выход эмоциям — когда увидел, как течет кровь из запястья Кайлы, да и то это был не страх, а гнев.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, Кенуорт. — Брет стянул перчатки и шагнул в комнату. — Этот болван кучер, которого я недавно нанял, собрался продать совсем не тех лошадей. Мне пришлось вмешаться в это дело.
— Вы продаете всех лошадей?
— Нет. Только тех, которые мне не нужны. Пембертон долго ходил за мной и упрашивал, чтобы я продал ему пару гнедых… Впрочем, я пригласил вас не для того, чтобы говорить о лошадях, как вы уже, должно быть, догадались.
— Да. — Бэрри с нескрываемым любопытством следил за Бретом, который подошел к камину. Несмотря на внешнее спокойствие, чувствовалось, что его что-то беспокоило. — Какие-нибудь новости? Надеюсь, это не связано с Нортуиком.
— Нет. Не думаю, что по нему слишком скучают, хотя и не исключаю, что Камберленд может догадываться о причине его смерти. — Повернувшись спиной к камину, Брет устремил пристальный взгляд на Бэрри, отчего тот почувствовал себя неуютно. — Речь о Кайле, Кенуорт.
— О Кайле? Она здорова? Насколько я знаю, врач сказал, что ей нужен лишь отдых, и она…
— Со здоровьем все в порядке. Она чувствует себя гораздо лучше. Беспокоит меня другое. Я на какое-то время уезжаю из Англии. И до отъезда должен позаботиться о Кайле… Вы помните тот вечер в «Убежище простаков»?
— Разумеется, помню. Мне едва ли удастся его когда-нибудь забыть, хотя я и очень хотел бы. — Бэрри нахмурился. — А какое это имеет отношение к Кайле?
— Вы как-то говорили о женитьбе на ней. Я готов дать ей приданое, которого вам хватит до конца жизни, если вы будете обходить стороной игорные дома. Вас не заинтересовало мое предложение?
Ошеломленный, Бэрри на миг лишился дара речи. Чертовски громко тикали часы, мешая ему сосредоточиться.
— Вы это серьезно? — выдавил он наконец и увидел улыбку на лице Брета. Покраснев, Бэрри добавил: — Наверное, это наивно с моей стороны… Вы сейчас спросили, хотел бы я жениться на вашей отвергнутой любовнице… Согласитесь, вопрос несколько странный…
— Да, но не столь уж необычный. Многие мужчины женятся на своих любовницах, особенно на богатых.
— Но она не моя любовница, а ваша.
— Ну, это не столь существенно. Кайле нужен муж. Я не собираюсь жениться. Вам требуются деньги, и я предлагаю двадцать тысяч в год и мое поместье в деревне в качестве приданого.
— Но… почему я? Я имею в виду — она говорила что-то обо мне?
— Вы ей симпатичны. Но если вы хотите узнать, говорю ли я сейчас по ее поручению, я отвечу: нет. Она не знает о моих намерениях. Поймите, Бэрри, я уезжаю из Англии и не хочу оставлять ее без защиты. Вы можете дать ей имя, устроить ее жизнь. Вы как раз такой человек, за которого она всегда хотела выйти замуж, — добропорядочный и добрый. Вы никогда ее не обидите.
— Черт побери, Брет! — Бэрри в замешательстве провел рукой по волосам, затем несколько нервно засмеялся. — Я не хочу сказать, что она мне не нравится, — какой мужчина устоит перед ней? Она красива, обаятельна, и мне плевать на всякие слухи и сплетни, но она не любит меня! Она любит вас!
— Не могу сказать, что она любит меня. У нее не было другого выбора — я не дал ей такой возможности. Я лишил ее девственности и не дал ничего взамен. Она заслуживает лучшей участи.
Брет говорил спокойно, даже сурово, и Бэрри вдруг осознал истинность сказанного. Он подумал о своем отце и о том, как тот отнесется к его женитьбе на Кайле. Наверняка встретит в штыки, но в конце концов многие мужчины женятся ради денег, а двадцать тысяч в год да еще поместье с землей — это весьма солидный аргумент.
Бэрри поднял лицо, встретил спокойный взгляд Брета и медленно кивнул:
— Если она согласна, я женюсь на ней.
— Хорошо.
— Но вы должны сказать ей об этом. Если вы еще не говорили на эту тему, я не желаю стать человеком, который разобьет ей сердце.
— Так уж и разобьет… Может, появится лишь небольшая царапина — и только. — Брет скривил рот в циничной усмешке. — Большинство женщин быстро приспосабливаются к новым обстоятельствам.
— Почему-то мне кажется, что Кайла Ван Влит не из их числа. По-моему, вы ошибаетесь в ней.
— Возможно, хотя и маловероятно.
Бэрри нагнулся, чтобы взять со стола перчатки, затем снова повернулся к Брету:
— Если не возражаете, я дам вам время оговорить все с ней. Скажите ей, что, если она захочет видеть меня, я тотчас приеду.
— Вот видите, Бэрри, я знал, что вы человек, на которого можно рассчитывать.
Кенуорт криво усмехнулся:
— Я не вполне уверен, что это комплимент.
Уезжая, Бэрри подумал, что он никогда не получит приглашения от Кайлы Ван Влит. Только слепой не заметил бы, как она смотрела на Брета в тот вечер. Неужели Брет ничего не видит? И еще, Бэрри мог поклясться, что и сам Брет смотрел на нее таким же взглядом. Или он ошибается? Если бы Брет был к ней неравнодушен, он никогда не оставил бы ее.
Кайла продолжала неподвижно смотреть на Брета, словно видела его впервые. Должно быть, она плохо расслышала. Должно быть, это результат перенесенного ею испытания, и у нее не все в порядке со слухом. Кайла откашлялась.
— Ты мог бы повторить?
— Разумеется. — Голос Брета звучал бодро, по-деловому, говорил он спокойным тоном. — Я организовал тебе брак с Бэрри Бейлором. Он всего лишь виконт, но вполне порядочный человек. Я думаю, он тебе понравится. Ты будешь иметь собственный доход, так что станешь относительно независимой и в один прекрасный день поймешь, что это именно та жизнь, о которой ты всегда мечтала. Он может дать тебе дом и детей. Я определил Риджвуд как часть твоего приданого.
— Понятно. — В ее ушах стоял какой-то звон, Кайла чувствовала озноб, который никак не был связан с погодой. Она молча подошла к камину и стала смотреть на желто-оранжевые языки пламени. Пахло дубом и сосной — и еще душистым дымком. Кайла повернулась спиной к камину и взглянула на Брета. Прищурившись, он наблюдал за ней. В белой рубашке, черных брюках и высоких сапогах, он, казалось, только что вернулся после верховой прогулки. — Брет, ты сейчас это придумал или уже успел все организовать?
Кайла сказала это совершенно спокойно, хотя внутри у нее все кричало и она не могла поверить услышанному.
— Я вчера разговаривал с Кенуортом. Он согласен. Дело только за тобой.
— Понятно. — С какой стати она заладила повторять это слово? Ей ничего не понятно! Почему она не закричит, не выскажет свои гнев и боль ему в лицо? Кайла опустила глаза и сделала глубокий вдох, продолжая удивляться своему спокойствию. Когда она снова подняла глаза, Брет слегка хмурился, черные брови его были насуплены. Она-то думала — по-настоящему думала, — что он хочет жениться на ней. Какой она была дурочкой, влюбленной дурочкой! Такие мужчины, как Брет, не женятся на своих любовницах. Они выдают их за других мужчин, или дарят дома, или даже просто бросают, одарив какой-нибудь безделушкой вроде бриллиантового ожерелья. Фитюлька. Да. Он называл ее так, и она должна была понять уже тогда, что он смотрит на нее как на фитюльку. Как на ничего не стоящую игрушку, которой можно попользоваться, а затем выбросить.
— Кайла!
Она вышла из оцепенения.
— Да. Прости меня. Я задумалась. Ты не возражаешь, если я обдумаю предложение? Надеюсь, ты не потребуешь ответа сию минуту. Для меня оно оказалось неожиданностью. Я не думала, что ты выберешь для меня следующего любовника так быстро. Понимаю, это глупо, но я думала, что выберу его сама. — Кайла слегка повысила голос, видя, что он направился к ней и остановился лишь тогда, когда она сделала предупреждающий жест рукой. — Не надо. Я хочу побыть одна. Хотя нет. Пожалуй, я отправлюсь к тете Селесте. Пожалуйста, Брет, распорядись насчет кареты, хорошо? Я не задержусь у тети слишком долго, а когда вернусь, дам тебе ответ. Кайла прошла мимо него, все еще удивляясь, насколько она спокойна, хотя ей хотелось расцарапать эту надменную физиономию и изругать его последними словами. Даже сидя в карете, которая везла ее к тете, Кайла оставалась спокойной. Однако в ее голове все время звучали его лишенные эмоций слова.
— Ma petite, ты здорова? — поприветствовала ее тетя Селеста. В словах крестной матери прозвучала тревога. Она поднялась с кресла и направилась к Кайле. — Mon Dieu! Что случилось?
— Ничего… Или все… Я не знаю… О Господи, Я не знаю, что мне делать… — Кайла упала в объятия тети. Спокойствие наконец покинуло ее, и она разрыдалась.
Желание мстить пропало, когда Брет точно прицелился и спустил курок пистолета. Нортуик дернулся, повернулся, широко раскрыв глаза и рот, и его безжизненное тело рухнуло на пол.
Бэрри чувствовал себя ужасно, когда они отвозили труп Нортуика на ту улицу. Ему казалось, что дамоклов меч занесен и вот-вот опустится на его голову.
Черт побери, так где же все-таки Брет? И почему он пригласил его, если сейчас заставляет себя ждать? Бэрри резко повернулся, услышав звук открываемой двери.
На пороге появился Брет — как всегда, невозмутимый и элегантный, каким оставался и после дуэлей, и даже после убийства Нортуика. Кажется, он всего лишь раз дал выход эмоциям — когда увидел, как течет кровь из запястья Кайлы, да и то это был не страх, а гнев.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, Кенуорт. — Брет стянул перчатки и шагнул в комнату. — Этот болван кучер, которого я недавно нанял, собрался продать совсем не тех лошадей. Мне пришлось вмешаться в это дело.
— Вы продаете всех лошадей?
— Нет. Только тех, которые мне не нужны. Пембертон долго ходил за мной и упрашивал, чтобы я продал ему пару гнедых… Впрочем, я пригласил вас не для того, чтобы говорить о лошадях, как вы уже, должно быть, догадались.
— Да. — Бэрри с нескрываемым любопытством следил за Бретом, который подошел к камину. Несмотря на внешнее спокойствие, чувствовалось, что его что-то беспокоило. — Какие-нибудь новости? Надеюсь, это не связано с Нортуиком.
— Нет. Не думаю, что по нему слишком скучают, хотя и не исключаю, что Камберленд может догадываться о причине его смерти. — Повернувшись спиной к камину, Брет устремил пристальный взгляд на Бэрри, отчего тот почувствовал себя неуютно. — Речь о Кайле, Кенуорт.
— О Кайле? Она здорова? Насколько я знаю, врач сказал, что ей нужен лишь отдых, и она…
— Со здоровьем все в порядке. Она чувствует себя гораздо лучше. Беспокоит меня другое. Я на какое-то время уезжаю из Англии. И до отъезда должен позаботиться о Кайле… Вы помните тот вечер в «Убежище простаков»?
— Разумеется, помню. Мне едва ли удастся его когда-нибудь забыть, хотя я и очень хотел бы. — Бэрри нахмурился. — А какое это имеет отношение к Кайле?
— Вы как-то говорили о женитьбе на ней. Я готов дать ей приданое, которого вам хватит до конца жизни, если вы будете обходить стороной игорные дома. Вас не заинтересовало мое предложение?
Ошеломленный, Бэрри на миг лишился дара речи. Чертовски громко тикали часы, мешая ему сосредоточиться.
— Вы это серьезно? — выдавил он наконец и увидел улыбку на лице Брета. Покраснев, Бэрри добавил: — Наверное, это наивно с моей стороны… Вы сейчас спросили, хотел бы я жениться на вашей отвергнутой любовнице… Согласитесь, вопрос несколько странный…
— Да, но не столь уж необычный. Многие мужчины женятся на своих любовницах, особенно на богатых.
— Но она не моя любовница, а ваша.
— Ну, это не столь существенно. Кайле нужен муж. Я не собираюсь жениться. Вам требуются деньги, и я предлагаю двадцать тысяч в год и мое поместье в деревне в качестве приданого.
— Но… почему я? Я имею в виду — она говорила что-то обо мне?
— Вы ей симпатичны. Но если вы хотите узнать, говорю ли я сейчас по ее поручению, я отвечу: нет. Она не знает о моих намерениях. Поймите, Бэрри, я уезжаю из Англии и не хочу оставлять ее без защиты. Вы можете дать ей имя, устроить ее жизнь. Вы как раз такой человек, за которого она всегда хотела выйти замуж, — добропорядочный и добрый. Вы никогда ее не обидите.
— Черт побери, Брет! — Бэрри в замешательстве провел рукой по волосам, затем несколько нервно засмеялся. — Я не хочу сказать, что она мне не нравится, — какой мужчина устоит перед ней? Она красива, обаятельна, и мне плевать на всякие слухи и сплетни, но она не любит меня! Она любит вас!
— Не могу сказать, что она любит меня. У нее не было другого выбора — я не дал ей такой возможности. Я лишил ее девственности и не дал ничего взамен. Она заслуживает лучшей участи.
Брет говорил спокойно, даже сурово, и Бэрри вдруг осознал истинность сказанного. Он подумал о своем отце и о том, как тот отнесется к его женитьбе на Кайле. Наверняка встретит в штыки, но в конце концов многие мужчины женятся ради денег, а двадцать тысяч в год да еще поместье с землей — это весьма солидный аргумент.
Бэрри поднял лицо, встретил спокойный взгляд Брета и медленно кивнул:
— Если она согласна, я женюсь на ней.
— Хорошо.
— Но вы должны сказать ей об этом. Если вы еще не говорили на эту тему, я не желаю стать человеком, который разобьет ей сердце.
— Так уж и разобьет… Может, появится лишь небольшая царапина — и только. — Брет скривил рот в циничной усмешке. — Большинство женщин быстро приспосабливаются к новым обстоятельствам.
— Почему-то мне кажется, что Кайла Ван Влит не из их числа. По-моему, вы ошибаетесь в ней.
— Возможно, хотя и маловероятно.
Бэрри нагнулся, чтобы взять со стола перчатки, затем снова повернулся к Брету:
— Если не возражаете, я дам вам время оговорить все с ней. Скажите ей, что, если она захочет видеть меня, я тотчас приеду.
— Вот видите, Бэрри, я знал, что вы человек, на которого можно рассчитывать.
Кенуорт криво усмехнулся:
— Я не вполне уверен, что это комплимент.
Уезжая, Бэрри подумал, что он никогда не получит приглашения от Кайлы Ван Влит. Только слепой не заметил бы, как она смотрела на Брета в тот вечер. Неужели Брет ничего не видит? И еще, Бэрри мог поклясться, что и сам Брет смотрел на нее таким же взглядом. Или он ошибается? Если бы Брет был к ней неравнодушен, он никогда не оставил бы ее.
Кайла продолжала неподвижно смотреть на Брета, словно видела его впервые. Должно быть, она плохо расслышала. Должно быть, это результат перенесенного ею испытания, и у нее не все в порядке со слухом. Кайла откашлялась.
— Ты мог бы повторить?
— Разумеется. — Голос Брета звучал бодро, по-деловому, говорил он спокойным тоном. — Я организовал тебе брак с Бэрри Бейлором. Он всего лишь виконт, но вполне порядочный человек. Я думаю, он тебе понравится. Ты будешь иметь собственный доход, так что станешь относительно независимой и в один прекрасный день поймешь, что это именно та жизнь, о которой ты всегда мечтала. Он может дать тебе дом и детей. Я определил Риджвуд как часть твоего приданого.
— Понятно. — В ее ушах стоял какой-то звон, Кайла чувствовала озноб, который никак не был связан с погодой. Она молча подошла к камину и стала смотреть на желто-оранжевые языки пламени. Пахло дубом и сосной — и еще душистым дымком. Кайла повернулась спиной к камину и взглянула на Брета. Прищурившись, он наблюдал за ней. В белой рубашке, черных брюках и высоких сапогах, он, казалось, только что вернулся после верховой прогулки. — Брет, ты сейчас это придумал или уже успел все организовать?
Кайла сказала это совершенно спокойно, хотя внутри у нее все кричало и она не могла поверить услышанному.
— Я вчера разговаривал с Кенуортом. Он согласен. Дело только за тобой.
— Понятно. — С какой стати она заладила повторять это слово? Ей ничего не понятно! Почему она не закричит, не выскажет свои гнев и боль ему в лицо? Кайла опустила глаза и сделала глубокий вдох, продолжая удивляться своему спокойствию. Когда она снова подняла глаза, Брет слегка хмурился, черные брови его были насуплены. Она-то думала — по-настоящему думала, — что он хочет жениться на ней. Какой она была дурочкой, влюбленной дурочкой! Такие мужчины, как Брет, не женятся на своих любовницах. Они выдают их за других мужчин, или дарят дома, или даже просто бросают, одарив какой-нибудь безделушкой вроде бриллиантового ожерелья. Фитюлька. Да. Он называл ее так, и она должна была понять уже тогда, что он смотрит на нее как на фитюльку. Как на ничего не стоящую игрушку, которой можно попользоваться, а затем выбросить.
— Кайла!
Она вышла из оцепенения.
— Да. Прости меня. Я задумалась. Ты не возражаешь, если я обдумаю предложение? Надеюсь, ты не потребуешь ответа сию минуту. Для меня оно оказалось неожиданностью. Я не думала, что ты выберешь для меня следующего любовника так быстро. Понимаю, это глупо, но я думала, что выберу его сама. — Кайла слегка повысила голос, видя, что он направился к ней и остановился лишь тогда, когда она сделала предупреждающий жест рукой. — Не надо. Я хочу побыть одна. Хотя нет. Пожалуй, я отправлюсь к тете Селесте. Пожалуйста, Брет, распорядись насчет кареты, хорошо? Я не задержусь у тети слишком долго, а когда вернусь, дам тебе ответ. Кайла прошла мимо него, все еще удивляясь, насколько она спокойна, хотя ей хотелось расцарапать эту надменную физиономию и изругать его последними словами. Даже сидя в карете, которая везла ее к тете, Кайла оставалась спокойной. Однако в ее голове все время звучали его лишенные эмоций слова.
— Ma petite, ты здорова? — поприветствовала ее тетя Селеста. В словах крестной матери прозвучала тревога. Она поднялась с кресла и направилась к Кайле. — Mon Dieu! Что случилось?
— Ничего… Или все… Я не знаю… О Господи, Я не знаю, что мне делать… — Кайла упала в объятия тети. Спокойствие наконец покинуло ее, и она разрыдалась.