Страница:
Поскольку Брет все еще ожидал ее ответа, Кайла сказала первое, что пришло ей в голову:
— К твоему сведению, я предпочитаю чаю кофе.
Глава 10
Глава 11
— К твоему сведению, я предпочитаю чаю кофе.
Глава 10
Полуденное солнце освещало сад, и капельки дождя, словно крохотные бриллианты, поблескивали на лепестках роз и дельфиниума. Дождь прошел утром, сейчас же солнечные лучи пробивались сквозь туман и золотили белокурые волосы Кайлы. Она была одета в одно из платьев своей кузины, которое оказалось чуть великовато ей, поскольку Арабелла была выше и более широка в кости, однако, прихваченное лентой под грудью, смотрелось на Кайле весьма неплохо. Она села на стул перед стоящим на траве столиком из металла и мрамора, и белоснежные муслиновые юбки легли волной у ее ног.
Брет наблюдал за Кайлой Ван Влит со все возрастающим чувством любопытства и удивления: неужто эта нахальная кошка полагает, что он будет долго терпеть ее надменность? Этому не бывать, хотя он и отметил с некоторым удивлением, что относился к ее капризам более терпимо, чем к капризам других женщин, — то ли он попал под воздействие ее обаяния, то ли потому, что она оказалась более невинной, нежели он думал.
Иллюзия милой невинности все еще жила в этой юной женщине, но на смену ей приходило понимание новой реальности. Должно быть, лишение девственности становилось для Кайлы прелюдией к осознанию собственной власти над мужчинами. Женщины, подобные ей, управляют поклонниками с помощью вздоха, игривого жеста, тайной улыбки, кокетливо-застенчивого взгляда. Черт бы побрал эту похоть!
Да, он хотел ее, но не собирался капитулировать перед собственным вожделением и, следовательно, относиться к ней иначе, чем к другим женщинам, которых знал: череда похожих лиц и жадных рук, изменчивых настроений, слез, неизбежных упреков, когда он уставал от постоянных просьб, требований, притязаний и прерывал связь. Лишь одна была не похожа на всех этих женщин, но она умерла. Как ни странно, хотя она и Кайла отличались друг от друга, как ночь и день, Кайла чем-то ее напоминала. Конечно, это полный абсурд, ибо сейчас с ним делила ложе всего лишь соблазнительная авантюристка. Сходство состояло лишь в том, что и ту и другую лишил девственности именно он.
Игнорируя присутствие Брета, словно его вообще не было в саду, Кайла потягивала лимонад из запотевшего бокала, сосредоточив все свое внимания на книге в кожаном переплете, лежащей у нее на коленях.
Сойдя с террасы, Брет направился к Кайле по еще влажной траве, оставляя за собой темные следы. На его сапогах поблескивали капли влаги.
— Что читаешь, фитюлька?
Не поднимая глаз, Кайла пробормотала:
— «Эмму» Джейн Остин. Приятная вещь, хотя много выдумок. Можно почти поверить в то, что любовь существует.
Несколько удивившись, Брет дотронулся пальцем до светлого завитка у ее щеки. Волосы Кайлы были собраны в пучок, однако несколько локонов выбивались из прически и живописно обрамляли лицо. Она подняла голову, и Брет заметил выражение беспокойства на ее лице. Не так-то просто оказалось скрывать свои эмоции, и он мог почувствовать ее напряженность, догадаться, что она ждет от него каких-то слов или действий. Что касается Брета, то его это вполне устраивало, потому что он не собирался быть предсказуемым и позволять ей манипулировать им так, как ей вздумается.
Его палец скользнул ниже и дотронулся до ее щеки, губ и подбородка, а голову он склонил так, что мог видеть ее великолепные тугие груди, прикрытые белым муслином платья Драбеллы. Его рука легла на затененную ложбинку между двух округлостей и стала ее поглаживать. Дыхание у Кайлы участилось, однако она не выразила протеста, как в прошлый раз, когда Брет коротко напомнил, что она принадлежит ему, что он за нее заплатил и будет владеть ею до тех пор, пока действует соглашение.
Были моменты, когда ему казалось, что Кайла вот-вот набросится на него, как это случилось у леди Сефтон. Однако она демонстрировала отменную выдержку, хотя Брет не сомневался, что это ей дается нелегко.
Он стал ласкать ее в саду, где их мог увидеть любой слуга. Его рука по-хозяйски блуждала по атласной груди. Щеки Кайлы стали пунцовыми, однако она сидела не шевелясь и не произнося ни слова. Это подстегнуло Брета, и он сдвинул муслиновый лиф и обнажил нежные полушария с розовыми сосками. Кайла задрожала, когда его пальцы стали дразнить бутон соска. Брет сжимал и поглаживал его до тех пор, пока Кайла не подняла глаза, в которых вспыхнул гнев.
— Может, мне стоит раздеться, раскинуться на траве и устроить представление для публики?
— Вот так штука! Любовница отчитывает того, кто платит ей за услуги, которые она согласилась ему оказывать. Ты смелее, чем я думал.
— А вы более бесстыжий и вульгарный, чем думала я.
Брет засмеялся:
— Ты думала обо мне иначе? Это потому, что плохо меня знала.
После короткой паузы Кайла бросила на него странный взгляд, затем сказала:
— Я вообще вас не знаю. Да и не хочу знать.
— Тебе лучше читать эти выдуманные истории, реальную действительность ты воспринимать не в состоянии.
— Реальную или грубую?
— И то и другое. Вот видишь? Я готов легко признать правду. Я не витаю в облаках.
Кайла встала, оттолкнув его руку. Книга упала на землю у ее ног.
— Никак не могу согласиться с этим, сэр, ибо вы мастер иллюзий.
— В самом деле? — Брет прислонился к тяжелому мраморному столику, расписанному затейливым орнаментом, и насмешливо улыбнулся. — Скажи, как это Может быть, фитюлька. Твое мнение заинтересовало меня.
— Вы иронизируете, но тем не менее это так. — Глаза ее на разрумянившемся лице из зеленоватых превратились в голубые. — Дом, сад, богатство, деньги — все это служит для того, чтобы скрывать вашу истинную сущность.
— И, разумеется, ты намерена сказать мне, что представляет собой эта сущность. Ты разочаровала меня. Я думал, что у тебя более богатое воображение.
Кайла повела плечом, демонстрируя равнодушие.
— У меня нет намерения говорить об этом, потому что я не знаю вашей подлинной натуры. Но я точно знаю, что в вас есть нечто, отличающее вас от других, — и не только то, что вы получили воспитание в Америке, а не в Англии. Я не могу решить, что делает вас столь непохожим на других и столь опасным.
— Опасным? — Брет уставился на Кайлу с нескрываемым удивлением. — Ты мне льстишь, фитюлька. Я и не подозревал, что меня считают опасным.
— Вы это прекрасно знаете. — Кайла теребила кружева, которыми был отделан лиф платья. — Об этом красноречиво говорят ваши глаза и то, как вы смотрите на меня или на любого, кто переходит вам дорогу. Я в этом теперь твердо убеждена, пусть вы и не признаете этого. Вы держитесь как аристократ, соблюдаете принятые нормы поведения, должным образом одеваетесь, в вас столько же высокомерия, сколько и в других представителях и представительницах высшего света Лондона. Но все это лишь маскарад, лишь попытка скрыть вашу истинную сущность. Да, вы действительно очень опасны, сэр.
— Я опасен лишь для кружев, которые мешают мне рассмотреть аппетитные сокровища, дорогая моя. Поскольку ты такая стыдливая, пойдем в дом, где мы оба сможем быть опасными.
Хотя Кайла не протестовала и не оказывала сопротивления, Брету пришлось приложить усилия, чтобы горячими ласками и продолжительными поцелуями сломить ее холодность и выпустить на волю страсть, которую, он знал, она держала под замком. Это уже становилось ритуалом: первоначальная холодность и вид мученицы, закрытые глаза и губы, хотя она лежала совершенно обнаженная в его объятиях. Затем молчаливое сопротивление сменялось тихими вздохами и всхлипами, и наконец она горячо отдавалась его ласкам и судорожно, неистово предавалась страсти.
Это была награда — ей за упорство и ему за нетерпимость к противодействию. Брет знал, что она будет принадлежать ему в любой момент, когда он этого захочет, поскольку он не просил у нее ничего, кроме ее тела, да она ничего больше и не давала. Кайла изменилась после их первой ночи — ее робкие попытки казаться самоуверенной переросли в твердую уверенность в себе, и это невольно восхищало Брета.
Он мог делать с ней все что хотел — но именно так он мог бы обращаться и с фарфоровой куклой. Это наполняло его решимостью добиваться от Кайлы искреннего отклика, и всякий раз, когда он брал ее, начиналась борьба характеров, которая в конечном итоге заканчивалась ее капитуляцией. Решимости и воли ей было не занимать, но ее чувственное тело оказалось более податливым.
И сейчас, разметавшись на белоснежных простынях, полыхая от жара и неровно дыша, Кайла наблюдала затуманенным взором из-под прикрытых ресниц, как он ласкал ее тело. Каждое прикосновение все сильнее возбуждало ее, и она все более жадно ловила ртом воздух. Брет целовал ее подрагивающие губы, и она наконец приоткрыла их, ответила на поцелуй и обвила руками его шею. Перебирая пальцами шелковистые пряди волос, он осыпал поцелуями ей щеки, шею, уши. Он не только целовал, но и покусывал, легонько дул на ее кожу — и Кайла застонала. Его рот опустился ниже, пробуя на вкус нежную округлость грудей, еще ниже — к упругому атласному животу. А затем стал целовать выпуклый холмик в рыжевато-золотистых завитках.
Ошеломленная сладостными ощущениями, Кайла вскрикнула и невольно приподняла бедра, однако в следующее мгновение обеими руками схватила его за волосы и потянула вверх. Брет приподнял голову и пробормотал:
— Проклятие! Что ты делаешь?
Щеки Кайлы залил стыдливый румянец, и она снова стала оттаскивать его голову от своих бедер.
— Хочу задать тебе тот же вопрос.
— Может, это преждевременно, но в один прекрасный день ты сама пожелаешь, чтобы я сделал тебе это. — Он переплел свои пальцы с пальцами Кайлы и поднял ее руки над головой, прижав к подушке. Брет лег на нее и увидел, как широко раскрылись ее глаза и как она нервно провела языком по пересохшим губам.
И лишь когда Брет быстро и решительно вошел в нее и ритмично задвигался, Кайла наконец сдалась. На каждый его толчок она отвечала энергичным поднятием бедер и негромкими вскриками, что распаляло его еще сильнее.
Когда все было кончено и Кайла, усталая и влажная, замерла под ним, Брет поднял голову и удовлетворенно посмотрел на нее. Потрогав завиток на ее щеке, он проговорил:
— Вот так бы давно, фитюлька. Я бы всегда пошел тебе навстречу. Ты стоишь тех денег, которые я тебе заплатил.
Кайла напряглась, лежащая на его плече ладонь сжалась в кулачок. Сдавленным шепотом она сказала:
— Несмотря на изрядную сумму, которую вы положили на мое имя, вы мною не владеете. Вы можете купить мое время, но мое тело и душа по-прежнему принадлежат мне.
— Ты ошибаешься, дорогая, я владею и этим. — Брет провел ладонью по набухшим соскам. — И этим. — Он положил руку на золотистый холмик между ее бедер. — Я заплатил за это, и это все мое.
— Разве? Думаю, что нет. — Кайла слегка пожала плечами. — Все это принадлежит мне. Просто вы пользуетесь этим до тех пор, пока не устанете от меня. Кстати, когда это случится? Скоро? Вы скоро отпустите меня?
Взглянув на Кайлу, Брет увидел насмешливые искорки в ее глазах и тихо чертыхнулся. Он слез с кровати, испытывая раздражение и разочарование, хотя она и не продемонстрировала такой же строптивости, как на вечере у леди Сефтон, когда оказалась с ним на веранде. Возможно, тогда он повел себя слишком дерзко, однако и ее возражения не произвели на него впечатления. Подобные отказы он слышал сотни раз, и заканчивалось все тем, что женщина оказывалась в его постели.
— Проклятие! Такие разговоры могут положить конец нашей связи, Кайла. Вряд ли наша сделка останется в силе больше недели.
— Вы аннулируете договор, сэр? — Несмотря на спокойный тон и легкую улыбку, голос ее слегка дрогнул. — И выбросите меня, не заплатив? Полагаю, это не очень справедливо.
Все эти хитрости были знакомы Брету, и он сурово сказал:
— Не жди, что получишь больше, чем заработаешь.
Кайла приподнялась на локтях, и золотистые волосы скользнули вниз, обрамляя ее лицо и ниспадая на обнаженные груди с тугими сосками.
— Если я чего-то жду и о чем-то мечтаю, то лишь об одном — не подпускать тебя к себе.
— Господи! Я ведь не волк и не бешеная собака, чтобы не подпускать меня.
— Это лишь дело времени.
Фраза была произнесена мгновенно, ледяным тоном, при этом Кайла вскинула вверх бровь, и Брет не удержался от язвительной реплики:
— В таком случае ты не будешь скучать по мне в течение нескольких следующих дней. Утром я еду в Лондон, чтобы способствовать успеху своих кузин, а также принять поздравления друзей в связи с приобретением новой любовницы. Не исключено, что наш публичный отъезд мог вызвать немалый интерес к тебе, дорогая. Если хочешь, я подумаю об интересных и выгодных предложениях для тебя. Тебя может пожелать пригласить к себе на ночь брат принца, а возможно, и сам принц. Для тебя это будет шаг наверх — в смысле положения, но отнюдь не денег, поскольку оба они отчаянные прожигатели жизни. Когда у нас с тобой все будет кончено, я буду рад передать тебя в другие руки, так что тебе следует определиться.
Лицо Кайлы побледнело настолько, что глаза стали похожи на два горящих самоцвета. Она не проронила ни слова, но если можно представить себе адское пламя, то именно такое пламя загорелось сейчас в ее глазах.
Брет наблюдал за Кайлой Ван Влит со все возрастающим чувством любопытства и удивления: неужто эта нахальная кошка полагает, что он будет долго терпеть ее надменность? Этому не бывать, хотя он и отметил с некоторым удивлением, что относился к ее капризам более терпимо, чем к капризам других женщин, — то ли он попал под воздействие ее обаяния, то ли потому, что она оказалась более невинной, нежели он думал.
Иллюзия милой невинности все еще жила в этой юной женщине, но на смену ей приходило понимание новой реальности. Должно быть, лишение девственности становилось для Кайлы прелюдией к осознанию собственной власти над мужчинами. Женщины, подобные ей, управляют поклонниками с помощью вздоха, игривого жеста, тайной улыбки, кокетливо-застенчивого взгляда. Черт бы побрал эту похоть!
Да, он хотел ее, но не собирался капитулировать перед собственным вожделением и, следовательно, относиться к ней иначе, чем к другим женщинам, которых знал: череда похожих лиц и жадных рук, изменчивых настроений, слез, неизбежных упреков, когда он уставал от постоянных просьб, требований, притязаний и прерывал связь. Лишь одна была не похожа на всех этих женщин, но она умерла. Как ни странно, хотя она и Кайла отличались друг от друга, как ночь и день, Кайла чем-то ее напоминала. Конечно, это полный абсурд, ибо сейчас с ним делила ложе всего лишь соблазнительная авантюристка. Сходство состояло лишь в том, что и ту и другую лишил девственности именно он.
Игнорируя присутствие Брета, словно его вообще не было в саду, Кайла потягивала лимонад из запотевшего бокала, сосредоточив все свое внимания на книге в кожаном переплете, лежащей у нее на коленях.
Сойдя с террасы, Брет направился к Кайле по еще влажной траве, оставляя за собой темные следы. На его сапогах поблескивали капли влаги.
— Что читаешь, фитюлька?
Не поднимая глаз, Кайла пробормотала:
— «Эмму» Джейн Остин. Приятная вещь, хотя много выдумок. Можно почти поверить в то, что любовь существует.
Несколько удивившись, Брет дотронулся пальцем до светлого завитка у ее щеки. Волосы Кайлы были собраны в пучок, однако несколько локонов выбивались из прически и живописно обрамляли лицо. Она подняла голову, и Брет заметил выражение беспокойства на ее лице. Не так-то просто оказалось скрывать свои эмоции, и он мог почувствовать ее напряженность, догадаться, что она ждет от него каких-то слов или действий. Что касается Брета, то его это вполне устраивало, потому что он не собирался быть предсказуемым и позволять ей манипулировать им так, как ей вздумается.
Его палец скользнул ниже и дотронулся до ее щеки, губ и подбородка, а голову он склонил так, что мог видеть ее великолепные тугие груди, прикрытые белым муслином платья Драбеллы. Его рука легла на затененную ложбинку между двух округлостей и стала ее поглаживать. Дыхание у Кайлы участилось, однако она не выразила протеста, как в прошлый раз, когда Брет коротко напомнил, что она принадлежит ему, что он за нее заплатил и будет владеть ею до тех пор, пока действует соглашение.
Были моменты, когда ему казалось, что Кайла вот-вот набросится на него, как это случилось у леди Сефтон. Однако она демонстрировала отменную выдержку, хотя Брет не сомневался, что это ей дается нелегко.
Он стал ласкать ее в саду, где их мог увидеть любой слуга. Его рука по-хозяйски блуждала по атласной груди. Щеки Кайлы стали пунцовыми, однако она сидела не шевелясь и не произнося ни слова. Это подстегнуло Брета, и он сдвинул муслиновый лиф и обнажил нежные полушария с розовыми сосками. Кайла задрожала, когда его пальцы стали дразнить бутон соска. Брет сжимал и поглаживал его до тех пор, пока Кайла не подняла глаза, в которых вспыхнул гнев.
— Может, мне стоит раздеться, раскинуться на траве и устроить представление для публики?
— Вот так штука! Любовница отчитывает того, кто платит ей за услуги, которые она согласилась ему оказывать. Ты смелее, чем я думал.
— А вы более бесстыжий и вульгарный, чем думала я.
Брет засмеялся:
— Ты думала обо мне иначе? Это потому, что плохо меня знала.
После короткой паузы Кайла бросила на него странный взгляд, затем сказала:
— Я вообще вас не знаю. Да и не хочу знать.
— Тебе лучше читать эти выдуманные истории, реальную действительность ты воспринимать не в состоянии.
— Реальную или грубую?
— И то и другое. Вот видишь? Я готов легко признать правду. Я не витаю в облаках.
Кайла встала, оттолкнув его руку. Книга упала на землю у ее ног.
— Никак не могу согласиться с этим, сэр, ибо вы мастер иллюзий.
— В самом деле? — Брет прислонился к тяжелому мраморному столику, расписанному затейливым орнаментом, и насмешливо улыбнулся. — Скажи, как это Может быть, фитюлька. Твое мнение заинтересовало меня.
— Вы иронизируете, но тем не менее это так. — Глаза ее на разрумянившемся лице из зеленоватых превратились в голубые. — Дом, сад, богатство, деньги — все это служит для того, чтобы скрывать вашу истинную сущность.
— И, разумеется, ты намерена сказать мне, что представляет собой эта сущность. Ты разочаровала меня. Я думал, что у тебя более богатое воображение.
Кайла повела плечом, демонстрируя равнодушие.
— У меня нет намерения говорить об этом, потому что я не знаю вашей подлинной натуры. Но я точно знаю, что в вас есть нечто, отличающее вас от других, — и не только то, что вы получили воспитание в Америке, а не в Англии. Я не могу решить, что делает вас столь непохожим на других и столь опасным.
— Опасным? — Брет уставился на Кайлу с нескрываемым удивлением. — Ты мне льстишь, фитюлька. Я и не подозревал, что меня считают опасным.
— Вы это прекрасно знаете. — Кайла теребила кружева, которыми был отделан лиф платья. — Об этом красноречиво говорят ваши глаза и то, как вы смотрите на меня или на любого, кто переходит вам дорогу. Я в этом теперь твердо убеждена, пусть вы и не признаете этого. Вы держитесь как аристократ, соблюдаете принятые нормы поведения, должным образом одеваетесь, в вас столько же высокомерия, сколько и в других представителях и представительницах высшего света Лондона. Но все это лишь маскарад, лишь попытка скрыть вашу истинную сущность. Да, вы действительно очень опасны, сэр.
— Я опасен лишь для кружев, которые мешают мне рассмотреть аппетитные сокровища, дорогая моя. Поскольку ты такая стыдливая, пойдем в дом, где мы оба сможем быть опасными.
Хотя Кайла не протестовала и не оказывала сопротивления, Брету пришлось приложить усилия, чтобы горячими ласками и продолжительными поцелуями сломить ее холодность и выпустить на волю страсть, которую, он знал, она держала под замком. Это уже становилось ритуалом: первоначальная холодность и вид мученицы, закрытые глаза и губы, хотя она лежала совершенно обнаженная в его объятиях. Затем молчаливое сопротивление сменялось тихими вздохами и всхлипами, и наконец она горячо отдавалась его ласкам и судорожно, неистово предавалась страсти.
Это была награда — ей за упорство и ему за нетерпимость к противодействию. Брет знал, что она будет принадлежать ему в любой момент, когда он этого захочет, поскольку он не просил у нее ничего, кроме ее тела, да она ничего больше и не давала. Кайла изменилась после их первой ночи — ее робкие попытки казаться самоуверенной переросли в твердую уверенность в себе, и это невольно восхищало Брета.
Он мог делать с ней все что хотел — но именно так он мог бы обращаться и с фарфоровой куклой. Это наполняло его решимостью добиваться от Кайлы искреннего отклика, и всякий раз, когда он брал ее, начиналась борьба характеров, которая в конечном итоге заканчивалась ее капитуляцией. Решимости и воли ей было не занимать, но ее чувственное тело оказалось более податливым.
И сейчас, разметавшись на белоснежных простынях, полыхая от жара и неровно дыша, Кайла наблюдала затуманенным взором из-под прикрытых ресниц, как он ласкал ее тело. Каждое прикосновение все сильнее возбуждало ее, и она все более жадно ловила ртом воздух. Брет целовал ее подрагивающие губы, и она наконец приоткрыла их, ответила на поцелуй и обвила руками его шею. Перебирая пальцами шелковистые пряди волос, он осыпал поцелуями ей щеки, шею, уши. Он не только целовал, но и покусывал, легонько дул на ее кожу — и Кайла застонала. Его рот опустился ниже, пробуя на вкус нежную округлость грудей, еще ниже — к упругому атласному животу. А затем стал целовать выпуклый холмик в рыжевато-золотистых завитках.
Ошеломленная сладостными ощущениями, Кайла вскрикнула и невольно приподняла бедра, однако в следующее мгновение обеими руками схватила его за волосы и потянула вверх. Брет приподнял голову и пробормотал:
— Проклятие! Что ты делаешь?
Щеки Кайлы залил стыдливый румянец, и она снова стала оттаскивать его голову от своих бедер.
— Хочу задать тебе тот же вопрос.
— Может, это преждевременно, но в один прекрасный день ты сама пожелаешь, чтобы я сделал тебе это. — Он переплел свои пальцы с пальцами Кайлы и поднял ее руки над головой, прижав к подушке. Брет лег на нее и увидел, как широко раскрылись ее глаза и как она нервно провела языком по пересохшим губам.
И лишь когда Брет быстро и решительно вошел в нее и ритмично задвигался, Кайла наконец сдалась. На каждый его толчок она отвечала энергичным поднятием бедер и негромкими вскриками, что распаляло его еще сильнее.
Когда все было кончено и Кайла, усталая и влажная, замерла под ним, Брет поднял голову и удовлетворенно посмотрел на нее. Потрогав завиток на ее щеке, он проговорил:
— Вот так бы давно, фитюлька. Я бы всегда пошел тебе навстречу. Ты стоишь тех денег, которые я тебе заплатил.
Кайла напряглась, лежащая на его плече ладонь сжалась в кулачок. Сдавленным шепотом она сказала:
— Несмотря на изрядную сумму, которую вы положили на мое имя, вы мною не владеете. Вы можете купить мое время, но мое тело и душа по-прежнему принадлежат мне.
— Ты ошибаешься, дорогая, я владею и этим. — Брет провел ладонью по набухшим соскам. — И этим. — Он положил руку на золотистый холмик между ее бедер. — Я заплатил за это, и это все мое.
— Разве? Думаю, что нет. — Кайла слегка пожала плечами. — Все это принадлежит мне. Просто вы пользуетесь этим до тех пор, пока не устанете от меня. Кстати, когда это случится? Скоро? Вы скоро отпустите меня?
Взглянув на Кайлу, Брет увидел насмешливые искорки в ее глазах и тихо чертыхнулся. Он слез с кровати, испытывая раздражение и разочарование, хотя она и не продемонстрировала такой же строптивости, как на вечере у леди Сефтон, когда оказалась с ним на веранде. Возможно, тогда он повел себя слишком дерзко, однако и ее возражения не произвели на него впечатления. Подобные отказы он слышал сотни раз, и заканчивалось все тем, что женщина оказывалась в его постели.
— Проклятие! Такие разговоры могут положить конец нашей связи, Кайла. Вряд ли наша сделка останется в силе больше недели.
— Вы аннулируете договор, сэр? — Несмотря на спокойный тон и легкую улыбку, голос ее слегка дрогнул. — И выбросите меня, не заплатив? Полагаю, это не очень справедливо.
Все эти хитрости были знакомы Брету, и он сурово сказал:
— Не жди, что получишь больше, чем заработаешь.
Кайла приподнялась на локтях, и золотистые волосы скользнули вниз, обрамляя ее лицо и ниспадая на обнаженные груди с тугими сосками.
— Если я чего-то жду и о чем-то мечтаю, то лишь об одном — не подпускать тебя к себе.
— Господи! Я ведь не волк и не бешеная собака, чтобы не подпускать меня.
— Это лишь дело времени.
Фраза была произнесена мгновенно, ледяным тоном, при этом Кайла вскинула вверх бровь, и Брет не удержался от язвительной реплики:
— В таком случае ты не будешь скучать по мне в течение нескольких следующих дней. Утром я еду в Лондон, чтобы способствовать успеху своих кузин, а также принять поздравления друзей в связи с приобретением новой любовницы. Не исключено, что наш публичный отъезд мог вызвать немалый интерес к тебе, дорогая. Если хочешь, я подумаю об интересных и выгодных предложениях для тебя. Тебя может пожелать пригласить к себе на ночь брат принца, а возможно, и сам принц. Для тебя это будет шаг наверх — в смысле положения, но отнюдь не денег, поскольку оба они отчаянные прожигатели жизни. Когда у нас с тобой все будет кончено, я буду рад передать тебя в другие руки, так что тебе следует определиться.
Лицо Кайлы побледнело настолько, что глаза стали похожи на два горящих самоцвета. Она не проронила ни слова, но если можно представить себе адское пламя, то именно такое пламя загорелось сейчас в ее глазах.
Глава 11
Нельзя сказать, чтобы Кайле стало спокойнее от того, что Брет не делил с ней ложе и не зашел повидаться до своего отъезда из Риджвуда. Она поняла, что он уехал, не навестив ее, лишь тогда, когда мимо окна проехала его карета. Она проснулась от стука колес, скрипа упряжки и щелканья кнута. Молодая женщина вскочила с кровати, подлетела к окну и успела увидеть черный экипаж, готовый скрыться за высокой изгородью.
Сквозь кружевные занавески, почти закрытые тяжелыми бархатными шторами, струился тусклый свет, и Кайлой вдруг овладело чувство одиночества. Ей стало грустно и беспокойно. Вроде бы не было причин для грусти — Брет уехал, она может делать что вздумается, не будет страдать от прикосновений его рук, слышать по утрам над ухом его противный голос и просыпаться спозаранку от его ласк, которым она постоянно пыталась противиться, хотя ее сопротивление длилось очень недолго.
Кайла опустила тяжелые шторы, и комната снова погрузилась во мрак. Брет предельно ясно обрисовал ее положение. Она была его содержанкой, не более того, и если затем станет оказывать подобные услуги кому-то другому, это его мало обеспокоит.
Прошлепав босыми ногами по роскошному толстому ковру, Кайла снова забралась на кровать и, устроившись на пуховой перине и высоких подушках, уставилась в полог. В воздухе ощущался запах свечей, потухшего камина и еле уловимый аромат бренди. В спальне не топят углем, напомнил Брет новой экономке миссис Линч, он предпочитает запах дерева, а не угля, извлекаемого из недр земли.
Миссис Линч была женщиной средних лет, с мрачноватым выражением лица, но все же это было лучше, чем иметь дело с мужчиной, который так напугал Кайлу в первый день и которого она с того времени не видела. Годфри. Необычное имя для язычника и дикаря, но Брет лишь засмеялся, когда Кайла сказала об этом, и добавил, что она может обсудить этот вопрос с самим Годфри, если он ее интересует.
— И не слишком груби, — поддразнил он, приподняв волосы Кайлы над головой и рассматривая их при свете лампы, — иначе у Годфри может возникнуть желание прицепить этот красивый скальп к поясу, если ты поведешь себя с ним невежливо.
Она вырвала волосы из его руки и не без яда заметила, что, по всей видимости, Бреттоже занимался этим варварским делом. Брет остудил ее ответом:
— Конечно. А ты ожидала чего-то другого? Очень странно, поскольку англичане это тоже практиковали до американской революции и платили изрядные суммы за скальпы криков и семинолов[11], причем не только мужчин, но даже женщин и детей. Так что скальпирование не новость, и занимались этим не только туземцы.
— А Годфри — американский туземец?
— Он из племени, живущего в западной части Северной Америки. Некоторые называют их команчи. — Брет сделал непонятный жест рукой и усмехнулся. — Или люди Змеи. Предоставляю тебе самой решить, почему они носят такое имя.
Кайла содрогнулась и закрыла глаза, подумав, что Брет и сам здорово смахивает на дикаря. На варвара. Жестокого. Нецивилизованного.
Но если бы Кайла вспомнила другие резкие высказывания Брета, например, о том, что Французская революция вряд ли носила цивилизованный характер, равно как и многие события в Древнем Риме и даже в Англии, она бы вынуждена была признать, что жестокость и насилие не знают границ. Разве не помнит она примеров жестокости в Индии, хотя все совершалось во имя мира? Британская колонизация наносила немалый вред как одной, так и другой стороне, опустошительные набеги совершали и те и другие.
Да, она помнила смутные времена, когда Ричард Уэллесли, брат Артура Уэллесли, использовал британскую армию, чтобы сокрушить враждебно настроенных правителей Индии, пустив в ход дипломатические способности для привлечения на сторону Англии дружественных правителей. Она была еще совсем юной, однако помнит о возникшей опасности, о том, как испугалась мать, хотя папа Пьер успокаивал ее, говоря, что их, как голландцев, не тронет ни одна из сторон. Пусть это и не вполне соответствовало действительности, но ее, ребенка, это тогда успокоило.
Тем не менее Кайла считала необходимым указать Брету, что несправедливо сравнивать французский террор времен революции с нравами американских туземцев, которые жили в хижинах из шкур и беспрестанно воевали против цивилизованных захватчиков. Это лишь еще больше разозлило его, и тогда она использовала свое единственное верное оружие — молчание.
Этот метод был наиболее эффективен в отношениях с Бретом, но Кайла пользовалась им осторожно, чтобы оружие сохраняло свою силу. Впоследствии ей понадобится и кое-что посерьезнее, чтобы противостоять надвигающейся буре.
До последнего времени Кайла чувствовала себя здесь в безопасности и не слышала каких-либо неодобрительных слов в свой адрес. Возможно, первая экономка ее осудила, но с того времени никто даже косого взгляда не бросил в ее сторону.
Однако сейчас Брет, стоявший между ней и прислугой, уехал, и она должна самостоятельно общаться с представителями класса, который, как ей было известно, безжалостен к тем, кто не удержался на соответствующей их положению ступени иерархической лестницы.
Лежа на кровати, на которой до этого спала с Бретом, Кайла дождалась момента, когда за дверью послышалось позвякивание посуды на подносе. Укрывшись одеялом, Кайла дала разрешение войти, и на пороге появилась юная Сюзан. В одной руке она держала поднос, второй пыталась закрыть дверь.
— Доброе утро, мисс. — Миловидная чернявая девушка произнесла приветствие доброжелательно, без малейшего намека на какое-либо неуважение, сопроводив слова открытой улыбкой. Сюзан поставила поднос на стол и принялась расставлять фарфоровые чашки и раскладывать льняные салфетки. — Вы предпочитаете кофе, мисс?
— Да, пожалуйста. — Кайла встала с кровати и взяла хлопчатобумажный халат, который был настолько велик, что ей пришлось дважды обернуть пояс вокруг талии. Халат этот, по словам Брета, был извлечен из гардероба в другом крыле здания. Кайла тогда не стала продолжать разговор об одежде, но сейчас, уловив любопытный и удивленный взгляд прислуги, сказала, указывая на необъятной ширины рукав: — Должно быть, здесь поместятся две мои руки.
Сюзан улыбнулась и сделала книксен.
— Да, мисс, похоже, что так. — Чуть поколебавшись, она добавила: — Простите мою дерзость, мисс, но моя тетя хорошо управляется с иголкой и ниткой. Позвольте мне отнести ей халат. Она сумеет перешить его.
— Отлично, Сюзан, спасибо тебе. Я буду счастлива заплатить твоей тете, если она перешьет для меня и кое-что еще. Мою одежду пока не привезли, и мне придется обходиться тем, что здесь имеется.
— Да, мисс. Леди Арабелла гораздо крупнее вас, поэтому неудивительно, что ее одежда вам не подходит.
— Леди Арабелла — это дочь покойного герцога?
— Да, мисс. — Сюзан смутилась и, похоже, испугалась, что ее станут отчитывать. — Она очень славная и симпатичная, только гораздо выше вас ростом.
Речь шла о единокровной сестре Кайлы. Приняв чашку с кофе из слегка задрожавшей руки горничной, Кайла, глядя Сюзан в глаза, сказала:
— Стало быть, ты знаешь леди Арабеллу. Расскажи мне о ней. Говоришь, она приятная?
Несколько удивившись, Сюзан кивнула:
— Да, мисс. Очень приятная. Совсем не такая грубая, как бывают другие. Только не подумайте, что я на кого-то обижаюсь. Мне говорят, что я слишком много болтаю и медленно выполняю свою работу. Что из того? Ведь так оно и есть, хотя я стараюсь не… — Сюзан сделала глубокий вдох, щеки ее вспыхнули. — Ой, меня опять понесло, мисс. Простите меня, пожалуйста.
— Ничего. — Кайла села на маленький стул у стола и рассеянно взяла мягкую белую булочку. На подносе стояли блюдце со сметаной и небольшая тарелка с фруктами. Легкий завтрак в ее вкусе, без всяких копченых лососей, почек и яиц, как любила тетя Селеста. «Английский завтрак, — подумала, чуть улыбнувшись, Кайла, — вкусный и вполне уместный, когда человек еще толком не оделся». Разумеется, Селеста завтракала в одиночестве и всегда забирала еду в свою комнату. Она осуждала Кайлу за то, что та предпочитает кофе, ибо это не принято в цивилизованном обществе.
Кайла густо намазала булочку сметаной и снова взглянула на Сюзан, размышляя, как бы побольше узнать о единокровной сестре и в то же время не показаться слишком любопытной или странной. Даже для самой Кайлы было загадкой, почему ей так хочется побольше узнать об Арабелле и обо всей семье, ведь самой Кайлой никто здесь не интересовался. Тем не менее ее мучило любопытство.
Молодая женщина жевала булочку и вела неторопливый разговор с Сюзан. Мало-помалу она узнавала некоторые подробности об Арабелле, Анне, Алисе и Анастасии. Имена каждой из сестер начинались на букву А, они не очень разнились по возрасту и когда-то частенько наезжали в Риджвуд.
— Но это было еще до смерти их отца и до того, как нынешний герцог унаследовал титул, — доверительно сообщила Сюзан. — Тут одно время ходили слухи, что Риджвуд продадут и нам придется искать работу в другом месте. Я думаю, что герцог умер как раз вовремя. Ой, только вы не подумайте, что я непочтительно говорю, мисс!
— Я тебя понимаю, Сюзан, все в порядке. Риджвуду повезло, что нынешний герцог смог спасти его от кредиторов.
Сюзан закивала. По всему Лондону говорили, что смерть спасла старого герцога от банкротства. Очевидно, ее отец был неспособен ни вести свои дела, ни наладить личную жизнь. Вздохнув, Кайла бесстрастным тоном спросила:
— А ты видела покойного герцога, Сюзан?
— О да, мисс, несколько раз.
— И как он тебе показался?
Переминаясь с ноги на ногу, Сюзан уставилась в пол, она напоминала попавшую в западню мышь.
— Он был… он был… довольно приятный джентльмен, мисс… Но такой тихий, что… что иногда казалось, будто его здесь вообще нет. — Сюзан подняла взгляд, слегка нахмурилась, карие глаза ее стали вдруг серьезными. — Я не хочу показаться неуважительной, но как-то слышала… Кто-то сказал, что от него осталась лишь оболочка. Я не знаю, что имелось в виду… мне не объяснили, а я не решилась спросить.
Кайла ничего не сказала. Она сидела, глядя в пустую чашку и думая о человеке, который был ее отцом. Сюзан истолковала ее молчание по-своему и решила, что Кайла неодобрительно отнеслась к ее словам. Она стала испуганно объяснять, что не имела в виду ничего плохого и что просит у мисс прощения.
Встрепенувшись, Кайла удивленно подняла глаза и улыбнулась:
— Ты ничем меня не обидела, Сюзан. Просто я много слышала о покойном герцоге, но мне не довелось с ним встретиться. Это лишь проявление любопытства с моей стороны.
— Хотите увидеть его портрет, мисс? Он висит в восточном крыле, в комнате, что находится за спальней, где останавливалась герцогиня — вдовствующая герцогиня, когда сюда приезжала. Это было еще до того, как нынешний герцог приехал из Америки. А потом она перестала приезжать в Риджвуд.
— Говоришь, здесь есть его портрет? — Пальцы Кайлы слегка дрожали, когда она ставила чашку на поднос. Она поднялась и затянула пояс настолько туго, что стало трудно дышать. — Да, Сюзан, мне очень хотелось бы взглянуть на его портрет.
Счастливая от того, что может услужить, Сюзан повела Кайлу по длинным, устланным коврами коридорам, мимо просторных, обставленных массивной мебелью комнат, окна которых были задрапированы тяжелыми бархатными шторами, мимо портретов людей в старинных одеждах, взирающих на нее со стен. Эти люди были ее предками? Найдет ли она что-то общее между ними и собой? Ведь она им родня, как и Брет, хотя его родство более отдаленное. Как странно, что он, дальний родственник, унаследовал всю недвижимость. А она, хотя всем этим владел ее отец, не получила ничего. Даже зеркальца или фарфоровой чашки.
Сквозь кружевные занавески, почти закрытые тяжелыми бархатными шторами, струился тусклый свет, и Кайлой вдруг овладело чувство одиночества. Ей стало грустно и беспокойно. Вроде бы не было причин для грусти — Брет уехал, она может делать что вздумается, не будет страдать от прикосновений его рук, слышать по утрам над ухом его противный голос и просыпаться спозаранку от его ласк, которым она постоянно пыталась противиться, хотя ее сопротивление длилось очень недолго.
Кайла опустила тяжелые шторы, и комната снова погрузилась во мрак. Брет предельно ясно обрисовал ее положение. Она была его содержанкой, не более того, и если затем станет оказывать подобные услуги кому-то другому, это его мало обеспокоит.
Прошлепав босыми ногами по роскошному толстому ковру, Кайла снова забралась на кровать и, устроившись на пуховой перине и высоких подушках, уставилась в полог. В воздухе ощущался запах свечей, потухшего камина и еле уловимый аромат бренди. В спальне не топят углем, напомнил Брет новой экономке миссис Линч, он предпочитает запах дерева, а не угля, извлекаемого из недр земли.
Миссис Линч была женщиной средних лет, с мрачноватым выражением лица, но все же это было лучше, чем иметь дело с мужчиной, который так напугал Кайлу в первый день и которого она с того времени не видела. Годфри. Необычное имя для язычника и дикаря, но Брет лишь засмеялся, когда Кайла сказала об этом, и добавил, что она может обсудить этот вопрос с самим Годфри, если он ее интересует.
— И не слишком груби, — поддразнил он, приподняв волосы Кайлы над головой и рассматривая их при свете лампы, — иначе у Годфри может возникнуть желание прицепить этот красивый скальп к поясу, если ты поведешь себя с ним невежливо.
Она вырвала волосы из его руки и не без яда заметила, что, по всей видимости, Бреттоже занимался этим варварским делом. Брет остудил ее ответом:
— Конечно. А ты ожидала чего-то другого? Очень странно, поскольку англичане это тоже практиковали до американской революции и платили изрядные суммы за скальпы криков и семинолов[11], причем не только мужчин, но даже женщин и детей. Так что скальпирование не новость, и занимались этим не только туземцы.
— А Годфри — американский туземец?
— Он из племени, живущего в западной части Северной Америки. Некоторые называют их команчи. — Брет сделал непонятный жест рукой и усмехнулся. — Или люди Змеи. Предоставляю тебе самой решить, почему они носят такое имя.
Кайла содрогнулась и закрыла глаза, подумав, что Брет и сам здорово смахивает на дикаря. На варвара. Жестокого. Нецивилизованного.
Но если бы Кайла вспомнила другие резкие высказывания Брета, например, о том, что Французская революция вряд ли носила цивилизованный характер, равно как и многие события в Древнем Риме и даже в Англии, она бы вынуждена была признать, что жестокость и насилие не знают границ. Разве не помнит она примеров жестокости в Индии, хотя все совершалось во имя мира? Британская колонизация наносила немалый вред как одной, так и другой стороне, опустошительные набеги совершали и те и другие.
Да, она помнила смутные времена, когда Ричард Уэллесли, брат Артура Уэллесли, использовал британскую армию, чтобы сокрушить враждебно настроенных правителей Индии, пустив в ход дипломатические способности для привлечения на сторону Англии дружественных правителей. Она была еще совсем юной, однако помнит о возникшей опасности, о том, как испугалась мать, хотя папа Пьер успокаивал ее, говоря, что их, как голландцев, не тронет ни одна из сторон. Пусть это и не вполне соответствовало действительности, но ее, ребенка, это тогда успокоило.
Тем не менее Кайла считала необходимым указать Брету, что несправедливо сравнивать французский террор времен революции с нравами американских туземцев, которые жили в хижинах из шкур и беспрестанно воевали против цивилизованных захватчиков. Это лишь еще больше разозлило его, и тогда она использовала свое единственное верное оружие — молчание.
Этот метод был наиболее эффективен в отношениях с Бретом, но Кайла пользовалась им осторожно, чтобы оружие сохраняло свою силу. Впоследствии ей понадобится и кое-что посерьезнее, чтобы противостоять надвигающейся буре.
До последнего времени Кайла чувствовала себя здесь в безопасности и не слышала каких-либо неодобрительных слов в свой адрес. Возможно, первая экономка ее осудила, но с того времени никто даже косого взгляда не бросил в ее сторону.
Однако сейчас Брет, стоявший между ней и прислугой, уехал, и она должна самостоятельно общаться с представителями класса, который, как ей было известно, безжалостен к тем, кто не удержался на соответствующей их положению ступени иерархической лестницы.
Лежа на кровати, на которой до этого спала с Бретом, Кайла дождалась момента, когда за дверью послышалось позвякивание посуды на подносе. Укрывшись одеялом, Кайла дала разрешение войти, и на пороге появилась юная Сюзан. В одной руке она держала поднос, второй пыталась закрыть дверь.
— Доброе утро, мисс. — Миловидная чернявая девушка произнесла приветствие доброжелательно, без малейшего намека на какое-либо неуважение, сопроводив слова открытой улыбкой. Сюзан поставила поднос на стол и принялась расставлять фарфоровые чашки и раскладывать льняные салфетки. — Вы предпочитаете кофе, мисс?
— Да, пожалуйста. — Кайла встала с кровати и взяла хлопчатобумажный халат, который был настолько велик, что ей пришлось дважды обернуть пояс вокруг талии. Халат этот, по словам Брета, был извлечен из гардероба в другом крыле здания. Кайла тогда не стала продолжать разговор об одежде, но сейчас, уловив любопытный и удивленный взгляд прислуги, сказала, указывая на необъятной ширины рукав: — Должно быть, здесь поместятся две мои руки.
Сюзан улыбнулась и сделала книксен.
— Да, мисс, похоже, что так. — Чуть поколебавшись, она добавила: — Простите мою дерзость, мисс, но моя тетя хорошо управляется с иголкой и ниткой. Позвольте мне отнести ей халат. Она сумеет перешить его.
— Отлично, Сюзан, спасибо тебе. Я буду счастлива заплатить твоей тете, если она перешьет для меня и кое-что еще. Мою одежду пока не привезли, и мне придется обходиться тем, что здесь имеется.
— Да, мисс. Леди Арабелла гораздо крупнее вас, поэтому неудивительно, что ее одежда вам не подходит.
— Леди Арабелла — это дочь покойного герцога?
— Да, мисс. — Сюзан смутилась и, похоже, испугалась, что ее станут отчитывать. — Она очень славная и симпатичная, только гораздо выше вас ростом.
Речь шла о единокровной сестре Кайлы. Приняв чашку с кофе из слегка задрожавшей руки горничной, Кайла, глядя Сюзан в глаза, сказала:
— Стало быть, ты знаешь леди Арабеллу. Расскажи мне о ней. Говоришь, она приятная?
Несколько удивившись, Сюзан кивнула:
— Да, мисс. Очень приятная. Совсем не такая грубая, как бывают другие. Только не подумайте, что я на кого-то обижаюсь. Мне говорят, что я слишком много болтаю и медленно выполняю свою работу. Что из того? Ведь так оно и есть, хотя я стараюсь не… — Сюзан сделала глубокий вдох, щеки ее вспыхнули. — Ой, меня опять понесло, мисс. Простите меня, пожалуйста.
— Ничего. — Кайла села на маленький стул у стола и рассеянно взяла мягкую белую булочку. На подносе стояли блюдце со сметаной и небольшая тарелка с фруктами. Легкий завтрак в ее вкусе, без всяких копченых лососей, почек и яиц, как любила тетя Селеста. «Английский завтрак, — подумала, чуть улыбнувшись, Кайла, — вкусный и вполне уместный, когда человек еще толком не оделся». Разумеется, Селеста завтракала в одиночестве и всегда забирала еду в свою комнату. Она осуждала Кайлу за то, что та предпочитает кофе, ибо это не принято в цивилизованном обществе.
Кайла густо намазала булочку сметаной и снова взглянула на Сюзан, размышляя, как бы побольше узнать о единокровной сестре и в то же время не показаться слишком любопытной или странной. Даже для самой Кайлы было загадкой, почему ей так хочется побольше узнать об Арабелле и обо всей семье, ведь самой Кайлой никто здесь не интересовался. Тем не менее ее мучило любопытство.
Молодая женщина жевала булочку и вела неторопливый разговор с Сюзан. Мало-помалу она узнавала некоторые подробности об Арабелле, Анне, Алисе и Анастасии. Имена каждой из сестер начинались на букву А, они не очень разнились по возрасту и когда-то частенько наезжали в Риджвуд.
— Но это было еще до смерти их отца и до того, как нынешний герцог унаследовал титул, — доверительно сообщила Сюзан. — Тут одно время ходили слухи, что Риджвуд продадут и нам придется искать работу в другом месте. Я думаю, что герцог умер как раз вовремя. Ой, только вы не подумайте, что я непочтительно говорю, мисс!
— Я тебя понимаю, Сюзан, все в порядке. Риджвуду повезло, что нынешний герцог смог спасти его от кредиторов.
Сюзан закивала. По всему Лондону говорили, что смерть спасла старого герцога от банкротства. Очевидно, ее отец был неспособен ни вести свои дела, ни наладить личную жизнь. Вздохнув, Кайла бесстрастным тоном спросила:
— А ты видела покойного герцога, Сюзан?
— О да, мисс, несколько раз.
— И как он тебе показался?
Переминаясь с ноги на ногу, Сюзан уставилась в пол, она напоминала попавшую в западню мышь.
— Он был… он был… довольно приятный джентльмен, мисс… Но такой тихий, что… что иногда казалось, будто его здесь вообще нет. — Сюзан подняла взгляд, слегка нахмурилась, карие глаза ее стали вдруг серьезными. — Я не хочу показаться неуважительной, но как-то слышала… Кто-то сказал, что от него осталась лишь оболочка. Я не знаю, что имелось в виду… мне не объяснили, а я не решилась спросить.
Кайла ничего не сказала. Она сидела, глядя в пустую чашку и думая о человеке, который был ее отцом. Сюзан истолковала ее молчание по-своему и решила, что Кайла неодобрительно отнеслась к ее словам. Она стала испуганно объяснять, что не имела в виду ничего плохого и что просит у мисс прощения.
Встрепенувшись, Кайла удивленно подняла глаза и улыбнулась:
— Ты ничем меня не обидела, Сюзан. Просто я много слышала о покойном герцоге, но мне не довелось с ним встретиться. Это лишь проявление любопытства с моей стороны.
— Хотите увидеть его портрет, мисс? Он висит в восточном крыле, в комнате, что находится за спальней, где останавливалась герцогиня — вдовствующая герцогиня, когда сюда приезжала. Это было еще до того, как нынешний герцог приехал из Америки. А потом она перестала приезжать в Риджвуд.
— Говоришь, здесь есть его портрет? — Пальцы Кайлы слегка дрожали, когда она ставила чашку на поднос. Она поднялась и затянула пояс настолько туго, что стало трудно дышать. — Да, Сюзан, мне очень хотелось бы взглянуть на его портрет.
Счастливая от того, что может услужить, Сюзан повела Кайлу по длинным, устланным коврами коридорам, мимо просторных, обставленных массивной мебелью комнат, окна которых были задрапированы тяжелыми бархатными шторами, мимо портретов людей в старинных одеждах, взирающих на нее со стен. Эти люди были ее предками? Найдет ли она что-то общее между ними и собой? Ведь она им родня, как и Брет, хотя его родство более отдаленное. Как странно, что он, дальний родственник, унаследовал всю недвижимость. А она, хотя всем этим владел ее отец, не получила ничего. Даже зеркальца или фарфоровой чашки.