Страница:
Колеблющийся призрачный свет из окна освещал карету, и Кайле вдруг показалось, что ей снится кошмарный сон, который она видела уже не раз. Демоны ее детства вернулись, воплотившись в реальность: вот он, Люцифер под личиной красивого, но порочного и безжалостного мужчины в дорогом наряде, с адским блеском в глазах. Кайлу вдруг стала бить дрожь.
Неужели все это происходит наяву? Кайла испытывала какую-то напряженность, она чувствовала, что сейчас что-то должно произойти. Но разве могла она знать, что именно? Никогда до этого ей не приходилось иметь дело с мужчиной. За всю жизнь она помнит лишь несколько беглых поцелуев, которые были у нее украдены. Правда, очень давно к маме приезжала одна французская пара с сыном — ровесником Кайлы. Подстрекаемая любопытством, Кайла позволила мальчику спустить с себя панталоны, и они оба стали рассматривать друг у друга то, что отличает мальчика от девочки. Кроме разглядывания, были еще робкие взаимные ласки. Но тогда им обоим было всего по восемь лет. Как давно это было! Тогда все в жизни казалось интересным и новым.
Ее вернуло к действительности резкое прикосновение к подбородку. Уолвертон приподнял его так, чтобы она не могла вырваться. Впрочем, это было излишне, ибо силы внезапно оставили ее. Боковина сиденья вдавилась ей в позвоночник. Оказавшись в положении пойманного кролика, Кайла не могла сопротивляться, когда его рот, горячий и властный, завладел ее губами, а его язык погрузился внутрь, вызвав трепет во всем ее теле.
Это был не сон. Это была реальность. Должно быть, она сходила с ума. Иначе чем объяснить странный жар во всем теле, переходящий в пламя, которое все жарче разгоралось внутри? Нет! Она должна оттолкнуть его, потребовать, чтобы он остановился и отпустил ее! Однако Кайла была не в силах справиться с непонятным трепетом, который охватывал ее, когда Уолвертон целовал ее или дотрагивался до нее. Ее бросило в дрожь, когда он стал ласкать обнажившуюся грудь и слегка сжимать сосок. Кайла еле слышно застонала.
Свет фонаря упал на густые черные волосы Уолвертона. Он поднял голову и встретился с ее взглядом. Кайла дышала часто и прерывисто. В лице Уолвертона явственно читалось желание, и в это мгновение он и в самом деле был похож на дикаря, как она назвала его, — хищный, горящий, дерзкий взгляд.
Затем Уолвертон опустил голову, и его язык начал чертить круги возле чувствительного соска, который он затем взял в рот и стал покусывать, приведя Кайлу в неописуемое возбуждение. Руки ее теперь были свободны, они взмыли вверх, легли на густые черные волосы, коснулись шеи герцога, ее пальцы ощупали царапины на его щеке. Она положила ладони ему на плечи, желание сопротивляться и протестовать совершенно пропало, точнее — перешло в желание отдаться его ласкам.
Монотонный скрип колес, стук копыт и ритмичное покачивание кареты убаюкивали и создавали впечатление, что они одни в целом мире.
Закрыв глаза, Кайла думала о том, что она тонет в море горячих и незнакомых ей чувств и ощущений, порождаемых поцелуями и дерзкими ласками Уолвертона. Совершенно неожиданно для нее он сел, усадил ее рядом с собой, поправил лиф ее платья и одернул юбки. Отпустив Кайлу, он откинулся назад. Чувствовалось, что он возбужден. Необычно густым хриплым голосом Уолвертон сказал:
— Не стоит устраивать представление перед слугами. Я могу немного потерпеть.
Кайла дрожала. Поскрипывая и покачиваясь, карета выехала за пределы Лондона. Горели только небольшие фонари, установленные на крыше экипажа, внутри же было почти совсем темно. Ритмично стучали копыта. Карета продолжала двигаться в ночи, а Кайла думала о том, как страстно ее целовал Уолвертон. Она даже не подозревала, что мужчины могут так целовать, что при этом язык бывает таким настойчивым. А главное — она даже не могла предположить, что ее капитуляция будет столь быстрой и безоговорочной.
Глава 8
Неужели все это происходит наяву? Кайла испытывала какую-то напряженность, она чувствовала, что сейчас что-то должно произойти. Но разве могла она знать, что именно? Никогда до этого ей не приходилось иметь дело с мужчиной. За всю жизнь она помнит лишь несколько беглых поцелуев, которые были у нее украдены. Правда, очень давно к маме приезжала одна французская пара с сыном — ровесником Кайлы. Подстрекаемая любопытством, Кайла позволила мальчику спустить с себя панталоны, и они оба стали рассматривать друг у друга то, что отличает мальчика от девочки. Кроме разглядывания, были еще робкие взаимные ласки. Но тогда им обоим было всего по восемь лет. Как давно это было! Тогда все в жизни казалось интересным и новым.
Ее вернуло к действительности резкое прикосновение к подбородку. Уолвертон приподнял его так, чтобы она не могла вырваться. Впрочем, это было излишне, ибо силы внезапно оставили ее. Боковина сиденья вдавилась ей в позвоночник. Оказавшись в положении пойманного кролика, Кайла не могла сопротивляться, когда его рот, горячий и властный, завладел ее губами, а его язык погрузился внутрь, вызвав трепет во всем ее теле.
Это был не сон. Это была реальность. Должно быть, она сходила с ума. Иначе чем объяснить странный жар во всем теле, переходящий в пламя, которое все жарче разгоралось внутри? Нет! Она должна оттолкнуть его, потребовать, чтобы он остановился и отпустил ее! Однако Кайла была не в силах справиться с непонятным трепетом, который охватывал ее, когда Уолвертон целовал ее или дотрагивался до нее. Ее бросило в дрожь, когда он стал ласкать обнажившуюся грудь и слегка сжимать сосок. Кайла еле слышно застонала.
Свет фонаря упал на густые черные волосы Уолвертона. Он поднял голову и встретился с ее взглядом. Кайла дышала часто и прерывисто. В лице Уолвертона явственно читалось желание, и в это мгновение он и в самом деле был похож на дикаря, как она назвала его, — хищный, горящий, дерзкий взгляд.
Затем Уолвертон опустил голову, и его язык начал чертить круги возле чувствительного соска, который он затем взял в рот и стал покусывать, приведя Кайлу в неописуемое возбуждение. Руки ее теперь были свободны, они взмыли вверх, легли на густые черные волосы, коснулись шеи герцога, ее пальцы ощупали царапины на его щеке. Она положила ладони ему на плечи, желание сопротивляться и протестовать совершенно пропало, точнее — перешло в желание отдаться его ласкам.
Монотонный скрип колес, стук копыт и ритмичное покачивание кареты убаюкивали и создавали впечатление, что они одни в целом мире.
Закрыв глаза, Кайла думала о том, что она тонет в море горячих и незнакомых ей чувств и ощущений, порождаемых поцелуями и дерзкими ласками Уолвертона. Совершенно неожиданно для нее он сел, усадил ее рядом с собой, поправил лиф ее платья и одернул юбки. Отпустив Кайлу, он откинулся назад. Чувствовалось, что он возбужден. Необычно густым хриплым голосом Уолвертон сказал:
— Не стоит устраивать представление перед слугами. Я могу немного потерпеть.
Кайла дрожала. Поскрипывая и покачиваясь, карета выехала за пределы Лондона. Горели только небольшие фонари, установленные на крыше экипажа, внутри же было почти совсем темно. Ритмично стучали копыта. Карета продолжала двигаться в ночи, а Кайла думала о том, как страстно ее целовал Уолвертон. Она даже не подозревала, что мужчины могут так целовать, что при этом язык бывает таким настойчивым. А главное — она даже не могла предположить, что ее капитуляция будет столь быстрой и безоговорочной.
Глава 8
Проклятие! Ушел сам и увел ее на виду у самых отъявленных сплетников во всем Лондоне!
Так размышлял потрясенный случившимся Кенуорт. Лорд Элвенли откровенно ликовал, смахивая несуществующие пылинки с рукава костюма, и поглядывал при этом на Бэрри. Поднеся к лицу лорнет, Элвенли медленно обвел взглядом зал, затем повернулся к Бэрри и неодобрительно-лениво пожал плечами:
— Весьма красноречивая сцена, Кенуорт. Уолвертон вел себя как настоящий повеса. Обратите внимание, леди не высказала ни слова протеста, когда он поднимал ее в карету. Осмелюсь заметить, тугой кошелек герцога взял верх над опасением испортить свою репутацию. Поразительно, как легко женщины продают себя.
— Возможно, леди внезапно заболела, Элвенли. И вы могли ошибиться…
— Ошибки быть не может. Нортуик тоже был там и все видел. Учтите, что я некоторое время наблюдал за ней, ибо, конечно же, она первоклассная штучка. Если бы я знал, что она намерена продать себя, а не выйти замуж, я мог бы тоже сделать заявку. Увы! Похоже, я всегда узнаю о подобных вещах последним.
Элвенли нарочито тяжело вздохнул, вынул табакерку с нюхательным табаком и легким движением открыл ее.
— Послушайте, Элвенли, Уолвертон может быть отчаянным и безрассудным, но, насколько я знаю, он не относится к числу распутников вроде Нортуика.
Элвенли пренебрежительно фыркнул:
— Просто вы его плохо знаете. Хоть он и герцог, его необузданность трудно скрыть даже под флером благородных манер. Не могу понять, почему Колби Бэннинг уехал в Америку? Ведь он знал, что у его сына была возможность в один прекрасный день унаследовать Уолвертон… Как бы там ни было, а сегодня герцог доставил нам удовольствие. И если моя информация верна, все будет происходить в пределах одной семьи.
— Что вы имеете в виду, Элвенли?
— Мой дорогой мальчик, только не говорите, что вы этого не знаете… Хотя я вижу, вы и в самом деле не в курсе. Очень странно! В последнее время говорят, что прекрасная леди, которую Уолвертон так нахально увез, не кто иная, как дочь его покойного кузена. Стало быть, она… его троюродная кузина? Или четвероюродная? С одной стороны, слишком далекое родство, чтобы это стало возможным, а с другой — достаточно близкое, чтобы это стало забавным… Прошу меня извинить. Я вижу, что меня зовет леди Джерси. Не сомневаюсь, что ей интересно услышать подробности, которые я, по ее мнению, всегда знаю.
Бэрри проследил рассеянным взглядом за лордом Элвенли, который пробирался через толпу к леди Джерси. В зале звучала музыка, но она не могла перекрыть шепот и слухи об Уолвертоне и о той, которая, по всей видимости, стала его новой любовницей. Кенуорт мрачно подумал, что Брет наверняка вызвал бурю сплетен в свой адрес. О чем, черт побери, он. думал, когда увозил леди на глазах у всех? Тем более леди, о которой ходили слухи, что она дочь его кузена. Родство, правда, отдаленное, но тем не менее это дает пищу для новых слухов.
И было похоже, что Нортуик собирался приделать слухам крылья. Проходя мимо, он с беглой улыбкой обронил:
— У вас испуганный вид, Кенуорт. Боитесь, что падет ваш идол?
— Мне не нравятся ваш тон, милорд, и ваши намеки. Мы в добрых отношениях с Уолвертоном, но я ему не поклоняюсь.
— Ну да, все так говорят. — Граф насмешливо скривил губы. — Будет весьма прискорбно, если его обвинят в таком серьезном грехе, как кровосмешение. Вам не кажется?
— О чем вы говорите, сэр? При чем здесь кровосмешение, если Уолвертон лишь отвез мисс Ван Влит домой в своей карете? И даже если бы дело дошло до интимных отношений, она не находится в столь близком родстве с Уолвертоном.
— Вы так считаете? — Улыбка Нортуика стала еще шире. Он поднес к носу Щепотку табаку, чихнул в платочек с монограммой, защелкнул небольшую, украшенную эмалевым узором табакерку и сунул ее в карман. — Какой вы, однако, дремучий, Кенуорт! Я считал вас более сообразительным. Уже весь Лондон знает или очень скоро узнает, уверяю вас, что мисс Ван Влит — кузина герцога. Разве вы не слышали об этом?
— До меня доходили какие-то слухи. Но я никак не могу с этим согласиться. И весьма удивлен, что вы их повторяете.
— Повторяю, говорите? — Нортуик тихонько засмеялся. — Глупый мальчишка! Да я сам пустил этот слух! Какой вы все-таки простофиля! Должен признаться, что я не сразу пришел к этому выводу. Я мог бы догадаться, как только впервые услышал ее имя. Увы! Истина стала ясна мне лишь тогда, когда я увидел леди.
Бэрри знал, что Нортуик не тот человек, которому можно верить на слово, однако уловил необычные нотки искренности в словах графа и невольно задержался. Нортуик явно смаковал то, о чем говорил, с его лица не сходило хищное выражение.
— Знаете, Кенуорт, я расскажу вам историю из прошлого. Небольшую, но довольно грязную историю, которгая получила завершение только сейчас. Это было давно. Точнее — семнадцать лет назад. Я не знаю доподлинно, что с ней произошло — с французской эмигранткой. Это было очаровательное, милое создание. Насколько мне известно, человек, которого она назвала своим мужем, не согласился с этим и, как порой случается, отказался от нее. Был ребенок — маленькая красивая девочка по имени Кайла… Я не забыл это необычное имя… Вы ведь знаете, как я обожаю симпатичных маленьких девочек, не правда ли, Кенуорт?
Бэрри возмутила шокирующая откровенность лорда Брейкфилда, его явное пренебрежение к тому, что о нем думают другие. Он сухо поклонился:
— Милорд, тема разговора мне кажется непристойной. Прошу извинить меня и позволить не дослушивать вашу историю до конца.
Нортуик засмеялся, в бесцветных глазах его на мгновение вспыхнул огонек.
— Хорошо, я прощаю ваше невежество, если не сказать — грубость. Но попомните, Кенуорт, ваш друг Уолвертон очень скоро будет сожалеть о том, что поступил столь опрометчиво. Это может привести его к падению.
— Милорд, я очень сомневаюсь в том, что учиненный Уолвертоном скандал способен закрыть перед ним двери лучших домов. А сейчас я испытываю настоятельную потребность в глотке свежего воздуха, а возможно, и в том, чтобы переодеться. Спокойной ночи, сэр.
Резко повернувшись, Бэрри пошел прочь, чувствуя на себе взгляд Нортуика. Без сомнения, он нажил себе врага. Но сейчас это обстоятельство его не беспокоило. Его мутило от этого человека. Вечер был испорчен, и ему отчаянно захотелось выбраться из этой толпы, чтобы не слышать гула голосов и даже музыки, которую заглушал шум в зале.
— Лорд Кенуорт! Подождите!
Его окликнули, когда он был уже у самой двери. Бэрри нетерпеливо обернулся. К нему сквозь толпу пробиралась графиня дю Буа. У Бэрри упало сердце. Что он мог сказать этой явно расстроенной женщине, чтобы не показаться слишком жестоким?
Вокруг рта графини обозначились глубокие горестные складки, ее обычно миловидное лицо казалось бледным и уставшим.
— Милорд, — задыхаясь, обратилась она, — вы не видели мисс Ван Влит? Я слышала… но это, разумеется, невозможно, она никогда не совершит такой глупости!.. Скажите, вы видели ее?
Бэрри, преодолев внутреннее сопротивление, покачал головой:
— Нет, к сожалению, не видел.
— А где Уолвертон? Вы его видели? Ведь вы вместе пришли. Он все еще здесь?
И Бэрри снова, испытывая такую же муку, покачал головой:
— Увы, мадам, должен вас разочаровать. Боюсь, что его больше здесь нет.
— Mon Deiu!.. — Селеста запнулась и подняла руку, словно ища опору. Было видно, что рука ее дрожит. Впрочем, Селеста тут же выпрямилась. — Ясно. Благодарю вас, милорд. Я поищу леди Раштон. Не сомневаюсь, что Один отправила ее пораньше домой, поскольку мисс Ван Влит жаловалась на головную боль. Видимо, поэтому я и не могу ее найти.
Бэрри слегка наклонил голову в знак того, что он принимает объяснение, почему Кайла Ван Влит внезапно уехала.
— Конечно, это вполне вероятно. Я уверен, что вы найдете ее дома. Вы позволите вызвать вашу карету?
— Нет, не сейчас. Я должна найти Один. — Селеста выглядела встревоженной, однако вежливо кивнула и, повернувшись, стала пробираться сквозь толпу, сохраняя внешнее спокойствие и демонстрируя непоколебимое достоинство, несмотря на любопытные и ехидные взгляды.
Бэрри вышел из дома. Здесь было гораздо прохладнее и свежее, в воздухе ощущался легкий аромат цветов. Вечер получился весьма беспокойным.
Ворота Риджвуда были заперты, и привратника подняли с постели, чтобы он их открыл. Тот был страшно удивлен появлением герцога.
— Мне никто не сказал об этом, — оправдывался он перед Бретом, громко гремя ключами и отмыкая огромный железный замок. Наконец ворота со страшным скрипом открылись, и карета въехала во двор, освещенный фонарями на каменных столбах.
Брет посмотрел на Кайлу. Она съежилась на противоположном сиденье и смотрела в окно. Эта поза насторожила его, и он на всякий случай посоветовал:
— Ведите себя как леди, в этом случае буду обращаться с вами так же. Я не потерплю никаких сцен на глазах у слуг.
Кайла повернула голову:
— В самом деле? А что вы сделаете, если я стану кричать, что меня насилуют, ваша светлость? Бить меня? Стрелять в меня?
— Попробуйте — и очень скоро узнаете. — Уолвертон раздраженно наклонился к ней. — Пока еще не поздно повернуть обратно, если у вас есть какие-то тайные мысли, но предупреждаю: тюрьма — место весьма неприятное.
— Вы так говорите, будто сами там сидели.
— Может, так оно и есть. — Он хрипло засмеялся, поймав недоверчивый взгляд Кайлы. — Думаю, вам не понравится в Ньюгейте. Там холодно и сыро, а те мужчины, которые способны предложить вам свою защиту, определенно потребуют большего, нежели томный взгляд и пустые обещания.
— Надеюсь, вы понимаете, что это шантаж.
— А как вы назовете ваши попытки вытянуть из меня деньги за ваше молчание? Дружеским предложением? Вряд ли. Теперь же вы вольны говорить все, что вам заблагорассудится. После сегодняшнего вечера вам никто не роверит.
— Я прекрасно это понимаю.
Ее последнюю фразу почти заглушил скрежет колес по щебню, карета слегка накренилась, когда кучер спрыгнул на землю. Он открыл дверцу экипажа, а в это время второй слуга поспешил подняться по лестнице, чтобы сообщить дворецкому о неожиданном появлении хозяина.
Фасад дома был освещен фонарями, свет которых падал на портик и крутые пролеты симметрично расположенных лестниц. Брет вышел из кареты и обернулся, чтобы помочь выйти Кайле. Вместо того чтобы предложить девушке руку, он обнял ее за талию и приподнял. Кайла бросила на него быстрый взгляд и надменно вздернула подбородок, когда Брет опускал ее на землю. «Интересно, — подумал Уолвертон, — какой была ее мать, если дочь унаследовала подобное высокомерие? Была ли Фаустина и в самом деле проституткой, плетущей интриги?» На первый взгляд, все говорило за то, что была, однако временами его одолевали сомнения. Кайлу отличала врожденная уверенность, свойственная только аристократкам.
Брет сознавал это, поскольку порой и сам был склонен демонстрировать высокомерие и властность и готов был отшвырнуть всякого, кто стоит на его пути. Его мать горестно сокрушалась по этому поводу, но понимала, что он унаследовал эту черту от отца. Возможно, она была права. Эта черта не относилась к числу тех, которые ему в себе нравились, но он по крайней мере отдавал себе отчет в ее существовании.
Мисс Кайла Ван Влит стояла перед ним в разорванном голубом вечернем платье. Светлые волосы ее были собраны в косу и подколоты, из-под косы кокетливо выбивались завитки, обрамлявшие лицо. И вид у девушки был совершенно невинный.
Досадно признаваться даже самому себе в том, что он хотел ее с того самого момента, когда впервые увидел. Она ни на шаг не отступила перед тетей Беатрис, стояла, можно сказать, насмерть. То был великолепный спектакль.
Хотя и бесполезный.
Взяв Кайлу за руку, Брет повел ее по лестнице по направлению к портику, окаймленному массивными колоннами наподобие древнеримских. Входная дверь открылась, и на пороге появилась миссис Уил-сон, несколько усталая, но вполне владеющая собой. Очевидно, Годфри уехал, как это делал довольно часто, когда Брет находился в Лондоне.
— Ваша светлость, — ровным голосом сказала миссис Уилсон, когда они вошли в дом, — мы не ожидали вас сегодня.
— Мне сегодня не потребуется особое внимание, мисс Уилсон. Меня устроят камин в спальне да поднос с холодными закусками.
— Хорошо, ваша светлость. Тилли уже пошла затапливать камин в вашей комнате, и, к счастью, только что постелено чистое белье на кровати. — Миссис Уилсон подняла руку, и к ней тотчас же подбежала девушка, несколько взъерошенная и заспанная, однако она бодро кивнула головой, получив приказание принести жареного цыпленка и сыр. — И фруктов, которые сегодня привезли, Сюзан, — добавила миссис Уилсон. Она снова взглянула на Брета, старательно избегая смотреть в сторону Кайлы, поскольку гостью ей не представили. — Что-нибудь еще, ваша светлость?
Было видно, что ей хотелось спросить, нужно ли приготовить еще одну комнату.
— Это все, миссис Уилсон, — коротко сказал Брет. — Благодарю вас.
— Хорошо, ваша светлость.
Если Кайла и была оскорблена тем, что ее проигнорировали, то не подала виду и не стала возражать, когда Уолвертон повел ее через зал с мраморным полом к широкой лестнице. Пальмы в кадках и огромные статуи, освещенные тусклым светом, отбрасывали мрачные тени. Звуки шагов Кайлы и Брета отдавались в тишине здания. Пахло воском и нагаром от свечей.
Наверху толстый ковер заглушил звук их шагов. Дверь в спальню уже была открыта, прямоугольник света падал из комнаты в коридор. У двери Кайла внезапно остановилась.
— Тайные мысли, мисс Ван Влит?
Не ответив, она шагнула в комнату и напряженно выпрямилась. Горничная все еще была там. Она на коленях с помощью бумажных жгутов разжигала камин. Огонь занялся, девушка добавила щепок, и камин разгорелся вовсю. Она стала поправлять латунную подставку, стараясь не смотреть на хозяина и гостью.
Развязывая галстук, Брет коротко кивнул, когда горничная, пожелав спокойной ночи, торопливо прошла мимо него к дверям. Кайла стояла у самой двери, обхватив себя руками.
— Вам станет теплее, если подойдете поближе, — ровным голосом проговорил Брет.
Кайла подняла на него глаза:
— Да.
Ее спокойное немногословие раздражало Брета еще больше, чем строптивость, которую она демонстрировала совсем недавно. Брет сорвал галстук с шеи и бросил на обитое парчой кресло. Затем, пользуясь специальным приспособлением, он снял кожаные ботинки и прошел к небольшому инкрустированному столику, где стояли графин и бокалы, и щедро плеснул в два бокала бренди.
— Французский бренди, — сказал он, протягивая Кайле бокал. — Вам должен понравиться.
Кайла посмотрела на янтарного цвета жидкость, в которой отражалась крошечная радуга. Руки ее слегка дрожали, она сделала небольшой глоток. Девушка чувствовала себя так, словно попала в тюремную камеру.
— Ради Бога, — нетерпеливо проговорил Брет, — если вы будете смотреть словно щенок, которого пнули ногой, я изменю свое решение.
— Рада узнать, что есть на свете существа, которые удостоились вашего сочувствия. — Она выдержала его холодный и явно провоцирующий взгляд.
— Вы хотите моего сочувствия? Я сочувствую лишь тем, кто этого заслуживает, мисс Ван Влит, а не вымогателям.
— Интересно бы знать, кто, по вашему мнению, заслуживает. И сколько в этом списке людей.
— Вы в их число не входите — Он расстегнул рубашку, отцепил воротник и швырнул его туда же, где уже находился галстук С неудовольствием глянув на Кайлу, он увидел настороженность в ее глазах, как если бы она ожидала, что он вот-вот набросится на нее и начнет раздевать. Это было соблазнительно. Она была очаровательна. Волосы ее растрепались так, словно она только что поднялась с ложа. Хотелось провести руками по этим роскошным волосам и посмотреть, как они станут отливать золотом, если их перебирать пальцами при свете камина. Брет сделал к ней шаг и увидел, как тревожно сверкнули ее глаза Дыхание у нее участилось, отчаянно забилась жилка на шее Брет остановился.
— У меня есть более подходящий для вас список, мисс Ван Влит. Но мы не должны вести себя так чопорно. — Он улыбнулся, макнул палец в свой бокал с бренди и затем провел им по ее губам. — Поскольку мы намерены познакомиться поближе, я стану называть вас Кайла. А вы зовите меня Бретом.
Чтобы не дать капле скатиться на подбородок, Кайла слизнула ее языком.
— Я не хочу… более тесного знакомства с вами, ваша светлость.
— Но мы уже решили, что это произойдет. Если вы не изменили своего мнения. Не изменили? Отлично. Выпейте еще бренди.
Когда Кайла подняла бокал и встретилась с его взглядом, руки ее задрожали. В этот момент появилась горничная с подносом. Брет подождал, пока девушка поставит на стол еду и уйдет, затем подошел к Кайле.
— Вы голодны?
— Нет. — Это было сказано почти шепотом, однако, когда он повернулся и посмотрел на нее, во взгляде Кайлы не было страха, лишь настороженность.
— Если хотите есть, подойдите ко мне.
Кайла не двинулась с места. Бренди выплеснулся через край бокала на дрожащую руку. Брет поставил свой бокал и подошел к ней. Отобрав у нее бокал, поставил его на столик, затем повел ее к массивной кровати с темно-синим пологом на четырех столбиках, застланной белоснежными простынями, с которых было сдернуто толстое покрывало. Свет лампы не доходил до затененной кровати, и белые подушки были едва видны в глубине.
Брет остановился у кровати. Кайла выдернула руку, отступила на два шага и покачала головой:
— Я не могу.
— Будете строить из себя недотрогу? Вы не можете сказать, что вам не понравились мои поцелуи. Вам они понравились. Это было ясно и тогда, когда мы целовались в первый раз, и еще очевиднее стало сегодня. Или вы хотите сказать, что не отвечали на мои поцелуи?
— Н-нет. — Щеки ее покрылись румянцем, и глаза из голубовато-зеленых превратились в голубые. — Я не говорила, что они… не понравились. Но я… у меня нет никаких гарантий, что вы выполните хоть какое-то из ваших обещаний!
— Проклятие! Чего вы хотите? Контракта? Уверяю вас, так никогда не делается. И потом, мужчины, как правило, не берут себе в любовницы женщину, которая вымогала у них деньги. Но будь по-вашему. Я оформлю все в письменном виде — но лишь после того, когда увижу, что получу. Я могу не быть столь великодушным в другой раз, так что принимайте решение сейчас, Кайла.
Она посмотрела на него непонимающим взглядом:
— Какое решение? О чем?
— Не прикидывайтесь глупенькой! Вы делали это и раньше. Покажите мне то, за что я должен заплатить, иначе я потеряю интерес.
— Вы имеете в виду — я должна раздеться? — Ее глаза широко раскрылись и стали напоминать бездонные озерца. На минуту в голову Брета закралось подозрение, что она никогда раньше не была близка с мужчиной. Но он тут же отбросил эту мысль, поскольку Кайла внезапно начала смеяться каким-то истерическим смехом, который вызвал в нем раздражение.
— Хватит, Кайла. Я устал от игр.
Кайла кивнула и перестала смеяться.
— Вы совершенно правы, ваша светлость. Игры пора кончать. — Она наклонилась и сняла миниатюрные туфельки, затем посмотрел на Брета. На минуту она замешкалась, но затем, слегка пожав плечами, стала развязывать на талии поясок. — Разумеется, вам придется помочь. Но я нисколько не сомневаюсь, что вы к этому привыкли.
— Разве я похож на горничную какой-нибудь леди?
— Вы похожи, сэр, на человека, у которого богатый опыт в раздевании женщин… Вот, пожалуйста, я не могу дотянуться до пуговиц на спине.
Их было несколько — целый ряд пуговиц. Кайла повернулась спиной к Брету и замерла. Проклятие, он вовсе не собирался играть в эту игру и выполнять ее приказания.
Он подошел поближе, сунул пальцы за верхний край платья и дернул. Тремя быстрыми движениями он разорвал платье, и Кайла осталась в тоненькой, как паутина, рубашке и нижней юбке, да еще в кружевных подвязках, удерживающих чулки.
Кайла повернулась к нему, глаза ее на бледном лице гневно сверкнули, но она ничего не сказала, когда он протянул ей разорванное платье. Она молча отбросила его в сторону и после паузы сказала:
— Хорошо. Дальше мне раздеваться самой или вы разорвете в клочья и все остальное?
Брет пожал плечами и оперся спиной о столбик кровати. Он стоял, расставив для равновесия ноги, уперев руки в бедра. Рубашка его была выпущена из брюк.
— Не имеет значения. Лишь бы вы разделись побыстрее.
Гнев застлал Кайле глаза, тем не менее она развязала ленту на тонкой талии и дала ей упасть на пол. Теперь на Кайле оставались лишь тонкая шелковая рубашка да чулки. Рубашка облегала ее тело от груди до верхней части бедер, сквозь нее просвечивал темный треугольник внизу живота. Брет наблюдал, как Кайла стала развязывать подвязки повыше колен. Развязав, она отбросила их в сторону и стала скатывать чулки, поднимая по очереди ноги и демонстрируя обольстительную полноту бедер. Оставшись в одной рубашке, Кайла мгновение помешкала, а затем, сверкнув глазами, стала медленно сдвигать бретельки.
Брет зачарованно наблюдал за тем, как рубашка скользила вниз, постепенно открывая тело, и наконец упала к ее ногам. Господи, она была изумительна! Длинные стройные ноги, тонкая талия, обольстительно округлые бедра. Высокие и крепкие белоснежные груди с розовыми сосками, которые превратились в тугие бутоны под воздействием прохладного воздуха. Кайла стояла и с вызовом смотрела на Брета, вздернув вверх подбородок, хотя можно было заметить легкий румянец смущения на ее щеках.
Так размышлял потрясенный случившимся Кенуорт. Лорд Элвенли откровенно ликовал, смахивая несуществующие пылинки с рукава костюма, и поглядывал при этом на Бэрри. Поднеся к лицу лорнет, Элвенли медленно обвел взглядом зал, затем повернулся к Бэрри и неодобрительно-лениво пожал плечами:
— Весьма красноречивая сцена, Кенуорт. Уолвертон вел себя как настоящий повеса. Обратите внимание, леди не высказала ни слова протеста, когда он поднимал ее в карету. Осмелюсь заметить, тугой кошелек герцога взял верх над опасением испортить свою репутацию. Поразительно, как легко женщины продают себя.
— Возможно, леди внезапно заболела, Элвенли. И вы могли ошибиться…
— Ошибки быть не может. Нортуик тоже был там и все видел. Учтите, что я некоторое время наблюдал за ней, ибо, конечно же, она первоклассная штучка. Если бы я знал, что она намерена продать себя, а не выйти замуж, я мог бы тоже сделать заявку. Увы! Похоже, я всегда узнаю о подобных вещах последним.
Элвенли нарочито тяжело вздохнул, вынул табакерку с нюхательным табаком и легким движением открыл ее.
— Послушайте, Элвенли, Уолвертон может быть отчаянным и безрассудным, но, насколько я знаю, он не относится к числу распутников вроде Нортуика.
Элвенли пренебрежительно фыркнул:
— Просто вы его плохо знаете. Хоть он и герцог, его необузданность трудно скрыть даже под флером благородных манер. Не могу понять, почему Колби Бэннинг уехал в Америку? Ведь он знал, что у его сына была возможность в один прекрасный день унаследовать Уолвертон… Как бы там ни было, а сегодня герцог доставил нам удовольствие. И если моя информация верна, все будет происходить в пределах одной семьи.
— Что вы имеете в виду, Элвенли?
— Мой дорогой мальчик, только не говорите, что вы этого не знаете… Хотя я вижу, вы и в самом деле не в курсе. Очень странно! В последнее время говорят, что прекрасная леди, которую Уолвертон так нахально увез, не кто иная, как дочь его покойного кузена. Стало быть, она… его троюродная кузина? Или четвероюродная? С одной стороны, слишком далекое родство, чтобы это стало возможным, а с другой — достаточно близкое, чтобы это стало забавным… Прошу меня извинить. Я вижу, что меня зовет леди Джерси. Не сомневаюсь, что ей интересно услышать подробности, которые я, по ее мнению, всегда знаю.
Бэрри проследил рассеянным взглядом за лордом Элвенли, который пробирался через толпу к леди Джерси. В зале звучала музыка, но она не могла перекрыть шепот и слухи об Уолвертоне и о той, которая, по всей видимости, стала его новой любовницей. Кенуорт мрачно подумал, что Брет наверняка вызвал бурю сплетен в свой адрес. О чем, черт побери, он. думал, когда увозил леди на глазах у всех? Тем более леди, о которой ходили слухи, что она дочь его кузена. Родство, правда, отдаленное, но тем не менее это дает пищу для новых слухов.
И было похоже, что Нортуик собирался приделать слухам крылья. Проходя мимо, он с беглой улыбкой обронил:
— У вас испуганный вид, Кенуорт. Боитесь, что падет ваш идол?
— Мне не нравятся ваш тон, милорд, и ваши намеки. Мы в добрых отношениях с Уолвертоном, но я ему не поклоняюсь.
— Ну да, все так говорят. — Граф насмешливо скривил губы. — Будет весьма прискорбно, если его обвинят в таком серьезном грехе, как кровосмешение. Вам не кажется?
— О чем вы говорите, сэр? При чем здесь кровосмешение, если Уолвертон лишь отвез мисс Ван Влит домой в своей карете? И даже если бы дело дошло до интимных отношений, она не находится в столь близком родстве с Уолвертоном.
— Вы так считаете? — Улыбка Нортуика стала еще шире. Он поднес к носу Щепотку табаку, чихнул в платочек с монограммой, защелкнул небольшую, украшенную эмалевым узором табакерку и сунул ее в карман. — Какой вы, однако, дремучий, Кенуорт! Я считал вас более сообразительным. Уже весь Лондон знает или очень скоро узнает, уверяю вас, что мисс Ван Влит — кузина герцога. Разве вы не слышали об этом?
— До меня доходили какие-то слухи. Но я никак не могу с этим согласиться. И весьма удивлен, что вы их повторяете.
— Повторяю, говорите? — Нортуик тихонько засмеялся. — Глупый мальчишка! Да я сам пустил этот слух! Какой вы все-таки простофиля! Должен признаться, что я не сразу пришел к этому выводу. Я мог бы догадаться, как только впервые услышал ее имя. Увы! Истина стала ясна мне лишь тогда, когда я увидел леди.
Бэрри знал, что Нортуик не тот человек, которому можно верить на слово, однако уловил необычные нотки искренности в словах графа и невольно задержался. Нортуик явно смаковал то, о чем говорил, с его лица не сходило хищное выражение.
— Знаете, Кенуорт, я расскажу вам историю из прошлого. Небольшую, но довольно грязную историю, которгая получила завершение только сейчас. Это было давно. Точнее — семнадцать лет назад. Я не знаю доподлинно, что с ней произошло — с французской эмигранткой. Это было очаровательное, милое создание. Насколько мне известно, человек, которого она назвала своим мужем, не согласился с этим и, как порой случается, отказался от нее. Был ребенок — маленькая красивая девочка по имени Кайла… Я не забыл это необычное имя… Вы ведь знаете, как я обожаю симпатичных маленьких девочек, не правда ли, Кенуорт?
Бэрри возмутила шокирующая откровенность лорда Брейкфилда, его явное пренебрежение к тому, что о нем думают другие. Он сухо поклонился:
— Милорд, тема разговора мне кажется непристойной. Прошу извинить меня и позволить не дослушивать вашу историю до конца.
Нортуик засмеялся, в бесцветных глазах его на мгновение вспыхнул огонек.
— Хорошо, я прощаю ваше невежество, если не сказать — грубость. Но попомните, Кенуорт, ваш друг Уолвертон очень скоро будет сожалеть о том, что поступил столь опрометчиво. Это может привести его к падению.
— Милорд, я очень сомневаюсь в том, что учиненный Уолвертоном скандал способен закрыть перед ним двери лучших домов. А сейчас я испытываю настоятельную потребность в глотке свежего воздуха, а возможно, и в том, чтобы переодеться. Спокойной ночи, сэр.
Резко повернувшись, Бэрри пошел прочь, чувствуя на себе взгляд Нортуика. Без сомнения, он нажил себе врага. Но сейчас это обстоятельство его не беспокоило. Его мутило от этого человека. Вечер был испорчен, и ему отчаянно захотелось выбраться из этой толпы, чтобы не слышать гула голосов и даже музыки, которую заглушал шум в зале.
— Лорд Кенуорт! Подождите!
Его окликнули, когда он был уже у самой двери. Бэрри нетерпеливо обернулся. К нему сквозь толпу пробиралась графиня дю Буа. У Бэрри упало сердце. Что он мог сказать этой явно расстроенной женщине, чтобы не показаться слишком жестоким?
Вокруг рта графини обозначились глубокие горестные складки, ее обычно миловидное лицо казалось бледным и уставшим.
— Милорд, — задыхаясь, обратилась она, — вы не видели мисс Ван Влит? Я слышала… но это, разумеется, невозможно, она никогда не совершит такой глупости!.. Скажите, вы видели ее?
Бэрри, преодолев внутреннее сопротивление, покачал головой:
— Нет, к сожалению, не видел.
— А где Уолвертон? Вы его видели? Ведь вы вместе пришли. Он все еще здесь?
И Бэрри снова, испытывая такую же муку, покачал головой:
— Увы, мадам, должен вас разочаровать. Боюсь, что его больше здесь нет.
— Mon Deiu!.. — Селеста запнулась и подняла руку, словно ища опору. Было видно, что рука ее дрожит. Впрочем, Селеста тут же выпрямилась. — Ясно. Благодарю вас, милорд. Я поищу леди Раштон. Не сомневаюсь, что Один отправила ее пораньше домой, поскольку мисс Ван Влит жаловалась на головную боль. Видимо, поэтому я и не могу ее найти.
Бэрри слегка наклонил голову в знак того, что он принимает объяснение, почему Кайла Ван Влит внезапно уехала.
— Конечно, это вполне вероятно. Я уверен, что вы найдете ее дома. Вы позволите вызвать вашу карету?
— Нет, не сейчас. Я должна найти Один. — Селеста выглядела встревоженной, однако вежливо кивнула и, повернувшись, стала пробираться сквозь толпу, сохраняя внешнее спокойствие и демонстрируя непоколебимое достоинство, несмотря на любопытные и ехидные взгляды.
Бэрри вышел из дома. Здесь было гораздо прохладнее и свежее, в воздухе ощущался легкий аромат цветов. Вечер получился весьма беспокойным.
Ворота Риджвуда были заперты, и привратника подняли с постели, чтобы он их открыл. Тот был страшно удивлен появлением герцога.
— Мне никто не сказал об этом, — оправдывался он перед Бретом, громко гремя ключами и отмыкая огромный железный замок. Наконец ворота со страшным скрипом открылись, и карета въехала во двор, освещенный фонарями на каменных столбах.
Брет посмотрел на Кайлу. Она съежилась на противоположном сиденье и смотрела в окно. Эта поза насторожила его, и он на всякий случай посоветовал:
— Ведите себя как леди, в этом случае буду обращаться с вами так же. Я не потерплю никаких сцен на глазах у слуг.
Кайла повернула голову:
— В самом деле? А что вы сделаете, если я стану кричать, что меня насилуют, ваша светлость? Бить меня? Стрелять в меня?
— Попробуйте — и очень скоро узнаете. — Уолвертон раздраженно наклонился к ней. — Пока еще не поздно повернуть обратно, если у вас есть какие-то тайные мысли, но предупреждаю: тюрьма — место весьма неприятное.
— Вы так говорите, будто сами там сидели.
— Может, так оно и есть. — Он хрипло засмеялся, поймав недоверчивый взгляд Кайлы. — Думаю, вам не понравится в Ньюгейте. Там холодно и сыро, а те мужчины, которые способны предложить вам свою защиту, определенно потребуют большего, нежели томный взгляд и пустые обещания.
— Надеюсь, вы понимаете, что это шантаж.
— А как вы назовете ваши попытки вытянуть из меня деньги за ваше молчание? Дружеским предложением? Вряд ли. Теперь же вы вольны говорить все, что вам заблагорассудится. После сегодняшнего вечера вам никто не роверит.
— Я прекрасно это понимаю.
Ее последнюю фразу почти заглушил скрежет колес по щебню, карета слегка накренилась, когда кучер спрыгнул на землю. Он открыл дверцу экипажа, а в это время второй слуга поспешил подняться по лестнице, чтобы сообщить дворецкому о неожиданном появлении хозяина.
Фасад дома был освещен фонарями, свет которых падал на портик и крутые пролеты симметрично расположенных лестниц. Брет вышел из кареты и обернулся, чтобы помочь выйти Кайле. Вместо того чтобы предложить девушке руку, он обнял ее за талию и приподнял. Кайла бросила на него быстрый взгляд и надменно вздернула подбородок, когда Брет опускал ее на землю. «Интересно, — подумал Уолвертон, — какой была ее мать, если дочь унаследовала подобное высокомерие? Была ли Фаустина и в самом деле проституткой, плетущей интриги?» На первый взгляд, все говорило за то, что была, однако временами его одолевали сомнения. Кайлу отличала врожденная уверенность, свойственная только аристократкам.
Брет сознавал это, поскольку порой и сам был склонен демонстрировать высокомерие и властность и готов был отшвырнуть всякого, кто стоит на его пути. Его мать горестно сокрушалась по этому поводу, но понимала, что он унаследовал эту черту от отца. Возможно, она была права. Эта черта не относилась к числу тех, которые ему в себе нравились, но он по крайней мере отдавал себе отчет в ее существовании.
Мисс Кайла Ван Влит стояла перед ним в разорванном голубом вечернем платье. Светлые волосы ее были собраны в косу и подколоты, из-под косы кокетливо выбивались завитки, обрамлявшие лицо. И вид у девушки был совершенно невинный.
Досадно признаваться даже самому себе в том, что он хотел ее с того самого момента, когда впервые увидел. Она ни на шаг не отступила перед тетей Беатрис, стояла, можно сказать, насмерть. То был великолепный спектакль.
Хотя и бесполезный.
Взяв Кайлу за руку, Брет повел ее по лестнице по направлению к портику, окаймленному массивными колоннами наподобие древнеримских. Входная дверь открылась, и на пороге появилась миссис Уил-сон, несколько усталая, но вполне владеющая собой. Очевидно, Годфри уехал, как это делал довольно часто, когда Брет находился в Лондоне.
— Ваша светлость, — ровным голосом сказала миссис Уилсон, когда они вошли в дом, — мы не ожидали вас сегодня.
— Мне сегодня не потребуется особое внимание, мисс Уилсон. Меня устроят камин в спальне да поднос с холодными закусками.
— Хорошо, ваша светлость. Тилли уже пошла затапливать камин в вашей комнате, и, к счастью, только что постелено чистое белье на кровати. — Миссис Уилсон подняла руку, и к ней тотчас же подбежала девушка, несколько взъерошенная и заспанная, однако она бодро кивнула головой, получив приказание принести жареного цыпленка и сыр. — И фруктов, которые сегодня привезли, Сюзан, — добавила миссис Уилсон. Она снова взглянула на Брета, старательно избегая смотреть в сторону Кайлы, поскольку гостью ей не представили. — Что-нибудь еще, ваша светлость?
Было видно, что ей хотелось спросить, нужно ли приготовить еще одну комнату.
— Это все, миссис Уилсон, — коротко сказал Брет. — Благодарю вас.
— Хорошо, ваша светлость.
Если Кайла и была оскорблена тем, что ее проигнорировали, то не подала виду и не стала возражать, когда Уолвертон повел ее через зал с мраморным полом к широкой лестнице. Пальмы в кадках и огромные статуи, освещенные тусклым светом, отбрасывали мрачные тени. Звуки шагов Кайлы и Брета отдавались в тишине здания. Пахло воском и нагаром от свечей.
Наверху толстый ковер заглушил звук их шагов. Дверь в спальню уже была открыта, прямоугольник света падал из комнаты в коридор. У двери Кайла внезапно остановилась.
— Тайные мысли, мисс Ван Влит?
Не ответив, она шагнула в комнату и напряженно выпрямилась. Горничная все еще была там. Она на коленях с помощью бумажных жгутов разжигала камин. Огонь занялся, девушка добавила щепок, и камин разгорелся вовсю. Она стала поправлять латунную подставку, стараясь не смотреть на хозяина и гостью.
Развязывая галстук, Брет коротко кивнул, когда горничная, пожелав спокойной ночи, торопливо прошла мимо него к дверям. Кайла стояла у самой двери, обхватив себя руками.
— Вам станет теплее, если подойдете поближе, — ровным голосом проговорил Брет.
Кайла подняла на него глаза:
— Да.
Ее спокойное немногословие раздражало Брета еще больше, чем строптивость, которую она демонстрировала совсем недавно. Брет сорвал галстук с шеи и бросил на обитое парчой кресло. Затем, пользуясь специальным приспособлением, он снял кожаные ботинки и прошел к небольшому инкрустированному столику, где стояли графин и бокалы, и щедро плеснул в два бокала бренди.
— Французский бренди, — сказал он, протягивая Кайле бокал. — Вам должен понравиться.
Кайла посмотрела на янтарного цвета жидкость, в которой отражалась крошечная радуга. Руки ее слегка дрожали, она сделала небольшой глоток. Девушка чувствовала себя так, словно попала в тюремную камеру.
— Ради Бога, — нетерпеливо проговорил Брет, — если вы будете смотреть словно щенок, которого пнули ногой, я изменю свое решение.
— Рада узнать, что есть на свете существа, которые удостоились вашего сочувствия. — Она выдержала его холодный и явно провоцирующий взгляд.
— Вы хотите моего сочувствия? Я сочувствую лишь тем, кто этого заслуживает, мисс Ван Влит, а не вымогателям.
— Интересно бы знать, кто, по вашему мнению, заслуживает. И сколько в этом списке людей.
— Вы в их число не входите — Он расстегнул рубашку, отцепил воротник и швырнул его туда же, где уже находился галстук С неудовольствием глянув на Кайлу, он увидел настороженность в ее глазах, как если бы она ожидала, что он вот-вот набросится на нее и начнет раздевать. Это было соблазнительно. Она была очаровательна. Волосы ее растрепались так, словно она только что поднялась с ложа. Хотелось провести руками по этим роскошным волосам и посмотреть, как они станут отливать золотом, если их перебирать пальцами при свете камина. Брет сделал к ней шаг и увидел, как тревожно сверкнули ее глаза Дыхание у нее участилось, отчаянно забилась жилка на шее Брет остановился.
— У меня есть более подходящий для вас список, мисс Ван Влит. Но мы не должны вести себя так чопорно. — Он улыбнулся, макнул палец в свой бокал с бренди и затем провел им по ее губам. — Поскольку мы намерены познакомиться поближе, я стану называть вас Кайла. А вы зовите меня Бретом.
Чтобы не дать капле скатиться на подбородок, Кайла слизнула ее языком.
— Я не хочу… более тесного знакомства с вами, ваша светлость.
— Но мы уже решили, что это произойдет. Если вы не изменили своего мнения. Не изменили? Отлично. Выпейте еще бренди.
Когда Кайла подняла бокал и встретилась с его взглядом, руки ее задрожали. В этот момент появилась горничная с подносом. Брет подождал, пока девушка поставит на стол еду и уйдет, затем подошел к Кайле.
— Вы голодны?
— Нет. — Это было сказано почти шепотом, однако, когда он повернулся и посмотрел на нее, во взгляде Кайлы не было страха, лишь настороженность.
— Если хотите есть, подойдите ко мне.
Кайла не двинулась с места. Бренди выплеснулся через край бокала на дрожащую руку. Брет поставил свой бокал и подошел к ней. Отобрав у нее бокал, поставил его на столик, затем повел ее к массивной кровати с темно-синим пологом на четырех столбиках, застланной белоснежными простынями, с которых было сдернуто толстое покрывало. Свет лампы не доходил до затененной кровати, и белые подушки были едва видны в глубине.
Брет остановился у кровати. Кайла выдернула руку, отступила на два шага и покачала головой:
— Я не могу.
— Будете строить из себя недотрогу? Вы не можете сказать, что вам не понравились мои поцелуи. Вам они понравились. Это было ясно и тогда, когда мы целовались в первый раз, и еще очевиднее стало сегодня. Или вы хотите сказать, что не отвечали на мои поцелуи?
— Н-нет. — Щеки ее покрылись румянцем, и глаза из голубовато-зеленых превратились в голубые. — Я не говорила, что они… не понравились. Но я… у меня нет никаких гарантий, что вы выполните хоть какое-то из ваших обещаний!
— Проклятие! Чего вы хотите? Контракта? Уверяю вас, так никогда не делается. И потом, мужчины, как правило, не берут себе в любовницы женщину, которая вымогала у них деньги. Но будь по-вашему. Я оформлю все в письменном виде — но лишь после того, когда увижу, что получу. Я могу не быть столь великодушным в другой раз, так что принимайте решение сейчас, Кайла.
Она посмотрела на него непонимающим взглядом:
— Какое решение? О чем?
— Не прикидывайтесь глупенькой! Вы делали это и раньше. Покажите мне то, за что я должен заплатить, иначе я потеряю интерес.
— Вы имеете в виду — я должна раздеться? — Ее глаза широко раскрылись и стали напоминать бездонные озерца. На минуту в голову Брета закралось подозрение, что она никогда раньше не была близка с мужчиной. Но он тут же отбросил эту мысль, поскольку Кайла внезапно начала смеяться каким-то истерическим смехом, который вызвал в нем раздражение.
— Хватит, Кайла. Я устал от игр.
Кайла кивнула и перестала смеяться.
— Вы совершенно правы, ваша светлость. Игры пора кончать. — Она наклонилась и сняла миниатюрные туфельки, затем посмотрел на Брета. На минуту она замешкалась, но затем, слегка пожав плечами, стала развязывать на талии поясок. — Разумеется, вам придется помочь. Но я нисколько не сомневаюсь, что вы к этому привыкли.
— Разве я похож на горничную какой-нибудь леди?
— Вы похожи, сэр, на человека, у которого богатый опыт в раздевании женщин… Вот, пожалуйста, я не могу дотянуться до пуговиц на спине.
Их было несколько — целый ряд пуговиц. Кайла повернулась спиной к Брету и замерла. Проклятие, он вовсе не собирался играть в эту игру и выполнять ее приказания.
Он подошел поближе, сунул пальцы за верхний край платья и дернул. Тремя быстрыми движениями он разорвал платье, и Кайла осталась в тоненькой, как паутина, рубашке и нижней юбке, да еще в кружевных подвязках, удерживающих чулки.
Кайла повернулась к нему, глаза ее на бледном лице гневно сверкнули, но она ничего не сказала, когда он протянул ей разорванное платье. Она молча отбросила его в сторону и после паузы сказала:
— Хорошо. Дальше мне раздеваться самой или вы разорвете в клочья и все остальное?
Брет пожал плечами и оперся спиной о столбик кровати. Он стоял, расставив для равновесия ноги, уперев руки в бедра. Рубашка его была выпущена из брюк.
— Не имеет значения. Лишь бы вы разделись побыстрее.
Гнев застлал Кайле глаза, тем не менее она развязала ленту на тонкой талии и дала ей упасть на пол. Теперь на Кайле оставались лишь тонкая шелковая рубашка да чулки. Рубашка облегала ее тело от груди до верхней части бедер, сквозь нее просвечивал темный треугольник внизу живота. Брет наблюдал, как Кайла стала развязывать подвязки повыше колен. Развязав, она отбросила их в сторону и стала скатывать чулки, поднимая по очереди ноги и демонстрируя обольстительную полноту бедер. Оставшись в одной рубашке, Кайла мгновение помешкала, а затем, сверкнув глазами, стала медленно сдвигать бретельки.
Брет зачарованно наблюдал за тем, как рубашка скользила вниз, постепенно открывая тело, и наконец упала к ее ногам. Господи, она была изумительна! Длинные стройные ноги, тонкая талия, обольстительно округлые бедра. Высокие и крепкие белоснежные груди с розовыми сосками, которые превратились в тугие бутоны под воздействием прохладного воздуха. Кайла стояла и с вызовом смотрела на Брета, вздернув вверх подбородок, хотя можно было заметить легкий румянец смущения на ее щеках.