Страница:
Так как условия местности и весенняя распутица стесняли маневр наступающих войск, привязывая их к шоссейным дорогам, противник уделял особое внимание этим коммуникациям. Все важнейшие дорожные сооружения минировались, дороги перегораживались завалами, баррикадами и другими препятствиями.
Было ясно, что немецко-фашистское командование постарается использовать свою восточнопомеранскую группировку, чтобы дать решительный бой советским войскам и этим задержать их продвижение к Берлину. Нам уже было известно, что фашистское руководство, сосредоточивая усилия своих войск против Красной Армии, преднамеренно ослабляет свой западный фронт и уже ищет пути для сговора с правительствами США и Англии о заключении сепаратного мира.
Обстановка настоятельно требовала от нас ускорить разгром гитлеровцев в Восточной Померании, чтобы освободить как можно больше сил для решающего удара на берлинском направлении. Вот почему Ставка нацеливала против восточнопомеранской вражеской группировки усилия сразу двух фронтов. По ее указанию 2-й и 1-й Белорусские фронты должны были наступать смежными флангами на север, нанося удар в общем направлении на Кольберг (Колобжег). Разграничительная линия между фронтами – Линде, Ной-Штеттин, Кольберг. После рассечения вражеской группировки войска 2-го Белорусского фронта ликвидируют восточную ее часть, овладевают городами Данциг (Гданьск) и Гдыней с выходом к Данцигской бухте, а войска 1-го Белорусского фронта уничтожают врага в западной части Померании, продвигаясь к реке Одер. Таким образом, после выхода на побережье Балтийского моря войскам одного фронта предстояло действовать в восточном направлении, а другого – в западном.
По директиве Ставки наш фронт должен был начать наступление на своем левом фланге 24 февраля. Это создавало дополнительные трудности. Передавая нам из своего резерва 19-ю армию и 3-й гвардейский танковый корпус, Ставка знала, что они еле-еле успеют подойти к назначенному сроку. На подготовку их к операции времени не оставалось.
Прилагаем, однако, все силы, чтобы начать операцию в срок. Пока войска 19-й армии совершали переходы, весь ее руководящий состав прибыл на участок, с которого армия должна была действовать. (Этот участок пока был занят войсками 1-го Белорусского фронта.) Здесь на местности шла отработка задачи, согласовывалось взаимодействие пехоты с танковым корпусом и с частями усиления. В этой работе принимали участие и командующие родами войск фронта – Сокольский, Чернявский, Борзов и командующий 4-й воздушной армией Вершинин.
В ночь на 22 февраля 19-я армия, сменив правофланговые части 1-го Белорусского фронта, вышла на отведенный ей для наступления рубеж и приступила к подготовке наступления. Армия должна была наносить главный удар в направлении Бишофсвальде, Штегере, Бальденберг. Для прорыва неприятельской обороны создавалась плотность артиллерии не менее 150 стволов на километр фронта, не считая реактивных установок. Для этого были все возможности, учитывая средства усиления, приданные армии фронтом. Наступление поддерживалось основными силами авиации 4-й воздушной армии, представители которой находились у командарма 19 и в тех соединениях, с которыми взаимодействовала авиация.
Войска фронта должны были перейти в наступление 24 февраля. Но фактически бои начались уже с 22 февраля – противник опередил нас и повсеместно начал активные действия, пытаясь отбросить наши части. На всем фронте завязались упорные бои. К нашему счастью, исключение составлял участок, где происходила смена войск 1-го Белорусского фронта частями 19-й армии.
Враг напирал. Однако на нашем правом крыле 2-я Ударная армия стойко удерживала занятый рубеж. Одновременно частью сил И.И. Федюнинский продолжал бои против блокированной в городе-крепости Грауденц вражеской группировки, насчитывавшей, по показаниям пленных, до 15 тысяч солдат и офицеров. Успешно отражала атаки и 65-я армия П.И. Батова. А 49-ю армию противник несколько потеснил и занял Оссово. Упрекать командарма мы не могли. Войска его были ослаблены: мы взяли отсюда один стрелковый корпус для усиления нашего левого фланга. Сейчас этот корпус в составе 70-й армии отражал натиск гитлеровцев в районе Хойнице и готовился к наступлению.
Откровенно говоря, активность противника нас даже радовала. Он атаковал в стороне от того участка, где мы готовили удар, следовательно, оттягивал оттуда часть войск. Это облегчало нашу основную задачу – опрокинуть врага на главном направлении, Поэтому всем армиям было приказано усилить нажим на противника.
Так как не прекращавшееся, хоть и медленное, продвижение наших войск помешало врагу создать прочные в инженерном отношении укрепления, мы рассчитывали прорвать его оборону одними стрелковыми дивизиями, поддержанными мощной артиллерией. Танков у нас было мало. Единственный по-настоящему укомплектованный 3-й гвардейский танковый корпус мы решили ввести в бой на главном направлении на второй день операции.
Утром 24 февраля после сорокаминутной артиллерийской подготовки войска 19-й армии атаковали врага. Они быстро овладели его первой позицией. Преодолевая сопротивление противника, наша пехота продвигалась вперед, расширяя прорыв в глубину и в сторону флангов.
Гитлеровцы дрались за каждый опорный пункт, бросались в контратаки. Но побеждали отвага и мастерство наших солдат, искусство командиров.
По мере продвижения 19-й армии обнажался ее левый фланг, и этим попытался воспользоваться противник. Пришлось ввести в бой 3-й гвардейский кавалерийский корпус. Зайдя левее наступающих войск, он прикрыл их фланг.
Борьба в глубине вражеской обороны всегда требует упорства и самоотверженности. Наши бойцы и командиры в этот день совершили тысячи подвигов. Героизм, инициатива, взаимная выручка помогали им взламывать вражеские укрепления и опорные пункты, уничтожать контратакующие танки и пехоту. К исходу дня 19-я армия продвинулась на 10–12 километров. Ширина прорыва достигла 20 километров.
Успех значительный. Но он был бы еще больше, если бы с пехотой шли танки. Бои показали, что стрелковые части без танков непосредственной поддержки продвигаются недостаточно быстро. Принимаю решение ввести в дело танковый корпус, не ожидая выхода войск на условленный рубеж.
В одиннадцать часов утра 25 февраля генерал А.П. Панфилов повел свои танки в полосу наступления 19-й армии, чтобы ударом в северном направлении на Гегленфельд, Фернхайде совместно с пехотой завершить прорыв обороны противника и к исходу дня достигнуть рубежа Айквир, Шенау. Корпусу была придана 313-я стрелковая дивизия. С каждой танковой бригадой первого эшелона шел стрелковый полк.
Передовые отряды 3-й и 18-й гвардейских танковых бригад с десантами автоматчиков на броне, обогнав пехоту, устремились вперед. К четырнадцати часам они вышли на рубеж Эльзенау, Беренхютте, завершив прорыв тактической зоны обороны противника. Быстрому продвижению танков способствовали отвага и находчивость разведчиков старшего лейтенанта Несена. Лихим, стремительным налетом танкисты-разведчики захватили мост через заболоченную реку и этим обеспечили успех всей бригаде. Это только один из множества примеров смелой инициативы подчиненных Несена.
Выйдя на оперативный простор, гвардейцы-танкисты прибавили темп наступления. Сбивая вражеские части прикрытия и обходя опорные пункты, ликвидация которых поручалась приданной пехоте, они за день продвинулись на 40 километров. Утром 26 февраля передовые отряды корпуса овладели Бальденбергом, городом и станцией Шенау, где разгромили крупную вражескую группировку, захватили трофеи и много пленных.
Решительные и стремительные действия гвардейцев-танкистов, которых вел в бой отличный командир генерал А.П. Панфилов, создали условия для быстрого продвижения войск 19-й армии. Но этого, к сожалению, не произошло. За два дня пехота прошла всего 25 километров. Много сил отнимали бои с вражескими опорными пунктами, которые обходил танковый корпус. Гитлеровцев приходилось выбивать из них с большим трудом, что безусловно снижало темп наступления. Но причина была не только в этом. Сказывалось плохое руководство войсками. Командарм то и дело терял связь с соединениями, опаздывал с принятием решений. Эти два дня боев показали, что ему не справиться с таким крупным объединением, как армия, да еще с приданными ей средствами усиления. В сложной, непрерывно меняющейся обстановке наступления он проявлял растерянность, неспособность влиять на развитие событий.
Это обстоятельство заставило Военный совет фронта с санкции Верховного Главнокомандующего сменить командарма. Армию возглавил В.3. Романовский, старый, опытный, всесторонне подготовленный генерал.
В первый день наступления из-за плохой погоды, нелетной, как говорят летчики, мы не могли использовать нашу могучую силу – авиацию. Но 25 февраля генерал Вершинин поднял самолеты в воздух. Штурмовики и бомбардировщики оказали большую помощь войскам, особенно танковому корпусу. За день только в полосе действий 19-й армии и гвардейского танкового корпуса они совершили 960 боевых самолето-вылетов.
Бои шли по всему фронту. 70-я армия – сосед 19-й справа, отразив сильные атаки противника, сама перешла в наступление и к вечеру 25 февраля продвинулась на своем левом фланге до 6 километров. 49-я армия все еще отбивалась от наседавшего врага и дальше Оссово его не пропустила. 65-я сражалась на прежних рубежах, отражая атаки противника. Не изменилось положение и на участке 2-й Ударной армии, противник отражал все ее атаки, удерживая прежние позиция. Не удалось армии овладеть и блокированным ее войсками Грауденцем.
Не стихающие на всем фронте бои подтверждали стремление противника во что бы то ни стало удержать Восточную Померанию. По данным, поступавшим в штаб фронта, можно было сделать вывод, что ни на одном из участков силы неприятеля не ослабевали. Наоборот, И.И. Федюнинский и И.Т. Гришин докладывали, что против их армий появились новые вражеские части. Это нас не огорчало. Получалось, что противник еще не почувствовал всей угрозы, нависшей над ним в связи с наступлением нашей ударной группировки. Этому можно было только радоваться. И мы принимаем самые решительные меры, чтобы ускорить продвижение войск нашего левого фланга к морю. К сожалению, усилить это важное направление ничем больше не смогли: все силы были введены в бой. Впервые за время войны я, командующий фронтом, остался без резервов и, откровенно говоря, чувствовал себя неважно.
А положение у нас на левом крыле создавалось тревожное. По мере продвижения войск к северу все больше оголялся наш левый фланг: ведь наш сосед – 1-й Белорусский фронт оставался на месте. Противник стал все чаще наносить удары во фланги и тылы нашим наступающим частям. С опаской мы поглядывали на Ной-Штеттин. Этот город, остававшийся западнее разграничительной линии нашего фронта, был полон гитлеровскими войсками, которые в любой момент могли ринуться на наш открытый фланг. Я сообщил об этом в Ставку. Вскоре меня вызвал к ВЧ Верховный Главнокомандующий. Я доложил ему обстановку на нашем фронте и положение, складывающееся на левом крыле. Сталин спросил:
– Что, Жуков хитрит?
– Не думаю, – ответил я, – чтобы он хитрил, но что его войска не наступают и этим создается угроза на обнаженном нашем фланге, я могу подтвердить. Для обеспечения фланга у нас сейчас сил нет, резерв весь исчерпан. Поэтому прошу усилить фронт войсками или обязать 1-й Белорусский быстрее перейти в наступление.
Рассказал я и о положении в районе Ной-Штеттина.
– А войска вашего фронта не смогут занять Ной-Штеттин? Если вы это сделаете, в вашу честь будет дан салют.
Я ответил, что попытаемся взять этот город, но в дальнейшем это не изменит положения. Сталин обещал поторопить 1-й Белорусский с началом наступления. На этом наш разговор закончился. По всему чувствовалось, что Верховный Главнокомандующий доволен ходом событий.
Сразу же связываюсь с командиром конников генералом Осликовским и ставлю перед ним задачу захватить Ной-Штеттин, продолжая обеспечивать левый фланг и тыл ударной группировки фронта.
Новый командующий 19-й армией решительно и умело внес перемены в управление войсками: наладил связь со всеми соединениями, произвел необходимую перестановку сил. Большую помощь при этом ему оказали офицеры Н.И. Труженников, М.И. Повалий и другие работники штаба фронта во главе с моим заместителем генералом К.П. Трубниковым. Наступление пошло успешнее, хотя противник продолжал упорно сопротивляться, цепляясь за каждый населенный пункт. В.3. Романовский показал себя мастером маневра. Там, где атакой с ходу было не взять, он применял обход, удары с флангов или с тыла, широко используя артиллерию, которая следовала в боевых порядках пехоты. Артиллеристы и пехотинцы сроднились в боях. С помощью пушкарей стрелковые подразделения прокладывали себе дорогу, штурмовали узлы сопротивления, отражали танковые атаки врага. Там, где орудия не могли пройти на мехтяге, стрелки катили их вручную. Особенно полюбились солдатам самоходные артиллерийские установки СУ-76. Эти легкие, подвижные машины поспевали всюду, чтобы своим огнем и гусеницами поддержать, выручить пехоту, а пехотинцы в свою очередь готовы были защитить их от огня вражеских бронебойщиков и фаустников.
Добрые вести поступали от Осликовского. 3-й гвардейский кавалерийский корпус оправдал надежды. Организовав взаимодействие с приданной артиллерией и с поддерживающей конников авиацией, Осликовский обошел Ной-Штеттин с флангов и с тыла. В жарком бою гитлеровцы были разгромлены. Герои-конники захватили город. Оставив там одну дивизию для обеспечения фланга, Осликовский свои основные силы повел на север, действуя на левом фланге 19-й армии. Обрадовало нас и донесение Осликовского о том, что его разведка встретила западнее Ной-Штеттина разведотряд 2-го гвардейского кавалерийского корпуса 1-го Белорусского фронта. Оказывается, это соединение 26 февраля получило приказ комфронта наступать в северном направлении, чтобы обеспечить наш фланг. По-видимому, мой разговор с Верховным Главнокомандующим возымел некоторое действие. Правда, этот корпус находился далеко от нашего флата уступом назад, но в какой-то степени в критическую минуту он мог нам оказать помощь. А пока же нам приходилось самим изворачиваться, подчас даже временно замедляя продвижение танкового корпуса, когда он подвергался риску быть отрезанным от своих войск. А эта угроза оставалась: западнее нас в полной готовности находились соединения 3-й танковой армии противника. Они располагались перед войсками 1-го Белорусского фронта и пока еще не были втянуты в бой.
Между тем танковый корпус Панфилова опередил нашу пехоту на сорок километров. Приказываю ему закрепиться на рубеже Бублиц, Цехендорф и здесь дождаться подхода главных сил. Одновременно даю распоряжение Романовскому ускорить наступление своих соединений.
Обещанный Сталиным салют за овладение Ной-Штеттином был произведен. Приказом Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность войскам генерала Осликовского, танкистам генерала Панфилова, летчикам генерала Вершинина, артиллеристам, саперам и связистам, участвовавшим в боях за этот крупный город, являвшийся важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом противника.
Танковый корпус Панфилова по моему распоряжению остановился в районе Бублиц и организовал на этом рубеже оборону, выдвинув вперед и на фланги сильные отряды, которые удерживали захваченные ими участки и вели разведку противника. Гитлеровцы попробовали нанести контрудар во фланг и тыл корпусу со стороны Руммельсбурга, но сюда подошли передовые части 19-й армии. Завязался упорный встречный бой, в котором приняли участие и наши танкисты. Противник был отброшен.
Сосредоточив усилия на своем левом фланге, 70-я армия сломила сопротивление врага и к вечеру 28 февраля продвинулась на 12 километров в северо-западном направлении, послав вперед 8-й механизированный корпус Фирсовича. Этот корпус поредел в непрерывных боях, но, действуя смело и решительно, мог бы сделать многое. Однако он замешкался, пехота наступала ему на пятки. Это вынудило Военный совет фронта издать специальный приказ и потребовать от командования корпуса больше настойчивости при выполнении задач.
Кавалеристы Осликовского, наступая на северо-запад, много раз вступали в бой с вражескими частями, пытавшимися нанести удар во фланг ударной группировке войск фронта. Большую помощь корпусу оказывала авиация Вершинина. Летчики своевременно предупреждали конников о приближении врага и метко бомбили его боевые порядки.
49-я армия в результате упорного боя вернула Оссово.
Чтобы помешать противнику перебрасывать силы на направление нашего главного удара, не прекращаем наступления и ночью. Конечно, трудно, люди и так устали. Но без этого нельзя. Именно ночью наши разведчики заметили подозрительную суету в районе Руммельсбурга. Оказывается, враг вновь здесь собрал большую группу своих войск. Несколько десятков танков, тысячи солдат под покровом темноты двинулись в путь. Цель их была ясна: ударить по открытому флангу нашей 19-й армии.
Но расчет врага не оправдался. Внезапной атаки не получилось. Навстречу противнику Романовский двинул свой 40-й стрелковый корпус. Пехоту поддержали летчики Вершинина. Удар был сокрушительным. Противник, понеся большие потери, откатился на северо-восток.
Между прочим, эту атаку враг тщательно планировал. Он собирался напасть на наши главные силы сразу с обоих флангов. Не успели мы отбросить гитлеровцев с востока, завязались бои на западе. Из района северо-западнее Бублиц надвигались внушительные вражеские силы: 15-я и 32-я немецкие пехотные дивизии, два специальных полка, шесть отдельных батальонов и более сорока танков и самоходных орудий. Но и этот удар не застал нас врасплох. Дорогу вражеской группировке закрыли пехотинцы 272-й стрелковой дивизии, направленной сюда командармом В.3. Романовским, и вездесущие конники Н.С. Осликовского. Их поддержали штурмовики 4-й воздушной армии.
Наступавшая вражеская группировка по численности превосходила те части, которые смогли выделить на это направление Романовский и Осликовский. Но командиры хорошо организовали бой. А солдаты дрались геройски. Решающую роль сыграли отвага и мастерство артиллеристов истребительно-противотанковых частей. Развернувшись на виду у противника, они били прямой наводкой по его танкам, а картечью уничтожали пехоту. Бой был жестоким. Мы его выиграли потому, что воины всех родов войск сражались в тесном взаимодействии, каждый солдат дрался стойко и жизни не жалел, чтобы помочь товарищу. Враг был разгромлен и отброшен.
Пока гремели эти схватки на флангах нашей ударной группировки, гвардейцы-танкисты А.П. Панфилова пробивали дорогу к морю. 3 марта они подошли к последнему крупному опорному пункту противника на направлении действий корпуса – городу Кёзлин (Кошалин). Это был важный узел коммуникаций на путях из Данцига в Штеттин и мощный опорный пункт обороны, прикрывающий подступы к побережью Балтийского моря. Мы знали, что в городе сильный гарнизон.
Выслушав донесение Панфилова, я спросил, что он собирается делать дальше.
– Буду брать город.
– А сил хватит?
– Хватит. Ведь со мной пехота.
Ответ порадовал. Значит, действительно танкисты крепко подружились с бойцами приданной корпусу стрелковой дивизии.
– Действуйте, – согласился я. – Только получше подготовьтесь к штурму.
Панфилов умело построил наступление. Дело решили хитроумный маневр танков и пехоты, точный и сокрушительный огонь артиллерии (ее у Панфилова хватало – кроме штатных у него было еще несколько приданных артиллерийских частей) и отличная работа летчиков. Утром 5 марта наши войска овладели городом. Остатки немецкого гарнизона капитулировали. Захвачено было много пленных, в их числе начальник кёзлинского гарнизона генерал-лейтенант фон Цилов и его штаб. Они подтвердили уже имевшиеся у нас сведения о войсках, оборонявших город. Силы у врага здесь были внушительные: 1-я пехотная дивизия СС, 15-я и 32-я пехотные дивизии, танковая дивизия, полицейская дивизия.
Мужество, отвага, инициатива помогли нашим бойцам и командирам быстро разгромить мощный опорный пункт врага. Соединения 3-го гвардейского танкового корпуса вышли на побережье Балтийского моря. Тем самым было завершено рассечение восточнопомеранской группировки противника.
К нам в штаб-квартиру гонец доставил три бутылки, наполненные по горлышко прозрачной жидкостью. Это подарок танкистов Панфилова Военному совету фронта. В бутылке была вода. Не удержались, отведали на вкус. Горьковато-соленая, с запахом водорослей. Вода Балтийского моря! Мы горячо поблагодарили гвардейцев за драгоценный своей символичностью подарок.
С выходом нашей ударной группировки на морское побережье поворачиваем ее фронтом на восток, навстречу армиям правого крыла. Тыл наступающих войск с запада прикрывает 134-й стрелковый корпус 19-й армии. Тиски наших войск все сильнее сжимали врага.
По данным разведки, против нас продолжали действовать войска группы армий «Висла» – 7-й и 46-й танковые, 18-й горноегерский, 20, 23, 27 и 55-й армейские корпуса. Конечно, за время боев солдат в них поубавилось. Но противник был еще очень силен.
Фашистское командование было беспощадно к своим солдатам. Оно заставляло их сражаться даже тогда, когда была видна бесцельность сопротивления. Гарнизон Грауденца, отрезанный от своих войск, сражался до конца. Только 6 марта в результате многодневных уличных боев город был занят частями 142-й стрелковой дивизии полковника Г.Л. Сонникова и 37-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора Сабира Умар-оглы Рахимова (она входила в армию Батова, но на время операции была придана 2-й Ударной армии).
Хотелось как можно быстрее разделаться с окруженным противником. Но нам не хватало подвижных соединений. Это побудило меня обратиться в Ставку с просьбой хотя бы временно передать нам одну из двух танковых армий, действовавших в составе войск 1-го Белорусского фронта. Довод я привел убедительный: чем быстрее мы покончим с гитлеровцами в Восточной Померании, тем скорее освободятся войска для предстоящей Берлинской операции. Сталин тут же согласился со мной и сказал, что будет немедленно отдано распоряжение о передаче нам временно 1-й гвардейской танковой армии, которая находится ближе к нашему фронту.
В это время войска 1-го Белорусского фронта, начавшие наступление 1 марта, прорвали оборону противника и успешно продвигались к северу в двух направлениях – на Кольберг и на Каммин. Главный удар Г.К. Жуков наносил в центре. На смежном с нами фланге действовала 1-я армия Войска Польского и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, наносившие вспомогательный удар. Продвигались они довольно медленно, и поэтому с нас не снималась задача прикрытия нашего левого фланга. Наконец соседи вышли к морю. Здесь наши пехотинцы и кавалеристы помогли польским воинам разгромить вражеские войска, окруженные в районе восточнее и юго-восточнее Кольберга.
По решению Ставки нам с 8 марта придавалась 1-я гвардейская танковая армия под командованием генерала М.Е. Катукова. После завершения операции она должна была вернуться в 1-й Белорусский фронт. По этому поводу мне позвонил по ВЧ Г.К. Жуков:
– Предупреждаю. Армия должна быть возвращена точно в таком же составе, в каком она к вам уходит!
Я обещал, но в свою очередь попросил, чтобы армия нам была выделена боеспособной…
Сознавая, что малейшую задержку в нашем продвижении враг использует для организации сопротивления, мы заботились о том, чтобы наступление развивалось без малейших пауз. Поэтому отказывались от всяких перегруппировок, которые влекли за собой хотя бы кратковременное замедление в действиях.
По мере продвижения войск фронт наступления сужался. Можно было бы часть сил перевести во второй эшелон фронта. Но жаль было тратить время. Уплотняем в армиях боевые порядки первых эшелонов. Приходилось учитывать, что дивизии поредели и без такого уплотнения нам было не нарастить силы удара. Командиры и политработники поддерживали в войсках высокий наступательный порыв. Многое было сделано в этом отношении политуправлением фронта. Его начальник – замечательный политработник генерал А.Д. Окороков всех своих сотрудников направил в войска. Партийные и комсомольские организации добивались, чтобы каждый солдат знал свою боевую задачу и выполнял ее, не жалея сил. Фронтовые, армейские, дивизионные газеты, агитаторы в своих беседах звали людей вперед, на быстрейший разгром врага.
И все-таки двигались мы медленнее, чем хотелось бы. 6 марта 19-я армия прошла в восточном направлении всего лишь 12 километров. Впереди – Штольп, после Штеттина второй по величине город Восточной Померании. Подступы к городу сильно укреплены. Вызываю на связь А.П. Панфилова.
– Надо выручать пехоту.
Командир танкистов не нуждается в разъяснении задачи. Понимает все с полуслова.
– Взять Штольп?
– Да.
– Сколько времени даете?
– Сутки.
Было ясно, что немецко-фашистское командование постарается использовать свою восточнопомеранскую группировку, чтобы дать решительный бой советским войскам и этим задержать их продвижение к Берлину. Нам уже было известно, что фашистское руководство, сосредоточивая усилия своих войск против Красной Армии, преднамеренно ослабляет свой западный фронт и уже ищет пути для сговора с правительствами США и Англии о заключении сепаратного мира.
Обстановка настоятельно требовала от нас ускорить разгром гитлеровцев в Восточной Померании, чтобы освободить как можно больше сил для решающего удара на берлинском направлении. Вот почему Ставка нацеливала против восточнопомеранской вражеской группировки усилия сразу двух фронтов. По ее указанию 2-й и 1-й Белорусские фронты должны были наступать смежными флангами на север, нанося удар в общем направлении на Кольберг (Колобжег). Разграничительная линия между фронтами – Линде, Ной-Штеттин, Кольберг. После рассечения вражеской группировки войска 2-го Белорусского фронта ликвидируют восточную ее часть, овладевают городами Данциг (Гданьск) и Гдыней с выходом к Данцигской бухте, а войска 1-го Белорусского фронта уничтожают врага в западной части Померании, продвигаясь к реке Одер. Таким образом, после выхода на побережье Балтийского моря войскам одного фронта предстояло действовать в восточном направлении, а другого – в западном.
По директиве Ставки наш фронт должен был начать наступление на своем левом фланге 24 февраля. Это создавало дополнительные трудности. Передавая нам из своего резерва 19-ю армию и 3-й гвардейский танковый корпус, Ставка знала, что они еле-еле успеют подойти к назначенному сроку. На подготовку их к операции времени не оставалось.
Прилагаем, однако, все силы, чтобы начать операцию в срок. Пока войска 19-й армии совершали переходы, весь ее руководящий состав прибыл на участок, с которого армия должна была действовать. (Этот участок пока был занят войсками 1-го Белорусского фронта.) Здесь на местности шла отработка задачи, согласовывалось взаимодействие пехоты с танковым корпусом и с частями усиления. В этой работе принимали участие и командующие родами войск фронта – Сокольский, Чернявский, Борзов и командующий 4-й воздушной армией Вершинин.
В ночь на 22 февраля 19-я армия, сменив правофланговые части 1-го Белорусского фронта, вышла на отведенный ей для наступления рубеж и приступила к подготовке наступления. Армия должна была наносить главный удар в направлении Бишофсвальде, Штегере, Бальденберг. Для прорыва неприятельской обороны создавалась плотность артиллерии не менее 150 стволов на километр фронта, не считая реактивных установок. Для этого были все возможности, учитывая средства усиления, приданные армии фронтом. Наступление поддерживалось основными силами авиации 4-й воздушной армии, представители которой находились у командарма 19 и в тех соединениях, с которыми взаимодействовала авиация.
Войска фронта должны были перейти в наступление 24 февраля. Но фактически бои начались уже с 22 февраля – противник опередил нас и повсеместно начал активные действия, пытаясь отбросить наши части. На всем фронте завязались упорные бои. К нашему счастью, исключение составлял участок, где происходила смена войск 1-го Белорусского фронта частями 19-й армии.
Враг напирал. Однако на нашем правом крыле 2-я Ударная армия стойко удерживала занятый рубеж. Одновременно частью сил И.И. Федюнинский продолжал бои против блокированной в городе-крепости Грауденц вражеской группировки, насчитывавшей, по показаниям пленных, до 15 тысяч солдат и офицеров. Успешно отражала атаки и 65-я армия П.И. Батова. А 49-ю армию противник несколько потеснил и занял Оссово. Упрекать командарма мы не могли. Войска его были ослаблены: мы взяли отсюда один стрелковый корпус для усиления нашего левого фланга. Сейчас этот корпус в составе 70-й армии отражал натиск гитлеровцев в районе Хойнице и готовился к наступлению.
Откровенно говоря, активность противника нас даже радовала. Он атаковал в стороне от того участка, где мы готовили удар, следовательно, оттягивал оттуда часть войск. Это облегчало нашу основную задачу – опрокинуть врага на главном направлении, Поэтому всем армиям было приказано усилить нажим на противника.
Так как не прекращавшееся, хоть и медленное, продвижение наших войск помешало врагу создать прочные в инженерном отношении укрепления, мы рассчитывали прорвать его оборону одними стрелковыми дивизиями, поддержанными мощной артиллерией. Танков у нас было мало. Единственный по-настоящему укомплектованный 3-й гвардейский танковый корпус мы решили ввести в бой на главном направлении на второй день операции.
Утром 24 февраля после сорокаминутной артиллерийской подготовки войска 19-й армии атаковали врага. Они быстро овладели его первой позицией. Преодолевая сопротивление противника, наша пехота продвигалась вперед, расширяя прорыв в глубину и в сторону флангов.
Гитлеровцы дрались за каждый опорный пункт, бросались в контратаки. Но побеждали отвага и мастерство наших солдат, искусство командиров.
По мере продвижения 19-й армии обнажался ее левый фланг, и этим попытался воспользоваться противник. Пришлось ввести в бой 3-й гвардейский кавалерийский корпус. Зайдя левее наступающих войск, он прикрыл их фланг.
Борьба в глубине вражеской обороны всегда требует упорства и самоотверженности. Наши бойцы и командиры в этот день совершили тысячи подвигов. Героизм, инициатива, взаимная выручка помогали им взламывать вражеские укрепления и опорные пункты, уничтожать контратакующие танки и пехоту. К исходу дня 19-я армия продвинулась на 10–12 километров. Ширина прорыва достигла 20 километров.
Успех значительный. Но он был бы еще больше, если бы с пехотой шли танки. Бои показали, что стрелковые части без танков непосредственной поддержки продвигаются недостаточно быстро. Принимаю решение ввести в дело танковый корпус, не ожидая выхода войск на условленный рубеж.
В одиннадцать часов утра 25 февраля генерал А.П. Панфилов повел свои танки в полосу наступления 19-й армии, чтобы ударом в северном направлении на Гегленфельд, Фернхайде совместно с пехотой завершить прорыв обороны противника и к исходу дня достигнуть рубежа Айквир, Шенау. Корпусу была придана 313-я стрелковая дивизия. С каждой танковой бригадой первого эшелона шел стрелковый полк.
Передовые отряды 3-й и 18-й гвардейских танковых бригад с десантами автоматчиков на броне, обогнав пехоту, устремились вперед. К четырнадцати часам они вышли на рубеж Эльзенау, Беренхютте, завершив прорыв тактической зоны обороны противника. Быстрому продвижению танков способствовали отвага и находчивость разведчиков старшего лейтенанта Несена. Лихим, стремительным налетом танкисты-разведчики захватили мост через заболоченную реку и этим обеспечили успех всей бригаде. Это только один из множества примеров смелой инициативы подчиненных Несена.
Выйдя на оперативный простор, гвардейцы-танкисты прибавили темп наступления. Сбивая вражеские части прикрытия и обходя опорные пункты, ликвидация которых поручалась приданной пехоте, они за день продвинулись на 40 километров. Утром 26 февраля передовые отряды корпуса овладели Бальденбергом, городом и станцией Шенау, где разгромили крупную вражескую группировку, захватили трофеи и много пленных.
Решительные и стремительные действия гвардейцев-танкистов, которых вел в бой отличный командир генерал А.П. Панфилов, создали условия для быстрого продвижения войск 19-й армии. Но этого, к сожалению, не произошло. За два дня пехота прошла всего 25 километров. Много сил отнимали бои с вражескими опорными пунктами, которые обходил танковый корпус. Гитлеровцев приходилось выбивать из них с большим трудом, что безусловно снижало темп наступления. Но причина была не только в этом. Сказывалось плохое руководство войсками. Командарм то и дело терял связь с соединениями, опаздывал с принятием решений. Эти два дня боев показали, что ему не справиться с таким крупным объединением, как армия, да еще с приданными ей средствами усиления. В сложной, непрерывно меняющейся обстановке наступления он проявлял растерянность, неспособность влиять на развитие событий.
Это обстоятельство заставило Военный совет фронта с санкции Верховного Главнокомандующего сменить командарма. Армию возглавил В.3. Романовский, старый, опытный, всесторонне подготовленный генерал.
В первый день наступления из-за плохой погоды, нелетной, как говорят летчики, мы не могли использовать нашу могучую силу – авиацию. Но 25 февраля генерал Вершинин поднял самолеты в воздух. Штурмовики и бомбардировщики оказали большую помощь войскам, особенно танковому корпусу. За день только в полосе действий 19-й армии и гвардейского танкового корпуса они совершили 960 боевых самолето-вылетов.
Бои шли по всему фронту. 70-я армия – сосед 19-й справа, отразив сильные атаки противника, сама перешла в наступление и к вечеру 25 февраля продвинулась на своем левом фланге до 6 километров. 49-я армия все еще отбивалась от наседавшего врага и дальше Оссово его не пропустила. 65-я сражалась на прежних рубежах, отражая атаки противника. Не изменилось положение и на участке 2-й Ударной армии, противник отражал все ее атаки, удерживая прежние позиция. Не удалось армии овладеть и блокированным ее войсками Грауденцем.
Не стихающие на всем фронте бои подтверждали стремление противника во что бы то ни стало удержать Восточную Померанию. По данным, поступавшим в штаб фронта, можно было сделать вывод, что ни на одном из участков силы неприятеля не ослабевали. Наоборот, И.И. Федюнинский и И.Т. Гришин докладывали, что против их армий появились новые вражеские части. Это нас не огорчало. Получалось, что противник еще не почувствовал всей угрозы, нависшей над ним в связи с наступлением нашей ударной группировки. Этому можно было только радоваться. И мы принимаем самые решительные меры, чтобы ускорить продвижение войск нашего левого фланга к морю. К сожалению, усилить это важное направление ничем больше не смогли: все силы были введены в бой. Впервые за время войны я, командующий фронтом, остался без резервов и, откровенно говоря, чувствовал себя неважно.
А положение у нас на левом крыле создавалось тревожное. По мере продвижения войск к северу все больше оголялся наш левый фланг: ведь наш сосед – 1-й Белорусский фронт оставался на месте. Противник стал все чаще наносить удары во фланги и тылы нашим наступающим частям. С опаской мы поглядывали на Ной-Штеттин. Этот город, остававшийся западнее разграничительной линии нашего фронта, был полон гитлеровскими войсками, которые в любой момент могли ринуться на наш открытый фланг. Я сообщил об этом в Ставку. Вскоре меня вызвал к ВЧ Верховный Главнокомандующий. Я доложил ему обстановку на нашем фронте и положение, складывающееся на левом крыле. Сталин спросил:
– Что, Жуков хитрит?
– Не думаю, – ответил я, – чтобы он хитрил, но что его войска не наступают и этим создается угроза на обнаженном нашем фланге, я могу подтвердить. Для обеспечения фланга у нас сейчас сил нет, резерв весь исчерпан. Поэтому прошу усилить фронт войсками или обязать 1-й Белорусский быстрее перейти в наступление.
Рассказал я и о положении в районе Ной-Штеттина.
– А войска вашего фронта не смогут занять Ной-Штеттин? Если вы это сделаете, в вашу честь будет дан салют.
Я ответил, что попытаемся взять этот город, но в дальнейшем это не изменит положения. Сталин обещал поторопить 1-й Белорусский с началом наступления. На этом наш разговор закончился. По всему чувствовалось, что Верховный Главнокомандующий доволен ходом событий.
Сразу же связываюсь с командиром конников генералом Осликовским и ставлю перед ним задачу захватить Ной-Штеттин, продолжая обеспечивать левый фланг и тыл ударной группировки фронта.
Новый командующий 19-й армией решительно и умело внес перемены в управление войсками: наладил связь со всеми соединениями, произвел необходимую перестановку сил. Большую помощь при этом ему оказали офицеры Н.И. Труженников, М.И. Повалий и другие работники штаба фронта во главе с моим заместителем генералом К.П. Трубниковым. Наступление пошло успешнее, хотя противник продолжал упорно сопротивляться, цепляясь за каждый населенный пункт. В.3. Романовский показал себя мастером маневра. Там, где атакой с ходу было не взять, он применял обход, удары с флангов или с тыла, широко используя артиллерию, которая следовала в боевых порядках пехоты. Артиллеристы и пехотинцы сроднились в боях. С помощью пушкарей стрелковые подразделения прокладывали себе дорогу, штурмовали узлы сопротивления, отражали танковые атаки врага. Там, где орудия не могли пройти на мехтяге, стрелки катили их вручную. Особенно полюбились солдатам самоходные артиллерийские установки СУ-76. Эти легкие, подвижные машины поспевали всюду, чтобы своим огнем и гусеницами поддержать, выручить пехоту, а пехотинцы в свою очередь готовы были защитить их от огня вражеских бронебойщиков и фаустников.
Добрые вести поступали от Осликовского. 3-й гвардейский кавалерийский корпус оправдал надежды. Организовав взаимодействие с приданной артиллерией и с поддерживающей конников авиацией, Осликовский обошел Ной-Штеттин с флангов и с тыла. В жарком бою гитлеровцы были разгромлены. Герои-конники захватили город. Оставив там одну дивизию для обеспечения фланга, Осликовский свои основные силы повел на север, действуя на левом фланге 19-й армии. Обрадовало нас и донесение Осликовского о том, что его разведка встретила западнее Ной-Штеттина разведотряд 2-го гвардейского кавалерийского корпуса 1-го Белорусского фронта. Оказывается, это соединение 26 февраля получило приказ комфронта наступать в северном направлении, чтобы обеспечить наш фланг. По-видимому, мой разговор с Верховным Главнокомандующим возымел некоторое действие. Правда, этот корпус находился далеко от нашего флата уступом назад, но в какой-то степени в критическую минуту он мог нам оказать помощь. А пока же нам приходилось самим изворачиваться, подчас даже временно замедляя продвижение танкового корпуса, когда он подвергался риску быть отрезанным от своих войск. А эта угроза оставалась: западнее нас в полной готовности находились соединения 3-й танковой армии противника. Они располагались перед войсками 1-го Белорусского фронта и пока еще не были втянуты в бой.
Между тем танковый корпус Панфилова опередил нашу пехоту на сорок километров. Приказываю ему закрепиться на рубеже Бублиц, Цехендорф и здесь дождаться подхода главных сил. Одновременно даю распоряжение Романовскому ускорить наступление своих соединений.
Обещанный Сталиным салют за овладение Ной-Штеттином был произведен. Приказом Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность войскам генерала Осликовского, танкистам генерала Панфилова, летчикам генерала Вершинина, артиллеристам, саперам и связистам, участвовавшим в боях за этот крупный город, являвшийся важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом противника.
Танковый корпус Панфилова по моему распоряжению остановился в районе Бублиц и организовал на этом рубеже оборону, выдвинув вперед и на фланги сильные отряды, которые удерживали захваченные ими участки и вели разведку противника. Гитлеровцы попробовали нанести контрудар во фланг и тыл корпусу со стороны Руммельсбурга, но сюда подошли передовые части 19-й армии. Завязался упорный встречный бой, в котором приняли участие и наши танкисты. Противник был отброшен.
Сосредоточив усилия на своем левом фланге, 70-я армия сломила сопротивление врага и к вечеру 28 февраля продвинулась на 12 километров в северо-западном направлении, послав вперед 8-й механизированный корпус Фирсовича. Этот корпус поредел в непрерывных боях, но, действуя смело и решительно, мог бы сделать многое. Однако он замешкался, пехота наступала ему на пятки. Это вынудило Военный совет фронта издать специальный приказ и потребовать от командования корпуса больше настойчивости при выполнении задач.
Кавалеристы Осликовского, наступая на северо-запад, много раз вступали в бой с вражескими частями, пытавшимися нанести удар во фланг ударной группировке войск фронта. Большую помощь корпусу оказывала авиация Вершинина. Летчики своевременно предупреждали конников о приближении врага и метко бомбили его боевые порядки.
49-я армия в результате упорного боя вернула Оссово.
Чтобы помешать противнику перебрасывать силы на направление нашего главного удара, не прекращаем наступления и ночью. Конечно, трудно, люди и так устали. Но без этого нельзя. Именно ночью наши разведчики заметили подозрительную суету в районе Руммельсбурга. Оказывается, враг вновь здесь собрал большую группу своих войск. Несколько десятков танков, тысячи солдат под покровом темноты двинулись в путь. Цель их была ясна: ударить по открытому флангу нашей 19-й армии.
Но расчет врага не оправдался. Внезапной атаки не получилось. Навстречу противнику Романовский двинул свой 40-й стрелковый корпус. Пехоту поддержали летчики Вершинина. Удар был сокрушительным. Противник, понеся большие потери, откатился на северо-восток.
Между прочим, эту атаку враг тщательно планировал. Он собирался напасть на наши главные силы сразу с обоих флангов. Не успели мы отбросить гитлеровцев с востока, завязались бои на западе. Из района северо-западнее Бублиц надвигались внушительные вражеские силы: 15-я и 32-я немецкие пехотные дивизии, два специальных полка, шесть отдельных батальонов и более сорока танков и самоходных орудий. Но и этот удар не застал нас врасплох. Дорогу вражеской группировке закрыли пехотинцы 272-й стрелковой дивизии, направленной сюда командармом В.3. Романовским, и вездесущие конники Н.С. Осликовского. Их поддержали штурмовики 4-й воздушной армии.
Наступавшая вражеская группировка по численности превосходила те части, которые смогли выделить на это направление Романовский и Осликовский. Но командиры хорошо организовали бой. А солдаты дрались геройски. Решающую роль сыграли отвага и мастерство артиллеристов истребительно-противотанковых частей. Развернувшись на виду у противника, они били прямой наводкой по его танкам, а картечью уничтожали пехоту. Бой был жестоким. Мы его выиграли потому, что воины всех родов войск сражались в тесном взаимодействии, каждый солдат дрался стойко и жизни не жалел, чтобы помочь товарищу. Враг был разгромлен и отброшен.
Пока гремели эти схватки на флангах нашей ударной группировки, гвардейцы-танкисты А.П. Панфилова пробивали дорогу к морю. 3 марта они подошли к последнему крупному опорному пункту противника на направлении действий корпуса – городу Кёзлин (Кошалин). Это был важный узел коммуникаций на путях из Данцига в Штеттин и мощный опорный пункт обороны, прикрывающий подступы к побережью Балтийского моря. Мы знали, что в городе сильный гарнизон.
Выслушав донесение Панфилова, я спросил, что он собирается делать дальше.
– Буду брать город.
– А сил хватит?
– Хватит. Ведь со мной пехота.
Ответ порадовал. Значит, действительно танкисты крепко подружились с бойцами приданной корпусу стрелковой дивизии.
– Действуйте, – согласился я. – Только получше подготовьтесь к штурму.
Панфилов умело построил наступление. Дело решили хитроумный маневр танков и пехоты, точный и сокрушительный огонь артиллерии (ее у Панфилова хватало – кроме штатных у него было еще несколько приданных артиллерийских частей) и отличная работа летчиков. Утром 5 марта наши войска овладели городом. Остатки немецкого гарнизона капитулировали. Захвачено было много пленных, в их числе начальник кёзлинского гарнизона генерал-лейтенант фон Цилов и его штаб. Они подтвердили уже имевшиеся у нас сведения о войсках, оборонявших город. Силы у врага здесь были внушительные: 1-я пехотная дивизия СС, 15-я и 32-я пехотные дивизии, танковая дивизия, полицейская дивизия.
Мужество, отвага, инициатива помогли нашим бойцам и командирам быстро разгромить мощный опорный пункт врага. Соединения 3-го гвардейского танкового корпуса вышли на побережье Балтийского моря. Тем самым было завершено рассечение восточнопомеранской группировки противника.
К нам в штаб-квартиру гонец доставил три бутылки, наполненные по горлышко прозрачной жидкостью. Это подарок танкистов Панфилова Военному совету фронта. В бутылке была вода. Не удержались, отведали на вкус. Горьковато-соленая, с запахом водорослей. Вода Балтийского моря! Мы горячо поблагодарили гвардейцев за драгоценный своей символичностью подарок.
С выходом нашей ударной группировки на морское побережье поворачиваем ее фронтом на восток, навстречу армиям правого крыла. Тыл наступающих войск с запада прикрывает 134-й стрелковый корпус 19-й армии. Тиски наших войск все сильнее сжимали врага.
По данным разведки, против нас продолжали действовать войска группы армий «Висла» – 7-й и 46-й танковые, 18-й горноегерский, 20, 23, 27 и 55-й армейские корпуса. Конечно, за время боев солдат в них поубавилось. Но противник был еще очень силен.
Фашистское командование было беспощадно к своим солдатам. Оно заставляло их сражаться даже тогда, когда была видна бесцельность сопротивления. Гарнизон Грауденца, отрезанный от своих войск, сражался до конца. Только 6 марта в результате многодневных уличных боев город был занят частями 142-й стрелковой дивизии полковника Г.Л. Сонникова и 37-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора Сабира Умар-оглы Рахимова (она входила в армию Батова, но на время операции была придана 2-й Ударной армии).
Хотелось как можно быстрее разделаться с окруженным противником. Но нам не хватало подвижных соединений. Это побудило меня обратиться в Ставку с просьбой хотя бы временно передать нам одну из двух танковых армий, действовавших в составе войск 1-го Белорусского фронта. Довод я привел убедительный: чем быстрее мы покончим с гитлеровцами в Восточной Померании, тем скорее освободятся войска для предстоящей Берлинской операции. Сталин тут же согласился со мной и сказал, что будет немедленно отдано распоряжение о передаче нам временно 1-й гвардейской танковой армии, которая находится ближе к нашему фронту.
В это время войска 1-го Белорусского фронта, начавшие наступление 1 марта, прорвали оборону противника и успешно продвигались к северу в двух направлениях – на Кольберг и на Каммин. Главный удар Г.К. Жуков наносил в центре. На смежном с нами фланге действовала 1-я армия Войска Польского и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, наносившие вспомогательный удар. Продвигались они довольно медленно, и поэтому с нас не снималась задача прикрытия нашего левого фланга. Наконец соседи вышли к морю. Здесь наши пехотинцы и кавалеристы помогли польским воинам разгромить вражеские войска, окруженные в районе восточнее и юго-восточнее Кольберга.
По решению Ставки нам с 8 марта придавалась 1-я гвардейская танковая армия под командованием генерала М.Е. Катукова. После завершения операции она должна была вернуться в 1-й Белорусский фронт. По этому поводу мне позвонил по ВЧ Г.К. Жуков:
– Предупреждаю. Армия должна быть возвращена точно в таком же составе, в каком она к вам уходит!
Я обещал, но в свою очередь попросил, чтобы армия нам была выделена боеспособной…
Сознавая, что малейшую задержку в нашем продвижении враг использует для организации сопротивления, мы заботились о том, чтобы наступление развивалось без малейших пауз. Поэтому отказывались от всяких перегруппировок, которые влекли за собой хотя бы кратковременное замедление в действиях.
По мере продвижения войск фронт наступления сужался. Можно было бы часть сил перевести во второй эшелон фронта. Но жаль было тратить время. Уплотняем в армиях боевые порядки первых эшелонов. Приходилось учитывать, что дивизии поредели и без такого уплотнения нам было не нарастить силы удара. Командиры и политработники поддерживали в войсках высокий наступательный порыв. Многое было сделано в этом отношении политуправлением фронта. Его начальник – замечательный политработник генерал А.Д. Окороков всех своих сотрудников направил в войска. Партийные и комсомольские организации добивались, чтобы каждый солдат знал свою боевую задачу и выполнял ее, не жалея сил. Фронтовые, армейские, дивизионные газеты, агитаторы в своих беседах звали людей вперед, на быстрейший разгром врага.
И все-таки двигались мы медленнее, чем хотелось бы. 6 марта 19-я армия прошла в восточном направлении всего лишь 12 километров. Впереди – Штольп, после Штеттина второй по величине город Восточной Померании. Подступы к городу сильно укреплены. Вызываю на связь А.П. Панфилова.
– Надо выручать пехоту.
Командир танкистов не нуждается в разъяснении задачи. Понимает все с полуслова.
– Взять Штольп?
– Да.
– Сколько времени даете?
– Сутки.