Каждый десять минут в течение часа он то и дело прикладывался к ведру. Конечно, для куража не помещала бы и чекушечка в придачу. Но Миха и этим был доволен. Наполненная бутылками сумка под скамейкой ожидала своего часа.
   Он ещё раз приложился к ведру. В голове приятно шумело и Миха вдруг понял, что теперь ему не хватает собеседника. Ему так хотелось с кем-нибудь поделиться знаниями о том, сколько живут и в каких количества употребляют алкоголь африканские слоны.
   - Старик, - кто-то спросил его сзади и дотронулся до плеча, - закурить не найдется?
   Миха обернулся и увидел перед собой, такого же как и он горемыку с авоськой, в которой лежала дюжина пустых бутылок.
   - А-а, коллега, улыбаясь протянул Миха и хлопнул ладонью по лавочке, Присаживайся. Джину хочешь?
   Незнакомец, оглядел Миху и недоверчиво спросил:
   - А есть?
   - Хоть залейся, - ответил Миха и указал пальцем на эмалированное ведро.
   - Стыдно насмехаться над больным человеком, - посмотрев в сторону ведра, покачал головой коллега.
   - Да ты зербани, фуфел! Говорят тебе - джин с тоником.
   Мужик, с недоверием покосившись на Миху, все-таки склонился к ведру, сделал несколько жадных глотков и, распрямившись, выпучил глаза:
   - Где взял?
   - Слоны угостили. У них сегодня праздник, - махнул рукой в сторону центральной аллеи Миха. - Ты знаешь, сколько пьют эти африканские сволочи?
   Через три часа Миха с новым другом, пошатываясь шли к выходу. С двух сторон в руках они держали сумку с бутылками, то и дело загораживая прохожим встречную дорогу. Разговор между ними велся о слонах. Вернее о том, какой слон больше выпьет: индийский или африканский. Друзья направлялись в сторону пункта приема стеклотары.
   - Знаешь, к какому выводу я пришел, - остановившись посреди дороги, вдруг сказал Миха.
   - Ну? - напрягая зрение, ждал ответа закадычный друг.
   - Если бы в России водились слоны, то они бы пили только водку.
   - Точно! - согласился товарищ, - Наверное мамонты в Сибири и вымерли из-за того, что не было водки. Похолодание было, а водки не было...
   1998 г.
   В ЗООПАРКЕ
   Взаимоотношения животного и алкоголя - тема вообще необычайно увлекательная. Оставим в покое человека - это далеко не лучшее создание Творца давно скомпрометировало себя окончательно и бесповоротно. Но даже невинные твари испытывают трудно объяснимую тягу к спиртному. Зоопсихологи не раз уличали в сугубо "человеческой" страстишке коров и свиней, лошадей и собак, кроликов и обезьян, домашних кур и ежей, лисиц и коз... Даже крысы не прочь завить горе веревочкой. Пивоварам доводилось наблюдать, как наглые пасюки опускали в пивные чаны хвосты и с удовольствием их облизывали. Есть среди животных и свои записные пьяницы. Неважная репутация у медведя. В старину существовал даже особый вид охоты, рассчитанный на его слабость к хмельному: колоду заполняли крепкой медовухой, и нализавшийся топтыгин платил за удовольствие свободой.
   А знаете, какие коктейли и из чего делают слонам? Записывайте. Два литра водки, десять литров вермута, литр медицинского спирта и десять килограммов сахара. Это на семью из трех особей. Маму, папу и ребенка. Потому как доза для одного взрослого слона - десятилитровое ведро.
   Но вот что удалось на все сто процентов, так это тот факт, что из животных быстрее и легче всего спиваются человекоподобные обезьяны. Парадокс или закономерность? Скорее всего - последнее. Прав, Дарвин, они наши дальние родственники.
   В Московском зоопарке в восьмидесятых годах жила человекообразная шимпанзе по кличке Сильва.
   Так вот, эта самая Сильва любила "потусоваться" в компании мужчин. Любила, грешная, при этом "принять на грудь". При этом из спиртных напитков признавала только водку. Кагор положенный рационом для бодрости (два раза в неделю по 30 грамм), не ставила ни во что. Видимо, мысленно определяла его как "водичку для канареек". А для водки в укромном местечке хранила специальную кружку и, завидев чекушку, тут же с радостным воплем протягивала свою посуду разливающему. Обычно обезьяны охотно ломают и портят вещи человеческого обихода, но эту кружку Сильва берегла как зеницу ока. Пропустив 50 грамм (больше, естественно, не давали), она, закинув ногу на ногу, затягивалась сигареткой и уже ничем не отличалась от дамы полусвета.
   Курить, кстати, нравилось и её соседу орангутангу. Но его подвела любовь к красивой жизни. Привыкнув к сигаретам с фильтром, он однажды испробовал "Памир", и с тех пор воздерживался. Завидев сигарету, начинал стучать кулаком и громко ругаться. Наверное, на Минздрав.
   А Сильва ещё обожала пиво. Посетители, подученные дежурной, охотно угощали обезьяну! Довольными были все. Дежурной оставались пустые бутылки, посетители получали несказанное удовольствие, а обезьяна к осени становилась круглой в талии. За день она выпивала 8-10 бутылок. Для пива у гурманки имелся пластмассовый стаканчик, а пену она сдувала с невыразимым блаженством.
   1997 г.
   ВЕРОНИКА
   Шимпанзе Вероника удрала из вольера. Никто не мог сказать, зачем она это сделала. Может быть от скуки, а может быть с похмелья. Но факт побега был налицо. Обезьяна оторвала в углу клетки сетку из металлической проволоки и прошмыгнула в дыру.
   Целый день по всему зоопарку её искали работники обезьянника. Практически все, за исключением разнорабочего Степаныча, который был самым лучшим другом Вероники.
   Потому что Степаныч, семь лет убиравший вольер Вероники, узнав, что его любимица исчезла, запил. С утра. Так запил, что даже с лавочки подняться не мог. Дикая тоска одолела Степаныча. И не могло быть иначе: ведь Вероника ему была не только другом, но и постоянным собутыльником. Степаныч всегда наливал ей стограммовый стаканчик портвейна, и, когда Вероника, дернув винища, начинала копаться в его волосах, разнорабочий рассказывал что-то о своей никому не нужной жизни. А потом на весь обезьянник разносилось: "И никто не узнает, где могилка моя..."
   И тогда всем было понятно, что Степаныч на мази.
   К вечеру, когда Степаныч немного протрезвел, Веронику все-таки нашли. Она, обхватив ствол своими длинными руками, сидела на самом верху березы в дальнем конце зоопарка.
   Главный зоолог обезьянника, задрав голову вверх, пощелкал пальцами и позвал:
   - Ну-ка, Вероника, давай быстренько спускайся, а то на ужин не успеешь.
   Но шимпанзе даже не удосужила зоолога своим вниманием. Она без движения сидела на ветке и грустно смотрела куда-то вдаль. Наверное, с высоты пыталась разглядеть за городскими постройками свою родину - Южную Америку.
   - Без подарка она не спустится, - сказала сотрудница обезьянника зоологу.
   - Какой подарок ей нужен?
   - Сотрудница передернула плечами и сказала в пустоту.
   - Стакан портвейна. Лучше "три семерки".
   - А "Улыбку" не будет? - с долей иронией спросил зоолог.
   - Нет.
   - Почему?
   - Степаныч приучил её пить только "три семерки" и закусывать вареной картошкой.
   - Ах, она, оказывается, ещё и закусывает? - скривился зоолог.
   - Что поделаешь, закусывает.
   Зоолог сплюнул, достал из кармана бумажник и вытащил двадцать рублей. Смеркалось.
   - Вот, - сказал он, - купите бутылку "Три семерки".
   Через несколько минут стаканчик с портвейном поставили под березу, и, когда все отошли подальше, сотрудница обезьянника обратилась к шимпанзе.
   - Ну, спускайся, Вероника. Бери угощение.
   Обезьяна посмотрела вниз на наполненный вином стакан, затем оглядела собравшихся работников зоопарка и снова устремила взгляд в направлении Южной Америки.
   - Чего это она? - спросил теряющий терпение зоолог.
   - Наверное, не хочет в одиночку, - ответила сотрудница обезьянника.
   - Так что, я с ней ещё и на брудершафт должен выпить?
   - Ну почему вы? Надо пригласить Степаныча. К нему она непременно спустится.
   - Кто такой Степаныч? Тоже шимпанзе?
   - Нет. Это разнорабочий. Он её вольер убирает. Ну, иногда, они выпивают вместе. Без Степаныча Вероника с дерева не слезет.
   Зоолог стал терять терпение. Сумерки уже полностью обхватили зоопарк, и зоолог судя по всему, спешил быстрее попасть домой.
   - Ну так чего вы все стоите как вкопанные, тащите скорее сюда этого Степаныча.
   Через пять минут издалека послышалась песня: "И никто не узнает, где могилка моя..." Вероника проворно спрыгнула на несколько веток вниз. Под березой теперь стояла распечатанная бутылка портвейна и наполненный стаканчик.
   - Вероничка, любезная моя, - сказал Степаныч, спиной сползая по березе на землю. Усевшись, он вынул из кармана пакет. Развернул, положил перед собой, - Ну, спускайся, родная.
   Он поднял бутылку и сделал несколько звонких глотков. А стаканчик уже был пуст. Проголодавшаяся за день Вероника жадно закусывала картошкой.
   Зоолог, хмыкнув, презрительно посмотрел на Степаныча:
   - Завтра же рассчитать. И чтобы духу его в зоопарке больше не было.
   - А Веронику? Ее тоже рассчитать? - спросила работница обезьянника.
   - Причем здесь Вероника?
   - Она без Степаныча с тоски погибнет. Или каждый день её с берез вылавливать будем.
   - Тьфу! - опять сплюнул зоолог, - Делайте что хотите!
   И он быстрыми шагами направился к зданию администрации зоопарка. Вслед ему неслось:
   - И никто не узнает, где могилка моя...
   А Вероника, сверкая от счастья глазами, копалась в шевелюре Степаныча.
   1998 г.
   КРЫСОЛЮБ
   Борька Мосин поступил на биологический каким-то чудом. Можно сказать его втащили на факультет за шиворот. В город он приехал из глухой деревни, где работал скотником, и нисколько не комплексуя по поводу конкурса в два человека на место, сдал свой школьный аттестат с парой четверок по труду и физкультуре. Все остальные были тройки. Он занял чье-то место на студенческой скамье, но не сомневался, что диплома о высшем образовании ему никогда не получить.
   Прописавшись в общежитии, он тут же обзавелся старым одноглазым котом, с которым делился последним куском хлеба. Руководство деканата и общежития порой сквозь пальцы смотрело на то, что многие студенты таскали в свои комнаты разную живность - птиц, хомяков, щенят, ящериц или черепах. Успокаивало себя тем, что будущие биологи должны проявлять заботу о братьях наших меньших.
   Но Борькин кот не вписывался ни в какие ворота. Он был раскормленный, облезлый и страшный, все время заунывно мяукал, и, в конце концов, кто-то из студентов в тайне от Борьки снес котяру подальше от общежития.
   И Мосин с тоски запил. Какие там лекции и семинары! Неизвестно, где филолог-первокурсник находил деньги, но "под шафе" он был каждый день. С таким же неуспевающим в учебе собратом они набирались в подвальном этаже общежития, где располагались прачечная, душевые и подсобные помещения.
   Надо заметить, что в подвальное помещение отваживались спускаться только самые храбрые студенты. Подвал просто был нашпигован крысами и вся женская половина общежития предпочитала мыться в городской бане. Комендант пробовал бороться с пасюками, всюду расставлял крысоловки, но его затея не имела никакого успеха.
   Борьку крысы нисколько не пугали. Мало того, однажды в комнату он притащил огромного пасюка, которого кликал Нюркой. Под молчаливое недовольство сожителей, сшил крысе шлейку и обзавелся кожаным поводком. С того дня с Нюркой Мосин расставался только при большой необходимости, задвигая клетку глубоко под кровать.
   Упитанная самка оказалась столь же склонной к алкоголю, как и сам Борька. В часы расслабухи он наливал в блюдце портвейна или водки, разбавленной валерьянкой и ставил посудину перед Нюркой. Та никогда не отказывалась от угощения. А потом начинался спектакль.
   Борька выходил из комнаты с крысой на поводке и, шатаясь, дефилировал по длинному коридору. Пьяная Нюрка то шарахалась из стороны в сторону, то падала на пол, то старалась запутаться в ногах не вовремя покинувших свои комнаты девчонок. Визг стоял на все общежитие. А красная рожа Борьки лишь щурилась от удовольствия.
   Иногда, чтобы подлить масла в огонь, он показывал пальцем на группу зазевавшихся филологичек и командовал: "Фас! Взять ее!" И когда они с душераздирающими криками рассыпались в разные стороны Мосин приказывал: "Искать, Нюрка, искать..."
   Слух о дрессированной пьяной крысе все-таки дошел до комендантши. Она долго не могла поверить, что в её ведомстве кто-то может развлекаться подобным образом.
   Пожилая женщина зашла в Борькину комнату и присела к нему на кровать.
   Ну, показывай, Боря, что там у тебя за новый зверь объявился?
   - Нутрия, Марь Павловна, - нехотя поднял голову с подушки Мосин.
   - Показывай.
   - Она спит.
   - Показывай.
   - Она дрессированная, живет по расписанию и лучше её не тревожить.
   - Показывай. - В третий раз беспристрастным голосом попросила комендант.
   Борька тяжело вздохнул:
   - Ну, что ж, вы сами этого хотели.
   Он заглянул под кровать и потянул за поводок, волоча крупное тело пасюка. Нюрка не шевелилась - спала с жуткого похмелья. Но когда он вытянул крысу на яркий свет, Нюрка проснулась, рванулась и с испугу стала взбираться по комендантским колготкам прямо под рабочий халат. Поводок в это время случайно отцепился. Комендантша подскочила как ошпаренная, принялась скакать по комнате, но Нюрка, видимо, боясь упасть, крепко держалась на бедре. Под халатом.
   После этого случая, Борьку отчислили. Не за хулиганство. За неуспеваемость. А комендантша в очередной раз снова объявила компанию по борьбе с пасюками. В подвальном помещении регулярно хлопали крысоловки. Но тварей меньше не стало...
   1998 г.
   ДАМА С СОБАЧКОЙ
   Одна хозяйка лохматой болонки мне рассказывала, когда мы прогуливались с собаками по лесопарку интересную историю.
   Каждый собачник знает и сможет, конечно, также сможет рассказать о своем питомце множество всяких развлекательных баек. Но, как правило, они сильно не разнятся: кто-то что-то у кого-то съел, кто-то на кого-то зарычал, подрался, погнался, вернулся, и все остальное в том же духе. Но эта мне показалась забавной.
   Однажды вечером вышла она со своим Кузей, как звали "болона" для обычных собачьих дел. Прогулку они начинали вдоль какой-то долгостройки. Всегда шли вдоль закрашенного зеленой краской забора, который ограждал строительство, и Кузьма частенько поднимал на него лапку. Понятно зачем.
   Так вот, хозяйка редко отпускала "болона" на волю, и почти всегда держала его на длинном поводке. Даже тогда, когда он делал это самое дело. И тут как раз встретила давнюю знакомую, такую же как и она заядлую собачницу, да к тому же владелицу болонки-девочки. Кузя в это время поднял лапку.
   Пока они здоровались, обменивались расспросами о здоровье своих питомцев, - Кузя все писал. Ну, накопилось у собаки. Хозяйка стояла к любимцу спиной и не наблюдала за процессом. Но у подруги с каждой секундой глаза округлялись, когда она смотрела в сторону собаки. В том месте, где задрал на забор лапу "болон" была приличная вдавленность в асфальте. И вот эта самая вдавленность очень даже быстро заполнялась мощным потоком этого самого дела. Какой струей на забор брызгал Кузя, женщины видеть не могли туловище собаки не позволяло. А яма все заполнялась и заполнялась. Наконец, знакомая не выдержала и спросила, дескать, вы что своего собачонка всю неделю на улицу не выводили? И кивнула головой в сторону лужи. Хозяйка наконец оглянулась на свою собачку и обомлела: в её питомце не было столько веса, чтобы наделать такое озеро.
   А Кузя по-прежнему держал лапку над забором. И не ослабевал мощный поток. Между прочим, знатоки утверждают, что собаки могут опорожняться не меньше чем люди, и процесс порой занимает до четырех минут. Ну, понятно, если бы это были доги или кавказские овчарки. Но "болон"!
   Несколько прохожих также остановились и с изумлением наблюдали за подвигами портативного Кузьмы. И когда раскрасневшаяся хозяйка не выдержала и хотело было потянуть за поводок, Кузя сам все закончил, подбежал к хозяйке и весело завилял хвостом.
   Что могли подумать женщины? Несколько секунд, пораженные увиденным, шли молча, пока забор не кончился. А с другой стороны появились два бомжа. И тот и другой застегивали ширинки на помятых брюках. И один сказал:
   - Ну, что ещё по пивку? Я угощаю...
   1997 г.
   ЩУКАРЬ
   На своем веку я немало повидал страстных кошатников и собачников. Знал людей, которые увлекались разведением крыс и хомяков, попугаев и канареек, черепах и ящериц. Довелось бывать в гостях у любителей аквариумных рыбок, в квартирах которых размещалось по десятку, а то и больше аквариумов. Но встречаться с обожателем хищных щук никогда не приходилось. А он, Виктор Половцев, был действительно обожателем этой озерной породы. Мало того, его увлечение переросло в настоящую страсть.
   Мы познакомились с ним, когда я на месяц приехал к шурину в Шуровское. Тихую сибирскую деревеньку, затерявшуюся среди небольших озер, речных проток и бесчисленных березовых и сосновых перелесков.
   В тот же день шурин повел меня на край деревни, где по его словам жил самый заядлый щукарь Сибири. На крылечке сидел парень лет тридцати и распутывал жерлицы. Мы познакомились.
   Продолговатое худое лицо, густая шевелюра, которая по-видимому в последний раз расчесывалась ещё при царе Горохе, оттопыренные уши, рот, как говорят, до ушей, тонкие губы. И нос... О, что это был за нос! Узкий, длинный, с вздернутым кончиком, опоясывал который, двойной глубокий шрам. Можно было подумать, что Витькин нос кто-то дважды прострочил по кругу на швейной машинке.
   Он нисколько не стушевался, когда я прилип взглядом к его носу и, улыбнувшись, бросил: "Щучьи зубы". Боже мой, как я хотел в ту же секунду удовлетворить свое профессиональное любопытство и спросить, как это его угораздило сунуть нос в щучью пасть. Но удержался, боясь обидеть нового знакомого и будущего партнера по рыбалке.
   Когда он на мое приветствие протянул руку, я заметил, что средний и указательный пальцы Виктора также были проштопаны на "швейной машинке". Но на этот раз он объяснять ничего не стал.
   Порыбалить приехал? - бережно отложил он жерлицы и впился взглядом в бутылку "Столичной", которую я выставил на крыльцо, - Отчего же не порыбалить? Подожди, я только стакан принесу...
   Он сам обслужил себя и налил полный стакан. Запрокинул голову, и кадык на его длинной шее заходил словно мощный шатун. Поставил пустую посудину обратно на крылечко, сорвал с грядки несколько перьев лука и вернулся к теме:
   - Порыбалим. Только вот щучий жор закончился. Но штуки по три-четыре все равно поймаем.
   - Я слышал у вас карась хорошо нынче идет...
   - А что карась? Карась разве рыба? Дура, а не рыба. Кожа да кости. За час - полведра. Я каждое утро езжу за карасем. Для щук.
   - Для кого? - не понял я.
   - Для щук. Вон они у меня в металлическом кузове живут. Кормить-то их надо!
   - В поддоне?
   - А что же для них бассейн строить, что ли? И кузов сойдет.
   Он взглянул на меня и понял, что я требую доказательств. Аккуратно заткнул пробкой бутылку, сунул её в карман допотопного пиджака и поднялся.
   - Пошли покажу.
   В огороде рядом с окнами дома стоял литой металлический кузов от самосвала до верху наполненный водой. Не успели мы приблизиться, как послышался всплеск и из искусственного бассейна полетели брызги.
   - Тут их штук десять, - пояснил Витька, - Я их ранней весной щурятами поймал. А теперь на хозяйских харчах, смотри как отъелись.
   Я заглянул в кузов и в углу бассейна увидел две зубастые особи сантиметров по тридцать длиной. Тем временем мой новый знакомый, сделав из горлышка несколько глотков, взял палку и стал тыкать ею в водоросли. Взъярившись, щуки сновали из угла в угол. Он бросил шест на землю и, перегнувшись через кузов, попытался схватить руками щуренка, но чуть было не перевернулся в бассейн. В последнее мгновение я поймал его за рукав пиджака.
   - У тебя в огороде целое промышленное рыбоводство...
   - А что? - пошатываясь и придерживаясь за край кузова ответил Витька, - Вот твой шурин утей разводит, а я щук. Сколько одна утка весит? Допустим, три килограмма. А щука может и больше...
   Он икнул и попытался достать бутылку из кармана. Я понял, что сегодня нам пора расставаться...
   Шурин улыбнулся:
   - Да не переживай. Щукарь охоч до спиртного. Но завтра чуть свет за тобой обязательно зайдет. Услышишь - свистнет.
   - А что у него с носом? - спросил я.
   - Опять же по пьянке щуку поцеловать захотел. Выловил "полено" килограмма на четыре и от радости лобызаться полез. Ну вот она его и отблагодарила. Вцепилась в нос и повисла. Благо на берегу рыбаки оказались, челюсти ножом разжали, а так бы ходил как сифилитик без сунул их в щучью пасть...
   Ранним утром около веранды раздался свист. Я раздвинул шторки и выглянул в окно. Около калитки стоял щукарь Витька Половцев...
   1999 г.
   МАНТЫ
   Два жителя солнечного Узбекистана Алик Меликбаев и Руслан Абдурасулов приехали в Москву поступать в институт. Им, в принципе, было все равно в какое из высших учебных заведений отдавать документы. Карманы их были набиты валютой, а потому и знаменитый Московский государственный университет и даже Институт международных отношений с первой же попытки могли покориться узбекским абитуриентам. Но Алик и Руслан не стали заниматься противозаконными действиями, а отдали документы в металлургический. Благо в этом Богом заброшенном институте вот уже несколько лет случался огромный недобор. А что касается мужчин, желающих получить профессию инженера-металлурга, то таковых практически не было. Одни девушки.
   Словом, такой расклад Алика Меликбаева и Руслана Абдурасулова очень даже устраивал. И они без проблем и вознаграждений стали студентами металлургического. И все их очень радовало. И преподаватели, которых они очень редко видели, и семинары, на которые они почти не ходили, и коммерческая палатка, расположенная со входом в общежитие, которая не закрывалась круглые сутки. И даже пуделек коменданта общежития, которого они прозвали "Манты", хотя со дня своего рождения собачка носила кличку Барсик. Не радовала их только сама комендант общежития, с первого дня не возлюбившая Алика и Руслана. То ей не нравилось, что среди ночи будущие металлурги бегали в палатку за водкой. То негодовала по поводу четырех невест, которые пришли в гости к жителям Ташкента по пожарной лестнице. Но больше всего комендант ненавидела узбеков за то, что они спаивали Барсика пивом и водкой. Отведав угощения, пьяный пудель, спускался в подвальное помещение, где располагалась душевые и прачечная, забивался под ванну, из-под которой в течение нескольких часов раздавался раскатистый храп.
   В конце концов после того, как Алик и Руслан напоили беспризорных котов валерианой и притащили их в общежитие, которое тут же наполнилось надрывным воем и мяуканьем, нервы комендантши не выдержали. Она написала докладную на имя проректора института, суть которой сводилось к дилемме: "или я - или они". И так как ни ректор, ни проректор, ни декан с преподавателями ни Алика ни Руслана не знали и не видели, то сделали выбор в пользу исполнительной комендантши. Ребят же из Ташкента отчислили и приказали в течение нескольких дней освободить комнату.
   Против власти не попрешь, и Алик с Русланом решили устроить выпускной вечер. Накупили спиртного, и пригласили девчонок на манты.
   Стреляли бутылки с шампанским, водка лилась рекой, были слезы прощания, заверения в дружбе, слюнявые лобызания. Даже Барсик, приняв на грудь в начале вечера, лежал на кровати Алика и тоскливо скулил. Правда, надоедал он гостям совсем недолго.
   Ближе к полуночи Руслан подал горячее. На огромном подносе дымились аппетитные манты - национальное узбекское блюдо. Опять пили водку и, закусывая "узбекскими пельменями", нахваливали кулинарные способности Руслана и Алика. Все уплетали за обе щеки: ведь не всегда бедным студентам выпадала возможность досыта набить желудок мясом.
   Утром Алик и Руслан отбыли в солнечный Ташкент. А комендантша, ехидно пожелав им счастливого пути, отправилась в прачечную искать Барсика. Пудель не отзывался.
   Она искала его целый день, но собачка словно канула в воду. И только вечером из кухни, где иногда варили макароны и картошку студенты, раздался дикий визг. Комендантша поспешила на крик. Несколько девчонок были на грани потери сознания. На кухонном полу на газете лежали дымчатая шкурка и мохнатый хвостик. Это все, что осталось от Барсика, которого Алик и Руслан называли "Манты".
   А что вы думали, настоящие манты из баранины готовятся? Ошибаетесь, господа...
   1999 г.
   КОПЫТЧИК
   Во втором часу ночи в квартире этажом выше что-то грохнуло, а затем, издавая лязг и скрежет, покатилось прямо над моей кроватью и ударилось о стену. Панельные перегородки хрущевки затряслись, а с потолка посыпалась штукатурка. Тут же раздалось надрывное мычание. Я открыл глаза и истолковал это так: скорее всего сосед с верхнего этажа по имени Гарик решил со своими гостями провести эту ночь в забавах и веселье. Впрочем, как и позапрошлую, и поза-позапрошлую, и... Я дотянулся до телефона и, не зажигая света, нажал на две кнопки: номер Гарика был давно занесен в память моего телефонного аппарата.
   Алле...
   - Гарик, это сосед снизу. Имей же совесть - два часа ночи!
   - Молока хочешь? - забыв извиниться, тут же спросил Гарик.
   - Какое молоко! - меня затрясло от злости.
   - Коровье. Парное. Наверное, пятипроцентное. - рекламно, ответил Гарик. - Мы тут корову доим, но, знаешь, она не очень-то желает расставаться со своим молоком. Так копытом по ведру драбалызнула...