Романов Сергей. Байки под хмельком

   Забыв про нанесенную обиду из соседней комнаты выглядывает Микола:
   - А кто ж пыво не хочет!
   - Тогда мы тебе стол накроем. Загадочный. Вот тебе десятка - беги за лещами.
   Микола достает из кармана ключ, чтобы закрыть свою комнату, но Костик ловко выхватывает его:
   - У тебя пить будем. А ты давай-давай беги.
   - А вы сало шукать не будете?
   - Нужно нам твое сало.
   Костик показывает мне жестом, чтобы я тащил канистры. Миколу ветром сдувает. Костик распаковывает один из презервативов и командует мне:
   - Заливай в гондон.
   Теперь я понимаю, что хочет "замутить" Костик. Поднимаю канистру и тонкой струйкой заливаю ячменный напиток в презерватив. Действо происходит над кроватью Миколы. Наполняемая жидкостью тонкая резина растекается по одеялу Миколы.
   - Хватит, - командует Костик, когда три литра влаги заполнило резинку. - Заполняем другой.
   Через десять минут обе канистры пусты. Все пиво перелито в три японских презерватива, которые развалились на одеяле Миколы. Никуда ни один не перенесешь. Стоит только дотронуться, как порвется резинка. Чтобы лечь спать - все придется выпить Миколе.
   - Качественные! - замечает Костик, - В наш российский и литра не влезет. А в эти по три с половиной залили.
   Ходим по комнатам приглашаем народ на представление. И Микола бежит, машет лещами. Ну-ну, маши.
   С содержимым первого презерватива Микола справляется довольно быстро. Полчаса. Вся интрига спектакля во втором презервативе. Он под общий хохот осторожно развязывает горловину, делает несколько глотков. Пиво уже явно не лезет.
   - Хлопци, кто хочет пыва? Угощаю! - обводит он взглядом зрителей.
   Никто не хочет.
   Тогда он втягивает в себя полный рот, завязывает горловину и бежит к унитазу... Время первый час ночи и пресыщенней действом народ начинает расходиться: завтра семинар по информатике. Только Микола пьет пиво.
   Ночью мы с Костиком заглядываем в соседнюю комнату. Расположившись калачиком около кровати и крепко зажав рукой горловину третьего презерватива, Микола посапывает. Впить осталось ещё литра два...
   - Ты что это такой опухший? - спрашивает профессор Миколу, - Не лицо, а заднее место!
   Профессор скромничает...
   1999 г.
   БОМБА
   Михеевна, чертыхаясь на всех постояльцев вместе взятых, задвинула швабру с мокрой тряпкой под кровать и принялась размахивать ею из стороны в сторону: "Етить, хотя бы один интеллигентный попался! Вселяются чистюлями и выезжают по уши в грязи..." Она ещё раз смочила тряпку в ведре, накинула её на швабру и запустила под кровать.
   Неожиданно под кроватью что-то хлопнуло. Михеевна, кряхтя, опустилась на карачки и заглянула под спальное ложе. На полу лежал чемоданчик, из которого раздавалось мерное тиканье.
   Вмиг забыв о швабре, Михеевна задом попятилась подальше от чемоданчика. Не поднимаясь с колен, доползла до входной двери, а затем вскочив и забыв о преклонных летах, во весь дух понеслась к кабинету директора гостиницы. По дороге во все горло кричала? "Бомба! В шестьдесят шестом бомба!"
   Директор гостиницы "Чайка" Пал Саныч самолично проследовал в шестьдесят шестой, смело заглянул под кровать и, обнаружив тиканье в чемоданчике, распорядился о вызове милиции.
   Невзирая на смертельную опасность около номера, из которого ранним утром съехал жилец, столпился чуть ли не весь персонал гостиницы. Все споро припоминали черты лица и одежный "прикид" постояльца, который покинул шестьдесят шестой с первыми лучами солнца. Оказалось, что террорист с фамилией Пилипчук, прибывший в "Чайку" из города Калач, был человеком тихим, если не сказать неприметным, жадным до чаевых, пользовался в номере собственным кипятильником и каждый раз оставлял в пепельнице целлофановую оболочку от диетической колбасы.
   Майор оперативной группы Дельцов, прослушав тиканье в чемоданчике, тут же распорядился, чтобы с поездов, автобусов и самолетов задерживали всех Пилипчуков подряд. Затем прошел в кабинет директора и вызвал группу саперов.
   Майор Дельцов был милиционером опытным, дело свое знал, а потому, несмотря на утреннее время все проживающие в гостинице за считанные минуты были выдворены из номеров на улицу. Труднее было обуздать персонал, который не желал повиноваться приказам милиции и, подвергая себя опасности, стремился придвинуться ближе к шестьдесят шестому, чтобы видеть, слышать, чувствовать, а при случае быть полезным. Но шеренга "ментов", шаг за шагом наступая на толпу, состоящих из работников гостиницы, сначала оттеснила их к лестничному пролету, а затем, ступенька за ступенькой, и к выходу из гостиницы. При этом служителям правопорядка пришлось убедиться, что все они "поганые" и все не иначе как "из внутренних органов".
   Руководитель саперной группы капитан Лиходеев оказался человеком малоразговорчивым. "Тикает?" - бросил он Дельцову лишь одно слово и утренний перегар впридачу. "Тикает", - поморщившись, так же коротко ответил Дельцов. И капитан Лиходеев, вооружившись каким-то прибором смело вошел в шестьдесят шестой.
   Он залез под кровать и плавно поводил прибором по периметру чемоданчика. Прибор дружески попискивал. Тогда Лиходеев вылез из-под кровати, таща чемоданчик за собой. Установив его на прикроватном коврике он бросил строгий взгляд в проем двери, где столпились саперы и работники милиции.
   - Прошу всех покинуть помещение номера, - строго сказал он.
   - Это и мне касается? - с иронией спросил Дельцов.
   - Если такой смелый, можешь остаться.
   Все разбежались, а Дельцов, опираясь на косяк двери, продолжал наблюдать за действиями Лиходеева.
   Капитан, тяжело вздохнул, и только теперь Дельцов заметил, как тряслись руки сапера. Основываясь на дедуктивном методе он понял, что "трясун" капитана был вовсе не от страха. А Лиходеев уже щелкнул замками и осторожно приподнял крышку. Даже издалека Дельцов увидел на дне дипломата шесть бутылок армянского коньяка и средних размеров будильник. Что-то ещё было завернуто в целлофановый пакет.
   Лиходеев выразительно посмотрел на майора, будто спрашивая, что будем делать? В это время чей-то громкий голос сообщил Дельцову, что на вокзалах города было задержано четверо граждан с фамилией Пилипчук.
   - Всех отпустить, - не оборачиваясь к информатору, после некоторой паузы бросил через плечо Дельцов и тут же, дабы избежать всяких кривотолков, повторил ещё раз, - Искренне извиниться и сразу же отпустить! Всех до одного.
   Капитан саперной службы Лиходеев с благодарностью глядел в глаза майора милиции.
   Чемоданчик на глазах у всего честного народа выносили с превеликой осторожностью. Выселенные из номеров постояльцы и персонал гостиницы смотрели на Дельцова и Лиходеева как на своих спасителей.
   - Ордена им! - громко крикнул кто-то из толпы.
   - Не надо! - тут же откликнулся Лиходеев и, пропустив в служебный "Уазик" Дельцова, осторожно поставил чемоданчик на сиденье. - Как-нибудь без орденов обойдемся.
   Через несколько секунд машина скрылась, увозя от посторонних глаз майора милиции и капитана саперной службы.
   - Етить, - только и сказала Михеевна и поплелась домывать шестьдесят шестой...
   1999 г.
   ИЛИ... ИЛИ?
   - Ну, голубь мой сизокрылый, выбирай: или бежишь за водкой, или направляешься на извлечение из озера трупа-слизняка?
   Выбор перед молодым опером, лейтенантом Голубевым, был поставлен по-военному четко, и начальник городского отделения внутренних дел подполковник Сухой не сомневался, что его подопечный выберет роль гонца. Кому захочется бултыхаться в холодной осенней воде и вытаскивать на берег рыхлого, разложившегося жмурика?
   Лейтенант после недолгой паузы протянул руку в направлении начальника:
   - Давайте деньги. Сколько брать?
   Подполковник, раскрасневшийся и похожий на дозревающий помидор, оглядел своих гостей, прокурора города и районного судью, и теперь уже перед ними поставил задачку на выбор:
   - Ну, что, две или четыре?
   Прокурор был за четыре, но судья рассудил здраво, как на процессе:
   - Две - не хватит. А вот четыре - многовато. Три - в самый раз. Будет по году на каждого, - и довольный удачной шуткой, разразился откашливающим смехом.
   - Одна нога здесь, - другая там! - приказал Сухой и вложил в ладонь Голубева сторублевую бумажку.
   Лейтенант захлопнул дверь с другой стороны кабинета, а подполковник разлил оставшуюся в бутылке сорокоградусную влагу в три стакана и похвастался, кивнув в сторону исчезнувшего Голубева:
   - У парня большое милицейское будущее. Талант, можно сказать!
   Они выпили за молодое поколение работников правопорядка, и через несколько секунд лицо подполковника приняло цвет переспелого помидора.
   На протяжении получаса судья и прокурор вспоминали свою молодость: ах, раньше, когда были силы и здоровье, они могли на двоих уговорить и четыре и даже пять поллитровок! Но что - они! Служил в прокуратуре в то время старичок-следователь, так тот рабочий день начинал с опрокидывания двухсотграммового стаканчика. К обеду - ещё одного. И не мешал ему алкоголь. Мало того, следователь считался лучшим по профессии в районе!
   Наступала пора снова наполнить стаканы, дабы произнести тост за былые времена, троица, словно, сговорившись, перевела взгляд на настенные часы, а затем на двери, в проеме которых вот-вот должен был появиться будущее городской милиции - лейтенант Голубев.
   Но прошел час, а Голубева все не было.
   - Ну, где же твой талант? - с подозрением спросил прокурор.
   - За такие дела - срок давать надо! - добавил судья.
   - Щас заявиться, - постарался успокоить гостей начальник УВД, но уже чувствовал, что с подчиненным случилось что-то неладное. До магазина ходьбы - десять минут. Обратно - столько же. По всем расчетам пузыри давно должны были стоять на столе. А голубь сизокрылый, словно в воду канул.
   Прошло ещё полчаса. Судья и прокурор молча курили.
   - Может по дороге случилось какое-нибудь происшествие, да мой Голубев по долгу службы...
   - Какое, на хрен, может быть происшествие? - перебил подполковника судья, - Его же не на происшествие послали, а выполнять ответственное задание!
   - Непорядок! - подтвердил прокурор и поднялся со стула. - Надо самим искать наше будущее.
   Уполномоченные властью лица спустились на первый этаж, в комнату дежурного по городу.
   - Голубев не объявлялся? - спросил подполковник Сухой у дежурного.
   - Это молодой, что ли? - подобострастно поднял глаза на своего шефа дежурный.
   - Да, лейтенант.
   - Так вон он, в обезьяннике. С дружком.
   - Как в обезьяннике? - в один голос удивились прокурор, судья и начальник УВД.
   - А что с ними делать? Заявился пьяный, начал требовать у меня стакан. Я не дал. Ну, он и начал мне здесь права качать, пока я его в обезьянник не посадил.
   Подполковник, стараясь держать равновесие, зашагал в сторону камеры предварительного заключения. Лейтенант Голубев, лежа на животе, мирно спал. Из заднего кармана выглядывал ствол табельного пистолета. Рядом, с початой бутылкой в руке, похрапывал парень в забрызганной грязью кожаной куртке.
   Подполковник лягнул засовом, прошел в камеру и могучей рукой приподнял подающего надежды лейтенанта за воротник.
   - Где водка, сволочь?
   Голубев с трудом приоткрыл глаза:
   - Водки - тю-тю, - и постарался развести руками. - Вот - одноклассника встретил. Выпили за встречу...
   - Все три бутылки выпили?
   - Обижаешь начальник! Четыре с половиной. - лейтенант кивнул в сторону парня в куртке, - Витек тоже две покупал.
   Подполковник сплюнул, отпустил воротник подчиненного, и тот, словно тюфяк, шлепнулся на бетонный пол.
   - Господа! - сказал Сухой, обращаясь к прокурору и судья, - Готов замять недоразумение в помещении общественного питания. Приглашаю вас в ресторан.
   Лица друзей обволокла счастливая улыбка.
   А подающего большие надежды лейтенанта Голубева через неделю перевели в другое отделение. Из городского в районное. Он хоть и талант, но нельзя сразу со студенческой скамьи запрыгивать так высоко.
   1999 г.
   БЫЛА НЕ БЫЛА!
   Петя Градусник, с вытаращенными как у глубинного окуня глазами, нарисовался в сквере около лавочки. Кличку свою - Градусник - Петя получил за то, что все кто его знал, ни разу не видели Петю трезвым. Все время под градусом.
   Честные люди, успев принять по сто граммов, теперь блаженно забивали "козла", от души треская по фанерному листу. Градусник взмахнул руками, звонко шлепнул себя по бедрам:
   - Там! Та-ам та-ако-о-ое! Там - у-у-х!
   - Что там? - Спросили друганы Градусника.
   - Та-ам... В коммерческий магазинчик на площади кто-то бомбу подложил. У-у-ух!
   - Ну и что?
   - Как что? - Федя чуть было не подавился вопросом, - Бомба там! Сейчас ка-ак...
   Он снова поднял обе руки вверх и тут же развел в стороны:
   - Сейчас ка-а-ак жахнет. Вся площадь водкой умоется. В магазине же водки, коньяку и борматухи всякой - ящики, ящики!
   В подтверждении своих слов он пнут разорванной кроссовкой по ящику, на котором сидел один из доминошников.
   - Но ты-то что волнуешься? Водкой тебя бесплатно все равно не угостят, а вот милиция в кутузку отправит как пить дать! Сейчас слетятся - только встречай. Площадь оцепят и всех без разбору в воронок, в воронок... Нет, Градусник, не хрен там делать, на площади.
   В сквер влетел вой милицейских сирен.
   - Эх! - чуть не плача, снова взмахнул руками Градусник, - Как жахнет, неделю вся округа будет перегаром дышать.
   Он понимал, что на площади показываться опасно, но ноги сами двигались в сторону заминированного магазинчика.
   Магазин был оцеплен, и продавцы в синих фартуках и такого же цвета пилотках стаяли за спинами милиционеров. Чуть ли не к каждому из них подбегал директор магазинчика, лицо кавказской национальности, и с мольбой в голосе твердил:
   - Там же товару тысяч на двадцать. В долларах. Что делать?
   - Саперов ждать, - без всякой жалости отвечали милиционеры.
   Одна продавщица делились с подругой:
   - Я только телячью колбасу взвесила товарищу, два килограмма, положила на стол перед ним, а он говорит, что это у вас в углу за граната? А она такая зеленая, круглая. Он и про колбасу забыл, так и осталась на прилавке лежать. А я к Самвелу, директору...
   - Там товару, тысяч на двадцать пять. Долларов... - стонал директор Самвэл, дергая очередного мента за рукав.
   - Отвяжись!
   Из-за оцепления вдруг выскочила рыжая дворняга и устремилась к магазинчику. Через секунду выскочила из него в батоном колбасы в зубах.
   - Ох, сволочь! - во всю глотку заорала продавщица, - Вон ту телячью колбасу я как раз покупателю и взвесила! Брось, тварь, брось! Фу!
   Дворняга под хохот милиционеров и других ротозеев бросилась за магазинчик. Градусник, восхищенный подвигом собачонки, переминался с ноги на ногу.
   - Там товару почти на тридцать тысяч долларов. Если граната взорвется - все разлетится!
   - Это точно - ничего не останется, - подтвердил капитан и сдвинул фуражку на затылок.
   - Была не была! - сам себе сказал Градусник и, протиснувшись между двумя ментами, бросился к магазинчику.
   Сам себе удивлялся: откуда столько прыти взялось, если с утра во рту не было ни капельки спиртного.
   - Держи его! - послышалось сзади - Лови!
   - Взорву! - неожиданно для самого себя заорал Градусник.
   Он уже влетел в магазинчик, перепрыгнул через прилавок, схватил с витрины две литровых бутылки водки и стрельнул глазами в угол. На упаковочном столике, рядом с контрольными весами и в самом деле лежала зеленая граната. Как бывший солдат Градусник сразу определил, что граната была без запала. Он выскочил из магазина и крикнул в сторону ментов:
   - Это РГД один. Без запала. Вместо чеки - целлофан. Скоро расплавится и...
   К нему направлялся милиционер в чине капитана.
   - А ну-ка иди сюда.
   - Ага, ща-ас. - сказал Градусник.
   Для отступления оставался только один путь. За магазин и через забор. А там - как Бог даст. За магазином дворняга уплетала свою телячью колбасу. В заборе зияла дыра. Градусник сконцентрировался и оказался по ту сторону. Теперь нужно было показать спринтерскую скорость. За забором послышался грозный рык дворняги и отчаянный мат милиционера.
   "Молодец, Бобик! - думал Градусник, крепко зажав в руках две литровые бутылки. Он бежал к закованным в бетон берегам городской речки. - "Была не была, переплыву, а там и согреюсь. К тому же с утра во рту ни капли не было..."
   2000 г.
   ДОЛГОЖИТЕЛЬ
   Мой сосед по лестничной площадке, бывший водитель первого класса, а ныне человек праздного образа жизни, Санька Величко утверждал, что проспиртованному человеку, коим он и является, никакие болезни не страшны. Ни чума, ни оспа, ни простуда. И даже СПИД и тот не прилепится, если после этого самого дела, обильно окатить это самое дело, сорокоградусной.
   Санька тыльной стороной ладони звонко трескал по внутренней стороне другой ладони и активно начинал обсуждать спорный вопрос.
   - Вот, допустим, у вас, молодой человек, грипп или простуда. Вы идете в аптеку и покупаете разные втирания. А основа всех втираний - что? Правильно - спирт! На днях я дегустировал одно наружное средство и могу прямо сказать, что изготовлено оно на ректификате самый высокой очистки. Или у вас, скажем, сердечно-мышечная недостаточность. Что вам пропишут? Правильно - настойку боярышника. Чудесная вещь! Клюкнешь 50 миллиграммов и ещё хочется лечиться. А если вы в постели с собственной женой немощны советую принять несколько стопок пантокрина. Заметим, не капель - а стопок. Отсчитывать капли - это удел подростков и стариков.
   Лечился Санька каждый день, предпочитал внешние втирания заменять внутренними возлияниями. Болезнь у него была только одна - похмелье. Как любил говорить Санька, выпил он ещё в восьмом классе, и вот с тех пор больше не пьет, только похмеляется. А потому ведет вполне здоровый образ жизни.
   Как-то мы с ним встретились ранним утром. Я возвращался после пробежки, а он из круглосуточного магазина.
   - А ты был прав, - после взаимного приветствия заявил он мне, хотя я совершенно не знал, в чем же я мог быть правым.
   Санька не заставил себя ждать и пояснил:
   - Правильно делаешь, что и в морозную погоду занимаешься бегом. Долго жить будешь. Но...
   Можно и не бегать и быть здоровым.
   - Это как? - улыбнулся я.
   - Если хочешь прожить лет двести - спи в холодильнике.
   - Интересно...
   - Наукой доказано. Я тут намедни в одной научной статье прочитал, что если снизить температуру тела на два-три градуса, продолжительность жизни можно удвоить. А если твоя температура будет, скажем, не 36,6, а 26,6, - то полтыщи лет проживешь запросто!
   - И как же её снизить на десять градусов?
   - Я же тебе русским языком говорю - летом спи в холодильнике, зимой на балконе и будешь омолаживаться.
   Он спохватился:
   - Ой, что-то я заболтался тут с тобой. Вот и внутреннее средство в кармане нагрелось. Пойду охлаждать.
   ...День был июньский и солнечный. Температура за тридцать. А около нашего подъезда стояла неотложка. "К кому бы это?" - не успел подумать я, как из подъезда вынесли носилки с Санькой. Как потом выяснилось, в тот день после внутренней смазки ему очень жарко стало. Он принял прохладную ванну не помогло, даже пробовал влезть в свой старенький холодильник - не вместился. И тогда открыл морозильную камеру и, рассевшись в кресле засунул в неё ноги. Как раз по колено. Вентилятор обдувал залысины. Санька с удовольствием принял сто граммов и... уснул.
   Врачи поставили диагноз - отморожены ступни ног. А вот если бы холодильник был с таймером, и от жары бы спасаться было можно и омоложением заниматься.
   Это Санька потом уже говорил, выйдя из больницы...
   2000 г.
   ПРОКАЗЫ ДЕДА МОРОЗА
   В канун рождества и Нового года жителям Свистуновки Дед Мороз послал подарок. КАМаз до верху груженый шампанским. И не каким-нибудь обыкновенным, а марочным, экспортным...
   Стоп, стоп! Вернее, этот самый Дед Мороз, проказник, ничего жителям Свистуновки специально не посылал, а сделал так, что каждый селянин мог набрать себе этого самого экспортного шампанского, естественно бесплатно, столько, сколько можно унести за один раз. КАМаз-то на свистуновском повороте так занесло, что он перевернулся.
   Вот салют был! Бутылки из ящиков вывалились, сколько их разбилось никто не считал. Только под фурой - море пенное! А пальба какая началась! Некоторые очевидцы аварии, когда КАМаз медленно заваливался на бак стрельбы испугались и со всех ног домой бросились. А самые сообразительные по запаху учуяли, чем был наполнен кузов и сразу смекнули, что стреляет.
   Пока молодой водитель пока из кабины выбирался, пока за голову хватался, ахал и охал, самые расторопные уже свои сумки и авоськи экспортом набивали. Когда ещё в жизни удастся марочного шипучего вина до отвала напиться!
   Мудрый дед Степан, много повидавший на своем веку, комбикорм-то из мешка прямо на снег высыпал и молодому водителю с огромной шишкой на лбу путь до ближайшего телефона целехонькой бутылкой указал. Там - на другом краю села, в ветеринарной лечебнице. Хотя в ста метрах от "шампанской катастрофы" находилось правление колхоза, где телефоны стояли в каждом кабинете. Обязался дедуля за ту самую бутылку, которую в руке держал, свято охранять перевернутую фуру. Но как только водила, прихрамывая на одну ногу, пустился докладывать об аварии, дед, забыв про старость и радикулит в спине, принялся закидывать в мешок бутылки словно поленья в печь.
   Рядом с ним споро работали ещё с десяток ветеранов труда. А со всей деревни к месту бесплатной раздачи спешили свистуновцы. Некоторые успели даже сани запрячь. Другие, совершенно ничего не поняв из сбивчивых рассказов очевидцев, двигались в сторону КАМаза с ведрами и коромыслами, а самые запасливые - с сорокалитровыми молочными бидонами. Батюшки, как ошиблись! Но разве их можно было в чем-то винить? Ведь дошла до них счастливая весть о том, что экспортное шампанское вовсе не в фуре и не в ящиках было, а в цистерне, а потому раздача производилась только в разлив.
   Несколько молодцов, чтобы всем желающим хватило доступу к кузову, содрали брезентовый тент, и кузов теперь был похож на скелет динозавра, в котором копошатся маленькие людишки. Напрасно дед Степан кликал внуков, возвращавшихся из школы и просил, чтобы они на крыльях неслись домой за новыми мешками. Учетчик Дынин, самый честный и правильный житель Свистуновки, а по сути дела ярый трезвенник и окончательный язвенник, подбросил водителя КАМаза до ветлечебницы на своем занюханном "Москвиче"-развалюхе. Как они мчались видела тетка Сидориха.
   Через десять минут к месту аварии на своем мотоцикле подъехал участковый. Мимоходом закинул в коляску несколько бутылок и стал уговаривать толпу не брать грех на душу и отступиться от чужой собственности. Да где там! Кто станет его слушать. Пока он с одного бока хватал халявшиков за полы полушубков и оттаскивал от кузова, с другой собирали бутылки с ещё большей решимостью. Наконец примчался "Уазик", в который вместилось, наверное, все районное отделение милиции. Общими усилиями все свистуновцев от машины оттеснили. Водителя повели допрашивать в правление колхоза - якобы там теплее. Зевак припугнули: дескать через несколько минут начнется обход дворов на предмет сдачи награбленного. Все разбежались прятать дедморозовские подарки. Что и нужно было стражам порядка. Первый же "Беларусь", следовавший на скотный двор с огромной телегой позади, был остановлен мановением полосатой волшебной палочки. Коровий ужин в виде огромного стога сена был извечен из телеги и накаченные молодые руки милиционеров принялись лихо забрасывать ящики из фуры в телегу.
   Когда водитель КАМаза, допрошенный по всем правилам юридического искусства, вышел из правления, он даже не узнал свою фуру и прошел бы мимо нее, если бы не заботливые милиционеры. О каком шампанском можно было вести речь, о каких ящиках, если даже фары с кабины машины были аккуратно свинчены.
   Опера, смачно отрыгивая экспортной углекислотой, как-то сразу задались вопросом: а вообще уцелела ли в кузове хотя бы одна бутылка шампанского? Вона стекла-то сколько! Вино здесь, по опросам свидетелей, рекой лилось! Нет, парень, благодари Господа, что после такой аварии сам жив-здоров остался, руки целы, ноги целы и голова не разлетелась вдребезги, как бутылки с шампанским. А если так, какое здесь может быть уголовное дело?
   Сели в свой Уазик и уехали в сторону исчезновения трактора "Беларусь" с прицепом.
   Только дед Степан пожалел мальчшку-водителя. Неопытный еще! Зубами выдернул пробку из бутылки с самогоном, налив полный стакан и протянул шоферу.
   Тот с отчаяния на морозе опорожнил посудину в три глотка, и словно рыба на воздухе раскрыл рот - самогон у деда крепостью далеко за семьдесят. Ни вдохнуть ни выдохнуть.
   - На-ка вот, на-ка, лимонадиком запей! - и дед протянул открытую бутылку с экспортным шампанским.
   Новый год неумолимо приближался, из дворов доносились помповые выстрелы, через изгородь летели пустые бутылки, группа удалых голосов вспомнила о камыше...
   2000 г.
   ЗАНАЧКА
   Вооружившись топором, дед Егор направился к сарайке-развалюхе. И когда это старая дура уймется? В прошлом году сварливой бабе восьмой десяток пошел, а она все прыгает и носится, будто ещё столько же прожить собирается. Да хрен бы с ним этим полуразвалившимся сараем! Так нет же: "Пойди, старый хрыч, подправь крышу.
   Дед Егор зашел внутрь сарайчика, шарахнул от досады со всего размаха топором по гнилому стропилу. Прохудившаяся крыша затряслась так, будто на улице шестибальное землетрясение разыгралось. Что-то свалилось на темечко деда Егора. Благо не увесистое - ни колун, ни гирька и не кусок шифера. Глянул на пол - матерчатый сверток лежит размером с пачку папирос. Поднял "сюрприз", развернул выцветшую бархотку и остолбенел. Пачка трехрублевых купюр образца 1961 года! Нераспечатанная, в банковских ленточках с зелеными полосками и надписью: "Государственный банк СССР. 3 Х 100". Триста целковых! В те времена на эти деньги можно было сто бутылок водки купить, и ещё бы червонец на закуску остался!