Романов Владислав. Замок с превращениями

   - Маша Петухова, - сообщил Азарий Федорович.
   На втором отрезке Маша чуть сбавила темп, понимая, что если она закончит с такой же скоростью, то произойдет скандал. Но даже притормозив, она все равно закончила стометровку с новым рекордом Европы для женщин.
   - Сколько ей лет?! - заикаясь, спросил Сидоркин.
   - 13 с хвостиком...
   - Невероятно! Ты ее тренируешь?!
   Крюков кивнул.
   - Будем вдвоем! - решительно заявил Сидоркин, но Крюков столь презрительно взглянул на Сидоркина, что тот покраснел.
   - Я имел в виду, чтоб Москва не перехватила!.. - пробормотал Сидоркин.
   Соперница Маши по третьей дорожке пришла пятой. Но когда она увидела на табло время своей соседки-"полутумбочки", то перворазряднице стало дурно.
   - Уже рекордсменок Европы стали в группы здоровья засовывать! проворчала она, вылезая из воды. - Ну вот где она, правда-то?!
   Возвращалась Маша из бассейна вместе с Крюковым. Он быстро отшил Сидоркина, который предлагал ей завтра же отправиться в Сочи на сборы вместе с мамой, но Азарий Федорович только цыкнул, и Сидоркин исчез.
   - А где мама? - вспомнила Маша. - Почему ее нет?
   - А у нее это... профсоюзное собрание!.. - нашелся Крюков, и Маша поняла: врет. Он нарочно все это устроил, чтобы поговорить с ней наедине. Разве не так?..
   - Так, - неожиданно проговорил Азарий Федорович, и Маша вздрогнула: ведь разговаривала-то она сама с собой. И хоть знала, что для Великих Магов такие вещи, как подслушивание чужих мыслей, ерунда на постном масле, а все же... Непривычно, одним словом.
   Они вышли и медленно пошли сквером домой.
   - Книги лгут! - помолчав, вздохнул Азарий Федорович. - Самые настоящие бароны Мюнхгаузены - это сказочники. Они лгут, не стесняясь, ради того, чтобы напугать малолеток да позабавить их. Но самое скверное во всей этой истории, что они взяли мое имя и ославили на целый свет!..
   - Вы что, не Великий Маг?! - удивилась Маша.
   - Это уже потом... Собственно, книжки и сослужили мне нечто вроде рекомендации. Так что я Маг поневоле. А Эльжбета знает всю мою жизнь, поэтому и верит. Должны поверить и вы, Машенька!..
   - Я верю вам, - сказала Маша.
   - Нет, вы не верите, вы сказали эти слова, чтобы отвязаться! Ведь так?!
   Маша не ответила. Стал вдруг падать снег, и Маша, очнувшись, с ужасом увидела, что вокруг белым-бело, а они идут по заснеженному скверу. На Маше ее старенькое зимнее пальто, в руках коньки.
   Маша остановилась как вкопанная и не могла выговорить ни слова.
   - Зачем?! - прошептала она.
   Снег вдруг стал таять, и через несколько секунд все деревья вмиг расцвели, и снова вернулась буйная весна.
   - Ты вспомнила о зиме, как вы шли с папой по скверу и падал снег, сказал Азарий Федорович. - Я просто оживил твое воспоминание. Это также легко, как карточный фокус для иллюзиониста. Но я не хочу больше быть Великим Магом, Машенька. Я устал, и тоска по Эльжбете грызет меня по ночам. А спасение в твоих руках. Но вы злое поколение, вы выросли, не зная, что такое милосердие, вы исповедуете только ту справедливость, которая требует око за око. Другой вы признавать не хотите! И мне страшно жить о вами!..
   Крюков растворился, точно его и не было. Маша оглянулась и увидела Лаврова. Он плелся следом метрах в десяти.
   - А где старикан-то?! - удивился Лавров, оглядываясь вокруг. - Ты же с ним шла...
   - Тебя он вызвал?! - спросила Маша.
   - Кто?! - не понял Лавров.
   Маша не ответила.
   - Что происходит?! - возмутился Лавров. - Это что, не сон был?
   - О чем ты?..
   - Ну полеты эти, электричество? Я думал, что все это мне приснилось... Ты что, на диете сидишь?! Совсем исхудала?!
   - А тебе-то что?! - возмутилась Маша.
   - Ничего! Я просто хочу знать, на каком я свете! Чертовщина какая-то!..
   - Знаешь, иди, Вася, гуляй! Мне надоело с тобой разговаривать!
   Маша ускорила шаг, а Лавров, остановившись, догонять ее, к Машиному огорчению, не стал, а повернул назад.
   - Козел! - раздраженно проговорила Маша и тотчас оглянулась: на том месте, где стоял Лавров, жалобно блеял старый козел.
   - Нет-нет! - сказала Маша. - Не надо, пусть он снова станет Лавровым! - Она взмахнула рукой, козел исчез, а на его месте опять возник Лавров, недоуменно закрутив головой. Маша перевела дух и уже бегом побежала домой.
   Глава 12
   Продолжение истории о Змейке, Азриэле и Ганбале
   Казалось, вся нежность и ласка Вселенной обрушилась на Азриэля. Он не мог дождаться ночи, каждый день откладывая свой визит к баронессе, чтоб сообщить ей о внезапной смерти ученого-алхимика Ганбаля, который по поддельному, но искусно сработанному завещанию обязал похоронить себя в своем подвале, а имущество передавал верному помощнику и ученику Азриэлю фон Креуксу. В этой мелкой работенке проявился неожиданный талант Азриэля: он так умело скопировал буквы, завитки и закорючки, что подпись Ганбаля на завещании не отличила бы самая суровая судейская проверка.
   Змейка не отходила от него ни на шаг. Грелась у него за пазухой, сидела на плече, ходила с ним за водой, в сарай за дровами, наставляла его в приготовлении обеда, постоянно прибавляя ко всем словам: "любимый мой!", "повелитель мой!"
   Приходила ночь, тело ее оживало, и они предавались столь изощренным ласкам, столь чувственным и сладостным, что не замечали, как пролетала ночь.
   - Какой я был глупый, что польстился на толстую баронессу! - то и дело восклицал Азриэль. - Но если и через пять лет ты сможешь быть такой, как сейчас, то мы умрем от голода в этой спальне!..
   Змейка знала наизусть все чувствительные места его тела; ее прикосновения то обжигали Азриэля, то обдавали ледяным холодом, он превращался в послушный инструмент в ее руках, на котором она играла так же легко, как на лесной дудочке. Азриэль то погружался в сладкую полудрему, то превращался в облако, столь невесомое, что, казалось, дунь ветерок, и он полетит.
   Прошло две недели, потом еще две, потом еще десять дней. В ту сороковую ночь они так же нежились, как и прежде, возбуждая в себе жаркие волны любви. Окно было распахнуто настежь, чтобы не пропустить опаловую дымку восхода; догорала свеча, и их тела светились в темноте, точно внутри каждого полыхал фонарь.
   - Любимый мой! Любимый мой!.. - шептала Змейка.
   - Любимая моя!.. - отвечал Азриэль.
   Боже мой, что за чудо любить, чувствовать стеснение и жар в груди, болеть этой высокой священной болезнью и считаться неизлечимым. Только эта болезнь так прекрасна и сладка, что не хочется выздоравливать. Блажен, кто болеет ею до старости, хоть она и доставляет хлопот гораздо больше, нежели грипп или гастрит. Но, чтобы болеть ею всю жизнь, надобно не путать зуд телесный с жаром душевным, ибо первое есть всегда признак похоти, а второе - истинной любви. Кому недоступно это воспламенение, муки и слезы, ночи без сна, страдания, похожие на ад, мысли, близкие к помешательству, кто хочет удовлетворяться скорым облегчением плоти, тот рискует никогда не узнать великую силу прекрасной болезни, единственной способной на чудеса.
   Азриэль только подходил к этим таинственным ступеням, только хотел ступить на первую из них, как вдруг дверь сорвалась с петель и на пороге возник Ганбаль с кровавыми ранами на груди и на голове. Еще земля лежала у него на плечах, засыпалась в проломленный череп, лицо прогнило в отдельных местах, и проглядывала желтая кость.
   - Я знал, что вы здесь, что ты занял мое место! - прорычал, еле ворочая языком, Ганбаль. - Но оно мое, пес, мое!..
   Тело Азризля словно облили свинцом, оно вдруг отяжелело, и он застыл, как статуя, не в силах пошевелиться.
   Ганбаль стоял уже у постели и, щерясь, пожирал пустыми глазницами его и Змейку.
   - Попались, голубчики!.. - довольно прорычал он, дыхнув на них смрадом. - Надо было вбить осиновый кол посреди могилы, ха-ха!.. А теперь мы уйдем туда втроем!.. И снова заживем вместе, ха-ха-ха!
   - Ты пришел, наверное, чтобы я почесала тебе пятки?.. - ласковым голосом спросила Змейка.
   - Ага!.. - вдруг вспомнив, закивал Ганбаль, роняя с плеч землю. - Я люблю, когда мне чешут пятки!..
   - Ложись!.. - она указала на постель. - Мы будем тебе вдвоем чесать их!.. Ложись!.. - повторила она, и Ганбаль, присмирев, покорно лег на белоснежные простыни.
   Змейка коснулась пальчиками его почерневших ступней, Ганбаль блаженно заурчал, тихонько подвывая, как собака.
   Змейка кивнула Азриэлю. Он осторожно выбрался из комнаты и спустился вниз за ружьем. Ганбаль даже не услышал скрипа ступенек, погруженный в сладкие грезы. Но едва Азриэль ступил на пол, как услышал рычание. У камина, закрывая путь к ружью, сидела Джульба, Голова у нее была проломлена, в боку кровоточила еще одна рана, видимо, Ганбаль убил ее, сделав и пса оборотнем. Джульба рычала, не узнавая Азриэля, готовясь броситься на него.
   Азриэль замер, не зная, что ему делать. Легкая тень смерти уже прошуршала серебряным крылом над ним, как вдруг рука нащупала крестик, висевший на шее. Азриэль сорвал его и, выставив вперед, как щит, двинулся на Джульбу. Та заскулила, отвернула голову и поползла прочь в подвал, дверь в который была раскрыта.
   Азриэль добежал до камина, схватил ружье, вытащил из камина головешку и стал подниматься наверх. Он вошел в комнату, остолбенев от увиденного: посреди комнаты стоял Ганбаль, прикрываясь Змейкой, как щитом, и высасывая из нее кровь.
   - Стреляй в нас!.. - прошептала она.
   - Неужели ты сможешь выстрелить в нес?! - коварно шептал Ганбаль.
   Глаза у него уже горели, раны затягивались, и он молодел на глазах.
   - В ту, которую ты успел уже полюбить?! - скалясь, шептал Ганбаль. В ее тело, в ее головку!..
   За спиной Ганбаля уже светлел, колыхаясь, точно море, опаловый туман восхода.
   - Стреляй в нас! - шептала умирая Змейка.
   Азриэль поднял ружье, поднес головешку к фитилю. Слезы мешали ему, и он никак не мог решиться поджечь его.
   - Если ты выстрелишь, она умрет навсегда! - рычал Ганбаль. - Кровь можно влить до захода солнца, подстрелить молодую косулю, перелить ее кровь, и это тело станет еще гибче и прекрасней! Не спеши поджигать фитиль! Я уйду от вас, живите вдвоем, всем хватит места на земле, зачем же убивать друг друга?! Пролежав сорок дней в мерзкой земле с наглыми червями, жуками и прожорливыми личинками, я стал святым и миролюбивым, излечившись от непомерной злости, и теперь предлагаю тебе, Азриэлю, вечный мир и дружбу. Мы станем бессмертными, будем помогать друг другу, а вдвоем нам не страшен ни Бог, ни Дьявол, ни Король!..
   - Стреляй же!.. - умирая, прошептала Змейка, и Азриэль поджег фитиль, выстрелив и продырявив сразу обе их головы.
   Через час все было кончено. Он закопал их в той же могиле, вбив посредине крепкий осиновый кол. Азриэля трясло, выворачивало наизнанку, два дня он ничего не ел, и лишь на третий нервная лихорадка стала проходить. На четвертый он уже пил отвары, а на пятый съел мякиш хлеба.
   Кончались дрова, не было денег, и ему пришлось начать охотиться и ловить рыбу. Однажды его с дичью поймал егерь барона, привел в замок. В огромной зале горели сразу два камина. Креукс увидел баронессу в строгом черном кринолине и белом жабо вокруг тонкой, изящной шеи. Ее белое лицо с холодными темно-синими глазами по-прежнему смотрело на него дружелюбно и внимательно. "Значит, барона до сих пор нет!" - промелькнуло в голове, и он улыбнулся.
   Глава 13
   Она рассказывает о любви Азриэля и Эльжбеты
   Барон все еще воевал, слал короткие письма с выражением любви и скорого возвращения. Но, видимо, там, где он воевал, ему нравилось больше, чем дома, и он не спешил с возвращением.
   Баронесса, выслушав рассказ Азриэля, заметно оживилась и предложила ему сесть рядом с собой.
   - Знаете ли вы, Азриэль, что все имущество Ганбаля является собственностью барона, который платил ежемесячно Ганбалю небольшую сумму на расходы и существование ученого. И данное вам завещание дает лишь право работать за Ганбаля на тех же условиях...
   Она замолчала, точно ожидая от него ответа.
   - Я согласен, - сказал Азриэль.
   Баронесса вспыхнула, поднялась, подошла к камину. На ее белом лице мигали отблески огня.
   - Вы можете работать и в замке, - помолчав, добавила она. - Я велю освободить вам несколько комнат и эту залу. Не надо будет тратить время на приготовление еды, да и мне было бы веселее, - она вздохнула. - Сейчас зима, и неохота никуда выбираться, а сидеть одной в этом мрачном замке скучно...
   Она посмотрела ему прямо в глаза, и лицо ее вспыхнуло, щеки ожег слабый румянец.
   - Да... - помолчав, ответил Азриэль.
   На следующий же день в двух повозках он перевез приборы и вещи в замок, желая до лета провести несколько опытов, дабы убедиться в верности открытого Ганбалем эликсира и исчезнуть навсегда, чтобы начать новую жизнь бессмертного человека.
   Он провел опыты на лошадях и собаках. Старый облезлый дог превратился в щенка, а беззубый мерин в жеребенка. Самое же главное состояло в том, чтобы приготовить как можно больше сухого концентрата эликсира. Азриэль сразу делил его на части и рассовывал по ладанкам, на которых вышивал цифры: 100, 200 или 300 лет. За этим рукодельем его и застала Эльжбета. Почти неделю она не показывалась, видимо, полагая, что Азриэль сам найдет способ увидеть ее. Но он, дорвавшись до работы, отчаянно спешил, спал часа по четыре в сутки, точно кто-то подгонял его. Поэтому приход Эльжбеты, ее долгие томительные взгляды вызвали в Азриэле лишь раздражение, и едва она ушла, он с новой энергией взялся за прерванное дело.
   Однажды в декабрьский вечер баронесса через служанку попросила Азриэля принести ей снотворное. Азриэль заварил Эльжбете корень валерьяны, надеясь, что служанка придет за настоем сама, но она не появлялась, и Азриэлю пришлось подняться в покои баронессы.
   Эльжбета молилась, стоя на коленях перед распятием. Светлые волосы, разбросанные волнами по плечам, тонкая шея, красивое лицо, освещенное пламенем свечи, - все это неожиданным образом вдруг взволновало Азриэля, хотя, поднимаясь в покои баронессы, он с мукою думал о том, как бы побыстрей улизнуть и вернуться в свой подвал.
   Прошло немало времени, прежде чем Эльжбета поднялась и улыбнулась ему той кроткой ангельской улыбкой, которая сразу же запечатлелась в его сердце.
   - Прошу простить меня, я заставила вас ждать, - еле слышно проговорила она. - Мне неспокойно последнее время, тяжелые предчувствия теснят душу... Мы так долго не могли увидеться, у вас ведь найдется для меня свободная минута?.. Или вы спешите?..
   - Нет-нет, - ответил Азриэль и сел, ощущая сильное сердцебиение и дрожь во всех членах.
   Постель под зеленым балдахином слепила белизной простынь и подушек.
   - Как ваша работа?.. Довольны вы ею?.. - спросила Эльжбета. - Каждую весну мы нанимали для Ганбаля человек сорок женщин для сбора разных трав. Вы тоже будете собирать их по весне?..
   - Скорее всего нет, баронесса, - помолчав, ответил Азриэль.
   - Вот как?! - удивилась она.
   Азриэль молчал. Он чувствовал, что и Эльжбета вела этот разговор вовсе не для того, чтобы узнать, будет ли он собирать травы. Она сидела как на иголках, ее темно-синие глаза тронула густая поволока, и лишь врожденный этикет не позволял ей броситься тотчас же в его объятия.
   - Так жарко почему-то!.. - пробормотала она. - Щеки горят! - она встала, подошла к окну, и он поднялся со скамейки, подошел к ней, обнял ее за плечи. Она вздрогнула, прижалась к нему и шумно задышала, закрыв глаза.
   "Может быть, это пройдет, - подумал он, - и я излечусь от этого нервного недуга?.."
   Но болезнь не прошла. Она сильнее разгоралась день ото дня, и Азриэль снова забросил свои опыты. Он целые дни пропадал с баронессой. Они выезжали в зимний лес, целовались на морозе и возвращались в замок к обеду.
   Раньше Азризль столовался на кухне, вместе со слугами, теперь стал обедать с баронессой за дубовым столом в большой зале, стены которой украшали ковры с изображением невиданных деревьев и животных, а во время обеда музыканты услаждали слух пением и игрой на лютне. Прислуживал за столом сенешаль барона, старик Бергер, он даже не удивился, увидев однажды на столом Азриэля. Зато камергер Винзенштайн, ведавший комнатами замка и домашней утварью, проявил немало любопытства к неожиданному фавориту, явно невзлюбив его.
   Почти неделю Азриэль не обращал внимание на ядовитые реплики камергера, пока тот впрямую не стал его шантажировать.
   - Каждый месяц в замок прибывает гонец с посланием барона и отвозит обратно письмо баронессы, - многозначительно выговаривал Азриэлю толстый Винзенштайн. - И в один прекрасный день барон может получить письмо от своего верного слуги, который сообщит ему, что новый доктор большую часть своего времени проводит в спальне баронессы... - сказав эти слова, Винзенштайн расплылся в наглой улыбочке, полагая, что сумел нагнать страху на бедного докторишку.
   Наутро Винзенштайн отдал Богу свою душу. В замке недолго скорбели о его смерти. Эльжбета нашла нового камергера, который по многим вопросам советовался и с Азриэлем.
   Казалось, все пошло по-прежнему, как вдруг через неделю после смерти Винзенштайна в замок нагрянул сам барон.
   Он отсутствовал три года, и его приезд застал врасплох Эльжбету и Азризля. Их любовь окрепла, они жили счастливо и спокойно. Азриэль даже вернулся к своим опытам, а баронессу перестал мучить страх за свое грехопадение. Она уверовала, что сам Бог отворил для нее врата великой любви, оказавшейся сильнее супружеских оков. Это объяснение успокоило ее душу, и она открыла для себя новый сад наслаждений - тенистый, без яркого солнца, счастливый и томительный, как само блаженство.
   И вдруг под утро глухие удары в ворота, резкий звук походной трубы, ржание коней, бранные выкрики и двадцать всадников вместе с бароном Генрихом Оттенгеймом ворвались в замок, чтобы отдохнуть от смертельных схваток. Роман с баронессой протекал на глазах у слуг, и кто мог поручиться за то, что не найдется гнусный доброхот, сберегавший честь хозяина более чем свою. Вот уж выйдет тогда потеха озверевшим от крови и смертей рыцарям...
   Эльжбета сама предложила ему бежать, но куда?.. Стояла суровая зима. Исчезновение Азриэля тотчас обнаружится, и вся эта оголтелая банда бросится на его розыски, да и к тому же он не может все бросить и скрыться. Эликсир важнее, чем страхи из-за встречи с бароном...
   Днем во время обеденного пиршества Эльжбета представила Азриэля мужу и его спутникам. Барон оглядел Креукса, спросил о Ганбале и, выслушав весть о его кончине, хмуро покачал головой, ни на минуту не прекращая обгладывания куропатки и обильных винных возлияний. Судя по тому равнодушию, какое проявил барон к Азриэлю, гадкие слухи еще не успели достичь его ушей. Внезапная смерть Винзенштайна, превращение дога в щенка, а старого мерина в жеребенка, видимо, нагнали немалый страх на обитателей замка, и пока он действовал. Пока...
   У Азриэля уже имелся сообщник, один из поваров, готовивший кремы и соусы. На третий день барон устроил большую псовую охоту, чтобы потом продолжить великий пир.
   К желанной радости Азриэля, барон настолько одряхлел за годы походной жизни, что все три ночи спал мертвецким сном, похваляясь утром перед рыцарями о небывалых мужских победах. Но молодых рыцарей трудно провести вокруг пальца, и многие из них уже недвусмысленно намекали Эльжбете о своих чувствах.
   "Если понадобится, они возьмут ее силой, - подумал Азриэль. - Война отняла у них разум и навыки человеческого общения. Оки привыкли к захвату, насилию, убийству, стоит только вспыхнуть искре, и пожар не остановить!"
   Азриэль представил себе будущую картину разгула, и холод пробежал по коже. Он решил не мешкать, принес повару крепкое зелье, погружающее человека в почти трехдневный сон. Креукс знал, что баронесса не любит острый перцовый соус, и велел напитать зельем именно его.
   Начался обед, но двое рыцарей к соусу не прикоснулись.
   - Заставь их любым путем!.. - потребовал Азриэль от повара. - Пусть попробуют хотя бы каплю его!..
   Входить в зал поварам не разрешалось, но все уже были пьяны, чтобы тотчас пресечь столь явное нарушение этикета. Повар, выйдя к гостям, на руках, как шут, объявил о небывалом соусе, перец для которого был специально завезен слугами барона из Африки, а жгучая трава из Австралии, и благодаря ему самый трухлявый мертвец не уступит в страсти восемнадцатилетнему юноше!..
   Столь необычная речь вынудила одного из двух рыцарей с улыбкой отведать необычную приправу. Второй же лишь усмехнулся.
   - Господин, вы не верите мне?! - обиженно проговорил повар, обратившись ко второму рыцарю.
   - Попробуй, Иоганн, это мой знаменитый соус!.. - заикаясь, попросил и барон.
   - Я люблю острые приправы, барон, - бросив взгляд на Эльжбету, ответил рыцарь, - но другого рода!..
   Через полчаса девятнадцать рыцарей вместе с бароном погрузились в странный сон. Эльжбета, не ведавшая об этой затее Азриэля, была потрясена. Иоганн, единственный, кто остался бодрствовать, выскочил из-за стола, выхватил шпагу.
   - Кто ты, злодей! - вскричал он. - Выходи, я снесу тебе голову!
   Просвистела веревка, и петля ловко окрутила тело воинствующего рыцаря. Он упал, Азриэль, выскочив, быстро связал его и под страхом смерти заставил проглотить ложку соуса. Повар одел мешок рыцарю на голову и утащил его в соседнюю комнату. Все это было проделано молча, на глазах у потрясенной Эльжбеты.
   - Что с остальными?.. - спросил Азриэль у повара.
   - Я раздал соус всем слугам. Часть из них уже спит...
   - Возьми столько золота, сколько тебе надо, - сказал Азриэль, - и уходи! Найдешь меня там, где я сказал!
   Повар ушел. Азриэль и Эльжбета остались одни. Он попробовал взять ее за руку, но она в страхе отдернула ее.
   - Извини за этот спектакль!.. - пробормотал Азриэль. - Но если б я этого не сделал, они через час вломились бы к тебе в спальню! Они полоумные, война вытравила в них все человеческое. Я не убил их! Через три дня они проснутся как ни в чем не бывало и продолжат свое пиршество!
   Эльжбета не слушала его, уставившись в одну точку. Азриэль снова взял ее за руку, но она опять отдернула ее.
   - Не трогай меня!.. - прошептала она.
   Азриэль вздохнул, выпил вина. Окаменев, стоял стольник с двумя слугами, оба успели лизнуть огненный соус с тарелок. Вошел третий слуга, стал собирать кости со стола, чтобы освободить место для рыбных блюд. Почти минуту он сосредоточенно работал, не обращая внимания на спящих рыцарей, и, лишь оглядевшись, застыл в ужасе.
   - Подойди сюда!.. - приказал Азриэль.
   Слуга закивал головой, но не смог сделать ни шага. Азризль сам подошел к слуге, зачерпнул ложку соуса и засунул ему в рот.
   - Запей! - приказал Азриэль, подав ему кубок с вином.
   Слуга выпил вино.
   - А теперь сядь, посиди! - Азриэль усадил его на лавку. - Побежишь, превращу в петуха!
   Слуга покорно закивал головой. Азриэль вернулся к Эльжбете.
   - Сегодня уже поздно, а завтра с утра нам придется покинуть замок, проговорил Азриэль. - Выпей, вино взбодрит тебя!..
   Эльжбета трясущимися руками взяла кубок.
   - К ночи в замке не останется ни одной живой души, - проговорил Азриэль. - Мы уедем вообще из Германии! В Италию или Францию, куда захотим!..
   - Ганбаля ты убил?.. - спросила Эльжбета, и Азриэль промолчал. Он не мог ей солгать.
   - Когда они проснутся?! - гневно спросила она.
   - Через три дня, - ответил Азриэль. - Они ничего не будут помнить! За три дня мы доберемся до моря...
   - Я никуда не поеду! Это мой дом!.. - выкрикнула вне себя Эльжбета.
   Она вскочила и убежала из зала. Он уговаривал ее весь вечер и всю ночь. Спокойно старался внушить ей, что таким способом он спас ее от насилия и убийств, что рано или поздно рыцари бы подвергли замок страшному опустошению и разору. Она не могла в это поверить. Она не слышала, что он говорит ей. Наверное, не могла поверить, что через три дня они очнутся и все пойдет по-прежнему. Наверное, мысль, что она убила своего мужа, не давала ей покоя. Азриэль выбился из сил, кричал, топал ногами. Дважды, сорвавшись, он ударил ее. Наконец выдохся совсем. Собрал свои вещи, запряг повозку. Выехал со двора и снова вернулся за ней. Но она закрыла дверь и не хотела с ним разговаривать.
   Лишь через семь лет он вернулся в эти места. Замок продавался. Азриэль купил его. Старый слуга рассказал ему, что рыцари, проснувшись, снова напились вдребезги, убили барона, изнасиловали его жену, и она выбросилась из окна спальни, разбившись насмерть. Азриэль побыл на ее могиле, поставил склеп и повелел, чтобы его похоронили рядом. Он еще не знал, что ему совсем не захочется умирать.
   Глава 14
   В ней Грымзина предстает в необычном для себя облике;
   Алик Лавров узнает о своем будущем, а читатель кое-что новое
   Алик Лавров, не сходя с места, просидел у окна четыре часа. Он сел в половине второго. Очнулся в половине шестого. Взглянув на часы, даже подумал, что они стоят. Однако будильник беспечно тикал.
   Квартира, где жил Алик с родителями, находилась на втором этаже кирпичной пятиэтажки. Окна выходили в садик, где несли боевой дозор старушки, обсуждая не только правительство, их жен, отсутствие сахара или туалетной бумаги, но и темы более вечные: болезни, предстоящие роды молодой соседки без мужа и все возрастающие цены на похоронные услуги.
   Повседневно Алик, обозревая старушечий хор, включал кассету Майкла Джексона и отрешался от мирских забот. Так он сделал и на этот раз. Прослушал одну песенку, потом вторую. На третьей кто-то словно подтолкнул его в спину и пробурчал: "Сядь к окну!"
   Алик, лежавший, задрав ноги, на тахте, даже приподнял голову: кто это мог шепнуть такую глупость? Но никого не увидел. Он снова было погрузился в острый синкопный ритм песенок Джексона, представляя, как они с Флорой закрутят брейк на школьной дискотеке, как голос повторил нахальное: "Ну, что я тебе сказала?! Сядь к окну!.."