Страница:
Занавес.
АКТ ВТОРОЙ
Картина Первая.
Дорогое и модное кафе в Париже. Посередине сцены столик и два стула.
Клодет и Морис сидят за столиком. Рядом стоит официант.
ОФИЦИАНТ. Мадам, мсье.
МОРИС. Мне стейк....
КЛОДЕТ. Морис, дорогой.
МОРИС(со злостью). Ах, извините.
КЛОДЕТ(официанту). Креветки, пожалуйста. И вот еще что, нет ли у вас английских мафинов?
ОФИЦИАНТ. Есть, мадам.
КЛОДЕТ. Один тогда, пожалуйста. И кофе - покрепче.
ОФИЦИАНТ. Вина не желаете?
КЛОДЕТ. Нет, спасибо.
ОФИЦИАНТ. Прекрасно. Мсье?
МОРИС. Стейк мне принеси....
КЛОДЕТ. Стейк так рано - вредно.
Болезненая пауза.
МОРИС(сквозь сжатые губы). Стейк.
ОФИЦИАНТ. Прекрасно. Вина?
МОРИС. Да. Бургундского.
КЛОДЕТ. Ты бы лучше кофе выпил. Ты много пьешь последнее время.
МОРИС(сквозь зубы, зло). Бургундского, пожалуйста.
ОФИЦИАНТ. Да, мсье. Еще что-нибудь?
МОРИС. По-быстрому это все. Пошевеливайся.
ОФИЦИАНТ. Да, мсье, да, мадам. Сию минуту.
Уходит.
МОРИС. Чего вам нужно? Чего вы меня позорите публично?
КЛОДЕТ. Ты стал неприлично агрессивен. Немного унижения тебе не повредит. Преждевременная слава вскружила тебе голову, и твое искусство может от этого пострадать. Я пытаюсь это предотвратить.
МОРИС. Слушайте, Мадам Уверр....
КЛОДЕТ. Зови меня Клодет, пожалуйста. Любовниц не следует называть по фамилии, особенно если они замужем. Это бестактно.
МОРИС. A, так вы меня теперь и такту будете учить?
КЛОДЕТ. A как же. Вспомни - ты всего лишь провинциал пока, у тебя дурные манеры, ты не знаешь как себя вести на людях.
МОРИС. Что мне люди!
КЛОДЕТ. Ну, все-таки. Люди. Это ведь они покупают твои картины, и платят за них большие деньги.
МОРИС. Почему бы и нет? Вы считаете, что мои картины не стоят их ничтожного внимания?
КЛОДЕТ. Здесь в Париже есть десятки художников, чьи картины не хуже твоих, и которые ничего не могут продать.
МОРИС. Да? И вы их знаете?
КЛОДЕТ. Некоторых.
МОРИС. Ну и почему же они не продаются?
КЛОДЕТ. Потому что их еще не выбрали.
МОРИС. A кто их должен выбирать?
КЛОДЕТ. Критики.
Пауза.
МОРИС. И что же, по вашему, заставляет критиков предпочитать одного художника другому?
КЛОДЕТ. Ничего. Критики как правило невежествены и консервативны, в том смысле, что они предпочли бы рассуждать о ком-то давно и прочно известном, чем копаться в новом.
МОРИС. Но ведь вы говорите, что именно они выбирают художников и делают их знаменитыми?
КЛОДЕТ. Да.
МОРИС. Как же они это делают? Какими критериями пользуются?
КЛОДЕТ. По подсказке.
МОРИС. Да?
КЛОДЕТ. Да.
Пауза.
МОРИС. По чьей подсказке?
КЛОДЕТ. По моей.
МОРИС. По вашей?
КЛОДЕТ. По моей и еще некоторых других людей.
Пауза. Морис нетерпелив и сердит. Очень он темпераментный.
МОРИС. То есть, вы хотите сказать, что это благодаря вам я теперь знаменит?
КЛОДЕТ. Ты еще не знаменит. Но скоро станешь. Я не только подсказывала критикам, чтобы они познакомились поближе с твоими картинами - до очень недавнего времени, я платила за все твои ангажменты и выставки. Я писала письма влиятельным людям, я их на эти выставки приглашала.
МОРИС. Вы начали всем этим заниматься до или после того, как вы начали со мной спать?
КЛОДЕТ(смеется). Ну, ну, легче, Морис. Не надо оскорблять мои чувства.
МОРИС. К черту ваши чувства. Речь идет о моих работах!
КЛОДЕТ. A так же о твоей гордости. Нет?
МОРИС. Да. Вы тут мне втолковываете, что мои работы, мое искусство, все - все зависит от вашего каприза, и это.... (замолкает, пауза, ядовито). Знали бы вы как я ненавижу богатых. Вы все паразиты, вы никогда не работаете сами, но имеете наглость судить о работе других, просто потому что у вас есть деньги.
КЛОДЕТ. Зачем ты сбрил бороду? Тебе очень шло.
МОРИС. A?
КЛОДЕТ. Когда-нибудь, ты и сам станешь богатым.
МОРИС. Никогда. Оставлю себе на жратву и крышу, остальное раздам.
КЛОДЕТ. Кому?
МОРИС. Бедным.
КЛОДЕТ. Которым именно?
МОРИС. Не знаю. Каким нибудь.
КЛОДЕТ. Но ведь не можешь же ты осчастливить всех бедных. Придется выбирать - и отдавать предпочтение одним над другими. Может даже по чьей-нибудь подсказке.
МОРИС. Я.... (восмущенно). Вы прекратите это сейчас же!...
КЛОДЕТ. По чьей именно подсказке?
МОРИС. Ничей. Сам. Все сам.
Пауза.
КЛОДЕТ(улыбается). Что ж, и не такое случалось. Но если бы тебе нужна была подсказка - к кому бы ты обратился в первую очередь? Не ко мне ли?
МОРИС. Терпеть не могу, когда ты так со мной говоришь, свысока! Перестань!
КЛОДЕТ. Тебе нужно снова отрастить бороду. У тебя лицо не такое пасторальное с бородой. Ты ведь из деревни? Ну, не дуйся, лучше слушай. Все богатые делятся на две категории - старые деньги и нувориши. Нувориши сделают тебя миллионером - у них много лишних сбережений, и они любят тратить. Вторая категория не так многочислена, очень сплочена, и очень влиятельна. Люди этой категории подскажут нуворишам, что тебя нужно сделать миллионером. Я к этой категории принадлежу.
МОРИС. Американцы все так думают? Это что, новый товар такой - модель Вселенной, сделано в Бостоне?
КЛОДЕТ. Это не модель, это реальность. Старые деньги капризны и ненадежны. Люди этой группы.... Ну, например, некоторые посвящают всю жизнь охоте. Мой сын, например. Или же играют на бирже - как мой племянник. Некоторые гордо сочиняют плохую музыку. Среди них есть, тем не менее, некоторое количество людей которые предпочитают просто покровительствовать искусствам - знатоки, такие как я. Мы никогда не создаем искусство сами, но мы знаем, как его популяризировать. Мы вполне компетентны - у нас за плечами столетия опыта. Мы - хранители мудрости. Мы не всегда правы - и тем не менее, ни один художник, писатель, и уж конечно ни один композитор, никогда не получит признания без кивка головой с нашей стороны. Ты можешь быть гордым, или равнодушным, ты можешь считать себя выше всей этой земной суеты, но когда ты говоришь о богатых, старайся знать точно кому ты о них говоришь и как громко. Хранители мудрости тоже люди, a люди разные бывают. В один прекрасный день ты можешь наскочить на человека злопамятного и мстительного, результатом чего будут плохие отзывы и пустые залы до конца твоей жизни.
МОРИС. Это что - угроза?
КЛОДЕТ. О, нет. Я тебе плохого не желаю. Но я не единсвенный человек от которого ты зависишь. Так же, мне не хотелось бы, чтобы ты думал что я все это делаю для тебя потому что ты со мной спишь. Наши постельные отношения это просто мой каприз. Если бы ты был поживший, отвратительный и скучный тип, я все равно бы устроила тебе все твои выставки и ревью, просто потому, что считаю, что твое искусство этого стоит.
МОРИС. Спасибо.
КЛОДЕТ. Не нужно сарказма, и не за что меня благодарить. Я сделала комплимент не тебе, a твоему таланту. Твой талант дан был тебе Богом в момент твоего рождения. С тех пор, ты не сделал почти ничего, чтобы хотя бы казаться этого таланта достойным.
Пауза.
МОРИС. Американцы думают, что они весь мир могут купить.
КЛОДЕТ. Хранители мудрости не имеют национальности. Крафт - англичанин, Потемкин - русский, Клемансо - француз.
МОРИС. Но все вы именно во Францию приезжаете.
КЛОДЕТ. Это такое сейчас течение. Сейчас очень модно поддерживать французское искусство - и эта мода уже вышла за пределы всех приличий. Тем не менее, это всего лишь мода, и она пройдет. Правда, она уже успела принести вред. Американский импрессионизм не хуже, если не лучше, французского, a мы его до сих пор игнорируем. Жаль. Во Франции очень мало стоящих художников, a раньше было и того меньше.
МОРИС. Мало?!
КЛОДЕТ. Да, мало.
МОРИС. Черт знает что такое.
КЛОДЕТ. Это ты о чем?
МОРИС. Ренуар, Писсаро, Дега, Моне, Матисс, да и я сам!.... Во Франции....
КЛОДЕТ. Да, французы очень много успели намалевать за прошедший век. Но только Мане и Лотрек, которых, кстати, ты забыл упомянуть, действительно бессмертны. Ты меня слушай. Хранителей мудрости мало, a уж экспертов среди них и того меньше. Я эксперт. Да, и ты неправ в отношении моих соотечественников. Американские хранители мудрости очень скромны, ты нигде не услышишь их имен. Мы помогаем, мы покупаем, мы создаем базу. Но мы также понимаем то, чего не понимают другие - именно, что просить славы там, где славе нет места - верх бестактности.
МОРИС. Да, правда? Ну так слушай. Вы американцы - самые наглые, самые тщеславные....
КЛОДЕТ(безапелляционно). Остановись, хватит. Как можно быть таким тупым? Я ведь только что тебе все объяснила, a ты продолжаешь думать о классе, в который ты сам в скором будующем попадешь - в нувориши. Если ты думаешь, что французский нуворишь менее отвратителен, чем американский, то, смею тебя уверить, ты ошибаешься. Я никогда к их классу не принадлежала. И мое имя никогда не будет упоминаться вместе с их именами.
МОРИС. Ты всеже презираешь людей. Я видел, как ты здесь смотришь на наших аристократов - как будто они грязь.
КЛОДЕТ. Американская аристократия лучше и выше многих других, хотя бы потому, что ей не пришлось пережить ни одной революции, где лучших ее членов убивали бы на площадях на потеху толпе, которой такие зрелища помогают верить, что она всесильна и справедлива. Французская аристократия состоит, благодаря дюжине здешних революций, из бывших мелкопоместных дворян, которым быть скромными мешает мелкое происхождение, которые любят похвастать, и требуют чтобы им посвящали романы и симфонии, которые пишут золотом свои имена на стенах культурных центров - что не слишком далеко от ментальности среднего нувориша, a?
МОРИС. Я не хочу с тобой спорить.
КЛОДЕТ. Да и не нужно. У тебя нет для спора со мной ни ума, ни образования. Так, слушай. Я только что получила письмо из Штатов. Мой муж пошаливает, и это становится неприличным. Мне нужно съездить домой на пару месяцев. (Вынимает помаду и карманное зеркальце из сумочки). Я вернусь к Рождеству или чуть раньше. A ты пока постарайся тут быть в форме. Одна дама заказала тебе свой портрет - закончи его до конца месяца, и больше реализма, но не рисуй прыщи и бородавки - ну, ты понял. И поменьше морщин. Дама думает, что все еще молода и, будучи проискождения темного и без воображение, воспримет полное сходство как личное оскорбление. У тебя есть ее адрес. Далее, у тебя выставка в Орлеане - не езди туда сам, пошли письмо с извинением, скажи не можешь. A то ты там без меня опозоришся, со твоими-то манерами. Моне тебя пригласил к себе на несколько дней - смотри не поссорься с ним.
МОРИС(сварливо). Все, или еще чего-нибудь?
КЛОДЕТ. Да....
Входит официант.
ОФИЦИАНТ. Мадам Уверр, вас к телефону.
КЛОДЕТ. A, спасибо. Я сейчас.
Официант уходит. Клодет кладет помаду и зеркальце в сумочку, оставляет сумочку на кресле.
КЛОДЕТ. Я сейчас вернусь.
Она выходит.
Морис ерзает в кресле. Но вот он поднимается и роется в карманах, ища карандаш. Не найдя такового, он открывает сумочку Клодет, вытаскивает из нее помаду, раскладывает на столе салфетку. Открывает помаду, что-то рисует на салфетке, расписывается, кидает помаду обратно в сумочку, быстро уходит налево.
Пауза.
Входит официант. Он осматривается, замечает уходящего Мориса, провожает его глазами. Уходит направо.
Пауза.
Справа, входит Клодет.
КЛОДЕТ. О!
Она смотрит на рисунок, смеется.
КЛОДЕТ. Вот засранец! Сбежал-таки! Бросил меня. (хихикает). Нет, ты смотри! Как он хорошо научился рисовать фаллусы. A, и автограф свой тоже оставил. Это хорошо.
Она осторожно складывает салфетку, кладет в сумочку.
КЛОДЕТ. Лет через десять, этой салфетке цены не будет. Официант!
Входит официант.
ОФИЦИАНТ. Мадам?
КЛОДЕТ. Вы видели когда ушел Мсье?
ОФИЦИАНТ. Да, Мадам.
КЛОДЕТ. В каком направлении он ушел?
ОФИЦИАНТ. К Шатле, Мадам.
КЛОДЕТ. Спасибо. Вот вам немного денег, разницу поставьте в щет. О, и мою комнату на третьем этаже можете пока кому-нибудь сдать.
ОФИЦИАНТ. Вы уезжаете, Мадам?
КЛОДЕТ. Да, на пару месяцев. Если Мсье Вламинк меня спросит, скажите ему, что он осел.
ОФИЦИАНТ. Да, Мадам.
КЛОДЕТ. Хотя нет, подождите. Есть какое то новое выражение, которым определяют теперь таких как он. Не помните?
ОФИЦИАНТ. Ебаный мудак, Мадам?
КЛОДЕТ. Точно. Скажите ему, что он ебаный мудак.
ОФИЦИАНТ. Да, Мадам.
КЛОДЕТ. Ну, пока.
ОФИЦИАНТ. Счастливого пути, Мадам.
Она берет сумочку, кивает, и уходит направо.
Занавес.
Картина Вторая.
Ньюпорт, Роуд Айленд, ресторан с терассой, столики, стулья.
Уолтер и Памела идут медленно вдоль сцены.
УОЛТЕР. И, хотите верьте, хотите нет, Патти согласилась там петь. Удивительная женщина, особенно если принять во внимание ее возраст.
ПАМЕЛА(с понимающей улыбкой). Да, я знаю.
УОЛТЕР. Не присесть ли нам, не выпить ли чаю?
ПАМЕЛА. Давайте.
Они садятся.
УОЛТЕР. Значит, решено.
ПАМЕЛА. Что именно?
УОЛТЕР. Вы выходите замуж за молодого Горинга.
ПАМЕЛА. Да, конечно. Вы сами были у нас на обручении.
УОЛТЕР. Вы уверены, что поступаете правильно? Не слишком ли быстро все?
ПАМЕЛА(улыбается). Уверена.
УОЛТЕР(вздыхает). Как жаль что я женат! Будь я свободен....
ПАМЕЛА. Да, нам всегда хочется того, чего у нас нет.
УОЛТЕР. Вы правы, черт возьми. Ну и когда же свадьба?
ПАМЕЛА. Через месяц.
УОЛТЕР. Так. Значит, пари я тоже проиграл.
ПАМЕЛА. Какое пари?
УОЛТЕР. Видите ли, дорогая моя, мы мужчины - ужасные существа. Мы поспорили с молодым Горингом, что он на вас женится в течении двух месяцев.
ПАМЕЛА. Ну вот. Нехороший он человек. Вы тоже. Сколько, если не секрет?
УОЛТЕР. Пять тысяч.
ПАМЕЛА. Понятно. Вы никогда не верили в мое целомудрие.
УОЛТЕР. Почему же?
ПАМЕЛА. Вы его оценили всего в пять тысяч.
УОЛТЕР. Но, дорогая моя, мне кажется, это Горинг....
ПАМЕЛА. Не Горинг. Вы. Вы посчитали, что оно не стоит больше пяти тысяч - малюсенькая часть вашего состояния.
УОЛТЕР. Но Горинг....
ПАМЕЛА. Крис поставил пять тысяч - для него в то время очень солидная сумма. Он верил в свою привлекательность как мужчина и как поэт, и на нее-то он и полагался, a вовсе не на мою слабость. A?
УОЛТЕР. Он мог и проиграть. (Пауза). В этом случае, ему бы пришлось брать в долг, чтобы отдать мне выигрыш.
ПАМЕЛА. Я и не знала, что он так беден.
УОЛТЕР. Вы что-то удивительно спокойно ко всему этому относитесь.
ПАМЕЛА. A чего вы ждали? Что я буду биться в истерике и кричать? Впаду в ярость? Может даже отменю свадьбу?
УОЛТЕР. Нет, ничего такого крайнего - просто думал, что будет забавно, что-то вроде первой ссоры с будующим мужем, Миссис Горинг.
ПАМЕЛА. Я всегда знала, что мужчины способны на подлость, и что Крис не исключение. Святых нынче нет.
УОЛТЕР. И вы не чувствуете себя оскорбленной? Ни капельки?
ПАМЕЛА. Я уже не в том возрасте, чтобы оскорбляться, или даже просто быть раздраженной, такими пустяками. Мужчины - они мужчины и есть. Они всегда хвастаются своими победами, - что же я могу с этим поделать? Вы хуже женщин, которые в смысле сплетен несносны - не время от времени, a постоянно. Но мужчины - о! Ужасные негодяи, все, до последнего. (Пауза, затем задумчиво). Я не имею в виду вас лично, конечно.
УОЛТЕР(пауза, и до него доходит). О, нет, нет, я и не подумал.... (Пауза). Вот что, Мисс Ворвик. Вы не можете просто так за него выйти. Что вы о нем знаете? Вы ведь его только что встретили, на днях. Совершенно очевидно, что он женится на вас ради ваших денег.
ПАМЕЛА. О, на этот счет у меня нет никаких иллюзий, поверьте. Деньги его изначально и привлекли. Даже если он и увлекся слегка в самом начале знакомства, то это уже давно прошло. У меня четыре искусственных зуба. У меня варикозные вены на левой ноге. У меня часто болит голова. Есть начатки артрита. Иногда у меня плохо пахнет изо рта. Я полная если не откровенно толстая. Но деньги заставят его быть со мной - долго, может быть, всегда. Почему нет? Он молод, привлекателен, умен - и даже щедр, и даже великодушен по-своему. Ну, немного подлец - ну и что? Ну, люди будут говорить всякое но люди говорят всегда, что бы вы не делали. У него будут любовницы - но они есть у каждого второго мужа.
УОЛТЕР. Вы циничны.
ПАМЕЛА. Да.
УОЛТЕР. Зачем же тогда выходить замуж вообще?
ПАМЕЛА. Я еще могу иметь семью, и я хочу иметь по крайней мере одного ребенка, если получится.
УОЛТЕР. Что ж, дело. Но почему именно он? Неужели нет других, даже здесь, более достойных?
ПАМЕЛА. За кого бы я не вышла, мои деньги всегда будут главным моим достоинством в глазах мужчины. Так что лучше, чтоб он был молод и красив, чем стар, толст, и богат. Ну, хорошо, он несколько продажный тип, и не совсем честный, но у меня мало времени.
УОЛТЕР. Этого времени ему вполне хватит, чтобы промотать все, что ваш отец собирал всю жизнь.
ПАМЕЛА. У моего отца всегда были деньги, даже в самом начале карьеры. Старые деньги не так легко проматываются. Кроме того, я буду следить, чтобы он не проматывал больше, чем я могу восстановить.
УОЛТЕР. Он, знаете ли, бездельник.
ПАМЕЛА. Ну и?
УОЛТЕР. Бездельники большинсво своего времени проводят за зелеными столами, протирая локти пиджаков. Монте-Карло не включен ли в маршрут вашего свадебного путешествия?
ПАМЕЛА. Нет. Но вы правы - он действительно склонен к безделью. Я приму меры.
УОЛТЕР. Ничего вы с ним не сделаете. У меня сын почти такой же. Мне жена все говорила, когда мы его в Оксфорд посылали, чтоб я настоял, чтобы он там получил профессию. В его положении стыдно не иметь занятий. Знаете, что я сказал ей на это? Я сказал, его уже не исправишь. Пусть повеселится в Оксфорде - a потом мы его нежно так пристроим куда обычно пристраивают бездельников - в политику. И вот - попомните мои слова - отпрыск мой в один прекрасный день вполне может стать президентом. Но не Горинг. Разница между ним и моим сыном в том, что Герберт не умеет воспринимать жизнь такой, какая она есть. Он в душе романтик. Горинг же не просто бездельник, но еще и циничный бездельник.
ПАМЕЛА(улыбается). Не все ли мы одинаковы? В смысле цинизма?
УОЛТЕР. Вот и нет. Я не циник. Приземленный практик - да, циник - нет. О, чуть не забыл - я только что приобрел Мане - из его поздних работ, прелесть что такое.
ПАМЕЛА(оживляясь). Правда?
УОЛТЕР. Хотите посмотреть?
ПАМЕЛА. Конечно.
УОЛТЕР. Тогда пойдем. Здесь нас никогда не обслужат - хозяин больно ленивый.
Он встает, Памела за ним. Они выходят направо. Пауза.
Слева входит Саманта. Садится на терассе. Закуривает.
Слева входит Крис. Он идет через сцену, намереваясь выйти направо.
САМАНТА. Чаю не хочешь со мной выпить?
КРИС. Не сейчас. Я занят.
САМАНТА. Тебе не стоит больше бояться. Я уже свыклась с мыслью что ты на ней женишся. Пожалуйста. Сядь, поговорим, как раньше.
КРИС(озирается, нетерпеливо). Ну хорошо, хорошо.
Садится с ней. Пауза.
САМАНТА. Сегодня будет дождь, не находишь?
КРИС(поражен). Я не знал, что ты увлекаешься метеорологией.
САМАНТА. Я просто поддерживаю разговор.
КРИС. Ага, понятно. Нет, я не думаю, что будет дождь. Я вообще думаю, что, начиная с сегодняшнего дня, будет все время солнце, надолго, навсегда.
САМАНТА. Надеюсь. Надеюсь также что вся эта солнечность и безоблачность стоила того, чтобы пожертвовать ради нее своей свободой.
КРИС. Я пошел.
САМАНТА. Я не хотела тебя раздражать.
КРИС. Я и не раздражен, с чего ты взяла.
САМАНТА. Ну, так все-таки - стоило одно другого или нет? Мне интересно.
КРИС. Что, собственно, ты лично знаешь о свободе?
САМАНТА. Не нужно меня оскорблять. Пусть я куртизанка. Я знаю, что такое свобода.
КРИС. Очень рад. Свобода в наше время - очень ценная вещь, все ее хотят. Целые нации за нее друг друга истребляют.
САМАНТА. Ну так у тебя этой свободы больше нет.
КРИС. Да, правда? Так-таки и нет?
САМАНТА. Нет.
КРИС(вынимает из кармана серебряный доллар). Видишь? (Показывает ей). Видишь, что на нем написано?
Слева входит Герберт. Он останавливается резко и наблюдает за ними. Они его не замечают.
САМАНТА. Что же?
КРИС. Написано, Либерти. Так, без хмурых взглядов, пожалуйста, слышишь? Я понимаю, что все это звучит и выглядит глупо. Деньги - чепуха. К несчастью, люди относятся к этой чепухе как к чему-то очень ценному. Сегодня - деньги, вот эти вот деньги - единственный ключ к свободе. У меня есть теперь свобода, и я буду за нее держаться яростно и ревниво. Правда, правда. Выбить эту свободу из моих рук можно только пулей.
Герберт быстро вынимает пистолет и выбивает выстрелом серебряный доллар из руки Криса. Крис вскакивает, хватается за свою руку. Саманта вскрикивает.
ГЕРБЕРТ. Ничего не случилось, я вас уверяю.
КРИС. Ничего не случилось?! Ебаная жаба! Больно же, блядь! Я мог руку потерять!
ГЕРБЕРТ. Я очень хорошо стреляю, Горинг, и тебе это прекрасно известно. Я целился в монету - следовательно, я не мог попасть ни во что другое. С рукой у тебя все в порядке, можешь не волноваться. (Кладет пистолет обратно в карман).
КРИС(рассматривая руку). Других развлечений у тебя нет? Ты что, Вильгельма Теля только что прочел?
ГЕРБЕРТ. Нет.
САМАНТА. Правда, Герберт....
ГЕРБЕРТ. Я просто вас здесь увидел вдвоем. Ну и занервничал. Тебе Горинг что, одной женщины мало?
САМАНТА. Герберт, уйди отсюда, свинья сумасшедшая!
ГЕРБЕРТ(Крису). A?
Внезапно, Крис хватает Герберта за волосы. Герберт кричит. Держа его одной рукой, Крис другой берет его за нос и сжимает.
ГЕРБЕРТ. Ауч!
КРИС. Вот что, мальчик мой. Перед тем как давать людям уроки хорошего тона, неплохо бы сначала отрастить усы. (Сжимает ему нос еще раз, Герберт вопит). A так же, не следует переносить свои фантазии в реальную жизнь, и уж совсем не нужно навязывать их другим людям. Ты, когда воображаешь что влюблен, запрись в ванной в доме твоего папы, и люби там сколько влезет. A когда думаешь, что есть причины ревновать, пиши стихи, - это лучше, чем разгуливать с пистолетом. (Сжимает, Герберт орет). Еще раз тебя поймаю за этим занятием, честное слово, сниму с тебя штаны при всех и так отшлепаю, что неделю сидеть не сможешь. Папа твой только спасибо скажет. (Отпускает Герберта). Мне пора. Мисс Манчестер - ваш покорный слуга. Мистер Гувер. (Склоняет голову).
ГЕРБЕРТ. Ты мерзавец, Горинг. Ты мне за это заплатишь.
КРИС. Я тебя только что предупредил кое о чем.
ГЕРБЕРТ. Плевал я на твои предупреждения. Я....
Крис хватает его, легко разворачивает, отодвигает ему полы фрака, хватает Герберта за пряжку ремня.
ГЕРБЕРТ. Пусти! Я тебя застрелю! Сволочь! Пусти!
КРИС. Еще один раз пикнешь и я тебя действительно отшлепаю.
ГЕРБЕРТ. Нет!
КРИС. Обещай, что будешь хорошим мальчиком.
ГЕРБЕРТ. Хорошо! Обещаю!
КРИС. Вот и славно. (Отпускает его). До свидания.
Крис выходит направо. Герберт поправляет одежду, смотрит на Саманту, садится. Пауза. Герберт дуется. Пауза. Герберт в прострации.
САМАНТА. Правда, Герберт, что с тобой такое!
ГЕРБЕРТ. Ай, оставь меня в покое.
САМАНТА. Нет, ты мне скажи. Ты что-то очень странно себя ведешь последнее время.
ГЕРБЕРТ. Правда? Странно, a? Тебе не нравится?
САМАНТА. Не очень (тушит сигарету).
ГЕРБЕРТ. Знаю, знаю. Никто меня не любит. Никому я не нужен. Я для всех обуза, да, ничего не могу и не умею. Мне даже спорить не хочется. Отец ко мне относится как к ребенку, и денег дает как ребенку - то есть, почти ничего. Горинг.... Ты видела только что как он ко мне относится. Брюс - даже старик Брюс, твой отец, и тот смотрит на меня презрительно сквозь стакан с пивом. A ты меня просто не замечаешь. И делом я заняться не могу способностей нет ни к чему, кроме охоты. Хочу умереть.
САМАНТА. Не надо.
ГЕРБЕРТ. Почему нет? Тебе-то какая разница, жив ли я, умер ли.
САМАНТА. Не надо быть ребенком, Герберт.
ГЕРБЕРТ. A я разве?... (думает). A как же еще?
Саманта встает, обходит стол, садится рядом с ним, гладит его по голове.
САМАНТА. Все будет хорошо.
ГЕРБЕРТ(всхлипывает). Нет, не надо, пожалуйста. Ты мне это всегда говоришь. Это детям тоже говорят. Дети знают, когда им врут. Я тоже знаю.
САМАНТА. Большинство взрослых ведут себя как дети, и утешать их надо как детей. Но ты не волнуйся. С тобой все в порядке. Ты просто еще себя не нашел.
ГЕРБЕРТ. Мне уже двадцать один. Как-то даже неудобно.
САМАНТА. Не надо. Все хорошо.
ГЕРБЕРТ. Ни одна женщина на меня не смотрит, даже некрасивая - как нет меня.
Саманта целует его в губы. Пауза.
ГЕРБЕРТ. Это зачем?
САМАНТА. Мы сейчас пойдем и поймаем извозчика. Потом поедем в мой отель и проведем там весь день и может быть всю ночь. Как тебе такой план?
ГЕРБЕРТ(у него слегка кружится голова от поцелуя). Ты смеешся надо мной.
САМАНТА. Нет. Я много раньше смеялась над людьми. Теперь нет. Они меня слишком много заставили страдать. Я больше не вижу в них ничего смешного. Они презренны, глупы, поверхностны, жестоки - но не смешны. Нисколько. Смешное должно быть близким. Пойдем.
Саманта встает, за ней Герберт, нерешительно.
ГЕРБЕРТ. Ты серьезно?
САМАНТА. Совершенно серьезно.
ГЕРБЕРТ. Ты выйдешь за меня замуж?
САМАНТА. Не знаю.
ГЕРБЕРТ(нетерпеливо). Ну почему ты не хочешь за меня выйти! У меня был бы стимул, я бы чувствовал себя сильнее.
САМАНТА. Ты, значит, тоже. Только о себе. Никого почему-то не интересует, как Я себя чувствую.
ГЕРБЕРТ. О, но я буду очень стараться, я тебя не разочарую, нет. Я стану генералом, или еще чего-нибудь. Скоро будет война.
САМАНТА. Пойдем. Мы об этом потом поговорим. Пожалуйста.
ГЕРБЕРТ. Ну, все-таки....
АКТ ВТОРОЙ
Картина Первая.
Дорогое и модное кафе в Париже. Посередине сцены столик и два стула.
Клодет и Морис сидят за столиком. Рядом стоит официант.
ОФИЦИАНТ. Мадам, мсье.
МОРИС. Мне стейк....
КЛОДЕТ. Морис, дорогой.
МОРИС(со злостью). Ах, извините.
КЛОДЕТ(официанту). Креветки, пожалуйста. И вот еще что, нет ли у вас английских мафинов?
ОФИЦИАНТ. Есть, мадам.
КЛОДЕТ. Один тогда, пожалуйста. И кофе - покрепче.
ОФИЦИАНТ. Вина не желаете?
КЛОДЕТ. Нет, спасибо.
ОФИЦИАНТ. Прекрасно. Мсье?
МОРИС. Стейк мне принеси....
КЛОДЕТ. Стейк так рано - вредно.
Болезненая пауза.
МОРИС(сквозь сжатые губы). Стейк.
ОФИЦИАНТ. Прекрасно. Вина?
МОРИС. Да. Бургундского.
КЛОДЕТ. Ты бы лучше кофе выпил. Ты много пьешь последнее время.
МОРИС(сквозь зубы, зло). Бургундского, пожалуйста.
ОФИЦИАНТ. Да, мсье. Еще что-нибудь?
МОРИС. По-быстрому это все. Пошевеливайся.
ОФИЦИАНТ. Да, мсье, да, мадам. Сию минуту.
Уходит.
МОРИС. Чего вам нужно? Чего вы меня позорите публично?
КЛОДЕТ. Ты стал неприлично агрессивен. Немного унижения тебе не повредит. Преждевременная слава вскружила тебе голову, и твое искусство может от этого пострадать. Я пытаюсь это предотвратить.
МОРИС. Слушайте, Мадам Уверр....
КЛОДЕТ. Зови меня Клодет, пожалуйста. Любовниц не следует называть по фамилии, особенно если они замужем. Это бестактно.
МОРИС. A, так вы меня теперь и такту будете учить?
КЛОДЕТ. A как же. Вспомни - ты всего лишь провинциал пока, у тебя дурные манеры, ты не знаешь как себя вести на людях.
МОРИС. Что мне люди!
КЛОДЕТ. Ну, все-таки. Люди. Это ведь они покупают твои картины, и платят за них большие деньги.
МОРИС. Почему бы и нет? Вы считаете, что мои картины не стоят их ничтожного внимания?
КЛОДЕТ. Здесь в Париже есть десятки художников, чьи картины не хуже твоих, и которые ничего не могут продать.
МОРИС. Да? И вы их знаете?
КЛОДЕТ. Некоторых.
МОРИС. Ну и почему же они не продаются?
КЛОДЕТ. Потому что их еще не выбрали.
МОРИС. A кто их должен выбирать?
КЛОДЕТ. Критики.
Пауза.
МОРИС. И что же, по вашему, заставляет критиков предпочитать одного художника другому?
КЛОДЕТ. Ничего. Критики как правило невежествены и консервативны, в том смысле, что они предпочли бы рассуждать о ком-то давно и прочно известном, чем копаться в новом.
МОРИС. Но ведь вы говорите, что именно они выбирают художников и делают их знаменитыми?
КЛОДЕТ. Да.
МОРИС. Как же они это делают? Какими критериями пользуются?
КЛОДЕТ. По подсказке.
МОРИС. Да?
КЛОДЕТ. Да.
Пауза.
МОРИС. По чьей подсказке?
КЛОДЕТ. По моей.
МОРИС. По вашей?
КЛОДЕТ. По моей и еще некоторых других людей.
Пауза. Морис нетерпелив и сердит. Очень он темпераментный.
МОРИС. То есть, вы хотите сказать, что это благодаря вам я теперь знаменит?
КЛОДЕТ. Ты еще не знаменит. Но скоро станешь. Я не только подсказывала критикам, чтобы они познакомились поближе с твоими картинами - до очень недавнего времени, я платила за все твои ангажменты и выставки. Я писала письма влиятельным людям, я их на эти выставки приглашала.
МОРИС. Вы начали всем этим заниматься до или после того, как вы начали со мной спать?
КЛОДЕТ(смеется). Ну, ну, легче, Морис. Не надо оскорблять мои чувства.
МОРИС. К черту ваши чувства. Речь идет о моих работах!
КЛОДЕТ. A так же о твоей гордости. Нет?
МОРИС. Да. Вы тут мне втолковываете, что мои работы, мое искусство, все - все зависит от вашего каприза, и это.... (замолкает, пауза, ядовито). Знали бы вы как я ненавижу богатых. Вы все паразиты, вы никогда не работаете сами, но имеете наглость судить о работе других, просто потому что у вас есть деньги.
КЛОДЕТ. Зачем ты сбрил бороду? Тебе очень шло.
МОРИС. A?
КЛОДЕТ. Когда-нибудь, ты и сам станешь богатым.
МОРИС. Никогда. Оставлю себе на жратву и крышу, остальное раздам.
КЛОДЕТ. Кому?
МОРИС. Бедным.
КЛОДЕТ. Которым именно?
МОРИС. Не знаю. Каким нибудь.
КЛОДЕТ. Но ведь не можешь же ты осчастливить всех бедных. Придется выбирать - и отдавать предпочтение одним над другими. Может даже по чьей-нибудь подсказке.
МОРИС. Я.... (восмущенно). Вы прекратите это сейчас же!...
КЛОДЕТ. По чьей именно подсказке?
МОРИС. Ничей. Сам. Все сам.
Пауза.
КЛОДЕТ(улыбается). Что ж, и не такое случалось. Но если бы тебе нужна была подсказка - к кому бы ты обратился в первую очередь? Не ко мне ли?
МОРИС. Терпеть не могу, когда ты так со мной говоришь, свысока! Перестань!
КЛОДЕТ. Тебе нужно снова отрастить бороду. У тебя лицо не такое пасторальное с бородой. Ты ведь из деревни? Ну, не дуйся, лучше слушай. Все богатые делятся на две категории - старые деньги и нувориши. Нувориши сделают тебя миллионером - у них много лишних сбережений, и они любят тратить. Вторая категория не так многочислена, очень сплочена, и очень влиятельна. Люди этой категории подскажут нуворишам, что тебя нужно сделать миллионером. Я к этой категории принадлежу.
МОРИС. Американцы все так думают? Это что, новый товар такой - модель Вселенной, сделано в Бостоне?
КЛОДЕТ. Это не модель, это реальность. Старые деньги капризны и ненадежны. Люди этой группы.... Ну, например, некоторые посвящают всю жизнь охоте. Мой сын, например. Или же играют на бирже - как мой племянник. Некоторые гордо сочиняют плохую музыку. Среди них есть, тем не менее, некоторое количество людей которые предпочитают просто покровительствовать искусствам - знатоки, такие как я. Мы никогда не создаем искусство сами, но мы знаем, как его популяризировать. Мы вполне компетентны - у нас за плечами столетия опыта. Мы - хранители мудрости. Мы не всегда правы - и тем не менее, ни один художник, писатель, и уж конечно ни один композитор, никогда не получит признания без кивка головой с нашей стороны. Ты можешь быть гордым, или равнодушным, ты можешь считать себя выше всей этой земной суеты, но когда ты говоришь о богатых, старайся знать точно кому ты о них говоришь и как громко. Хранители мудрости тоже люди, a люди разные бывают. В один прекрасный день ты можешь наскочить на человека злопамятного и мстительного, результатом чего будут плохие отзывы и пустые залы до конца твоей жизни.
МОРИС. Это что - угроза?
КЛОДЕТ. О, нет. Я тебе плохого не желаю. Но я не единсвенный человек от которого ты зависишь. Так же, мне не хотелось бы, чтобы ты думал что я все это делаю для тебя потому что ты со мной спишь. Наши постельные отношения это просто мой каприз. Если бы ты был поживший, отвратительный и скучный тип, я все равно бы устроила тебе все твои выставки и ревью, просто потому, что считаю, что твое искусство этого стоит.
МОРИС. Спасибо.
КЛОДЕТ. Не нужно сарказма, и не за что меня благодарить. Я сделала комплимент не тебе, a твоему таланту. Твой талант дан был тебе Богом в момент твоего рождения. С тех пор, ты не сделал почти ничего, чтобы хотя бы казаться этого таланта достойным.
Пауза.
МОРИС. Американцы думают, что они весь мир могут купить.
КЛОДЕТ. Хранители мудрости не имеют национальности. Крафт - англичанин, Потемкин - русский, Клемансо - француз.
МОРИС. Но все вы именно во Францию приезжаете.
КЛОДЕТ. Это такое сейчас течение. Сейчас очень модно поддерживать французское искусство - и эта мода уже вышла за пределы всех приличий. Тем не менее, это всего лишь мода, и она пройдет. Правда, она уже успела принести вред. Американский импрессионизм не хуже, если не лучше, французского, a мы его до сих пор игнорируем. Жаль. Во Франции очень мало стоящих художников, a раньше было и того меньше.
МОРИС. Мало?!
КЛОДЕТ. Да, мало.
МОРИС. Черт знает что такое.
КЛОДЕТ. Это ты о чем?
МОРИС. Ренуар, Писсаро, Дега, Моне, Матисс, да и я сам!.... Во Франции....
КЛОДЕТ. Да, французы очень много успели намалевать за прошедший век. Но только Мане и Лотрек, которых, кстати, ты забыл упомянуть, действительно бессмертны. Ты меня слушай. Хранителей мудрости мало, a уж экспертов среди них и того меньше. Я эксперт. Да, и ты неправ в отношении моих соотечественников. Американские хранители мудрости очень скромны, ты нигде не услышишь их имен. Мы помогаем, мы покупаем, мы создаем базу. Но мы также понимаем то, чего не понимают другие - именно, что просить славы там, где славе нет места - верх бестактности.
МОРИС. Да, правда? Ну так слушай. Вы американцы - самые наглые, самые тщеславные....
КЛОДЕТ(безапелляционно). Остановись, хватит. Как можно быть таким тупым? Я ведь только что тебе все объяснила, a ты продолжаешь думать о классе, в который ты сам в скором будующем попадешь - в нувориши. Если ты думаешь, что французский нуворишь менее отвратителен, чем американский, то, смею тебя уверить, ты ошибаешься. Я никогда к их классу не принадлежала. И мое имя никогда не будет упоминаться вместе с их именами.
МОРИС. Ты всеже презираешь людей. Я видел, как ты здесь смотришь на наших аристократов - как будто они грязь.
КЛОДЕТ. Американская аристократия лучше и выше многих других, хотя бы потому, что ей не пришлось пережить ни одной революции, где лучших ее членов убивали бы на площадях на потеху толпе, которой такие зрелища помогают верить, что она всесильна и справедлива. Французская аристократия состоит, благодаря дюжине здешних революций, из бывших мелкопоместных дворян, которым быть скромными мешает мелкое происхождение, которые любят похвастать, и требуют чтобы им посвящали романы и симфонии, которые пишут золотом свои имена на стенах культурных центров - что не слишком далеко от ментальности среднего нувориша, a?
МОРИС. Я не хочу с тобой спорить.
КЛОДЕТ. Да и не нужно. У тебя нет для спора со мной ни ума, ни образования. Так, слушай. Я только что получила письмо из Штатов. Мой муж пошаливает, и это становится неприличным. Мне нужно съездить домой на пару месяцев. (Вынимает помаду и карманное зеркальце из сумочки). Я вернусь к Рождеству или чуть раньше. A ты пока постарайся тут быть в форме. Одна дама заказала тебе свой портрет - закончи его до конца месяца, и больше реализма, но не рисуй прыщи и бородавки - ну, ты понял. И поменьше морщин. Дама думает, что все еще молода и, будучи проискождения темного и без воображение, воспримет полное сходство как личное оскорбление. У тебя есть ее адрес. Далее, у тебя выставка в Орлеане - не езди туда сам, пошли письмо с извинением, скажи не можешь. A то ты там без меня опозоришся, со твоими-то манерами. Моне тебя пригласил к себе на несколько дней - смотри не поссорься с ним.
МОРИС(сварливо). Все, или еще чего-нибудь?
КЛОДЕТ. Да....
Входит официант.
ОФИЦИАНТ. Мадам Уверр, вас к телефону.
КЛОДЕТ. A, спасибо. Я сейчас.
Официант уходит. Клодет кладет помаду и зеркальце в сумочку, оставляет сумочку на кресле.
КЛОДЕТ. Я сейчас вернусь.
Она выходит.
Морис ерзает в кресле. Но вот он поднимается и роется в карманах, ища карандаш. Не найдя такового, он открывает сумочку Клодет, вытаскивает из нее помаду, раскладывает на столе салфетку. Открывает помаду, что-то рисует на салфетке, расписывается, кидает помаду обратно в сумочку, быстро уходит налево.
Пауза.
Входит официант. Он осматривается, замечает уходящего Мориса, провожает его глазами. Уходит направо.
Пауза.
Справа, входит Клодет.
КЛОДЕТ. О!
Она смотрит на рисунок, смеется.
КЛОДЕТ. Вот засранец! Сбежал-таки! Бросил меня. (хихикает). Нет, ты смотри! Как он хорошо научился рисовать фаллусы. A, и автограф свой тоже оставил. Это хорошо.
Она осторожно складывает салфетку, кладет в сумочку.
КЛОДЕТ. Лет через десять, этой салфетке цены не будет. Официант!
Входит официант.
ОФИЦИАНТ. Мадам?
КЛОДЕТ. Вы видели когда ушел Мсье?
ОФИЦИАНТ. Да, Мадам.
КЛОДЕТ. В каком направлении он ушел?
ОФИЦИАНТ. К Шатле, Мадам.
КЛОДЕТ. Спасибо. Вот вам немного денег, разницу поставьте в щет. О, и мою комнату на третьем этаже можете пока кому-нибудь сдать.
ОФИЦИАНТ. Вы уезжаете, Мадам?
КЛОДЕТ. Да, на пару месяцев. Если Мсье Вламинк меня спросит, скажите ему, что он осел.
ОФИЦИАНТ. Да, Мадам.
КЛОДЕТ. Хотя нет, подождите. Есть какое то новое выражение, которым определяют теперь таких как он. Не помните?
ОФИЦИАНТ. Ебаный мудак, Мадам?
КЛОДЕТ. Точно. Скажите ему, что он ебаный мудак.
ОФИЦИАНТ. Да, Мадам.
КЛОДЕТ. Ну, пока.
ОФИЦИАНТ. Счастливого пути, Мадам.
Она берет сумочку, кивает, и уходит направо.
Занавес.
Картина Вторая.
Ньюпорт, Роуд Айленд, ресторан с терассой, столики, стулья.
Уолтер и Памела идут медленно вдоль сцены.
УОЛТЕР. И, хотите верьте, хотите нет, Патти согласилась там петь. Удивительная женщина, особенно если принять во внимание ее возраст.
ПАМЕЛА(с понимающей улыбкой). Да, я знаю.
УОЛТЕР. Не присесть ли нам, не выпить ли чаю?
ПАМЕЛА. Давайте.
Они садятся.
УОЛТЕР. Значит, решено.
ПАМЕЛА. Что именно?
УОЛТЕР. Вы выходите замуж за молодого Горинга.
ПАМЕЛА. Да, конечно. Вы сами были у нас на обручении.
УОЛТЕР. Вы уверены, что поступаете правильно? Не слишком ли быстро все?
ПАМЕЛА(улыбается). Уверена.
УОЛТЕР(вздыхает). Как жаль что я женат! Будь я свободен....
ПАМЕЛА. Да, нам всегда хочется того, чего у нас нет.
УОЛТЕР. Вы правы, черт возьми. Ну и когда же свадьба?
ПАМЕЛА. Через месяц.
УОЛТЕР. Так. Значит, пари я тоже проиграл.
ПАМЕЛА. Какое пари?
УОЛТЕР. Видите ли, дорогая моя, мы мужчины - ужасные существа. Мы поспорили с молодым Горингом, что он на вас женится в течении двух месяцев.
ПАМЕЛА. Ну вот. Нехороший он человек. Вы тоже. Сколько, если не секрет?
УОЛТЕР. Пять тысяч.
ПАМЕЛА. Понятно. Вы никогда не верили в мое целомудрие.
УОЛТЕР. Почему же?
ПАМЕЛА. Вы его оценили всего в пять тысяч.
УОЛТЕР. Но, дорогая моя, мне кажется, это Горинг....
ПАМЕЛА. Не Горинг. Вы. Вы посчитали, что оно не стоит больше пяти тысяч - малюсенькая часть вашего состояния.
УОЛТЕР. Но Горинг....
ПАМЕЛА. Крис поставил пять тысяч - для него в то время очень солидная сумма. Он верил в свою привлекательность как мужчина и как поэт, и на нее-то он и полагался, a вовсе не на мою слабость. A?
УОЛТЕР. Он мог и проиграть. (Пауза). В этом случае, ему бы пришлось брать в долг, чтобы отдать мне выигрыш.
ПАМЕЛА. Я и не знала, что он так беден.
УОЛТЕР. Вы что-то удивительно спокойно ко всему этому относитесь.
ПАМЕЛА. A чего вы ждали? Что я буду биться в истерике и кричать? Впаду в ярость? Может даже отменю свадьбу?
УОЛТЕР. Нет, ничего такого крайнего - просто думал, что будет забавно, что-то вроде первой ссоры с будующим мужем, Миссис Горинг.
ПАМЕЛА. Я всегда знала, что мужчины способны на подлость, и что Крис не исключение. Святых нынче нет.
УОЛТЕР. И вы не чувствуете себя оскорбленной? Ни капельки?
ПАМЕЛА. Я уже не в том возрасте, чтобы оскорбляться, или даже просто быть раздраженной, такими пустяками. Мужчины - они мужчины и есть. Они всегда хвастаются своими победами, - что же я могу с этим поделать? Вы хуже женщин, которые в смысле сплетен несносны - не время от времени, a постоянно. Но мужчины - о! Ужасные негодяи, все, до последнего. (Пауза, затем задумчиво). Я не имею в виду вас лично, конечно.
УОЛТЕР(пауза, и до него доходит). О, нет, нет, я и не подумал.... (Пауза). Вот что, Мисс Ворвик. Вы не можете просто так за него выйти. Что вы о нем знаете? Вы ведь его только что встретили, на днях. Совершенно очевидно, что он женится на вас ради ваших денег.
ПАМЕЛА. О, на этот счет у меня нет никаких иллюзий, поверьте. Деньги его изначально и привлекли. Даже если он и увлекся слегка в самом начале знакомства, то это уже давно прошло. У меня четыре искусственных зуба. У меня варикозные вены на левой ноге. У меня часто болит голова. Есть начатки артрита. Иногда у меня плохо пахнет изо рта. Я полная если не откровенно толстая. Но деньги заставят его быть со мной - долго, может быть, всегда. Почему нет? Он молод, привлекателен, умен - и даже щедр, и даже великодушен по-своему. Ну, немного подлец - ну и что? Ну, люди будут говорить всякое но люди говорят всегда, что бы вы не делали. У него будут любовницы - но они есть у каждого второго мужа.
УОЛТЕР. Вы циничны.
ПАМЕЛА. Да.
УОЛТЕР. Зачем же тогда выходить замуж вообще?
ПАМЕЛА. Я еще могу иметь семью, и я хочу иметь по крайней мере одного ребенка, если получится.
УОЛТЕР. Что ж, дело. Но почему именно он? Неужели нет других, даже здесь, более достойных?
ПАМЕЛА. За кого бы я не вышла, мои деньги всегда будут главным моим достоинством в глазах мужчины. Так что лучше, чтоб он был молод и красив, чем стар, толст, и богат. Ну, хорошо, он несколько продажный тип, и не совсем честный, но у меня мало времени.
УОЛТЕР. Этого времени ему вполне хватит, чтобы промотать все, что ваш отец собирал всю жизнь.
ПАМЕЛА. У моего отца всегда были деньги, даже в самом начале карьеры. Старые деньги не так легко проматываются. Кроме того, я буду следить, чтобы он не проматывал больше, чем я могу восстановить.
УОЛТЕР. Он, знаете ли, бездельник.
ПАМЕЛА. Ну и?
УОЛТЕР. Бездельники большинсво своего времени проводят за зелеными столами, протирая локти пиджаков. Монте-Карло не включен ли в маршрут вашего свадебного путешествия?
ПАМЕЛА. Нет. Но вы правы - он действительно склонен к безделью. Я приму меры.
УОЛТЕР. Ничего вы с ним не сделаете. У меня сын почти такой же. Мне жена все говорила, когда мы его в Оксфорд посылали, чтоб я настоял, чтобы он там получил профессию. В его положении стыдно не иметь занятий. Знаете, что я сказал ей на это? Я сказал, его уже не исправишь. Пусть повеселится в Оксфорде - a потом мы его нежно так пристроим куда обычно пристраивают бездельников - в политику. И вот - попомните мои слова - отпрыск мой в один прекрасный день вполне может стать президентом. Но не Горинг. Разница между ним и моим сыном в том, что Герберт не умеет воспринимать жизнь такой, какая она есть. Он в душе романтик. Горинг же не просто бездельник, но еще и циничный бездельник.
ПАМЕЛА(улыбается). Не все ли мы одинаковы? В смысле цинизма?
УОЛТЕР. Вот и нет. Я не циник. Приземленный практик - да, циник - нет. О, чуть не забыл - я только что приобрел Мане - из его поздних работ, прелесть что такое.
ПАМЕЛА(оживляясь). Правда?
УОЛТЕР. Хотите посмотреть?
ПАМЕЛА. Конечно.
УОЛТЕР. Тогда пойдем. Здесь нас никогда не обслужат - хозяин больно ленивый.
Он встает, Памела за ним. Они выходят направо. Пауза.
Слева входит Саманта. Садится на терассе. Закуривает.
Слева входит Крис. Он идет через сцену, намереваясь выйти направо.
САМАНТА. Чаю не хочешь со мной выпить?
КРИС. Не сейчас. Я занят.
САМАНТА. Тебе не стоит больше бояться. Я уже свыклась с мыслью что ты на ней женишся. Пожалуйста. Сядь, поговорим, как раньше.
КРИС(озирается, нетерпеливо). Ну хорошо, хорошо.
Садится с ней. Пауза.
САМАНТА. Сегодня будет дождь, не находишь?
КРИС(поражен). Я не знал, что ты увлекаешься метеорологией.
САМАНТА. Я просто поддерживаю разговор.
КРИС. Ага, понятно. Нет, я не думаю, что будет дождь. Я вообще думаю, что, начиная с сегодняшнего дня, будет все время солнце, надолго, навсегда.
САМАНТА. Надеюсь. Надеюсь также что вся эта солнечность и безоблачность стоила того, чтобы пожертвовать ради нее своей свободой.
КРИС. Я пошел.
САМАНТА. Я не хотела тебя раздражать.
КРИС. Я и не раздражен, с чего ты взяла.
САМАНТА. Ну, так все-таки - стоило одно другого или нет? Мне интересно.
КРИС. Что, собственно, ты лично знаешь о свободе?
САМАНТА. Не нужно меня оскорблять. Пусть я куртизанка. Я знаю, что такое свобода.
КРИС. Очень рад. Свобода в наше время - очень ценная вещь, все ее хотят. Целые нации за нее друг друга истребляют.
САМАНТА. Ну так у тебя этой свободы больше нет.
КРИС. Да, правда? Так-таки и нет?
САМАНТА. Нет.
КРИС(вынимает из кармана серебряный доллар). Видишь? (Показывает ей). Видишь, что на нем написано?
Слева входит Герберт. Он останавливается резко и наблюдает за ними. Они его не замечают.
САМАНТА. Что же?
КРИС. Написано, Либерти. Так, без хмурых взглядов, пожалуйста, слышишь? Я понимаю, что все это звучит и выглядит глупо. Деньги - чепуха. К несчастью, люди относятся к этой чепухе как к чему-то очень ценному. Сегодня - деньги, вот эти вот деньги - единственный ключ к свободе. У меня есть теперь свобода, и я буду за нее держаться яростно и ревниво. Правда, правда. Выбить эту свободу из моих рук можно только пулей.
Герберт быстро вынимает пистолет и выбивает выстрелом серебряный доллар из руки Криса. Крис вскакивает, хватается за свою руку. Саманта вскрикивает.
ГЕРБЕРТ. Ничего не случилось, я вас уверяю.
КРИС. Ничего не случилось?! Ебаная жаба! Больно же, блядь! Я мог руку потерять!
ГЕРБЕРТ. Я очень хорошо стреляю, Горинг, и тебе это прекрасно известно. Я целился в монету - следовательно, я не мог попасть ни во что другое. С рукой у тебя все в порядке, можешь не волноваться. (Кладет пистолет обратно в карман).
КРИС(рассматривая руку). Других развлечений у тебя нет? Ты что, Вильгельма Теля только что прочел?
ГЕРБЕРТ. Нет.
САМАНТА. Правда, Герберт....
ГЕРБЕРТ. Я просто вас здесь увидел вдвоем. Ну и занервничал. Тебе Горинг что, одной женщины мало?
САМАНТА. Герберт, уйди отсюда, свинья сумасшедшая!
ГЕРБЕРТ(Крису). A?
Внезапно, Крис хватает Герберта за волосы. Герберт кричит. Держа его одной рукой, Крис другой берет его за нос и сжимает.
ГЕРБЕРТ. Ауч!
КРИС. Вот что, мальчик мой. Перед тем как давать людям уроки хорошего тона, неплохо бы сначала отрастить усы. (Сжимает ему нос еще раз, Герберт вопит). A так же, не следует переносить свои фантазии в реальную жизнь, и уж совсем не нужно навязывать их другим людям. Ты, когда воображаешь что влюблен, запрись в ванной в доме твоего папы, и люби там сколько влезет. A когда думаешь, что есть причины ревновать, пиши стихи, - это лучше, чем разгуливать с пистолетом. (Сжимает, Герберт орет). Еще раз тебя поймаю за этим занятием, честное слово, сниму с тебя штаны при всех и так отшлепаю, что неделю сидеть не сможешь. Папа твой только спасибо скажет. (Отпускает Герберта). Мне пора. Мисс Манчестер - ваш покорный слуга. Мистер Гувер. (Склоняет голову).
ГЕРБЕРТ. Ты мерзавец, Горинг. Ты мне за это заплатишь.
КРИС. Я тебя только что предупредил кое о чем.
ГЕРБЕРТ. Плевал я на твои предупреждения. Я....
Крис хватает его, легко разворачивает, отодвигает ему полы фрака, хватает Герберта за пряжку ремня.
ГЕРБЕРТ. Пусти! Я тебя застрелю! Сволочь! Пусти!
КРИС. Еще один раз пикнешь и я тебя действительно отшлепаю.
ГЕРБЕРТ. Нет!
КРИС. Обещай, что будешь хорошим мальчиком.
ГЕРБЕРТ. Хорошо! Обещаю!
КРИС. Вот и славно. (Отпускает его). До свидания.
Крис выходит направо. Герберт поправляет одежду, смотрит на Саманту, садится. Пауза. Герберт дуется. Пауза. Герберт в прострации.
САМАНТА. Правда, Герберт, что с тобой такое!
ГЕРБЕРТ. Ай, оставь меня в покое.
САМАНТА. Нет, ты мне скажи. Ты что-то очень странно себя ведешь последнее время.
ГЕРБЕРТ. Правда? Странно, a? Тебе не нравится?
САМАНТА. Не очень (тушит сигарету).
ГЕРБЕРТ. Знаю, знаю. Никто меня не любит. Никому я не нужен. Я для всех обуза, да, ничего не могу и не умею. Мне даже спорить не хочется. Отец ко мне относится как к ребенку, и денег дает как ребенку - то есть, почти ничего. Горинг.... Ты видела только что как он ко мне относится. Брюс - даже старик Брюс, твой отец, и тот смотрит на меня презрительно сквозь стакан с пивом. A ты меня просто не замечаешь. И делом я заняться не могу способностей нет ни к чему, кроме охоты. Хочу умереть.
САМАНТА. Не надо.
ГЕРБЕРТ. Почему нет? Тебе-то какая разница, жив ли я, умер ли.
САМАНТА. Не надо быть ребенком, Герберт.
ГЕРБЕРТ. A я разве?... (думает). A как же еще?
Саманта встает, обходит стол, садится рядом с ним, гладит его по голове.
САМАНТА. Все будет хорошо.
ГЕРБЕРТ(всхлипывает). Нет, не надо, пожалуйста. Ты мне это всегда говоришь. Это детям тоже говорят. Дети знают, когда им врут. Я тоже знаю.
САМАНТА. Большинство взрослых ведут себя как дети, и утешать их надо как детей. Но ты не волнуйся. С тобой все в порядке. Ты просто еще себя не нашел.
ГЕРБЕРТ. Мне уже двадцать один. Как-то даже неудобно.
САМАНТА. Не надо. Все хорошо.
ГЕРБЕРТ. Ни одна женщина на меня не смотрит, даже некрасивая - как нет меня.
Саманта целует его в губы. Пауза.
ГЕРБЕРТ. Это зачем?
САМАНТА. Мы сейчас пойдем и поймаем извозчика. Потом поедем в мой отель и проведем там весь день и может быть всю ночь. Как тебе такой план?
ГЕРБЕРТ(у него слегка кружится голова от поцелуя). Ты смеешся надо мной.
САМАНТА. Нет. Я много раньше смеялась над людьми. Теперь нет. Они меня слишком много заставили страдать. Я больше не вижу в них ничего смешного. Они презренны, глупы, поверхностны, жестоки - но не смешны. Нисколько. Смешное должно быть близким. Пойдем.
Саманта встает, за ней Герберт, нерешительно.
ГЕРБЕРТ. Ты серьезно?
САМАНТА. Совершенно серьезно.
ГЕРБЕРТ. Ты выйдешь за меня замуж?
САМАНТА. Не знаю.
ГЕРБЕРТ(нетерпеливо). Ну почему ты не хочешь за меня выйти! У меня был бы стимул, я бы чувствовал себя сильнее.
САМАНТА. Ты, значит, тоже. Только о себе. Никого почему-то не интересует, как Я себя чувствую.
ГЕРБЕРТ. О, но я буду очень стараться, я тебя не разочарую, нет. Я стану генералом, или еще чего-нибудь. Скоро будет война.
САМАНТА. Пойдем. Мы об этом потом поговорим. Пожалуйста.
ГЕРБЕРТ. Ну, все-таки....