Страница:
* * *
– Мужики!… Нас обстреляли… – прохрипел капитан, – командир тяжело ранен и нас с праваком зацепило.
Бельский в два прыжка оказался рядом.
– Посторонись, – отодвинул он его от проема и заглянул внутрь пилотской кабины.
Командир – круглолицый майор со съехавшей с головы гарнитурой, неуклюже завалился влево и упирался плечом в слегка сдвинутый назад блистер. Правый летчик кривился от боли и обеими руками старался удержать ручку управления.
– Посадить сможешь? – наклонившись к нему, крикнул Бельский.
Молодой парень не ответил. По всему было видно, что он еле держался: помутневший взгляд, бледное лицо, трясущиеся и такие же обескровленные губы.
"Восьмерка" меж тем выписывала замысловатую дугу над глубоким ущельем, слева мелькали скалы, внизу проплывал сплошной лес…
– А ты умеешь управлять? – обернулся Станислав к технику.
Тот отрицательно мотнул седыми вихрами:
– В горизонте за ручку держался, а посадить… тем более, здесь – в горах… Нет, мужики, не смогу – токо вас всех угроблю.
– Товарищ подполковник! – вдруг схватил его за руку сидевший рядом с пилотской кабиной оператор, – я летал во втором Московском аэроклубе – в Подольске. Почти три года летал! Правда, на маленьких вертолетах – на "двойках"…
– Давай, дружище – выручай! – крикнул Бельский, – другого выхода один черт не вижу.
Вместе они быстро освободили командирское кресло – вынесли мертвого пилота в грузовую кабину, и скоро парень в джинсовом костюме уже опробовал непривычное управление.
Хорошенько осмотрев местность, спецназовец указал рукой на юг:
– Туда. До заставы минут пять лету осталось.
– Не получится у нас до заставы, – вернулся в кабину бортач и, ткнув пальцем в приборную панель, проворчал: – Вона и лампочки мигают как на новогодней ёлке…
– Неисправность?
– Кабы простая неисправность – долетели бы. Гидросистема, кажись, перебита. Давай, паря, подбирай площадку и аккуратненько мостись к земле. И минуты в воздухе не протянем…
Часть вторая
"Исполнители заочных приговоров"
"…НАТО находилось в самом центре подпольной сети, связанной с терроризмом; Секретный комитет планирования (CPC) и Секретный комитет НАТО (ACC) являлись тайным фундаментом Атлантического союза, и их существование сегодня установлено с определенной точностью.
К сожалению, нет документов, прямо указывающих: кто моделировал и организовывал "стратегию дестабилизации", каким образом распределялись роли между НАТО, западноевропейскими спецслужбами, ЦРУ, МИ-6 и террористами, завербованными среди ультра-правых группировок. Террористы, которых удалось поймать с поличным, на допросах рассказали, что в этой тайной войне их поддерживали спецслужбы и НАТО. Но когда обращаешься за объяснениями к членам ЦРУ или НАТО, они ограничиваются лишь расплывчатыми отговорками: да, возможно, существовали некоторые преступные элементы, вышедшие из-под их контроля.
В ходе своих исследований я обнаружил доказательства существования секретных армий не только в Италии, но во всей Западной Европе: во Франции, в Бельгии, Голландии, Норвегии, Дании, Швеции, Финляндии, Турции, Испании, Португалии, Австрии, Швейцарии, Греции, Люксембурге и Германии. И сегодня совершенно ясно, что эти тайные структуры НАТО, известные под названием "Stay behind" (оставаться в тылу противника), задумывались изначально как партизанские движения на случай оккупации Западной Европы Советским Союзом.
Но на самом же деле целью создания "Stay behind" было нечто иное…"
Даниэль Гансер
Глава первая
Голландия. Амстердам. 11 апреля
– Террористами, Сашка, не рождаются, а становятся. И ты, повоевав в Чечне, знаешь это не хуже меня.
– Помню я, Арчи, эти наставления подполковника Сэ-скороходова. Х-хех, маймуно, виришвило! – лениво выругался Осишвили и, забавно пародируя речь заместителя командира бригады, процитировал: – "Террористами становятся под воздействием конкретных событий, личного опыта, национальных мифов, исторической памяти, религиозного фанатизма, всевозможных фобий и сознательного пэ-промывания мозгов".
– Ну, ты даешь! – хлопнув приятеля по плечу, в сотый раз подивился майор Дорохов его отличной памяти. – А я вот ни одного стишка со школы не помню…
Внешность Артура Дорохова чем-то особенным не отличалась. Обычный парень, каких в густонаселенной Европе миллионы. Крепкая фигура среднего роста, коротко подстриженные и слегка выгоревшие от долгого пребывания под южным солнцем волосы; опять же типичное для европейцев лицо с прямым носом, чуть полноватыми губами, высоким лбом и усталым взглядом светло-серых глаз. "Особых примет не имеет", – примерно так бы оценили подобный типаж в полицейском участке любого города, любого государства.
Пожалуй, капитан Александр Осишвили выглядел слегка поярче: черноволос; высок ростом, отчего казался худощавым; улыбчив и говорлив. А временами жутко вспыльчив. Давний напарник и лучший друг Артура был подвижным, смуглолицым парнем двадцати пяти лет от роду. Прожив в России больше десяти лет, Сашка говорил по-русски без акцента, хотя внешность и темперамент с лихвой выдавали кавказские корни. Заикание – следствие жуткой контузии годичной давности, понемногу проходило; речь становилась живее и правильнее.
Майор наполовину опустил тонированное стекло правой дверцы, подпалил сигарету, задумался…
Теперь приятелям приходилось выполнять совершенно иные задачи, нежели год или два назад. Да и чеченская война, изрядно полоснувшая по судьбе обоих, затухала… Однако в своих воспоминаниях и снах друзья частенько возвращались в тамошние леса и горы. Возвращались, дабы мысленно снова совершать изнурительные марш-броски, устраивать засады, участвовать в ночных операциях… Но главное – четко видеть при этом врага. Ведь в нынешней работе враг присутствовал лишь номинально. О его наличии необходимо было помнить ежеминутно, но встречаться лицом к лицу почти не приходилось.
А особенно будоражили кровь воспоминания о том дне, когда их группа получила приказ продержаться несколько часов на берегу узкой речушки Хельдихойэрк. Продержаться до прилета "вертушек", и не пропустить остатки банды, продвигавшейся со стороны села Ведучи. Тогда-то, под огнем своих же вертолетов, Осишвили или Оська, как привык его величать друг, и заполучил тяжелую контузию…
– Когда летуны обещали помочь?! – не унимался занимавший соседнюю позицию Сашка.
– Скоро, Оська. Скоро… – мимоходом отвечал командир группы, коротко нажимая на спусковой крючок.
– Думаешь, продержимся? Смотри, сколько козлов бородатых навалилось!
– Продержимся – не вопрос! – крикнул Артур и тихо добавил: – Других вариантов один хрен не вижу…
Вертушки должны были поддержать с воздуха еще минут двадцать назад, но отчего-то задерживались. Вечно на войне происходят какие-то накладки, неувязки, нестыковки… Иногда ерундовые, вызывающие веселый смех; но такие как сегодня обходились слишком дорого – ценой в десяток молодых жизней.
Вон он, тот десяток – весь на виду. Лежат парни: окровавленные, измолоченные пулями. А долбани своевременно вертолетное звено своими НУРСами – все повернулось бы иначе.
Группа таяла на глазах – навалившийся со стороны села Ведучи чеченский отряд имел ощутимый перевес. До поры выручала выгодная позиция, загодя выбранная командиром; помогала отменная выучка спецназовцев. Но, как говорится: всему есть свой предел. Боевиков было раз в пять или шесть больше, а наличие у них пулеметов и парочки гранатометов добавило головной боли бойцам группы Дорохова. Время работало на банду и теперь уж не спасали ни позиция, ни выучка, ни первоклассная экипировка с навороченным современным оружием и тройным боекомплектом…
Да… не дело это для спецназа – заниматься сдерживанием вражеских сил до подхода пехотных подразделений. Опять, видишь ли, накладочка вышла – банду по данным разведки ждали в полном составе восточнее; а амир, не будь дураком, разделил свою орду на три отряда: два прорывались где-то северее, а третий… В общем, дыру возле узкой речушки командование спешно заткнуло малочисленной группой Артура…
Внезапно сквозь грохот боя послышался слабый призывный писк рации. Сержант Игнатов на минуту оставил позицию у каменного распадка, подполз к ней, схватил гарнитуру…
– Вертушки на подходе! Просят уточнить координаты цели, – обрадовано доложил он.
Давно живший в России грузин Осишвили на реплику Игнатова тут же отреагировал со свойственным южным темпераментом:
– Маймуно, виришвило! Все по-нашему – по-русски: время срать, а мы не жрали!!
– Какие тут на хрен уточнения?! – прервав стрельбу, обернулся к сержанту Дорохов. – Передавай наши координаты – "приматы" со всех сторон! Пусть сюда же и лупят!…
Спустя пару минут после короткого сеанса связи сзади лавиной навалился ровный гул авиационных двигателей. Две пары "крокодилов" сходу легли на боевой курс и с километровой дистанции дали залп по означенной радистом точке…
Спецназовцы распластались на камнях; упал, откатился в сторону и Дорохов. Вертолетчики накрыли место недавнего боя полностью, не разбирая где и чьи позиции. НУРСы с противным шипящим звуком вспарывали воздух и врезались в каменистую почву бережка, повторяющего изгибы неглубокого речного русла. Взрывы гремели, не переставая – сменяя друг друга, пары Ми-24 делали один заход за другим…
Бойцы спецназа прятались меж валунов, в приямках и уж не думали о "духах", не заботились о продолжении боя. Одна только мысль свербела в голове у каждого: уцелеть, не погибнуть от массированного ракетного удара своей же штурмовой авиации…
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Дорохов лежал, прикрывая руками затылок. Около минуты он вслушивался в удалявшийся гул, гадая: готовятся к очередному заходу или, отработав, возвращаются на базу?…
Но скоро гул окончательно стих.
Он приподнял голову, осмотрелся… Видимость, из-за стоявшей столбом пыли, была хреновая; от множества небольших воронок поднимался сизый дым; всюду лежали изувеченные тела. Остатки изрядно потрепанного чеченского отряда поспешно отходили вверх по речушке. Рядом копошились, поднимались, отряхивались его ребята…
– И то дело, – пробормотал Артур, похлопывая ладонями по заложенным ушам.
Усевшись, подтащил к себе автомат, стер рукавом с него пыль; пару раз хлопнул по бедрам, стряхивая все то же белесый налет с формы и вдруг замер – взгляд наткнулся на изуродованное тело. Головы убитого бойца Артур не видел; одна нога была полусогнута; из-под вывернутой руки торчал автомат… Из развороченного живота черными прожилками меж гладкой гальки растекалась кровь. Но взгляд Дорохова не мог оторваться от бело-красного месива, вывалившегося из разорванного кишечника. "Сыр из козьего молока!… – внезапно догадался он и с ужасом припомнил: – По дороге сюда бойцов угостил этим сыром какой-то дед из забытого богом аула. И, сидя на броне бэтээров, этот рыхлый сыр, похожий на сулугуни, жевали два рядовых бойца и… Сашка. Неужели Сашка?…"
И все еще не веря в гибель друга, позвал:
– Ося! Ося, мля!… ты где? Понос что ли прошиб от кисломолочных продуктов?…
– Похоже, он ранен, – донеслось как будто издалека. Но тут же кто-то тронул за плечо – обернувшись, Артур увидел Игнатова. Показывая в сторону, тот прокричал громче: – Осишвили ранен!
– Где он? – облегченно вздохнул Дорохов. Затем встал и, покачиваясь, двинулся, куда указывал сержант…
Приятель лежал под угловатым обломком скалы, метрах в десяти-двенадцати; рядом – в трех шагах, зияла воронка от разрыва ракеты. Вероятно, огромный камень спас от осколков, но не уберег от сильнейшей контузии. Сашкины глаза были открыты, из ушей текла кровь…
Слава богу – вроде, жив!…
Сердце восстановило нормальный ритм; присев возле него, Артур нащупал запястье. Вена, возле которой красовалась крохотная татуировка – буковка "О", слабо подрагивала, пульсировала…
А спустя еще один час случилось то знаменательное событие на пыльной проселочной дороге, напрочь перевернувшее судьбу двух офицеров спецназа – мирные с виду пассажиры "уазика" не пожелали подбросить до госпиталя двух раненных. В руках одного из чеченцев оказался автомат и… короткая перестрелка с летальным для бандитов исходом. Тогда Артура спас слегка очухавшийся Оська – выстрелом из пистолета уложил вооруженного чеченца.
В общем, результат оказался закономерным: трое убитых и тяжело раненная женщина-чеченка. Чуть позже арест, камера для подследственных ростовской гарнизонной гауптвахты, долгие допросы. И какое-то гаденько-подобострастное предложение следователя военной Прокуратуры Волынова подписать странную бумаженцию. Потом встреча в коридоре СИЗО с Сашкой и спонтанное, сумасшедшее решение взять в заложники охранника с надменным следаком Волыновым…
Господи, на какой же волосок от окончательной катастрофы оказались они тогда с Осишвили! Ведь не примчись по требованию двух взбунтовавшихся офицеров генерал Верещагин, не посодействуй он в смягчении того скандала – трудно представить, в какой из колоний сейчас парились бы оба.
Но Верещагин помог. Здорово помог! Не зря этого боевого генерала, не сдавшего и не подставившего ни одного из своих подчиненных, уважали в войсках. Страсть как уважали! Тотчас приехал в СИЗО; порычал, само собой, постучал кулаком по столу, обозвал в сердцах идиотами… Но выяснил, что за бумагу пытался подсунуть Волынов. Выяснил и устроил встречу с представителем засекреченного Центра, откуда тот документик, на поверку явившийся обычным контрактом, и прибыл. Так и пришлось по совету того же Верещагина начертать автографы под сим грозным текстом, ровным счетом не дававшим никаких прав, а лишь вещавшим через строчку: "обязуюсь, гарантирую, обещаю…" А, подписав, загремели в Учебный центр, где долгие месяцы постигали неведомые доселе дисциплины и науки, отчасти связанные с разведкой и агентурной работой…
Потом первое испытательное задание во Франции, где друзьям пришлось прикрывать Ирину Арбатову. По возвращении в Москву из личных дел обоих изъяли материалы уголовного дела, восстановили офицерский статус, да еще присвоили очередные звания: Сашке – капитана, Артуру – майора. Новое ремесло не дотягивало до звучной и престижной профессии "разведчик", но быть надежным прикрытием для настоящих агентов разведки – тоже немало…
Сигарета медленно дотлела до фильтра. Вспомнив о ней, майор попытался затянуться, да попросту выкинул в приоткрытое окно; достал следующую…
В записной книжке сотового телефона бывшего сотрудника ФСБ Кириллова, отравленного в небольшом лондонском ресторанчике, обнаружилось несколько интересных фамилий. После тщательной и осторожной проверки, московские коллеги Ирины Арбатовой – той самой блондинки, мастерски подцепившей в ресторане Кариллова, вышли на некоего Густава ван Хофта – бывшего советника Европейского отдела ЦРУ. Ныне Ван Хофт был подданным Нидерландов, а в своей недавней работе специализировался исключительно на Восточной Европе. Именно этот факт и заставил руководство прислать группу Арбатовой в Амстердам.
– А к чему это ты вспомнил о террористах? – нажимая на кнопки магнитолы и разыскивая подходящую радиостанцию, поинтересовался Артур.
Оська пожал плечами:
– Да так, Арчи… сэ-сравниваю наши прошлые заботы с сегодняшними. И выходит, что тогда не тэ-труднее было, чем сейчас. Как считаешь?
Откровенничать на подобные темы в арендованном автомобиле не следовало – мало ли, какими устройствами могли нашпиговать старенький "форд" умельцы из местных спецслужб! Машину бывшие спецназовцы осмотрели сверху донизу, однако рассчитывать следовало на самое худшее. Потому Дорохов отделался неопределенной фразой:
– Всякое случалось в прошлом. Всякое может случиться и теперь…
Сашка распознал нежелание друга развивать тему и замолк. Однако через пару минут встрепенулся, шлепнул ладонью по его коленке и кивнул в сторону перекрестка, за которым следили третий час. Из-за угла вышла необычная парочка: стройная девица в весьма легкомысленном, откровенном наряде и юркий мужичок лет под шестьдесят – тот самый господин Густав ван Хофт. Молодая женщина была на голову выше лысоватого спутника, которого именно она почему-то держала под руку…
Посторонние мысли враз покинули головы обоих агентов прикрытия, – наступал черед решающей фазы задания, в которой им отводилась далеко не последняя роль. Ирина свою часть работы выполнила безукоризненно: пару дней назад познакомилась с плюгавым старикашкой, полюбезничала и определила самое слабое место; а сегодня сумела выманить из хорошо охраняемого офиса.
Теперь следовало расстараться и парням…
– Террористами, Сашка, не рождаются, а становятся. И ты, повоевав в Чечне, знаешь это не хуже меня.
– Помню я, Арчи, эти наставления подполковника Сэ-скороходова. Х-хех, маймуно, виришвило! – лениво выругался Осишвили и, забавно пародируя речь заместителя командира бригады, процитировал: – "Террористами становятся под воздействием конкретных событий, личного опыта, национальных мифов, исторической памяти, религиозного фанатизма, всевозможных фобий и сознательного пэ-промывания мозгов".
– Ну, ты даешь! – хлопнув приятеля по плечу, в сотый раз подивился майор Дорохов его отличной памяти. – А я вот ни одного стишка со школы не помню…
Внешность Артура Дорохова чем-то особенным не отличалась. Обычный парень, каких в густонаселенной Европе миллионы. Крепкая фигура среднего роста, коротко подстриженные и слегка выгоревшие от долгого пребывания под южным солнцем волосы; опять же типичное для европейцев лицо с прямым носом, чуть полноватыми губами, высоким лбом и усталым взглядом светло-серых глаз. "Особых примет не имеет", – примерно так бы оценили подобный типаж в полицейском участке любого города, любого государства.
Пожалуй, капитан Александр Осишвили выглядел слегка поярче: черноволос; высок ростом, отчего казался худощавым; улыбчив и говорлив. А временами жутко вспыльчив. Давний напарник и лучший друг Артура был подвижным, смуглолицым парнем двадцати пяти лет от роду. Прожив в России больше десяти лет, Сашка говорил по-русски без акцента, хотя внешность и темперамент с лихвой выдавали кавказские корни. Заикание – следствие жуткой контузии годичной давности, понемногу проходило; речь становилась живее и правильнее.
Майор наполовину опустил тонированное стекло правой дверцы, подпалил сигарету, задумался…
Теперь приятелям приходилось выполнять совершенно иные задачи, нежели год или два назад. Да и чеченская война, изрядно полоснувшая по судьбе обоих, затухала… Однако в своих воспоминаниях и снах друзья частенько возвращались в тамошние леса и горы. Возвращались, дабы мысленно снова совершать изнурительные марш-броски, устраивать засады, участвовать в ночных операциях… Но главное – четко видеть при этом врага. Ведь в нынешней работе враг присутствовал лишь номинально. О его наличии необходимо было помнить ежеминутно, но встречаться лицом к лицу почти не приходилось.
А особенно будоражили кровь воспоминания о том дне, когда их группа получила приказ продержаться несколько часов на берегу узкой речушки Хельдихойэрк. Продержаться до прилета "вертушек", и не пропустить остатки банды, продвигавшейся со стороны села Ведучи. Тогда-то, под огнем своих же вертолетов, Осишвили или Оська, как привык его величать друг, и заполучил тяжелую контузию…
– Когда летуны обещали помочь?! – не унимался занимавший соседнюю позицию Сашка.
– Скоро, Оська. Скоро… – мимоходом отвечал командир группы, коротко нажимая на спусковой крючок.
– Думаешь, продержимся? Смотри, сколько козлов бородатых навалилось!
– Продержимся – не вопрос! – крикнул Артур и тихо добавил: – Других вариантов один хрен не вижу…
Вертушки должны были поддержать с воздуха еще минут двадцать назад, но отчего-то задерживались. Вечно на войне происходят какие-то накладки, неувязки, нестыковки… Иногда ерундовые, вызывающие веселый смех; но такие как сегодня обходились слишком дорого – ценой в десяток молодых жизней.
Вон он, тот десяток – весь на виду. Лежат парни: окровавленные, измолоченные пулями. А долбани своевременно вертолетное звено своими НУРСами – все повернулось бы иначе.
Группа таяла на глазах – навалившийся со стороны села Ведучи чеченский отряд имел ощутимый перевес. До поры выручала выгодная позиция, загодя выбранная командиром; помогала отменная выучка спецназовцев. Но, как говорится: всему есть свой предел. Боевиков было раз в пять или шесть больше, а наличие у них пулеметов и парочки гранатометов добавило головной боли бойцам группы Дорохова. Время работало на банду и теперь уж не спасали ни позиция, ни выучка, ни первоклассная экипировка с навороченным современным оружием и тройным боекомплектом…
Да… не дело это для спецназа – заниматься сдерживанием вражеских сил до подхода пехотных подразделений. Опять, видишь ли, накладочка вышла – банду по данным разведки ждали в полном составе восточнее; а амир, не будь дураком, разделил свою орду на три отряда: два прорывались где-то северее, а третий… В общем, дыру возле узкой речушки командование спешно заткнуло малочисленной группой Артура…
Внезапно сквозь грохот боя послышался слабый призывный писк рации. Сержант Игнатов на минуту оставил позицию у каменного распадка, подполз к ней, схватил гарнитуру…
– Вертушки на подходе! Просят уточнить координаты цели, – обрадовано доложил он.
Давно живший в России грузин Осишвили на реплику Игнатова тут же отреагировал со свойственным южным темпераментом:
– Маймуно, виришвило! Все по-нашему – по-русски: время срать, а мы не жрали!!
– Какие тут на хрен уточнения?! – прервав стрельбу, обернулся к сержанту Дорохов. – Передавай наши координаты – "приматы" со всех сторон! Пусть сюда же и лупят!…
Спустя пару минут после короткого сеанса связи сзади лавиной навалился ровный гул авиационных двигателей. Две пары "крокодилов" сходу легли на боевой курс и с километровой дистанции дали залп по означенной радистом точке…
Спецназовцы распластались на камнях; упал, откатился в сторону и Дорохов. Вертолетчики накрыли место недавнего боя полностью, не разбирая где и чьи позиции. НУРСы с противным шипящим звуком вспарывали воздух и врезались в каменистую почву бережка, повторяющего изгибы неглубокого речного русла. Взрывы гремели, не переставая – сменяя друг друга, пары Ми-24 делали один заход за другим…
Бойцы спецназа прятались меж валунов, в приямках и уж не думали о "духах", не заботились о продолжении боя. Одна только мысль свербела в голове у каждого: уцелеть, не погибнуть от массированного ракетного удара своей же штурмовой авиации…
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Дорохов лежал, прикрывая руками затылок. Около минуты он вслушивался в удалявшийся гул, гадая: готовятся к очередному заходу или, отработав, возвращаются на базу?…
Но скоро гул окончательно стих.
Он приподнял голову, осмотрелся… Видимость, из-за стоявшей столбом пыли, была хреновая; от множества небольших воронок поднимался сизый дым; всюду лежали изувеченные тела. Остатки изрядно потрепанного чеченского отряда поспешно отходили вверх по речушке. Рядом копошились, поднимались, отряхивались его ребята…
– И то дело, – пробормотал Артур, похлопывая ладонями по заложенным ушам.
Усевшись, подтащил к себе автомат, стер рукавом с него пыль; пару раз хлопнул по бедрам, стряхивая все то же белесый налет с формы и вдруг замер – взгляд наткнулся на изуродованное тело. Головы убитого бойца Артур не видел; одна нога была полусогнута; из-под вывернутой руки торчал автомат… Из развороченного живота черными прожилками меж гладкой гальки растекалась кровь. Но взгляд Дорохова не мог оторваться от бело-красного месива, вывалившегося из разорванного кишечника. "Сыр из козьего молока!… – внезапно догадался он и с ужасом припомнил: – По дороге сюда бойцов угостил этим сыром какой-то дед из забытого богом аула. И, сидя на броне бэтээров, этот рыхлый сыр, похожий на сулугуни, жевали два рядовых бойца и… Сашка. Неужели Сашка?…"
И все еще не веря в гибель друга, позвал:
– Ося! Ося, мля!… ты где? Понос что ли прошиб от кисломолочных продуктов?…
– Похоже, он ранен, – донеслось как будто издалека. Но тут же кто-то тронул за плечо – обернувшись, Артур увидел Игнатова. Показывая в сторону, тот прокричал громче: – Осишвили ранен!
– Где он? – облегченно вздохнул Дорохов. Затем встал и, покачиваясь, двинулся, куда указывал сержант…
Приятель лежал под угловатым обломком скалы, метрах в десяти-двенадцати; рядом – в трех шагах, зияла воронка от разрыва ракеты. Вероятно, огромный камень спас от осколков, но не уберег от сильнейшей контузии. Сашкины глаза были открыты, из ушей текла кровь…
Слава богу – вроде, жив!…
Сердце восстановило нормальный ритм; присев возле него, Артур нащупал запястье. Вена, возле которой красовалась крохотная татуировка – буковка "О", слабо подрагивала, пульсировала…
А спустя еще один час случилось то знаменательное событие на пыльной проселочной дороге, напрочь перевернувшее судьбу двух офицеров спецназа – мирные с виду пассажиры "уазика" не пожелали подбросить до госпиталя двух раненных. В руках одного из чеченцев оказался автомат и… короткая перестрелка с летальным для бандитов исходом. Тогда Артура спас слегка очухавшийся Оська – выстрелом из пистолета уложил вооруженного чеченца.
В общем, результат оказался закономерным: трое убитых и тяжело раненная женщина-чеченка. Чуть позже арест, камера для подследственных ростовской гарнизонной гауптвахты, долгие допросы. И какое-то гаденько-подобострастное предложение следователя военной Прокуратуры Волынова подписать странную бумаженцию. Потом встреча в коридоре СИЗО с Сашкой и спонтанное, сумасшедшее решение взять в заложники охранника с надменным следаком Волыновым…
Господи, на какой же волосок от окончательной катастрофы оказались они тогда с Осишвили! Ведь не примчись по требованию двух взбунтовавшихся офицеров генерал Верещагин, не посодействуй он в смягчении того скандала – трудно представить, в какой из колоний сейчас парились бы оба.
Но Верещагин помог. Здорово помог! Не зря этого боевого генерала, не сдавшего и не подставившего ни одного из своих подчиненных, уважали в войсках. Страсть как уважали! Тотчас приехал в СИЗО; порычал, само собой, постучал кулаком по столу, обозвал в сердцах идиотами… Но выяснил, что за бумагу пытался подсунуть Волынов. Выяснил и устроил встречу с представителем засекреченного Центра, откуда тот документик, на поверку явившийся обычным контрактом, и прибыл. Так и пришлось по совету того же Верещагина начертать автографы под сим грозным текстом, ровным счетом не дававшим никаких прав, а лишь вещавшим через строчку: "обязуюсь, гарантирую, обещаю…" А, подписав, загремели в Учебный центр, где долгие месяцы постигали неведомые доселе дисциплины и науки, отчасти связанные с разведкой и агентурной работой…
Потом первое испытательное задание во Франции, где друзьям пришлось прикрывать Ирину Арбатову. По возвращении в Москву из личных дел обоих изъяли материалы уголовного дела, восстановили офицерский статус, да еще присвоили очередные звания: Сашке – капитана, Артуру – майора. Новое ремесло не дотягивало до звучной и престижной профессии "разведчик", но быть надежным прикрытием для настоящих агентов разведки – тоже немало…
Сигарета медленно дотлела до фильтра. Вспомнив о ней, майор попытался затянуться, да попросту выкинул в приоткрытое окно; достал следующую…
В записной книжке сотового телефона бывшего сотрудника ФСБ Кириллова, отравленного в небольшом лондонском ресторанчике, обнаружилось несколько интересных фамилий. После тщательной и осторожной проверки, московские коллеги Ирины Арбатовой – той самой блондинки, мастерски подцепившей в ресторане Кариллова, вышли на некоего Густава ван Хофта – бывшего советника Европейского отдела ЦРУ. Ныне Ван Хофт был подданным Нидерландов, а в своей недавней работе специализировался исключительно на Восточной Европе. Именно этот факт и заставил руководство прислать группу Арбатовой в Амстердам.
– А к чему это ты вспомнил о террористах? – нажимая на кнопки магнитолы и разыскивая подходящую радиостанцию, поинтересовался Артур.
Оська пожал плечами:
– Да так, Арчи… сэ-сравниваю наши прошлые заботы с сегодняшними. И выходит, что тогда не тэ-труднее было, чем сейчас. Как считаешь?
Откровенничать на подобные темы в арендованном автомобиле не следовало – мало ли, какими устройствами могли нашпиговать старенький "форд" умельцы из местных спецслужб! Машину бывшие спецназовцы осмотрели сверху донизу, однако рассчитывать следовало на самое худшее. Потому Дорохов отделался неопределенной фразой:
– Всякое случалось в прошлом. Всякое может случиться и теперь…
Сашка распознал нежелание друга развивать тему и замолк. Однако через пару минут встрепенулся, шлепнул ладонью по его коленке и кивнул в сторону перекрестка, за которым следили третий час. Из-за угла вышла необычная парочка: стройная девица в весьма легкомысленном, откровенном наряде и юркий мужичок лет под шестьдесят – тот самый господин Густав ван Хофт. Молодая женщина была на голову выше лысоватого спутника, которого именно она почему-то держала под руку…
Посторонние мысли враз покинули головы обоих агентов прикрытия, – наступал черед решающей фазы задания, в которой им отводилась далеко не последняя роль. Ирина свою часть работы выполнила безукоризненно: пару дней назад познакомилась с плюгавым старикашкой, полюбезничала и определила самое слабое место; а сегодня сумела выманить из хорошо охраняемого офиса.
Теперь следовало расстараться и парням…
Глава вторая
Горная Чечня. 21 мая
– А ну, пошевеливайся! Нет у меня времени на твой отдых!…
Атисов стоял на четвереньках, жадно хватал ртом воздух, и, похоже, никакие грозные окрики с рывками короткой веревки подействовать уже не могли. Усман замахнулся, но бить не стал, а только зло сплюнул под ноги и тоже уселся на камни.
"Ладно, несколько минут ничего не решат. Пусть, шакал, передохнет. А то еще сдохнет по дороге, и никакого проку я с него не поимею, – подумал он, отстегивая от ремня фляжку. – Да и мне пора передохнуть – столько часов на ногах!… Скоро и я, высунув язык, упаду на четвереньки – совсем сил не останется идти…"
Чуть больше часа назад они миновали большой приток Шароаргуна. Этим притоком был тот самый Хуландойахк, на берегах которого неверные утроили хитрую засаду соединению Ризвана Абдуллаева. Там-то Касаев и потерял свой глаз… Вспоминать те черные дни не хотелось, потому, не взирая на усталость, он не пошел берегом той реки, хотя путь вдоль Хуландойахка до границы был короче на пяток километров. Подгоняя пленника, он шел без остановок, стараясь побыстрее проскочить проклятое место…
Съестные припасы иссякли ранним утром, сигареты кончились несколько дней назад. Хорошо хоть вода находилась постоянно под боком – маршрут проходил вдоль полноводного Шароаргуна. А скоро предстояло повернуть на юг – вон уж и ущелье видать, где бежит навстречу мелкая Данейламхи. Не боле двух километров осталось, а там и до Грузии рукой подать.
Касаев сделал несколько глотков из фляжки и, почувствовав умоляющий взгляд Атисова, демонстративно отвернулся. После провального визита в Шарой незачем было задабривать эту продажную тварь, прислуживавшую федералам. Пусть радуется, что не пристрелил на опушке того лесочка…
– Вставай, – рявкнул он вскоре.
А, допив последнюю воду, еще с минуту смотрел в сгорбленную спину пленника, кое-как поднявшегося и едва волочившего ноги по каменистому склону. Руки его опутывала веревка – на узкой горной тропе временами требовалось балансировать, держать равновесие, чтобы не скатиться на дно ущелья, но даже эта опасность не останавливала Усмана – рук Атисову он не развязывал ни на минуту. Сбежать этот изнеженный городской жизнью чинуша, не отличавший севера от юга, не знавший рек, перевалов и высот – не мог. Однако накопившаяся в душе Касаева злость за все несчастья с лихвой вымещалась на пленнике…
До слияния Шароаргуна с южным притоком оставалось не более полукилометра. Где-то южнее – в четырех-пяти километрах от места встречи двух рек находилось разрушенное село Хуландой.
Разные мысли лезли в голову идущего по ущелью Усмана: то вспоминал дочерей и сына, то размышлял о конечной цели похода – правильно ли делает, что покидает Ичкерию. Ведь были и другие варианты…
Вдруг, когда впереди засеребрился долгожданный приток, остановился, всматриваясь вдаль… и в три прыжка нагнав пленника, прыгнул на него сзади.
– Не дергайся! – прошипел он, откатившись вместе с ним за большой валун. После осторожно выглянул из-за камня.
Дальний склон за Данейламхи спокон веку был покрыт ледником, и благодаря яркой белизне нависавшего над рекой восточного бока одноглазый Касаев сумел приметить медленно идущую вверх цепочку из восьми человек. Подняв бинокль, он пару минут настороженно всматривался в фигуры незнакомцев. Потом вытер перчаткой слезившийся глаз, безбоязненно поднялся в полный рост и с вымученной улыбкой на обветренном лице проговорил:
– Свои. Братья…
Завидев двух мужчин, боевики остановились, на всякий случай приготовили оружие. Но Касаев еще издали начал махать руками; о висящем за спиной автомате нарочито позабыл, дабы выказать расположение и добрые намерения. А за сотню шагов громко выкрикнул свое имя – в крупных партизанских формированиях о его делах были наслышаны. К тому же один из повстречавшихся людей оказался старым знакомцем из родового села – что-то сказав товарищам, невзрачный чеченец средних лет, широко улыбаясь, пошел навстречу…
Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине; потом Усман поздоровался с каждым по отдельности и вкратце рассказал историю о последних днях отряда бесстрашного Ризвана Абдуллаева.
– Да, смелый был воин – слыхивал я о нем, – покачивая рыжей бородой, произнес один из боевиков, назвавшийся Вахтангом.
По-видимому, этот высокий мужик лет тридцати пяти был старшим в группе. Колючий взгляд из-под прищуренных век; короткая стрижка; светлая кожа; холеные руки – верно в горах он был нечастым гостем.
Касаев с завистью покосился на висевший на его плече бесшумный "вал" с широким "глазом" ночного прицела. Цена этого автомата в долларах превышала стоимость знаменитой М-16 последней модификации. В оптике и ночных прицелах Усман не разбирался, но массивная штуковина, прикрепленная на кронштейне с левой стороны, вероятно, тоже стоила немало. Поверх легкой камуфлированной куртки торс Вахтанга обтягивал разгрузочный жилет натовского образца; из многочисленных карманов торчали магазины с мощными патронами, пули которых пробивали любые бронежилеты…
Глянув на сидевшего поодаль Атисова, рыжебородый сразу смекнул о его незавидном положении.
– Твой? – поинтересовался он.
– Мой. На дороге месяц назад взяли. Глава районной администрации – так это сейчас у них называется.
– А что же на месте глотку не перерезал?
– Продать хочу. Последние доллары на патроны и жратву потратил, когда в Итум-Кале ночевали.
– И куда же путь держишь?
– В Грузию.
Вахтанг переглянулся с собратьями и как-то странно засмеялся:
– Значит, нам по пути.
– Так вы, вроде, не на юг шли, – подивился одноглазый.
– Дельце небольшое имеется. Вот закончим с ним и тоже двинем к перевалу. Так что, если не торопишься – присоединяйся – через часок-полтора вместе двинем к кордону.
Затрудняясь с ответом, Касаев глянул на земляка. Довольно улыбнувшись, тот подбодрил:
– Пошли-пошли, Усман – вместе безопаснее! А то еще нарвешься на пограничников – одному от них не отбиться. Они в последнее время столько застав понатыкали, что днем на перевалах лучше не появляться.
О новшествах и сложностях на границе ему было известно – сам не раз за последний год шнырял в грузинские ущелья.
– Что ж… У меня только сотня патронов; ни жратвы, ни сигарет, – привычно поправил он на плече ремень автомата. И, согласно кивнув, прикрикнул на пленника: – Подъем, шакал! И не вздумай подохнуть по дороге!…
– В наших горах перебиваетесь или в грузинских ущельях хоронитесь? – тихо поинтересовался Касаев.
– В Грузии. Километрах в сорока от границы, – идя следом, тем же шепотом отвечал приятель.
– Бывал я в тех краях; много там наших воинов осело… А что у вас за дельце, Хамзат?
– Извини, брат, но пока приказано молчать. Скоро сам все увидишь…
Надолго замолчал и Усман, неторопливо взбираясь по косогору…
Что-то неуловимо странное присутствовало в поведении этих людей, лишь половина из которых была чеченцами. Остальные, включая Вахтанга, походили на грузин, и данное обстоятельство настораживало в первую очередь. "Да, парни с южных склонов Кавказа и раньше неплохо помогали нам в борьбе с федералами, но в отрядах их воевало не так уж много: хорошо, если парочка на сотню. Даже арабы с прибалтами встречались чаще, – размышлял он, подталкивая вверх своего ослабевшего пленника. – К тому же какое-то загадочное "дельце" в наших горах… Что им здесь нужно? Они понимают, чем рискуют? Один из братьев в Итум-Кале рассказывал, будто отношения России с Грузии серьезно испортились. И если сейчас Вахтанг со своими людьми угодит в лапы русских, то…"
В эту минуту группа, наконец, достигла вершины. Люди выбралась на ребро длинного отрога, тянувшегося от пограничной горы высотой более четырех тысяч метров до самого русла Шароаргуна.
Путь и впрямь оказался недлинным. Едва под ногами перестал хрустеть наст ледника, а впереди взору открылся противоположный склон – рыжебородый остановился.
– Тут и останемся, – сбросил он с плеч горный рюкзак и, обращаясь к подчиненным, распределил роли: – Давид и Муса – с пулеметом на соседний склон; рация должна быть включена на прием. Гурам и Хабит – вы занимаете позицию здесь. Всем осмотреть и приготовить оружие.
– А ну, пошевеливайся! Нет у меня времени на твой отдых!…
Атисов стоял на четвереньках, жадно хватал ртом воздух, и, похоже, никакие грозные окрики с рывками короткой веревки подействовать уже не могли. Усман замахнулся, но бить не стал, а только зло сплюнул под ноги и тоже уселся на камни.
"Ладно, несколько минут ничего не решат. Пусть, шакал, передохнет. А то еще сдохнет по дороге, и никакого проку я с него не поимею, – подумал он, отстегивая от ремня фляжку. – Да и мне пора передохнуть – столько часов на ногах!… Скоро и я, высунув язык, упаду на четвереньки – совсем сил не останется идти…"
Чуть больше часа назад они миновали большой приток Шароаргуна. Этим притоком был тот самый Хуландойахк, на берегах которого неверные утроили хитрую засаду соединению Ризвана Абдуллаева. Там-то Касаев и потерял свой глаз… Вспоминать те черные дни не хотелось, потому, не взирая на усталость, он не пошел берегом той реки, хотя путь вдоль Хуландойахка до границы был короче на пяток километров. Подгоняя пленника, он шел без остановок, стараясь побыстрее проскочить проклятое место…
Съестные припасы иссякли ранним утром, сигареты кончились несколько дней назад. Хорошо хоть вода находилась постоянно под боком – маршрут проходил вдоль полноводного Шароаргуна. А скоро предстояло повернуть на юг – вон уж и ущелье видать, где бежит навстречу мелкая Данейламхи. Не боле двух километров осталось, а там и до Грузии рукой подать.
Касаев сделал несколько глотков из фляжки и, почувствовав умоляющий взгляд Атисова, демонстративно отвернулся. После провального визита в Шарой незачем было задабривать эту продажную тварь, прислуживавшую федералам. Пусть радуется, что не пристрелил на опушке того лесочка…
– Вставай, – рявкнул он вскоре.
А, допив последнюю воду, еще с минуту смотрел в сгорбленную спину пленника, кое-как поднявшегося и едва волочившего ноги по каменистому склону. Руки его опутывала веревка – на узкой горной тропе временами требовалось балансировать, держать равновесие, чтобы не скатиться на дно ущелья, но даже эта опасность не останавливала Усмана – рук Атисову он не развязывал ни на минуту. Сбежать этот изнеженный городской жизнью чинуша, не отличавший севера от юга, не знавший рек, перевалов и высот – не мог. Однако накопившаяся в душе Касаева злость за все несчастья с лихвой вымещалась на пленнике…
До слияния Шароаргуна с южным притоком оставалось не более полукилометра. Где-то южнее – в четырех-пяти километрах от места встречи двух рек находилось разрушенное село Хуландой.
Разные мысли лезли в голову идущего по ущелью Усмана: то вспоминал дочерей и сына, то размышлял о конечной цели похода – правильно ли делает, что покидает Ичкерию. Ведь были и другие варианты…
Вдруг, когда впереди засеребрился долгожданный приток, остановился, всматриваясь вдаль… и в три прыжка нагнав пленника, прыгнул на него сзади.
– Не дергайся! – прошипел он, откатившись вместе с ним за большой валун. После осторожно выглянул из-за камня.
Дальний склон за Данейламхи спокон веку был покрыт ледником, и благодаря яркой белизне нависавшего над рекой восточного бока одноглазый Касаев сумел приметить медленно идущую вверх цепочку из восьми человек. Подняв бинокль, он пару минут настороженно всматривался в фигуры незнакомцев. Потом вытер перчаткой слезившийся глаз, безбоязненно поднялся в полный рост и с вымученной улыбкой на обветренном лице проговорил:
– Свои. Братья…
* * *
Завидев двух мужчин, боевики остановились, на всякий случай приготовили оружие. Но Касаев еще издали начал махать руками; о висящем за спиной автомате нарочито позабыл, дабы выказать расположение и добрые намерения. А за сотню шагов громко выкрикнул свое имя – в крупных партизанских формированиях о его делах были наслышаны. К тому же один из повстречавшихся людей оказался старым знакомцем из родового села – что-то сказав товарищам, невзрачный чеченец средних лет, широко улыбаясь, пошел навстречу…
Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине; потом Усман поздоровался с каждым по отдельности и вкратце рассказал историю о последних днях отряда бесстрашного Ризвана Абдуллаева.
– Да, смелый был воин – слыхивал я о нем, – покачивая рыжей бородой, произнес один из боевиков, назвавшийся Вахтангом.
По-видимому, этот высокий мужик лет тридцати пяти был старшим в группе. Колючий взгляд из-под прищуренных век; короткая стрижка; светлая кожа; холеные руки – верно в горах он был нечастым гостем.
Касаев с завистью покосился на висевший на его плече бесшумный "вал" с широким "глазом" ночного прицела. Цена этого автомата в долларах превышала стоимость знаменитой М-16 последней модификации. В оптике и ночных прицелах Усман не разбирался, но массивная штуковина, прикрепленная на кронштейне с левой стороны, вероятно, тоже стоила немало. Поверх легкой камуфлированной куртки торс Вахтанга обтягивал разгрузочный жилет натовского образца; из многочисленных карманов торчали магазины с мощными патронами, пули которых пробивали любые бронежилеты…
Глянув на сидевшего поодаль Атисова, рыжебородый сразу смекнул о его незавидном положении.
– Твой? – поинтересовался он.
– Мой. На дороге месяц назад взяли. Глава районной администрации – так это сейчас у них называется.
– А что же на месте глотку не перерезал?
– Продать хочу. Последние доллары на патроны и жратву потратил, когда в Итум-Кале ночевали.
– И куда же путь держишь?
– В Грузию.
Вахтанг переглянулся с собратьями и как-то странно засмеялся:
– Значит, нам по пути.
– Так вы, вроде, не на юг шли, – подивился одноглазый.
– Дельце небольшое имеется. Вот закончим с ним и тоже двинем к перевалу. Так что, если не торопишься – присоединяйся – через часок-полтора вместе двинем к кордону.
Затрудняясь с ответом, Касаев глянул на земляка. Довольно улыбнувшись, тот подбодрил:
– Пошли-пошли, Усман – вместе безопаснее! А то еще нарвешься на пограничников – одному от них не отбиться. Они в последнее время столько застав понатыкали, что днем на перевалах лучше не появляться.
О новшествах и сложностях на границе ему было известно – сам не раз за последний год шнырял в грузинские ущелья.
– Что ж… У меня только сотня патронов; ни жратвы, ни сигарет, – привычно поправил он на плече ремень автомата. И, согласно кивнув, прикрикнул на пленника: – Подъем, шакал! И не вздумай подохнуть по дороге!…
– В наших горах перебиваетесь или в грузинских ущельях хоронитесь? – тихо поинтересовался Касаев.
– В Грузии. Километрах в сорока от границы, – идя следом, тем же шепотом отвечал приятель.
– Бывал я в тех краях; много там наших воинов осело… А что у вас за дельце, Хамзат?
– Извини, брат, но пока приказано молчать. Скоро сам все увидишь…
Надолго замолчал и Усман, неторопливо взбираясь по косогору…
Что-то неуловимо странное присутствовало в поведении этих людей, лишь половина из которых была чеченцами. Остальные, включая Вахтанга, походили на грузин, и данное обстоятельство настораживало в первую очередь. "Да, парни с южных склонов Кавказа и раньше неплохо помогали нам в борьбе с федералами, но в отрядах их воевало не так уж много: хорошо, если парочка на сотню. Даже арабы с прибалтами встречались чаще, – размышлял он, подталкивая вверх своего ослабевшего пленника. – К тому же какое-то загадочное "дельце" в наших горах… Что им здесь нужно? Они понимают, чем рискуют? Один из братьев в Итум-Кале рассказывал, будто отношения России с Грузии серьезно испортились. И если сейчас Вахтанг со своими людьми угодит в лапы русских, то…"
В эту минуту группа, наконец, достигла вершины. Люди выбралась на ребро длинного отрога, тянувшегося от пограничной горы высотой более четырех тысяч метров до самого русла Шароаргуна.
Путь и впрямь оказался недлинным. Едва под ногами перестал хрустеть наст ледника, а впереди взору открылся противоположный склон – рыжебородый остановился.
– Тут и останемся, – сбросил он с плеч горный рюкзак и, обращаясь к подчиненным, распределил роли: – Давид и Муса – с пулеметом на соседний склон; рация должна быть включена на прием. Гурам и Хабит – вы занимаете позицию здесь. Всем осмотреть и приготовить оружие.