Страница:
– Вроде, ничего подозрительного не видно.
– И все же следует подстраховаться.
– Понятно. Сделаем.
– Знаешь… оставь-ка себе бинокль – через прицел и человека-то не увидишь дальше трехсот метров.
– Не, Стас, привык я к нему. Как-нибудь увижу. К тому же, тебе без хорошей оптики никак нельзя – вон, сколько людей за собой ведешь.
– Ладно, будь по-твоему, – скрепя сердцем, согласился командир. – Но дольше часа тут не задерживайся.
Бельский собрался продолжить путь, но, вернувшись, приказал:
– И Игнат пусть с тобой останется. На всякий случай.
– Игнат?! А ты с одним Дробышем, что ли, дальше пойдешь? Не маловато вас двоих на этот… пионерский отряд?
– Ничего. Мы с Иваном осторожненько, – хлопнул Станислав давнего приятеля по плечу. – Только поаккуратней тут, Бес – не светись. Выбери укромное местечко и затаись, как ты умеешь.
– Не впервой, – обнадежил спецназовец.
– Не прощаемся. Нам за час с хромым пареньком далеко не уйти – скоро, надеюсь, увидимся…
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
– И все же следует подстраховаться.
– Понятно. Сделаем.
– Знаешь… оставь-ка себе бинокль – через прицел и человека-то не увидишь дальше трехсот метров.
– Не, Стас, привык я к нему. Как-нибудь увижу. К тому же, тебе без хорошей оптики никак нельзя – вон, сколько людей за собой ведешь.
– Ладно, будь по-твоему, – скрепя сердцем, согласился командир. – Но дольше часа тут не задерживайся.
Бельский собрался продолжить путь, но, вернувшись, приказал:
– И Игнат пусть с тобой останется. На всякий случай.
– Игнат?! А ты с одним Дробышем, что ли, дальше пойдешь? Не маловато вас двоих на этот… пионерский отряд?
– Ничего. Мы с Иваном осторожненько, – хлопнул Станислав давнего приятеля по плечу. – Только поаккуратней тут, Бес – не светись. Выбери укромное местечко и затаись, как ты умеешь.
– Не впервой, – обнадежил спецназовец.
– Не прощаемся. Нам за час с хромым пареньком далеко не уйти – скоро, надеюсь, увидимся…
Глава третья
Горная Чечня. 22 мая
Очередная остановка грузино-чеченского отряда не затянулась – скоро впереди раздался чей-то короткий крик, а спустя полминуты портативная рация в нагрудном кармане жилета Давида призывно пискнула. Тот поспешно выхватил ее из кармана, ответил на вызов…
– Вахтанг приказал идти дальше, – коротко обмолвился молодой грузин, поднимаясь с камней, – пошли.
И они двинулись в том же направлении, в котором двадцатью минутами ранее исчезли Вахтанг с Гурамом. Теперь шествие возглавлял Давид…
"Собаки! Даже радиостанциями обеспечили только своих. У чеченцев ни связи, ни права голоса. Только обязанность подчиняться!" – злился про себя одноглазый. Злился еще и потому что, дав согласие идти с группой, застрял на южной границе Ичкерии. Если бы сразу отказался от предложения рыжебородого и спокойно шел с пленником напрямки – давно бы пересек кордон. Возможно, подходил бы уже к ближайшему лагерю своих единоверцев…
Однако злость его выражалась лишь в нервном шепоте, да в резком подергивании веревки. Перед наступлением темноты Усман по привычке проверял надежность узлов на запястье чеченского чиновника. В жуткой черноте не было видно даже собственных ладоней и при желании узлы можно распутать. Да вряд ли Атисов решится на побег – куда ему обессиленному и изнеженному кабинетным теплом в одиночку тягаться с горами?! Пленник безропотно подчинялся рывкам – старался идти быстрее, но сил надолго не хватало. Шагов через двадцать ноги его снова заплетались, тяжелое дыхание мешалось с хрипами в пересохшем горле. Иногда, устав слушать надрывное клокотание, Усман останавливался, снимал с пояса фляжку и, продолжая бубнить ругательства, поил мужчину…
Возглавлявший отряд Давид ночной оптики не имел – шел медленно, наугад выбирая дорогу. Метрах в пятистах от места последней остановки он наткнулся на Гурама. Тот сказал что-то по-грузински и исчез в темноте – верно присоединился к наблюдавшему за русскими Вахтангу.
– Отдыхаем, – распорядился Давид. – Русские пока на привале. Отдохнем и мы…
Воины снова побросали наземь поклажу, приготовились ждать…
Подойдя ближе, Касаев споткнулся обо что-то мягкое. Присев на колени, нащупал тела двух убитых людей. Темнота не позволяла разобрать ни возраста, ни национальности. Одноглазый достал из кармана маленький фонарь с подсевшими, еле живыми батарейками; включил его, направил слабый луч света на лицо ближайшего человека и… отпрянул. Перед ним лежал юный Ваха. С забинтованной головой, в обнимку с автоматом, в котором даже не было магазина…
Усман сел возле мальчишки, который, бывало, своим бесшабашным поведением жутко напоминал ему своенравного старшего сына. Точно боясь чего-то, осторожно провел ладонью под полой простреленной куртки; почувствовал липкую влагу. Ваха уже не дышал; тело быстро отдавало последнее тепло…
– Ты знал его? – спросил Хамзат.
Одноглазый молчал. Позабыв о включенном фонаре, он покачивал головой и все еще не верил в смерть мальчишки. "Как же так? Он же не хотел больше идти в горы! Собирался сдаться, потом вернуться в родное село!… Ничего не понимаю…"
Снова взгромоздившись на колени, он снял с головы Вахи марлевую повязку, обвязал ей по обычаю воедино лодыжки ушедшего на суд к Аллаху. И начал читать молитву…
И прочитал бы, если бы рядом не послышались торопливые шаги. А потом резкий толчок в спину, от которого Усман упал, крепко ударившись щекой о камень.
Чья-то рослая фигура шибанула ногой выпавший фонарик, отчего тот сразу погас и поскакал вниз по склону; сильные руки схватили Касаева за грудки, встряхнули. И тут же раздался приглушенный, разгневанный голос Вахтанга:
– Я не знаю, воин, как переводится твое имя! Зато знаю, что Вахтанг в переводе с персидского означает "тело волка". Поэтому запомни: если будешь мешать мне и своевольничать – я порву тебя на части! Понял?!
Усман в ответ тяжело дышал. И, свирепо вращая глазом, нашаривал правой рукой по земле в бесполезных попытках отыскать отлетевший куда-то автомат…
– Еще одна такая выходка, и до Грузии ты не дойдешь – даю слово! – отбросив чеченца, пообещал грузин. А, распрямившись, скомандовал: – Подъем, парни! Русские двинулись дальше и повернули вправо. У нас появилась работа.
Не посвящая в свои замыслы подчиненных, Вахтанг повел отряд прежним курсом – немного левее и ниже ребра горного отрога. Преодолев же в быстром темпе около километра, резко повернул вправо. Далее дорога пошла вниз – к ущелью.
Касаев долго не мог остыть и успокоиться после стычки с рыжебородым. Оружие грузины не отобрали, но теперь и спереди, и сзади за ним присматривали двое: Давид с Гурамом. Единственным глазом Усман буравил темноту – всматривался туда, где сейчас находился самоуверенный обидчик. Всматривался и скрипел зубами в бессильном желании отомстить за себя, за убитого Ваху; за ту наглость с пренебрежением к чеченцам, что сквозили в каждом слове и каждом поступке Вахтанга.
Они спешили. По склону спускались быстро, однако лидер несколько раз останавливался и приглушенно награждал крепкими словечками тех, кто спотыкался или по неосторожности задевал округлые камни, шумно скатывавшиеся вниз.
Оказавшись на дне ущелья, отряд перешел мелкий ручей – исток горной реки, набиравшей силу где-то далеко внизу. Переход ручья получился столь стремительным, что воины даже не наполнили водой опустевшие фляжки.
Теперь предстояло взбираться вверх…
На верхотуре отрога рыжебородый опять удивил непредсказуемостью тактики. Преодолев гряду, отряд не пустился догонять русских, а почему-то круто повернул на север – к Шароаргуну. А через несколько сотен метров Вахтанг приказал остановиться; сам же, прихватив верного помощника Гурама, осторожно поднялся на ребро отрога…
– Он опытный воин – знает, что делает, – доверительно поведал Хамзат, присаживаясь рядом.
Надувшись, Касаев безмолвствовал. Земляк же, ставший свидетелем недавнего происшествия, продолжал примирительным тоном:
– К тому же, не последний человек там – в Грузии. Большие люди к нему приезжали перед отправкой в наши горы – сам видел. Так что смирись, потерпи, Усман. Иначе тебе и за перевалом жизни не будет.
– Какое ему до меня дело? – недовольно буркнул одноглазый. – Там таких, как мы тысячи…
– Это верно. Да только прими мой совет: дорогу ему лучше не переходить – перекусит пополам и не поморщится! Такой человек… Одно слово – волк.
Пленник Касаева согнулся пополам, зашелся в долгом кашле. Усман потряс фляжку – внутри было пусто.
– Держи, – подал приятель свою, на дне которой еще бултыхалась вода.
Атисов жадно припал к горлышку; кашель отпустил…
– Послушай, – прошептал на ухо земляку одноглазый, – почему Вахтанг убил двоих наших, а меня взял с собой? Может, ему нужен этот… чиновник?
Поразмыслив и поправив на голове кожаную вахабитку, тот пожал плечами:
– Не думаю. Зачем он ему?… Вахтанг настоящий богач по сравнению с нами. А сколько он может выручить за твоего чиновника? Кому он в Грузии нужен?…
Боевик хотел возразить – ведь сам он собирался найти посредника и через него потребовать выкуп за возвращение Атисова в Чечню. Почему бы той же схемой не воспользоваться и Вахтангу? Однако сверху послышались знакомые глухие хлопки – пять или шесть произведенных подряд одиночных выстрелов из бесшумного "вала".
Воины примолкли, беспокойно закрутили головами…
Не ведая о планах рыжебородого, они уже ничему не удивлялись. В кого он стрелял? Зачем? И что последует за этой стрельбой?…
На все эти вопросы ответ имел лишь один человек – командовавший отрядом Вахтанг.
"Так вот для чего он прихватил с собой чеченцев! Меня, моего пленника и еще троих. Собака!… – ворчал про себя Усман. – Знал я… Догадывался, что не все так просто! Благодетель нашелся!…"
Меняя друг друга через каждые двести-триста метров, пятеро чеченцев, тащили тела двух русских спецназовцев. Видимо, командир неверных оставил их на короткое время присмотреть за ущельем или же прикрыть отход основной группы. Эту парочку Вахтанг и углядел с приличного расстояния с помощью своей мощной ночной оптики. Углядел, сумел незаметно подобраться сзади и хладнокровно расстрелял. Еще и посмеивался потом: "Хорошо, мол, что нам американцы помогают – поставляют такую продвинутую технику, какой не имеют русские. Мы их видим, а они нас – нет!"
Оружие, боеприпасы и снаряжение убитых грузины взяли себе. Чеченцам оставалось лишь с завистью смотреть в предутренних сумерках на толстые стволы "валов", на снаряженные боеприпасами разгрузочные жилеты; на полные снаряжением и сухпаями десантные ранцы…
Отряд отправился дальше. Вахтанг с Гурамом ушли вперед – догонять русских; с чеченцами остался Давид, иногда коротко отвечавший по рации на запросы рыжебородого.
– Это и есть ваше секретное дельце? – надрывался от тяжести Касаев.
Земляк тихо, дабы не слышал шедший впереди грузин, отвечал:
– Вахтанг пришел сюда за всеми русскими, летевшими на том вертолете.
– А зачем им понадобились трупы неверных?
– Ума не приложу.
Через полторы сотни шагов Хамзат сменил приятеля – взвалил на спину тело мужчины и медленно пошел дальше. Уже с полчаса двигались по пологому спуску. Но даже это слабое облегчение не радовало и не помогало – порядком измотанный, истощенный за последние дни организм восстанавливал силы медленно. А скоро дорога снова пойдет вверх – обширных ровных долин у кордона Усман не припомнил. И меняться придется чаще…
Утерев с лица пот, Усман подтолкнул вперед пленника. Тот еле переставлял ноги и проку от него, как от носильщика, было мало. Как бы его самого скоро не пришлось волочь на себе… А пока, дабы Атисов окончательно не отдал богу душу, одноглазый подставлял плечо и помогал нести тяжелого спецназовца в его очередь.
Но Аллах смилостивился. Стоило отряду пересечь невыразительную низинку и, коротко передохнув, тронуться в гору, как по рации пришел приказ остановиться и ждать дальнейших указаний.
Побросав свою ношу, чеченцы в изнеможении попадали. Сердце у каждого норовило вырваться из клокотавшей груди; предутренний холод казался для разгоряченных тел спасительной прохладой…
Немного уняв дыхание, Касаев повернулся к земляку:
– Думаю, Вахтанг не из военных. Он из грузинских спецслужб, верно?
– Не знаю, Усман, – равнодушно отозвался тот.
На что одноглазый недоверчиво усмехнулся.
– Правда, не ведаю – клянусь Аллахом и благополучием своего рода, – заверил приятель.
– Так ты, выходит, недавно с ними?
– Неделю назад он с Давидом и Гурамом прилетел в наш лагерь на американском вертолете. Дня три они жили в отдельной палатке, присматривались, с кем-то постоянно говорили по спутниковой связи… Потом Вахтанг отобрал несколько человек, включая меня; побеседовал с каждым, предложил хорошие условия… Так мы втроем и оказались в его отряде.
Касаев закашлялся; промокнул слезившийся глаз пятнистой кепкой, попросил осипшим голосом у друга сигарету.
Осторожно прикурив, несколько раз жадно затянулся…
Уняв же кашель, спросил:
– И денег, наверное, много пообещал?
– А кто сюда задарма пойдет? По две тысячи долларов за каждый день операции заплатить собирается. И еще сказал, после возвращения всех наградит хорошей премией. Если все задуманное получится.
– Да, неплохо. А как долго продлится операция – не сказал?
– Вахтанг рассчитывал обернуться за три дня. Но сам знаешь – в горах всякое случается. А мне – чем дольше, тем лучше. Больше заработаю…
В этот раз чеченцам повезло – незапланированный отдых неподалеку от пройденной низины растянулся на целый час. Невыносимая усталость отступила, дыхание успокоилось; пышущее жаром и потом тело остыло, и под одежду стал пробираться утренний холод.
Поснимав с убитых спецназовцев куртки и укрывшись ими, двое боевиков устроились вздремнуть. А Хамзат, собрав пустые фляжки, успел сбегать вниз к ручью – разжиться свежей водичкой.
Небо на востоке окрасилось в фиолетовые тона, когда рация в кармане Давида вновь напомнила о себе отрывистым шипением.
Переговорив со старшим, грузин скомандовал:
– Подъем! Вахтанг ждет нас наверху. Настала пора действовать!
Очередная остановка грузино-чеченского отряда не затянулась – скоро впереди раздался чей-то короткий крик, а спустя полминуты портативная рация в нагрудном кармане жилета Давида призывно пискнула. Тот поспешно выхватил ее из кармана, ответил на вызов…
– Вахтанг приказал идти дальше, – коротко обмолвился молодой грузин, поднимаясь с камней, – пошли.
И они двинулись в том же направлении, в котором двадцатью минутами ранее исчезли Вахтанг с Гурамом. Теперь шествие возглавлял Давид…
"Собаки! Даже радиостанциями обеспечили только своих. У чеченцев ни связи, ни права голоса. Только обязанность подчиняться!" – злился про себя одноглазый. Злился еще и потому что, дав согласие идти с группой, застрял на южной границе Ичкерии. Если бы сразу отказался от предложения рыжебородого и спокойно шел с пленником напрямки – давно бы пересек кордон. Возможно, подходил бы уже к ближайшему лагерю своих единоверцев…
Однако злость его выражалась лишь в нервном шепоте, да в резком подергивании веревки. Перед наступлением темноты Усман по привычке проверял надежность узлов на запястье чеченского чиновника. В жуткой черноте не было видно даже собственных ладоней и при желании узлы можно распутать. Да вряд ли Атисов решится на побег – куда ему обессиленному и изнеженному кабинетным теплом в одиночку тягаться с горами?! Пленник безропотно подчинялся рывкам – старался идти быстрее, но сил надолго не хватало. Шагов через двадцать ноги его снова заплетались, тяжелое дыхание мешалось с хрипами в пересохшем горле. Иногда, устав слушать надрывное клокотание, Усман останавливался, снимал с пояса фляжку и, продолжая бубнить ругательства, поил мужчину…
Возглавлявший отряд Давид ночной оптики не имел – шел медленно, наугад выбирая дорогу. Метрах в пятистах от места последней остановки он наткнулся на Гурама. Тот сказал что-то по-грузински и исчез в темноте – верно присоединился к наблюдавшему за русскими Вахтангу.
– Отдыхаем, – распорядился Давид. – Русские пока на привале. Отдохнем и мы…
Воины снова побросали наземь поклажу, приготовились ждать…
Подойдя ближе, Касаев споткнулся обо что-то мягкое. Присев на колени, нащупал тела двух убитых людей. Темнота не позволяла разобрать ни возраста, ни национальности. Одноглазый достал из кармана маленький фонарь с подсевшими, еле живыми батарейками; включил его, направил слабый луч света на лицо ближайшего человека и… отпрянул. Перед ним лежал юный Ваха. С забинтованной головой, в обнимку с автоматом, в котором даже не было магазина…
Усман сел возле мальчишки, который, бывало, своим бесшабашным поведением жутко напоминал ему своенравного старшего сына. Точно боясь чего-то, осторожно провел ладонью под полой простреленной куртки; почувствовал липкую влагу. Ваха уже не дышал; тело быстро отдавало последнее тепло…
– Ты знал его? – спросил Хамзат.
Одноглазый молчал. Позабыв о включенном фонаре, он покачивал головой и все еще не верил в смерть мальчишки. "Как же так? Он же не хотел больше идти в горы! Собирался сдаться, потом вернуться в родное село!… Ничего не понимаю…"
Снова взгромоздившись на колени, он снял с головы Вахи марлевую повязку, обвязал ей по обычаю воедино лодыжки ушедшего на суд к Аллаху. И начал читать молитву…
И прочитал бы, если бы рядом не послышались торопливые шаги. А потом резкий толчок в спину, от которого Усман упал, крепко ударившись щекой о камень.
Чья-то рослая фигура шибанула ногой выпавший фонарик, отчего тот сразу погас и поскакал вниз по склону; сильные руки схватили Касаева за грудки, встряхнули. И тут же раздался приглушенный, разгневанный голос Вахтанга:
– Я не знаю, воин, как переводится твое имя! Зато знаю, что Вахтанг в переводе с персидского означает "тело волка". Поэтому запомни: если будешь мешать мне и своевольничать – я порву тебя на части! Понял?!
Усман в ответ тяжело дышал. И, свирепо вращая глазом, нашаривал правой рукой по земле в бесполезных попытках отыскать отлетевший куда-то автомат…
– Еще одна такая выходка, и до Грузии ты не дойдешь – даю слово! – отбросив чеченца, пообещал грузин. А, распрямившись, скомандовал: – Подъем, парни! Русские двинулись дальше и повернули вправо. У нас появилась работа.
* * *
Не посвящая в свои замыслы подчиненных, Вахтанг повел отряд прежним курсом – немного левее и ниже ребра горного отрога. Преодолев же в быстром темпе около километра, резко повернул вправо. Далее дорога пошла вниз – к ущелью.
Касаев долго не мог остыть и успокоиться после стычки с рыжебородым. Оружие грузины не отобрали, но теперь и спереди, и сзади за ним присматривали двое: Давид с Гурамом. Единственным глазом Усман буравил темноту – всматривался туда, где сейчас находился самоуверенный обидчик. Всматривался и скрипел зубами в бессильном желании отомстить за себя, за убитого Ваху; за ту наглость с пренебрежением к чеченцам, что сквозили в каждом слове и каждом поступке Вахтанга.
Они спешили. По склону спускались быстро, однако лидер несколько раз останавливался и приглушенно награждал крепкими словечками тех, кто спотыкался или по неосторожности задевал округлые камни, шумно скатывавшиеся вниз.
Оказавшись на дне ущелья, отряд перешел мелкий ручей – исток горной реки, набиравшей силу где-то далеко внизу. Переход ручья получился столь стремительным, что воины даже не наполнили водой опустевшие фляжки.
Теперь предстояло взбираться вверх…
На верхотуре отрога рыжебородый опять удивил непредсказуемостью тактики. Преодолев гряду, отряд не пустился догонять русских, а почему-то круто повернул на север – к Шароаргуну. А через несколько сотен метров Вахтанг приказал остановиться; сам же, прихватив верного помощника Гурама, осторожно поднялся на ребро отрога…
– Он опытный воин – знает, что делает, – доверительно поведал Хамзат, присаживаясь рядом.
Надувшись, Касаев безмолвствовал. Земляк же, ставший свидетелем недавнего происшествия, продолжал примирительным тоном:
– К тому же, не последний человек там – в Грузии. Большие люди к нему приезжали перед отправкой в наши горы – сам видел. Так что смирись, потерпи, Усман. Иначе тебе и за перевалом жизни не будет.
– Какое ему до меня дело? – недовольно буркнул одноглазый. – Там таких, как мы тысячи…
– Это верно. Да только прими мой совет: дорогу ему лучше не переходить – перекусит пополам и не поморщится! Такой человек… Одно слово – волк.
Пленник Касаева согнулся пополам, зашелся в долгом кашле. Усман потряс фляжку – внутри было пусто.
– Держи, – подал приятель свою, на дне которой еще бултыхалась вода.
Атисов жадно припал к горлышку; кашель отпустил…
– Послушай, – прошептал на ухо земляку одноглазый, – почему Вахтанг убил двоих наших, а меня взял с собой? Может, ему нужен этот… чиновник?
Поразмыслив и поправив на голове кожаную вахабитку, тот пожал плечами:
– Не думаю. Зачем он ему?… Вахтанг настоящий богач по сравнению с нами. А сколько он может выручить за твоего чиновника? Кому он в Грузии нужен?…
Боевик хотел возразить – ведь сам он собирался найти посредника и через него потребовать выкуп за возвращение Атисова в Чечню. Почему бы той же схемой не воспользоваться и Вахтангу? Однако сверху послышались знакомые глухие хлопки – пять или шесть произведенных подряд одиночных выстрелов из бесшумного "вала".
Воины примолкли, беспокойно закрутили головами…
Не ведая о планах рыжебородого, они уже ничему не удивлялись. В кого он стрелял? Зачем? И что последует за этой стрельбой?…
На все эти вопросы ответ имел лишь один человек – командовавший отрядом Вахтанг.
* * *
"Так вот для чего он прихватил с собой чеченцев! Меня, моего пленника и еще троих. Собака!… – ворчал про себя Усман. – Знал я… Догадывался, что не все так просто! Благодетель нашелся!…"
Меняя друг друга через каждые двести-триста метров, пятеро чеченцев, тащили тела двух русских спецназовцев. Видимо, командир неверных оставил их на короткое время присмотреть за ущельем или же прикрыть отход основной группы. Эту парочку Вахтанг и углядел с приличного расстояния с помощью своей мощной ночной оптики. Углядел, сумел незаметно подобраться сзади и хладнокровно расстрелял. Еще и посмеивался потом: "Хорошо, мол, что нам американцы помогают – поставляют такую продвинутую технику, какой не имеют русские. Мы их видим, а они нас – нет!"
Оружие, боеприпасы и снаряжение убитых грузины взяли себе. Чеченцам оставалось лишь с завистью смотреть в предутренних сумерках на толстые стволы "валов", на снаряженные боеприпасами разгрузочные жилеты; на полные снаряжением и сухпаями десантные ранцы…
Отряд отправился дальше. Вахтанг с Гурамом ушли вперед – догонять русских; с чеченцами остался Давид, иногда коротко отвечавший по рации на запросы рыжебородого.
– Это и есть ваше секретное дельце? – надрывался от тяжести Касаев.
Земляк тихо, дабы не слышал шедший впереди грузин, отвечал:
– Вахтанг пришел сюда за всеми русскими, летевшими на том вертолете.
– А зачем им понадобились трупы неверных?
– Ума не приложу.
Через полторы сотни шагов Хамзат сменил приятеля – взвалил на спину тело мужчины и медленно пошел дальше. Уже с полчаса двигались по пологому спуску. Но даже это слабое облегчение не радовало и не помогало – порядком измотанный, истощенный за последние дни организм восстанавливал силы медленно. А скоро дорога снова пойдет вверх – обширных ровных долин у кордона Усман не припомнил. И меняться придется чаще…
Утерев с лица пот, Усман подтолкнул вперед пленника. Тот еле переставлял ноги и проку от него, как от носильщика, было мало. Как бы его самого скоро не пришлось волочь на себе… А пока, дабы Атисов окончательно не отдал богу душу, одноглазый подставлял плечо и помогал нести тяжелого спецназовца в его очередь.
Но Аллах смилостивился. Стоило отряду пересечь невыразительную низинку и, коротко передохнув, тронуться в гору, как по рации пришел приказ остановиться и ждать дальнейших указаний.
Побросав свою ношу, чеченцы в изнеможении попадали. Сердце у каждого норовило вырваться из клокотавшей груди; предутренний холод казался для разгоряченных тел спасительной прохладой…
Немного уняв дыхание, Касаев повернулся к земляку:
– Думаю, Вахтанг не из военных. Он из грузинских спецслужб, верно?
– Не знаю, Усман, – равнодушно отозвался тот.
На что одноглазый недоверчиво усмехнулся.
– Правда, не ведаю – клянусь Аллахом и благополучием своего рода, – заверил приятель.
– Так ты, выходит, недавно с ними?
– Неделю назад он с Давидом и Гурамом прилетел в наш лагерь на американском вертолете. Дня три они жили в отдельной палатке, присматривались, с кем-то постоянно говорили по спутниковой связи… Потом Вахтанг отобрал несколько человек, включая меня; побеседовал с каждым, предложил хорошие условия… Так мы втроем и оказались в его отряде.
Касаев закашлялся; промокнул слезившийся глаз пятнистой кепкой, попросил осипшим голосом у друга сигарету.
Осторожно прикурив, несколько раз жадно затянулся…
Уняв же кашель, спросил:
– И денег, наверное, много пообещал?
– А кто сюда задарма пойдет? По две тысячи долларов за каждый день операции заплатить собирается. И еще сказал, после возвращения всех наградит хорошей премией. Если все задуманное получится.
– Да, неплохо. А как долго продлится операция – не сказал?
– Вахтанг рассчитывал обернуться за три дня. Но сам знаешь – в горах всякое случается. А мне – чем дольше, тем лучше. Больше заработаю…
В этот раз чеченцам повезло – незапланированный отдых неподалеку от пройденной низины растянулся на целый час. Невыносимая усталость отступила, дыхание успокоилось; пышущее жаром и потом тело остыло, и под одежду стал пробираться утренний холод.
Поснимав с убитых спецназовцев куртки и укрывшись ими, двое боевиков устроились вздремнуть. А Хамзат, собрав пустые фляжки, успел сбегать вниз к ручью – разжиться свежей водичкой.
Небо на востоке окрасилось в фиолетовые тона, когда рация в кармане Давида вновь напомнила о себе отрывистым шипением.
Переговорив со старшим, грузин скомандовал:
– Подъем! Вахтанг ждет нас наверху. Настала пора действовать!
Глава четвертая
Польша. Познань. 30 апреля
Имеется ли у подброшенного вверх камня способы не упасть обратно на землю? Что может помешать или помочь ему в этом?
Увы, но объективные обстоятельства в данном опыте слишком сильны и концептуальны. Они с легкостью разбивают в пух и прах призрачные надежды на преодоление гравитации, на абстрактное пятое измерение и прочие обывательские фантазии.
Жизнь бывшего осведомителя, агента а затем и сотрудника ЦРУ Казимира Шадковски здорово походила на траекторию высоко подброшенного камня. Все совпадало с точностью.
Резкий взлет: согласие на предложение заокеанских друзей о сотрудничестве в далеком восьмидесятом; удачные подкупы и контакты с нужными людьми; подробные письменные отчеты о добытых сведениях и материалах.
Апогей – наивысшая точка траектории: долгожданный и заслуженный переезд в Западную Европу; должность консультанта, а позже и хорошо оплачиваемый пост советника в Отделе Восточной Европы ЦРУ.
Начало падения: прекращение финансирования и разработок операций в Польше; затем отставка со скромным пенсионом; смена роскошной служебной квартиры в центре Брюсселя на дешевый домишко в захолустном Ватерлоо…
Некая сумма на его счете за годы службы у американцев естественно скопилась. Однако это были не те баснословные деньги, о которых он мечтал всю сознательную жизнь. Жалование агента поначалу показалось приличным, но скоро постигло разочарование – большие деньги получали лишь те, кто работал против Советского Союза. А Польша для Америки являлась чем-то вроде разменной монеты.
Выйдя в отставку, Шадковски перебрался в пригород – в Ватерлоо, и свел к минимуму денежные затраты. Но в скромном городишке с громким названием из наполеоновской эпохи он ощутил удушливое забвение, оказавшееся вдруг не меньшей пыткой, чем нищета.
Ведомый тоской и воспоминаниями по недавним шпионским "подвигам", он восстановил связи с давними друзьями, живущими в Польше. Те стали звать на родину, прочить славу, почет и деньги – ведь немногим соотечественникам удавалось сделать карьеру в столь могущественной структуре как ЦРУ…
Однако возвращение в сбросившую оковы социализма Польшу не замедлило падения, а лишь ускорило его. Кем он был для новых, озабоченных только деньгами и властью нуворишей? Отработавшим свое винтиком огромного механизма; отставным агентом-самоучкой, способным разве что писать мемуары да часами рассказывать подрастающему поколению о делах давно минувших дней. И впрямь, какая в нем была нужда, если Польша стала членом НАТО, а действующие сотрудники американской и британской разведок толпами приезжали с деловыми визитами и преспокойно разгуливали по улицам Варшавы.
Да, рано или поздно за все приходится платить сполна. Развязка, финал, последняя точка нисходящей и все более отвесной траектории близилась с каждым днем. И вот этот день в скромной жизни Казимира Шадковски в провинциальной Познани наступил…
– Добрый день. Если не ошибаюсь, пан Шадковски? – на ломаном польском языке спросила стоящая на пороге эффектная блондинка.
– Да… – мужчина привычным жестом "облизал" ладонью жиденькие волосы и отступил на шаг: – Проходите пани. Мы знакомы?
Придерживая висящую на плече сумку с торчащим сбоку микрофоном, девушка вошла в скромную квартиру. На ходу развернула какое-то удостоверение, заученной скороговоркой представилась:
– Мари Барнье. Французское телевидение, канал "TF1".
– Ах, да-да! рано утром мне звонили… Из Варшавы. Кажется из Министерства иностранных дел.
– Замечательно. Руководство нашего телеканала собирается сделать несколько передач о выдающихся людях Польши и других стран – бывших колоний Советского Союза. Начать, так сказать, решили с вас, – одарила она Шадковски обаятельной улыбкой. – Так вы согласны ответить на несколько моих вопросов?
– Я не предполагал, что это состоится так скоро. Но, конечно-конечно – о чем речь! В последнее время редко кто интересуется скромными делами польского разведчика Казимира Шадковски, – довольно посмеивался бывший агент, приглашая барышню в небольшую гостиную.
Проходя за хозяином, та осторожно осматривалась. Оказавшись же в самой просторной комнате небольшой квартирки, спросила:
– А где же ваша жена? Рассказывая о вас, сотрудник министерства обмолвился о пани Марысе.
– Да-да, конечно! Я женат. И уже давно… Но Марыся каждое утро ходит на рынок. За продуктами. Мы не пользуемся услугами соседнего супермаркета – там, знаете ли, слишком уж… непозволительные цены. И впрок продуктов не покупаем – холодильник недавно сломался. Поэтому и приходится ей бегать… Да вы присаживайтесь, пани!
Журналистка опустилась в кресло, раскрыла сумочку и стала сосредоточенно извлекать всевозможные причиндалы: миниатюрный магнитофон, микрофон с эмблемой "TF1" на ярком поролоновом набалдашнике; провода, блокнот…
– Так вы будете только записывать? – устроившись неподалеку на диване, кивнул хозяин на магнитофон. – А я полагал, раз, пани Мари работает на телевидении…
– Нет-нет, не волнуйтесь – оператор, и его помощник немного задерживаются. Мы договорились встретиться у вас. Наверное, застряли где-то в пробке. Надеюсь, подъедут со своим оборудованием с минуты на минуту.
– Вы правы – сейчас такое ужасное движение, – удовлетворенно кивнул Шадковски и нетерпеливо заерзал на диване.
Девушка приготовила к работе магнитофон, зачем-то раскрыла блокнот и, покосившись на старенький халат отставного цереушника, сказала:
– Если не возражаете, давайте пока обговорим некоторые сопутствующие детали предстоящего интервью. А уж потом перейдем к обсуждению моих вопросов.
– С удовольствием, пани.
– Хорошо. Во-первых, вам необходимо переодеться во что-то такое…
– О, пани, я почти ничем не интересуюсь и так редко выхожу из дома… Впрочем, у меня есть великолепный костюм! – внезапно Расцвел Казимир, – очень дорогой – он обошелся мне… но это не важно. А куплен два года назад в центре Брюсселя.
– Отлично. Но хочу напомнить: ваш внешний вид не должен быть парадным. Аккуратный, домашний или скорее… демократичный. Понимаете?
Поляк хлопал глазами и глупо улыбался.
Девушке пришлось пуститься в объяснения:
– Ну, как бы вам объяснить, пан Шадковски… Это такой своеобразный прием в телевидении, направленный на то, чтобы изначально завоевать расположение зрителей. Понимаете?
– А-а!… Теперь ясно! – рассмеялся он. – Я надену только часть костюма – без пиджака. Останусь в рубашке, галстуке и жилетке. И в брюках, разумеется.
– Вот это другое дело, – одобрила журналистка. Однако быстро перешла к следующему пункту: – А во-вторых, нам необходимо решить, где вы будете сидеть во время съемки. У вас есть свой кабинет?
Казимир скривился, будто ему наступили на больную мозоль:
– Понимаете ли… я недавно вернулся в Польшу. Не успел еще толком устроиться, наладить быт.
– Что ж, не беда – будем работать здесь. Знаете, неплохо было бы передвинуть это кресло вот туда – поставить под карту и рядом с окном. Как вы думаете? Ветеран польской разведки сидит под висящей на стене политической картой Европы и рассказывает о головоломных операциях. А за окном бурлит новая жизнь, ради которой пан Казимир не раз рисковал собственной! По-моему, неплохо получится, как вы считаете?
– О, пани Мари, – уже воочию представляя лавинообразно надвигавшуюся славу, покрылся он бурыми пятнами, – вы, несомненно, высочайший профессионал своего дела – я это чувствую и вижу. Поэтому полностью отдаю себя в ваше распоряжение! Как скажете, так и сделаем…
Хозяин квартиры сорвался исполнять задуманный журналисткой план, а та тем временем полезла в сумочку за сотовым телефоном…
– Что-то мои коллеги запропали, – нахмурила она тонкие брови, нажимая кнопки.
– Ничего-ничего, времени у меня достаточно. Могу, в крайнем случае, и подождать, – кряхтел тот, двигая в указанном направлении мягкое кресло, пока девушка дозванивалась до коллег и, мешая французские слова с польскими, выясняла причину задержки.
Закончив разговор, она снова улыбнулась:
– Мой помощник Жан и сотрудник польского телевидения скоро подъедут. Они уже недалеко от вашего дома.
Установив в нужном месте кресло, пан Шадковски подтащил к нему журнальный столик; протер со столешницы пыль и для пущей значимости принес откуда-то стопку потрепанных книг с фотографическим альбомом. Потом поинтересовался, не желает ли гостья выпить кофе…
Но звонок в дверь раздался прежде, чем она успела отказаться.
– А вот и ваши пропавшие друзья! – просиял польский герой, спеша в прихожую.
Обратно он вернулся совершенно в другом настроении: с заломленными назад руками и с зажатым ртом; в глазах застыли дикий ужас с непониманием происходящего.
– Сейчас я все объясню, пан Шадсковски, – листала девушка альбом со старыми пожелтевшими фотографиями, пока ее помощники усаживали мужчину в кресло. – Как я уже говорила, вы должны ответить на несколько моих вопросов. Ответить предельно честно, точно и быстро – у нас очень мало времени. Согласны?
Тот замычал и несогласно замотал головой.
– Но вы ведь не хотите, чтобы мы дождались здесь вашу жену, верно? К тому же от точности ответов зависит жизнь вашей единственной дочери, оставшейся в Брюсселе. Хотите услышать ее адрес? Или, может быть, набрать номер ее телефона?…
Веки с выцветшими ресницами дважды вздрогнули; Казимир снова мотнул головой, отчего жидкая прядь седых волос прилипла к моментально вспотевшему лбу.
– Вот и чудненько. Да, и не нужно шуметь, – девушка опять одарила старика обаятельной улыбкой и распорядилась: – Отпустите его.
Один крепкий парень убрал ладонь с лица Шадковски, другой освободил его руки.
– Итак, начнем. Вопрос первый…
Сашка спустился к автомобилю заранее. Довести дело до финала Артур вполне мог и в одиночку – рисковать всей группе не было смысла. Ирина осталась для подстраховки – на тот случай, если пани Шадковски заявится с покупками раньше обычного.
Покончив с допросом, парочка поспешила убраться из квартиры. Машина стояла в примыкавшем к дому переулке.
Быстро спустившись по ступеням, Дорохов с Ириной направились не к парадному выходу, а к дверям, ведущим в крохотный дворик. Из двора-колодца можно было выйти в двух направлениях: через высокую арку на оживленную улицу, либо сквозь темный, заставленный мусорными баками тоннель – в тихий переулок.
Не допуская поспешности в движениях и сохраняя непринужденный вид, они пересекли "колодец". Сквозь арку уже доносились крики и вой далекой сирены – вероятно возле тела "случайно" выпавшего из окна пожилого мужчины уже собралась толпа народа. Кто-то позвонил в полицию, вызвал скорую помощь…
Тем же размеренным шагом парочка миновала длинный мрачный тоннель и подошла к машине. Оська завел двигатель; негромко закрылись дверцы, авто плавно тронулось в сторону центра…
Когда машина выехала на широкий проспект и влилась в стремительный поток, все трое почувствовали облегчение. Однако тишины в салоне никто не нарушил – соблюдали давнее правило: "меньше говоришь – дольше живешь". Задание удалось выполнить успешно – добытая информация, наконец-то, проливала свет на человека, имевшее непосредственное отношение к последней операции, носившей название "Ложный флаг". Очередной операции, разработанной западными спецслужбами против Российской Федерации.
Имеется ли у подброшенного вверх камня способы не упасть обратно на землю? Что может помешать или помочь ему в этом?
Увы, но объективные обстоятельства в данном опыте слишком сильны и концептуальны. Они с легкостью разбивают в пух и прах призрачные надежды на преодоление гравитации, на абстрактное пятое измерение и прочие обывательские фантазии.
Жизнь бывшего осведомителя, агента а затем и сотрудника ЦРУ Казимира Шадковски здорово походила на траекторию высоко подброшенного камня. Все совпадало с точностью.
Резкий взлет: согласие на предложение заокеанских друзей о сотрудничестве в далеком восьмидесятом; удачные подкупы и контакты с нужными людьми; подробные письменные отчеты о добытых сведениях и материалах.
Апогей – наивысшая точка траектории: долгожданный и заслуженный переезд в Западную Европу; должность консультанта, а позже и хорошо оплачиваемый пост советника в Отделе Восточной Европы ЦРУ.
Начало падения: прекращение финансирования и разработок операций в Польше; затем отставка со скромным пенсионом; смена роскошной служебной квартиры в центре Брюсселя на дешевый домишко в захолустном Ватерлоо…
Некая сумма на его счете за годы службы у американцев естественно скопилась. Однако это были не те баснословные деньги, о которых он мечтал всю сознательную жизнь. Жалование агента поначалу показалось приличным, но скоро постигло разочарование – большие деньги получали лишь те, кто работал против Советского Союза. А Польша для Америки являлась чем-то вроде разменной монеты.
Выйдя в отставку, Шадковски перебрался в пригород – в Ватерлоо, и свел к минимуму денежные затраты. Но в скромном городишке с громким названием из наполеоновской эпохи он ощутил удушливое забвение, оказавшееся вдруг не меньшей пыткой, чем нищета.
Ведомый тоской и воспоминаниями по недавним шпионским "подвигам", он восстановил связи с давними друзьями, живущими в Польше. Те стали звать на родину, прочить славу, почет и деньги – ведь немногим соотечественникам удавалось сделать карьеру в столь могущественной структуре как ЦРУ…
Однако возвращение в сбросившую оковы социализма Польшу не замедлило падения, а лишь ускорило его. Кем он был для новых, озабоченных только деньгами и властью нуворишей? Отработавшим свое винтиком огромного механизма; отставным агентом-самоучкой, способным разве что писать мемуары да часами рассказывать подрастающему поколению о делах давно минувших дней. И впрямь, какая в нем была нужда, если Польша стала членом НАТО, а действующие сотрудники американской и британской разведок толпами приезжали с деловыми визитами и преспокойно разгуливали по улицам Варшавы.
Да, рано или поздно за все приходится платить сполна. Развязка, финал, последняя точка нисходящей и все более отвесной траектории близилась с каждым днем. И вот этот день в скромной жизни Казимира Шадковски в провинциальной Познани наступил…
– Добрый день. Если не ошибаюсь, пан Шадковски? – на ломаном польском языке спросила стоящая на пороге эффектная блондинка.
– Да… – мужчина привычным жестом "облизал" ладонью жиденькие волосы и отступил на шаг: – Проходите пани. Мы знакомы?
Придерживая висящую на плече сумку с торчащим сбоку микрофоном, девушка вошла в скромную квартиру. На ходу развернула какое-то удостоверение, заученной скороговоркой представилась:
– Мари Барнье. Французское телевидение, канал "TF1".
– Ах, да-да! рано утром мне звонили… Из Варшавы. Кажется из Министерства иностранных дел.
– Замечательно. Руководство нашего телеканала собирается сделать несколько передач о выдающихся людях Польши и других стран – бывших колоний Советского Союза. Начать, так сказать, решили с вас, – одарила она Шадковски обаятельной улыбкой. – Так вы согласны ответить на несколько моих вопросов?
– Я не предполагал, что это состоится так скоро. Но, конечно-конечно – о чем речь! В последнее время редко кто интересуется скромными делами польского разведчика Казимира Шадковски, – довольно посмеивался бывший агент, приглашая барышню в небольшую гостиную.
Проходя за хозяином, та осторожно осматривалась. Оказавшись же в самой просторной комнате небольшой квартирки, спросила:
– А где же ваша жена? Рассказывая о вас, сотрудник министерства обмолвился о пани Марысе.
– Да-да, конечно! Я женат. И уже давно… Но Марыся каждое утро ходит на рынок. За продуктами. Мы не пользуемся услугами соседнего супермаркета – там, знаете ли, слишком уж… непозволительные цены. И впрок продуктов не покупаем – холодильник недавно сломался. Поэтому и приходится ей бегать… Да вы присаживайтесь, пани!
Журналистка опустилась в кресло, раскрыла сумочку и стала сосредоточенно извлекать всевозможные причиндалы: миниатюрный магнитофон, микрофон с эмблемой "TF1" на ярком поролоновом набалдашнике; провода, блокнот…
– Так вы будете только записывать? – устроившись неподалеку на диване, кивнул хозяин на магнитофон. – А я полагал, раз, пани Мари работает на телевидении…
– Нет-нет, не волнуйтесь – оператор, и его помощник немного задерживаются. Мы договорились встретиться у вас. Наверное, застряли где-то в пробке. Надеюсь, подъедут со своим оборудованием с минуты на минуту.
– Вы правы – сейчас такое ужасное движение, – удовлетворенно кивнул Шадковски и нетерпеливо заерзал на диване.
Девушка приготовила к работе магнитофон, зачем-то раскрыла блокнот и, покосившись на старенький халат отставного цереушника, сказала:
– Если не возражаете, давайте пока обговорим некоторые сопутствующие детали предстоящего интервью. А уж потом перейдем к обсуждению моих вопросов.
– С удовольствием, пани.
– Хорошо. Во-первых, вам необходимо переодеться во что-то такое…
– О, пани, я почти ничем не интересуюсь и так редко выхожу из дома… Впрочем, у меня есть великолепный костюм! – внезапно Расцвел Казимир, – очень дорогой – он обошелся мне… но это не важно. А куплен два года назад в центре Брюсселя.
– Отлично. Но хочу напомнить: ваш внешний вид не должен быть парадным. Аккуратный, домашний или скорее… демократичный. Понимаете?
Поляк хлопал глазами и глупо улыбался.
Девушке пришлось пуститься в объяснения:
– Ну, как бы вам объяснить, пан Шадковски… Это такой своеобразный прием в телевидении, направленный на то, чтобы изначально завоевать расположение зрителей. Понимаете?
– А-а!… Теперь ясно! – рассмеялся он. – Я надену только часть костюма – без пиджака. Останусь в рубашке, галстуке и жилетке. И в брюках, разумеется.
– Вот это другое дело, – одобрила журналистка. Однако быстро перешла к следующему пункту: – А во-вторых, нам необходимо решить, где вы будете сидеть во время съемки. У вас есть свой кабинет?
Казимир скривился, будто ему наступили на больную мозоль:
– Понимаете ли… я недавно вернулся в Польшу. Не успел еще толком устроиться, наладить быт.
– Что ж, не беда – будем работать здесь. Знаете, неплохо было бы передвинуть это кресло вот туда – поставить под карту и рядом с окном. Как вы думаете? Ветеран польской разведки сидит под висящей на стене политической картой Европы и рассказывает о головоломных операциях. А за окном бурлит новая жизнь, ради которой пан Казимир не раз рисковал собственной! По-моему, неплохо получится, как вы считаете?
– О, пани Мари, – уже воочию представляя лавинообразно надвигавшуюся славу, покрылся он бурыми пятнами, – вы, несомненно, высочайший профессионал своего дела – я это чувствую и вижу. Поэтому полностью отдаю себя в ваше распоряжение! Как скажете, так и сделаем…
Хозяин квартиры сорвался исполнять задуманный журналисткой план, а та тем временем полезла в сумочку за сотовым телефоном…
– Что-то мои коллеги запропали, – нахмурила она тонкие брови, нажимая кнопки.
– Ничего-ничего, времени у меня достаточно. Могу, в крайнем случае, и подождать, – кряхтел тот, двигая в указанном направлении мягкое кресло, пока девушка дозванивалась до коллег и, мешая французские слова с польскими, выясняла причину задержки.
Закончив разговор, она снова улыбнулась:
– Мой помощник Жан и сотрудник польского телевидения скоро подъедут. Они уже недалеко от вашего дома.
Установив в нужном месте кресло, пан Шадковски подтащил к нему журнальный столик; протер со столешницы пыль и для пущей значимости принес откуда-то стопку потрепанных книг с фотографическим альбомом. Потом поинтересовался, не желает ли гостья выпить кофе…
Но звонок в дверь раздался прежде, чем она успела отказаться.
– А вот и ваши пропавшие друзья! – просиял польский герой, спеша в прихожую.
Обратно он вернулся совершенно в другом настроении: с заломленными назад руками и с зажатым ртом; в глазах застыли дикий ужас с непониманием происходящего.
– Сейчас я все объясню, пан Шадсковски, – листала девушка альбом со старыми пожелтевшими фотографиями, пока ее помощники усаживали мужчину в кресло. – Как я уже говорила, вы должны ответить на несколько моих вопросов. Ответить предельно честно, точно и быстро – у нас очень мало времени. Согласны?
Тот замычал и несогласно замотал головой.
– Но вы ведь не хотите, чтобы мы дождались здесь вашу жену, верно? К тому же от точности ответов зависит жизнь вашей единственной дочери, оставшейся в Брюсселе. Хотите услышать ее адрес? Или, может быть, набрать номер ее телефона?…
Веки с выцветшими ресницами дважды вздрогнули; Казимир снова мотнул головой, отчего жидкая прядь седых волос прилипла к моментально вспотевшему лбу.
– Вот и чудненько. Да, и не нужно шуметь, – девушка опять одарила старика обаятельной улыбкой и распорядилась: – Отпустите его.
Один крепкий парень убрал ладонь с лица Шадковски, другой освободил его руки.
– Итак, начнем. Вопрос первый…
Сашка спустился к автомобилю заранее. Довести дело до финала Артур вполне мог и в одиночку – рисковать всей группе не было смысла. Ирина осталась для подстраховки – на тот случай, если пани Шадковски заявится с покупками раньше обычного.
Покончив с допросом, парочка поспешила убраться из квартиры. Машина стояла в примыкавшем к дому переулке.
Быстро спустившись по ступеням, Дорохов с Ириной направились не к парадному выходу, а к дверям, ведущим в крохотный дворик. Из двора-колодца можно было выйти в двух направлениях: через высокую арку на оживленную улицу, либо сквозь темный, заставленный мусорными баками тоннель – в тихий переулок.
Не допуская поспешности в движениях и сохраняя непринужденный вид, они пересекли "колодец". Сквозь арку уже доносились крики и вой далекой сирены – вероятно возле тела "случайно" выпавшего из окна пожилого мужчины уже собралась толпа народа. Кто-то позвонил в полицию, вызвал скорую помощь…
Тем же размеренным шагом парочка миновала длинный мрачный тоннель и подошла к машине. Оська завел двигатель; негромко закрылись дверцы, авто плавно тронулось в сторону центра…
Когда машина выехала на широкий проспект и влилась в стремительный поток, все трое почувствовали облегчение. Однако тишины в салоне никто не нарушил – соблюдали давнее правило: "меньше говоришь – дольше живешь". Задание удалось выполнить успешно – добытая информация, наконец-то, проливала свет на человека, имевшее непосредственное отношение к последней операции, носившей название "Ложный флаг". Очередной операции, разработанной западными спецслужбами против Российской Федерации.
Глава пятая
Горная Чечня. 22 мая
За полтора часа группа преодолела меньше пяти километров. А до заставы по расчетам Бельского оставалось чуть более шести. В крайнем случае, очень скоро появится возможность отправить к пограничникам человека за подмогой. Пусть тамошнее начальство подошлет шестерых бойцов с носилками – меняя друг друга, они мигом доставят оператора к местному лазарету. Заодно прихватят и журналистку с двумя молодыми контрактниками. А уж отделавшись от обузы, он с тремя натренированными бойцами быстренько наверстает упущенное время.
За полтора часа группа преодолела меньше пяти километров. А до заставы по расчетам Бельского оставалось чуть более шести. В крайнем случае, очень скоро появится возможность отправить к пограничникам человека за подмогой. Пусть тамошнее начальство подошлет шестерых бойцов с носилками – меняя друг друга, они мигом доставят оператора к местному лазарету. Заодно прихватят и журналистку с двумя молодыми контрактниками. А уж отделавшись от обузы, он с тремя натренированными бойцами быстренько наверстает упущенное время.