Рощина Наталия. В двух шагах от рая

   — Это Терминатор просто. Только вместо: «Я еще вернусь» — дурацкая улыбка до ушей, — сказала ему вслед Щеголева, чем вызвала приступ смеха у Нади. — Что я такого смешного сказала?
   — Перестань злиться. В этом состоянии ты никогда не сможешь реально оценить ситуацию. Злость отбрасываем, раздражение и предубеждение тоже — к черту! — Андреева достала сигарету.
   — Ты же говорила, что бросаешь? — нашла повод придраться Юлия. Ее вдруг захватила злость и раздражение на весь мир.
   — Бросаю, ты права. Вот смотри, не табак, а бумагу курю, практически. «R1» называется. Это мне мой Андреев подсунул, — пододвигая пачку поближе к Юлии, начала оправдываться Надя, но вдруг вспылила: — И при чем тут мои сигареты к тому, что у тебя на душе сто кошек нагадило?
   — Если бы сто! — простонала Юлия. Даже через загар стало видно, что ее бросило в краску.
   — Тогда дело серьезнее, чем я предполагала, — глубоко затянувшись, произнесла Надежда.
   — Представляешь, я даже не знаю, как это получилось… Короче, у нас была постель, — выдохнула Юлия и опустила глаза, как будто сказала что-то невероятно постыдное, что роняло ее в глазах подруги.
   — Как ты это интересно назвала, — медленно выговаривая слова, заметила Андреева. — Не «мы занимались любовью» или «мы занимались сексом». Постель, говоришь? Ну, и что из этого? Что ты зарделась, как выпускница Смольного?
   — А то, что я не испытала ничего, ровным счетом ничего.
   — Извини, Юль, но не у тебя одной такие проблемы. Порой даже неловко за себя делается и начинаешь изображать небывалый прилив эмоций, — Надя утвердительно кивнула. — Мужики — они в этом плане самовлюбленные павлины. Они и не подозревают, как их обманывают день за днем, год за годом. Ты знаешь, я иногда спрашиваю себя: ради чего мы так пыжимся?
   В этот момент улыбчивый официант принес на небольшом подносе крем и напитки. Он быстро составил все на стол, добавив к заказу многозначительный взгляд, адресованный Юлии. Она вздохнула и, поглядывая на Андрееву, достала из сумочки деньги.
   — Возьмите, молодой человек, — делая ударение на слове «молодой», сказала Щеголева.
   — Приятного аппетита, — ответил он и немедленно удалился к соседнему столику, где расположились новые посетители.
   — Черт возьми, этот мальчишка заглядывал мне за пазуху, только не облизывался! — не выдержала Щеголева.
   — Аппетитная пазуха — сама виновата! — поглощая любимый десерт, ответила Надежда.
   Юлия уничтожающе посмотрела на нее, но в следующее мгновение обе смеялись до слез. Андреева всегда умела развеять ее мрачное, ворчливо-недовольное всем и вся настроение.
   — Надюха, ты хоть понимаешь, о чем я тебе сказала? — возвращаясь к прерванному разговору, спросила Юлия.
   — Ты переспала с бывшим мужем и не испытала ничего, кроме разочарования. Ты поняла, что не сможешь начать все сначала. То ли тень женщины, которая недавно доставляла ему удовольствие, мешает тебе, то ли что-то еще — ты не разобралась. Очевидно, что Щеголев — прошедший этап. Теперь тебе ужасно неудобно перед ним, так как он уверен, что у вас все на грани примирения. А еще тебя, праведницу, мучает совесть. Она вопрошает тебя, несчастную, а не является ли это изменой по отношению к Рогозину. Права я?
   — Ты разложила все мои проблемы, как игральные карты в пасьянсе, — Щеголева отпила кока-колы. Помешала трубочкой лед в высоком стакане. Льдинки бились о его тонкие стенки, издавая приятный звук. — Я поняла, что Щеголев — прошлое. И мне стало страшно.
   Надя перестала есть и внимательно посмотрела на подругу. Ее повлажневшие глаза говорили о том, что она не думает ничего преувеличивать.
   — Понимаешь, все это время я думала, что мне не хватает его. Как же я страдала, Наденька… А теперь, когда одна моя фраза может все решить, я чувствую, что Лев мне больше не нужен. Мне страшно потому, что я смогу перешагнуть через долгие двадцать лет, которые мы были вместе. Стоп!
   На лице Юлии вдруг застыло выражение, которое означало «эврика»! Словно она пришла к сногсшибательному открытию. Она стала качать головой, прижала ладонь к губам, все время продолжая смотреть на Надю широко открытыми глазами. Андреева испуганно замерла, наблюдая за подругой. А она вдруг улыбнулась, и черты лица ее разгладились, теряя противоестественную остроту. Юля поняла, что с ней происходит. Она теперь точно знала, что побывала на месте Льва. Сейчас она тоже была готова навсегда порвать с прошлым, вступая в новую жизнь. Она была готова забыть все хорошее, что связывало ее с бывшим мужем. Щеголева снова держала в руках ключ от запретной комнаты. Она вставила его в замок и провернула. Вот-вот дверь откроется — наказание, будущее не пугало Юлию. В душе она не нашла и намека на раскаяние. И в этот момент она точно утвердилась в одном своем решении — назад хода нет.
   — Нельзя прощать и оставаться вместе ради прошлого. Это обречено… Щеголев не стал чужим настолько, чтобы я вычеркнула его из своей жизни. Нас навсегда связывает Наташа. Я не против, не собираюсь забывать об этом. Но в моей новой жизни ему больше не достанется место мужа. Я могу общаться с ним, сочувствовать его проблемам, даже в гости согласна звать, но не больше, понимаешь? — Юлия снова заговорила громким шепотом, слегка подавшись вперед. Она бессознательно сокращала расстояние между собой и Надей, словно так подруге было бы легче понять, что у нее на душе.
   — Значит, проблемы нет. Что ты распереживалась? — спокойно заметила Надя и повела бровями. — Ты радоваться должна, ведь все становится на свои места. Осталось выяснить последнее: что о Рогозине?
   Юлия откинулась на высокую плетеную спинку стула и развела руками. Она не произнесла ни слова в ответ, и Андреева терпеливо ждала. Наконец Щеголева сказала:
   — Я не верю ему! Не верю, и все тут.
   — Вы встречаетесь?
   — Я прихожу к нему в салон раз в месяц. Он колдует с моими волосами и держится так, как будто в его жизни все в полном порядке. Он подтянут, красив, спокоен, полон шуток. Он не пытается напроситься в гости, хотя сам позволяет себе приглашать меня провести время.
   — Ты отказываешься? — поинтересовалась Надя.
   — Да. Свиданий я ему не обещала. Мы ведь договорились, что я думаю, а он ждет… Он регулярно звонит. Мы разговариваем как старые знакомые, но это пустые разговоры. Я ведь прекрасно понимаю, что ни одна тема его не занимает. Может быть, у него есть кто-то, а со мной он не порвал окончательно просто ради принципа.
   — О чем ты говоришь? — возмутилась Надежда. — Человек влюблен!
   — Да я поверить не могу, что он испытывает ко мне серьезное чувство.
   — Интересно, что бы помогло тебе в этом убедиться? Его попытка суицида, алкогольный запой? Обычно так ведут себя слабаки. Ты ждешь от него этого?
   — Нет, что ты! Совсем нет. Он такой молодой, красивый, удачливый. Ну зачем ему сорокалетняя переводчица с массой комплексов? Я боюсь, что он остыл… — ответила Юлия и прижала ладонь к дрожащим губам. Справляясь с волнением, она залпом выпила кока-колу. — Понимаешь, я не боюсь остаться у разбитого корыта. Полгода — срок проверки. Я так решила. И знаешь почему? Я заметила, что все важные события обычно успевают уложиться в этот временной промежуток.
   — Хорошо. Я так поняла, что раньше конца сентября ты не перестанешь мучиться сама и изводить Рогозина?
   — А что ты предлагаешь позвонить ему прямо сегодня и сказать, что я переспала с мужем и поняла, что он был прав? — устало спросила Юлия. Она вдруг как-то обмякла, как бы тяготясь затеянным разговором.
   — В чем он оказался прав?
   — Он мне сразу сказал, что со Щеголевым ничего не получится. Он сказал, что единения не будет, что измена не проходит бесследно. Он не ошибся. Он вообще ведет себя так, будто он прожил не одну жизнь и ему давно все известно. Иногда я вижу в его глазах только пустоту — эти глаза ничего не ждут, не замечают. Но чаще он смотрит, и от его взгляда только что не загорается все вокруг! — Юлия теперь говорила достаточно громко, отчаянно жестикулировала, привлекая внимание сидящих за соседними столиками, но Надя не останавливала ее. Этого не пришлось делать и потому, что Щеголева неожиданно замолчала и умоляюще посмотрела на подругу. — Что мне делать? На мою голову валится одна проблема за другой. О чем я вообще думаю? Вот-вот уедут дети — считанные дни остались. И я словно смирилась… Со Щеголевым предстоит неприятный разговор — почти готова к нему. А с Димой… Знаешь, даже говорить страшно, но сейчас самое для меня важное — к чему мы с ним придем.
   — Слава богу! — молитвенно сложила руки Андреева. — Ты вспомнила о себе! Не прошли и мои слова мимо! Дети уедут, Щеголев будет жить своей жизнью, а что останется тебе, если ты своими руками разрушишь свою попытку обрести счастье. Это дорога в ад, милая.
   — Какие громкие слова: ад, рай… — Щеголева мечтательно прищурилась. — Лев как-то сказал, что со мной он был в двух шагах от рая. Эта фраза запала мне в душу. Наверное, это и было счастье, только мы его не сберегли, растеряли.
   — Рай на земле — это когда здесь ты живешь в согласии со своим внутренним миром, а, уходя в иной, не боишься предстать перед судом, не краснея ни за один поступок, желание, мысль…
   — Тогда это невозможно, невозможно. Каждый когда-нибудь ошибался, поступал против воли, лгал, — Юлия отодвинула от себя десерт, к которому едва притронулась. — Мне рай точно не грозит, а быть от него в двух шагах — все равно не то. Слова, одни слова.
   — Щеголева, ты созрела для того, чтобы начать новую жизнь, так перестань же ныть!
   — Со мной что-то явно не так. Я потеряла способность принимать решение.
   — Для этого мы и встретились, подружка, — Надя слегка прижала руку Юлии, заставляя ее перестать нервно перебирать пальцами. — Давай так. Ты пару дней поживи с сознанием всего, что творится у тебя в душе. Там бардак, но, если к нему прислушаться, можно найти что-то рациональное. А к Рогозину тебе все равно надо идти — вон как заросла. Это будет повод. Ты увидишь его и поймешь, что делать дальше: оттолкнуть или приблизить. Он ждет только твоего тихого, робкого «да». Не нужно ждать полгода. Чушь — все твои наблюдения на этот счет! Отбрось все свои сомнения. Щеголев — оторванный листок календаря. Ты поняла это?
   — Да.
   — Господи, Юлька, ты такая красивая! Кому же, как не тебе, получить самую большую дозу бабьего счастья!
   Юлия улыбнулась — ей было приятно слышать это. Правда, Надя регулярно обращалась к этой теме, подбадривая подругу, вселяя в нее уверенность. Иногда это напоминало сеансы гипнотизера, который вводит в транс. И сейчас слова Андреевой расслабили и на какое-то время сделали проблемы Юлии размытыми, лишенными остроты. Ей даже стало совестно, что она выдернула подругу из дома, нагружала ее своими, может быть, надуманными страстями. Она оправдывала собственную растерянность и желание поддержки тем, что никогда прежде не попадала в такую ситуацию. У нее все было предельно ясно в той жизни: семья, работа, забота о близких. А сейчас даже мама говорит, что ей нужно начать все с начала. Дочь будет далеко, она выросла и сама стала матерью. Все изменилось, а смириться с этим Щеголевой никак не удается. И с тем, что совсем скоро ей не удастся проявлять заботу и внимание — между ними будет океан; и с тем, что не получилось снова обрести покой со Львом. И с Рогозиным все постепенно уходит в слова, страх снова ошибиться. Она так боялась сделать не тот шаг сейчас, когда все зависит только от нее.
   — Знаешь, Надя, я позвоню ему, — тихо сказала Юлия.
   — Я могу хоть сейчас дать тебе мобилку, — Надя, боясь, чтобы Щеголева не передумала, быстро достала из сумочки телефон. — Держи.
   — Откуда? — удивилась Юлия.
   — Благоверный недавно презентовал по случаю. Теперь он всегда в курсе, где я нахожусь. Своеобразный невидимый поводок, очень современно замаскированный под удобство в общении.
   Юлия знала, что Саша всегда отличался тем, что ревновал Надю и совершенно беспочвенно. Похоже, что с годами Надежда стала относиться к этому с юмором. Она теперь огорчалась только от того, что ее совесть была действительно чиста:
   — Сколько лет в роли Дездемоны, — любила повторять она. — Только Андреев, слава богу, не мавр. Европейское происхождение не дает ему со мной покончить раз и навсегда. Большее удовольствие ему доставляет годами мучиться самому и изводить меня.
   Юля усмехнулась, взяв в руки маленькое чудо современной связи. Сева давно пользуется им — перед рождением Андрюши он купил его, чтобы Наташа в любой момент могла его найти. Любая диковинка со временем становится просто вещью, приносящей удобства. Щеголева неуверенно нажала кнопку включения и взглянула на Надежду.
   — Мне как раз нужно вымыть руки, — сказала она, поднимаясь из-за стола. Она расценила взгляд подруги, как просьбу оставить ее одну. Андреева была человеком воспитанным и деликатным, так что и сама собиралась покинуть подругу на некоторое время. — Я скрестила пальцы на удачу.
   Юлия осталась наедине со своими мыслями. Она перестала замечать все, что происходило вокруг. Глядя на кнопки набора номера, Щеголева представляла, что через несколько секунд услышит голос Дмитрия. Это невероятно волновало ее, путало мысли. Она должна четко сформулировать первые фразы. Произнести их легко и непринужденно, а потом разговор или пойдет сам по себе или оборвется. Юлия боялась загадывать. Она почувствовала, что даже ладони ее стали влажными от волнения, чего раньше за собой никогда не замечала. Дрожащим пальцем Щеголева набрала номер салона.
   К телефону его пригласила Леночка. Ее нежный тембр голоса Юлия уже хорошо знала. Несколько дополнительных секунд ожидания показались Щеголевой бесконечными.
   — Слушаю вас, — раздался голос Рогозина. И как Юлия ни настраивалась, ощутила разрушительную волну трепета, пронесшуюся в душе. — Алло!
   Пауза затягивалась, Юлия была готова заплакать. Она потеряла остатки уверенности и боялась, что с первыми словами слезы польются бесконтрольно.
   — Алло! — голос Дмитрия изменился. В нем мелькнуло что-то близкое, трогательное.
   — Здравствуй, Митя, это я, — наконец, выдавила из себя Юлия.
   — Здравствуй, — тихо ответил он и замолчал, ожидая продолжения.
   — Ты запишешь меня в свою бесконечную очередь?
   — Конечно. Даже могу принять тебя вне нее, — улыбнулся Рогозин. Он разочарованно хмыкнул. Сперва ему показалось, что она звонит по какому-то очень важному поводу. Слишком взволнованно звучал ее голос. Значит, ошибся — всего лишь желание привести себя в порядок.
   — Было бы замечательно, — закрыв глаза, продолжала Юлия. — Назначай время. Хотя, честно говоря, мне понравилось быть твоей последней клиенткой. Тогда я могла бы рассчитывать на продолжение.
   — Продолжение? — сердце Дмитрия оборвалось и упало куда-то в бездну.
   — Да, я намекаю на третье свидание. Ты еще не против? — Юлия сказала все. Он должен понять, что время его ожидания подошло к концу. Осталось узнать главное — нужно ли Рогозину то, что она уже готова предложить ему.
   — Ты снова играешь?
   — Нет, я серьезно.
   — Значит, твоя проверка закончилась?
   — Да, — Юлия ответила так тихо, что сама не понимала, произносит она слова или ей это только кажется. Единственное, в чем она была уверена: страх оказаться обманутой постепенно рассеивался, как утренний туман. Она уже не боялась панически, что любовь Рогозина к матери и к ней — что-то похожее. В конце концов, если только материнские чувства остались у него в памяти, как проявление наивысшей формы любви — значит, она, Юлия, будет первой женщиной, которая подарит ему чистую любовь без фальши.
   — Ты приняла окончательное решение?
   — Да.
   — Тогда давай сразу к главному. Твой ответ поможет мне понять, что ты действительно все решила. Ты выйдешь за меня замуж? — Рогозин сам не ожидал, что именно сейчас задаст этот вопрос. Он столько раз проигрывал в голове ситуацию, когда снова позволит себе спросить об этом. Вопрос волновал его больше чего-либо на свете. Перед его нерешенностью отступали на дальний план успехи в работе, материальное благополучие, все, что происходит в мире вообще. Рогозин ничего не боялся потерять. Он боялся так и не обрести покоя, если все-таки она скажет «нет». Но он услышал совершенно противоположное и почувствовал, как ватные ноги перестали держать его на ногах.
   — Да, Митя. Да, я выйду за тебя.
   — Где ты? — опустившись в пустое рабочее кресло, спросил Рогозин.
   — Я в кафе.
   — Хочешь, я приеду прямо сейчас?
   — А как же работа? Не нужно, я сама подъеду.
   Скажи, когда ты освобождаешься? — спросила Юлия. Она едва сдерживала губы, которые расплывались в улыбке. К тому же на горизонте показалась Андреева. Она приближалась, пристально глядя на подругу. Лицо ее было напряжено, но через несколько мгновений расслабилось — она поняла, что у Щеголевой порядок.
   — Приезжай прямо сейчас. Хорошо? — Рогозин . боялся отпускать ее куда-то. Он едва сдерживался, чтобы не сорваться с места и помчаться ей навстречу.
   — Договорились.
   — Я люблю тебя, — прошептал он, прикрывая трубку ладонью. Он сделал это не потому, что стыдился своих слов. Просто они предназначались только для Юлии, он хотел, чтобы она почувствовала это.
   — И я тебя, — выдохнула Щеголева и отключила телефон.
   Андреева снова заняла место напротив, достала из высокого стакана салфетку, чтобы вытереть мелкие капельки пота на лбу. Она уже не понимала, то ли ей было жарко, то ли бросало в жар от волнения.
   — Надя, а ты будешь свидетельницей на моей свадьбе? — спросила Щеголева.
   В ответ Надежда только кивнула, прижала ладонь к дрожащим губам. Она поняла, что сейчас разревется, а это было бы так некстати. Юлия улыбнулась, протянула руки через стол, и подруга мгновенно взяла их в свои. Так они сидели и думали каждая о своем. Надежда была чрезвычайно рада тому, как все складывалось. Она не преставала верить в то, что смогла помочь подруге найти правильное решение, а Щеголева улыбалась, чувствуя, как на душе стало спокойно и легко. Словно стряхнула с себя непосильный груз. Все мысли ее крутились вокруг одного — она будет счастлива. Она не может ошибаться. Одиночество никогда больше не будет стоять у ее порога. Любовь и счастье высоким забором оградят ее от его посягательств. Начинается новый этап, в котором рядом будет любимый, верный, нежданный. Это как подарок, к которому ты был не готов и боялся взять его в руки. А когда созрел — сможешь оценить его по самой высокой шкале. Юлия была уверена, что в ее жизни больше нет полос. Вся она теперь сплошное поле бесконечной радости, внутренней гармонии. Щеголевой даже показалось, что произошло какое-то раздвоение ее сознания. Может быть, ничего не происходит? Может быть, это ее усталое воображение решило жестоко подшутить? Но глядя на взволнованное лицо Нади, Юлия улыбнулась — все было наяву, абсолютно точно — наяву.
   Юлия никогда не думала, что в ней еще столько кипучей энергии. Она проснулась в ней и вырвалась, как из долгое время спящего вулкана вдруг начинает извергаться раскаленная лава. Только лава обладает силой разрушительной, смертоносной, а у Юлии это был сильнейший созидательный поток. Он бурлил, увлекая за собой все, что требовало решения. Быть может, этому способствовал Рогозин — его любовь омолодила Юлию. Это было необыкновенно. Она снова чувствовала себя окрыленной. Забытое, волнующее состояние, когда тебе все по плечу. Щеголева занималась сама и контролировала несколько важных дел одновременно: продажу и обмен квартир, подготовку детей к отъезду. Кроме того, оставалась непосредственная работа в агентстве и розовый период личной жизни с Рогозиным. На все у Юлии хватало времени и сил. Она просто знала, что впереди ее ждет счастливая жизнь, и старалась, как могла, приблизить этот момент.
   Конечно, был и тяжелый разговор со Щеголевым. Он никак не хотел понимать, что все кончено, и теперь навсегда. Он не мог смириться с тем, что снова теряет Юлию именно тогда, когда все, по его мнению, потихоньку налаживалось. Порывая с бывшим мужем окончательно, Юлия старалась быть деликатной. Она понимала, что с ее стороны было опрометчиво согласиться на ту единственную за долгое время близость. Это была непростительная ошибка. Получалось, что она протянула руку человеку, идущему по краю, а потом выдернула ее в тот самый момент, когда он наиболее уязвим. Юлия корила себя, но иначе поступить не могла. Ее уже не интересовало состояние Щеголева после того, как он окажется один на один с фактом полного разрыва. Он мог поступать, как угодно — для нее все было решено, и ничто не могло изменить принятого ею решения.
   Еще Юлия была непреклонна в отношении квартиры.
   — Я не останусь здесь, — твердо сказала она Льву в их последний разговор. — Если хочешь, переезжай сюда хоть сегодня. Вот ключи.
   — Значит, ты живешь у него. — не глядя на нее, обреченно произнес Щеголев.
   — Да. Я недавно переехала.
   — Мне тоже не нужны эти ключи.
   — Тогда остается найти квартире нового хозяина, — предложила Юлия.
   — Продавай, меняй, делай, что хочешь.
   — Наташа с Севой оставляют здесь свою квартиру. Они перестраховываются на всякий случай. Так что им наши хоромы тоже ни к чему, — заметила Юлия.
   — Повторяю, мне все равно.
   — Я займусь продажей квартиры, мебели, всего, а тебе потом отдам половину вырученных денег.
   — Оставь себе все, — отмахнулся Щеголев. Потом поднял на нее свои черные глаза: — Как ты можешь сейчас думать о деньгах? Что с тобой Юля?
   — Ничего. Запоздалое решение вопроса интеллигентного раздела имущества.
   — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Щеголев. — Счастья тебе.
   — И тебе. Жизнь не заканчивается. Если даже я поняла это, то тебе — сам бог велел.
   — Я постараюсь.
   Юлии было искренне жаль его, но она отгоняла от себя это чувство. Она не должна была позволять своим эмоциям снова спутать все карты. Ее жизненный пасьянс только начал складываться ход за ходом. Она не должна останавливаться. И чтобы поменьше думать о Щеголеве, Юлия переключилась на предотъездные хлопоты детей. Их было немало. Пока Наташа с Севой занимались массой мелочей, накопившихся и требующих решения, она взяла на себя заботы об Андрюше. Она приезжала к ним в любое время: отпрашивалась с работы, брала дни за свой счет. Рогозин, понимая ее состояние, просил только об одном, чтобы он знал, где ее искать. Чтобы он понапрасну не обрывал телефон агентства, своей квартиры.
   Время летело. Вскоре была названа точная дата отъезда. Билеты были куплены на двадцать восьмое августа. Ровно через два месяца Андрюше исполнится годик. Почему-то в этой ситуации Юлию больше всего огорчало то, что в этот день она не возьмет внука на руки, не обнимет, не поцелует. Дни сменяли друг друга, и оставалось так мало времени на общение. Юлия иногда прислушивалась к себе — сердце больше не болело от мысли о разлуке. Оно просто начинало стучать чуть быстрее, заставляя кровь разносить по всему телу состояние предопределенности. Все известно на несколько шагов вперед и нужно только не сбиться с пути. Юлия решила пойти по самому верному — раз ничего изменить нельзя, значит, с этим просто нужно смириться.
   Щеголевой пришлось пойти еще на один серьезный разговор — с дочерью. Приехав к ней, Юлия долго играла с Андрюшей, слушала рассказы Наташи о том, как малыш меняется с каждым днем. Все-таки девять месяцев человечку — это уже не мало! Юлия ловила себя на мысли, что не так внимательно и восторженно, как обычно, реагирует на услышанное. В конце концов, и Наташа обратила на это внимание.
   — Мам, у тебя все в порядке? — обеспокоено спросила она.
   Тогда Щеголева поняла, что дочь помогла ей начать разговор, ради которого она приехала сегодня. Можно было отложить его еще на какое-то время, но Юлия хотела, чтобы самые близкие знали о ее решении. Родители Юлии были посвящены вчера. Они по-стариковски взволнованно разохались, взывая к ее разуму. Но после первого шока мама сказала, что они принимают ее выбор и надеются, что она будет счастлива.
   — Для нас только это важно, доченька, — мягко сказала мама, а отец молча кивнул в знак согласия. Юлия почувствовала прилив нежности и благодарности. Эти два человека до сих пор дарили ей возможность ощущать себя ребенком, маленькой девочкой, которая может всегда прийти к своим любящим родителям. Это чувство дарило ничем не заменимое спокойствие и защищенность. И в сорок лет хочется побыть ребенком, знать, что мамины руки нежно коснутся и обнимут, а отец без слов трепетно остановит на тебе свой взгляд.
   — Так что же с тобой такое? — повторила Наташа свой вопрос, когда увидела, что мама словно витает в облаках.
   — Есть о чем задуматься, девочка моя, — начала Юлия…
   Наташа спокойно отнеслась к тому, что мама решила снова выйти замуж. Юлия не могла не сказать, что со Щеголевым она обязательно будет поддерживать дружеские отношения.
   — Он всегда останется для меня твоим отцом, а значит не последним человеком в моей жизни. Но Рогозин — это что-то сказочное. Я так чувствовала себя только в детстве, когда ложилась спать и представляла себя принцессой, живущей в облаках. Моя уютная кровать стояла на одном из них, и я всегда знала, что защищена ото всех бед. Я была безотчетно счастлива. Сейчас я ощущаю себя так же, только мне не нужно фантазировать. Дмитрий и я шагаем по этим облакам, и он несет меня на руках… Все настолько нереально, что кажется сном.