Эланна не привыкла к сарказмам Джонаса и тотчас же поняла, насколько звонок бывшей свекрови выбил его из колеи.
– Мне жаль, что Элизабет помешала нам.
– С этим я могу справиться. – Его обычно бархатный голос теперь звучал резко, будто скрип шин по гравийной дороге. – Так почему бы тебе не перейти от уверток к сути? Смелей, дорогая, выкладывай.
Она встала, мучительно подбирая слова и боясь, как бы не подвел голос.
– Джонас, тебе нельзя ехать домой вместе со мной.
– Почему нельзя? – От его сузившихся глаз веяло таким холодом, какого она никогда прежде в нем не замечала. – Разве мне обязательно спрашивать разрешения?
– Это не то, что ты думаешь, – запротестовала она, наклонясь, чтобы подобрать свой упавший на пол жакет. Вид нежной, как сливки, груди моментально переключил его внимание. Желание. Злость. Страх. Ему и раньше были знакомы эти чувства, но никогда они не терзали его одновременно. И будь он проклят, если ему это понравилось.
Эланну же неприятно поразило упрямство, которого она раньше за Джонасом не замечала. Он всегда казался ей самым уравновешенным, самым легким человеком, какого она встречала в жизни.
– Почему ты даже не пытаешься понять?
– Помоги мне. – Джонас скрестил на груди руки.
– Хорошо. После завтрашней церемонии в Розовом саду Митч вернется домой в Сан-Франциско.
– Так я и предполагал. Ладно. И ты хочешь, чтобы на обратном пути я сделал вид, будто мы незнакомы друг с другом?
– Дело даже еще сложнее.
– Почему бы тебе не удивить меня?
– Джонас... – Ей был невыносим его резкий тон, холодность и отчуждение.
– Перестань ходить вокруг да около, Эланна. Просто скажи, какую еще пакость придумали ты и Элизабет.
– Митч собирается остановиться в нашем доме.
– НАШЕМ – в смысле твоем и моем? Или НАШЕМ – твоем и Митча?
Да, он имеет право так ставить вопрос. Она встретила Джонаса на следующий же день после того, как купила дом. Вместе они планировали каждую деталь обновления. Хотя бы поэтому оба могут наравне считать его своим. Подавленная колкостью и неприязнью, прозвучавшими в его словах, она подошла к столу возле двери, где оставила ключ от номера.
– Ты сам знаешь ответ на этот вопрос. Он старался скрыть страх и отчаяние, и оттого слова его прозвучали особенно резко:
– Я привык думать, что знаю ответ. Но это было прежде, пока твой муж не вернулся с того света.
– Бывший муж, – тихо поправила его Эланна.
– Это знаю я. И это знаешь ты, – возразил он, тремя длинными шагами сокращая расстояние между ними. – Но когда, черт возьми, он узнает, что ты больше не миссис Митчелл Кентрелл?
Он ловко загнал ее в ловушку между собой и столом. Эланна почти физически ощущала его напор, хотя их тела не соприкасались. После прошлой ночи ее не удивляло, как могло бы изумить прежде, что он может быть таким же буйным, как и нежным.
– Я скоро скажу ему, – пообещала она. – Как только он выздоровеет. Но пока мне нужно, чтобы ты улетел раньше и забрал из дома все свои вещи. – Она выпалила это с отчаянной решимостью, устав подыскивать щадящие слова. И, тотчас же виновато сникнув, обхватила ладонями его хмурое лицо. – Ты всегда был такой чуткий, Джонас. Такой терпеливый. Дай мне еще немного времени, ну пожалуйста!
Проклятие, Джонас не ощущал в себе ни капли чуткости. Или терпения. Глухая ярость переполняла его, когда он впился в ее губы.
От его неистовых поцелуев у нее закружилась голова. Колени подгибались, и она вцепилась ему в плечи, не сопротивляясь охватившему пламени. Но он внезапно отпустил ее. Все еще дрожа, она не отрывала от него растерянного взгляда, и эта растерянность еще больше оттеняла откровенное желание, которое отражалось в зеленых, как море, глазах.
– Я хочу, чтобы ты запомнила, какое оно, наше чувство друг к другу. Что мы испытали. Вместе. – Неутоленная страсть бурлила в нем, он порывисто просунул руку под жакет и стал ласкать сквозь тонкие шелковые кружева ее нежную грудь.
Но не успела она ответить ни словом, ни жестом, как он отпрянул от нее и открыл дверь.
– А теперь, Эланна, лучше иди. А то я дам волю примитивному инстинкту и привяжу тебя к своей кровати, где, как мы оба знаем, тебе и полагается быть.
Выпроводив Эланну в холл, он решительно закрыл дверь, оставив ее в одиночестве, ошеломленную и томимую желанием.
Глава 7
– Мне жаль, что Элизабет помешала нам.
– С этим я могу справиться. – Его обычно бархатный голос теперь звучал резко, будто скрип шин по гравийной дороге. – Так почему бы тебе не перейти от уверток к сути? Смелей, дорогая, выкладывай.
Она встала, мучительно подбирая слова и боясь, как бы не подвел голос.
– Джонас, тебе нельзя ехать домой вместе со мной.
– Почему нельзя? – От его сузившихся глаз веяло таким холодом, какого она никогда прежде в нем не замечала. – Разве мне обязательно спрашивать разрешения?
– Это не то, что ты думаешь, – запротестовала она, наклонясь, чтобы подобрать свой упавший на пол жакет. Вид нежной, как сливки, груди моментально переключил его внимание. Желание. Злость. Страх. Ему и раньше были знакомы эти чувства, но никогда они не терзали его одновременно. И будь он проклят, если ему это понравилось.
Эланну же неприятно поразило упрямство, которого она раньше за Джонасом не замечала. Он всегда казался ей самым уравновешенным, самым легким человеком, какого она встречала в жизни.
– Почему ты даже не пытаешься понять?
– Помоги мне. – Джонас скрестил на груди руки.
– Хорошо. После завтрашней церемонии в Розовом саду Митч вернется домой в Сан-Франциско.
– Так я и предполагал. Ладно. И ты хочешь, чтобы на обратном пути я сделал вид, будто мы незнакомы друг с другом?
– Дело даже еще сложнее.
– Почему бы тебе не удивить меня?
– Джонас... – Ей был невыносим его резкий тон, холодность и отчуждение.
– Перестань ходить вокруг да около, Эланна. Просто скажи, какую еще пакость придумали ты и Элизабет.
– Митч собирается остановиться в нашем доме.
– НАШЕМ – в смысле твоем и моем? Или НАШЕМ – твоем и Митча?
Да, он имеет право так ставить вопрос. Она встретила Джонаса на следующий же день после того, как купила дом. Вместе они планировали каждую деталь обновления. Хотя бы поэтому оба могут наравне считать его своим. Подавленная колкостью и неприязнью, прозвучавшими в его словах, она подошла к столу возле двери, где оставила ключ от номера.
– Ты сам знаешь ответ на этот вопрос. Он старался скрыть страх и отчаяние, и оттого слова его прозвучали особенно резко:
– Я привык думать, что знаю ответ. Но это было прежде, пока твой муж не вернулся с того света.
– Бывший муж, – тихо поправила его Эланна.
– Это знаю я. И это знаешь ты, – возразил он, тремя длинными шагами сокращая расстояние между ними. – Но когда, черт возьми, он узнает, что ты больше не миссис Митчелл Кентрелл?
Он ловко загнал ее в ловушку между собой и столом. Эланна почти физически ощущала его напор, хотя их тела не соприкасались. После прошлой ночи ее не удивляло, как могло бы изумить прежде, что он может быть таким же буйным, как и нежным.
– Я скоро скажу ему, – пообещала она. – Как только он выздоровеет. Но пока мне нужно, чтобы ты улетел раньше и забрал из дома все свои вещи. – Она выпалила это с отчаянной решимостью, устав подыскивать щадящие слова. И, тотчас же виновато сникнув, обхватила ладонями его хмурое лицо. – Ты всегда был такой чуткий, Джонас. Такой терпеливый. Дай мне еще немного времени, ну пожалуйста!
Проклятие, Джонас не ощущал в себе ни капли чуткости. Или терпения. Глухая ярость переполняла его, когда он впился в ее губы.
От его неистовых поцелуев у нее закружилась голова. Колени подгибались, и она вцепилась ему в плечи, не сопротивляясь охватившему пламени. Но он внезапно отпустил ее. Все еще дрожа, она не отрывала от него растерянного взгляда, и эта растерянность еще больше оттеняла откровенное желание, которое отражалось в зеленых, как море, глазах.
– Я хочу, чтобы ты запомнила, какое оно, наше чувство друг к другу. Что мы испытали. Вместе. – Неутоленная страсть бурлила в нем, он порывисто просунул руку под жакет и стал ласкать сквозь тонкие шелковые кружева ее нежную грудь.
Но не успела она ответить ни словом, ни жестом, как он отпрянул от нее и открыл дверь.
– А теперь, Эланна, лучше иди. А то я дам волю примитивному инстинкту и привяжу тебя к своей кровати, где, как мы оба знаем, тебе и полагается быть.
Выпроводив Эланну в холл, он решительно закрыл дверь, оставив ее в одиночестве, ошеломленную и томимую желанием.
Глава 7
Дело оказалось гораздо более тягостным, чем представлялось. Джонас понимал, что ему будет нелегко забирать свои вещи из дома Эланны. Но даже вообразить себе не мог того смятения, которое нахлынуло на него, когда он вошел в залитую солнцем спальню.
Здесь, в этой комнате, Эланна наконец-то раскрылась перед ним, дала волю романтической стороне своей натуры, свободному проявлению чувств. Утренний туман растаял, и сквозь кружевные занавеси солнце заливало спальню, наполняя ее теплыми маслянистыми бликами. Кружева, обрамлявшие железную кровать, белоснежно пенились вместе с рюшами наволочек. Кровать была центром сцены и возбуждала чувственные воспоминания, почти гнетущие, если вспомнить причину, которая его сюда привела.
Джонаса потрясла собственная сентиментальность, и он посчитал ее своим поражением. К счастью, время подгоняло, и он быстро принялся за дело. Наугад открывал ящики комода, вытаскивал белье и свитеры и небрежно засовывал в дорожную сумку, захваченную с собой. Ну вот, теперь на очереди шкаф. Глазам открылась кружевная масса свадебного платья Эланны, и его окатила волна горечи. Гм... платье лучше не трогать. Пусть висит на месте. В конце концов, ведь она просила забрать из дома только его вещи. О платье речи не было – очевидно, просто забыла. Мысль об этом расстроила его еще больше, чем причина, заставившая приехать сюда. Если она могла так легко забыть о свадебном наряде, не забудет ли так же легко о нем? И о том, что они вместе пережили?
– Не будь идиотом, – проворчал он, разглядывая себя в зеркале, оплетенном белой рамой и висевшем над таким же плетеным туалетным столиком, в окружении белых свечей, щеток с серебряными ручками и коллекции хрустальных флаконов с духами. – Она забыла о платье потому, что была слишком подавлена. Не ищи никаких других причин. – Взяв синий, как полночь, флакон с пульверизатором, он нажал на позолоченный шар. И когда возбуждающий, такой знакомый аромат вызвал вдруг жжение в чреслах, тихо выругался.
Ну нет, он не сдастся, поклялся себе Джонас, доставая из шкафа свои вещи. Терять ее он не намерен, несмотря на все его сочувствие Митчу Кентреллу, пережившему пятилетний кошмар. Если парню чудом удалось спастись, это вовсе не значит, что он может подобрать свою жизнь – и свою жену – на том же месте, где пять лет назад обронил их. Теперь Эланна принадлежит Джонасу. И будь он проклят, если отдаст ее без борьбы.
Сложив собранные вещи, Джонас остановился на пороге спальни и окинул ее долгим прощальным взглядом. Предательское воображение тут же нарисовало картину, как Эланна и Митч проводят на этом кружевном ложе беззаботное воскресное утро. Джонас вздрогнул. В кровати, которую он и Эланна покупали вместе.
И тут ему пришла в голову неожиданная идея. Он понимал, что его трюк может привести Эланну в ярость и бросить в объятия Митча. Но черт возьми, решил Джонас, ставя на пол сумку и закатывая рукава, дело стоит риска.
И кроме того, напомнил он себе, в любви и на войне все средства хороши.
Следующая неделя пролетела как во сне. Хотя это еще не означало, что в будущем, если появится такое желание, Эланна не смогла бы восстановить в памяти все детали. Ведь не так часто простому смертному выпадает возможность своими глазами увидеть президента. Но бессонные ночи и тревога так затуманили ее разум, что вряд ли она отвечала как полагается на теплые слова главы государства.
Несмотря на возражения Митча, церемония в Розовом саду была отложена на неделю, поскольку после первой ночи в клинике болезненные симптомы у него усилились. После тщательного обследования врачи пришли к выводу, что его состояние вызвано всего лишь общим истощением организма. Церемонию перенесли, а после нее Митчу разрешили вернуться домой в Сан-Франциско.
От лекарства, прописанного врачом, он выключился и всю дорогу проспал. А Эланна оказалась полностью предоставлена своим мучительным мыслям. Элизабет, сидевшая через проход от сына, вроде была так же не склонна к разговорам, как и Эланна. Дистанция между двумя женщинами, которые совсем недавно были близки, как мать и дочь, постепенно росла. И при том, что обе всей душой желали Митчу благополучия, каждая понимала его по-своему. Хотя Элизабет и не выражала своего мнения вслух, оно и так было ясно. Элизабет считала, что место Эланны рядом с ее сыном.
Митч проснулся в тот момент, когда колеса ДС-10 коснулись посадочной полосы.
– Элли? – Он так крепко схватил ее за руку, что она едва не вскрикнула.
– Я здесь, Митч. Все в порядке. Мы только что приземлились в Сан-Франциско.
Его взгляд был странно затуманен, он недоуменно смотрел в окно, на картину столь же знакомую, сколь и чужую.
– В Сан-Франциско? Не в Бейруте?
– Нет, не в Бейруте, – спокойно подтвердила она, обменявшись быстрым взглядом с Элизабет, посматривавшей на них через проход между рядами кресел. – Тебе, должно быть, что-то приснилось?
В печальных глазах жены Митч заметил сочувствие, чего он терпеть не мог.
– Мне... мне снился тот день. – Он провел рукой по лицу, пытаясь подавить дрожь при воспоминании о дне похищения и последующем кошмаре.
Эланна едва не разрыдалась при виде ужаса, промелькнувшего у него на лице. Хотя Митч еще не успел рассказать ей о подробностях плена, она представляла себе, через что он прошел. От рассказов выпущенных на свободу заложников у нее леденела кровь. Закрыв глаза от невыносимой боли, пронзившей ее, она прижалась лбом к его лбу.
– Все позади, Митч, – прошептала она и успокаивающе погладила его по плечам. – Ты в безопасности. Дома, в Сан-Франциско.
– Дома... – Митч с глубоким облегчением вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Черт подери, надо держать себя в руках. Незачем показывать, что его до сих пор мучают кошмары. Меньше всего он хотел, чтобы его жалели. – С моей женой. С моей Элли. – Окинув ее долгим взглядом, он отвернулся к окну и стал жадно наблюдать, как самолет подкатывает к зданию вокзала.
Пока Митч упивался видом своего любимого города, Эланна занялась пряжкой на ремне безопасности, старательно избегая испытующего взгляда свекрови.
Они вышли на трап в ослепительный свет прожекторов и в оглушительный гул голосов. Репортерская братия алчно накинулась на них, засыпав вопросами. Пока Митч, стоя у входа в аэровокзал, читал заявление, заранее тщательно составленное в государственном департаменте, Эланна размышляла о том, как им выбраться из толпы. Не проторчать бы здесь весь день, со страхом подумала она, но туг у ее локтя появился служащий безопасности аэропорта и сообщил, что в соседнем зале ее ждет брат.
– Простите, – вмешалась она, когда Митч начал отвечать на вопросы, – мой муж слишком много пережил и сейчас не совсем здоров. Он сделал заявление. На сегодня все.
Заметив, что Митч собирается возражать, она перекинула сумку на другое плечо, подхватила его под руку и буквально протащила через возмущенную толпу. Они быстро скрылись в помещении, которое указал служащий. Наверное, никогда и никому она не бывала так рада, как сейчас старшему брату.
– Ох, Дэвид, – Эланна прижалась к его груди, – я так рада, что ты здесь.
– Жаль, что я был за границей, когда все это произошло, – сказал Дэвид Фэйрфилд. – Но Джонас ввел меня в курс дела.
– Как он? – мягко спросила Эланна, подняв на него глаза.
Заметив темные круги под глазами сестры, Дэвид вздохнул: вот положение, даже непонятно, кому больше сочувствовать.
– Немного пришел в себя, – тихо проговорил он и, понимая, что сейчас не время и не место для таких разговоров, обернулся к Митчу. – Привет герою. – Он протянул руку.
– Едва ли герою, – возразил Митч, пожимая руку шурину.
– А я читал в «Кроникл» о настоящем герое, – улыбнулся Дэвид. – Выглядишь ты, Митч, великолепно, – с наигранной искренностью продолжал он. – Правда, как огурчик.
Эланна первый раз за весь день увидела на лице Митча веселую улыбку.
– Вот речь настоящего адвоката. И хотя мы оба знаем, чего такие речи стоят, спасибо за вотум доверия.
Знакомый низкий голос, который когда-то звучал едва ли не в каждой гостиной, сообщая новости из горячих точек планеты, сейчас потерял свою звучность. Лицо у Дэвида помрачнело.
– А как ты на самом деле?
– У Митча легкое вирусное заболевание, – вмешалась Эланна прежде, чем тот успел открыть рот. – Но врачи уверяют, что при правильном лечении и постельном режиме все как рукой снимет. Ведь так, Митч?
Митч попытался ответить, но Эланна снова опередила его:
– Долго оставаться на ногах ему нельзя. Элизабет, почему бы вам не отвести Митча к машине, пока мы с Дэвидом заберем багаж? Дэвид, объясни Элизабет, где машина припаркована.
Пока Дэвид говорил с Элизабет, Эланна подозвала служащего безопасности аэропорта и попросила кресло-каталку.
– Элли, я прекрасно могу дойти сам, – запротестовал Митч.
– Конечно, можешь, Митч, – согласилась она. – Но не забывай, что на встрече с президентом ты чуть не упал в обморок.
– Меня просто ослепил прожектор, – объяснил Митч. – И потом, я же тебе говорил, это было не во время встречи, – проворчал он. – Это был всего лишь сеанс фотосъемки: объятия с вернувшимся так называемым героем.
Недели, а может, и меньше, брака с Митчеллом Кентреллом хватило, чтобы увидеть главное в стиле жизни журналистской братии. Главным был цинизм. И хотя первое время более чем трезвое отношение мужа к коллегам огорчало Эланну, сейчас она находила это обнадеживающим признаком.
– Как бы там ни было, но ты тогда переутомился, – сказала Эланна. – И, Бог мой, просто удивительно, что после всего пережитого тебе удалось еще вынести и зоопарк, устроенный прессой. Так что прошу тебя, последуй моему совету.
Совету? А может быть, приказу? Странно, откуда у Элли взялся такой непререкаемый тон? Сдаваясь, он спросил:
– Так как насчет сделки?
– Какой сделки?
– Забыла? Пока вы с Дэвидом будете получать багаж, кресло-каталка и я вместе с мамой тихой сапой тронемся к машине.
Да, подумала Эланна, такое распределение ролей будет самым удачным, учитывая, что утомительный день вытянул из него все силы.
– Хорошо, идите к машине.
Минутой позже она стояла вместе с братом возле багажного транспортера.
– Как он на самом деле себя чувствует? – повторил свой вопрос Дэвид.
– Не знаю. Врач уверяет нас, что вирус неопасный. Но меня все равно беспокоят более отдаленные последствия.
– Я так понимаю, о Джонасе ты ему не рассказала? – спросил Дэвид, бросив на нее внимательный взгляд.
– У меня не было возможности.
– Но все-таки собираешься сказать?
– Конечно. – Пальцы Эланны судорожно впились в ремешок сумки. – Вот один, – она показала на приближавшийся серый чемодан.
– Когда? – Дэвид снял чемодан с ленты транспортера.
– Как только подвернется подходящий момент.
– Чем дольше ты откладываешь, тем тяжелее будет сказать.
– Как знакомо звучат эти слова, – раздраженно проворчала Эланна. – Тебя что, Джонас прислал сюда, чтобы ты меня обработал?
– Тебе лучше знать, что делать. Я твой старший брат. И, естественно, беспокоюсь за тебя.
– Вы с Джонасом друзья.
– Ты так говоришь, будто мне надо просить за эту дружбу прощения.
– Не говори глупости... По-моему, это чемодан Элизабет.
Дэвид сверил номер на картонке, привязанной к ручке, с квитанцией, которую дала ему Элизабет, и взял чемодан.
– Что-нибудь еще?
– Нет. У нас только два чемодана. У Митча почти ничего нет. Его вещи уместились в моем багаже.
Когда они вышли из здания аэровокзала, с залива налетел ветер, растрепал волосы Эланны, бросил их на глаза. Но она ничего не замечала.
– Ты когда говорил с Джонасом?
– Вчера вечером вместе попили пива. – Дэвид решил не рассказывать ей, как они с Джонасом провели прошедшую неделю. В конце концов, трезво рассудил он, Эланна сама во всем разберется. Джонас ему, конечно, друг, и положению его можно только посочувствовать, но лучше в этот конфликт не встревать.
– Как он?
– Представь себе на минуту, как бы ты себя чувствовала, если бы вы поменялись местами? – вопросом на вопрос ответил Дэвид. – Вообрази, за три недели до свадьбы на сцене неожиданно появляется жена Джонаса.
– У Джонаса не было жены.
– Спорный пункт, – спокойно заметил брат, пока они пережидали, когда проедет аэропортовский автобус, чтобы перейти дорогу к автостоянке. – Эланна, ты же не лишена воображения. Как бы ты себя чувствовала на месте Джонаса?
Она не задавалась этим вопросом, да и вряд ли смогла бы, поэтому ответ вырвался непроизвольно:
– Я была бы несчастна. И разъярена. И, наверно, испугана.
– Защите нечего добавить, – удовлетворенно кивнул Дэвид.
– Я люблю Джонаса, Дэвид. – Она остановилась и посмотрела на брата. – И возвращение Митча ничего не изменило. Это правда, – подтвердила она, когда брат вопросительно вскинул бровь. – И ты должен помочь мне убедить Джонаса, что нужно немного подождать, пока я справлюсь с этим делом.
– Эланна, Митч всегда был неколебимым защитником правды. На этом он построил свою карьеру. Как, по-твоему, он будет себя чувствовать, когда узнает, что ты лгала ему?
– Я не лгу.
Острый взгляд, каким брат посмотрел на нее, всегда безотказно действовал на перекрестных допросах. Встретившись с этим жестким взглядом, его подопечные, как правило, незамедлительно раскалывались. А до Эланны вдруг дошло, что таким же взглядом в совершенстве владел и Митч.
– Но ты не говоришь ему и правды. Ложь умолчания, когда она в конце концов раскрывается, наносит такой же вред, как и явная не правда. – Его взгляд смягчился, и в нем мелькнуло сочувствие. – Митч крепкий парень, сестренка. Если он выдержал ужас этих пяти лет, он сможет стойко принять факт, что ты начала новую жизнь.
Новую жизнь, в которой нет места Митчу, подумала Эланна, когда они подходили к машине Дэвида. Увидев Митча, казавшегося странно одиноким на заднем сиденье, она засомневалась, так ли уж прав брат.
Наконец одни, подумал Митч. После бесчисленных чашек «Эрл грей» и песочного печенья, которое Эланна достала из холодильника, Элизабет наконец попросила Дэвида отвезти ее домой. Эланна пошла проводить их до машины, предоставив Митчу возможность перевести дух.
Он уже забыл, как быстро они все говорят. И все одновременно. С тех пор как он попал на военно-воздушную базу в Висбадене, люди безостановочно обстреливают его словами, будто пулями, и ждут от него правильного ответа. Пожалуй, за последние полторы недели он наговорил больше, чем за весь прошедший год. И усилие, требовавшееся для того, чтобы сохранить внимание до конца разговора, становилось все более утомительным.
Допив теплый чай, он поднялся с кресла-каталки и стал бродить по кухне. Вся она излучала старомодное очарование, чему способствовала и топившаяся дровами плита, и преобладание кремово-белого цвета, благодаря тому же дереву. Взгляд остановился на маленьком шестиугольном шкафчике, выложенном сверху бело-синим кафелем, с филенками из гравированного стекла, на антикварных часах, висевших на стене рядом с коллекцией самых разнообразных формочек для масла – оловянных, медных, глиняных, деревянных. Кухня вызывала в памяти свежеиспеченный хлеб, девонские сливки, свежие яйца. И хотя он никогда не бывал здесь раньше и определенно такая обстановка и атмосфера не соответствовали его жизненному стилю, Митч понял, почему слова «дом... любимый дом...» всегда ассоциируются с викторианским укладом жизни.
Он остановился перед бросившимся в глаза набором бело-синей викторианской посуды, выставленной на полках углового буфета. Когда Эланна вернулась, он разглядывал блюдо.
– Ты, должно быть, устал, – сказала она, с тревогой ища на его лице следы продолжающейся лихорадки. – Я думала, они никогда не уйдут.
– Я прекрасно себя чувствую, – успокоил он ее, хотя это не было стопроцентной правдой. Некоторые навязчивые воспоминания все еще били молотом по голове. И он уже начал ужасно уставать от той манеры, с какой Элли обхаживала его. Будто он вот-вот разобьется, как яйцо. В фантазиях – живых образах, которые помогли ему сохранить рассудок в течение пяти долгих лет, изумрудно-зеленые глаза Элли, когда она смотрела на него, вспыхивали страстью, а не жалостью.
– Но...
– Какую прекрасную коллекцию ты собрала, – сказал он ей, стараясь перевести разговор на другую тему, не касающуюся его здоровья. Правда, если честно, то здоровье у него оставляет, конечно, желать лучшего. Даже согласись Элли пойти с ним наверх в спальню, в чем он сильно сомневался, ничего хорошего из этого не получится. – Ты все нашла в одном месте?
– Ой, что ты! – Эланна вспомнила, как они с Джонасом объездили все побережье Калифорнии от Монтерея до Марин-Саунти, не пропустив ни одной распродажи в старых домах и гаражах. – По правде говоря, это напоминало охоту за сокровищами. Просто удивительно, какие редкости люди находят у себя на чердаках. Если повезет, то некоторые вещи можно купить за бесценок.
– И все же, – Митч озадаченно огляделся, – обновление такого дома не может быть дешевым.
Эланна проследила за его взглядом. Вот он остановился на солярии. Она построила его, поддавшись уговорам Джонаса, и не раскаивалась – солярий прекрасно вписался в общий стиль и напоминал о викторианской любви к природе. Стены залитой солнцем комнаты представляли собой ромбики стекла в белых рамах. Изысканная белая плетеная мебель. Кружевные папоротники в старинных медных сосудах. Фаянсовые горшки с пальмами. И всюду бархатистый зеленый плющ. А в старомодном молочном кувшине стояли свежесрезанные цветы. Конечно же, подарок Джонаса к ее возвращению домой.
– Не забывай, что у меня доверенность на проценты с имущества бабушки, – напомнила она. – Деньги в общем-то небольшие, но удалось найти подрядчика, который согласился уложиться в границы моего бюджета. К тому же работа в журнале оплачивается гораздо лучше, чем чтение лекций.
– Еще бы. Судя по тому, сколько с момента нашего приезда было звонков, теперь ты работаешь в два раза больше. – За полтора часа Митч сбился со счета. И все профессиональные вопросы, требовавшие руководящей руки его жены. – Просто удивительно, как тете Мериэн удавалось выпускать журнал до твоего прихода в редакцию.
Эланне послышались в его тоне нотки сарказма, но она предпочла сделать вид, что не заметила.
– «Сан-Франциско трэндс» – очень хороший журнал, и я горжусь тем, что тетя Мериэн предложила мне заведовать отделом местных новостей.
Бунт вылился в мягкой форме, но Митч понял намек, высказанный ясно и недвусмысленно.
– Ей повезло, что у нее есть ты. Честно говоря, я жду не дождусь, когда ты дашь мне почитать свой журнал.
Странно, но профессиональное мнение Митча вдруг показалось Эланне необычайно важным. Впрочем, чему тут удивляться, как-никак в журналистике он был легендой, а она всего лишь новичком.
– Конечно, наш журнал не «Нью-Йоркер», – призналась она, – но хочется думать, что нам вполне успешно удается и информировать публику, и развлекать ее.
Первый раз со времени их встречи, вызвавшей у Митча какое-то глухое недоумение, он почувствовал в ней прежнюю Элли и, уловив невысказанную потребность в одобрении, сказал:
– Я всегда знал, что ты будешь на высоте, какое бы дело ни выбрала.
Эланна презирала себя за то, что его комплимент доставил ей такое удовольствие.
– Давай я покажу тебе твою комнату. – Она направилась к винтовой лестнице, и туг снова зазвонил телефон.
– Иди ответь. – Митч подавил в себе острую досаду. – Пока ты разберешься с делами, я буду устраиваться. Только скажи, куда идти.
– Первая дверь направо. Ее нельзя спутать. Это единственная спальня, в которой закончены работы и нет хаоса.
Коротко объяснив ему, что и как, она подняла трубку. Митч услышал, как его Элли говорила: «Да, Мериэн. Брандон заверил меня, что не позже чем в конце недели пришлет фотографии с курьером. Да, я уже получила статью и послала сделать копии. Да, с этим все в порядке».
Тон был деловой, уверенный – тон человека, умеющего владеть собой. И снова Митча охватило странное ощущение: будто он заблудился и попал в этот незнакомый дом с женщиной, которую совершенно не знает. Хотя, мысленно усмехнулся он, на что он рассчитывал? Что мир перестанет вертеться на то время, пока его будут держать в плену? Жизнь успешно продолжалась и без него, особенно жизнь Эланны, и это почему-то вызывало в нем смутное чувство обиды. Подавив слабый вздох, он поднялся по лестнице и остановился перед дверью, о которой сказала Эланна.
Через пять минут она нашла его все еще стоявшим на пороге спальни.
– Митч? Что с тобой?
– По-моему, я чего-то недопонял.
Эланна заглянула в спальню – и не поверила собственным глазам. Разобранные части белой железной кровати стояли возле голой оштукатуренной стены. Обои исчезли так же, как и занавеси и вся мебель Древесные опилки покрывали узорный дубовый пол. На месте снятых канделябров из стен торчали обнаженные красные и черные провода. Там, где стоял плетеный туалетный столик, белела пятигаллоновая банка с краской, а рулоны новых обоев высились в центре комнаты.
Здесь, в этой комнате, Эланна наконец-то раскрылась перед ним, дала волю романтической стороне своей натуры, свободному проявлению чувств. Утренний туман растаял, и сквозь кружевные занавеси солнце заливало спальню, наполняя ее теплыми маслянистыми бликами. Кружева, обрамлявшие железную кровать, белоснежно пенились вместе с рюшами наволочек. Кровать была центром сцены и возбуждала чувственные воспоминания, почти гнетущие, если вспомнить причину, которая его сюда привела.
Джонаса потрясла собственная сентиментальность, и он посчитал ее своим поражением. К счастью, время подгоняло, и он быстро принялся за дело. Наугад открывал ящики комода, вытаскивал белье и свитеры и небрежно засовывал в дорожную сумку, захваченную с собой. Ну вот, теперь на очереди шкаф. Глазам открылась кружевная масса свадебного платья Эланны, и его окатила волна горечи. Гм... платье лучше не трогать. Пусть висит на месте. В конце концов, ведь она просила забрать из дома только его вещи. О платье речи не было – очевидно, просто забыла. Мысль об этом расстроила его еще больше, чем причина, заставившая приехать сюда. Если она могла так легко забыть о свадебном наряде, не забудет ли так же легко о нем? И о том, что они вместе пережили?
– Не будь идиотом, – проворчал он, разглядывая себя в зеркале, оплетенном белой рамой и висевшем над таким же плетеным туалетным столиком, в окружении белых свечей, щеток с серебряными ручками и коллекции хрустальных флаконов с духами. – Она забыла о платье потому, что была слишком подавлена. Не ищи никаких других причин. – Взяв синий, как полночь, флакон с пульверизатором, он нажал на позолоченный шар. И когда возбуждающий, такой знакомый аромат вызвал вдруг жжение в чреслах, тихо выругался.
Ну нет, он не сдастся, поклялся себе Джонас, доставая из шкафа свои вещи. Терять ее он не намерен, несмотря на все его сочувствие Митчу Кентреллу, пережившему пятилетний кошмар. Если парню чудом удалось спастись, это вовсе не значит, что он может подобрать свою жизнь – и свою жену – на том же месте, где пять лет назад обронил их. Теперь Эланна принадлежит Джонасу. И будь он проклят, если отдаст ее без борьбы.
Сложив собранные вещи, Джонас остановился на пороге спальни и окинул ее долгим прощальным взглядом. Предательское воображение тут же нарисовало картину, как Эланна и Митч проводят на этом кружевном ложе беззаботное воскресное утро. Джонас вздрогнул. В кровати, которую он и Эланна покупали вместе.
И тут ему пришла в голову неожиданная идея. Он понимал, что его трюк может привести Эланну в ярость и бросить в объятия Митча. Но черт возьми, решил Джонас, ставя на пол сумку и закатывая рукава, дело стоит риска.
И кроме того, напомнил он себе, в любви и на войне все средства хороши.
Следующая неделя пролетела как во сне. Хотя это еще не означало, что в будущем, если появится такое желание, Эланна не смогла бы восстановить в памяти все детали. Ведь не так часто простому смертному выпадает возможность своими глазами увидеть президента. Но бессонные ночи и тревога так затуманили ее разум, что вряд ли она отвечала как полагается на теплые слова главы государства.
Несмотря на возражения Митча, церемония в Розовом саду была отложена на неделю, поскольку после первой ночи в клинике болезненные симптомы у него усилились. После тщательного обследования врачи пришли к выводу, что его состояние вызвано всего лишь общим истощением организма. Церемонию перенесли, а после нее Митчу разрешили вернуться домой в Сан-Франциско.
От лекарства, прописанного врачом, он выключился и всю дорогу проспал. А Эланна оказалась полностью предоставлена своим мучительным мыслям. Элизабет, сидевшая через проход от сына, вроде была так же не склонна к разговорам, как и Эланна. Дистанция между двумя женщинами, которые совсем недавно были близки, как мать и дочь, постепенно росла. И при том, что обе всей душой желали Митчу благополучия, каждая понимала его по-своему. Хотя Элизабет и не выражала своего мнения вслух, оно и так было ясно. Элизабет считала, что место Эланны рядом с ее сыном.
Митч проснулся в тот момент, когда колеса ДС-10 коснулись посадочной полосы.
– Элли? – Он так крепко схватил ее за руку, что она едва не вскрикнула.
– Я здесь, Митч. Все в порядке. Мы только что приземлились в Сан-Франциско.
Его взгляд был странно затуманен, он недоуменно смотрел в окно, на картину столь же знакомую, сколь и чужую.
– В Сан-Франциско? Не в Бейруте?
– Нет, не в Бейруте, – спокойно подтвердила она, обменявшись быстрым взглядом с Элизабет, посматривавшей на них через проход между рядами кресел. – Тебе, должно быть, что-то приснилось?
В печальных глазах жены Митч заметил сочувствие, чего он терпеть не мог.
– Мне... мне снился тот день. – Он провел рукой по лицу, пытаясь подавить дрожь при воспоминании о дне похищения и последующем кошмаре.
Эланна едва не разрыдалась при виде ужаса, промелькнувшего у него на лице. Хотя Митч еще не успел рассказать ей о подробностях плена, она представляла себе, через что он прошел. От рассказов выпущенных на свободу заложников у нее леденела кровь. Закрыв глаза от невыносимой боли, пронзившей ее, она прижалась лбом к его лбу.
– Все позади, Митч, – прошептала она и успокаивающе погладила его по плечам. – Ты в безопасности. Дома, в Сан-Франциско.
– Дома... – Митч с глубоким облегчением вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Черт подери, надо держать себя в руках. Незачем показывать, что его до сих пор мучают кошмары. Меньше всего он хотел, чтобы его жалели. – С моей женой. С моей Элли. – Окинув ее долгим взглядом, он отвернулся к окну и стал жадно наблюдать, как самолет подкатывает к зданию вокзала.
Пока Митч упивался видом своего любимого города, Эланна занялась пряжкой на ремне безопасности, старательно избегая испытующего взгляда свекрови.
Они вышли на трап в ослепительный свет прожекторов и в оглушительный гул голосов. Репортерская братия алчно накинулась на них, засыпав вопросами. Пока Митч, стоя у входа в аэровокзал, читал заявление, заранее тщательно составленное в государственном департаменте, Эланна размышляла о том, как им выбраться из толпы. Не проторчать бы здесь весь день, со страхом подумала она, но туг у ее локтя появился служащий безопасности аэропорта и сообщил, что в соседнем зале ее ждет брат.
– Простите, – вмешалась она, когда Митч начал отвечать на вопросы, – мой муж слишком много пережил и сейчас не совсем здоров. Он сделал заявление. На сегодня все.
Заметив, что Митч собирается возражать, она перекинула сумку на другое плечо, подхватила его под руку и буквально протащила через возмущенную толпу. Они быстро скрылись в помещении, которое указал служащий. Наверное, никогда и никому она не бывала так рада, как сейчас старшему брату.
– Ох, Дэвид, – Эланна прижалась к его груди, – я так рада, что ты здесь.
– Жаль, что я был за границей, когда все это произошло, – сказал Дэвид Фэйрфилд. – Но Джонас ввел меня в курс дела.
– Как он? – мягко спросила Эланна, подняв на него глаза.
Заметив темные круги под глазами сестры, Дэвид вздохнул: вот положение, даже непонятно, кому больше сочувствовать.
– Немного пришел в себя, – тихо проговорил он и, понимая, что сейчас не время и не место для таких разговоров, обернулся к Митчу. – Привет герою. – Он протянул руку.
– Едва ли герою, – возразил Митч, пожимая руку шурину.
– А я читал в «Кроникл» о настоящем герое, – улыбнулся Дэвид. – Выглядишь ты, Митч, великолепно, – с наигранной искренностью продолжал он. – Правда, как огурчик.
Эланна первый раз за весь день увидела на лице Митча веселую улыбку.
– Вот речь настоящего адвоката. И хотя мы оба знаем, чего такие речи стоят, спасибо за вотум доверия.
Знакомый низкий голос, который когда-то звучал едва ли не в каждой гостиной, сообщая новости из горячих точек планеты, сейчас потерял свою звучность. Лицо у Дэвида помрачнело.
– А как ты на самом деле?
– У Митча легкое вирусное заболевание, – вмешалась Эланна прежде, чем тот успел открыть рот. – Но врачи уверяют, что при правильном лечении и постельном режиме все как рукой снимет. Ведь так, Митч?
Митч попытался ответить, но Эланна снова опередила его:
– Долго оставаться на ногах ему нельзя. Элизабет, почему бы вам не отвести Митча к машине, пока мы с Дэвидом заберем багаж? Дэвид, объясни Элизабет, где машина припаркована.
Пока Дэвид говорил с Элизабет, Эланна подозвала служащего безопасности аэропорта и попросила кресло-каталку.
– Элли, я прекрасно могу дойти сам, – запротестовал Митч.
– Конечно, можешь, Митч, – согласилась она. – Но не забывай, что на встрече с президентом ты чуть не упал в обморок.
– Меня просто ослепил прожектор, – объяснил Митч. – И потом, я же тебе говорил, это было не во время встречи, – проворчал он. – Это был всего лишь сеанс фотосъемки: объятия с вернувшимся так называемым героем.
Недели, а может, и меньше, брака с Митчеллом Кентреллом хватило, чтобы увидеть главное в стиле жизни журналистской братии. Главным был цинизм. И хотя первое время более чем трезвое отношение мужа к коллегам огорчало Эланну, сейчас она находила это обнадеживающим признаком.
– Как бы там ни было, но ты тогда переутомился, – сказала Эланна. – И, Бог мой, просто удивительно, что после всего пережитого тебе удалось еще вынести и зоопарк, устроенный прессой. Так что прошу тебя, последуй моему совету.
Совету? А может быть, приказу? Странно, откуда у Элли взялся такой непререкаемый тон? Сдаваясь, он спросил:
– Так как насчет сделки?
– Какой сделки?
– Забыла? Пока вы с Дэвидом будете получать багаж, кресло-каталка и я вместе с мамой тихой сапой тронемся к машине.
Да, подумала Эланна, такое распределение ролей будет самым удачным, учитывая, что утомительный день вытянул из него все силы.
– Хорошо, идите к машине.
Минутой позже она стояла вместе с братом возле багажного транспортера.
– Как он на самом деле себя чувствует? – повторил свой вопрос Дэвид.
– Не знаю. Врач уверяет нас, что вирус неопасный. Но меня все равно беспокоят более отдаленные последствия.
– Я так понимаю, о Джонасе ты ему не рассказала? – спросил Дэвид, бросив на нее внимательный взгляд.
– У меня не было возможности.
– Но все-таки собираешься сказать?
– Конечно. – Пальцы Эланны судорожно впились в ремешок сумки. – Вот один, – она показала на приближавшийся серый чемодан.
– Когда? – Дэвид снял чемодан с ленты транспортера.
– Как только подвернется подходящий момент.
– Чем дольше ты откладываешь, тем тяжелее будет сказать.
– Как знакомо звучат эти слова, – раздраженно проворчала Эланна. – Тебя что, Джонас прислал сюда, чтобы ты меня обработал?
– Тебе лучше знать, что делать. Я твой старший брат. И, естественно, беспокоюсь за тебя.
– Вы с Джонасом друзья.
– Ты так говоришь, будто мне надо просить за эту дружбу прощения.
– Не говори глупости... По-моему, это чемодан Элизабет.
Дэвид сверил номер на картонке, привязанной к ручке, с квитанцией, которую дала ему Элизабет, и взял чемодан.
– Что-нибудь еще?
– Нет. У нас только два чемодана. У Митча почти ничего нет. Его вещи уместились в моем багаже.
Когда они вышли из здания аэровокзала, с залива налетел ветер, растрепал волосы Эланны, бросил их на глаза. Но она ничего не замечала.
– Ты когда говорил с Джонасом?
– Вчера вечером вместе попили пива. – Дэвид решил не рассказывать ей, как они с Джонасом провели прошедшую неделю. В конце концов, трезво рассудил он, Эланна сама во всем разберется. Джонас ему, конечно, друг, и положению его можно только посочувствовать, но лучше в этот конфликт не встревать.
– Как он?
– Представь себе на минуту, как бы ты себя чувствовала, если бы вы поменялись местами? – вопросом на вопрос ответил Дэвид. – Вообрази, за три недели до свадьбы на сцене неожиданно появляется жена Джонаса.
– У Джонаса не было жены.
– Спорный пункт, – спокойно заметил брат, пока они пережидали, когда проедет аэропортовский автобус, чтобы перейти дорогу к автостоянке. – Эланна, ты же не лишена воображения. Как бы ты себя чувствовала на месте Джонаса?
Она не задавалась этим вопросом, да и вряд ли смогла бы, поэтому ответ вырвался непроизвольно:
– Я была бы несчастна. И разъярена. И, наверно, испугана.
– Защите нечего добавить, – удовлетворенно кивнул Дэвид.
– Я люблю Джонаса, Дэвид. – Она остановилась и посмотрела на брата. – И возвращение Митча ничего не изменило. Это правда, – подтвердила она, когда брат вопросительно вскинул бровь. – И ты должен помочь мне убедить Джонаса, что нужно немного подождать, пока я справлюсь с этим делом.
– Эланна, Митч всегда был неколебимым защитником правды. На этом он построил свою карьеру. Как, по-твоему, он будет себя чувствовать, когда узнает, что ты лгала ему?
– Я не лгу.
Острый взгляд, каким брат посмотрел на нее, всегда безотказно действовал на перекрестных допросах. Встретившись с этим жестким взглядом, его подопечные, как правило, незамедлительно раскалывались. А до Эланны вдруг дошло, что таким же взглядом в совершенстве владел и Митч.
– Но ты не говоришь ему и правды. Ложь умолчания, когда она в конце концов раскрывается, наносит такой же вред, как и явная не правда. – Его взгляд смягчился, и в нем мелькнуло сочувствие. – Митч крепкий парень, сестренка. Если он выдержал ужас этих пяти лет, он сможет стойко принять факт, что ты начала новую жизнь.
Новую жизнь, в которой нет места Митчу, подумала Эланна, когда они подходили к машине Дэвида. Увидев Митча, казавшегося странно одиноким на заднем сиденье, она засомневалась, так ли уж прав брат.
Наконец одни, подумал Митч. После бесчисленных чашек «Эрл грей» и песочного печенья, которое Эланна достала из холодильника, Элизабет наконец попросила Дэвида отвезти ее домой. Эланна пошла проводить их до машины, предоставив Митчу возможность перевести дух.
Он уже забыл, как быстро они все говорят. И все одновременно. С тех пор как он попал на военно-воздушную базу в Висбадене, люди безостановочно обстреливают его словами, будто пулями, и ждут от него правильного ответа. Пожалуй, за последние полторы недели он наговорил больше, чем за весь прошедший год. И усилие, требовавшееся для того, чтобы сохранить внимание до конца разговора, становилось все более утомительным.
Допив теплый чай, он поднялся с кресла-каталки и стал бродить по кухне. Вся она излучала старомодное очарование, чему способствовала и топившаяся дровами плита, и преобладание кремово-белого цвета, благодаря тому же дереву. Взгляд остановился на маленьком шестиугольном шкафчике, выложенном сверху бело-синим кафелем, с филенками из гравированного стекла, на антикварных часах, висевших на стене рядом с коллекцией самых разнообразных формочек для масла – оловянных, медных, глиняных, деревянных. Кухня вызывала в памяти свежеиспеченный хлеб, девонские сливки, свежие яйца. И хотя он никогда не бывал здесь раньше и определенно такая обстановка и атмосфера не соответствовали его жизненному стилю, Митч понял, почему слова «дом... любимый дом...» всегда ассоциируются с викторианским укладом жизни.
Он остановился перед бросившимся в глаза набором бело-синей викторианской посуды, выставленной на полках углового буфета. Когда Эланна вернулась, он разглядывал блюдо.
– Ты, должно быть, устал, – сказала она, с тревогой ища на его лице следы продолжающейся лихорадки. – Я думала, они никогда не уйдут.
– Я прекрасно себя чувствую, – успокоил он ее, хотя это не было стопроцентной правдой. Некоторые навязчивые воспоминания все еще били молотом по голове. И он уже начал ужасно уставать от той манеры, с какой Элли обхаживала его. Будто он вот-вот разобьется, как яйцо. В фантазиях – живых образах, которые помогли ему сохранить рассудок в течение пяти долгих лет, изумрудно-зеленые глаза Элли, когда она смотрела на него, вспыхивали страстью, а не жалостью.
– Но...
– Какую прекрасную коллекцию ты собрала, – сказал он ей, стараясь перевести разговор на другую тему, не касающуюся его здоровья. Правда, если честно, то здоровье у него оставляет, конечно, желать лучшего. Даже согласись Элли пойти с ним наверх в спальню, в чем он сильно сомневался, ничего хорошего из этого не получится. – Ты все нашла в одном месте?
– Ой, что ты! – Эланна вспомнила, как они с Джонасом объездили все побережье Калифорнии от Монтерея до Марин-Саунти, не пропустив ни одной распродажи в старых домах и гаражах. – По правде говоря, это напоминало охоту за сокровищами. Просто удивительно, какие редкости люди находят у себя на чердаках. Если повезет, то некоторые вещи можно купить за бесценок.
– И все же, – Митч озадаченно огляделся, – обновление такого дома не может быть дешевым.
Эланна проследила за его взглядом. Вот он остановился на солярии. Она построила его, поддавшись уговорам Джонаса, и не раскаивалась – солярий прекрасно вписался в общий стиль и напоминал о викторианской любви к природе. Стены залитой солнцем комнаты представляли собой ромбики стекла в белых рамах. Изысканная белая плетеная мебель. Кружевные папоротники в старинных медных сосудах. Фаянсовые горшки с пальмами. И всюду бархатистый зеленый плющ. А в старомодном молочном кувшине стояли свежесрезанные цветы. Конечно же, подарок Джонаса к ее возвращению домой.
– Не забывай, что у меня доверенность на проценты с имущества бабушки, – напомнила она. – Деньги в общем-то небольшие, но удалось найти подрядчика, который согласился уложиться в границы моего бюджета. К тому же работа в журнале оплачивается гораздо лучше, чем чтение лекций.
– Еще бы. Судя по тому, сколько с момента нашего приезда было звонков, теперь ты работаешь в два раза больше. – За полтора часа Митч сбился со счета. И все профессиональные вопросы, требовавшие руководящей руки его жены. – Просто удивительно, как тете Мериэн удавалось выпускать журнал до твоего прихода в редакцию.
Эланне послышались в его тоне нотки сарказма, но она предпочла сделать вид, что не заметила.
– «Сан-Франциско трэндс» – очень хороший журнал, и я горжусь тем, что тетя Мериэн предложила мне заведовать отделом местных новостей.
Бунт вылился в мягкой форме, но Митч понял намек, высказанный ясно и недвусмысленно.
– Ей повезло, что у нее есть ты. Честно говоря, я жду не дождусь, когда ты дашь мне почитать свой журнал.
Странно, но профессиональное мнение Митча вдруг показалось Эланне необычайно важным. Впрочем, чему тут удивляться, как-никак в журналистике он был легендой, а она всего лишь новичком.
– Конечно, наш журнал не «Нью-Йоркер», – призналась она, – но хочется думать, что нам вполне успешно удается и информировать публику, и развлекать ее.
Первый раз со времени их встречи, вызвавшей у Митча какое-то глухое недоумение, он почувствовал в ней прежнюю Элли и, уловив невысказанную потребность в одобрении, сказал:
– Я всегда знал, что ты будешь на высоте, какое бы дело ни выбрала.
Эланна презирала себя за то, что его комплимент доставил ей такое удовольствие.
– Давай я покажу тебе твою комнату. – Она направилась к винтовой лестнице, и туг снова зазвонил телефон.
– Иди ответь. – Митч подавил в себе острую досаду. – Пока ты разберешься с делами, я буду устраиваться. Только скажи, куда идти.
– Первая дверь направо. Ее нельзя спутать. Это единственная спальня, в которой закончены работы и нет хаоса.
Коротко объяснив ему, что и как, она подняла трубку. Митч услышал, как его Элли говорила: «Да, Мериэн. Брандон заверил меня, что не позже чем в конце недели пришлет фотографии с курьером. Да, я уже получила статью и послала сделать копии. Да, с этим все в порядке».
Тон был деловой, уверенный – тон человека, умеющего владеть собой. И снова Митча охватило странное ощущение: будто он заблудился и попал в этот незнакомый дом с женщиной, которую совершенно не знает. Хотя, мысленно усмехнулся он, на что он рассчитывал? Что мир перестанет вертеться на то время, пока его будут держать в плену? Жизнь успешно продолжалась и без него, особенно жизнь Эланны, и это почему-то вызывало в нем смутное чувство обиды. Подавив слабый вздох, он поднялся по лестнице и остановился перед дверью, о которой сказала Эланна.
Через пять минут она нашла его все еще стоявшим на пороге спальни.
– Митч? Что с тобой?
– По-моему, я чего-то недопонял.
Эланна заглянула в спальню – и не поверила собственным глазам. Разобранные части белой железной кровати стояли возле голой оштукатуренной стены. Обои исчезли так же, как и занавеси и вся мебель Древесные опилки покрывали узорный дубовый пол. На месте снятых канделябров из стен торчали обнаженные красные и черные провода. Там, где стоял плетеный туалетный столик, белела пятигаллоновая банка с краской, а рулоны новых обоев высились в центре комнаты.