— Внутри каждой олливандеровской волшебной палочки находится мощнейшая магическая субстанция, м-р Поттер. Мы используем шерсть единорога, перья из хвоста феникса и струны души дракона. Все олливандеровские палочки разные, потому что не может быть двух совершенно одинаковых единорогов или фениксов. И разумеется, вы никогда не достигнете тех же результатов, пользуясь палочкой другого колдуна.
   Гарри вдруг понял, что портновский метр, в этот момент измерявший расстояние между ноздрями, делает это сам по себе. Мистер Олливандер ходил возле полок, снимая коробки.
   — Достаточно, — бросил он, и сантиметр свернулся в клубок на полу. — Итак, м-р Поттер. Попробуйте вот эту. Береза и струны души дракона. Девять дюймов. Хорошая, нежесткая. Возьмите и взмахните.
   Гарри взял и (чувствуя себя глупо) помахал, но м-р Олливандер почти сразу же выхватил палочку.
   — Клен и перья феникса. Семь дюймов. Хлесткая. Попробуйте…
   Гарри попробовал — но не успел даже взмахнуть, как м-р Олливандер выхватил у него из рук и эту палочку.
   — Нет-нет… вот, черное дерево и шерсть единорога, восемь с половиной, пружинистая. Давайте, давайте, пробуйте.
   Гарри пробовал. И пробовал. Он не имел ни малейшего представления о том, чего добивается м-р Олливандер. Гора уже испробованных палочек на тонконогом стульчике росла и росла, но, чем больше товара было снято с полок, тем счастливее становился м-р Олливандер.
   — Покупатель с запросами, а? Не беспокойтесь, где-то здесь вас дожидается ваша единственная, и мы найдем ее… так, интересно… а почему бы и нет… необычное сочетание — остролист и перья феникса, одиннадцать дюймов, приятная, податливая.
   Гарри взял палочку в руки. И сразу почувствовал, как по кончикам пальцев побежало тепло. Он поднял палочку над головой и взмахнул ею, как хлыстом рассекая пыльный воздух, в котором, следуя за движением палочки, заструился поток красных и золотых искр, подобный фейерверку. Огрид издал радостный возглас и захлопал в ладоши, а м-р Олливандер закричал:
   — Ай, браво! Очень хорошо! Прекрасно! Великолепно! Так-так-так… любопытно… весьма любопытно…
   Он уложил палочку в коробку и завернул покупку в коричневую бумагу, все еще приговаривая:
   — Любопытно… любопытно…
   — Простите, — сказал Гарри, — но что любопытно?
   М-р Олливандер уставил на Гарри свой прозрачный взгляд.
   — Я помню каждую из проданных мною волшебных палочек, м-р Поттер. Каждую. И так уж случилось, что феникс, чье хвостовое перо содержится в вашей палочке, дал еще одно перо — всего одно. И вы согласитесь, что это и в самом деле интересно — что вам суждена именно эта палочка, в то время как ее сестра — боже, ее родная сестра ответственна за ваш шрам.
   Гарри сглотнул.
   — Да-да, тринадцать с половиной дюймов. Подумайте! Занятно, когда случаются подобные вещи. Помните, палочка сама выбирает себе волшебника… Думаю, нам следует ожидать от вас великих свершений, м-р Поттер… В конце концов, Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут творил великие дела — ужасные, но великие.
   Гарри содрогнулся. М-р Олливандер производил на него странное впечатление. Гарри заплатил за палочку семь золотых галлеонов, и м-р Олливандер с поклоном проводил покупателей к выходу.
   Вечернее солнце стояло низко над горизонтом, когда Гарри с Огридом шли назад по Диагон-аллее, назад сквозь стену, назад через опустевший «Дырявый котел». На обратном пути Гарри совсем не разговаривал; он даже не замечал, как разевает рты народ в метро при виде клетки с полярной совой у него на коленях и всех тех странных пакетов, которыми он и его спутник были увешаны. Вверх по эскалатору, выход на Паддингтон… Только когда Огрид похлопал его по плечу, Гарри осознал, где они находятся.
   — Есть время чего-нибудь куснуть перед дорогой, — сказал Огрид.
   Он купил Гарри гамбургер, и они присели на пластиковые стульчики. Гарри озирался по сторонам. Все выглядело таким нереальным — почему-то.
   — Ты в порядке, Гарри? Чего притих-то? — спросил Огрид.
   Гарри не знал, как объяснить свои чувства. Это был лучший в мире день рождения… и все же… он жевал гамбургер, подыскивая слова.
   — Все думают, что я особенный, — выговорил он наконец. — Все эти люди в «Дырявом котле», профессор Белка, м-р Олливандер… а я даже ничего не знаю про волшебство. Как же они могут ожидать от меня великих свершений? Я знаменитость, а сам даже не помню, из-за чего ею стал. Я не помню, что произошло, когда Воль… извините, я хотел сказать, той ночью, когда погибли мои родители.
   Огрил перегнулся через столик. За косматой бородой и кустистыми бровями виднелись очень добрые глаза.
   — Ты, глав'дело, не боись, Гарри. Навостришься. В «Хогварце» все от печки начинают, и ты у нас будешь не хужей людей. Просто будь сам собой. Хоть и нелегкое это дело. Ты избранник, а это завсегда тяжко. Но в «Хогварце» тебе будет хорошо — мне было — и сейчас тоже, к слову сказать.
   Огрид посадил Гарри в поезд, который должен был доставить его назад к Дурслеям, и протянул конверт.
   — Твой билет в «Хогварц», — объяснил он. — Первое сентября — Кингс-Кросс — там все написано. Будут проблемы с Дурслеями, шли сову, она знает, где меня сыскать… Ну, увидимся, Гарри.
   Поезд отошел от станции. Гарри хотел следить за Огридом до самого последнего момента, пока тот не скроется из виду; он привстал и прижал нос к стеклу, но, стоило ему моргнуть, как Огрид исчез.

Глава 6
Поезд с платформы девять три четверти

   Последний месяц в доме Дурслеев был не особенно приятным. Правда, Дудли теперь так боялся Гарри, что отказывался оставаться с ним в одной комнате, а тетя Петуния и дядя Вернон мало того, что перестали запирать его в буфете, но и не заставляли ничего делать и даже не кричали на него — по сути дела, они вообще с ним не разговаривали. Частично от страха, а частично от ненависти, они делали вид, будто бы даже стула, если только на нем сидит Гарри, не существует. И, хотя по сравнению с прошлым такая жизнь была куда лучше, все же через некоторое время это стало действовать угнетающе.
   Гарри проводил большую часть времени у себя в комнате, в компании совы. Он решил назвать ее Хедвигой, это имя попалось ему в «Истории магии». Учебники оказались очень интересными. Гарри подолгу читал вечерами в кровати, а Хедвига по собственному желанию летала туда-сюда через открытое окно. Хорошо еще, тетя Петуния перестала пылесосить комнату, не то она заметила бы, что Хедвига отовсюду приносит дохлых мышей. Каждый вечер перед сном Гарри вычеркивал еще один день из оставшихся до первого сентября в самодельном календарике, который он прикнопил к стенке.
   В последний день августа Гарри решил, что, пожалуй, лучше поговорить с дядей и тетей о том, как ему наутро добраться до вокзала Кингс-Кросс, и спустился вниз, в гостиную, где все смотрели шоу по телевизору. Он покашлял, чтобы дать о себе знать, и Дудли с воплем вылетел из комнаты.
   — Эээ… дядя Вернон…
   Дядя Вернон буркнул что-то, обозначавшее, что он слушает.
   — Ммм… завтра мне надо быть на вокзале Кингс-Кросс, я уезжаю… в «Хогварц».
   Дядя Вернон снова буркнул.
   — Вы сможете отвезти меня туда?
   Бурк. Гарри предположил, что это значит «да».
   — Спасибо.
   Гарри начал было подниматься по лестнице, как дядя Вернон наконец заговорил:
   — Что это за способ добираться до волшебной школы, на поезде! А ковер-самолет где? В химчистке?
   Гарри промолчал.
   — А где вообще эта школа?
   — Не знаю, — сказал Гарри, впервые осознавая для себя этот факт. Он достал из кармана билет, который ему дал Огрид.
   — Мне просто нужно сесть на поезд, который отходит в одиннадцать утра от платформы девять три четверти, — прочел он.
   Дядя и тетя молча уставились на него.
   — Какой платформы?
   — Девять три четверти.
   — Не мели чепухи, — рассердился дядя Вернон. — Нет такой платформы, девять три четверти.
   — На билете написано.
   — Ерунда какая-то, — сказал дядя Вернон, — бред сивой кобылы. Психи, вот кто вы все такие. Погоди, ты еще увидишь. Ладно, отвезем мы тебя на Кингс-Кросс. Все равно завтра собирались в Лондон, а то бы я не повез.
   — А зачем вам в Лондон? — спросил Гарри ради поддержания беседы.
   — Везем Дудли в больницу, — неохотно проворчал дядя Вернон, — надо же ему удалить этот жуткий хвост, до того, как он пойдет в «Смылтингс».
   На следующее утро Гарри проснулся в пять часов и больше не смог заснуть. Он был слишком взволнован. Он встал и натянул джинсы — он не хотел ехать на вокзал в колдовской одежде, лучше переодеться в поезде. Еще раз просмотрел список, убедился, что взял все необходимое, проверил, надежно ли заперта в клетке Хедвига и стал мерять шагами комнату, дожидаясь, когда встанут Дурслеи. Два часа спустя огромный сундук Гарри был погружен в багажник машины дяди Вернона, тетя Петуния уговорила Дудли сесть рядом с Гарри, и они поехали.
   На вокзал Кингс-Кросс они прибыли в половине одиннадцатого. Дядя Вернон бухнул сундук на тележку и покатил вперед. Гарри подумал, что это как-то чересчур любезно с его стороны, но тут дядя Вернон с мерзкой ухмылкой на лице резко остановился перед выходом на платформы.
   — Ну что, приятель, смотри. Платформа девять — платформа десять. Девять три четверти должна быть где-то между ними, но, кажется, ее еще не построили, а?
   И он был прав, разумеется. Над одной платформой висела большая пластиковая табличка с номером девять, над следующей — с номером десять, а в середине ничего не было.
   — Учись на отлично, — пожелал дядя Вернон с совсем уж омерзительной ухмылкой. Он ушел, не сказав больше не слова. Гарри, обернувшись, проследил, как уезжали Дурслеи. Все трое от души хохотали. У Гарри пересохло во рту. Что же ему делать? На него уже начинали смотреть с недоумением, из-за Хедвиги. Придется у кого-нибудь спросить.
   Он остановил проходившего мимо вокзального служащего, но не решился упомянуть платформу девять три четверти. Служащий никогда не слышал о «Хогварце» и, когда Гарри не смог объяснить, в какой части страны находится эта школа, начал раздражаться, так, как будто Гарри нарочно притворялся глупым. Отчаявшись, Гарри спросил про поезд, отбывающий в одиннадцать ноль-ноль, но служащий ответил, что такого поезда нет. В конце концов служащий удалился, ворча на ходу про «всяких там», которые только отнимают время и не дают работать. Гарри изо всех сил старался не паниковать. Большие часы над табло показывали, что остается еще десять минут на то, чтобы отыскать поезд на «Хогварц», но он понятия не имел, как это сделать; он тупо стоял посреди платформы с сундуком, который едва мог поднять, карманами, полными волшебных денег и большой совой в клетке.
   Наверное, Огрид забыл сказать что-то важное, что надо сделать, вроде того, как они стучали по третьему кирпичу слева, чтобы попасть на Диагон-аллею. Гарри подумал, не достать ли волшебную палочку и не постучать ли по стойке проверяющего билеты между платформами девять и десять…
   В этот момент у него за спиной прошли какие-то люди, и он уловил несколько слов из их разговора.
   — Все забито муглами, конечно…
   Гарри резко обернулся. Оказалось, что это говорила полная женщина, она шла с четырьмя ослепительно-рыжими мальчиками. Каждый из них толкал перед собой такой же, как у Гарри, сундук, — и у них была сова.
   С лихорадочно бьющимся сердцем, Гарри покатил свою тележку вслед за ними. Они остановились, и он остановился тоже, достаточно близко, чтобы слышать их разговор.
   — Ну, какая платформа? — спросила мать у мальчиков.
   — Девять три четверти! — пискнула державшая ее за руку маленькая девочка, тоже рыжеволосая. — Мам, а можно я тоже поеду…
   — Ты еще маленькая, Джинни, пожалуйста, веди себя тихо. Давай, Перси, ты первый.
   Мальчик, на вид самый старший, бодро направился к платформам девять и десять. Гарри следил, стараясь не моргать, чтобы ничего не пропустить — но, как только мальчик подошел к барьеру, разделявшему платформы, откуда-то сзади высыпала огромная толпа туристов и, к тому моменту, как последний рюкзак перестал загораживать поле зрения, рыжий мальчик уже исчез.
   — Фред, ты следующий, — распорядилась полная женщина.
   — Я не Фред, я Джордж, — с укором сказал мальчик. — Послушайте, дама, и вы осмеливаетесь называть себя матерью? Разве вы не видите, что я Джордж?
   — Извини, Джорджи, детка.
   — Я пошутил, я Фред, — сказал мальчик и пошел. Его близнец кричал ему вслед, чтобы он поторопился, и видимо, Фред так и сделал, потому что через секунду его уже не стало — но куда же он делся?
   И вот уже третий брат быстро направился к барьеру — вот он почти дошел — и затем, в одно мгновение, его тоже не стало.
   Вот и все.
   — Извините, — обратился Гарри к полной женщине.
   — Здравствуй, милый, — радушно откликнулась та, — первый раз едешь в «Хогварц»? Рон тоже новичок.
   Она показала на последнего, младшего своего сына. Он был высокий, худой, нескладный, веснушчатый, с большими руками и ногами и с длинным носом.
   — Да, — сказал Гарри, — и понимаете, я… понимаете… я не знаю, как…
   — Как попасть на платформу? — доброжелательно подсказала женщина, и Гарри кивнул.
   — Не волнуйся, — успокоила она, — тебе нужно просто идти прямо на барьер между платформами девять и десять. Не останавливайся и не бойся врезаться, это очень важно. Лучше всего сделай это с разбегу, если ты нервничаешь. Давай, иди сейчас, перед Роном.
   — А… хорошо, — поспешно согласился Гарри.
   Он покатил тележку вперед, глядя на барьер. Барьер был железный.
   Гарри пошел на него. Люди, торопившиеся на платформы девять и десять, задевали его на ходу. Гарри пошел быстрее. Сейчас он врежется, вот будет история — он нагнулся и покатил тележку бегом — барьер был все ближе — он не сможет остановиться — тележка стала неуправляемой — остался метр — он закрыл глаза, готовый к удару…
   Удара не было… он продолжал бежать… он открыл глаза.
   У платформы, запруженной людьми стоял малиновый паровоз. Вывеска сверху гласила: «Хогварц Экспресс, одиннадцать ноль-ноль». Гарри обернулся и на месте барьера увидел чугунную арку со словами «платформа девять три четверти». Получилось!
   Над головами оживленно беседовавших людей стелился дым, а под ногами у них путались кошки всех мастей. Совы ухали, недовольно переговариваясь друг с другом сквозь шум толпы и скрип сундуков.
   Первые несколько вагонов были уже заполнены учениками, одни вывешивались из окон, чтобы поговорить с семьей, другие сражались за лучшие места. Гарри толкал тележку вперед по платформе в поисках свободного места. Он прошел мимо круглолицего мальчика, говорившего:
   — Бауш, я опять потерял жабу.
   — Господи, Невилль! — вздохнула пожилая женщина.
   Небольшая толпа окружала мальчика с сундучком в руках.
   — Дай посмотреть, Ли, ну пожалуйста!
   Мальчик поднял крышку сундучка, и народ вокруг завизжал, когда из-под крышки вылезла длинная волосатая лапа.
   Гарри с трудом пробирался сквозь толпу, пока, наконец, не нашел пустого купе почти в самом конце поезда. Сначала он занес внутрь Хедвигу, а потом занялся погрузкой сундука. Он попробовал было занести сундук по ступеням, но у него едва хватало сил его приподнять, и Гарри дважды уронил сундук себе на ногу, что было очень больно.
   — Помочь?
   Это спросил один из рыжих близнецов, следом за которыми он проходил сквозь барьер.
   — Да, пожалуйста, — попросил Гарри, задыхаясь.
   — Эй, Фред! 'Дисюда помоги!
   С помощью близнецов сундук Гарри был наконец водворен в угол купе.
   — Спасибо, — поблагодарил Гарри, убирая с глаз влажные от пота волосы.
   — Что это? — вдруг спросил один из близнецов, показывая на зигзагообразный шрам.
   — Черт! — воскликнул другой. — Значит, ты…
   — Это он, — сказал первый. — Да? — спросил он у Гарри.
   — Кто? — не понял Гарри.
   — Гарри Поттер, — хором произнесли близнецы.
   — Ах, он, — сказал Гарри. — То есть, я.
   Мальчики вылупились на него, и Гарри почувствовал, что заливается краской. Тут, к его облегчению, сквозь открытую дверь купе донесся голос:
   — Фред? Джордж? Вы здесь?
   — Идем, мама!
   Последний раз глянув на Гарри, близнецы спрыгнули на платформу.
   Гарри сел возле окна, откуда, наполовину спрятанный, он мог наблюдать за рыжеволосым семейством на платформе и слушать, о чем они говорят. Их мама только что достала носовой платок.
   — Рон, у тебя что-то на носу.
   Младший сын попытался вырваться, но она крепко ухватила его и принялась оттирать грязь с кончика его носа.
   — Мам — отпусси! — Рон вывернулся.
   — Аааа, у мыски Лонни сто-то на носу? — пропел один из близнецов.
   — Заткнись! — сказал Рон.
   — А где Перси? — спросила мать.
   — Вон идет.
   К ним элегантной походкой приближался старший мальчик. Он уже облачился в пышную черную хогварцовскую форму, и Гарри заметил у него на груди сияющий серебряный значок с буквой «С».
   — Я не могу оставаться здесь долго, мам, — сказал мальчик. — Я там впереди, у старост два отдельных купе…
   — Ах, да ты, оказывается, староста, Перси? — воскликнул один из близнецов с выражением величайшего изумления. — Надо было нам сказать, мы ведь и не догадывались.
   — Постой, кажется, я припоминаю, он что-то говорил об этом, — перебил другой близнец. — Один раз…
   — Или два…
   — В минуту…
   — Все лето…
   — Боже, заткнитесь, — замахал руками Перси-староста.
   — А почему у Перси новая форма? — не унимался первый близнец.
   — Потому что он — староста, — с восхищением сказала мама. — Ну все, милый, учись хорошо — не забудь прислать сову, сразу как доберетесь.
   Она поцеловала Перси, и тот удалился. Затем она обратилась к близнецам.
   — Ну-с, вы двое — в этом году вы должны вести себя прилично. Если я получу еще хотя бы одну сову с сообщением о том, что вы — что вы взорвали туалет или…
   — Взорвали туалет? Мы не взрывали туалет!
   — Но идея отличная, мам!
   — Не смешно. И смотрите за Роном.
   — Не волнуйся, мыска Ронникин с нами не пропадет.
   — Заткнитесь, — привычно пробубнил Рон. Он был почти одного роста с близнецами, а на носу у него все еще алело пятно.
   — Да, мам, знаешь что? Догадайся, кого мы только что встретили в поезде?
   Гарри быстро отклонился от окна, чтобы они не заметили, что он наблюдает за ними.
   — Знаешь, кто этот черноволосый мальчик, который был рядом с нами на вокзале? Угадай, кто это?
   — Кто?
   — Гарри Поттер!
   Гарри услышал голосок маленькой девочки.
   — Ой, мам, можно мне пойти в поезд и посмотреть на него? Ну, пожалуйста!..
   — Ты уже видела его, Джинни, к тому же бедный мальчик не слон из зоопарка, чтобы на него глазели. Но это точно он, Фред? Как ты узнал?
   — Спросил. И у него шрам. Правда — как молния.
   — Бедняжка — не удивительно, что он один, я еще подумала, как странно. Такой вежливый! Спросил, как попасть на платформу.
   — А как ты думаешь, он помнит, какой из себя Сама-Знаешь-Кто?
   Мать неожиданно сделалась очень серьезна.
   — Я запрещаю тебе об этом спрашивать, Фред. Не смей. Зачем ему об этом напоминать в первый же школьный день!
   — Ладно, не буду.
   Раздался свисток.
   — Поторопитесь! — сказала мама, и все три мальчика вскарабкались на подножку. Потом они высунулись из окна, чтобы она поцеловала их на прощание, а младшая сестра начала плакать.
   — Не плачь, Джинни, мы пришлем тебе кучу сов!
   — Пришлем крышку от унитаза.
   — Джордж!
   — Шучу, мам.
   Поезд тронулся. Гарри увидел, как мать мальчиков машет рукой, а их сестренка, плача и смеясь одновременно, старается бежать наравне с поездом. Потом поезд разогнался, она упала и, лежа, тоже стала махать.
   Затем, после поворота, провожающие исчезли из виду. Мимо окон мелькали дома. Гарри был очень возбужден. Он не представлял, что его ждет — но, что бы там ни было, все-таки это лучше того, что он оставляет позади.
   Дверь купе отворилась, и вошел младший рыжий.
   — Здесь кто-нибудь сидит? — спросил он, показывая на сидение напротив Гарри. — А то везде занято.
   Гарри покачал головой, и мальчик сел. Он быстро взглянул на Гарри и сразу же перевел взгляд в окно, притворяясь, будто и не смотрел вовсе. Черное пятно у него на носу так и не оттерлось.
   — Привет, Рон.
   Это пришли близнецы.
   — Слушай, мы идем в середину поезда — там Ли Джордан показывает гигантского тарантула.
   — Хорошо, — буркнул Рон.
   — Гарри, — сказал один из близнецов, — мы не представились. Фред и Джордж Уэсли. А это Рон, наш брат. Ну, увидимся.
   — Пока! — попрощались Гарри и Рон. Дверь скользнула на место, закрывшись за близнецами.
   — Ты и вправду Гарри Поттер? — выпалил Рон.
   Гарри кивнул.
   — А… ну хорошо, а то я думал, что это очередная шуточка, — пробормотал Рон. — И у тебя действительно есть… ну, ты понимаешь…
   Он показал на лоб Гарри.
   Гарри отвел в сторону прядь волос, чтобы стало видно шрам. Рон смотрел во все глаза.
   — Это где Сам-Знаешь-Кто?…
   — Да, — кивнул Гарри, — но я этого не помню.
   — Совсем? — с интересом спросил Рон.
   — Ну — я помню яркий зеленый свет, а больше ничего.
   — Ух ты! — воскликнул Рон. Он сидел и некоторое время смотрел на Гарри, а потом, как будто опомнившись, быстро отвернулся к окну.
   — А у вас колдовская семья? — спросил Гарри.
   — Эээ… да, по-моему. Кажется, у мамы есть какой-то троюродный брат — бухгалтер, но мы о нем никогда не говорим.
   — Так ты, наверное, давно умеешь колдовать?
   Ясно было, что Уэсли — одна из тех самых семей, о которых говорил бледный мальчишка на Диагон-аллее.
   — Говорят, ты воспитывался у муглов, — сказал Рон. — Какие они?
   — Ужасные. Ну, не все, конечно. Но мои дядя, тетя и двоюродный брат ужасные. Лучше бы у меня было три брата-колдуна.
   — Пять, — поправил Рон. Он почему-то сделался мрачен. — Я — шестой в семье, кто идет в «Хогварц». Кто-то, может, думает, что мне поэтому есть к чему стремиться. Билл и Чарли уже закончили — Билл был лучшим учеником школы, а Чарли — капитаном квидишной команды. Сейчас Перси стал старостой колледжа. Фред и Джордж много хулиганят, но у них все равно очень хорошие оценки, и все говорят, что они страшно забавные. От меня все ждут, что я буду не хуже остальных, но, даже если я и буду не хуже, то никто этому не удивится, потому что мои братья уже добились того же самого, что ж удивительного, если и я тоже… А потом, когда столько старших братьев, то никогда не получишь ничего нового. У меня форма Билла, волшебная палочка Чарли и крыса Перси.
   Рон полез в карман и достал жирную серую крысу. Крыса спала.
   — Его зовут Струпик, и от него никакого толку, он почти не просыпается. Папа подарил Перси сову за то, что тот стал старостой, но после этого они уже не могли себе позво… ну, то есть, мне достался Струпик.
   Уши у Рона покраснели. Он, видимо, решил, что наговорил лишнего, поэтому отвернулся и снова стал смотреть в окно.
   Но Гарри вовсе не считал, что это стыдно, если родители не могут себе позволить купить лишнюю сову. В конце концов, у него у самого никогда не было никаких денег, если не считать последнего месяца, конечно. Он так и сказал Рону и еще рассказал, как ему вечно приходилось донашивать за Дудли старую одежду и как ему никогда ничего не дарили на день рождения.
   — … и, пока не появился Огрид, я понятия не имел, что я колдун и ничего не знал про родителей и про Вольде…
   Рон ахнул.
   — Что? — не понял Гарри.
   — Ты назвал Сам-Знаешь-Кого по имени! — воскликнул Рон с ужасом и восхищением одновременно. — Я-то думал, уж кто-кто, а ты…
   — Да я вовсе не хотел показать, какой я храбрый и все такое, — стал оправдываться Гарри, — просто я не знал, что это нельзя. Понимаешь, что я имею в виду? Мне столько всего надо узнать… Спорим, — нерешительно добавил он, в первый раз за все время высказывая вслух терзавшие его опасения, — спорим, я буду самый худший в классе.
   — Ничего подобного. В школе полно детей из семей муглов, и они учатся не хуже других.
   Пока они разговаривали, поезд уже отъехал далеко от Лондона. В окно теперь были видны пастбища со стадами коров и овец. Дети помолчали, глядя на проносившиеся мимо поля и тропинки.
   Около половины первого за дверью раздалось громыхание, и улыбчивая женщина с ямочками на щеках заглянула в купе со словами:
   — Хотите что-нибудь купить, ребятки?
   Гарри, который сегодня не завтракал, сразу вскочил, а у Рона снова покраснели уши, и он пробормотал что-то насчёт бутербродов из дома. Гарри вышел в коридор.
   Когда он жил у Дурслеев, у него никогда не было денег ни на сладости, ни на мороженое, поэтому теперь, с карманами, набитыми серебром и золотом, он был готов купить столько шоколадок «Марс», сколько найдется в тележке — но у продавщицы не было шоколадок «Марс». У нее были всевкусные орешки Берти Ботт, взрывачка Друблиса, шоколадушки (шоколадные лягушки), тыквеченьки, тортелики, лакричные волшебные палочки и многие другие странные штучки, каких Гарри никогда в своей жизни не видел. Не желая ничего упустить, он купил всего понемножку и отдал продавщице одиннадцать серебряных сиклей и семь бронзовых нутов.
   Гарри притащил все это в купе и сгрузил на пустое сидение. Рон удивился:
   — Такой голодный?
   — Умираю, — признался Гарри и откусил огромный кусок тыквеченьки.
   Рон достал пухлый сверток и развернул его. Внутри оказалось четыре бутерброда. Он отделил один бутерброд от другого и проворчал: