– Почему вы так уверены в этом?
– Он был слишком хитрой лисой. И нередко хвастался своим умением исчезать, смешиваться с толпой так, что его было невозможно заметить. Он говорил, что научился этому во Вьетнаме.
– Но тот, кто его убил, все же нашел его, – заметил я.
Она покачала головой.
– Я так не думаю. Я предполагаю, что убийца не был тем человеком, от которого он прятался. Им мог быть человек, которому он доверял.
Дилан выразил протест, мол, это догадки, и Топор поддержал его.
– Что еще он говорил о своем умении исчезать? Может быть, называл какие-то способы?
– Он говорил, что собирается сфальсифицировать свою смерть. Что его гроб сожгут, но его там не будет.
Мы с Кевином немало спорили, следует ли мне выводить Селию на разговор о намерениях Дорси фальсифицировать свою смерть, и в итоге пришли к выводу, что надо это сделать. Пусть даже только для того, чтобы показать присяжным, что мы не из пальца высосали эту идею.
Я уступил Дилану очередь задавать ей вопросы, и он отнесся к Селии весьма мягко, однако сделал упор на том, что у нее нет никакой реальной информации о том, что произошло с Дорси, одни догадки.
Топор отпустил присяжных на обеденный перерыв, после чего нам тоже удалось урвать небольшую передышку. Один из присяжных заболел – не то желудочный грипп, не то отравился некачественной пищей. Топор распустил всех по домам на день, подарив нам еще немного драгоценного времени. Теперь ключевой стратегией нашей защиты стала надежда на то, что болезнь присяжного, чем бы она ни была, заразна.
Но мне следовало предполагать, что случится самое худшее, – остальные присяжные не заболеют. Поэтому к допросу завтрашних свидетелей нужно было подготовиться сегодня, что обещало мучительно скучный вечер.
Двое свидетелей, которых мы скорее всего вызовем завтра, – это эксперт, специализирующийся на анализе образцов крови, и отставной судебно-медицинский эксперт. Их показания, надеюсь, будут значимы, но обычно показания экспертов отличаются сухостью и сжатостью, так что важно не дать пропасть нюансам. Кевин знал эти материи куда лучше меня, и я предложил ему самому допросить по крайней мере одного из свидетелей. Но он считал, что я уже наладил взаимопонимание с присяжными, а коней на переправе не меняют, тем более, если речь идет об одном-единственном свидетеле.
Он мучил меня до одиннадцати часов вечера, пока не удостоверился, что я достаточно овладел всеми деталями, и только тогда отбыл домой. Я не устал, поэтому, как обычно по ночам, обложился папками, которые перелистывал бессчетное количество раз, и снова принялся за них.
Странно, но эта часть работы расслабляла. Я налил себе вина и устроился в гостиной с документами, и Тара лениво присоединилась ко мне на диване. Я надеялся, что найду что-нибудь важное, но не слишком на это рассчитывал, потому что слишком уж часто просматривал эти материалы за последнее время. Так что если раскопаю жемчужину в этой куче навоза – замечательно. Но если нет, не расстроюсь.
Сегодняшняя программа внеклассного чтения включала военные досье на всех недавно убитых партнеров по фирме «Зеленый берет» – Дорси, Кэхилла и Мердека. Между этими троими просто не могло не быть связи, голос Матрицы из телефонной трубки был абсолютно прав.
Интересно, она знает, что Мердека убили только потому, что она назвала мне его имя?
Я был одновременно полон сил и нерешительности.
Подробность отчетов просто поражала. Когда речь шла о Вьетнаме, перед моим мысленным взором профана рисовались джунгли, напалм, фугасы, снайперы и миссии бесстрашных автоматчиков. Однако судя по размерам папок, которые я держал в руках, по крайней мере половина людей, которых наше правительство посылало во Вьетнам, были машинистки. Каждая царапина, каждый результат тренировок, каждый замеченный враг, каждое движение, которое они совершали, – все это было добросовестно запротоколировано.
Я начал с того, что взял личное дело Дорси и принялся наугад вытаскивать листы из вьетнамского периода его жизни. Затем я сравнил их с материалами из двух других досье в надежде, что найдется что-нибудь совпадающее. Например, если Дорси направляли в госпиталь на прививку, я проверял, не были ли Кэхилл или Мердек там же в этот день. Их встреча могла быть краткой, и в досье ей могли не придать никакого значения, но она могла каким-то образом привести к тем разрушительным событиям, которые загнали нас в угол, где мы торчим по сей день.
Я допивал четвертый бокал вина, а Тара давно задремала, не выпуская изо рта искусственную кость, которую грызла, когда внезапно я наткнулся на нечто потрясающее. Несмотря на то, что хронология пребывания Дорси во Вьетнаме занимала одиннадцать страниц, напечатанных через один интервал, на странице 9 была запись, датированная 11 августа 1972 года, а следующая относилась к 4 февраля 1973-го. Обе записи фиксировали совершенно обычные события, однако нигде не была указана причина полугодового перерыва.
Я почувствовал, как у меня участился пульс, когда я схватил досье Кэхилла и проверил записи, относящиеся к тем же шести месяцам. Разумеется, он тоже исчезал на этот период, и в личном деле Мердека, как я и ожидал, был идентичный перерыв. Я пришел в такое возбуждение, что если бы лапы Тары не лежали под ее головой, я бы пожал ей руку.
Мне просто необходимо было поделиться с кем-нибудь своим открытием, поэтому я разбудил Лори и рассказал ей, что обнаружил. Она отреагировала так же, как и я: она понимала, что это может быть именно тот прорыв, который мы так долго искали, однако и она опасалась, что мы так и не поймем, что он значит.
Я позвонил капитану Рейду в Форт Монмут, зная, что его нет на месте, и оставил ему сообщение на автоответчике, чтобы он перезвонил мне завтра утром, как только сможет. Я повесил трубку и направился в спальню, но не успел дойти и до конца лестницы, когда телефон зазвонил.
– Алло?
– Это капитан Рейд. Чем могу помочь? – сказал он своим обычным жестким профессиональным тоном.
Я удивился, что он перезвонил мне так быстро, и извинился, что беспокою его в столь поздний час. Он никак не отреагировал на мои извинения, поэтому я быстро перешел к причине моего звонка и поведал о полугодовом перерыве в досье каждого из троих солдат.
Он ответил не сразу, а когда заговорил, я впервые услышал в его голосе осторожность и нерешительность.
– Этому может быть много объяснений. Записи во время войны ведутся не всегда регулярно и…
Мое заполошное сердце загрохотало подобно набату.
– Капитан Рейд, – перебил я, – мне жизненно необходимо докопаться до истины, и чем скорее, тем лучше. Я уверен, что то, что я нашел, скорее всего, крайне важно, и мне нужна ваша помощь, мне нужно, чтобы вы просветили меня. Пожалуйста.
Еще одна пауза, после которой его голос зазвучал мягче и еще серьезнее, хотя, казалось бы, куда уж больше-то?
– Я никогда не был во Вьетнаме, так что мои объяснения не будут основаны на личном опыте. Вы, скорее всего, просто сочтете это умозрительными построениями.
– Отлично.
– Это может не иметь никакого отношения к действительности, а даже если и имеет, то может не относиться к вашему конкретному делу. Понимаете?
– Вполне.
– И я должен взять с вас слово, что вы никогда не укажете источник этой информации.
– Даю вам слово. – Надеюсь, он закончит свое предисловие прежде, чем присяжные огласят вердикт.
– Я слышал, что существовала практика собирать самых отборных солдат спецназа, зачастую из разных подразделений, и забрасывать их небольшими группами в тыл врага, дабы они могли действовать по ту сторону фронта. Вообще-то, учитывая, как развивались военные действия во Вьетнаме, точнее будет сказать «среди врагов», чем «по ту сторону фронта».
– Как именно они должны были действовать? – спросил я.
– Всеми возможными способами, – ответил он. – Не было никаких правил, никаких ограничений. Их задание состояло в том, чтобы посеять панику и разрушения любыми средствами, которые они сочтут подходящими.
– Существовала ли какая-то отчетность? – спросил я.
– Боюсь, вы плохо понимаете, о чем идет речь. Во время таких заданий эти люди не существовали. Существование – необходимое условие для отчетности, вы со мной согласны?
Боюсь, я заранее знал ответ на свой следующий вопрос:
– Есть ли способ добыть доказательства – письменные доказательства – того, что эти люди входили в одну и ту же команду?
Он вновь заколебался.
– Я сомневаюсь, что даже подполковник Прентис может получить доступ к этой информации.
Я поблагодарил Рейда, и он не преминул сказать, что я могу в любое время звонить ему. Следующий час я провел, обдумывая то, что обнаружил, и пытаясь найти способ узнать больше.
У меня не было никаких реальных доказательств, что эти три человека встречались во Вьетнаме, хоть я и был в этом уверен. Но даже если бы я и доказал это – что с того? Как это поставит под сомнение вину Лори в глазах присяжных, каким образом заставит их понять, что она не убивала Алекса Дорси?
К сожалению, у присяжных были не только чистые глаза, но и здоровые желудки, и суд возобновился в девять утра.
Любая сфера человеческой деятельности, которую вы только можете себе вообразить, имеет свой узкий круг экспертов. И встретить этих экспертов проще всего в судах Соединенных Штатов.
Сегодня нашим первым свидетелем был доктор Брайан Хербек, широко известный в стране выдающийся специалист по пятнам крови. Мы заплатили ему десять тысяч долларов, чтобы он огласил результаты своей экспертизы перед присяжными, которым предстоит выслушать, как много он знает и умеет и сколько он всего сделал, и, разумеется, возненавидеть его за это.
Раз уж я обратился к такому эксперту, как доктор Хербек, я заставил его изучить пятна крови на одежде Лори, найденной позади стадиона Хинчклифф. Он, разумеется, уже изучал их прежде, и мы отрепетировали каждое слово, которое он собирался произнести.
Доктор Хербек мучительно подробно описал, как выглядели пятна крови на передней и задней части блузки. Он утверждал, что пятна на обеих сторонах совпадают, и это означает, что хотя блузка и может принадлежать Лори, но она не могла быть надета ни на Лори, ни на ком-либо другом в тот момент, когда ее испачкали кровью. Кровь была нанесена на переднюю часть сложенной блузки и просочилась на ее заднюю часть. Он настаивал, что если бы блузка была надета на человека, пятна крови никогда не оказались бы на спине.
Это было логичное, хотя и скучное выступление, и когда Дилан начал свою часть допроса, меня поразила его экспрессия – как будто он и присяжные вынуждены мириться со столь эксцентричным свидетелем и – куда уж деваться – придется отнестись к нему снисходительно и с улыбкой.
Дилан был явно хорошо натаскан в этой области, и его вопросы впечатляли. Он заставил наше светило еще раз осмотреть каждое пятно, указывая на те места, где пятна не очень точно совпадали. Доктор Хербек ответил на все вопросы Дилана, но к тому моменту, как это закончилось, присяжные уже выли от скуки и едва ли могли припомнить что-нибудь из показаний свидетеля.
В общем, это было не самое приятное утро. Все мои надежды начинали сосредотачиваться исключительно вокруг нашего домашнего расследования, в ходе которого мы пытались установить связь между тремя людьми во Вьетнаме. Расследования, которое, вполне возможно, никуда нас не приведет.
Мы с Кевином и Маркусом обедали вместе в кафетерии суда, и они ознакомили меня с последними новостями нашего расследования – вернее, с их отсутствием. Кевин поговорил с подполковником Прентисом, который проверил и подтвердил предположение капитана Рейда, что доступ к информации закрыт. Маркус выяснил все о преступлениях, которые привели Мердека за решетку, но это нисколько не пролило свет на наше дело.
Доев свой ленч, Кевин подчистил то, что осталось на подносе Маркуса и на моем. Он уже готов был перейти к попрошайничеству за ближайшими столиками, когда появился Пит Стэнтон. Он был в верхнем зале суда, давал показания по другому делу, и решил наведаться к нам, узнать, как у нас дела, и оказать моральную поддержку.
– В стане адвокатов защиты бывали и более счастливые дни, – сказал я.
Он кивнул и ввернул необидную подколку:
– Может, тебе стоит отойти к канатам и выпустить на ринг Кевина?
– Было бы неплохо, – парировал я. – Но что нам действительно нужно, так это свидетель вроде тебя.
Мы оба чувствовали, что это добродушное подшучивание нисколько не воодушевляет, и Пит осведомился, как держится Лори. Он был прекрасным другом и поддерживал ее, и ни она, ни я никогда этого не забудем. Я сказал ему, что она держится хорошо, и вообще она гораздо сильнее меня. Оба утверждения были в основном справедливы.
В противоположном конце столовой как раз заканчивал ленч Ник Сабонис. Мы с Ником не говорили с тех пор, как он давал показания, хотя наши пути с того времени пару раз пересекались. Думаю, Ник никак не мог простить мне предположения, что он, возможно, и является тем таинственным лейтенантом, которого упоминала Селия Дорси.
– Я сейчас вернусь, – сказал Пит, вставая. – Мне надо перекинуться парой слов с Ником.
Не знаю, почему это меня задело на сей раз, однако же задело – как удар обухом промеж глаз.
– Что ты сказал? – переспросил я, хотя вполне четко слышал каждое его слово.
– Я сказал, что мне надо перемолвиться с Ником.
– Так позови его сюда, – сказал я. – Пожалуйста.
Уверен, что и Пит, и Кевин, и даже Маркус уловили мой странный тон, однако мне не было дела до этого – я целиком сосредоточился на Пите и Нике. На лейтенантах.
– Эй, Ник, – позвал Пит, помахав рукой, – не подойдешь сюда на секунду?
Ник посмотрел на нашу компанию немного настороженно, видимо, не желая ввязываться в контакт с врагами, то есть с нами.
Но мои мысли уже переключились на другую тему, я повернулся к Кевину и чуть не стащил его со стула.
– Пошли, надо срочно поговорить.
По дороге к телефонам я сказал Кевину, что понял нечто важное. Мы позвонили капитану Рейду, который, как всегда, сразу же снял трубку.
Я немедленно перешел к сути.
– Капитан Рейд, нам нужен список всех лейтенантов спецназа, которые были во Вьетнаме в то же время, что Дорси, Стайнз и Мердек.
Он не рассмеялся в трубку, и я счел это хорошим знаком. Подумав несколько секунд, он сказал:
– Это займет около часа.
Я думал, он скажет «около недели», и едва не задрожал от возбуждения.
– Вы можете выслать мне список по факсу в суд?
– Если вы дадите мне номер.
Я продиктовал ему номер, и через час и пять минут список был у меня на руках. Он занимал пять страниц, и на второй странице я прочитал имя, которое перевернуло все.
Было примерно без четверти семь, и я в четвертый раз слушал «Насыщенную жизнь», когда агент Синди Сподек вышла из здания. Она подиумным шагом прошествовала к своей парковке, села в машину и выехала. Я дал ей немного удалиться, затем тронулся и медленно последовал за ней. Она меня не замечала. Можно было подумать, что я только этим и занимался всю жизнь. О'кей, старик, пора.
Вслед за ней я пересек мост Джорджа Вашингтона, проехал через парк Пэлисейдс и оказался в округе Рокленд. Рокленд находится на том берегу Гудзона, который принадлежит Нью-Джерси, но считается частью штата Нью-Йорк. Отсюда до Манхэттена не дальше, чем от северного Нью-Джерси или от округа Вестчестер, жить здесь хоть и не так хорошо, зато куда дешевле.
Я изо всех сил надеялся, что агент Сподек направляется домой, а не на обед к друзьям, в книжный клуб, в тир или куда еще агенты ФБР ходят после работы. Слежка – занятие довольно утомительное, а мне не терпелось поговорить с ней.
Сна съехала с хайвэя и направилась в небольшой городок под названием Помона. Это были спальные районы, и поскольку она, видимо, приближалась к дому, я сократил расстояние между нашими машинами. Теперь мне никак нельзя было потерять ее из виду.
Еще через несколько минут она была на подъездной дорожке возле одноэтажного деревянного дома, выкрашенного в красный цвет. На улице играли дети, но никто не обратил внимания на ее появление. Я вдруг понял, что даже не задумался, есть ли у нее дети, замужем ли она или живет одна. Для меня, учитывая мои конкретные цели, было бы лучше, если бы она жила одна, потому что мне не хотелось бы, чтобы она оглядывалась на других людей, когда услышит мое требование.
Я припарковал машину на улице прямо напротив ее дома, и когда я выходил из машины, она смотрела в моем направлении. Уверен, что в ее глазах промелькнул страх, а может, ярость, или просто ресница в глаз попала. Я не умею читать по глазам.
Она направилась прямо ко мне.
– Какого черта вы тут делаете? Я не хочу видеть вас возле своего дома.
Она думала, что я испугаюсь, – она же не знала, что я всю свою жизнь выслушиваю от женщин то же самое.
– Я надеялся, мы сможем продолжить разговор, – сказал я.
– Какой еще разговор? – вызывающе бросила она.
– Ну как же, разговор о Терри Мердеке.
На сей раз я был уверен, что в ее глазах промелькнул именно ужас, но она не собиралась сдаваться.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите. А теперь позвольте, я…
– Вам известно, что Терри Мердек мертв? – перебил я. – Кто-то убил его, чтобы не дать ему поговорить со мной.
Она немного сникла и прикрыла глаза.
– О Господи…
– Я могу войти?
Она не ответила, только согласно кивнула и направилась к входной двери. Я прошел за ней в дом. Еще одна победа на счету хороших парней.
Мы едва успели войти в дом, как она спросила:
– Как вы меня вычислили?
Я не хотел говорить ей правду – а именно, что я вовсе не был уверен в своей догадке, пока не увидел ее реакцию на новость об убийстве Мердека. Поэтому я произнес только:
– Жена Дорси сказала, что он называл своего собеседника лейтенантом. Я предположил, что это кто-то из департамента полиции, сослуживец, пока не сообразил, что Дорси и сам был лейтенантом, а люди, имеющие одинаковое звание, так друг к другу не обращаются.
Я остановился на секунду, готовясь сбросить бомбу.
– Это должен был быть кто-то, под чьим командованием Дорси служил в армии – в подразделении спецназа, где он был вместе с Кэхиллом и Мердеком. Оказывается, ваш босс был лейтенантом во Вьетнаме в то же самое время, когда там служил Дорси, и я сделал логический вывод, что он в этом замешан. Кроме того, в записи звонка в службу 911 Гарсия назван злоумышленником. Кто, кроме вас, мог бы так его назвать?
Она не выказала никакого удивления, так как уже давно жила с этим.
– Вы не сможете это доказать. Никто не докажет.
– А мне и не надо это доказывать, – сказал я. – Я просто хочу пролить свет на это дело.
– Ничем не могу помочь, – сказала она.
– Вы – единственный человек, который можетмне помочь. И вы уже пытались это сделать. Но теперь пора поговорить в открытую. Больше никаких звонков, никаких измененных голосов.
Она улыбнулась моей наивности.
– Вы себе хоть немного представляете, что значит публично выступить против человека вроде Дарена Хоббса? Вы знаете, что со мной после этого будет?
Я кивнул.
– Два года назад Лори Коллинз стояла перед таким же выбором, когда речь шла о Дорси. Она знала, что ей не поздоровится – и попала в переделку гораздо большую, чем могла себе вообразить. Это может разрушить ее жизнь. Но если бы встала необходимость, она бы еще десять раз прошла через все это.
Она заговорила очень тихо, словно бы на самом деле беседовала сама с собой. У меня было такое чувство, что она не раз говорила об этом сама с собой.
– Я всю свою жизнь мечтала стать агентом ФБР…
Я покачал головой.
– Мы с вами мало знакомы, но я готов поклясться, что вы не хотели этого такой ценой. Как вы сможете с этим жить, зная все, что вы знаете?
– Я же говорю вам, у меня нет доказательств того, что ваша клиентка невиновна. Я вообще не располагаю информацией о ней.
– Мне это известно. – Я чувствовал, что ее сопротивление ослабевает, и намеревался оставаться с ней – просить, убеждать, умолять до тех пор, пока она не сдастся. Это был единственный реальный шанс избавить Лори от пожизненного заключения.
– Мне нужна информация не о ней, а о Хоббсе.
Она кивнула.
– Ее у меня много.
Я определенно добился прогресса, и теперь надо было быть сверхосторожным, чтобы не спугнуть ее.
– Вы согласны рассказать мне о нем?
Она вздохнула, сдаваясь.
– Вы хотите есть? Ночь у нас сегодня будет длинная.
– Чем длиннее, тем лучше, – сказал я. – Кроме того, у меня в машине осталось еще четыре пончика для полицейского наблюдения.
– А что такое пончики для полицейского наблюдения?
И эта женщина – агент ФБР? Эдгар Гувер повесился бы на собственных подтяжках, если бы услышал это.
– Это специальный термин, – сказал я. – Вы не поймете.
Следующие три часа были самыми увлекательными, какие я когда-либо проводил с женщиной, не снимая одежды. Пользуясь своим положением девочки на побегушках и для битья, Синди успела хорошо изучить Хоббса и располагала множеством улик против него.
Будучи высоким чином ФБР, Хоббс постоянно покрывал дела служивших во Вьетнаме в его подчинении элитных спецназовцев, которые, вернувшись на родину, встретились и принялись заниматься приблизительно тем же, что делали в тылу врага. Под ним ходили по меньшей мере четверо, а возможно, и больше – но это уж пусть следствие установит, кто и где.
Все его подопечные так или иначе занимались преступной деятельностью, продолжая находиться под командованием Хоббса. Но его прикрытие все же не было абсолютным. К примеру, Дорси привлекал к себе слишком много внимания, и Хоббс не мог отводить от него удар, не обнаруживая себя. Мердеку просто не повезло, что пожарные нашли у него в доме клише для печатания фальшивых денег, и дело выплыло наружу так быстро, что Хоббс не успел вмешаться.
Исходя из намерений и целей своего шефа, Синди могла наглядно показать, на что способен Хоббс, хотя в ее информации были зияющие провалы, и главным из них было убийство Дорси. Она была уверена, что Хоббс либо сам убил его, либо, скорее всего, послал Кэхилла, но у нее не было ни одной улики, чтобы снять подозрения с Лори.
К тому времени, как я покинул ее дом, а было уже одиннадцать вечера, у меня сложился план. Я позвонил Кевину и ввел его в курс дела, а также продиктовал ему список людей, которым нужно вручить повестки в суд. Еще я попросил его позвонить капитану Рейду и попросить особой помощи. Если мы хотим получить хоть малейший шанс выиграть, нужно делать все быстро, и начать нужно немедленно.
Лори не ложилась спать и встретила меня, когда я вернулся домой – она бы не легла спать, даже если бы я вернулся домой к ноябрю. Она жадно впитала информацию, которой я с ней поделился, и потребовала, чтобы я подробно объяснил ей, какие действия мы намерены предпринять по этому поводу. Я описал ей стратегию так подробно, как только мог, однако большая ее часть была пока неопределенной и зависела от дальнейших обстоятельств, поэтому Лори пришлось просто довериться мне.
Мы легли в два и проснулись в полседьмого. Сегодня мне предстояло сыграть в суде иную роль, и я должен был быть готов к этому. Большую часть своей сознательной жизни я провел в судах, но сегодня мне предстояло впервые выступить в роли свидетеля.
Мы с Кевином встретились в кофейне, дабы довершить последние приготовления к даче показаний, поскольку прошлым вечером мы не успели это сделать. Та информация, которую я получил от Синди Сподек, кардинально изменила цель моего сегодняшнего выступления. Теперь не так уж важно было показать ключевые моменты нашей защиты; мне, по сути, достаточно было прочесть предисловие, которое должно помочь присяжным понять, какие факты им будут представлены позже.
Дилан начал с того, что еще раз возразил против дачи мною свидетельских показаний, но Топор тут же укоротил его. Со стороны защиты допрос вел Кевин. Для начала он попросил меня рассказать об основных моментах наших взаимоотношений с Лори, начиная с нашей первой встречи и заканчивая сегодняшним днем. Я открыто признал нашу романтическую привязанность – присяжные в любом случае давно о ней знали, и лучше было признать ее добровольно, чем дать Дилану возможность разоблачить нас.
Пятнадцать минут мы посвятили сути того, зачем я вышел на свидетельскую кафедру. Я рассказал о том дне, когда ко мне в офис пришел Стайнз, описал свои мучения в связи с адвокатским соглашением, которое мы подписали, мое последующее решение защищать Оскара и то, как я отправил Лори на стадион Хинчклифф, чтобы обнаружить одежду, которую, как я считал, носил Стайнз в момент убийства.
– Вы когда-нибудь еще встречали этого Стайнза? – спросил Кевин.
Я кивнул и впервые потерял сосредоточенность, поддавшись эмоциям.
– Я попросил одного молодого человека помочь мне найти Алекса Дорси. Этого юношу звали Барри Лейтер, и когда обнаружилось, что он помогает мне, Стайнз проник к нему в дом и убил его выстрелом в голову. Полиция застрелила Стайнза на месте преступления, но было уже слишком поздно, чтобы спасти Барри.
– Он был слишком хитрой лисой. И нередко хвастался своим умением исчезать, смешиваться с толпой так, что его было невозможно заметить. Он говорил, что научился этому во Вьетнаме.
– Но тот, кто его убил, все же нашел его, – заметил я.
Она покачала головой.
– Я так не думаю. Я предполагаю, что убийца не был тем человеком, от которого он прятался. Им мог быть человек, которому он доверял.
Дилан выразил протест, мол, это догадки, и Топор поддержал его.
– Что еще он говорил о своем умении исчезать? Может быть, называл какие-то способы?
– Он говорил, что собирается сфальсифицировать свою смерть. Что его гроб сожгут, но его там не будет.
Мы с Кевином немало спорили, следует ли мне выводить Селию на разговор о намерениях Дорси фальсифицировать свою смерть, и в итоге пришли к выводу, что надо это сделать. Пусть даже только для того, чтобы показать присяжным, что мы не из пальца высосали эту идею.
Я уступил Дилану очередь задавать ей вопросы, и он отнесся к Селии весьма мягко, однако сделал упор на том, что у нее нет никакой реальной информации о том, что произошло с Дорси, одни догадки.
Топор отпустил присяжных на обеденный перерыв, после чего нам тоже удалось урвать небольшую передышку. Один из присяжных заболел – не то желудочный грипп, не то отравился некачественной пищей. Топор распустил всех по домам на день, подарив нам еще немного драгоценного времени. Теперь ключевой стратегией нашей защиты стала надежда на то, что болезнь присяжного, чем бы она ни была, заразна.
Но мне следовало предполагать, что случится самое худшее, – остальные присяжные не заболеют. Поэтому к допросу завтрашних свидетелей нужно было подготовиться сегодня, что обещало мучительно скучный вечер.
Двое свидетелей, которых мы скорее всего вызовем завтра, – это эксперт, специализирующийся на анализе образцов крови, и отставной судебно-медицинский эксперт. Их показания, надеюсь, будут значимы, но обычно показания экспертов отличаются сухостью и сжатостью, так что важно не дать пропасть нюансам. Кевин знал эти материи куда лучше меня, и я предложил ему самому допросить по крайней мере одного из свидетелей. Но он считал, что я уже наладил взаимопонимание с присяжными, а коней на переправе не меняют, тем более, если речь идет об одном-единственном свидетеле.
Он мучил меня до одиннадцати часов вечера, пока не удостоверился, что я достаточно овладел всеми деталями, и только тогда отбыл домой. Я не устал, поэтому, как обычно по ночам, обложился папками, которые перелистывал бессчетное количество раз, и снова принялся за них.
Странно, но эта часть работы расслабляла. Я налил себе вина и устроился в гостиной с документами, и Тара лениво присоединилась ко мне на диване. Я надеялся, что найду что-нибудь важное, но не слишком на это рассчитывал, потому что слишком уж часто просматривал эти материалы за последнее время. Так что если раскопаю жемчужину в этой куче навоза – замечательно. Но если нет, не расстроюсь.
Сегодняшняя программа внеклассного чтения включала военные досье на всех недавно убитых партнеров по фирме «Зеленый берет» – Дорси, Кэхилла и Мердека. Между этими троими просто не могло не быть связи, голос Матрицы из телефонной трубки был абсолютно прав.
Интересно, она знает, что Мердека убили только потому, что она назвала мне его имя?
Я был одновременно полон сил и нерешительности.
Подробность отчетов просто поражала. Когда речь шла о Вьетнаме, перед моим мысленным взором профана рисовались джунгли, напалм, фугасы, снайперы и миссии бесстрашных автоматчиков. Однако судя по размерам папок, которые я держал в руках, по крайней мере половина людей, которых наше правительство посылало во Вьетнам, были машинистки. Каждая царапина, каждый результат тренировок, каждый замеченный враг, каждое движение, которое они совершали, – все это было добросовестно запротоколировано.
Я начал с того, что взял личное дело Дорси и принялся наугад вытаскивать листы из вьетнамского периода его жизни. Затем я сравнил их с материалами из двух других досье в надежде, что найдется что-нибудь совпадающее. Например, если Дорси направляли в госпиталь на прививку, я проверял, не были ли Кэхилл или Мердек там же в этот день. Их встреча могла быть краткой, и в досье ей могли не придать никакого значения, но она могла каким-то образом привести к тем разрушительным событиям, которые загнали нас в угол, где мы торчим по сей день.
Я допивал четвертый бокал вина, а Тара давно задремала, не выпуская изо рта искусственную кость, которую грызла, когда внезапно я наткнулся на нечто потрясающее. Несмотря на то, что хронология пребывания Дорси во Вьетнаме занимала одиннадцать страниц, напечатанных через один интервал, на странице 9 была запись, датированная 11 августа 1972 года, а следующая относилась к 4 февраля 1973-го. Обе записи фиксировали совершенно обычные события, однако нигде не была указана причина полугодового перерыва.
Я почувствовал, как у меня участился пульс, когда я схватил досье Кэхилла и проверил записи, относящиеся к тем же шести месяцам. Разумеется, он тоже исчезал на этот период, и в личном деле Мердека, как я и ожидал, был идентичный перерыв. Я пришел в такое возбуждение, что если бы лапы Тары не лежали под ее головой, я бы пожал ей руку.
Мне просто необходимо было поделиться с кем-нибудь своим открытием, поэтому я разбудил Лори и рассказал ей, что обнаружил. Она отреагировала так же, как и я: она понимала, что это может быть именно тот прорыв, который мы так долго искали, однако и она опасалась, что мы так и не поймем, что он значит.
Я позвонил капитану Рейду в Форт Монмут, зная, что его нет на месте, и оставил ему сообщение на автоответчике, чтобы он перезвонил мне завтра утром, как только сможет. Я повесил трубку и направился в спальню, но не успел дойти и до конца лестницы, когда телефон зазвонил.
– Алло?
– Это капитан Рейд. Чем могу помочь? – сказал он своим обычным жестким профессиональным тоном.
Я удивился, что он перезвонил мне так быстро, и извинился, что беспокою его в столь поздний час. Он никак не отреагировал на мои извинения, поэтому я быстро перешел к причине моего звонка и поведал о полугодовом перерыве в досье каждого из троих солдат.
Он ответил не сразу, а когда заговорил, я впервые услышал в его голосе осторожность и нерешительность.
– Этому может быть много объяснений. Записи во время войны ведутся не всегда регулярно и…
Мое заполошное сердце загрохотало подобно набату.
– Капитан Рейд, – перебил я, – мне жизненно необходимо докопаться до истины, и чем скорее, тем лучше. Я уверен, что то, что я нашел, скорее всего, крайне важно, и мне нужна ваша помощь, мне нужно, чтобы вы просветили меня. Пожалуйста.
Еще одна пауза, после которой его голос зазвучал мягче и еще серьезнее, хотя, казалось бы, куда уж больше-то?
– Я никогда не был во Вьетнаме, так что мои объяснения не будут основаны на личном опыте. Вы, скорее всего, просто сочтете это умозрительными построениями.
– Отлично.
– Это может не иметь никакого отношения к действительности, а даже если и имеет, то может не относиться к вашему конкретному делу. Понимаете?
– Вполне.
– И я должен взять с вас слово, что вы никогда не укажете источник этой информации.
– Даю вам слово. – Надеюсь, он закончит свое предисловие прежде, чем присяжные огласят вердикт.
– Я слышал, что существовала практика собирать самых отборных солдат спецназа, зачастую из разных подразделений, и забрасывать их небольшими группами в тыл врага, дабы они могли действовать по ту сторону фронта. Вообще-то, учитывая, как развивались военные действия во Вьетнаме, точнее будет сказать «среди врагов», чем «по ту сторону фронта».
– Как именно они должны были действовать? – спросил я.
– Всеми возможными способами, – ответил он. – Не было никаких правил, никаких ограничений. Их задание состояло в том, чтобы посеять панику и разрушения любыми средствами, которые они сочтут подходящими.
– Существовала ли какая-то отчетность? – спросил я.
– Боюсь, вы плохо понимаете, о чем идет речь. Во время таких заданий эти люди не существовали. Существование – необходимое условие для отчетности, вы со мной согласны?
Боюсь, я заранее знал ответ на свой следующий вопрос:
– Есть ли способ добыть доказательства – письменные доказательства – того, что эти люди входили в одну и ту же команду?
Он вновь заколебался.
– Я сомневаюсь, что даже подполковник Прентис может получить доступ к этой информации.
Я поблагодарил Рейда, и он не преминул сказать, что я могу в любое время звонить ему. Следующий час я провел, обдумывая то, что обнаружил, и пытаясь найти способ узнать больше.
У меня не было никаких реальных доказательств, что эти три человека встречались во Вьетнаме, хоть я и был в этом уверен. Но даже если бы я и доказал это – что с того? Как это поставит под сомнение вину Лори в глазах присяжных, каким образом заставит их понять, что она не убивала Алекса Дорси?
К сожалению, у присяжных были не только чистые глаза, но и здоровые желудки, и суд возобновился в девять утра.
Любая сфера человеческой деятельности, которую вы только можете себе вообразить, имеет свой узкий круг экспертов. И встретить этих экспертов проще всего в судах Соединенных Штатов.
Сегодня нашим первым свидетелем был доктор Брайан Хербек, широко известный в стране выдающийся специалист по пятнам крови. Мы заплатили ему десять тысяч долларов, чтобы он огласил результаты своей экспертизы перед присяжными, которым предстоит выслушать, как много он знает и умеет и сколько он всего сделал, и, разумеется, возненавидеть его за это.
Раз уж я обратился к такому эксперту, как доктор Хербек, я заставил его изучить пятна крови на одежде Лори, найденной позади стадиона Хинчклифф. Он, разумеется, уже изучал их прежде, и мы отрепетировали каждое слово, которое он собирался произнести.
Доктор Хербек мучительно подробно описал, как выглядели пятна крови на передней и задней части блузки. Он утверждал, что пятна на обеих сторонах совпадают, и это означает, что хотя блузка и может принадлежать Лори, но она не могла быть надета ни на Лори, ни на ком-либо другом в тот момент, когда ее испачкали кровью. Кровь была нанесена на переднюю часть сложенной блузки и просочилась на ее заднюю часть. Он настаивал, что если бы блузка была надета на человека, пятна крови никогда не оказались бы на спине.
Это было логичное, хотя и скучное выступление, и когда Дилан начал свою часть допроса, меня поразила его экспрессия – как будто он и присяжные вынуждены мириться со столь эксцентричным свидетелем и – куда уж деваться – придется отнестись к нему снисходительно и с улыбкой.
Дилан был явно хорошо натаскан в этой области, и его вопросы впечатляли. Он заставил наше светило еще раз осмотреть каждое пятно, указывая на те места, где пятна не очень точно совпадали. Доктор Хербек ответил на все вопросы Дилана, но к тому моменту, как это закончилось, присяжные уже выли от скуки и едва ли могли припомнить что-нибудь из показаний свидетеля.
В общем, это было не самое приятное утро. Все мои надежды начинали сосредотачиваться исключительно вокруг нашего домашнего расследования, в ходе которого мы пытались установить связь между тремя людьми во Вьетнаме. Расследования, которое, вполне возможно, никуда нас не приведет.
Мы с Кевином и Маркусом обедали вместе в кафетерии суда, и они ознакомили меня с последними новостями нашего расследования – вернее, с их отсутствием. Кевин поговорил с подполковником Прентисом, который проверил и подтвердил предположение капитана Рейда, что доступ к информации закрыт. Маркус выяснил все о преступлениях, которые привели Мердека за решетку, но это нисколько не пролило свет на наше дело.
Доев свой ленч, Кевин подчистил то, что осталось на подносе Маркуса и на моем. Он уже готов был перейти к попрошайничеству за ближайшими столиками, когда появился Пит Стэнтон. Он был в верхнем зале суда, давал показания по другому делу, и решил наведаться к нам, узнать, как у нас дела, и оказать моральную поддержку.
– В стане адвокатов защиты бывали и более счастливые дни, – сказал я.
Он кивнул и ввернул необидную подколку:
– Может, тебе стоит отойти к канатам и выпустить на ринг Кевина?
– Было бы неплохо, – парировал я. – Но что нам действительно нужно, так это свидетель вроде тебя.
Мы оба чувствовали, что это добродушное подшучивание нисколько не воодушевляет, и Пит осведомился, как держится Лори. Он был прекрасным другом и поддерживал ее, и ни она, ни я никогда этого не забудем. Я сказал ему, что она держится хорошо, и вообще она гораздо сильнее меня. Оба утверждения были в основном справедливы.
В противоположном конце столовой как раз заканчивал ленч Ник Сабонис. Мы с Ником не говорили с тех пор, как он давал показания, хотя наши пути с того времени пару раз пересекались. Думаю, Ник никак не мог простить мне предположения, что он, возможно, и является тем таинственным лейтенантом, которого упоминала Селия Дорси.
– Я сейчас вернусь, – сказал Пит, вставая. – Мне надо перекинуться парой слов с Ником.
Не знаю, почему это меня задело на сей раз, однако же задело – как удар обухом промеж глаз.
– Что ты сказал? – переспросил я, хотя вполне четко слышал каждое его слово.
– Я сказал, что мне надо перемолвиться с Ником.
– Так позови его сюда, – сказал я. – Пожалуйста.
Уверен, что и Пит, и Кевин, и даже Маркус уловили мой странный тон, однако мне не было дела до этого – я целиком сосредоточился на Пите и Нике. На лейтенантах.
– Эй, Ник, – позвал Пит, помахав рукой, – не подойдешь сюда на секунду?
Ник посмотрел на нашу компанию немного настороженно, видимо, не желая ввязываться в контакт с врагами, то есть с нами.
Но мои мысли уже переключились на другую тему, я повернулся к Кевину и чуть не стащил его со стула.
– Пошли, надо срочно поговорить.
По дороге к телефонам я сказал Кевину, что понял нечто важное. Мы позвонили капитану Рейду, который, как всегда, сразу же снял трубку.
Я немедленно перешел к сути.
– Капитан Рейд, нам нужен список всех лейтенантов спецназа, которые были во Вьетнаме в то же время, что Дорси, Стайнз и Мердек.
Он не рассмеялся в трубку, и я счел это хорошим знаком. Подумав несколько секунд, он сказал:
– Это займет около часа.
Я думал, он скажет «около недели», и едва не задрожал от возбуждения.
– Вы можете выслать мне список по факсу в суд?
– Если вы дадите мне номер.
Я продиктовал ему номер, и через час и пять минут список был у меня на руках. Он занимал пять страниц, и на второй странице я прочитал имя, которое перевернуло все.
* * *
Мне никогда раньше не доводилось заниматься полицейским наблюдением, и не уверен, что мои теперешние действия можно было считать слежкой. Я запасся непременными пончиками и кофе, но никто не говорил мне по рации «О'кей, пора». Я просто сидел в своей машине, припаркованной возле областного офиса ФБР, пожирая пончики и слушая Eagles на CD-плейере, готовый в любую минуту пригнуться, чтобы меня не заметили.Было примерно без четверти семь, и я в четвертый раз слушал «Насыщенную жизнь», когда агент Синди Сподек вышла из здания. Она подиумным шагом прошествовала к своей парковке, села в машину и выехала. Я дал ей немного удалиться, затем тронулся и медленно последовал за ней. Она меня не замечала. Можно было подумать, что я только этим и занимался всю жизнь. О'кей, старик, пора.
Вслед за ней я пересек мост Джорджа Вашингтона, проехал через парк Пэлисейдс и оказался в округе Рокленд. Рокленд находится на том берегу Гудзона, который принадлежит Нью-Джерси, но считается частью штата Нью-Йорк. Отсюда до Манхэттена не дальше, чем от северного Нью-Джерси или от округа Вестчестер, жить здесь хоть и не так хорошо, зато куда дешевле.
Я изо всех сил надеялся, что агент Сподек направляется домой, а не на обед к друзьям, в книжный клуб, в тир или куда еще агенты ФБР ходят после работы. Слежка – занятие довольно утомительное, а мне не терпелось поговорить с ней.
Сна съехала с хайвэя и направилась в небольшой городок под названием Помона. Это были спальные районы, и поскольку она, видимо, приближалась к дому, я сократил расстояние между нашими машинами. Теперь мне никак нельзя было потерять ее из виду.
Еще через несколько минут она была на подъездной дорожке возле одноэтажного деревянного дома, выкрашенного в красный цвет. На улице играли дети, но никто не обратил внимания на ее появление. Я вдруг понял, что даже не задумался, есть ли у нее дети, замужем ли она или живет одна. Для меня, учитывая мои конкретные цели, было бы лучше, если бы она жила одна, потому что мне не хотелось бы, чтобы она оглядывалась на других людей, когда услышит мое требование.
Я припарковал машину на улице прямо напротив ее дома, и когда я выходил из машины, она смотрела в моем направлении. Уверен, что в ее глазах промелькнул страх, а может, ярость, или просто ресница в глаз попала. Я не умею читать по глазам.
Она направилась прямо ко мне.
– Какого черта вы тут делаете? Я не хочу видеть вас возле своего дома.
Она думала, что я испугаюсь, – она же не знала, что я всю свою жизнь выслушиваю от женщин то же самое.
– Я надеялся, мы сможем продолжить разговор, – сказал я.
– Какой еще разговор? – вызывающе бросила она.
– Ну как же, разговор о Терри Мердеке.
На сей раз я был уверен, что в ее глазах промелькнул именно ужас, но она не собиралась сдаваться.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите. А теперь позвольте, я…
– Вам известно, что Терри Мердек мертв? – перебил я. – Кто-то убил его, чтобы не дать ему поговорить со мной.
Она немного сникла и прикрыла глаза.
– О Господи…
– Я могу войти?
Она не ответила, только согласно кивнула и направилась к входной двери. Я прошел за ней в дом. Еще одна победа на счету хороших парней.
Мы едва успели войти в дом, как она спросила:
– Как вы меня вычислили?
Я не хотел говорить ей правду – а именно, что я вовсе не был уверен в своей догадке, пока не увидел ее реакцию на новость об убийстве Мердека. Поэтому я произнес только:
– Жена Дорси сказала, что он называл своего собеседника лейтенантом. Я предположил, что это кто-то из департамента полиции, сослуживец, пока не сообразил, что Дорси и сам был лейтенантом, а люди, имеющие одинаковое звание, так друг к другу не обращаются.
Я остановился на секунду, готовясь сбросить бомбу.
– Это должен был быть кто-то, под чьим командованием Дорси служил в армии – в подразделении спецназа, где он был вместе с Кэхиллом и Мердеком. Оказывается, ваш босс был лейтенантом во Вьетнаме в то же самое время, когда там служил Дорси, и я сделал логический вывод, что он в этом замешан. Кроме того, в записи звонка в службу 911 Гарсия назван злоумышленником. Кто, кроме вас, мог бы так его назвать?
Она не выказала никакого удивления, так как уже давно жила с этим.
– Вы не сможете это доказать. Никто не докажет.
– А мне и не надо это доказывать, – сказал я. – Я просто хочу пролить свет на это дело.
– Ничем не могу помочь, – сказала она.
– Вы – единственный человек, который можетмне помочь. И вы уже пытались это сделать. Но теперь пора поговорить в открытую. Больше никаких звонков, никаких измененных голосов.
Она улыбнулась моей наивности.
– Вы себе хоть немного представляете, что значит публично выступить против человека вроде Дарена Хоббса? Вы знаете, что со мной после этого будет?
Я кивнул.
– Два года назад Лори Коллинз стояла перед таким же выбором, когда речь шла о Дорси. Она знала, что ей не поздоровится – и попала в переделку гораздо большую, чем могла себе вообразить. Это может разрушить ее жизнь. Но если бы встала необходимость, она бы еще десять раз прошла через все это.
Она заговорила очень тихо, словно бы на самом деле беседовала сама с собой. У меня было такое чувство, что она не раз говорила об этом сама с собой.
– Я всю свою жизнь мечтала стать агентом ФБР…
Я покачал головой.
– Мы с вами мало знакомы, но я готов поклясться, что вы не хотели этого такой ценой. Как вы сможете с этим жить, зная все, что вы знаете?
– Я же говорю вам, у меня нет доказательств того, что ваша клиентка невиновна. Я вообще не располагаю информацией о ней.
– Мне это известно. – Я чувствовал, что ее сопротивление ослабевает, и намеревался оставаться с ней – просить, убеждать, умолять до тех пор, пока она не сдастся. Это был единственный реальный шанс избавить Лори от пожизненного заключения.
– Мне нужна информация не о ней, а о Хоббсе.
Она кивнула.
– Ее у меня много.
Я определенно добился прогресса, и теперь надо было быть сверхосторожным, чтобы не спугнуть ее.
– Вы согласны рассказать мне о нем?
Она вздохнула, сдаваясь.
– Вы хотите есть? Ночь у нас сегодня будет длинная.
– Чем длиннее, тем лучше, – сказал я. – Кроме того, у меня в машине осталось еще четыре пончика для полицейского наблюдения.
– А что такое пончики для полицейского наблюдения?
И эта женщина – агент ФБР? Эдгар Гувер повесился бы на собственных подтяжках, если бы услышал это.
– Это специальный термин, – сказал я. – Вы не поймете.
Следующие три часа были самыми увлекательными, какие я когда-либо проводил с женщиной, не снимая одежды. Пользуясь своим положением девочки на побегушках и для битья, Синди успела хорошо изучить Хоббса и располагала множеством улик против него.
Будучи высоким чином ФБР, Хоббс постоянно покрывал дела служивших во Вьетнаме в его подчинении элитных спецназовцев, которые, вернувшись на родину, встретились и принялись заниматься приблизительно тем же, что делали в тылу врага. Под ним ходили по меньшей мере четверо, а возможно, и больше – но это уж пусть следствие установит, кто и где.
Все его подопечные так или иначе занимались преступной деятельностью, продолжая находиться под командованием Хоббса. Но его прикрытие все же не было абсолютным. К примеру, Дорси привлекал к себе слишком много внимания, и Хоббс не мог отводить от него удар, не обнаруживая себя. Мердеку просто не повезло, что пожарные нашли у него в доме клише для печатания фальшивых денег, и дело выплыло наружу так быстро, что Хоббс не успел вмешаться.
Исходя из намерений и целей своего шефа, Синди могла наглядно показать, на что способен Хоббс, хотя в ее информации были зияющие провалы, и главным из них было убийство Дорси. Она была уверена, что Хоббс либо сам убил его, либо, скорее всего, послал Кэхилла, но у нее не было ни одной улики, чтобы снять подозрения с Лори.
К тому времени, как я покинул ее дом, а было уже одиннадцать вечера, у меня сложился план. Я позвонил Кевину и ввел его в курс дела, а также продиктовал ему список людей, которым нужно вручить повестки в суд. Еще я попросил его позвонить капитану Рейду и попросить особой помощи. Если мы хотим получить хоть малейший шанс выиграть, нужно делать все быстро, и начать нужно немедленно.
Лори не ложилась спать и встретила меня, когда я вернулся домой – она бы не легла спать, даже если бы я вернулся домой к ноябрю. Она жадно впитала информацию, которой я с ней поделился, и потребовала, чтобы я подробно объяснил ей, какие действия мы намерены предпринять по этому поводу. Я описал ей стратегию так подробно, как только мог, однако большая ее часть была пока неопределенной и зависела от дальнейших обстоятельств, поэтому Лори пришлось просто довериться мне.
Мы легли в два и проснулись в полседьмого. Сегодня мне предстояло сыграть в суде иную роль, и я должен был быть готов к этому. Большую часть своей сознательной жизни я провел в судах, но сегодня мне предстояло впервые выступить в роли свидетеля.
Мы с Кевином встретились в кофейне, дабы довершить последние приготовления к даче показаний, поскольку прошлым вечером мы не успели это сделать. Та информация, которую я получил от Синди Сподек, кардинально изменила цель моего сегодняшнего выступления. Теперь не так уж важно было показать ключевые моменты нашей защиты; мне, по сути, достаточно было прочесть предисловие, которое должно помочь присяжным понять, какие факты им будут представлены позже.
Дилан начал с того, что еще раз возразил против дачи мною свидетельских показаний, но Топор тут же укоротил его. Со стороны защиты допрос вел Кевин. Для начала он попросил меня рассказать об основных моментах наших взаимоотношений с Лори, начиная с нашей первой встречи и заканчивая сегодняшним днем. Я открыто признал нашу романтическую привязанность – присяжные в любом случае давно о ней знали, и лучше было признать ее добровольно, чем дать Дилану возможность разоблачить нас.
Пятнадцать минут мы посвятили сути того, зачем я вышел на свидетельскую кафедру. Я рассказал о том дне, когда ко мне в офис пришел Стайнз, описал свои мучения в связи с адвокатским соглашением, которое мы подписали, мое последующее решение защищать Оскара и то, как я отправил Лори на стадион Хинчклифф, чтобы обнаружить одежду, которую, как я считал, носил Стайнз в момент убийства.
– Вы когда-нибудь еще встречали этого Стайнза? – спросил Кевин.
Я кивнул и впервые потерял сосредоточенность, поддавшись эмоциям.
– Я попросил одного молодого человека помочь мне найти Алекса Дорси. Этого юношу звали Барри Лейтер, и когда обнаружилось, что он помогает мне, Стайнз проник к нему в дом и убил его выстрелом в голову. Полиция застрелила Стайнза на месте преступления, но было уже слишком поздно, чтобы спасти Барри.