Русанов Владислав. Серебряный медведь

   Победители собирали оружие, обмениваясь возбужденным возгласами. Похоже, студенты излишне поверили в свои силы. Не принесло бы это вреда вместо пользы…
   – До дома доберешься? – присел Гуран рядом с искалеченным парнем.
   Тот кивнул, попытался сказать что-то серыми, напряженными губами, но застонал.
   Крюк тем временем осматривал кузнеца. Выпрямился, сокрушенно покачал головой.
   – Не жилец…
   Торговец в суконном кафтане, представившийся как фра Лаграм, подошел, оглядел корчащегося и воющего от боли широкоплечего, сильного мужика. Вздохнул:
   – Добить бы!
   – Сам добивай! – обиделся бывший солдат. – Я не палач.
   – Палач, не палач… – сварливо протянул Лаграм. – Разве ж в этом дело? Мучается человек. Помочь ему надо.
   – Сказал: не буду!
   – Ну, на «нет» и суда нет. – Торговец наклонился и быстрым движением вогнал корд кузнецу между ребер. Чувствовалась сноровка опытного резчика свиней. – Прими, Триединый, душу грешную… – Он снова стянул с головы пелеус.
   – Не надо было нападать, – подошел к ним Гуран. – Только своих потеряли…
   – Конюшню чистить – в навозе мазаться, – наставительно проговорил Лаграм. – Без крови революцию не сделаешь. Или не твои слова?
   – Мои, – согласился молодой человек. – А все как-то не по себе.
   – Нам своих искать нужно. – К ним приблизился курносый школяр с заряженным арбалетом. – Вольнодумцев.
   – Если они еще не поразбегались по щелям, как тараканы, – жестко отрезал Крюк. – Видел, как наши чухнули?
   – Тогда к университету пробиваться надо! – упрямо ответил школяр. – Студенты поддержат. Помогут.
   – Мало нас, – огляделся Гуран. Смерил взглядом дом. – Зачем связывались? Дом пустой…
   – Да кто его знает? – пожал плечами фра Лаграм. – Может, попрятались хозяева с перепугу?
   – А кто тут живет? – Курносый, задрав голову, оглядел башенки.
   – Кто бы ни жил, а гвардейцы просто так ломать дверь не будут, – ответил вельсгундец. – Раз напали, значит, наш человек.
   – Постучаться, что ли… – несмело предложил светловолосый студент, сильно напоминавший Гурану табальца Антоло. Не земляк ли?
   В этот миг дверь распахнулась и на пороге появился сухонький, малорослый старичок, кутающийся в зимний, опушенный мехом плащ.
   – Прошу простить меня, друзья, что сразу не вышел, – дребезжащим голосом сказал он. – Поверьте, мне стыдно. Трусливый я стал на старости лет, ох и трусливый…
   – Это простительная слабость, – ухмыльнулся Крюк, но по его скривившимся губам выходило, что он не слишком верит в свои слова и предпочел бы умереть в бою, но не прятаться боязливо за чужие спины.
   – Простите, уважаемый, а вы кто? – взял быка за рога вельсгундец. – Зачем гвардейцы на вас нападали?
   – О! Правильный вопрос. – Старичок поднял вверх палец с шишковатыми суставами. – Забыл представиться. Мэтр Абрельм. Я – чародей.
   – Ух ты! – восхитился курносый. – Настоящий?
   – Ну… – замялся мэтр. – Конечно же, настоящий. Но силы мои весьма и весьма ничтожны. Подумайте, если бы было иначе, стал бы я прятаться от жалкой кучки солдатни?
   – А… Ну да, – кивнул студент разочарованно. Он уже представлял, как с помощью мага они развеивают в пыль гвардейцев по всей Аксамале, берут власть над городом в свои руки и устанавливают самое справедливое в мире правление.
   – Ладно, мэтр Абрельм, – поклонился Гуран. – Мы пойдем. Нужно спешить. Рады, что оказались в нужное время в нужном месте.
   Волшебник пожевал губами, поразмыслил чуток:
   – Погодите, господа! А кто вы?
   – Мы боремся против тирании императора, за свободу Сасандры, – ответил Гуран. – Нам стало известно, что император умер.
   – Пора бы уж… – Абрельма известие о смерти государя ничуть не удивило. – Зажился Губастый… А я ведь его наследником престола помню…
   – Мы пойдем, – вежливо напомнил вельсгундец.
   – Погодите, молодые люди, погодите. Я, пожалуй, с вами отправлюсь. Может, и пригожусь… – Чародей оглянулся на дверь, хотел было притворить ее, но потом махнул рукой – мол, если суждено быть ограбленным, выломают, не поленятся.
   Гуран с сомнением покачал головой. Переглянулся с Крюком и Лаграмом. Лавочники хоть и не показывали восторг по поводу прогулки с волшебником по ночному городу, возражать не решились. Слабый-то он слабый, а вдруг наведет икоту или заикание. На это, говорят, много силы не надо. Ничего, устанет и сам отцепится.
   Молодой человек махнул рукой:
   – Что ж, с нами, так с нами! Только, мэтр, не отставайте. Ждать не будем!
   Они быстрым шагом направились по улице в сторону Клепсидральной площади.
 
   Лейтенант, командующий охраной ворот в императорской резиденции, сразу обратил внимание на трех невзрачных мужчин, появившихся со стороны храма Вознесения. Еще пять дней назад ему и в голову не пришло бы подозревать честных граждан. Аксамала – город, где всяких-разных чудаков хоть отбавляй. Кто-то босиком бегает вокруг крепостной стены, а кто-то по ночам гуляет. Может, к знатному и богатому горожанину родственник из провинции приехал? Вот и водит его, показывает город. А ночью столица империи не менее красива, чем днем…
   То ли дело нынче ночью!
   Гвардейцы, приданные в помощь дворцовой охране, волновались и поглядывали на Нижний город, где разгоралось несколько пожаров, жалобно звонил колокол, призванный извещать аксамалианцев, который час. А совсем недавно и в Верхнем городе – оплоте благополучия и добропорядочности – начали твориться странные вещи. Например, пузырь непроглядного мрака, вздувшийся как раз позади храма Вознесения. Очень уж попахивает колдовством.
   Офицер отдал короткий приказ подчиненным. Нужно быть наготове. Краем глаза он видел, как гвардейцы взводили арбалеты, проверяли, легко ли ходят мечи в ножнах.
   Будто не трое мужчин среднего возраста в добротной одежде медленно приближаются к воротам, а самое малое сотня тяжеловооруженных конников при поддержке стрелков готовится к штурму дворца.
   – Вы думаете, они опасны? – спросил стражник у гвардейского лейтенанта – седоватого вояки с литийским выговором.
   – Я не думаю. Я знаю, – ответил тот. – Стреляйте на поражение. Еще шагов десять, и можно…
   – А кто это? – не унимался стражник, но офицер гвардии только отмахнулся, не спуская взгляда с приближающихся людей.
   Восемь шагов…
   Шесть…
   Четыре…
   Широкоплечий мужчина в плаще с пелериной остановился, сцепил перед грудью пальцы рук, напрягся. Его толстенький спутник тростью указал на дворец третьему, украшенному красноватым родимым пятном.
   – Вперед! Стреляйте на ходу! – заорал лейтенант гвардии, хватая одного из солдат за плечо и выталкивая вперед.
   Из ладоней человека в пелерине сочилась тьма. Непроницаемая, поглощающая любой свет. Она вытекала тонкой струйкой и скапливалась в тяжеловесную, огромную каплю.
   Стрелок в алом мундире припал на одно колено, прижал приклад арбалета к щеке.
   «Меченый» вскинул руку, указывая вперед пальцем.
   Крикнул:
   – Пу!
   Камни брусчатки взлетели из-под ног гвардейцев.
   Земля ощутимо вздрогнула.
   – Пу!
   С грохотом обрушился участок стены шага четыре в ширину.
   Кого-то придавило.
   Троих гвардейцев сбило с ног, но один из стрелков, несмотря на льющуюся из рассеченной брови кровь, успел нажать на спусковой крючок.
   Попал ли болт в цель, лейтенант уже не видел. Все закрыла накатывающаяся волна абсолютного мрака. Сплошной стеной, чуть-чуть загибающейся сверху, она обрушилась на охранников дворца, залепила глаза, уши, рты.
   Лейтенант в панике выхватил меч. Взмахнул несколько раз. Вправо, влево… Кажется, попал. Но опыт и чутье подсказывали, что в своего. Раненый упал беззвучно. Да и упал ли? В такой темноте, препятствующей не только свету, но и звукам, и запахам, ни о чем нельзя судить с уверенностью. Ты словно во сне, в ночном кошмаре. Можешь кричать, выть, можешь дергаться и вырываться, но незримое чудовище все равно придет и полакомится тобой. Или просто раздавит, усевшись неподъемным задом на грудь.
   Неотвратимость. Скольких сильных людей ожидание смерти сломило, превратив в жалкие тряпки!
   Стражник почувствовал нарастающий ужас. Заорал во все горло. Побежал, споткнулся, упал, выронил меч.
   Он слепо шарил по развороченной мостовой, когда холодные, липкие щупальца сжали его сердце.
   Нащупали. Напряглись. Сжались.
   Офицер умер безболезненно. Так же как все его солдаты и гвардейцы во главе со своим лейтенантом.
 
   Мэтр Примус, предводитель Круга волшебников Аксамалы, промокнул залысины, поглядел на спутников с выражением превосходства.
   Широкоплечий мэтр Вальгейм покраснел от натуги, на висках его выступили крупные капли пота. Он кряхтел, будто пытался поднять груженую телегу.
   Украшенный родимым пятном мэтр Миллио откровенно скучал. Позевывал и все норовил «прицелиться» пальцем в сторону дворца. Но плотный, вздыбившийся вал темноты не позволял не то что целиться, а просто рассмотреть хоть что-то за оградой, окружающей императорскую резиденцию.
   – Не получается? – вроде бы участливо поинтересовался Примус у тужащегося Вальгейма, но в голосе главы Круга звучала изрядная толика яда, смешанная с издевкой. – Вы уж или толкайте ее, или совсем уберите. Мешает ведь…
   Крепыш волшебник раздраженно дернул щекой. Напрягся еще сильнее. Так, что вздулись жилы на шее и затылок налился кровью. Того и гляди, удар приключится.
   – Не идет… – прохрипел он, сипло втягивая воздух перекошенным ртом. – Держит ее там что-то? Не пойму!
   – Позволю себе заметить, – Миллио потер кончик носа, – что стена вокруг дворца возводилась более двухсот лет тому назад. С тех пор сами здания внутри не один раз перестраивались, разбивались новые парки, при прошлом императоре была пристроена библиотека, но стену не трогали. Не в этом ли причина?
   – Вы хотите сказать, что… Маги прошлого?
   – Не такого уж и прошлого, если быть справедливым. Подумаешь, каких-то сорок лет, как ушли. Самоубийцы… Но как бы то ни было, а их заклинания не по нашим зубам.
   Вальгейм бросил свирепый взгляд в их сторону:
   – Врете! Пересилю. Сдохну, а пересилю!
   – Фи! Какие непристойные выражения! – поджал губы Миллио.
   Примус покачал головой. Вздохнул:
   – А ведь знаете, коллега, я больше склонен согласиться с коллегой Вальгеймом, нежели с вами. Чем мы хуже? Разве мы мало изнуряли себя упражнениями? Постигали искусство? Учились отбирать Силу из эфира, концентрировать ее? Разве не так, коллеги?
   Мэтр Вальгейм молча продолжал хрипеть, прижимая ладонь к ладони.
   – Знаете ли, коллега… – задумчиво произнес Миллио. – Читал я в хрониках, так сказать, о деяниях колдунов древности… Они такое вытворяли!
   – Вы бы еще сказки вспомнили! Мало ли что в исторических хрониках напишут! Ведь вы прекрасно знаете, коллега, как пишутся книги по истории. Кто при власти, тот и выглядит героем. Погодите! Будут еще и про нас читать потомки!
   – Хотелось бы, – поежился Миллио.
   – Вот видите! А нужна для этого сущая безделица – сровнять с землей дворец тирана, уничтожить карательные структуры государства – армию, стражу, сыск. И установить власть мудрых и справедливых чародеев.
   – Ах, мэтр Примус, это ли не мечта всей моей жизни?!
   – Вот еще! Я вам так скажу – свободу нужно завоевывать самому! Не ожидать помощи от Бога или героя какого-нибудь… Мэтр Вальгейм! – Примус в нетерпении топнул ногой. – Прекращайте уже, ради всего святого! И снимите эту завесу мрака! Клянусь вам, там нет ни единой живой души.
   Силач не отвечал. Хрипел натужно и уже начал пошатываться.
   Заподозрив неладное, Примус схватил его за рукав:
   – Мэтр Вальгейм! Мэтр Вальгейм?
   Налитые кровью глаза смотрели, но не видели. Отрешенный взгляд безумца. Или смертельно больного человека.
   – Помогайте мне, Миллио! – завизжал глава Круга. – Он не в себе!
   Одной рукой он вцепился Вальгейму в локоть, а другой – в воротник. Попытался развернуть его или хотя бы расцепить руки.
   – Да сохранит нас Триединый! – суетливо шептал Миллио, хватаясь за силача с другой стороны. – Надорвался! До сих пор я лишь читал о таком… бедняга! Ведь это все, конец… Способности выжигаются начисто…
   – А еще сопротивляется! – вторил ему Примус. – Нет, но какая мощь…
   – Телесная, телесная, коллега, а вот с магическим талантом не повезло Вальгейму нашему…
   – Ничего, значит, будет…
   Свою мысль Примус не успел закончить, и Миллио так и не узнал никогда, что же, по предположению главы Круга, будет с надорвавшимся чародеем.
   Из-за паркового ограждения, возвышавшегося за их спинами, вылетел целый рой арбалетных болтов. Пять граненых стальных штырей пробило спину кривоносому Вальгейму, бросили его ничком на брусчатку.
   Примус почувствовал удар ниже правой лопатки. Кроме того, острой болью обожгло плечо.
   Коротышка Миллио упал вместе с Вальгеймом. То ли смертельно раненный, то ли не успел разжать пальцев, судорожно цепляющихся за одежду соратника.
   – Смерть колдунам! – послышался грозный голос. – Бей проклятых!
   Пошатываясь на ногах, вмиг ставших непослушными, Примус обернулся. По площади Благодарения к ним бежали гвардейцы. С ними вооруженные горожане – благо Верхний город давал приют состоятельным людям, способным оплатить несколько телохранителей каждый. Впереди всех широко шагал грузный старик в ало-золотом мундире, с тремя золотыми бантами на рукаве. Ежик седых волос, загорелое лицо, густые усы, свисающие ниже подбородка. Только дурак не узнал бы генерала армии Бригельма дель Погго по прозвищу Мясник, командующего Аксамалианской гвардией. Рядом с ним вышагивал, словно цапля по болоту, худощавый и длинноногий мужчина приблизительно десятью годами младше гвардейца. Бородка клинышком, тонкий породистый нос, презрительная усмешка на губах. Рукав его простого черного кафтана, отличавшегося от повседневной одежды какого-нибудь банкира или богатого лавочника лишь серебряными обшлагами, украшали целых четыре золотых банта, а на шее сверкала усыпанная бриллиантами звезда. Его высокопревосходительство верховный главнокомандующий Сасандры маршал т’Алисан делла Каллиано собственной персоной. Тут же суетились какие-то полковники, генералы рангом поменьше…
   Ненависть, всколыхнувшаяся в сердце чародея, на мгновение заставила забыть о боли. Он открылся, впитывая, словно губка, звенящие в воздухе эмоции десятков и сотен людей. Страх и ненависть, злоба и отчаяние, решимость и презрение… Корпускулы чувств метались, свивались в вихри и смерчи, поднимались восходящими токами к ночному небу и низвергались подобно маленьким цветным водопадам. Да-да! Именно цветным! Человеческие эмоции предстали внутреннему зрению колдуна, обостренному предчувствием неминуемой смерти, в виде ярких разноцветных мошек, точек, огоньков.
   Испуг дрожал бледным желтым сиянием. Отчаяние горело ярким белым огнем. Горело так, что слезились глаза. Злоба мерцала багровым отблеском, подобно затухающим углям костра. А презрение отдавало прозеленью, словно болотные огоньки.
   Примус позвал, поманил все эти сияющие точки, втянул в себя.
   Сила подействовала подобно ведру ледяной воды. Волшебник охнул, сипло втянул воздух сквозь сжатые зубы, выпучил глаза. На несколько ударов сердца он ощутил себя легким мотыльком, не обремененным излишним весом, несварением желудка, головными болями и зазубренным болтом в печени. Он понял, что сейчас ему по силам все. Нет, не все, а ВСЕ!
   Цветные частички Силы складывались в сложную мозаику, составляли рисунок волшебства, равного которому давно не знала Сасандра. Ведь время великих чародеев закончилось…
   Примус ощутил всемогущество. Сейчас он мог бы поднять к небесам воду из Великого озера и обрушить ее на крестьянские поля проливным дождем, а мог излечить всех больных от степей вольных кентавров до Лотанского полуострова. Мог растопить снега и льды северной пустоши, а мог осушить болота Края Тысячи Озер… Да что там! Стереть с лица земли горы Тумана? Раз плюнуть! Погрузить в пучину морскую Халиду? Легко! Может, заодно и Айшасу подтащить ближе? Подумаешь, море! Если надо будет, расступится…
   Лишь бы только эти отвратные рожи гвардейцев не пялились столь вызывающе…
   Ишь ты! Арбалеты заряжают!
   Главнокомандующий делла Каллиано схватил за рукав Бригельма-Мясника и что-то шепчет… Нет, уже не шепчет, а орет во весь голос, зажатым в дрожащей руке клинком тыча в сторону волшебника, а гвардейский генерал прет, наклонив голову, словно бык, сорвавшийся с привязи.
   Ори, ори…
   Не помогут вам ни крики, ни мечи, ни арбалеты. Да хоть требушеты притащите!
   Воздух над площадью Благодарения уплотнился, зазвенел, пошел по кругу, как воронка на речной стремнине.
   Быстрее, быстрее!
   Примус захохотал и приказал ветру нагреться!
   Жарче! Еще жарче!
   Вот вам всем!
   Огненный вихрь подхватил солдат и горожан, сжег их и пепел развеял!
   Превратились в факелы деревья в садах, окружающих площадь, вспыхнули постройки императорского дворца. Базальт мостовой поплыл лужицами, как талый снег по весне.
   А волшебник стоял в центре смерча. Языки пламени касались его, но всякий раз отдергивались, не решаясь причинить вреда повелителю.
   Он хохотал, запрокинув голову, вглядываясь невидящими глазами в небо, кричал без звука, простирал руки.
   Как приятно чувствовать себя равным Триединому, осознавать, что можешь не замечать преград и перекраивать мир по собственному усмотрению!
   Сила! Благодатная, неизъяснимая, животворящая, дающая вечное блаженство, Сила струилась по его жилам.
   А потом кольца раскаленного ветра сжались гигантским удавом…
   Вспышка!
   Сноп искр!
   Горстка пепла, оседающего на покореженную пламенем мостовую.
   Обитатели Верхнего города, имевшие счастье оказаться в ту ночь на достаточном удалении от дворца императора, в ужасе бежали, бросая все – деньги, драгоценности, вещи, предметы старины. Ими двигало одно лишь желание – оказаться как можно дальше от огненного ада. Трудно ожидать иного от человека, воочию увидевшего звериный лик Преисподней…
 
   Мастер видел огненный смерч, взвившийся над Верхним городом.
   Зрелище впечатляющее.
   «Кто бы из колдунов ни устроил иллюминацию, – подумал сыщик, – не хотел бы я быть рядом с ним. Да и на расстоянии ближе чем сотня шагов, пожалуй, тоже… Это что же сейчас там творится? Каково Бригельму и гвардейцам? Да, натворили мы дел… Это осиное гнездо если разворошить, то мало никому не покажется»…
   Он шел, держась в тени, отбрасываемой домами, по привычке оглядывался через каждый десяток шагов. Корд на поясе, метательные ножи в рукавах, на груди – перевязь с орионами. В эту ночь оружию тайного сыщика уже пришлось попробовать крови. На перекрестке Гончарной и Уклонной улиц на него налетела пара мародеров – они всегда вылезают, как грибы после дождя, в охваченном смутой городе, где бы этот город ни находился и в какие годы бунт ни проходил бы. Или не бунт, а, напротив, удар на упреждение оного. Уж если гвардейцы и примкнувшая к ним толпа убивают волшебников, занимающихся колдовством вопреки закону, отлавливает вольнодумцев, которые все до единого куплены Айшасой (кто ж этого не знает? Только совсем глухой и слепой), и прочих неблагонадежных граждан великой империи, то почему бы под шумок не ограбить ювелира или банкира?
   Люди, живущие разбоем и воровством, тоже не дураки и выгоды не упустят. Другое дело, что на одинокого прохожего в серой потертой куртке и сапогах с мягкими голенищами они бросились зря. Совершили, можно сказать, большую глупость. Мастер прикончил их без всякой жалости.
   Первый еще не успел ничего понять, как узкое лезвие метательного ножа уже воткнулось в ямочку между ключицами. Второй видел смерть приятеля, но повернуться и броситься наутек у него не хватило ума. А может, гордыня обуяла? Возомнил себя великим бойцом? Что ж, излишняя самоуверенность приводила в могилу и более умелых воинов. Невзрачный сыщик поднырнул под удар широкого ножа и вогнал корд нападающему снизу под грудину. Вытер лезвие об одежду убитого и ушел не оглядываясь.
   Ни к чему терять время, когда впереди манит долгожданная встреча с дель Гуэллой.
   Вот и знакомый дом. Ничем не примечательный – в Аксамале таких сотни. Запущенный, беспорядочно заросший неухоженными цветами палисадник. Забор из некрашеного штакетника кое-где покосился. Калитка скрипит несмазанными петлями.
   Все правильно. Мастер столько лет приходил сюда с отчетами о выполненных заданиях…
   Он оглянулся по сторонам и в один прыжок перемахнул невысокую ограду. Бесшумно скользя между кустами шиповника – колючими, к слову сказать, до невозможности, – приблизился к двери. Потемневшая от времени медная ручка молотка так и призывала – постучи! Но сыщик не пользовался ею, даже когда относился к т’Исельну дель Гуэлла как к непосредственному начальнику. Предпочитал стучать костяшками пальцев.
   Мастер усмехнулся про себя – совершенной глупостью было бы предполагать, что условный стук не изменился с тех пор, как он узнал о предательстве главы тайного сыска, а т’Исельну, соответственно, стало известно, что он раскрыт. Хотя… Почему бы не попробовать этот путь? Великан Тер-Ахар, бывший телохранитель дель Гуэллы, услышав отличающийся от обусловленного стук, попросту притворился бы, что «никого нет дома». Поскребется незваный гость, поскребется да и уйдет восвояси. Но Тер-Ахар бросил хозяина. Ушел неизвестно куда. Новые охранники могут не обладать его навыками и умом. Кинутся выпроваживать гостя.
   Нет… Мастер тряхнул головой. Нельзя превращать месть в обыденную драку. Неизвестные парни могут быть и не замешаны в дела господина т’Исельна. Зачем же их убивать? С другой стороны, схватки без шума не бывает. В своем умении бывший лучший сыщик Аксамалы не сомневался, но и против него может выйти боец высокого уровня. А дель Гуэлла, услышав шум, быстро смекнет, что к чему: он, конечно, предатель Отечества, но не дурак. И тогда ищи ветра в поле…
   А вот забраться через окно второго этажа – это мысль.
   Сыщик припомнил расположение комнат. Да, со второго этажа легко попасть в кабинет главы тайного сыска, минуя охрану. Точнее, раньше можно было попасть… Что сейчас ожидает его, неизвестно. Но рискнуть можно.
   Цепляясь пальцами и носками сапог за неровности и выступы кладки, Мастер вскарабкался по стене. Не так уж и сложно, если честно.
   Свет через ставни не пробивался – второй этаж у дель Гуэллы был нежилой. Архив с доносами, по большей части содержащими дутые обвинения и обычные соседские кляузы. А все мало-мальски ценное хранилось на первом этаже, в чулане между кабинетом т’Исельна и каморкой телохранителя.
   Мастер осторожно, кончиком лезвия поддел крючок, распахнул ставень и скользнул внутрь.
   Темнота. Запах пыли, старых бумаг и цвели – видно, крыша прохудилась и часть жалоб подмокла во время дождей.
   И очень тихо.
   Подозрительно тихо.
   Не могли же они не слышать грохота в Верхнем городе? Криков толпы на улицах Нижнего? Должен ведь дель Гуэлла заинтересоваться и отправить хотя бы одного из охранников посмотреть, что да как.
   Эх, хорошо бы так… Как говорится, твои слова, Мастер, да Триединому в уши. Возможно, тогда сумеем обойтись малой кровью.
   Когда глаза привыкли к темноте, сыщик пошел к двери, обходя заваленный мятыми бумагами стеллаж и пюпитр.
   За дверью начиналась винтовая лестница, уходившая вниз, к самому кабинету начальника тайного сыска. Насколько Мастер помнил, ступени не скрипели. За этим тщательно следили – визжащие звуки излишне раздражали благородного господина начальника.
   Так… Здесь охраны нет. Уже повезло.
   «Не слишком ли часто мне везет? Не к добру. Удача – подруга капризная. Еще подумает, что уделяет мне слишком много времени, и уйдет к другому».
   Резная дверь, призванная защищать святая святых тайного сыска, оказалась полуоткрыта.
   Ну, вот и кончилось везение!
   Мастер вытащил корд и замер, прислушиваясь.
   Тишина.
   Мертвая, подозрительная тишина.
   Неужели засада?
   Сыщик затаил дыхание. Если о его приходе еще не знают, то прячущийся в комнате человек себя выдаст. Глубоким вздохом или зевком, подавленным в самом зародыше, а то и почесыванием укушенной ляжки – блохе ведь все равно: в засаде ты или на прогулке. Значит, стоит подождать. Триединый тому помогает, кто себя сам не обижает…
   Мгновения утекали медленно, как густой мед переливается из бочонка в миску. Всем известно – хуже нет занятий, чем ждать и догонять. Но Мастер ждать умел. При его роде занятий – весьма полезный навык.
   В тишине он хорошо слышал, как мелко постукивают жуки-древоточцы в архиве наверху, как шуршит мышь, пробираясь за панелью… Где-то в городе снова громыхнуло. Чуть позже донесся ослабленный расстоянием многоголосый крик. Колдуны не собирались сдаваться без боя. Видно, он – а следом и генерал Бригельм – недооценил их упорства… Впрочем, и крыса, загнанная в угол, способна броситься на кота.