Русанов Владислав. Серебряный медведь

Глава 6

   Дороги северной Тельбии тем и примечательны, что больше похожи на бездорожье. За исключением нескольких главных трактов, ведущих в Гоблану или Дорландию, по которым довольно часто ездили купеческие обозы, передвигались вооруженные отряды, уныло брели беженцы и просто переселенцы. Остальные пути больше напоминали лесные просеки – справа буки, слева грабы, буйная трава коню по брюхо. Часто они и вовсе терялись, переходя в лесные тропки, более привычные для зверей, пробирающихся к водопою, чем для уважающих себя наемников.
   Изрядно потрепанный полк господина т’Арриго делла Куррадо пополз напрямую к Медрену. Открытое нападение латников ландграфа Медренского на силы Сасандры можно было расценить как объявление войны. Теперь отпала необходимость скрывать намерения или искать благопристойный предлог для ввода войск в город. Хотите войны? Пожалуйста!
   Хитрющий полковник на всякий случай выслал гонца к генералу Риттельну дель Овиллу, командующему «Непобедимой» армией. Он жаловался на обстоятельства, значительно уменьшившие силы отряда, просил помощи – лучше всего соединения с полноценным полком, но можно и две-три роты конницы. Кондотьер сжалился над господином делла Куррадо, который выглядел не просто растерянным, а расплющенным нежданно-негаданно свалившимся на голову несчастьем (будто не воевать сюда заявился, а на увеселительную прогулку), и отдал ему почти половину отряда под командованием Ормо Коготка. Из тех, кто выжили после схватки с латниками, само собой. Да еще и раненых пришлось оставить.
   Вот так и вышло, что в поход к замку медренского ландграфа выступило двадцать человек. Много это или мало? Да как посмотреть… Если мчаться в атаку в чистом поле, где полки противостоят полкам, а армии армиям, то мало. Не просто мало, а, можно сказать, пшик… Какая-нибудь полная рота на всем скаку растопчет и не заметит. Но если идти в разведку или с каким-то другим секретным поручением, то почему бы и нет? Малый отряд прокормить легче. И людей, и коней. Легче спрятать, проще замести следы.
   Кроме ближайших сподвижников Кулака: Мудреца, Белого, Пустельги и Мелкого, с которыми он, похоже, не расставался, ехали Кир, Почечуй, каматиец Тедальо, аруниты Тычок и Карасик, литиец Мигуля, перебежавший из банды Джакомо Черепа, северяне Бучило и Легман, пожилой тьялец Перьен по кличке Брызг, полученной из-за неприятной привычки брызгать слюной в лицо собеседника, и еще полдюжины опытных и надежных бойцов.
   Ну и, само собой, с ними ехал проводник Ингальт – человек с довольно запутанной историей. Он сидел в седле неловко не только из-за полученной в бою раны, но и из-за самого обычного неумения. Выходец из Уннары, он отслужил полтора десятка лет в пехотном полку Сасандры, подавлял восстание дроу в горах Тумана, был ранен, охромел и вышел на пенсию. Сейчас он больше всего переживал, чтобы ничего не случилось с вдовой Ольдун, к которой он прибился, возвращаясь коротким путем из Барна на далекую родину. Если кто-то из новых односельчан заметит отставника с захватчиками, а потом вдруг (совершенно случайно) доложит людям ландграфа…
   По правде сказать, Кулак немного разочаровался, что взял проводником не местного уроженца, а пришлого, пускай и пожившего в здешних краях какое-то время. Но Ингальт, как оказалось, окрестности Медрена изучил довольно хорошо. Сказалось его бортничанье. За три года он облазил все холмы, знал броды, овраги и топи, безошибочно называл деревушки и знал расстояние между ними. Ну, правда, в пеших переходах.
   Второй день он вел наемников, забирая севернее города. Там, по слухам, и стоял замок ландграфа.
   Кир много размышлял – чего же им предстоит ждать в логове тельбийского дворянина? Скорее всего, ландграф принадлежит к числу непримиримых противников Сасандры. К тем, у кого чувства затмевают разум, и они готовы броситься на врагов с голыми руками. Ведь большинство местной знати вовремя вспомнило пословицу: «Плетью обуха не перешибешь». Они присягнули императору, вывесили рядом со своими знаменами ало-золотой стяг Сасандры и теперь, может, и будут строить козни, но исподтишка, несмело и с оглядкой. А этот попер в открытую. Даже разрешил своим латникам выкрикивать «Медрен!». Или ошалел от ненависти настолько, что утратил всяческое самосохранение? Или уверен в безнаказанности? А на чем такая уверенность может основываться? На дружбе с сильными мира сего? Неисчислимом богатстве? Колдовстве?
   Мысли о колдовстве увели молодого человека в сторону от медренского ландграфа. Кир задумался о собственных поразительных умениях, появившихся не так давно. В первый раз во время знаменитой дуэли «пять на пять», слухи о которой облетели уже все сасандрийское войско. Генералитет осудил буйное поведение наемников, но признал правоту за победившими. Как рассказал Кулак, генерал дель Овилл расторг договор с Джакомо Черепом. Но речь не об этом… Сопротивляясь айшасианскому чародею… Как его там? А! Джиль-Карр. Сопротивляясь айшасианскому чародею, Кир сперва проявил удивительную устойчивость. Ведь даже Мудрец – признанный силач, чье превосходство никто в банде не пытался оспаривать, – оказался на волосок от смерти, скованный по рукам и ногам жгутами воздуха. А тьялец словно впитал чужое волшебство, а потом обратил его против врага – отвел в сторону диск с острыми краями, эдакий созданный чародейством орион, ^[23]который жаждал его крови. К счастью, никто этого не видел, благодарение Триединому. Кир сомневался, что сможет объяснить товарищам по оружию, откуда вдруг у простого наемника непростые навыки. Да он и себе не мог объяснить… А если вспомнить недавний бой с тельбийцами? Как он сумел сотворить воздушный щит? Ведь никто никогда не учил молодого тьяльского дворянина. Все, что он знал о чародействе, почерпнуто из сказок и романов… Парень вздохнул. Впредь нужно быть осторожнее, чтобы не дать повода к кривотолкам.
   – Что загрустил, Малыш? – окликнула его Пустельга. – Девчонку какую-нибудь вспомнил?
   Кир улыбнулся.
   – Конечно, вспомнил! Что ж мне, о ландграфе думать все время?
   – Нет, ну понятно, – повернулся в седле Кулак. – О ландграфе только я должен думать. А все остальные только и ищут, где бы поразвлечься!
   – Да ладно! – ухмыльнулся Мелкий. Потом скривился. Его рана начала уже подживать, но еще доставляла беспокойство. – Я тоже думаю о ландграфе. Его латники мне шкуру попортили. Разве такое можно оставлять безнаказанным?
   – И чего ты… энтого… сделаешь? – заскрипел, словно старое дерево, Почечуй.
   – Глаз ему на задницу натяну! – под дружный гогот наемников ответил Мелкий.
   – Ага! Он тебя ждет… энтого… уже глаз подставил!
   – И задницу помыл! – добавила ко всеобщей радости Пустельга.
   Кир смеялся вместе со всеми, пригибаясь к конской гриве.
   Даже Ингальт, ехавший впереди с застывшим на лице выражением покорности, смешанной со страданием, улыбнулся.
   – Что разорались? – нахмурился кондотьер. – Хотите, чтобы во всех селах по округе о вас знали? – Он, прищурившись, поглядел по сторонам. Наученные горьким опытом, они выставляли боевые охранения по два человека справа и слева от колонны, а также троих – впереди.
   – Да нет тут… энтого… никого, – отмахнулся Почечуй.
   – Как ты дожил, старый, до таких лет с твоей-то беспечностью? – подбоченилась Пустельга. – Поражаюсь!
   – Каких таких лет? Я еще жених… энтого… хоть куда!
   – Ну да! Жених с печки прыг! С тебя же, старый, песок сыплется!
   – Песок? А ты его… энтого… видела? А может, щупала?
   – Не хватало!
   Почечуй гордо расправил плечи:
   – Ну, так ежели… энтого… не хватает, ты только свистни!
   – Ох, старый! – Легким движением Пустельга выхватила нож-«яйцерез», крутанула его в пальцах. – Ох, и пощекочу я тебя!
   – Так… энтого… кто ж против? Ты только… энтого… ножичек прибери, а после щекоти!
   – И как ты не боишься, Почечуй? – в притворном удивлении полез пятерней под шлем Бучило – крепкий, как гриб боровик, светлобородый мужичок лет тридцати пяти. – Я, как ее ножик увижу, вспоминаю сразу, как тятька поросят холостил! И у меня аж мурашки по спине…
   – Да ему нечего бояться! – подмигнул Тедальо. – Отсохло давно уже все!
   – Отсохло? Тебе… энтого… показать?
   – Ни «энтого», ни того! – Каматиец подкрутил ус. – Ты девок по хуторам пугай своим хозяйством, а меня не удивишь.
   – По хуторам нельзя! – прогудел Мудрец. – Командир запретил.
   – То-то же! Глядите у меня! – погрозил затянутым в перчатку кулаком кондотьер. – Узнаю только!
   – Так я… энтого… и не собирался.
   – Конечно, не собирался, – оскалился Мелкий. – Ты ж к Пустельге клинья бьешь.
   – Ага! К ней… энтого… подобьешь. Вон, молодые имеются. Чернявые.
   – Ты говори, старый, да не заговаривайся! – не приняла шутку воительница. – Я тебе не шлюха из обоза! В ухо схлопочешь – мало не покажется!
   Кир понимал, что Почечуй намекает на него. С чего бы это? Он, кажется, никаких поводов не давал. К Пустельге всегда относился как к товарищу по оружию. Да и она, отличаясь независимым характером, не пыталась крутить любовь ни с кем из отряда. Первые несколько дней после знакомства Кирсьен думал, что она подруга Кулака, но потом понял – ничья. И похоже, она гордилась равно дружескими отношениями со всеми наемниками. Одному новичку, перешедшему после переправы через Арамеллу из банды Черепа, вздумавшему ущипнуть ее за ляжку, сломала руку. Чтоб знал свое место. А Почечую, из уважения к сединам, может просто по лысине настучать… Но и ему молчать и слушать не годится. Все-таки дворянин. Бывших дворян не бывает.
   – А ты не зыркай. – Мелкий словно услышал его мысли. – А то зыркаешь, молчишь… Что, Почечуя забоялся?
   – Нет, – Кир тряхнул головой. – Не люблю без толку болтать.
   – А ты не болтай, – не унимался Мелкий. – Но ответить надо!
   – Что ответить?
   – А все и ответить!
   – Не цепляйся к парню, – буркнул Мудрец.
   – А я цепляюсь? Просто настоящему мужчине всегда есть что сказать!
   – Один уже договорился, – с невозмутимым видом отрезал воин с двуручником. – Получил метлой по черепу…
   Мелкий лишь на краткий миг нахмурился, а потом как ни в чем не бывало продолжал:
   – А может, я хочу поглядеть, как он Почечуя отлупцует?
   – Э… Нет, парни! – возмутился старик. – Я… энтого… само собой, не боюсь! Но… Хочу… энтого… предупредить. Я коморник банды. А по «Уложению Альберигго»… ^[24]
   – Вот только не надо за Альберигго все время прятаться! – взмахнул плетью Мелкий.
   И тут Кулак рыкнул так, что присели кони:
   – Тихо!!! – и чуть спокойнее добавил: – Сюда глядите!
   На обочине, которая не отличалась от дороги, а скорее угадывалась, стояла девушка. Или девочка. С первого взгляда и не разобрать-то…
   Самая что ни на есть обыкновенная девчонка. Хорошенькая, как может быть хороша деревенская уроженка. Курносая, на щеках веснушки, глаза большие, синие, как васильки. Вокруг головы закручены косы. В Тельбии так носят незамужние девки. Правда, одежка почти нищенская – домотканая рубаха с белесыми разводами высохшего пота, латаная-перелатаная юбка, босые потрескавшиеся пятки, грязные, едва не черные.
   Похоже, выскользнула из высоких зарослей терновника – как там вообще ходить можно? Колючка на колючке!
   А как она умудрилась прокрасться мимо охранения?
   Кулак насупился – видно, о том же подумал. Подъехал к девчонке едва не вплотную. Молча уставился на нее сталисто-серыми глазами. Она безмятежно улыбнулась в ответ на настороженный взгляд кондотьера. Взмахнула рукой, указывая на лес за спиной:
   – Там человек. Помочь надо!
   – Ты откуда здесь взялась? – медленно проговорил Кулак.
   Девочка нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Снова махнула рукой.
   – Помочь! Человек! Человек в беде!
   Остальные наемники подтянулись поближе, не забывая, впрочем, поглядывать по сторонам. Пустельга и Мигуля взвели арбалеты.
   – Кто ты? Откуда? – продолжал расспросы кондотьер.
   – Человек! Там человек!
   «Разговор двух глухих», – подумал Кир.
   Мудрец вытолкнул вороного коня вперед всех, поравнялся с Кулаком.
   – Извини, командир… – тихонько бросил он, нависая над девчонкой. Замер, вглядываясь ей в глаза. Потом выпрямился. – Кулак, она, похоже, не в себе.
   – Да я вижу, – как-то смущенно ответил седобородый. – Только не пойму, чего ей от нас надо. И как она мимо Тычка с Карасиком проскочила?
   – Этим лоботрясам по шее хорошенько бы… – с чувством произнес Мелкий. Его шутливое настроение как рукой сняло.
   – Помощь нужна! Беда… Смертоубийство! – стояла на своем незнакомка.
   Кулак задумался. Захватил в горсть бороду. Нахмурился.
   – Эй, Ингальт! – выкрикнул он наконец.
   Проводник приблизился.
   – Знаешь ее?
   – Нет, – честно ответил уннарец, внимательно оглядев девчонку. – Не могу ж я всех дурочек местных знать…
   – Да? Ладно… А до деревни ближайшей далеко идти?
   – Не очень. Мили две. Ну, может, две с половиной… Село небольшое. Десятка два дворов.
   Кулак снова задумался.
   – Чего там… энтого… думать, – развел руками Почечуй. – Земли ландграфа… энтого… Медренского…
   – Стало быть, на засаду можем напороться на раз, – подхватила Пустельга.
   – Во-во, могем… энтого…
   – Что за человек в беде-то? – наклонился к девочке Мудрец.
   – Хороший. Глупый, – невпопад ляпнула она.
   – Это она про кого? – оскалился Бучило, но никто не поддержал его шутки.
   Кондотьер вздохнул:
   – Ладно, братцы… Может, я к вечеру раскаиваться буду, но по-иному не могу. Мы хоть и наемники, а все же люди.
   Он возвысил голос, отдавая команды:
   – Арбалеты изготовить к бою! Мелкий, отзови разъезды! Идем осторожно. Колонна по три. Дистанция два корпуса, следим за лесом. Пустельга!
   – Да, командир!
   – Ты командуешь арьергардом.
   – Поняла!
   – Всем! Оружие держать под рукой. Если засада, бой не принимать! Уходим отстреливаясь. Приказ ясен?
   – Ясно! Само собой! Понятно, командир! – на разные голоса отозвались наемники.
   – Хорошо! – Кулак ободряюще улыбнулся девчонке. – Веди нас, красавица!
   – Ага! – радостно кивнула она. Развернулась было.
   – Погоди! – окликнул ее кондотьер. – Постой. Кир!
   – Да, командир!
   – Бери ее в седло.
   Молодой человек кивнул.
   – Хорошо. А она не испугается?
   – А мне откуда знать? – пожал плечами седобородый. – Эй, красавица, на лошадь сядешь?
   Девчонка радостно заморгала длиннющими ресницами. Протянула руки:
   – На лошадку? Хочу!
   Кир подхватил ее, усадил на переднюю луку. Девчонка оказалась легкой, но крепкой – словно выточенная из дерева фигурка. Пахло от нее потом и свежескошенным сеном. Когда парень отвел ладонью выбившуюся из косы прядь, которая щекотала ему нос, она засмеялась, вытащила из волос сухую травинку и бросила под копыта коню:
   – Скорее! Поехали!
   – Банда! Рысью! Марш! – скомандовал Кулак.
 
   Когда конный отряд, вытянувшись в длинную колонну, ворвался на рыси в деревню, Кир понял, что незнакомка не лукавила. Ну, разве что чуть-чуть ошиблась. Помощь требовалась не одному человеку. Вернее, не только человеку…
   Тьяла находится на востоке Сасандрийской империи. Дальше, за Дореной, только Окраина, а там уже и до Степи рукой подать. Кирсьену приходилось иногда видеть кентавров. Если быть честным, то три или четыре раза, не больше. Но не узнать выходца из народа степняков он не мог. Тем паче что конечеловек возвышался над волнующейся, словно море в преддверии шторма, толпой крестьян. Плечи и руки его обвивали веревки, отчего он напоминал муху, спеленутую пауком. Один глаз не открывался вовсе, представляя собой набрякший сливовый кровоподтек. Из-под блестящих черных волос на щеку сбегала струйка крови – скорее всего, камнем приложил кто-то.
   А где же человек? Ведь девчонка говорила о человеке? Или перепутала – от деревенской дурочки можно ждать чего хочешь.
   Да нет!
   Вон, кажется, и человек.
   Неподалеку от скрученного кентавра, которого удерживали сразу четыре здоровых мужика, толпа образовывала пустое пространство шагов пять шириной.
   Спина девчонки, прижимающаяся к груди Кира, вздрогнула.
   Молодой человек вдруг с ужасом осознал, что же именно скрывается за спинами тельбийцев. Наверняка избитый человек. И хорошо, если еще живой.
   Бывший офицер ощутил подкатывающуюся к горлу тошноту. Убить вооруженного противника – это обычное дело. Казнить осужденного – занятие, которое не может приносить радость и удовольствие, но иногда бывает необходимо. Но забить толпой одного-единственного, причем уже поверженного противника? Гадость-то какая…
   – Банда! – загремел Кулак. – В плети кошачьих сынов! Вперед!
   Двадцать коней рванули с места.
   Заливисто засвистела Пустельга.
   По-дикарски, с гиканьем и уханьем, заорал Мудрец, воздевая над головой меч. Кир в сотый раз успел поразиться неимоверной силище этого костлявого бойца. Двуручник одной рукой? Если бы полгода назад молодому человеку кто-нибудь такое рассказал, он вызвал бы болтуна на дуэль за наглое вранье.
   Неизвестно, что произвело большее впечатление на толпу – топот копыт и оскаленные морды коней или отражающее солнечные лучи лезвие двуручного меча. Тельбийцы бросились врассыпную. Справедливости ради стоит заметить, что так поступило бы большинство сельских жителей на всем протяжении материка: от Окраины до Мораки и от Каматы до Итунии. Вид вооруженного всадника превращает крестьянина в суслика, вынуждая искать спасения в собственной норке.
   Только один попытался полоснуть косой по ногам вороного коня кондотьера.
   Пустельга всадила болт ему в глаз на полном скаку.
   Остальные бежали очертя голову, бросая топоры, цепы, вилы… Прыгали через плетни, ныряли в стога в поисках укрытия.
   Сколько нужно времени, чтобы от околицы добраться до колодезной площади посреди села? Матерый курильщик не успеет и трубку раскурить. Но этих мгновений хватило, чтобы подворья обезлюдели. Даже дымки, кажется, перестали виться над соломенными крышами.
   Около почерневшего от времени сруба остались лишь спутанный кентавр и распростертое в пыли тело в изодранной одежде. Да еще, зацепившись штаниной за кривой кол, свисало с плетня тело застреленного крестьянина.
   Кулак соскочил на землю. Наклонился над избитым.
   Девчонка рванулась рыбиной, выскользнула из-под руки Кира и побежала к кондотьеру.
   Спешились Мудрец, Мелкий, Почечуй и Бучило.
   Остальные оставались в седлах, зорко поглядывая по сторонам. Как будто напуганные селяне могли попытаться ударить в спину!
   Белый остановил короткошеего гнедо-пегого конька рядом с тяжело дышащим кентавром. Спрыгнул. В руках коротышки сверкнул длинный кинжал.
   Взмах!
   Оплетающие конечеловека веревки свалились и, будто выброшенная штормом озерная трава, замерли серой грудой у копыт.
   Дроу церемонно поклонился, прижав ладони к груди:
   – Да осияет животворящее солнце твой след в ковыле, о сын Великой Степи!
   Кентавр переступил с ноги на ногу. Его колени заметно тряслись. Дрожь волнами пробегала по спине, как у напуганной пожаром лошади. Ребра, обтянутые светло-желтой шкурой, ходили ходуном. Киру бросилось в глаза, что степняк не просто устал, а, что называется, изнурен. Шерсть свалялась клочьями, торчат маклаки, гребенкой проступил хребет.
   И тем не менее кентавр нашел в себе силы склониться в изысканном поклоне, вытягивая передние ноги вперед, как цирковой конь.
   – Да укроет листва твои тайные и явные тропы, о сын Вечного леса!
   Кир удивился. Он и представить не мог, что эти два народа знают о существовании друг друга. А тут такая трогательная встреча. Словно старые друзья и союзники. А может, в стародавние времена они вместе сражались с расширяющейся империей Сасандры? Хотя теперь их взаимная любовь выглядит несколько смешно. Во-первых, от Степи до гор Тумана ехать не один месяц, а во-вторых, что Белый сражается бок о бок с людьми, что кентавр, скорее всего, из тех полутора сотен степняков, что генералы перегнали в Тельбию для помощи пехотным частям. Дезертир? Похоже. Тогда и побитый селянами человек наверняка тоже дезертир. Бывший гвардеец скривился. Кто же любит нарушителей присяги? И тут резанула непрошеная мысль: «А ты сам, господин т’Кирсьен делла Тарн, как тут очутился? Разве удрать из Аксамалы не значило нарушить присягу?»
   Тем временем кентавр обратился к Белому, возвышаясь над ним, словно Клепсидральная башня:
   – Помогите моему товарищу…
   Его голос звучал необычно, напоминая сдержанное конское ржание.
   – Да ничего с ним не сделается, – повернулся к нему Мудрец. – Дышит. Стонет. Значит, живой.
   – Крепкий парнишка, – покачал головой Мелкий. – Я бы на его месте…
   – А ты забыл, как тебя в Перте лупили, чтобы в кости не мухлевал? – Пустельга спрыгнула с коня. Подошла к лежащему парню и склонившимся над ним товарищам. – Водичкой бы его окатили, чем болтать попусту…
   – Дело говоришь, – согласился Кулак. – Бучило, давай ведро!
   Кир тоже покинул седло. Арбалета у него все равно нет. Пускай спины прикрывают те, кто может это сделать. Вразвалочку, не торопясь, чтобы не быть заподозренным в излишнем любопытстве, пошел к своим. За спиной Белый, тщательно выговаривая слова человеческой речи, обратился к кентавру:
   – Если мне будет позволено спросить: что привело сына Степи в здешние недружелюбные края?
   Остановиться бы и послушать, но нельзя – засмеют. Тот же Мелкий первым скажет: «Любопытной из Браилы нос дверями прищемили!»
   Побитый лежал лицом вниз, согнув одну ногу и вытянув вторую. Локти он по-прежнему плотно прижимал к бокам. Молодец, ребра защищает. Печень, опять же. Как и следовало ожидать, одежда на спасенном оказалась солдатская. Нательная рубаха из серого полотна, короткие штаны тоже полотняные, но более грубые, калиги, подбитые гвоздями. Все в грязи, изодрано, кое-где замарано кровью.
   – Когда это меня били? – возмущенно оправдывался Мелкий. – Пытались, не спорю… Но не били!
   – Так ты ж с моста сиганул! – рассмеялся Кулак. – Нас не дождался.
   Подошел Бучило с тяжелым ведром. Хотел с размаху плеснуть, но парень поднял голову:
   – Не надо!
   – Надо, надо! – расплылся в хитрой улыбке наемник.
   – Перестань! Не до шуточек! – Пустельга остановила его. – Поставь ведро! – Воительница наклонилась над избитым. – Умоешься?
   – Ага… – Он кивнул и застонал. Видно, хорошо по голове получил.
   Подполз на четвереньках к ведру, опустил в него голову. Подержал немного, вынырнул отфыркиваясь. Набрал воздуха побольше и снова погрузился.
   – Пускай плещется! – улыбнулась воительница. – За что его, любопытно знать?
   – Да за чо… энтого… могут дезертира бить? – скривился Почечуй. – Спер что-то…
   – А кентавр? – почесал бороду Кулак.
   – А то кентавры… энтого… ничего стырить не могут?
   – Нет, ну, я не спорю… – развел руками кондотьер.
   Но тут подошли дроу со степняком.
   – Он не крал, – сурово проговорил кентавр. – Он хотел заработать немного еды. Для себя и для меня.
   – Да? – прищурился Мелкий. – А что ж вас в кулаки приняли?
   Дезертир высунул голову из воды. Хрипло бросил:
   – Кота я зарубил.
   – Чем тебе котик помешал? – удивилась Пустельга.
   – Кто ж так… энтого… знакомиться с людями начинает?
   Парень повернулся. Да, разукрасили его как следует. Видно, с душой лупцевали. Верхняя губа надулась и кровоточит. Бровь рассечена. На правой скуле широкая ссадина. Кровь стекает на мочку уха – надорвано оно, что ли? А в лице что-то знакомое мелькнуло. Где Кир мог его видеть?
   – Я не хотел, – оправдываясь, произнес избитый. – Я во двор зашел. Он кинулся… Я – за топор… Ну, и…
   – Угу… Радоваться еще должен, что живой остался. С ленцой били поселяне, без огонька, – кивнул кондотьер. Быстро спросил: – Дезертир?
   – Да, – потупившись, честно ответил парень.
   – И ты? – Кулак повернулся к кентавру.
   – И я.
   – Нехорошо.
   Конечеловек пожал плечами, всем своим видом говоря – подумаешь, велика важность!
   Побитый сцепил зубы:
   – Я воевать не рвался.
   – Подневольный, что ли?
   – Можно и так сказать.
   «И говор у него знакомый, – подумал Кир. – Где же? Где я его видел?»
   – Кровь-то сотри, – посоветовала Пустельга. – Глаз залила совсем.
   Дезертир зачерпнул полную пригоршню воды, плеснул в лицо, быстрыми движениями растер.
   Ну да! Широкое лицо, подбородок записного упрямца. Светлые волосы раньше были длинными, а теперь пострижены, как и положено рядовым, чтоб из-под шлема не торчали. Выговор северный, табальский. Вон, у Бучилы такой же.
   Так это же…
   Студент!
   Кирсьен рванул меч из ножен, прыгая вперед.
   Успел увидеть расширившиеся, а потом сузившиеся глаза табальца.
   Мудрец вроде бы нехотя, лениво протянув руку, сграбастал Кира за плечо широченной ладонью. Остановил, едва не перевернув в воздухе. Так сторожевого кота опрокидывает цепь в верхней точке прыжка.
   – Ты что, Малыш? – удивленно воскликнула Пустельга.
   – Ты, паря… энтого… снежный демон тебя закусай… – приседая, хлопнул ладонями себя по ляжкам Почечуй.
   – Убью, студент! – прорычал Кир, пытаясь сбросить руку силача.
   – А ну, успокойся! – решительно скомандовал Кулак.
   – Сперва я его…
   – Да ты что творишь?! – Пустельга шагнула вперед, заслоняя студента… Как же его зовут? Ага! Антоло!