Рябинин Борис Степанович. Фавориты удачи

   Он опять прильнул к горлышку. Жажда медленно, но верно отступала.
   Хохлов как бы невзначай положил руку на округлое Татьянино колено.
   Она не пошевелилась, но наставительно произнесла:
   – Игорь Сергеевич…
   – И сколько, ты говоришь.., стоит все.., ну… удовольствие?
   – Пятьдесят баксов.
   – Пятьдесят, говоришь…
   Рука поползла вверх вместе с юбкой…
   – Игорь Сергеевич!
   – Ну что Игорь Сергеевич?.. Игорь Сергеевич… Могу я предварительно ознакомиться… должен же я знать, в конце концов, за что, собственно, плачу такие деньги?..
   – Да уж, наверное, знаете… Не маленький…
   – Пойми, Танечка, здесь важны нюансы… детали, так сказать.., в конце концов, существует закон о защите прав потребителя!
   – Не беспокойтесь, останетесь довольны…
   Еще никто в судебном порядке у меня удовлетворения не требовал… А вы мне даже симпатичны.., внакладе не останетесь…
   – Слушай, Танечка, – вкрадчиво произнес Хохлов, медленно приближаясь к заветной цели, – а в кредит нельзя? – Он вспомнил о предстоящем в конце путешествия вознаграждении.
   Решительным и резким движением она сбросила его руку:
   – В кредит будете общаться с той выдрой, с которой вы весь вечер вчера танцевали.., у которой декольте до самых коленок!
   Она встала и поставила недопитый стакан на стол:
   – Мне пора идти, я на работе…
   – Иди, – разочарованно согласился он, – что с тобой поделаешь? А чем народ там занят?
   Не видела?
   – Кто спит еще, а кто у бара толкается… опохмеляются.., там и бутерброды есть – можно перекусить. На завтрак-то вы уже опоздали, – выходя из каюты, объяснила Татьяна.
   – А что? Это мысль, – сообщил Хохлов сам себе, когда за ней захлопнулась дверь.

Глава 7

   Теплоход «Пионер» стоял в глубокой протоке с крутыми берегами. С его правого борта был спущен трап прямо на зеленую лужайку, ярко освещенную жарким июльским солнцем.
   На ходу дожевывая бутерброд с колбасой, Хохлов вышел на травку и огляделся вокруг.
   Неподалеку Катя с Ириной увлеченно играли в бадминтон, ничего вокруг не замечая. Он решил им не мешать. Пройдя мимо Ольги Петровны, дремавшей в шезлонге, он направился к небольшому песчаному пляжу, где заметил какое-то оживление.
   Спустившись по короткой, но крутой тропинке, он увидел на берегу супругов Самохваловых, Солодовникова и Андрея. Они были заняты тем, что снаряжали четыре доски для виндсерфинга, явно намереваясь в скором времени спустить их на воду. Вернее, мужчины снаряжали доски, а Нина в купальнике загорала, лежа на надувном матраце. Увидев Хохлова, она приветственно помахала рукой.
   – Физкульт-привет! – бодро прокричал он, помахав в ответ. – Кто еще не прошел медосмотр? Прошу спортсменов сдать мочу на сахар, кал на яйца!
   – А-а! Доктор проснулся, – обрадовался Самохвалов, – ну, слава богу! Теперь почти все в сборе, можно начинать парусную регату. Осталось только Гершковича разыскать…
   – А чего его искать? Я его только что видел в баре.., он там.., э-э.., разминается.., красненьким.., и с барменом опять ругается…
   – Старик, ты можешь управлять этой штукой? – спросил Солодовников, кивнув на доску.
   – Ну, не так, чтобы очень, но.., пробовал, одним словом.
   – Тогда давай, подключайся. Доски еще есть, на всех хватит. Мы сейчас немного тут поплаваем, а потом устроим гонку. Традиция у нас такая.., согласен?
   Хохлов пожал плечами:
   – Почему нет? А приз будет?
   – Обязательно! – подтвердил Самохвалов. – Но по итогам трех заездов.
   – А какой приз?
   – Пятьсот баксов.
   – Ого! – оживился Хохлов. – Я, кажется, перехожу в профессионалы…

* * *

   Постепенно легкий ветерок усилился до свежего. Короткая разминка, проведенная прямо у воды, показала, что шансы завоевать приз у Хохлова практически равны нулю. Собственно говоря, фаворит был очевиден: Андрей на голову превосходил по мастерству всех остальных участников. Однако это нисколько не охлаждало их пыл.
   Дистанция гонки длиной около трех километров имела форму треугольника. Необходимо было, стартовав прямо с пляжа, обогнуть левым бортом два острова и финишировать опять-таки на пляже, на глазах у собравшейся здесь к этому времени публики. Помимо пассажиров, на пляже появился и кое-кто из членов судовой команды. В частности, Хохлов заметил обеих горничных, загоравших особняком на матрацах.
   Причем вид Татьяны в очень экономно скроенном купальнике заставил его еще сильнее жаждать победы в этом состязании. В его голове постоянно, как наваждение, крутилась одна и та же цифра – частное от деления пятисот на пятьдесят.
   Гершкович, несмотря на успешно проведенную в баре разминку, от участия в соревнованиях отказался и занял место среди зрителей. Однако вскоре он был оттуда извлечен Самохваловым и произведен в главные судьи – ему был вручен стартовый пистолет. Причем в качестве такового был, за неимением лучшего, использован газовый «вальтер» Андрея (положенный ему как охраннику), с которым он не расставался даже на пляже.
   Наконец участники соревнований, согласно правилам техники безопасности облаченные в оранжевые надувные спасательные жилеты, выстроились в линию вдоль уреза воды, каждый напротив своей доски. Гершкович выстрелил из пистолета, и гонка началась.
   После того как гонщики прошли около трети дистанции, все стало ясно: Андрей, как и следовало ожидать, вырвался далеко вперед, Хохлов безнадежно отстал, а вот между Самохваловым и Солодовниковым развернулось острое соперничество. Отставшему Хохлову было отчетливо видно, как они поочередно обходили друг друга, причем Солодовников несколько раз применил запрещенный правилами прием, так называемый «пампинг», то есть несколько раз отклонил, а затем резко потянул на себя парус. Это в конечном счете позволило ему прийти к финишу вторым.
   Когда Хохлов не спеша закончил дистанцию, на берегу уже разгорался спор. Самохвалов требовал дисквалификации Солодовникова; тот вяло отрицал факт нарушения правил; а Гершкович озадаченно чесал затылок. Его квалификации, как главного судьи, хватало лишь на то, чтобы пальнуть из стартового пистолета.
   Поэтому, когда Хохлов вышел на берег, все бросились к нему, как к третейскому судье. Выслушав конфликтующие стороны, он величественно поднял руку и произнес:
   – Платон мне друг, но истина дороже.
   – Ясней, пожалуйста, – попросил главный судья.
   – Виктор нарушил правила, – вздохнув и разведя руками, уточнил Хохлов.
   – Все ясно, – подытожил Гершкович. – Первое место занял Андрей – он получает четыре очка, второе – Юрий Петрович, три очка, третье – доктор, два очка. Солодовников дисквалифицирован и очков не получает.
   – Прошу занести в протокол, – потребовал Самохвалов.
   – Результаты будут занесены в компьютер, – Гершкович постучал себя пальцем по голове…
   В этот момент судовая рында известила, что пора возвращаться на обед. Участники и болельщики, победители и побежденные дружно потянулись к трапу.

* * *

   После обеда ветер скис, наступил практически полный штиль и сопутствующая ему жара.
   К тому же после обеда спортсменов охватила сонливость, так что единогласно было решено продолжение соревнований перенести на завтра.

* * *

   Ужин прошел почти так же, как и вчера.
   С той лишь разницей, что Хохлов воспользовался дальновидным советом Крылова и поэтому выпил гораздо меньше, чем накануне.

Глава 8

   На следующее утро Хохлов проснулся очень рано, около шести часов. Теплоход еще двигался. Наскоро умывшись и одевшись, Хохлов поспешил в ходовую рубку. Еще накануне он договорился с капитаном, что тот разрешит ему присутствовать при швартовке судна на очередную дневную стоянку.
   В рубке, кроме капитана с неизменной трубкой в зубах, находился матрос-рулевой. Обе двери были открыты настежь, поэтому запах табака почти не ощущался.
   – Доброе утро, бог в помощь! – приветствовал доктор судоводителей.
   – Привет, Игорь Сергеич. Я уж думал, что ты проспишь, – отозвался капитан.
   Он был рад приходу гостя. Утренние часы на вахте – самые неприятные. Ужасно клонит ко сну, а с рулевым уже все темы говорены-переговорены; красоты природы – видены-перевидены. Единственное развлечение – радиоприемник. Но в данный момент судно находилось в отдалении от больших городов, а значит, вне зоны уверенного приема длинноволновых радиостанций и тем более УКВ. А прием на коротких волнах означал, что слушать придется шипение и треск. Новости, с пятого на десятое, послушать еще можно, но вот музыку – уже сущее мучение.
   – Ну, как видок? – спросил капитан, описав дымящейся трубкой перед собой широкий полукруг с таким горделивым видом, будто он лично сам это все и сотворил, пока доктор беспечно спал в своей каюте.
   – Хорош! – искренне восхитился тот.
   Вид действительно был прекрасен: теплоход шел по фарватеру, пролегающему в этих местах вдоль правого – крутого и обрывистого берега, прорезанного кое-где ущельями оврагов и балок. Местность там, наверху, над берегом, была в основном степная, но внизу, в полосе между урезом воды и обрывом, довольно часто встречались чрезвычайно живописные лиственные, главным образом дубовые, рощи. Солнце, стоявшее в этот ранний час слева – сзади по курсу теплохода, не слепило глаза, а, напротив, позволяло рассмотреть все красоты природы при самом благоприятном освещении. Удаленность от крупных населенных пунктов, помимо плохого качества радиопередач, проявлялась также в отсутствии видимых следов человеческой жизнедеятельности. Утро было тихое и безоблачное; водная гладь напоминала зеркало. Поэтому, если не оглядываться назад, на пенистую кильватерную струю теплохода, то можно было легко представить, имея даже не слишком богатое воображение, будто ты неподвижно висишь вместе со скалами и рощами где-то между небом и его зеркальным отражением. Это создавало ощущение полета…
   – Черт возьми, спать охота – сил нет… – зевнул, переминаясь с ноги на ногу, рулевой.
   Хохлов понял – для того чтобы иметь возможность наслаждаться ощущением полета, необходимо, по меньшей мере, как следует выспаться.
   – Скоро уже… – откликнулся капитан, смотревший в бинокль куда-то влево от фарватера. – Вон, видишь сухое дерево? – спросил он рулевого, переведя взгляд на правый берег.
   – Вижу.
   – На его траверзе будем поворачивать на левый борт, приготовься.
   – Чего мне готовиться… – пробормотал оживившийся в предчувствии скорого отдыха матрос.
   – Какая здесь ширина Волги? – полюбопытствовал Хохлов.
   – Собственно говоря, здесь не Волга в строгом смысле этого слова, – ответил капитан. – Мы сейчас находимся в акватории Волгоградского водохранилища, поэтому ширина здесь довольно большая – около двадцати километров.
   – А мы сейчас куда направляемся?
   – А вон там слева виднеется группа островов… Видишь? – Капитан показал черенком трубки, куда именно нужно смотреть.
   – Вижу.
   – Вот к одному из них мы и подойдем сейчас. До них километров пять.., по прямой от фарватера.
   – А почему сразу к нему не направиться?
   А только от этого сухого дерева? Прямо ведь гораздо короче?
   Рулевой усмехнулся, а капитан пояснил:
   – Там очень мелко. У нас осадка небольшая, но подходить нужно очень осторожно и только вполне определенным образом. Иначе сядем на мель… Намучаемся тогда, будь здоров как…
   Капитан повернул какую-то ручку на пульте управления, и судно заметно сбавило ход.
   – Лево руля! – последовала его команда.
   – Есть, лево руля! – отозвался рулевой.
   – Так держать! – приказал он через некоторое время.
   – Есть, так держать!
   После того как судно прошло какую-то, одному капитану известную точку, он опять прибавил ходу.
   Минут через пятнадцать они поравнялись с маленьким, густо поросшим ивняком островом.
   Капитан опять сбавил ход и подошел к штурвалу.
   – Давай-ка я сам порулю.., от греха подальше…
   Он взял штурвал и повел теплоход по замысловатому, извилистому курсу.
   Острова пошли теперь и справа и слева. Они становились все больше, деревья на них становились все выше, а сплошная еще недавно водная гладь стала разбиваться на тенистые протоки.
   – Вот сюда мы сейчас и встанем, – капитан указал на роскошный песчаный пляж, оказавшийся неожиданно прямо по курсу судна.
   До него оставалось метров пятьдесят, когда внезапно палуба словно слегка поехала у них из-под ног, а двигатели изменили тональность своего монотонного пения.
   – А-а! Черт побери! – выругался капитан, опрометью бросаясь к пульту и выключая оба дизеля.
   – Что?.. Мель? – испуганно спросил Хохлов.
   Капитан пожал плечами:
   – Возможно.., но, боюсь, кое-что похуже… двигаемся пока…
   Действительно, теплоход медленно, но уверенно приближался к пляжу. Через несколько секунд едва слышный шорох, вызванный трением днища судна о песок, и легкий плавный толчок известили экипаж о том, что цель ночного перехода достигнута. Осталось уточнить – какой ценой.
   – А что могло быть хуже, чем мель? – поинтересовался Хохлов.
   – Хуже – если мы намотали на винты какую-нибудь дрянь вроде рыболовной сети…
   – Почему?
   – Да потому что с мели мы, с божьей помощью, а также с помощью лебедок и винтов скорее всего снимемся. А вот если вышли из строя винты, то… – капитан с сомнением покачал головой, – ни водолазов, ни тем более сухого дока у нас тут не имеется…
   – А как это выяснить?
   – Придется нырять, – флегматично пояснил капитан.
   – Понятно. Ну, спасибо, Владимир Аркадьевич, я побежал.
   – Пожалуйста, еще приходи… – пригласил капитан и выпустил очередной клуб дыма.
   Когда судно остановилось, вентиляция в рубке значительно ухудшилась, и концентрация табачного дыма стала расти с устрашающей быстротой. Хохлову ничего другого не оставалось, как спешно оттуда ретироваться. Тем более что самое интересное должно было происходить теперь в кают-компании. Приближался завтрак.

Глава 9

   Спускаясь по трапу из ходовой рубки, Хохлов услышал визгливый голос Гершковича:
   – ..как ты смеешь так со мной поступать?!
   Ты, невежда!
   – Да что я такого сделал? – послышался в ответ обиженный бас одного из палубных матросов, который, как по мере приближения стало видно Хохлову, стоял рядом с возбужденным Гершковичем.
   – Ты провез мне по ногам своей вонючей шваброй! Я буду жаловаться капитану!
   – Я же вам русским языком сказал, посторонитесь, а вы…
   – Как ты смеешь мне указывать, что я должен делать и где стоять?! Кто ты такой?
   – А ты кто такой? – последовал классический контрвопрос начинавшего постепенно выходить из себя матроса.
   – Я заместитель директора!
   – А пошел бы ты, заместитель директора, к…
   Куда именно должен был пойти Гершкович, свернувший за угол Хохлов уже не расслышал.
   Задерживаться для этого он не счел нужным.
   Тем более что было нетрудно и догадаться.
   По мнению Хохлова, манера общения с экипажем была у Гершковича далеко не самой удачной. Особенно если учитывать значительную разницу весовых категорий матроса и заместителя директора. Однако, что касается существа спора, доктор был всецело на стороне Гершковича.
   В середине завтрака в кают-компанию вошел капитан и сел на свое место во главе стола.
   Взоры пассажиров, осведомленных Хохловым об особенностях сегодняшней швартовки, вопросительно сосредоточились на вошедшем. Тот не стал томить публику ожиданием:
   – Господа, у меня для вас пренеприятные известия.., мы намотали на винты рыболовную сеть…
   При этих словах две или три дамы слегка взвизгнули.
   – Беспокоиться нет оснований, – продолжал капитан, – винты мы очистим… Понадобится, правда, какое-то время… Возможно, придется здесь заночевать. Но я не вижу в этом особой беды! Верно, Юрий Петрович? – обратился он к Самохвалову.
   Тот пожал плечами:
   – Какая разница, этот остров или другой?
   – Верно. Запасов продовольствия у нас достаточно, чтобы просидеть здесь хоть до ледостава.., про напитки я вообще молчу…
   – А потом что?.. Выпьем на посошок, да и рванем по льду пешочком? – ехидно поинтересовался Гершкович.
   За столом раздался смех.., несколько, правда, нервный.
   – Еще раз повторяю! Беспокоиться нет никаких оснований, все будет сделано не позднее завтрашнего вечера.., наверное…
   В это время официантка поставила перед капитаном тарелку с бифштексом, и он начал есть, демонстрируя аппетит хорошо поработавшего человека.
   Воспользовавшись паузой, встал Самохвалов и объявил:
   – Через час состоится второй этап парусной гонки. Главного судью и участников прошу собраться через пять минут на корме теплохода для согласования дистанции.
   Народ, шумно двигая стульями, начал вставать из-за стола.
   В это время к Хохлову подошла Татьяна.
   – Игорь Сергеевич, можно вас на минутку?
   – Танечка, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Почему так мало?
   – Я не для себя, – она кокетливо улыбнулась.
   – А для кого? Что-то я не вижу на этом судне для тебя соперниц.
   – Дело не в этом.
   – А в чем?
   – Эта девушка из двадцать второй каюты… ну, внизу которая…
   – Екатерина?
   – Да.
   – Ну, что случилось? Я смотрю, ее и на завтраке не было…
   – Она заболела.
   – Что с ней?
   – Простудилась, видимо.
   – Понятно. Я сейчас к ней зайду. Это все?
   – Все.
   – Очень жаль. Вот когда ты заболеешь, я тебе все припомню…
   – Если я заболею, к врачам обращаться не стану… – пропела Татьяна, насмешливо улыбнувшись.
   У Екатерины обнаружилась сильнейшая ангина. По-видимому – результат неумеренного купания накануне.
   Снабдив ее лекарствами и инструкциями по их применению, главным пунктом которых было указание не вставать с постели, доктор поспешил на корму теплохода, где его уже ждали друзья-соперники.

* * *

   Гонка началась не через час, а несколько позже. Много времени было потрачено на выбор дистанции. В этом важном деле значительную помощь оказал Хохлов. При подходе к острову он заметил кое-какие особенности местности, которые с помощью схемы, набросанной на листе бумаги, растолковал остальным. В итоге предполагаемый маршрут представлял собой замкнутую петлю, охватывающую три близлежащих острова. Он оказался длинней вчерашнего раза в полтора.
   Выстрел импровизированного стартового пистолета был дан Гершковичем около десяти часов.
   В основном гонка проходила по тому же сценарию, что и в прошлый раз. Отличие состояло в том, что когда гонщики вышли из-за островов на открытую часть акватории, то с удивлением обнаружили, что ветер там довольно силен. Борьба с ним потребовала много сил, особенно там, где приходилось идти, лавируя против ветра.
   Как раз на этом участке Хохлов, делая поворот через фордевинд, потерял равновесие на волне, а вместе с ним и все шансы на какое-либо место, кроме последнего. Пока он влезал на доску и поднимал намокший парус, соперники ушли далеко вперед, а его, наоборот, отнесло назад. Доктора это не особенно расстроило. Он уже смирился с тем, что первого приза ему не видать, и в своих действиях руководствовался олимпийским принципом: главное – не победа, а участие.
   На этот раз обошлось без дисквалификации, и в итоге места распределились следующим образом: Андрей – первое место – четыре очка;
   Самохвалов – второе место – три очка, Солодовников – третье место – два очка и Хохлов – четвертое место – одно очко. По традиции ноль очков получал только тот, кто был дисквалифицирован или не закончил дистанцию. Таковых на этот раз, как уже было отмечено, не оказалось. Таким образом, в итоговой таблице Хохлов занимал почетное третье место, опережая Солодовникова на одно очко. Все должна была решить третья, последняя, гонка.
   На повестку дня встал вопрос: когда же именно ее проводить?

* * *

   – Чего откладывать? Давайте прямо сейчас и начнем, – предложил Андрей.
   Он был самый молодой, тренированный, и ему, видимо, не терпелось поскорее получить приз.
   – Нет! – взмолился Хохлов. – Нужно передохнуть. Я что-то притомился. Куда торопиться?
   Нам еще неизвестно, сколько здесь загорать придется.
   – Мне все равно, – заявил главный судья, – из пистолета я могу пальнуть в любое время.
   – А, кстати, сколько сейчас времени? – поинтересовался Самохвалов.
   – Без четверти двенадцать, – ответил Гершкович, посмотрев на часы.
   – Нет, – решительно поддержал доктора Самохвалов, – сейчас, конечно, начинать гонку нельзя. Нужно передохнуть минут хотя бы сорок-пятьдесят…
   – Часок, не меньше… – вставил Хохлов.
   – Ну, пусть часок, это не принципиально.
   В любом случае мы опоздаем на обед, а это некрасиво…
   – И рискованно, можно остаться без обеда… капитан – мужик крутой… – флегматично вставил Солодовников.
   – Короче говоря, – подвел Самохвалов итог дискуссии, – продолжим после обеда. Когда – уточним. Доски пусть здесь лежат.
   С этими словами он встал и направился к трапу, спущенному с носа теплохода прямо на пляжный песок.
   Андрей вздохнул и лег на спасательный жилет, подставив солнечным лучам и без того загорелую спину.
   Солодовников, снимая свой жилет, кого-то искал глазами на берегу.
   Хохлов решил, пока есть время, поинтересоваться ходом ремонтных работ.
   Остальная почтенная публика развлекалась в соответствии с собственными представлениями о способах коротания досуга. Впрочем, основная ее часть просто гуляла по острову, любуясь его ландшафтом. И он того, несомненно, заслуживал.

* * *

   Остров имел форму почти правильного эллипса размером километр на полтора. Его северо-западный берег, к которому столь неудачно пришвартовался теплоход «Пионер», представлял собой золотистый песчаный пляж, круто уходивший в темную и глубокую в этом месте волжскую воду.
   Когда-то, много лет тому назад, до того еще, как была построена плотина Волгоградской ГЭС и образовалось это обширное, застойное водохранилище, остров был частью крутого берега безымянной речушки, с огромным трудом пробивавшейся к Волге через засушливые заволжские степи. Именно по ее старому руслу и сумел многоопытный капитан Зелепукин приблизиться к заветному пляжу, минуя коварные мели. Однако это же самое старое русло прельстило и неизвестных браконьеров поставить именно в этом месте рыболовную сеть, столь некстати намотавшуюся на винты теплохода.
   Берега этой безымянной и не существующей теперь речушки были покрыты редким в этих местах лесом. Этот лес успешно сохранился, и поэтому остров представлял собой большую дубовую рощу. Этим он выгодно отличался от своих соседей-нуворишей, чья растительность появилась в гораздо более поздние, водохранилищные времена и состояла главным образом из чахлого, увешанного мхом и паутиной частого осинника – рая для комаров и слепней.
   На острове высокие дубы с мощными кронами, перекрывая солнечный свет, не дали возможности укорениться плебеям-пришельцам.
   Исключение составляли только густо покрытые ягодами заросли малины, ежевики, земляники и шиповника, заполнившие немногочисленные солнечные поляны.
   – Даже в эту не самую урожайную пору остров изобиловал грибами – главным образом белыми и подберезовиками. Поневоле большинство пассажиров теплохода ударились в грибную охоту. Не забывали они, впрочем, и про душистые лесные ягоды.
   Словом, любителю природы скучать на острове не приходилось.

Глава 10

   На корме теплохода Хохлов обнаружил трех человек: капитана, моториста и матроса по имени Паша, с которым познакомился в момент прибытия на борт судна. Очевидно, решил он, это и есть вся ремонтная бригада. И ошибся. Едва он успел поздороваться, как за кормой раздалось громкое фырканье, и вскоре над ограждением появилась голова в маске для ныряния и с дыхательной трубкой во рту. Когда ныряльщик вылез на палубу и снял маску, Хохлов узнал в нем рулевого, Дмитрия, который стоял сегодня утром вахту с капитаном.
   – Ну, что? – спросил его капитан.
   – Перерубил, – коротко бросил тот, тяжело дыша.
   – Молодец. Теперь ты, Павел, – капитан повернулся к матросу.
   – Понял уже… – Павел взял маску с трубкой у своего товарища и по шторм-трапу стал спускаться за корму.
   В это время мимо кормы, метрах в десяти слева направо, прошла парусная доска, на которой, красиво откинувшись, чтобы уравновесить наполненный свежим ветром парус, стоял Андрей. Поравнявшись с кормой, он приветливо помахал рукой. Хохлов помахал в ответ. Капитан проводил его равнодушным взглядом.
   – Ну, что, – спросил Хохлов капитана, – как дела?
   – Как сажа бела, – буркнул капитан.
   Хохлов понял, что тот в данный момент не в духе и не желает общаться с праздношатающимися пассажирами, мешающими экипажу работать.
   – Медицинская помощь не требуется? – озабоченным тоном уточнил Хохлов.
   Этим ловким ходом он давал понять капитану и всей бригаде, что его любопытство отнюдь не праздное и он тоже находится при исполнении служебных обязанностей и что, наконец, глупо портить отношения с человеком, помощь которого может в любой момент понадобиться.
   Все под богом ходим.
   – Нет, слава богу, все здоровы, – нехотя ответил капитан.
   – Все-таки долго нырять я вам не советую…
   – Ну уж как получится. Не зимовать же здесь, действительно?
   – А вызвать помощь разве нельзя? В крайнем случае.