Рябинин Борис Степанович. Фавориты удачи

   – Конечно, – подтвердила она. – И тут вы совершенно правы.., в одежде разве хорошо отдохнешь?
   – Да уж… – вынужден был согласиться он.
   Однако теории теориями, а усталость брала свое. Утомленная парочка, тесно обнявшись, мирно заснула под тихий, убаюкивающий шелест волжских волн, равномерно набегавших на песчаный пляж.

* * *

   Хохлову снилось, что в кают-компании теплохода «Пионер» происходит заседание военно-морского суда под председательством капитана.
   Судят Гершковича, который со связанными за спиной руками сидит на скамье подсудимых, в качестве которой используется стойка бара. В роли обвинителя выступает бармен. В своей краткой, но пламенной речи он делает упор на то, что обвиняемый не может считаться добропорядочным гражданином, так как не имеет представления о культуре употребления спиртных напитков.., не признает никаких коктейлей, а пьет исключительно неразбавленные крепкие напитки.., что если все последуют его примеру, то благородное барменское искусство окажется совершенно невостребованным. По этой причине Гершкович, несомненно виновный в убийстве, снисхождения не заслуживает и должен быть приговорен к смертной казни через повешение.
   Капитан предоставляет слово защитнику.
   С изумлением Хохлов обнаруживает, что все взгляды обращены к нему. Из этого он делает заключение, что адвокатом обвиняемого является именно он. Хохлов пытается объяснить, что Гершкович никого не убивал, но вместо слов из его рта вырывается какое-то невнятное мычанье.
   Лицо капитана постепенно краснеет от гнева, он выпускает особенно большой клуб дыма и объявляет, что судебное заседание окончено.
   Зачитывается приговор: Гершкович приговаривается к смертной казни через повешение на рее за убийство и не правильное употребление спиртных напитков.
   А далее следует сюрприз: за неуважение к суду и злоупотребление служебным положением в ходе расследования к смертной казни приговаривается и сам Хохлов…
   Их ведут на верхнюю палубу, где Хохлов с удивлением обнаруживает вертикально укрепленный свежеспиленный осиновый ствол. Заметив его недоумение, рулевой Дмитрий объясняет, что, поскольку так и не удалось привести винты в рабочее состояние, а на дворе уже ноябрь…
   Тут Хохлов, оглянувшись по сторонам, с удивлением обнаруживает, что действительно листья на деревьях пожелтели и даже частично опали, что дует холодный, пронизывающий до костей осенний ветер… Так вот, по этой причине принято решение поставить мачту, закрепить на ней парус и под парусом идти к ближайшему речному порту. А для того чтобы испытать мачту на прочность, их обоих на ней сейчас и повесят…
   Через рею перебрасывают две веревки и им с Гершковичем на шеи надевают петли.., становится трудно дышать…
   Гершковичу предоставляется последнее слово. Он открывает рот и оглушительно орет изо всех сил:
   – Помогите!.. Люди!.. Кто-нибудь!!

* * *

   Хохлов в испуге проснулся и открыл глаза: рука Татьяны легла ему на горло и действительно затрудняла дыхание… Он осторожно отвел ее в сторону… Холодный утренний ветерок, проникая через открытый с вечера иллюминатор, вызывал озноб, поскольку простыня, первоначально укрывавшая их, давно съехала куда-то в сторону. Хохлов потянулся, чтобы вернуть ее на место, когда раздался истошный, душераздирающий многоголосый вопль:
   – Скорее!.. На помощь!.. Убивают!..
   С трудом перепрыгнув через пытавшуюся вскочить Татьяну, Хохлов натянул джинсы на голое тело и выбежал в коридор.
   Там уже было несколько человек. Среди них, кстати, он заметил выскочившего раньше него и совершенно одетого Солодовникова. Но это он отметил позже, а сейчас его внимание было сосредоточено на ужасной, леденящей кровь картине: в начале коридора, около дверей своей каюты, на спине лежала Полина. Это было легко установить по ее форменному, залитому спереди кровью переднику. Над ней с огромным окровавленным ножом в руке стоял Гершкович. Его светлая майка также была обильно забрызгана кровью.
   Солодовников, первым подоспевший к Гершковичу, схватил его правую руку, пытаясь вырвать крепко сжатый нож.
   С истерическим криком:
   – Это не я!.. Идиот!.. Отцепись!.. – Гершкович попытался свободной рукой оттолкнуть Солодовникова.
   В этот момент внезапно налетевший Андрей мощным ударом правой в челюсть отправил убийцу в глубокий нокаут.
   Склонившийся над Полиной Хохлов с ужасом убедился в том, что она мертва.
   Огромная рана на ее груди и соответствующий размер выпавшего из руки Гершковича окровавленного ножа не оставляли сомнений в причинах ее смерти.
   Нож был из тех, которые использовались для очистки винтов и обычно оставлялись ремонтной бригадой на корме судна, где убийца, видимо, его и позаимствовал.

Глава 19

   – Как, черт побери, этот ублюдок вышел из своей каюты? – гневно вопрошал появившийся в одних трусах капитан.
   О степени его спешки свидетельствовало также и то, что он прибыл на место происшествия без трубки.
   – Понятия не имею, – пожал плечами Солодовников. – Я лично запер его вчера на ключ…
   – А ключ куда дел?
   – В двери оставил.
   – Почему?! – Капитан грозно насупил брови.
   – Я не мог предположить, что какому-то идиоту придет в голову мысль его оттуда выпустить.., сам-то он не мог отпереть дверь изнутри.
   – А не мог он сломать замок?
   – Это просто установить. Достаточно его осмотреть, – вмешался в разговор Хохлов.
   – А может быть, его выпустил сообщник? – предположил Солодовников.
   Хохлов пожал плечами и произнес загадочную фразу:
   – Если на судне есть еще один преступник, помимо Гершковича, то тогда зачем нужен нам сам Гершкович?
   – Что ты опять имеешь в виду? – насупился капитан. – Неужели даже сейчас ты сомневаешься в том, что убийца, теперь уже двойной, этот подонок? – Капитан ткнул пальцем в начинающего приходить в себя Гершковича. – Неужели тебе не ясно, что он устранил единственного свидетеля своего предыдущего преступления?
   Хохлов опять пожал плечами:
   – Надо разобраться, – уклончиво ответил он.
   – Вот и разбирайся, если тебе непонятно.
   А этого мерзавца, – он опять указал на Гершковича, – связать и запереть в канатный ящик на висячий замок. Прошу вас, Виктор Владимирович, за этим лично проследить.
   – Сделаем, Владимир Аркадьевич, – заверил его Солодовников.

* * *

   Внимательный осмотр замка каюты Гершковича, проведенный Хохловым совместно с Солодовниковым и присоединившимся к ним Андреем, обнаружил одну очень интересную особенность: если повернуть ключ на один оборот, то ригель замка заходил в предназначенный для него паз в косяке очень неглубоко. Так что если сильно дернуть дверь, одновременно оттягивая ее в сторону, то она спокойно открывалась. Но еще более поразительно было то, что если проделать эту процедуру в обратной последовательности, то ригель вставал на свое место и внешне дверь выглядела запертой. При запирании замка на два оборота ничего подобного, естественно, не происходило.
   В тот момент, когда был начат осмотр, замок был не поврежден, ключ торчал в замке, дверь открыта, а положение ригеля соответствовало повороту ключа на один оборот.
   – Ну, так кто из вас запирал замок? – спросил Хохлов обоих своих помощников.
   – Я, – уверенно ответил Солодовников.
   Андрей кивком головы подтвердил заявление шефа.
   – На сколько оборотов?
   – Вроде на два, – менее уверенно на этот раз ответил тот.
   Андрей пожал плечами.
   – Так на два или вроде на два? – раздраженно переспросил Хохлов.
   – На два… – так же раздраженно ответил Солодовников. – Мне кажется, что на два, но поклясться на Библии я не могу.
   – Ты понимаешь, что это, как говорят в Одессе, две большие разницы?
   – Понимаю, не дурак.., если бы я запер ее на два оборота, то Полина была бы жива…
   – Это в том случае, если ее действительно убил Гершкович.
   – А ты в этом еще сомневаешься? – удивился Солодовников.
   – Я пытаюсь разобраться. А обстоятельства, связанные с этой чертовой дверью, являются косвенными уликами его виновности.
   – Что это значит – косвенными? – спросил Андрей.
   – Это значит, что Гершкович мог самостоятельно покинуть каюту. Но они не доказывают, что он сделал это. Мочь и сделать – разные вещи…
   – Какие еще тебе нужны доказательства? – возмутился Солодовников. – Все и так ясно!
   Гершкович потихоньку вышел из каюты, убил Полину и намеревался так же тихонько вернуться и запереться.., как ни в чем не бывало.., и взятки гладки…
   – Что ему помешало это сделать?
   – Его застукали с ножом в руке.., и весь его план рухнул.
   – А кстати, кто его застукал?
   – Не знаю, – пожал плечами Солодовников. – Я уже на чей-то крик выскочил.
   – А ты? – обратился Хохлов к Андрею.
   – Я тоже, – лаконично ответил тот.
   – А кто кричал, мужчина или женщина?
   – Не помню, – с сомнением ответил Солодовников, – мне кажется, вопили хором.., но точно не скажу.
   – А по-моему, первой кричала женщина, – уверенно ответил Андрей. – Я думаю, что это был голос Полины.., хотя в этом я не уверен.
   – Ладно, – согласился Хохлов. – Об этом позже… Виктор, у тебя ключи от канатного ящика?
   – У меня. А зачем тебе?
   – Хочу поговорить с Гершковичем.., потом нужно его осмотреть, а то этот орел его так двинул, – Хохлов кивнул на Андрея, – что я не уверен в целости его зубов и челюстей.
   – Пошли, посмотришь… – неохотно согласился Солодовников.

Глава 20

   Канатный ящик представлял собой кладовку без окон, набитую всевозможным боцманским барахлом. Изрядную часть этого имущества составляли действительно бухты канатов разной толщины. Сидящим на одной из таких бухт Хохлов и обнаружил Гершковича. Он уже пришел в себя, но был, не по обыкновению, молчалив и подавлен.
   – Ну, как вы себя чувствуете, господин Гершкович? – поинтересовался Хохлов, присаживаясь на соседнюю бухту.
   – Спасибо, хреново, – буркнул он.
   – Как ваша челюсть?
   – Болит, но двигается.
   – Давайте посмотрим.
   – Давайте, – безучастно согласился пациент.
   При этих словах Солодовников, стоявший в дверях, протянул Хохлову замок с ключом и сказал:
   – Ну, ты поговори с ним, а потом сам запрешь.., у меня тут дело одно есть.
   Взяв замок. Хохлов положил его на стоявшую неподалеку бочку с олифой.
   Беглый медицинский осмотр показал, что существенных повреждений кулак Андрея Гершковичу не причинил.
   – Вы мне лучше руки развяжите, – попросил арестант. – Они у меня сильнее болят, чем челюсть.
   Действительно, веревка, затянутая ретивыми и дюжими охранниками, сильно врезалась в тело потенциального гангстера и реального скандалиста. Хохлов, не сумев развязать намертво затянутый узел, достал из кармана перочинный нож и перерезал веревку.
   – Ну, что? – спросил он растирающего запястья Гершковича. – На этот раз вы соизволите рассказать, что все-таки с вами произошло?
   – Я никого не убивал, – угрюмо произнес тот.
   – Это все, что вы хотите сказать? Немного, однако…
   – Я никого не убивал, – повторил он с той же интонацией.
   По-видимому, от моральных и физических потрясений у него в голове что-то замкнуло.
   – Хорошо, но вы попробуйте взглянуть на это дело со стороны. Вас публично уличают в том, что вы находились в каюте в момент убийства. Вы, опять-таки публично, угрожаете убить свидетельницу и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же пытаетесь осуществить обещанное…
   – Ничего я не пытался…
   – А кто кидался ее душить? Пушкин?
   – Это я так, по глупости…
   – Да уж ясно, что не от избытка ума… Но я вас поэтому и прошу взглянуть со стороны…
   Итак, что же мы видим со стороны в дальнейшем?
   – Что?
   – Мы видим вас с окровавленным ножом в руках над телом только что убитой свидетельницы… И что мы должны обо всем этом думать?
   – Я никого не убивал.
   – Ваши заявления свидетельствуют только о вашем безграничном упрямстве, в чем, собственно, и раньше никто не сомневался.
   – Но я действительно никого не убивал.
   – Поймите вы, ради бога, что множество людей по всему свету отправились на виселицы, электрические стулья, были поставлены к стенке по обвинениям, гораздо слабее подкрепленным уликами, чем ваше собственное.
   – Вы хотите сказать…
   – ..что ваша жизнь висит на волоске.
   – Что вы от меня хотите?
   – Очень немного. Пока у меня осталась еще тень сомнений в вашей виновности, я прошу рассказать все без утайки. Ваш отказ я воспринимаю так, что вам нечего мне рассказать, кроме того, что все и так знают. То есть все было именно так, как я и описал.
   – Вы мне не поверите.
   – Вам придется рискнуть. Тем более что вы все равно ничего не теряете.
   – Хорошо. Но лучше, если вы будете задавать мне вопросы. Я не знаю, что именно вас больше всего интересует.
   – Согласен. Тогда для разминки начните с простого объяснения того, зачем вы вообще отправились в этот несчастный круиз?
   – Вы, пожалуй, правы. Это действительно вопрос принципиальный.
   – Вот с него и начните.
   – Начать придется издалека, – Гершкович замолчал. Было видно, что ему тяжело говорить на эту тему. – У меня есть сын, ему шестнадцать лет.., недавно он заболел. Врачи определили у него редкую форму лейкемии… Я думаю, мне не надо объяснять вам, что это такое…
   – Да, я понимаю, о чем идет речь.
   – Это заболевание у нас практически не лечат.., да и вообще.., достаточно эффективно его лечат только в одной частной клинике.., в Германии.., но это довольно дорого. Я с большим трудом собрал основную часть требуемой суммы.., продал машину, заложил квартиру, но этого было недостаточно. Я обратился к Самохвалову с просьбой оказать мне содействие от фирмы.., кредит, например, на разумных условиях…
   Гершкович опять замолчал, опустив глаза.
   – И что же Самохвалов?
   – Он рассмеялся мне в лицо, – с горечью ответил Гершкович. – Он сказал, что его фирма не ставила своей целью понижение смертности среди еврейского населения Российской Федерации…
   – Покойный был антисемитом?
   – Да не в этом дело.., на это я давно уже привык не обращать внимания. Самое обидное было то, что основной коммерческой деятельностью фирмы руководил я. От моего практически единоличного решения зависела судьба гораздо больших сумм, чем та, которую я просил дать мне в долг.
   – А сколько, кстати, вы у него просили?
   – Семь тысяч долларов.
   – Не так уж и много по сравнению с товарооборотом фирмы, насколько я понимаю. Верно?
   – Абсолютно.
   – И что было дальше?
   – Дальше я пытался объяснить это Самохвалову.., говорил, что мое душевное равновесие может стоить фирме гораздо больше, чем сумма.., что это просто неразумно – вынуждать меня, бросив все дела, искать деньги.
   – Ну, и что Самохвалов?
   – Понимаете, он был великий мастер третировать людей и сталкивать их лбами, но не переходил при этом известных пределов. Вот и в тот раз он дал понять, что, поскольку деятельность фирмы временно, до окончания этого проклятого богом круиза, приостанавливается, он обдумает мои слова и примет окончательное решение по прибытии из круиза.
   – И вы решили отправиться с ним, чтобы по дороге попытаться повлиять на это решение. Так?
   – Так. В тот раз я, воспользовавшись тем, что он остался в одиночестве, хотел еще раз поговорить с ним на эту тему.
   – И что из этого вышло?
   – Я вошел к нему в каюту и увидел, что он мертв. Естественно, я сильно испугался.., я подумал, что в этом могут обвинить меня.., причина для этого, как вы сами понимаете, у меня в принципе была.., ведь так?
   – Так, но вы здесь далеко не один такой.
   – И тем не менее.., теперь я понимаю, что вел себя крайне глупо, что мне нужно было сразу сообщить об этом… Но в тот момент.., нервы ни к черту.., короче говоря, я выскочил оттуда как ошпаренный, а тут эта… Полина.., увидела, конечно, что на мне лица нет.., испугалась тоже.., ну и я сдуру решил ее еще припугнуть.., глупо, конечно…
   – Это мы уже обсуждали. С этим понятно.
   А как вы оказались с ножом в руках у трупа Полины?
   – Тут вообще все странно получилось…
   Я спал себе спокойно, вдруг кто-то, отперев и слегка приоткрыв дверь, крикнул, что меня срочно вызывает капитан… Очень срочно, бегом…
   – Кто это был? Мужчина или женщина?
   – Женщина или подросток… Я не узнал этот голос.
   – Но на судне нет подростков.
   – Значит, женщина.., но голос был какой-то странный.., а я спросонья.., и мне было не до этого, честно говоря…
   – Хорошо, продолжайте.
   – Ну, я быстренько оделся и пошел.., я, признаться, подумал, что все открылось и мне скажут, что я свободен.., теперь…
   – Ну, ну. Что было дальше?
   – Дальше я поднялся наверх, повернул в коридор и увидел Полину лежащей на ковре.., в груди торчал этот жуткий нож… Это было ужасно, поверьте.., она еще была жива.., во всяком случае, она еще двигала ногами…
   – Возможно, это была агония.
   – Возможно… Я позвал на помощь.., потом я попытался ей помочь, вытащил нож… Когда я это сделал, из раны хлынула кровь, и она затихла.., тут в коридор стали выскакивать люди, а остальное вы видели.
   – Почему же вы на этот раз не сбежали, а стали звать на помощь, хотя она уже и не требовалась?
   – Не знаю. Наверное, потому что уже был научен горьким опытом.., потом она еще была жива.., я надеялся, что ей можно помочь…
   – Вы напоминаете мне того мужика из сказки, который все делал невпопад: на похоронах желал родственникам таскать – не перетаскать, а на свадьбе требовал для новобрачных царствия небесного.
   – Я не помню такой сказки… И что же с ним дальше бывало?
   – Его везде били. И очень сильно.
   Гершкович не ответил, тяжко вздохнул и погладил пострадавшую недавно нижнюю челюсть.
   Видимо, печальная судьба этого сказочного мужика произвела на него сильное впечатление.
   И скорее всего вследствие фатального сходства с его собственной биографией.
   – И последний вопрос, – продолжал Хохлов. – Как я понял из ваших слов, деятельностью фирмы практически руководите вы. Так?
   – Так.
   – А какова была роль Самохвалова? Как он вошел в этот бизнес, если не очень в нем разбирался?
   – Это сложный вопрос. В коммерции, как таковой, он действительно разбирался слабо. Но его роль в деятельности фирмы была достаточно важна и заметна.
   – В чем же она заключалась?
   – У него были обширные связи. В том числе и в криминальных структурах. Поэтому он мог припугнуть конкурентов, поставщиков, мог выбить деньги из должников и все такое… А что касается того, как он вошел в этот бизнес, то это довольно темная история…
   – Расскажите.
   – Я мало что об этом знаю…
   – Расскажите, что знаете.
   – Я тогда еще в фирме не работал. У Самохвалова был другой заместитель.., фактически компаньон.., некто Долгов.., и вот он, Долгов, пользуясь своими связями в банковских кругах, взял довольно большой по тем временам кредит.
   А через некоторое время его убили, застрелили в подъезде. Возвращать кредит стало некому, а деньгами, вложенными в дело, фактически стал единолично распоряжаться Самохвалов. Вот и вся история.
   – Понятно, – задумчиво произнес Хохлов, поднимаясь с канатной бухты. – Я вас покидаю.
   Руки связывать не буду. Но у меня к вам убедительная просьба: сидите здесь тихо-тихо и никаких глупостей больше не делайте. Свою норму по глупостям вы выполнили на десять лет вперед. Договорились?
   – Договорились. Только и вы мне ответьте на один вопрос.
   – Валяйте, задавайте.
   – Вы верите, что я вам рассказал правду?
   – Верить или не верить – это вопрос вкуса и эмоций. Я вам могу только сказать, что в рассказанной вами версии событий я не нашел противоречий с известными мне фактами. А это, уверяю вас, совсем не мало.

* * *

   Выйдя из канатного ящика и заперев дверь, Хохлов отправился расспросить пассажиров об утреннем инциденте. Ничего нового он от них не узнал. Все видели и слышали примерно то же самое, что и он с Солодовниковым.
   Капитан, когда Хохлов рассказал ему о причудах замка в каюте Гершковича, по причине своей занятости дальше слушать его не стал, а только спросил:
   – Канатный ящик хорошо заперли?
   – Хорошо вроде.
   – Ну и ладно. А дальше пусть милиция разбирается, когда мы до нее, даст бог, доберемся.

Глава 21

   – Ну, что? Поговорил? – спросил Хохлова Солодовников, когда тот зашел в его каюту вернуть ключи от канатного ящика.
   – Поговорил.
   – Ну и как?
   – Есть над чем подумать.
   – Я на тебя просто удивляюсь, старик. Дело же совершенно ясное.
   – Не совсем, Витек, не совсем.
   – Ну, что тебе еще не ясно?
   – А вот объясни мне, например, каким образом Гершкович выманил Полину из ее каюты? А?
   – Ну, мало ли способов… – неуверенно начал импровизировать Солодовников.
   – Назови хоть один.
   – Ну, я не могу так сразу…
   – Да вот я не сразу, а все равно не могу. Я не могу даже представить, как ее мог выманить кто-то другой, даже и не Гершкович…
   – А какая разница?
   – Большая. Представь себе, что Гершкович вышел ночью из своей плохо запертой каюты, подкрался к двери Полины с этим кухонным ножом в руках, постучал, и на вопрос «кто там?» ответил… Что он мог ответить?.. Ваша мама пришла, молочка принесла?..
   Солодовников засмеялся.
   – Смешно тебе? – продолжал Хохлов. – Правильно, и мне смешно. Я сегодня, кстати, второй раз сказочки рассказываю.., прямо как Хрюша…
   – Ну, хорошо, Хрюша, а если бы это был кто-то другой, не Гершкович?
   – Она все равно не открыла бы никому.., ну, почти никому…
   – А как бы она отреагировала на вызов звонком?
   – И подавно бы не пошла… Мне Татьяна так прямо и сказала.., ну, в общем, был у нас разговор на эту тему.., а ведь Полина еще больше была напугана.
   – Значит, ее вызвал тот, кому она доверяла, – авторитетно резюмировал Солодовников.
   – Возможно. Но это никак не Гершкович.
   – Это верно, – нехотя согласился Солодовников.
   – Или она так думала… – задумчиво произнес Хохлов и замолчал.
   – Как – так?
   Хохлов хлопнул себя ладонью по лбу:
   – Боже! Какой я осел!
   – Нет, старик, ты подзабыл, – поправил его Солодовников, – ты не осел, ты Хрюша.
   – Нет, Витек! Я просто осел.., как я мог забыть?..
   – Что ты забыл, старик?
   Хохлов вскочил с диванчика:
   – Мне нужно срочно проверить одну идею, я сейчас…
   Он схватил стул и потащил его к выходу.
   – Мне-то с тобой можно? – обиженно спросил Солодовников.
   – Можно. Но тогда ты возьми этот стул, а я сейчас приду…
   – Куда стул тащить?
   – К Полининой каюте, – крикнул Хохлов на бегу.
   Солодовников подошел к указанному месту и сел на стул, чтобы не выглядеть идиотом. Проходивший по коридору мимо него бармен, иронически кивнув на дверь каюты, спросил:
   – Охраняете? Что-то поздновато хватились.
   – Лучше поздно, чем никогда, – сердито отрезал Солодовников.
   – Ну, ну, – озадаченно хмыкнул бармен и отправился по своим делам.
   К счастью, Хохлов вернулся очень скоро.
   В руках он нес большую лупу в черной пластмассовой оправе.
   – Откуда это у тебя? – спросил Солодовников.
   – Она входит в малый сыщицкий набор, который я всегда вожу с собой.
   – Да, теперь ты вылитый Шерлок Холмс.
   Не обращая внимания на иронию приятеля, Хохлов встал на стул и начал с помощью пресловутой лупы внимательно осматривать пучок проводов, используемых обычно для внутренней телефонной проводки; они проходили под самым потолком коридора. Не обнаружив, видимо, того, что искал в пределах досягаемости, он слез со стула, передвинул его на метр и снова залез.
   Победный клич, возвестивший о том, что он обнаружил то, что требовалось, Хохлов издал с четвертой попытки. Однако сразу он со стула не слез, а еще минуты две внимательно осматривал один из проводов, что-то возбужденно бормоча себе под нос. Солодовникову удалось расслышать только одно слово: иголка.
   Спрыгнув наконец со стула. Хохлов сел на него и на минуту задумался.
   – Слушай, Витек, – спросил он после недолгих размышлений, – а что решили делать с телом Полины?
   – То же самое, что и с Самохваловым. Решили положить его в ту же ванну.
   – А почему не в другую?
   – Во-первых, другой здесь просто нет, каюта люкс только одна, а во-вторых, на две и льда не хватит…
   – Понятно.., а ее что, в одежде в ванну положат?
   – Нет, наверное.., не знаю.., там женщины ее обмывают.., и все такое.
   – Ладно, стул можешь отнести на место.
   Хохлов вскочил со стула, подошел к двери Татьяны и постучал в нее.
   – Кто там? – послышалось за дверью.
   – Таня, это я, Хохлов.
   Дверь открылась, и на пороге появилась Татьяна. Вид у нее был несчастный, глаза заплаканные.
   – Переживаешь? – сочувственно спросил Хохлов.
   – А как же, – всхлипнула Татьяна, – мы с ней как сестры были…
   – Понимаю… Слушай, мне нужна твоя помощь…
   – Я надеюсь, не в оформлении протоколов допросов?
   – Каких протоколов? – удивленно спросил Солодовников, подошедший со стулом в руках.
   Он прекрасно помнил живописные экзерсисы приятеля на листке бумаги.